О горках, холмах, горах и вершинах, о полётах во сне и наяву ...

среди холмов Бугульминско- Белебеевской возвышенности. Зимы там были снежные, суровые; дули ветры...
====================
О горках, холмах, горах и вершинах, о полётах во сне и наяву
(Быль, рассказанная для одноклассников и не только для них).
А всё началось с детства; и все об этом знают и часто об этом говорят
(типа- "все мы родом из детства"... и это- правда.)
Некоторые из нас росли на Южном Урале, среди холмов Бугульминско-
Белебеевской возвышенности. Зимы там были снежные, суровые; дули ветры и бураны, метели заметали все дороги. Детворе всё это было только в радость.
Когда надоедало играть в снежки, строить снежные домики и рыть траншеи и под снегом прокладывать переходы, то просили своих молодых отцов сделать нам ледяную горку. Наши папы выходили во двор и решали, где будут её делать, а потом чей-то папа на тракторе сгребал снег в огромную кучу, высотою с двухэтажный дом, а другие папы лопатами выравнивали, набрасывая снег и делая пологую дорожку для катания, сбоку выкапывали ступеньки к вершине горки и делали площадку на вершине, уплотняя снег ударами лопат. Потом мой папа и
дядя Максим, живший напротив, носили вёдрами воду с 1-го этажа, а ещё
чей-нибудь, стоявший на вершине, и другой-пониже, поливали водой ровненькую дорожку... Наутро горка готова! Лёд на ней голубоватого цвета.
У нас имелись два чёрных резиновых коврика 90Х90, один лежал перед входной дверью ребристой стороной кверху, а второй- в прихожей-гладкой стороной... Мама с мылом и мочалкой мыла их и мы с братишкой шли кататься на ковриках. Наши коврики развивали такую скорость и катились так далеко, что многим хотелось так же!!!
Ведь смелым детям важно ощутить процесс полёта, скорости, а не просто съехать на попе с горки, тут же уткнувшись в сугроб.
И все по очереди катались, занимали очередь за возможностью прокатиться на наших с братиком ковриках, всем было очень здорово и это было справедливо!
Ещё помню свою поездку в деревню к бабушке летом. Сколько мне тогда было, точно не вспомню ( по ощущениям- лет 10-12. Редко меня туда возили, но старший брат бывал там каждое лето.) Друзей у меня там не было. Деревня находилась на берегу речки Ря, а от калитки бабушкиного дома была видна высокая гора-холм, напоминающая лысину старика, поросшую по краям ещё остатками волос-деревьев, росших реденько. Объяснила мне бабушка, что вот на ней, на склонах и полянках
этой горы полно земляники, и если я схожу и наберу её, то вечером сварим вареники и напечём пирогов. Просила только собирать на том склоне, что обращён к дороге, петляющей между холмов, да на том, с которого деревню видно. Перейдя вброд речку, я дошла до той горы. Склон оказался крут, приходилось, собирая, всё время лезть в гору, да и по горизонтали на поляночках была уйма ягод! Корзина и живот быстро
наполнились, а идти домой не хотелось.
Выбрала я местечко возле берёзоньки стройненькой, уселась рядышком, корзинку пристроила в корнях, огляделась вокруг да на деревню и речку с высоты посмотрела, с середины склона того. Ромашки да васильки весело качали мне своими головками и к чему-то приглашали. И ветерок ласковый тоже о чём-то шептал...И начала я им песни петь.
Пела все песни, которые знала наизусть в ту пору: и революционные - "Вставай, проклятьем заклеймённый"..., и песни гражданской войны про отряд и молодого бойца, и "Спят курганы тёмные..", и "Синий платочек", "Взвейтесь кострами..", и даже... про хрустальные башмачки, что утром на окне моём стояли. Песен было много.
Когда песни закончились, подумала: чего бы ещё поделать? И решила посмотреть на этот мир с той самой лысины, что там, на вершине этого холма. Полезла конечно же! На вершине ничего интересного не было, даже трава была реденькая, земля высушеная и усыпанная мелкими камушками, а деревца остались там, внизу, но берёзка с корзиной ягод были приметными, стояли особливо...
И посмотрела я на деревеньку внизу и речушку с этой высоты. Вид, панорама открылись ещё дальше - видела я и дальние синие горы в голубой дали, как нарисованные, и жёлтые поля засеянные, а самое главное - небо было так близко, что хоть руку протяни и потрогай!
Я побегала по вершине туда-сюда и вдруг решила сбежать по самому пологому месту этого холма туда, вниз, раскинув руки, словно крылья у птицы. Летела вниз с такой скоростью, что просто не могла ни затормозить, ни свернуть с пути; мелькало вокруг всё пространство и только и нужно было не врезаться в стоящее деревце; и наверняка
мой Ангел-Хранитель в белоснежных одеждах летел рядом со мною, разметая все опасности простёртой вперёд своею рукой передо мною, ибо вообще непонятно, как я шею себе не сломала тогда.
Внизу оказалось, что мир вокруг вдруг стал приземлённей, перспектива сузилась, небо стало высоко-высоко и оказалось недосягаемым.
(Пришлось вновь карабкаться за своей корзинкой с ягодами.)
В юности же, когда мы с подругою Татьяной учились на вечернем факультете нефтяного института, решили в один из весенних воскресных дней в начале мая, когда не нужно было идти на работу, а вечером- в институт, провести выходной свой на горе Нарыш-Тау, что смотрит на город Октябрьский в Башкортостане с севера. Доехав на автобусе до первой остановки по дороге на Туймазы, мы с нею по отрогам добрались до вершины этой горы, возвышающейся над городом на высоте 349 м над уровнем моря. С горы мы видели и открывающиеся просторы оренбургских степей, и город, расположенный у подножия.
Наглядевшись на виды, открывающиеся нам на севере, востоке, юге и западе, мы стали с нею бегать по склонам горы вверх и вниз, изображая полёты птиц. Мы то разбегались далеко друг от друга, разделённые впадинами между склонами холмов, то летели друг другу навстречу, крича от восхищения и радости. Никто не видел нас, мы были там, как
в Первозданном Мире ! Когда уставали - садились рядышком на макушке горы и вели какие-то разговоры. Конечно, в тот день мы устали физически, но сколько сил и радости доставил этот выходной. Передать весь спектр чувств, всё состояние Души не смогу, чтоб каждый понял. Но понять сможет лишь тот, кто испытывал такое же чувство!
То, что описано выше, происходило в 20-м веке в стране под названием СССР.
После 1991-го мы все вдруг попали в другую реальность - весь тот народ русский, что назывался Советским народом, вдруг оказался "россиянами". Было не до"полётов", лишь бы копейку на хлеб заработать да детей вырастить здоровыми, дать им образование не бесплатное! Выживали. И выжили!!!
И вот снится мне как-то сон году так в 2007-м или 2008-м, да такой яркий и ни на что не похожий, как въяве всё происходит: будто поднимаюсь я по каменным ступеням на высоченную гору, возвышающуюся над огромными просторами земли, и остаётся мне всего лишь сто ступенек пройти до вершины той горы. Одно только НО, что нет по краям
ни перил, ни канатов, чтобы руками было за что ухватиться, а надо лишь прямо идти, сохраняя равновесие. Справа и слева от тех ступенек- отвесная пропасть до самой земли. И поднялась я на ту вершину, на маленькую площадку, осторожно развернулась лицом к тому пути, что одолела. Ступеньки-то вниз бегут до самой земли (и как я дошла-
неведомо то мне!), а вокруг воздух до того прозразный, аж дрожит весь. И вижу я далеко внизу Прекрасный Мир, раскинувшийся от одного края земли до другого, вижу изумрудные луга и хрустальные реки, вижу золотые поля и зелёные леса, бирюзовые очи озёр, а вдалеке голубые горы и рядом прямо передо мною - небо огромное, хоть прикасайся и трогай его...
Охватила мою душу такая радость, такое восхищение увиденною красотою, что даже слезу выбило. Делаю я широкий шаг прямо с той площадки на вершине в этот мир внизу, в тот самый прозрачный воздух и..... ПРОСЫПАЮСЬ.
В 2010-м Соня предложила поехать в Черногорию в июле, после сдачи мною бухотчётов в ИФНС по всем фирмам.
Один из турмаршрутов через посещение официальной столицы Черногорцев-Цетинье предполагал и посещение Мавзолея Петра II Петровича-Негоши на вершине горы Ловчен, что возвышается над уровнем моря на высоте 1750 м. В Цетинье шёл дождик, и во время
фотографирования на меня с моего зонта постоянно выливался весь запас воды на правое плечо и рукав платья, а в туфлях хлюпала водичка. Нас на микроавтобусе подвезли на смотровую площадку и стоянку для авто, а далее - пешком. Каково же было моё удивление, когда я увидела, что мой тогдашний сон стал явью! Каменные ступени, ведущие наверх, по сторонам отвесная пропасть, отсутствуют какие-либо ограждения
в виде перил или хотя бы канатов!
Одно было не так, как во сне - кругом стоял такой густой туман - словно молоко, через который не видно ни зги; он вился клубами, но иногда ветер сдувал такое облачко и становилось видно было вокруг лишь метров на 20...
Холод стоял жуткий, учитывая то, что я была промокшая. Желающих идти туда, наверх по тем ступенькам, не нашлось, кроме нас троих - одного парня из Сербии и мы с ещё одной женщиной. Подъем давался нам нелегко, и вот на одной из площадок Елена отказалась дальше идти, а у меня уже зуб на зуб не попадал - так промёрзла.
Я посмотрела наверх и увидела сквозь туман Мавзолей и тёмный вход в него, недалеко стояли охранники в тёплых одеждах. Оставалось одолеть СТО ступенек. Попросила Елену сфотографировать меня на фоне тумана, на фоне виднеющегося Мавзолея, и мы сошли вниз в кафе, где сидели за столами наши путешественники.
А как же там, в настоящих горах? Родившись и выросши в предгорьях Урала, я ни разу не была не то, что на Северном Урале, но даже на Среднем ( а ведь в Свердловске - ныне Екатеринбург) жил мой дядя по маме и три моих двоюродных брата! А Саяны, Алтай и Кавказ? Тоже - мимо! Не довелось воочию увидеть. Но вот что хочу рассказать.
Во второй половине 80-х г.г. прошлого века Соня и мой родной брат поехали с группой путешественников на Северный Кавказ.
Один из пеших туристических маршрутов предполагал покорение вершины одной из многочисленных гор. Группа устала в пути и расположилась на лужайке возле какого-то родничка. Женщины запротестовали и не хотели дальше идти, так как начинался крутой
подъём, да и посмотрев воочию на возвышающуюся вершину горы некоторым действительно стало страшно. Лезть на гору решились только двое - мой братишка и еще один средних лет мужчина. Договорившись, что будут их ждать здесь часа 2 или 2,5 наши покорители вдвоём пустились в путь. Чем выше они поднимались, тем труднее становилось идти, а кое-где и на четвереньках... До вершины оставалось метров двести, когда спутник братишки отказался дальше идти и сказал ему: " Ты иди, я здесь тебя подожду."
Я сижу и слушаю своего брата, и душа сжимается: дойдёт-не дойдёт? С трудом преодолев ещё метров сто, он рассказывает, что здесь вообще выдохся, хотелось на всё махнуть рукой и сказать себе : "Хватит. Ты ведь и так доказал, что молодец."
Думаю себе : "Ну вот.. Неужели-таки сдался?" Ан нет. Собрался с силами и сделал ещё рывок, но на последних метрах двадцати полз, сцепив зубы и говоря себе: " Дойду, доползу, но теперь уже долезу до той вершины!" Последние метры дались с огромным трудом. На вершине была небольшая горизонтальная площадка прямоугольной формы приблизительно, на ней вдвоём действительно было бы тесновато ( ну, если только встать спиной друг к другу, то да! Не прижавшись, конечно, но всё-таки!) Сначала братишка сидел и отдыхал, а потом встал во весь рост.
Он рассказывал, а я участвовала вместе с ним в этом восхождении: я так же, как и он, видела всё ЕГО глазами, я так же, как и он, ощутила это необъяснимое чувство, когда стоит человек на вершине, а все пути с этой вершины идут только вниз, я так же ощутила ту безмерную радость
и восхищение горами, которые вселились в душу моего братишки, и я видела, как он приветствовал и эти горы, и соседние вершины, небо, что так близко от него. На ветру его длинные волосы художника развевались. После он написал несколько картин на холсте маслом про те горы.
Здесь процитирую несколько кусков из знаменитой Чайки Ричарда Баха...
... Он был полон сил и лишь слегка дрожал от радости, он был горд, что сумел побороть страх. Не раздумывая, он прижал к телу переднюю часть крыльев, подставил кончики крыльев – маленькие уголки! – ветру и бросился в море. Пролетев четыре тысячи футов, Джонатан
достиг предельной скорости, ветер превратился в плотную вибрирующую стену звуков, которая не позволяла ему двигаться быстрее. Он летел отвесно вниз со скоростью двести четырнадцать миль в час. Он прекрасно понимал, что если его крылья раскроются на такой
скорости, то он, чайка, будет разорван на миллион клочков… Но скорость – это мощь, скорость – это радость, скорость – это незамутненная красота.
... Он радовался один тем радостям, которыми надеялся когда-то поделиться со Стаей, он научился летать и не жалел о цене, которую за это заплатил. Джонатан понял, почему так коротка жизнь чаек: ее съедает скука, страх и злоба, но он забыл о скуке, страхе и злобе и прожил долгую счастливую жизнь.
... А потом однажды вечером, когда Джонатан спокойно и одиноко парил в небе, которое он так любил, прилетели они. Две белые чайки, которые появились около его крыльев, сияли как звезды и освещали ночной мрак мягким ласкающим светом. Но еще удивительнее было их мастерство:
они летели, неизменно сохраняя расстояние точно в один дюйм между своими и его крыльями.
...Он перешел в горизонтальный полет, некоторое время летел молча, а потом сказал:
– Прекрасно. – И спросил: – Кто вы?
– Мы из твоей Стаи, Джонатан, мы твои братья. – Они говорили спокойно и уверенно. – Мы прилетели, чтобы позвать тебя выше, чтобы позвать тебя домой.
– Дома у меня нет. Стаи у меня нет. Я Изгнанник. Мы летим сейчас на вершину Великой Горы Ветров. Я могу поднять свое дряхлое тело еще на несколько сот футов, но не выше.
– Ты можешь подняться выше, Джонатан, потому что ты учился. Ты окончил одну школу, теперь настало время начать другую.
Эти слова сверкали перед ним всю жизнь, поэтому Джонатан понял, понял мгновенно. Они правы. Он может летать выше,и ему пора возвращаться домой. Он бросил долгий взгляд на небо, на эту великолепную серебряную страну, где он так много узнал.
– Я готов, – сказал он наконец.
И Джонатан Ливингстон поднялся ввысь вместе с двумя чайками, яркими, как звезды, и исчез в непроницаемой темноте неба...
... – Почему труднее всего на свете заставить птицу поверить в то, что она свободна, – недоумевал Джонатан, – ведь каждая птица может убедиться в этом сама, если только захочет чуть-чуть
потренироваться. Почему это так трудно?
... Сияние померкло, Джонатан растворился в просторах неба.
(Флетчер - Ученик Джонатана )
– Давайте начнем с Горизонтального Полета.
Произнеся эти слова, Флетчер вдруг действительно понял, что в Джонатане было столько же необыкновенного, сколько в нем самом.
«Предела нет, Джонатан? – подумал он. – Ну что же, тогда недалек час, когда я вынырну из поднебесья на твоем берегу и покажу тебе кое-какие новые приемы полета!»
И хотя Флетчер старался смотреть на своих учеников с подобающей суровостью, он вдруг увидел их всех такими, какими они были на самом деле, увидел на мгновенье, но в это мгновенье они не только понравились ему – он полюбил их всех. «Предела нет, Джонатан?» – подумал он с улыбкой. И ринулся в погоню за знаниями.
А в заключение хочу вот что сказать вам, милые моему сердцу друзья!
Хочу процитировать вам отрывок из Ричарда Баха, из его бестселлера
"Иллюзии, или повесть о Мессии, который Мессией быть не хотел".
"Скажи мне, почему я бросил свою работу...
ты знаешь, почему я бросил мессианство?"
"Толпы, ты сам сказал. Все хотели, чтобы ты творил для них чудеса".
"Да. Но это - не главное, это во-вторых. Толпофобия - это твоя беда, не моя. Не толпы утомляли меня, а то, что этой толпе было совсем наплевать на то, что я пришел им сказать. Знаешь, можно пройти пешком по океану от Нью-Йорка до Лондона, творить золотые монеты из воздуха, а им все равно будет на это наплевать".
Когда он говорил ЭТО, он казался самым одиноким из живущих на этом
свете. Ему не нужны были ни пища, ни кров над головой, ни деньги, ни слава. Он УМИРАЛ от сжигавшей его ПОТРЕБНОСТИ ПОДЕЛИТЬСЯ тем, что ОН ЗНАЛ, а всем было плевать, и никто не хотел слушать.
(Выделено мною, Я.В.П.)
А нам с вами сказано было: И Царствие Божие благовествуется, и Каждый услием входит в него!!!
Валентина Якунина