Комментарии
- 20 ноя 2022 10:36Ирина Храмогина (Крючкова)
- 20 ноя 2022 11:10Галина ПоловицкаяС интересом читаю его произведения, нравятся. Сейчас узнала много о писателе, спасибо большое. Что-то уже буду перечитывать…
- 20 ноя 2022 11:18Наталья Яковлева ответила Галине Половицкойgif
- 20 ноя 2022 15:06Елена Федотова
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
ஜ۩ஜ ═══ ХРАМ КРЫЛАТЫХ МУЗ ═══ ஜ۩ஜ
:Наталья Яковлева
Романы современного японского писателя Харуки Мураками набирают всё большую популярность среди литературных гурманов.
В самых разных странах произведениями Мураками очень увлекается «продвинутая» молодежь, пытаясь найти в книгах ответы на тревожащие их вопросы. Зрелый читатель же с удовольствием насладиться тонким психологизмом, экстравагантностью, так присущей Харуки Мураками.
Мураками, с одной стороны, очень западный писатель, с другой, чисто японский. Он продолжает традиции, заложенные такими мастерами слова, как Акутагава, Мисима, Танидзаки, Дадзай, но при этом в его творчестве чувствуется сильное влияние Кафки, Сэлинджера и Достоевского.
В России произведения Харуки Мураками начали выходить в конце 90-х и становились бестселлерами. Суммарный тираж его книг, по данным «Эксмо», его российского издателя, составил почти 4,6 млн экземпляров (учитываются данные с 2004 г.). А самой популярной книгой Мураками в России является роман «Норвежский лес», продажи которого составили почти 550 000 экземпляров.
Мураками их ненавидел. А потом нашёл другой мир.
«Я читал иностранную литературу, в основном европейских писателей XIX в. – Достоевского, Флобера, Диккенса, – рассказывал он The Guardian. – Взялся за американские книги в мягкой обложке: крутые детективы, научную фантастику, Курта Воннегута, Ричарда Бротигана, Трумена Капоте. После того как я выучил английский язык, начал читать эти книги в оригинале <...> И конечно же, у меня был транзисторный радиоприемник. Там была музыка – Элвис, The Beach Boys, The Beatles. Это было захватывающе. И они стали частью моей жизни».
В 1963 г. у 14-летнего Мураками случилось еще одно откровение: он попал на концерт Арта Блейки и его группы Jazz Messengers и влюбился в джаз.
«Но когда я понял, что создание фильма – это коллективное творчество, отказался от этой мысли», – признавался он FT. Он называет себя волком-одиночкой. Например, говоря о студенческих беспорядках в Японии 1968–1969 гг., признавал, что
«духовно был с протестующими, но не находил в себе сил к ним присоединиться».
Он так и остался застенчивым интровертом: редко даёт интервью, обычно отказывается участвовать в ток-шоу и литературных фестивалях, терпеть не может вечеринки и даже не любит глядеть в глаза собеседнику.
Несмотря на начитанность, студентом Мураками был ничем не примечательным, учился спустя рукава. Потом он сильно разочаровал родителей, бросив вуз вскоре после женитьбы в 1971 г.
«Меня не интересовала работа в Toyota или Sony, – говорил он FT. – Я просто хотел быть независимым. Но это нелегко. В этой стране, если ты не принадлежишь к какой-нибудь группе, ты почти никто. Но из многих ценностей в жизни я больше всего ценю свободу».
Вместе с женой они работали в музыкальном магазине днём и в кафе-баре ночью, чтобы накопить денег. В конце концов, добавив к ним кредит банка и одолженное у отца Йоко, Мураками с Йоко открыли джаз-бар Peter Cat (назван в честь их кота) в токийском районе Кокубундзи.
В детстве Мураками всегда хотел написать рассказ или повесть.
«Но у меня совсем не было жизненного опыта, поэтому мне было нечего писать, – объяснял он The Globe and Mail.
– После тяжелой работы в баре я получил опыт».
Он начал делать записи в середине 1970-х, описывая свои чувства от переменившегося настроя в обществе. В студенческие годы сам воздух, казалось, сочился идеализмом и контркультурой, но к моменту, когда Мураками открыл бар, всему этому пришёл конец.
«Я понятия не имел, как писать художественную литературу, – говорил он FT. – Я знал слишком много слов на японском. Это было слишком тяжело. Поэтому я поначалу писал на английском, где мой словарный запас был ограничен <...> У меня не было учителя или коллеги-писателя. Единственное, в чём я разбирался, – это хорошая музыка, ритм, импровизация, гармония».
По-английски ему было легче попасть в ритм, рассказывал Мураками на встрече со студентами Беркли:
«Если в ваших предложениях нет правильного ритма, никто их не прочитает».
Переводя фразы на японский, он старался сохранить этот ритм.
А в «Бесцветном Цкуру Тадзаки и годах его странствий» герой и его друзья слушают Le mal du pays Ференца Листа.
«Я просыпаюсь рано утром и включаю пластинку, виниловую пластинку, когда пишу. Не очень громко. Через 10–15 минут я забываю о музыке, я просто концентрируюсь на своем письме. Но все же мне нужна какая-то музыка, хорошая музыка», – объяснял Мураками The Guardian.
«То воскресенье выдалось ясным, деревья, здания и витрины магазинов красиво блестели в лучах весеннего солнца, – цитировала воспоминания Мураками The Guardian. – Именно тогда меня осенило. Я собирался выиграть эту премию. И я решил стать писателем, который добьётся определенного успеха. Это было дерзкое предположение, но в тот момент я был уверен, что так оно и будет».
Позже роман «Слушай песню ветра» был отмечен ещё одной престижной премией – журнала «Бунгэй» – и распродан тиражом свыше 150 000 экземпляров. Через год Мураками опубликовал следующий роман, «Пинбол 1973», а затем продал бар, чтобы сосредоточиться на писательстве.
«Обычно я предпочитаю более сюрреалистический стиль. Но с «Норвежским лесом» я решил написать стопроцентно реалистический роман, – рассказывал Мураками журналу The Paris Review. – Я мог бы стать культовым писателем, если бы продолжал писать сюрреалистические романы. Но я хотел пробиться в мейнстрим, поэтому мне нужно было доказать, что я могу написать реалистическую книгу <...> [«Норвежский лес» стал] бестселлером в Японии, как раз такого результата я и ожидал».
«Когда я жил в Японии, все, чего я хотел, – это поскорее убраться отсюда! У меня с ней было столько проблем», – говорил он «Кансай тайм-аут».
«Я писатель, поэтому свободен идти куда угодно. Детей у нас нет, только жена и я. Вот мы и уехали жить за границу», – продолжал он на страницах The Guardian.
На вопрос, почему он так и не обзавелся потомством, Мураками ответил FT: он не разделяет послевоенного идеалистического взгляда своих родителей на будущее. К тому же книги для него важнее. И, наконец:
«Я не хотел быть родителем, потому что знал, что мои дети станут меня ненавидеть».
«В Италии мы жили очень тихой и мирной жизнью, – говорит он (здесь и далее цитаты по The Guardian). – В Японии это была какая-то буря. Мне было так не по себе. Я чувствовал, что становлюсь другим человеком. Я становился известным <...> и моя жизнь менялась».
Поэтому они с Йоко вернулись в Европу на несколько месяцев:
«Затем мы снова приехали в Японию в 1990 г., в самый разгар надувания экономического пузыря, когда люди разбогатели и все кругом говорили о деньгах, деньгах, деньгах... Мы ненавидим такое общество, поэтому через 10 месяцев мы снова уехали – в США».
Два месяца спустя в токийском метро произошла газовая атака «Аум Синрикё» (организация признана террористической и запрещена в России). Мураками взял интервью у очевидцев атаки, от исполнителей терактов и их жертв до медиков, и в 1997 г. выпустил документальную книгу «Подземка». С тех пор он живёт и творит в Японии.
«В японской традиции граница между реальным и фантастическим проницаема, поэтому рассказы о черепах единорогов, шестифутовых лягушках и овцах со звездой очень естественны».
При этом его романы не характерны для японской литературы, признавали переводчики Мураками на другие языки.
Герои его романов чаще едят макароны, слушают Radiohead и читают Лена Дейтона, чем пьют саке и цитируют Оэ. Это бродяги, работающие неполный рабочий день, без детей и постоянных партнеров, которые отказываются преклонить колени перед японским общепринятым идеалом семьи и корпорации.
«Его стиль может показаться японскому читателю западным, – рассуждал Джей Рубин, который переводил Мураками на английский (цитата по AFP). – Вроде бы это делает перевод на английский лёгким делом, но трудность в том, чтобы сохранить ощущение иностранности».
«У меня есть свои читатели <...> Но многие японские критики и писатели меня не любят. Думаю, мы играем в разные игры. Очень похожие, но с другими правилами. Спортинвентарь другой, поле другое. Как теннис и сквош».
А в беседе со студентами Беркли добавлял:
«Сложно быть другим в Японии».
Считается, что в рассказе 1983 г. «Превратности тонгарияки» (англ. The Rise and Fall of Sharpie Cakes) он как раз и говорит об отношении к нему в Японии. Главный герой – финалист конкурса на новый рецепт традиционного кондитерского изделия. Его блюдо очень популярно у молодежи, но встречает резкое неприятие у судей.
У Мураками есть теория, согласно которой такого рода повествование пользуется особым спросом во времена политического хаоса:
«Я был очень популярен в России в 1990-х, когда она выделялась из СССР. Царила большая неразбериха, люди были в замешательстве, и им нравились мои книги. [На мои книги был большой спрос] и в Германии, когда пала Берлинская стена».
«Последнее – работа для умных людей, а писатели не обязательно должны быть умными», – говорит он.
В его романе 2002 г. «Кафка на пляже» есть сцена, в которой идёт дождь из рыб.
«Я просто подумал, что что-то должно упасть с неба, – объяснял он. – И решил, что рыба – это было бы хорошо!»
Уехав из Японии на Запад, он, прекрасно владевший английским языком, впервые в истории японской литературы начал смотреть на свою родину глазами европейца:
"...Я уехал в Штаты почти на пять лет, и вдруг, живя там, совершенно неожиданно захотел писать о Японии и о японцах. Иногда о прошлом, иногда о том, как там всё сейчас. Легче писать о своей стране, когда ты далеко. На расстоянии можно увидеть свою страну такой, какая она есть. До того я как-то не очень хотел писать о Японии. Я просто хотел писать о себе и своём мире" - вспоминал он в одном из своих интервью, которые не очень любит давать.
Мураками одним из первых открыл глаза сотням тысячам читателей на современную Японию с её альтернативной молодёжной субкультурой, мало чем отличающуюся от аналогичной среды в Москве, Нью-Йорке, Лондоне или в Стамбуле.
"Я принадлежу к поколению идеалистов 60-х. Мы действительно верили, что мир станет лучше, если очень постараться. Мы очень старались - но в каком-то смысле всё равно проиграли. Однако я пытаюсь пронести чувство этого идеализма через всю жизнь. И до сих пор верю, что идеализм способен сделать много хорошего в будущем..." - любит повторять автор множества книг, переведенных на 20 иностранных языков.
Он обожает поп-культуру: "Роллинг Стоунз", "Дорз", Дэвида Линча, фильмы ужасов, Стивена Кинга, Рэймонда Чандлера, детективы - всё, что не признается интеллектуальным сообществом и эстетами из просвещённых богемных кругов.
Ему по духу ближе парни и девочки из шумных дискобаров, влюбляющиеся на один день, час и вспоминающие о своих увлечениях лишь несясь на ревущем мотоцикле. Таким он полюбился во всём мире. Таким его любят и в России.
Сам писатель говорит о том, что он пишет об очень странных и необычных вещах, но при этом считает себя очень реалистичным человеком. По его мнению, чем более он серьёзен в жизни, тем о более необычных вещах он пишет в романах.
Память согревает человека изнутри. И в то же время рвет его на части. «Кафка на пляже»
Даже воздушные замки нуждаются в свежей штукатурке. «К югу от границы, на запад от солнца»
Раньше я думал, люди взрослеют год от года, постепенно так... А оказалось — нет. Человек взрослеет мгновенно. «Дэнс, дэнс, дэнс»
Человек, у которого отняли свободу, обязательно станет кого-нибудь ненавидеть. «Бесцветный Цкуру Тадзаки и его Годы странствий»
Профессия изначально должна быть актом любви. И никак не браком по расчету. «Токийские легенды»
Сколько людей живёт в этом мире, каждый из нас что-то жадно ищет в другом, и всё равно мы остаёмся такими же бесконечно далёкими, оторванными друг от друга. «Мой любимый sputnik»
Я не люблю одиночество. Просто не завожу лишних знакомств, чтобы в людях лишний раз не разочаровываться. «Норвежский лес»
Мы ежедневно размышляем о разных вещах. Причём живём ни в коем случае не для размышлений, но и вряд ли размышляем для того, чтобы жить. «Токийские легенды»
Когда тебе плохо, вообрази, что ты счастлива. Это не так трудно. «К югу от границы, на запад от солнца»
Гармония — далеко не единственное, что связывает вместе человеческие сердца. Куда крепче людей объединяют общие муки. Общие раны. Общие страхи. Нет успокоения без крика боли, как не бывает мира без пролитой крови или прощения без невосполнимых потерь. Вот, что лежит в основе истинной, а не абстрактной гармонии... «Бесцветный Цкуру Тадзаки и его Годы странствий»
Зря говорят, что с годами становишься мудрее. Как заметил какой-то русский писатель, это только характер может меняться с возрастом; ограниченность же человека не меняется до самой смерти... Иногда эти русские говорят очень дельные вещи. Не оттого ли, что зимой вообще лучше думается? «Охота на овец»
Беседовать с человеком, в котором не нравится ничего, — неприлично. «Край обетованный»
У каждого своё поле боя. «Послемрак»
Все любят своеволие, но страшатся свободы. «Край обетованный»
Как бы ни хоронили мы свои воспоминания... историю своей жизни не сотрёшь. И как раз об этом лучше не забывать. Историю не стереть и не переделать. Это всё равно что уничтожить самого себя. «Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий»
Пожалуй, у каждого в жизни хотя бы раз нечто подобное происходит: начинаешь ненавидеть человека без какой бы на то причины. Вся беда в том, что противоположная сторона, как правило, испытывает те же чувства. «Призраки Лексингтона»
В дороге нужен попутчик, в жизни — сочувствие. «Кафка на пляже»
Если очень сильно хочешь что-то узнать, плати свою цену. «Послемрак»
Как здорово уметь читать книги. «Кафка на пляже».