Реквием по гиперборейцам.

Ахматова-Гумилёвы. Часть 7

Владимир Шилейко и Анна Ахматова.
Владимир Шилейко был женат трижды. Первой его женой стала художница Софья Александровна Краевская, которая была старше Шилейко на одиннадцать лет (родилась в 1880 г.). Как шутил Н.С. Гумилев, Шилейко женился на Краевской в благодарность за то, что она воспитала его мать. Она училась в Академии художеств, с 1904 г. преподавала рисование и чистописание, преимущественно в Василеостровской и Коломенской (не путать с московским Коломенским) женских гимназиях.

Она обвенчались 9 июня 1913 г. Конечно, такой брак был довольно странным, тем не менее, они прожили вместе пять лет. А в 1914 году Шилейко посвятил первой жене стихотворение:

Глаза, не видя, смотрят вдаль,
Знакомой болью ноет тело, -
Какая острая печаль,
Тоска какая налетела!

И что случилось? - Всё равно,
Сам позабыл... Плывет дремота...
Но только знаю, что давно, -
Еще вчера, томило что-то.

Не вспомнить, нет! А день к концу:
Уже слуга приносит свечи,
И теплый сумрак льнет к лицу...
Сегодня будет длинный вечер!

Софья Краевская была блокадницей, умерла в августе 1942 г., похоронена в братской могиле на Волковском кладбище.

Впрочем, женитьба отнюдь не помешала Шилейко увеличивать круг своих поэтических знакомств. Знакомство Шилейко с Анной Андреевной Ахматовой состоялось, по всей видимости, еще до 1913 года. Во всяком случае, ее стихотворение «Косноязычно славивший меня...», посвященное Владимиру Казимировичу, отмечено этим годом. Некоторые литературоведы полагают, что оно было ответом на опубликованное позже (в 1914 году), чем было написано, стихотворение Шилейко «Муза».

На стихотворении Ахматовой «КАК МОГ ТЫ, СИЛЬНЫЙ И СВОБОДНЫЙ...» в его первых публикациях стояло посвящение – «В.К. Шилейко».

Как мог ты, сильный и свободный,
Забыть у ласковых колен,
Что грех карают первородный
Уничтожение и тлен.

Зачем ты дал ей на забаву
Всю тайну чудотворных дней,
Она твою развеет славу
Рукою хищною своей.

Стыдись, и творческой печали
Не у земной жены моли.
Таких в монастыри ссылали
И на кострах высоких жгли.

Поэтический диалог Ахматовой и Шилейко скреплялся большой дружбой. Ахматова с интересом относилась к рассказам Владимира Казимировича о Древнем Востоке. Она была благодарной слушательницей, понимающей музыку древней речи. Шилейко рассказывал ей о царях и богах, читал таблетки на языке оригинала, а потом переводил на русский.
Выбирал то, что казалось ему интересным с общечеловеческой точки зрения. В одном из писем Ахматовой он, к примеру, сообщает, что натолкнулся на одну трогательную таблетку, и спешит передать ее содержание, причем делает это так, словно его корреспондентка является специалистом-востоковедом: сначала дает транскрипцию, а потом точный перевод письма древней вавилонянки сыну.

Брак Шилейко и Ахматовой был оформлен в декабре 1918 года в нотариате Литейной части Петроградской стороны. Некоторое время супруги жили в Шереметевском дворце, в комнате Владимира Казимировича. Затем они переселились в Мраморный дворец на Миллионной (ныне ул. Халтурина, 5), где жили сотрудники РАИМК. Шилейко получил там квартирку из двух комнат. По тем временам это были роскошные апартаменты, хотя каждый жилец сам топил печь, электрической проводки во дворце, конечно, не было – помещения освещались керосиновыми лампами и свечами.

В военном билете Шилейко в графе «Семейное положение» обозначено: четыре человека. Судя по всему, это были сами супруги. Лёва, сын Анны Андреевны от первого брака, и Анна Фоминична, мать Владимира Казимировича, которая жила отдельно, но находилась на иждивении сына.

В эти годы семья Шилейко могла существовать только благодаря пайку, полагавшемуся ему, как действительному члену РАИМК, да и Максим Горький делал все возможное для сотрудников издательства «Всемирная литература», чтобы не дать им умереть от голода. В очередях за пайком приходилось стоять и Анне Андреевне. Некоторые мемуаристы ставят это как бы в укор Шилейко. Но он, в этом нет никаких сомнений, мог бы стоять в единственной очереди – в очереди в библиотеку.

В.М. Жирмунский в своих примечаниях к книге «Творчество Анны Ахматовой» замечает: «Шилейко был человеком с большими странностями, ученым в духе гофмановских чудаков, Ахматова впоследствии... так вспоминала о совместной жизни с ним: “Три года голода. Владимир Казимирович был болен.
Он безо всего мог обходиться, но только не без чая и без курева. Еду мы варили редко – нечего было и не в чем. Если бы я дольше прожила с В. К., я тоже разучилась бы писать стихи... Он просто человек был невозможный для совместного обитания...”».

Их брак также продлился пять лет, до 1922 года (официально расторгнут решением народного суда Кропоткинского участка Хамовнического района г. Москвы от 8 июня 1926 года). Но даже когда супруги фактически разошлись, это не был полный разрыв – остались теплые, братские отношения. Они по-прежнему нередко видятся. На титульном листе подаренной Шилейко книжки «Белая стая» Анна Андреевна пишет сверху: «Владимиру Казимировичу Шилейко с любовью. Анна Ахматова. 1922. Осень». И внизу строчка из стихотворения Мандельштама: «В Петербурге мы сойдемся снова».

После развода с Ахматовой Шилейко женился на Вере Константиновне Андреевой. В 1927 году у них родился сын Алексей, в будущем профессор, завкафедрой электроники в МИИТе, близкий друг братьев Стругацких.
Алексей Вольдемарович Шилейко в сотрудничестве с женой Тамарой Ивановной в течение многих лет активно занимался творческим наследием отца, составлением архива (в частности, спасением рукописи «Ассиро-вавилонский эпос»), подготовкой публикаций.

Реквием по гиперборейцам. - 928178099374

Вера Константиновна Андреева-Шилейко
Поэт и переводчик Сергей Шервинский так описывает Веру Андрееву-Шилейко: «Вера Константиновна Андреева была искусствоведом и считалась специалисткой по ранней живописи Возрождения. Она была очень высока ростом, как раз в габаритах Владимира Казимировича. Вера Константиновна была не глупа, даже остра, при этом с чем-то в облике, похожим на английскую гравюру, один глаз чуть меньше другого.

Никто никому не судья в делах любви, но всё же, при всех скидках, Вера Константиновна не имела, казалось бы, прав торжествовать над Анной Андреевной. А между тем торжествовала. И нельзя её не понять: торжествовать, как женщине, над Ахматовой — это стоило многого. Прожив с Верой Константиновной недолгое время, Владимир Казимирович умер от чахотки.
А Анна Андреевна продолжала свою неудавшуюся женскую жизнь всё в том же Петрограде, на той же квартире во дворе дома графа Шереметева на Фонтанке, под постоянным бдительным надзором (Сергей Шервинский. Встречи с Анной Ахматовой).

Когда в марте 1926 года Ахматова на короткое время едет в Москву, она получает ключ от комнатки Владимира Казимировича на Пречистенке (ныне Кропоткинская), которая была ему предоставлена. Хорошо зная характер Анны Андреевны и ее привычки, он поручает заботу о ней Вере Константиновне Андреевой, своей нынешней жене, посылая ей такую записку: «Дорогая Вера Константиновна, вот Вам Анна Андреевна. Приголубьте ее на чужой стороне: я очень о ней беспокоюсь. Напишите, здорова ли она. Сама она ленива писать. Искренно Вас любящий В. Шилейко».

Сохранились мемуарные, дневниковые и эпистолярные свидетельства о необычайном остроумии Шилейко и сочинении им шуточных стихов. В. Пяст, на нескольких страницах своих мемуаров упоминающий Шилейко в связи с литературно-артистическим кабаре «Бродя́чая соба́ка»», где в 20-е годы любила собираться питерская богема, вспоминал о «жоре», особой форме шуточных стихов, которой «нельзя пользоваться без разрешения Шилейко»; Г. Иванов по тому же поводу упомянул забавный эпизод: «Желавшие написать "жору" должны были испрашивать у Шилейко разрешение, даваемое с разбором. Так, у меня Шилейко потребовал письменного согласия родителей. "Но мой отец умер". - "Это меня не касается", – ответил изобретатель "жоры" – и не разрешил».

«Жора» – особый склад стихов, В каждой строке которого должно быть сочетание слогов «жо-ра». Остальное – по вкусу автора.

Вот пример «жоры» самого Владимира Пяста:

Свежо рано утром. Проснулся я, наг;
Уж орангутанг завозился в передней,
Равно ж ораторий звучал мне в овраг...
Муж, о разумей смысл ужасный, последний!..

«Можно не любить Шилейко, но нельзя не удивляться его исключительному остроумию», – записал Лукницкий в своем дневнике 23 января 1926 года.

В качестве еще одного тому примера приведем письмо Шилейко Ахматовой:

«Вторник, 16 декабря 24.
Дорогая собака,
здоровы ли Вы? Даются ли Вам кости? Хорошо ли Вам? Вы мне не пишете, и мне тревожно думать, что, быть может, Вы теперь в загоне. Разрешите, обратиться к Вам на языке богов:
Среди животных лев собакам предосаден:
Без видимых причин ужасно как он жаден.
К помянутому льву, когда приходят в гости
Собаки бедные, выпрашивая кости,
То лев немедленно съедает всех гостей,
Усугубляя тем запас своих костей.
Комментарии Вы можете прочесть в глазах хозяйки. Обнимаю Вас от всего сердца.
Ваш друг и брат В. Шилейко.
P. S. Хотите к нам в таптанник? По весне
Вы сможете приехать, мой лебедь! - В. Ш".

Ахматова очень ценила мнение Владимира Казимировича о своих стихах. Доказательством тому может служить записка, сохраненная Шилейко: «26 ноября 1928 года. Милый друг, посылаю тебе мои стихотворения. Если у тебя есть время сегодня вечером – просмотри их. Многое я уже изъяла – очень уж плохо. Отметь на отдельной бумажке то, что ты не считаешь достойным быть напечатанным. Завтра зайду. Прости, что беспокою тебя. Твоя Ахматова».

Реквием по гиперборейцам. - 928178057134

Анна Ахматова.
Некоторые исследователи поэтического творчества Шилейко полагали, что в 1920 году он даже декларировал свой отказ от лирики, сохранились его стихи этого периода – в письмах. В одном из писем 1925 года есть стихотворение:

Скажи, видала ль ненароком
На склоне года, в поздний день,
Пернатой Прокны над потоком
Неуспокоенную тень?

То долу вдруг она, слетая,
Узоры пишет в быстрине,
Как бы к летейской припадая
Кипящей холодом волне.

То в непонятном страхе взмоет
У небывалой вдруг меты –
И в самом сердце высоты
Крыла печальные раскроет.

Так отдан малый прах земной
Небес чудовищному бреду,
Так ад скучает надо мной
Торжествовать свою победу.

Без стихов, без поэзии Шилейко не мог жить. Всю жизнь у него была потребность не только самому переживать красоту слова, красоту мысли и чувства, но и делиться этими сокровищами с другими, близкими людьми.

Реквием по гиперборейцам. - 928178045870

Посмертные сборники стихов Владимира Шилейко
В 1979 году его поэтика стала предметом фундаментального исследования В. Н. Топорова, охарактеризовавшего Шилейко (наряду с В. А. Комаровским) как «значительного и весьма оригинального» поэта, имевшего влияние на поэтов своего круга: Ахматова и Мандельштам «заметили стихи Шилейко и усвоили себе их уроки». В. К. Шилейко собственного сборника стихов не издал, и его наследие было известно в основном по публикациям в периодической печати 1913-1919 годов.

Основанные главным образом на этих публикациях подборки его стихов были помещены женой сына Алексея, литературоведом Тамарой Ивановной Шилейко в собранных ею книгах: «Всходы вечности: Ассиро-вавилонская поэзия в переводах В. К. Шилейко» (1987) и «Через время» (1994); оба издания сопровождались статьями Вяч. Вс. Иванова, который дал глубокую характеристику научных и переводческих достижений Шилейко.

Шилейко с 1919 до 1929 года работал в Петроградском (Ленинградском) государственном университете, затем переехал в Москву, но через год снова заболел туберкулезом. На этот раз с болезнью ему справиться не удалось, и Владимир Казимирович скончался 5 октября 1930 года, не дожив до 40 лет. Похоронен на Введенском кладбище.

Потрясенный кончиной Шилейко редактор международного научного журнала по востоковедению «Архив фюр Ориентфоршунг» Эрнст Вайднер так писал другу Владимира Казимировича ленинградскому ученому П.В. Ернштедту: «Я знал, что он не совсем здоров, но никак не мог предположить, что мы потеряем его так скоро. Немецкие коллеги высоко ценили этого выдающегося ученого и прекрасного человека. Для всех нас это тяжелая утрата».

От имени французских ученых в письме Вере Константиновне Шилейко выразил скорбь главный хранитель восточных древностей парижского Лувра крупнейший ученый-востоковед Франсуа Тюро-Данжен: «Мадам, вернувшись из поездки на Восток, я нашел Ваше письмо от 25 ноября, и меня глубоко опечалила весть, которую оно принесло.

Мы испытывали глубокое уважение к работам Вашего оплакиваемого супруга, который с честью представлял в области ассириологии русскую науку, – его уход оставил брешь, которую мы все живо ощущаем».

НАД МРАКОМ СМЕРТИ ОБОЮДНОЙ...

Над мраком смерти обоюдной

Есть говор памяти времен,

Есть рокот славы правосудный –

Могучий гул; но дремлет он

Не в ослепленьи броней медных,

А в синем сумраке гробниц,

Не в клекоте знамен победных,

А в тихом шелесте страниц.

Так! Наша слава – не былое,

Не прах засохшего венца:

Жив полубог, живут герои,

Но нету вещего певца.

И тех глубокодушных нету,

Кто голос лиры понимал,

Кто Музу, певшую до свету,

Как дар небесный принимал.

В ожесточенные годины

Последним звуком высоты,

Короткой песнью лебединой,

Одной звездой осталась ты;

Над ядом гибельного кубка,

Созвучна горестной судьбе,

Осталась ты, моя голубка, –

Да он, грустящий по тебе.

Реквием по гиперборейцам. - 928178033326

Семейная могила на Введенском кладбище