Январь 2023 года выдался лютым. Моро з, под тридцать градусов, сжимал тайгу стальными тисками. Мы – я, Светлана, мой муж Андрей и наш десятилетний сын Егор – пробирались по трассе из Хакасии в Иркутск на старенькой, но верной «одиннадцатой» ВАЗе. Дорога казалась бесконечной в этой ледяной пустоши. Денег у нас было в обрез – только на бензин да на скромную еду в дорогу. Отель? Не по карману. Решили гнать ночь напролет, сменяя друг друга за рулем, экономя каждую копейку. Часы показывали одиннадцать вечера, когда мотор вдруг вздохнул, захрипел и затих. Тишина после гула двигателя оглушила. Мороз сразу же полез в салон сквозь все щели. Андрей, стиснув зубы, вышел в эту ледяную адскую топку. Фонарь выхватывал из темноты пар от его дыхания, мгновенно застывавший инеем. Он копался под капотом, проверял свечи – искра есть. А машина – глухая. Молчит. Сердце сжималось от беспомощности. «Надо останавливать кого-нибудь, просить отбуксировать до мастерской», – предложила я, чувствуя, как дрожь пробирает даже сквозь все слои одежды. Андрей достал из багажника трос. Встал на обочине, махал этим жалким канатом в свете редких фар. Минута, вторая, десять… Полчаса… Час! Машины проносились мимо, не снижая скорости. В ледяной кромешной тьме наш старый ВАЗ с замерзающими людьми внутри был просто невидимкой. Я видела, как Андрею становилось все хуже. Рука, державшая трос и отчаянно махавшая им, покрылась сплошной коркой льда – перчатка примёрзла к металлу. Он еле стоял. Мы с Егоркой в машине тряслись от холода, как в лихорадке. Тёплые вещи превратились в тонкую бумагу. Отчаянье накрывало волной. «Неужели это конец?» – прошептала я, глядя на бледное лицо сына. Мысли путались, силы таяли. И вдруг – словно видение! Из ночи выплыл большой, мощный белый джип – Nissan Patrol. Он плавно притормозил рядом. Окно опустилось, и в морозный воздух вырвалось облачко пара. «Что случилось?» – спросил мужчина за рулем. Голос спокойный, глубокий. Андрей, еле шевеля закоченевшими губами, пробормотал: «Не знаю… Вроде все в порядке, а не заводится…» «Меня зовут Хабиб. Быстро, пересаживайтесь ко мне! Замерзнете тут!» – скомандовал он. Ох, какое облегчение! Мы почти ввалились в роскошный салон. Тепло! Божественное, живительное тепло обняло нас. В воздухе витал чудесный аромат дорогой кожи и… свежесваренного кофе? Хабиб улыбнулся: «Есть немного своего. Подкрепляйтесь». Он протянул нам кусочки какого-то незнакомого, но невероятно вкусного сала – позже он назвал его курдюком. И домашний хлеб! Теплый, душистый, словно прямо из печи, будто ангелы прислали его с небес в эту ледяную пустыню. Сам Хабиб скромно остался на улице, копаясь под капотом нашего ВАЗа. Через несколько минут он позвал Андрея: «Смотрите! Ремень ГРМ порвался. Вот причина». Наш спаситель предложил отбуксировать нас до Красноярска – это километров тридцать. Прицепили трос, тронулись. Но ехать было невозможно! Через пару километров Андрей отчаянно засигналил: остановились. «Хабиб, ничего не видно! Лобовое – лед снаружи, пар изнутри! Так не доедем». Хабиб подумал секунду. «Давайте так: я везу вас в Красноярск. Купим новый ремень, я его поставлю». Андрей растерялся: «А где мы мастерскую ночью найдем? И деньги…» Хабиб улыбнулся своей тихой улыбкой: «А я чем тебе не мастер?» Мы переглянулись. Человек на шикарном Patrol… и меняет ремни ГРМ на «десятках»? Но спорить не стали. Всё казалось каким-то сном. К четырем утра мы вернулись к нашей машине с новым ремнем. Хабиб работал быстро и уверенно. Джек, снятое колесо, наборы ключей, которые он достал из своего джипа… Мы смотрели, затаив дыхание. И страх подступал снова: «Сколько же он возьмет? У нас и так денег в обрез… Десять тысяч? Пятнадцать? А у нас…» Мысль о том, что он делает это просто так, ради добра, казалась нереальной. Наконец, последний болт был затянут. Хабиб кивнул Андрею: «Пробуй!» Андрей повернул ключ зажигания. Сердце нашей «одиннадцатой» ожило, заурчало ровно и уверенно! Радость, смешанная с невероятным облегчением, хлынула через край. Мы готовы были обнимать и машину, и этого волшебника в комбинезоне. Но Хабиб не торопился праздновать. Он молча открыл багажник своего Patrol, достал небольшой резиновый коврик и пластиковую бутылку с водой. Наш недоуменный взгляд он проигнорировал. Поставив коврик чуть в стороне от света фар, на чистый снег, он снял верхнюю куртку. Потом, не обращая внимания на жуткий мороз, он аккуратно, с каким-то удивительным сосредоточением, начал омовение. Мы замерли, наблюдая. Он лил ледяную воду из бутылки себе на руки, протирал лицо, проводил мокрыми ладонями по голове, затем тщательно вымыл ноги по щиколотку. Каждое движение было точным, осознанным, исполненным внутреннего покоя, несмотря на пронизывающий холод. Пар валил от его лица и рук в морозном воздухе. Завершив омовение, он расстелил коврик, встал на него лицом в сторону, скрытую от нас темнотой, поднял руки и начал молиться. Тихие слова, поклоны в мерцающем свете фар, абсолютная сосредоточенность и отрешенность от всего вокруг – от холода, от нас, от только что законченной сложной работы. Это было невероятно трогательно и... свято. В этой ледяной пустыне, посреди ночи, этот человек обращался к чему-то Высшему, благодаря или прося, но с такой искренностью, которая заставила нас с Андреем невольно замолчать и опустить глаза, ощущая себя свидетелями чего-то очень личного и важного. Когда молитва закончилась, Хабиб свернул коврик, убрал его, и его лицо снова стало обычным – спокойным и доброжелательным. Он подошел к нашей машине, где мы сидели в тепле работающего двигателя. Андрей, потрясенный увиденным и спасением машины, запинаясь, спросил: «Как вас… величать-то?» Хабиб слегка нахмурился: «Не понял?» «Имя ваше? Как зовут?» «А, Хабиб. Зовите просто Хабиб. Не надо величать», – он рассмеялся, и в смехе его не было ни капли высокомерия. Мы сидели в своей ожившей машине, лихорадочно соображая: сколько дать? Что он ждет? После его молитвы стало как-то особенно неловко думать о деньгах, но мы не знали, как иначе отблагодарить. Хабиб подошел к окну. И протянул… нам пачку денег. «На всякий случай, возьмите пять тысяч. У меня больше налички нет, – сказал он просто. – А потом добавил: – Если делать добро, так до конца. Думаю, до Иркутска на еду хватит». У нас отвисли челюсти. «Нет-нет-нет! Хабиб, вы что?! Мы вам должны!» – залепетали мы. Но он лишь махнул рукой, улыбнулся в последний раз своей светлой улыбкой: «Счастливого пути!» – и его белый Patrol растворился в предрассветной мгле так же стремительно, как и появился. Мы стояли посреди заснеженной трассы, в тепле работающей машины, в полном, оглушающем шоке. Кто он? Откуда? Куда ехал? Ангел? Человек? Этот ритуал омовения в тридцатиградусный мороз, эта молитва на снегу... Мы даже не спросили! Лишь позже, дома, разбирая случайные фото в телефоне Егора (он, оказывается, щелкнул джип), мы увидели номер: регион 05. Дагестан. Наш знакомый полицейский помог «пробить» номер. Хабибурахман. Потом, через знакомых дагестанцев, мы узнали больше: он был уважаемым человеком, богословом, известной личностью у себя на родине. Эта встреча, этот человек в белом джипе, его невероятная доброта и бескорыстие, его глубокая, тихая вера, проявившаяся в том ночном омовении и молитве... Они перевернули что-то в нас. И вот о чем я думаю теперь, оглядываясь на ту ночь. В мире, где спешка и равнодушие стали нормой, где каждый третий пронесся мимо нас в тот страшный час, такие люди, как Хабиб, – редчайшее чудо. Алмазы в вечной мерзлоте человеческого эгоизма. Он не просто помог – он отдал, ничего не требуя взамен, более того, подарил нам последние свои деньги. Он не просто починил машину – он спас нас от беды, а может, и от гибели. Он не просто верил – он жил своей верой, и она сияла в каждом его жесте: в куске хлеба для замерзающих незнакомцев, в ледяной воде омовения посреди тайги, в молитве благодарности или смирения после тяжелой работы. Вот это и есть истинное воспитание. Не дипломы, не знание этикета, не умение красиво говорить. Воспитание души. Умение видеть чужую боль, ощущать ее как свою. Желание помочь не за награду, а потому что иначе – нельзя. Способность отдать последнее, следуя велению сердца и вере. Готовность в тридцатиградусный мороз лезть под чужую развалюху, а потом, уставший и продрогший, совершать омовение ледяной водой и молиться. Этот поступок Хабиба – высший урок человечности, который мы получили в ту январскую ночь. Урок, который изменил нашу жизнь. Мы начали интересоваться исламом. Глубиной, мудростью, милосердием этой веры, красотой ее ритуалов, которые делают обычных людей способными на такое чудо человечности. И это путешествие души привело меня к новому имени. Паспорт все еще говорит: Светлана Игоревна. Но сердце знает другое имя – Марям. В память о той январской ночи, о лютом морозе, о тепле спасения и о свете веры, который один человек принес в нашу жизнь, как ангел на колесах из Дагестана, помывший руки ледяной водой перед молитвой на краю сибирской трассы. Он показал нам, что истинное величие – в доброте, а высшее воспитание – в умении любить ближнего, как самого себя. И такие люди, пусть их и мало, – наше самое большое сокровище.
СЕМЬЯ В ИСЛАМЕ
Джип в январской стуже.
Январь 2023 года выдался лютым. Моро з, под тридцать градусов, сжимал тайгу стальными тисками. Мы – я, Светлана, мой муж Андрей и наш десятилетний сын Егор – пробирались по трассе из Хакасии в Иркутск на старенькой, но верной «одиннадцатой» ВАЗе. Дорога казалась бесконечной в этой ледяной пустоши. Денег у нас было в обрез – только на бензин да на скромную еду в дорогу. Отель? Не по карману. Решили гнать ночь напролет, сменяя друг друга за рулем, экономя каждую копейку.
Часы показывали одиннадцать вечера, когда мотор вдруг вздохнул, захрипел и затих. Тишина после гула двигателя оглушила. Мороз сразу же полез в салон сквозь все щели. Андрей, стиснув зубы, вышел в эту ледяную адскую топку. Фонарь выхватывал из темноты пар от его дыхания, мгновенно застывавший инеем. Он копался под капотом, проверял свечи – искра есть. А машина – глухая. Молчит. Сердце сжималось от беспомощности.
«Надо останавливать кого-нибудь, просить отбуксировать до мастерской», – предложила я, чувствуя, как дрожь пробирает даже сквозь все слои одежды. Андрей достал из багажника трос. Встал на обочине, махал этим жалким канатом в свете редких фар. Минута, вторая, десять… Полчаса… Час! Машины проносились мимо, не снижая скорости. В ледяной кромешной тьме наш старый ВАЗ с замерзающими людьми внутри был просто невидимкой.
Я видела, как Андрею становилось все хуже. Рука, державшая трос и отчаянно махавшая им, покрылась сплошной коркой льда – перчатка примёрзла к металлу. Он еле стоял. Мы с Егоркой в машине тряслись от холода, как в лихорадке. Тёплые вещи превратились в тонкую бумагу. Отчаянье накрывало волной. «Неужели это конец?» – прошептала я, глядя на бледное лицо сына. Мысли путались, силы таяли.
И вдруг – словно видение! Из ночи выплыл большой, мощный белый джип – Nissan Patrol. Он плавно притормозил рядом. Окно опустилось, и в морозный воздух вырвалось облачко пара.
«Что случилось?» – спросил мужчина за рулем. Голос спокойный, глубокий.
Андрей, еле шевеля закоченевшими губами, пробормотал: «Не знаю… Вроде все в порядке, а не заводится…»
«Меня зовут Хабиб. Быстро, пересаживайтесь ко мне! Замерзнете тут!» – скомандовал он.
Ох, какое облегчение! Мы почти ввалились в роскошный салон. Тепло! Божественное, живительное тепло обняло нас. В воздухе витал чудесный аромат дорогой кожи и… свежесваренного кофе? Хабиб улыбнулся: «Есть немного своего. Подкрепляйтесь». Он протянул нам кусочки какого-то незнакомого, но невероятно вкусного сала – позже он назвал его курдюком. И домашний хлеб! Теплый, душистый, словно прямо из печи, будто ангелы прислали его с небес в эту ледяную пустыню. Сам Хабиб скромно остался на улице, копаясь под капотом нашего ВАЗа. Через несколько минут он позвал Андрея: «Смотрите! Ремень ГРМ порвался. Вот причина».
Наш спаситель предложил отбуксировать нас до Красноярска – это километров тридцать. Прицепили трос, тронулись. Но ехать было невозможно! Через пару километров Андрей отчаянно засигналил: остановились. «Хабиб, ничего не видно! Лобовое – лед снаружи, пар изнутри! Так не доедем».
Хабиб подумал секунду. «Давайте так: я везу вас в Красноярск. Купим новый ремень, я его поставлю».
Андрей растерялся: «А где мы мастерскую ночью найдем? И деньги…»
Хабиб улыбнулся своей тихой улыбкой: «А я чем тебе не мастер?»
Мы переглянулись. Человек на шикарном Patrol… и меняет ремни ГРМ на «десятках»? Но спорить не стали. Всё казалось каким-то сном.
К четырем утра мы вернулись к нашей машине с новым ремнем. Хабиб работал быстро и уверенно. Джек, снятое колесо, наборы ключей, которые он достал из своего джипа… Мы смотрели, затаив дыхание. И страх подступал снова: «Сколько же он возьмет? У нас и так денег в обрез… Десять тысяч? Пятнадцать? А у нас…» Мысль о том, что он делает это просто так, ради добра, казалась нереальной.
Наконец, последний болт был затянут. Хабиб кивнул Андрею: «Пробуй!» Андрей повернул ключ зажигания. Сердце нашей «одиннадцатой» ожило, заурчало ровно и уверенно! Радость, смешанная с невероятным облегчением, хлынула через край. Мы готовы были обнимать и машину, и этого волшебника в комбинезоне.
Но Хабиб не торопился праздновать. Он молча открыл багажник своего Patrol, достал небольшой резиновый коврик и пластиковую бутылку с водой. Наш недоуменный взгляд он проигнорировал. Поставив коврик чуть в стороне от света фар, на чистый снег, он снял верхнюю куртку. Потом, не обращая внимания на жуткий мороз, он аккуратно, с каким-то удивительным сосредоточением, начал омовение. Мы замерли, наблюдая. Он лил ледяную воду из бутылки себе на руки, протирал лицо, проводил мокрыми ладонями по голове, затем тщательно вымыл ноги по щиколотку. Каждое движение было точным, осознанным, исполненным внутреннего покоя, несмотря на пронизывающий холод. Пар валил от его лица и рук в морозном воздухе.
Завершив омовение, он расстелил коврик, встал на него лицом в сторону, скрытую от нас темнотой, поднял руки и начал молиться. Тихие слова, поклоны в мерцающем свете фар, абсолютная сосредоточенность и отрешенность от всего вокруг – от холода, от нас, от только что законченной сложной работы. Это было невероятно трогательно и... свято. В этой ледяной пустыне, посреди ночи, этот человек обращался к чему-то Высшему, благодаря или прося, но с такой искренностью, которая заставила нас с Андреем невольно замолчать и опустить глаза, ощущая себя свидетелями чего-то очень личного и важного.
Когда молитва закончилась, Хабиб свернул коврик, убрал его, и его лицо снова стало обычным – спокойным и доброжелательным. Он подошел к нашей машине, где мы сидели в тепле работающего двигателя.
Андрей, потрясенный увиденным и спасением машины, запинаясь, спросил: «Как вас… величать-то?»
Хабиб слегка нахмурился: «Не понял?»
«Имя ваше? Как зовут?»
«А, Хабиб. Зовите просто Хабиб. Не надо величать», – он рассмеялся, и в смехе его не было ни капли высокомерия.
Мы сидели в своей ожившей машине, лихорадочно соображая: сколько дать? Что он ждет? После его молитвы стало как-то особенно неловко думать о деньгах, но мы не знали, как иначе отблагодарить. Хабиб подошел к окну. И протянул… нам пачку денег.
«На всякий случай, возьмите пять тысяч. У меня больше налички нет, – сказал он просто. – А потом добавил: – Если делать добро, так до конца. Думаю, до Иркутска на еду хватит».
У нас отвисли челюсти. «Нет-нет-нет! Хабиб, вы что?! Мы вам должны!» – залепетали мы. Но он лишь махнул рукой, улыбнулся в последний раз своей светлой улыбкой: «Счастливого пути!» – и его белый Patrol растворился в предрассветной мгле так же стремительно, как и появился.
Мы стояли посреди заснеженной трассы, в тепле работающей машины, в полном, оглушающем шоке. Кто он? Откуда? Куда ехал? Ангел? Человек? Этот ритуал омовения в тридцатиградусный мороз, эта молитва на снегу... Мы даже не спросили! Лишь позже, дома, разбирая случайные фото в телефоне Егора (он, оказывается, щелкнул джип), мы увидели номер: регион 05. Дагестан.
Наш знакомый полицейский помог «пробить» номер. Хабибурахман. Потом, через знакомых дагестанцев, мы узнали больше: он был уважаемым человеком, богословом, известной личностью у себя на родине. Эта встреча, этот человек в белом джипе, его невероятная доброта и бескорыстие, его глубокая, тихая вера, проявившаяся в том ночном омовении и молитве... Они перевернули что-то в нас.
И вот о чем я думаю теперь, оглядываясь на ту ночь. В мире, где спешка и равнодушие стали нормой, где каждый третий пронесся мимо нас в тот страшный час, такие люди, как Хабиб, – редчайшее чудо. Алмазы в вечной мерзлоте человеческого эгоизма. Он не просто помог – он отдал, ничего не требуя взамен, более того, подарил нам последние свои деньги. Он не просто починил машину – он спас нас от беды, а может, и от гибели. Он не просто верил – он жил своей верой, и она сияла в каждом его жесте: в куске хлеба для замерзающих незнакомцев, в ледяной воде омовения посреди тайги, в молитве благодарности или смирения после тяжелой работы.
Вот это и есть истинное воспитание. Не дипломы, не знание этикета, не умение красиво говорить. Воспитание души. Умение видеть чужую боль, ощущать ее как свою. Желание помочь не за награду, а потому что иначе – нельзя. Способность отдать последнее, следуя велению сердца и вере. Готовность в тридцатиградусный мороз лезть под чужую развалюху, а потом, уставший и продрогший, совершать омовение ледяной водой и молиться. Этот поступок Хабиба – высший урок человечности, который мы получили в ту январскую ночь. Урок, который изменил нашу жизнь.
Мы начали интересоваться исламом. Глубиной, мудростью, милосердием этой веры, красотой ее ритуалов, которые делают обычных людей способными на такое чудо человечности. И это путешествие души привело меня к новому имени. Паспорт все еще говорит: Светлана Игоревна. Но сердце знает другое имя – Марям. В память о той январской ночи, о лютом морозе, о тепле спасения и о свете веры, который один человек принес в нашу жизнь, как ангел на колесах из Дагестана, помывший руки ледяной водой перед молитвой на краю сибирской трассы. Он показал нам, что истинное величие – в доброте, а высшее воспитание – в умении любить ближнего, как самого себя. И такие люди, пусть их и мало, – наше самое большое сокровище.