Диктатор из ЦАР Жан Бедель Бокасса, большой друг Франции и её президента Валери Жискар д’Эстена Все давно привыкли, что беднейшие страны мира находятся в Африке. Но это не было предопределено: в 1950-е африканская бедность и перспективы выглядели получше азиатских. Апотом западные «великие державы» решили Африку «освободить»– а по факту сбросить с себя хлопотное бремя управления нищими колониями. В итоге вышло так, словно пьющие родители выгнали 13-летнего подростка на улицу, где ничего хорошего с ним произойти не могло. И до сих пор делают вид, будто совершили великое благо. Обычная диктатура В феврале 1960 г. британский премьер Гарольд Макмиллан, посетив с официальным визитом несколько африканских колоний, произнёс в Кейптауне пламенную речь о деколонизации: «Над Африкой веет ветер перемен, и Великобритания вынуждена с этим считаться». 1960-й был назван ООН Годом Африки, потому что с февраля по декабрь свободу от метрополий получили 17 стран континента. А подавляющее большинство стран Африки стали независимыми в течение ближайшего десятилетия. Чаще всего это происходило мирно, поскольку европейский электорат однозначно одобрял избавление от колоний. К середине XX века колониализм был безнадёжно дискредитирован. Первыми от заморских территорий вынуждены были отказаться проигравшие Вторую мировую войну Германия, Италия и Япония. Но и страны-победительницы были настолько обескровлены войной, что на глазах теряли волю к удержанию заморских владений. Демократические правительства всё меньше хотели рисковать жизнями солдат в тропиках, а сами колонии давно перестали приносить метрополиям сверхприбыли. Более того, Лондон и Париж тратили на их содержание больше, чем получали взамен, а Вашингтон и Москва подстёгивали темп деколонизации. Для Штатов европейский колониализм был идеологическим врагом ещё со времён Войны за независимость. АСоветскому Союзу национально-освободительная борьба африканских и азиатских народов сулила дальнейшее расширение социалистического лагеря. Однако в разгар деколонизации 1960‑х член британского парламента Реджинальд Педжет предостерегал: «Дать право голоса африканцам, находящимся на нынешнем уровне бедности и неграмотности,– не значит помочь им. Наоборот, это сделает их жертвами. Потому что сразу же найдётся какой-нибудь лидер бандитского склада, который эту бедность и неграмотность использует в своекорыстных целях». И ведь как в воду глядел! В Африке ныне 55 независимых государств, в которых за 1960–2015гг. произошли две сотни военных переворотов. Одним из первых 30 июня 1960 г. обрело независимость Бельгийское Конго. Ауже в сентябре получивший образование в Брюсселе полковник Мобуту Сесе Секо установил однопартийный авторитарный режим и провозгласил курс на «аутентичность». Деколонизовать предлагалось всё европейское: имена, топонимы, обращения, одежду, Рождество. Страну переименовали в Заир, начиналась национализация бизнеса вплоть до лавок с бананами. «Демократия– не для Африки»,– высказался новый пожизненный президент. Ачтобы ни у кого не осталось сомнений, Мобуту повесил четверых бывших министров на стадионе в присутствии 50 тыс. зрителей. Сам-то он ценил Запад: покупал дворцы в Европе и был собственником целых кварталов в Брюсселе. Кроме того, Мобуту безжалостно расправился и с конкурентами, включая легендарного Патриса Лумумбу, которого потом увековечили в СССР, назвав, в частности, его именем известный вуз. А среди народа пошла гулять частушка, слова которой и вынесены в заголовок. Закадычный друг Мао Цзэдуна и Ким Ир Сена записал всех заирцев старше 18лет в свою партию. Он запретил упоминать в средствах массовой информации имена (только должности) любых заирских граждан, кроме самого себя и известных футболистов. Официальной идеологией стал «мобутизм». В храмах запретили демонстрацию религиозных артефактов, в музеях– картин, поскольку ничто не должно отвлекать от созерцания портретов нацлидера на каждой пальме. Итог предсказуемый: коррупция, гиперинфляция, финансовые пирамиды, обещавшие 800%-ный доход по вкладам. Наконец, новый переворот и свержение божественной особы. Однако Лоран Кабила, поднявший армию Заира против диктатуры Мобуту, вскоре установил культ собственной личности по его примеру. На поверку Мобуту оказался далеко не самым кровавым узурпатором в деколонизируемой Африке. Правитель Чада Хиссен Хабре перебил около 40 тыс. сограждан, а Масиас Нгема в Экваториальной Гвинее– 50 тыс. из 380тыс. жителей страны. Нгема любил драматизацию: однажды казнил 150 своих врагов на футбольном стадионе под звучавшую из усилителей песню «Those Were The Days» (англоязычная версия русского романса «Дорогой длинною»). Чтобы несчастное население не разбежалось, Нгема категорически запретил своим подданным иметь лодки, заниматься рыболовством и вообще приближаться к берегу. Гвинейский лидер Секу Туре лично рубил врагам головы в концлагере Камп Бойро. Ему принадлежат слова: «Мы предпочитаем свободу в нищете богатству в рабстве». Увы, при Туре гвинейцы увидели лишь нищее рабство. Как и граждане Танзании, где президент Джулиус Ньерере развивал свой вариант чучхе– уджмаа: согнал население в образцово-показательные деревни, провёл коллективизацию и превратил свою страну из крупнейшего в регионе экспортёра продовольствия в крупнейшего импортёра. Президент Малави Хастингс Банда публично рассказывал о том, как его враги стали «кормом для крокодилов». Атиран Центральноафриканской Республики (впоследствии– империи) Жан Бедель Бокасса, судя по всему, ел ворогов сам. Начало банально: в 1964 г. амбициозный полковник сверг и посадил в тюрьму президента страны, приходящегося ему кузеном. В июне 1970 г. Бокасса посетил с официальным визитомСССР и так полюбил русскую кухню, что попросил откомандировать с ним советского повара. По воспоминаниям кремлёвского врача Евгения Чазова, этот повар вскоре в ужасе бежал в родное посольство, обнаружив в холодильнике на президентской кухне человеческое мясо. Ходили слухи, что Бокасса употреблял в пищу лидеров оппозиции, а однажды в виде хохмы накормил свой кабинет министров одним из его членов. Но слухами всё-таки не заменишь факты. А факты такие: к 1977 г. в стране был один врач на 44 тыс. жителей и единственный стоматолог на всю империю. Зато в том же году состоялась церемония коронации императора Бокассы I, на которую улетело четверть экспортного дохода. Чернокожий базилевс воздел на голову корону, украшенную двумя тысячами бриллиантов, сидя на золотом троне в форме сидящего орла, укутанный в леопардовые мантии. Атуфли, в которых он тогда щеголял, были занесены в Книгу рекордов Гиннессакак самые дорогие в мире. Его наследниками объявили 77 детей от 19 жён. Превращение борцов за независимость в жутких стяжателей и кровопийц стало скорее нормой, чем исключением для африканского «ветра перемен». В 1974 г. эфиопские военные во главе с майором Менгисту Хайле Мариам свергли императора Хайле Селассие. Поначалу революционеры были настолько антибуржуазно настроены, что не носили галстуков и не садились за руль. Но власть, лишённая противовесов, редко идёт на пользу процветанию: Менгисту постепенно перебил товарищей, а четвёртую годовщину революции встретил во дворце императора сидящим на золотом троне. Восстание началось с равнодушия Хайле Селассие к голоду в провинции Волло, а новый вождь сам организовывал голод в оппозиционных ему районах. Колоритным соседом Мобуту, Бокассы и Менгисту стал Иди Амин, который в январе 1971 г. захватил власть в Уганде. Первым делом диктатор создал не центральный банк или резервный фонд, а эскадроны смерти: они с ходу ликвидировали 70 нелояльных офицеров и принесли Амину голову начальника штаба Сулеймана Хуссейна. Тот держал её в своём холодильнике, пока эскадроны развернули репрессии по всей стране, уничтожив более 10тыс. человек. Это были цветочки: за 12 лет правления Амина жертвами стали до полумиллиона граждан Уганды, а не менее двух тысяч он убил собственноручно. В августе 1972г. мусульманин Амин объявил, что Аллахво сне призвал его изгнать из странывсех «мелкобуржуазных» азиатов (в Уганде жила большая диаспора выходцев из Индии и Пакистана). От них, мол, все беды в экономике. Их имущество поделили между приближёнными силовиками, но процветания всё не наступало и не наступало. Следом источником коррупции и инфляции оказались христиане. Чтобы защитить единоверцев, архиепископ Уганды, Руанды и Бурунди Джанани Лувум пытался вразумить Амина, но вскоре «погиб в автокатастрофе». Годы спустя один из подручных диктатора рассказал журналистам, будто на его глазах в гостинице «Мир» Амин попросил Лувума помолиться за мирное будущее страны и лично пристрелил архиепископа. К 1977г. из Уганды сбежали 15 министров, 6 послов и 8 заместителей министров. Фактически полностью опустел университет Макерере: в эмиграции оказались профессора, деканы факультетов и лекторы по основным дисциплинам. Со всеми вытекающими для развития Уганды. Логика выживания По динамике подушевого ВВП Африка южнее Сахары до 1960-х опережала другие развивающиеся страны. Сегодня все государства, где реальный уровень жизни ниже 1960-х, находятся как раз в Африке. Пока развивающиеся страны в среднем росли на 3% в год, экономика африканских прибавляла 0, 5%– и так 60 лет. Как правило, хаос возникал не сразу после начала деколонизации. Уходя, европейцы оставляли собственную правовую систему, худо-бедно работающие государственные институты и даже зачатки демократического представительства. Пока все эти институты не успели окончательно деградировать, а Мобуту, Бокасса или Амин окончательно потерять берега, страна дышала по инерции. Многие диктаторы успешно лавировали между СССР и США, получая поддержку из обоих лагерей холодной войны. 1960-е были с экономической точки зрения гораздо более успешным для независимой Африки десятилетием, нежели любое последующее. Как булгаковский доктор Борменталь списывал системный крах государства при большевиках на некую «разруху», так и левые интеллектуалы не уставали объяснять проблемы деколонизации «неопытностью» африканских демократий. Но на самом деле действия местных царьков были логичны и предсказуемы. Чаще всего они опасались «созидательного разрушения», которое экономист Йозеф Шумпетер описал за полвека до начала деколонизации. Его суть в том, что богатеющее общество создаёт запросы к власти и угрожает стабильности диктатур. Поэтому разумнее особо не педалировать экономический рост. Первого президента Ганы Кваме Нкруму консультировал нобелевский лауреат по экономике сэр Артур Льюис. Однако скотобойню, кожевенный завод и обувную фабрику зачем-то построили в разных частях страны, а продукция из-за логистики дорожала в разы. Крупнейший в мире завод по консервированию манго возводят в регионе, где манго не растёт. Вряд ли такое мог насоветовать Льюис. Вряд ли он рекомендовал объявить «наследием империалистов» многопартийные выборы, которые порождают лишь «хаос, брожение, взяточничество, кумовство и несчастье». Главным «советчиком» Нкрумы было обеспечение собственного выживания. Поэтому он отсекал конкурентов от демократических процедур, а «неумным» строительством предприятий покупал политических сторонников, обеспечивая региональным элитам госзаказ и новые налоги. Нкруму критиковал за нерациональность и кумовство главный оппонент– прозападно настроенный профессор социологии Кофи Бусиа. Но едва Бусиа стал премьер-министром, подписал соглашение с МВФ и попытался начать модернизацию, его тут же свергли военные. Такой дамоклов меч висел над каждым африканским политиком. Именно по этой причине диктатор Сьерра-Леоне Сиака Стивенс разобрал главную железную магистраль страны, построенную британскими колонизаторами из Фритауна в Менделенд. И сразу же продал разобранные пути и подвижной состав, чтобы ничего нельзя было повернуть вспять. Стивенс действовал глубоко прагматично– принёс экономический рост в жертву собственной безопасности. Нельзя, чтобы богатела вся страна, потому что народившийся средний класс может изменить баланс власти и богатства. Стивенс был из народности лимба с севера Сьерра-Леоне, а его главными конкурентами были менде с востока. Если дать им нормально вывозить в порт Фритауна кофе, какао и алмазы, менде хорошо заработают, закупят оружие и бросят Стивенсу вызов. Без железки сделать это будет посложнее. Борец с колониализмом Сиака Стивенс, придя к власти, управлял страной теми же методами, что и колонизаторы: отбирал доходы у сельхозников, монополизировал добычу алмазов, опирался на тех же вождей, что назначили британцы. Крестьян Стивенс обирал через колониальные управления по сбыту, которые скупали у них урожай по бросовым ценам. Правда, при британцах смысл управлений был в том, чтобы накопить резервы и в случае неурожая всех спасти– выкупить собранные крохи задорого, не допустив голода. При Стивенсе они стали просто соковыжималкой. Там, где британцы давали в среднем 56% от мировой цены, Стивенс давал 37%. Такая ценовая политика управлений лишала фермеров стимулов вкладываться в производство, покупать удобрения и технику. Сторонники независимости Африки уверяли, что наиболее порочные способы колониального управления уйдут в прошлое. Их оптимизм, мягко говоря, не оправдался. Многие политические практики и свободы, которые в первой половине ХХ века дрейфовали в сторону европейских стандартов, были отброшены на столетия назад. А исключений– по пальцам: Берег Слоновой Кости при Феликсе Уфуэ-Буаньи, Сенегал при Леопольде Сенгоре, Кения при Джомо Кеньятте. Но после смерти своих патриархов и Кения, и Берег скатились в обычный сценарий гражданской войны. Ботсвана до 1966 г. являлась британской колонией Бечуаналенд. На территории размером с Францию имелось 12 км дорог с твёрдым покрытием и 22 человека с высшим образованием. Если бы её первый премьер-министр Сересте Хама был похож на Сиаку Стивенса или Иди Амина, он захватил бы доход от алмазов, купил на них отряды опричников и отдал бы им в кормление страну в обмен на службу. Но Хама пошёл другим путём: на «алмазные деньги» выстроил эффективную бюрократию и независимые суды, провёл земельную реформу, создавшую прослойку состоятельных скотоводов. Рост их доходов потянул за собой сектор услуг и даже промышленность. И всё это– на фоне честных выборов и реальной власти парламента. Но успех Ботсваны зависел не только от появления у руля достойного реформатора. Удачно сложились обстоятельства: небольшое население, близость управляемых белыми ЮАР, Родезии и Намибии, отсутствие межплеменной розни и джунглей, где эта рознь гнездится десятилетиями. Вогромной многонациональной Нигерии Хама, скорее всего, кончил бы плохо. Личный фактор Так или иначе, Ботсвана поднялась потому, что сумела распространить у себя институты, сделавшие Запад процветающим: конкуренцию, защиту собственности, верховенство права, минимальное вмешательство государства в жизнь людей. И если эти институты подтвердили свою универсальность, то искренние деколонизаторы должны были стремиться сохранить их в бывших колониях в работоспособном состоянии. Например, удержать европейцев на руководящих государственных должностях в переходный период. Если все европейские державы пришли к всеобщему избирательному праву через столетия цензовой демократии, когда к выборам постепенно приобщались самые образованные и обеспеченные, то почему идея дать неграмотному голодранцу в Африке сразу все права выглядела классной? Ведь к началу деколонизации на Западе было накоплено достаточно знаний, чтобы не сомневаться: Уганда станет правилом в новой Африке, а Ботсвана– исключением. Ответ очевиден: общество состоит из людей, а люди ищут выгоду и не хотят подставляться. По различным причинам в 1960-е на Западе постколониальный дискурс оказался сильнее науки и здравого смысла. Энтропия в моменте одолела рациональность. Благородная идея освобождения от заморского господства благородно выродилась в слепую вражду ко всему «европейскому» и утопическую веру в социальную инженерию, против которых побаивались пикнуть лидеры мнений. А боязнь дать честную оценку происходящему в бывших колониях привела к крупнейшей геополитической катастрофе XX века. Сотни миллионов африканцев, прежде худо-бедно «опекаемых», были не просто брошены на произвол судьбы– их выдали на растерзание людоедам. Как Кваме Нкрума и Сиака Стивенс, западные политики тоже были прагматичными людьми. С появлением ООН после Второй мировой в международной политике поменялись правила игры. Была воспринята идея суверенного равенства, когда голос Великобритании при голосовании в ООН равен голосу Либерии. Ещё полвека назад это выглядело бы полнейшей дичью, но в 1960-е за голосами африканских стран развернулась лютая охота. Цивилизованный мир запретил себе в принципе критиковать политику новых государств. ООН бесконечно осуждала апартеид в ЮАР, но никогда– Амина или Мобуту. Это было хуже, чем преступление. Это была ошибка. Пресмыкательство Запада перед африканскими извергами стало опорой безграничной власти последних. Гвинейский тиран Секу Туре порвал дипломатические отношения с Францией, и Париж 10 лет униженно просил об их восстановлении. Когда Туре смилостивился, президент Валери Жискар д’Эстен стремглав вылетел в Гвинею засвидетельствовать своё почтение. Иди Амин приказал арестовать и расстрелять английского учителя Дениса Хиллса, назвавшего его в своей книге «чёрным Нероном» и «деревенским тираном». Королева и премьер-министр Великобритании направили жалостливые письма с просьбой о помиловании, а глава МИД лично вылетел в Уганду и долго просил прощения у Амина за слова британского гражданина. Похожая логика восторжествовала на всех этажах западного общества. Если вы бюрократ ООН, то вам в тему расширение «продовольственных программ» для Африки. Конечно, вы понимаете, что 80% денег, распределяемых через африканские власти, будет украдено, зато ваше личное влияние возрастёт. Аналогично университетский препод нутром чует, что верхом на «постколониальном дискурсе» можно гораздо быстрее сделать карьеру, чем критиковать его и сделаться объектом травли. Имаститый режиссёр, создающий образ всеми измученного африканского иммигранта, сечёт тему. И известный актёр, которого одно неполиткорректное слово может выбросить из обоймы. Тут даже у образованного человека создаётся впечатление, что «позитивная дискриминация» этим миром полностью заслужена. Хотя на самом деле вина белого человека в страданиях африканцев в этом и заключается– в соглашательстве и конформизме. Чтобы не получить клеймо расиста, опасно стало констатировать очевидное– люди не одинаковы. Они отличаются не столько цветом кожи, сколько образованием, культурой и присущей обществу политической традицией. Ведь если в Анголе внедрить шведские законы, она не станет в одночасье Швецией. Конечно, сохранение белой бюрократии вряд ли спасло бы Уганду от катастрофы, но наверняка смягчило бы падение, а власть могла приземлиться и в менее кровавые руки. Ведь ряд успешных догоняющих реформ был сопряжён с массовым привлечением иностранцев на госслужбу– реформы Петра Великого в России или реформы эпохи Мэйдзи в Японии. Если бы западные политики не боялись отступить от постколониального дискурса, они построже обращались бы с африканскими тиранами, когда те полностью зависели от их помощи. И это спасло бы десятки миллионов жизней. Жан Бедель Бокасса к 1979 г. уже 10 лет проводил над Центральноафриканской Республикой чудовищные эксперименты, оставаясь большим другом Франции и её президента Валери Жискар д’Эстена. Французские спецслужбы наверняка знали о его каннибализме, паранойе, коррупции и массовых репрессиях, но продолжали считать дорогим партнёром. Их терпение лопнуло только после истории с введением обязательной формы для школьников и студентов. Проблема в том, что народ империи при правлении Бокассы настолько дошёл до ручки, что её не на что было покупать. Форма стоила дорого, потому что её пошив осуществлялся на единственной фабрике, принадлежащей лично императору. Начались неслабые волнения, и Бокасса дал санкцию на арест детей и молодых людей в возрасте от 6 до 25 лет, которых свозили в центральную тюрьму. Бокасса провёл в тюрьме две ночи, чтобы преподать детям «хороший урок», после которого скончалось около ста молодых людей. Французский журналист Бернар Луба собрал свидетельства о том, что ещё около ста детей были привезены в грузовиках во двор дворца Бокассы в Беренго. Пьяный император заставил их лечь на землю и стал ездить по ним на грузовике взад и вперёд, а выживших ребят добивал палкой. Судя по всему, французские власти не сочли это дезинформацией. Париж официально признал, что ошибся, поддерживая режим Бокассы. Как будто раньше это было непонятно. Спустя месяц, когда император отправился с визитом в Ливию, французский спецназ практически без сопротивления захватил его столицу и восстановил Центральноафриканскую Республику. Вот так вот просто! Казалось бы, и деколониалисты к 1980‑мгг. должны были осознать, что выпустили злобного джинна, несущего сплошные бедствия и без того неблагополучной Африке. И нужно всячески поддерживать модели, подразумевающие плавный переход от колониальной модели к суверенитету. Однако выбраться из идеологической колеи не получается до сих пор. Поделиться Поделиться ВКонтакте Telegram Whatsapp Одноклассники Cсылка Источник #Общество
ИА BN Новости - bnnovosti.ru
Был бы ум бы у Лумумбы
Диктатор из ЦАР Жан Бедель Бокасса, большой друг Франции и её президента Валери Жискар д’Эстена Все давно привыкли, что беднейшие страны мира находятся в Африке. Но это не было предопределено: в 1950-е африканская бедность и перспективы выглядели получше азиатских. Апотом западные «великие державы» решили Африку «освободить»– а по факту сбросить с себя хлопотное бремя управления нищими колониями. В итоге вышло так, словно пьющие родители выгнали 13-летнего подростка на улицу, где ничего хорошего с ним произойти не могло. И до сих пор делают вид, будто совершили великое благо. Обычная диктатура В феврале 1960 г. британский премьер Гарольд Макмиллан, посетив с официальным визитом несколько африканских колоний, произнёс в Кейптауне пламенную речь о деколонизации: «Над Африкой веет ветер перемен, и Великобритания вынуждена с этим считаться». 1960-й был назван ООН Годом Африки, потому что с февраля по декабрь свободу от метрополий получили 17 стран континента. А подавляющее большинство стран Африки стали независимыми в течение ближайшего десятилетия. Чаще всего это происходило мирно, поскольку европейский электорат однозначно одобрял избавление от колоний. К середине XX века колониализм был безнадёжно дискредитирован. Первыми от заморских территорий вынуждены были отказаться проигравшие Вторую мировую войну Германия, Италия и Япония. Но и страны-победительницы были настолько обескровлены войной, что на глазах теряли волю к удержанию заморских владений. Демократические правительства всё меньше хотели рисковать жизнями солдат в тропиках, а сами колонии давно перестали приносить метрополиям сверхприбыли. Более того, Лондон и Париж тратили на их содержание больше, чем получали взамен, а Вашингтон и Москва подстёгивали темп деколонизации. Для Штатов европейский колониализм был идеологическим врагом ещё со времён Войны за независимость. АСоветскому Союзу национально-освободительная борьба африканских и азиатских народов сулила дальнейшее расширение социалистического лагеря. Однако в разгар деколонизации 1960‑х член британского парламента Реджинальд Педжет предостерегал: «Дать право голоса африканцам, находящимся на нынешнем уровне бедности и неграмотности,– не значит помочь им. Наоборот, это сделает их жертвами. Потому что сразу же найдётся какой-нибудь лидер бандитского склада, который эту бедность и неграмотность использует в своекорыстных целях». И ведь как в воду глядел! В Африке ныне 55 независимых государств, в которых за 1960–2015гг. произошли две сотни военных переворотов. Одним из первых 30 июня 1960 г. обрело независимость Бельгийское Конго. Ауже в сентябре получивший образование в Брюсселе полковник Мобуту Сесе Секо установил однопартийный авторитарный режим и провозгласил курс на «аутентичность». Деколонизовать предлагалось всё европейское: имена, топонимы, обращения, одежду, Рождество. Страну переименовали в Заир, начиналась национализация бизнеса вплоть до лавок с бананами. «Демократия– не для Африки»,– высказался новый пожизненный президент. Ачтобы ни у кого не осталось сомнений, Мобуту повесил четверых бывших министров на стадионе в присутствии 50 тыс. зрителей. Сам-то он ценил Запад: покупал дворцы в Европе и был собственником целых кварталов в Брюсселе. Кроме того, Мобуту безжалостно расправился и с конкурентами, включая легендарного Патриса Лумумбу, которого потом увековечили в СССР, назвав, в частности, его именем известный вуз. А среди народа пошла гулять частушка, слова которой и вынесены в заголовок. Закадычный друг Мао Цзэдуна и Ким Ир Сена записал всех заирцев старше 18лет в свою партию. Он запретил упоминать в средствах массовой информации имена (только должности) любых заирских граждан, кроме самого себя и известных футболистов. Официальной идеологией стал «мобутизм». В храмах запретили демонстрацию религиозных артефактов, в музеях– картин, поскольку ничто не должно отвлекать от созерцания портретов нацлидера на каждой пальме. Итог предсказуемый: коррупция, гиперинфляция, финансовые пирамиды, обещавшие 800%-ный доход по вкладам. Наконец, новый переворот и свержение божественной особы. Однако Лоран Кабила, поднявший армию Заира против диктатуры Мобуту, вскоре установил культ собственной личности по его примеру. На поверку Мобуту оказался далеко не самым кровавым узурпатором в деколонизируемой Африке. Правитель Чада Хиссен Хабре перебил около 40 тыс. сограждан, а Масиас Нгема в Экваториальной Гвинее– 50 тыс. из 380тыс. жителей страны. Нгема любил драматизацию: однажды казнил 150 своих врагов на футбольном стадионе под звучавшую из усилителей песню «Those Were The Days» (англоязычная версия русского романса «Дорогой длинною»). Чтобы несчастное население не разбежалось, Нгема категорически запретил своим подданным иметь лодки, заниматься рыболовством и вообще приближаться к берегу. Гвинейский лидер Секу Туре лично рубил врагам головы в концлагере Камп Бойро. Ему принадлежат слова: «Мы предпочитаем свободу в нищете богатству в рабстве». Увы, при Туре гвинейцы увидели лишь нищее рабство. Как и граждане Танзании, где президент Джулиус Ньерере развивал свой вариант чучхе– уджмаа: согнал население в образцово-показательные деревни, провёл коллективизацию и превратил свою страну из крупнейшего в регионе экспортёра продовольствия в крупнейшего импортёра. Президент Малави Хастингс Банда публично рассказывал о том, как его враги стали «кормом для крокодилов». Атиран Центральноафриканской Республики (впоследствии– империи) Жан Бедель Бокасса, судя по всему, ел ворогов сам. Начало банально: в 1964 г. амбициозный полковник сверг и посадил в тюрьму президента страны, приходящегося ему кузеном. В июне 1970 г. Бокасса посетил с официальным визитомСССР и так полюбил русскую кухню, что попросил откомандировать с ним советского повара. По воспоминаниям кремлёвского врача Евгения Чазова, этот повар вскоре в ужасе бежал в родное посольство, обнаружив в холодильнике на президентской кухне человеческое мясо. Ходили слухи, что Бокасса употреблял в пищу лидеров оппозиции, а однажды в виде хохмы накормил свой кабинет министров одним из его членов. Но слухами всё-таки не заменишь факты. А факты такие: к 1977 г. в стране был один врач на 44 тыс. жителей и единственный стоматолог на всю империю. Зато в том же году состоялась церемония коронации императора Бокассы I, на которую улетело четверть экспортного дохода. Чернокожий базилевс воздел на голову корону, украшенную двумя тысячами бриллиантов, сидя на золотом троне в форме сидящего орла, укутанный в леопардовые мантии. Атуфли, в которых он тогда щеголял, были занесены в Книгу рекордов Гиннессакак самые дорогие в мире. Его наследниками объявили 77 детей от 19 жён. Превращение борцов за независимость в жутких стяжателей и кровопийц стало скорее нормой, чем исключением для африканского «ветра перемен». В 1974 г. эфиопские военные во главе с майором Менгисту Хайле Мариам свергли императора Хайле Селассие. Поначалу революционеры были настолько антибуржуазно настроены, что не носили галстуков и не садились за руль. Но власть, лишённая противовесов, редко идёт на пользу процветанию: Менгисту постепенно перебил товарищей, а четвёртую годовщину революции встретил во дворце императора сидящим на золотом троне. Восстание началось с равнодушия Хайле Селассие к голоду в провинции Волло, а новый вождь сам организовывал голод в оппозиционных ему районах. Колоритным соседом Мобуту, Бокассы и Менгисту стал Иди Амин, который в январе 1971 г. захватил власть в Уганде. Первым делом диктатор создал не центральный банк или резервный фонд, а эскадроны смерти: они с ходу ликвидировали 70 нелояльных офицеров и принесли Амину голову начальника штаба Сулеймана Хуссейна. Тот держал её в своём холодильнике, пока эскадроны развернули репрессии по всей стране, уничтожив более 10тыс. человек. Это были цветочки: за 12 лет правления Амина жертвами стали до полумиллиона граждан Уганды, а не менее двух тысяч он убил собственноручно. В августе 1972г. мусульманин Амин объявил, что Аллахво сне призвал его изгнать из странывсех «мелкобуржуазных» азиатов (в Уганде жила большая диаспора выходцев из Индии и Пакистана). От них, мол, все беды в экономике. Их имущество поделили между приближёнными силовиками, но процветания всё не наступало и не наступало. Следом источником коррупции и инфляции оказались христиане. Чтобы защитить единоверцев, архиепископ Уганды, Руанды и Бурунди Джанани Лувум пытался вразумить Амина, но вскоре «погиб в автокатастрофе». Годы спустя один из подручных диктатора рассказал журналистам, будто на его глазах в гостинице «Мир» Амин попросил Лувума помолиться за мирное будущее страны и лично пристрелил архиепископа. К 1977г. из Уганды сбежали 15 министров, 6 послов и 8 заместителей министров. Фактически полностью опустел университет Макерере: в эмиграции оказались профессора, деканы факультетов и лекторы по основным дисциплинам. Со всеми вытекающими для развития Уганды. Логика выживания По динамике подушевого ВВП Африка южнее Сахары до 1960-х опережала другие развивающиеся страны. Сегодня все государства, где реальный уровень жизни ниже 1960-х, находятся как раз в Африке. Пока развивающиеся страны в среднем росли на 3% в год, экономика африканских прибавляла 0, 5%– и так 60 лет. Как правило, хаос возникал не сразу после начала деколонизации. Уходя, европейцы оставляли собственную правовую систему, худо-бедно работающие государственные институты и даже зачатки демократического представительства. Пока все эти институты не успели окончательно деградировать, а Мобуту, Бокасса или Амин окончательно потерять берега, страна дышала по инерции. Многие диктаторы успешно лавировали между СССР и США, получая поддержку из обоих лагерей холодной войны. 1960-е были с экономической точки зрения гораздо более успешным для независимой Африки десятилетием, нежели любое последующее. Как булгаковский доктор Борменталь списывал системный крах государства при большевиках на некую «разруху», так и левые интеллектуалы не уставали объяснять проблемы деколонизации «неопытностью» африканских демократий. Но на самом деле действия местных царьков были логичны и предсказуемы. Чаще всего они опасались «созидательного разрушения», которое экономист Йозеф Шумпетер описал за полвека до начала деколонизации. Его суть в том, что богатеющее общество создаёт запросы к власти и угрожает стабильности диктатур. Поэтому разумнее особо не педалировать экономический рост. Первого президента Ганы Кваме Нкруму консультировал нобелевский лауреат по экономике сэр Артур Льюис. Однако скотобойню, кожевенный завод и обувную фабрику зачем-то построили в разных частях страны, а продукция из-за логистики дорожала в разы. Крупнейший в мире завод по консервированию манго возводят в регионе, где манго не растёт. Вряд ли такое мог насоветовать Льюис. Вряд ли он рекомендовал объявить «наследием империалистов» многопартийные выборы, которые порождают лишь «хаос, брожение, взяточничество, кумовство и несчастье». Главным «советчиком» Нкрумы было обеспечение собственного выживания. Поэтому он отсекал конкурентов от демократических процедур, а «неумным» строительством предприятий покупал политических сторонников, обеспечивая региональным элитам госзаказ и новые налоги. Нкруму критиковал за нерациональность и кумовство главный оппонент– прозападно настроенный профессор социологии Кофи Бусиа. Но едва Бусиа стал премьер-министром, подписал соглашение с МВФ и попытался начать модернизацию, его тут же свергли военные. Такой дамоклов меч висел над каждым африканским политиком. Именно по этой причине диктатор Сьерра-Леоне Сиака Стивенс разобрал главную железную магистраль страны, построенную британскими колонизаторами из Фритауна в Менделенд. И сразу же продал разобранные пути и подвижной состав, чтобы ничего нельзя было повернуть вспять. Стивенс действовал глубоко прагматично– принёс экономический рост в жертву собственной безопасности. Нельзя, чтобы богатела вся страна, потому что народившийся средний класс может изменить баланс власти и богатства. Стивенс был из народности лимба с севера Сьерра-Леоне, а его главными конкурентами были менде с востока. Если дать им нормально вывозить в порт Фритауна кофе, какао и алмазы, менде хорошо заработают, закупят оружие и бросят Стивенсу вызов. Без железки сделать это будет посложнее. Борец с колониализмом Сиака Стивенс, придя к власти, управлял страной теми же методами, что и колонизаторы: отбирал доходы у сельхозников, монополизировал добычу алмазов, опирался на тех же вождей, что назначили британцы. Крестьян Стивенс обирал через колониальные управления по сбыту, которые скупали у них урожай по бросовым ценам. Правда, при британцах смысл управлений был в том, чтобы накопить резервы и в случае неурожая всех спасти– выкупить собранные крохи задорого, не допустив голода. При Стивенсе они стали просто соковыжималкой. Там, где британцы давали в среднем 56% от мировой цены, Стивенс давал 37%. Такая ценовая политика управлений лишала фермеров стимулов вкладываться в производство, покупать удобрения и технику. Сторонники независимости Африки уверяли, что наиболее порочные способы колониального управления уйдут в прошлое. Их оптимизм, мягко говоря, не оправдался. Многие политические практики и свободы, которые в первой половине ХХ века дрейфовали в сторону европейских стандартов, были отброшены на столетия назад. А исключений– по пальцам: Берег Слоновой Кости при Феликсе Уфуэ-Буаньи, Сенегал при Леопольде Сенгоре, Кения при Джомо Кеньятте. Но после смерти своих патриархов и Кения, и Берег скатились в обычный сценарий гражданской войны. Ботсвана до 1966 г. являлась британской колонией Бечуаналенд. На территории размером с Францию имелось 12 км дорог с твёрдым покрытием и 22 человека с высшим образованием. Если бы её первый премьер-министр Сересте Хама был похож на Сиаку Стивенса или Иди Амина, он захватил бы доход от алмазов, купил на них отряды опричников и отдал бы им в кормление страну в обмен на службу. Но Хама пошёл другим путём: на «алмазные деньги» выстроил эффективную бюрократию и независимые суды, провёл земельную реформу, создавшую прослойку состоятельных скотоводов. Рост их доходов потянул за собой сектор услуг и даже промышленность. И всё это– на фоне честных выборов и реальной власти парламента. Но успех Ботсваны зависел не только от появления у руля достойного реформатора. Удачно сложились обстоятельства: небольшое население, близость управляемых белыми ЮАР, Родезии и Намибии, отсутствие межплеменной розни и джунглей, где эта рознь гнездится десятилетиями. Вогромной многонациональной Нигерии Хама, скорее всего, кончил бы плохо. Личный фактор Так или иначе, Ботсвана поднялась потому, что сумела распространить у себя институты, сделавшие Запад процветающим: конкуренцию, защиту собственности, верховенство права, минимальное вмешательство государства в жизнь людей. И если эти институты подтвердили свою универсальность, то искренние деколонизаторы должны были стремиться сохранить их в бывших колониях в работоспособном состоянии. Например, удержать европейцев на руководящих государственных должностях в переходный период. Если все европейские державы пришли к всеобщему избирательному праву через столетия цензовой демократии, когда к выборам постепенно приобщались самые образованные и обеспеченные, то почему идея дать неграмотному голодранцу в Африке сразу все права выглядела классной? Ведь к началу деколонизации на Западе было накоплено достаточно знаний, чтобы не сомневаться: Уганда станет правилом в новой Африке, а Ботсвана– исключением. Ответ очевиден: общество состоит из людей, а люди ищут выгоду и не хотят подставляться. По различным причинам в 1960-е на Западе постколониальный дискурс оказался сильнее науки и здравого смысла. Энтропия в моменте одолела рациональность. Благородная идея освобождения от заморского господства благородно выродилась в слепую вражду ко всему «европейскому» и утопическую веру в социальную инженерию, против которых побаивались пикнуть лидеры мнений. А боязнь дать честную оценку происходящему в бывших колониях привела к крупнейшей геополитической катастрофе XX века. Сотни миллионов африканцев, прежде худо-бедно «опекаемых», были не просто брошены на произвол судьбы– их выдали на растерзание людоедам. Как Кваме Нкрума и Сиака Стивенс, западные политики тоже были прагматичными людьми. С появлением ООН после Второй мировой в международной политике поменялись правила игры. Была воспринята идея суверенного равенства, когда голос Великобритании при голосовании в ООН равен голосу Либерии. Ещё полвека назад это выглядело бы полнейшей дичью, но в 1960-е за голосами африканских стран развернулась лютая охота. Цивилизованный мир запретил себе в принципе критиковать политику новых государств. ООН бесконечно осуждала апартеид в ЮАР, но никогда– Амина или Мобуту. Это было хуже, чем преступление. Это была ошибка. Пресмыкательство Запада перед африканскими извергами стало опорой безграничной власти последних. Гвинейский тиран Секу Туре порвал дипломатические отношения с Францией, и Париж 10 лет униженно просил об их восстановлении. Когда Туре смилостивился, президент Валери Жискар д’Эстен стремглав вылетел в Гвинею засвидетельствовать своё почтение. Иди Амин приказал арестовать и расстрелять английского учителя Дениса Хиллса, назвавшего его в своей книге «чёрным Нероном» и «деревенским тираном». Королева и премьер-министр Великобритании направили жалостливые письма с просьбой о помиловании, а глава МИД лично вылетел в Уганду и долго просил прощения у Амина за слова британского гражданина. Похожая логика восторжествовала на всех этажах западного общества. Если вы бюрократ ООН, то вам в тему расширение «продовольственных программ» для Африки. Конечно, вы понимаете, что 80% денег, распределяемых через африканские власти, будет украдено, зато ваше личное влияние возрастёт. Аналогично университетский препод нутром чует, что верхом на «постколониальном дискурсе» можно гораздо быстрее сделать карьеру, чем критиковать его и сделаться объектом травли. Имаститый режиссёр, создающий образ всеми измученного африканского иммигранта, сечёт тему. И известный актёр, которого одно неполиткорректное слово может выбросить из обоймы. Тут даже у образованного человека создаётся впечатление, что «позитивная дискриминация» этим миром полностью заслужена. Хотя на самом деле вина белого человека в страданиях африканцев в этом и заключается– в соглашательстве и конформизме. Чтобы не получить клеймо расиста, опасно стало констатировать очевидное– люди не одинаковы. Они отличаются не столько цветом кожи, сколько образованием, культурой и присущей обществу политической традицией. Ведь если в Анголе внедрить шведские законы, она не станет в одночасье Швецией. Конечно, сохранение белой бюрократии вряд ли спасло бы Уганду от катастрофы, но наверняка смягчило бы падение, а власть могла приземлиться и в менее кровавые руки. Ведь ряд успешных догоняющих реформ был сопряжён с массовым привлечением иностранцев на госслужбу– реформы Петра Великого в России или реформы эпохи Мэйдзи в Японии. Если бы западные политики не боялись отступить от постколониального дискурса, они построже обращались бы с африканскими тиранами, когда те полностью зависели от их помощи. И это спасло бы десятки миллионов жизней. Жан Бедель Бокасса к 1979 г. уже 10 лет проводил над Центральноафриканской Республикой чудовищные эксперименты, оставаясь большим другом Франции и её президента Валери Жискар д’Эстена. Французские спецслужбы наверняка знали о его каннибализме, паранойе, коррупции и массовых репрессиях, но продолжали считать дорогим партнёром. Их терпение лопнуло только после истории с введением обязательной формы для школьников и студентов. Проблема в том, что народ империи при правлении Бокассы настолько дошёл до ручки, что её не на что было покупать. Форма стоила дорого, потому что её пошив осуществлялся на единственной фабрике, принадлежащей лично императору. Начались неслабые волнения, и Бокасса дал санкцию на арест детей и молодых людей в возрасте от 6 до 25 лет, которых свозили в центральную тюрьму. Бокасса провёл в тюрьме две ночи, чтобы преподать детям «хороший урок», после которого скончалось около ста молодых людей. Французский журналист Бернар Луба собрал свидетельства о том, что ещё около ста детей были привезены в грузовиках во двор дворца Бокассы в Беренго. Пьяный император заставил их лечь на землю и стал ездить по ним на грузовике взад и вперёд, а выживших ребят добивал палкой. Судя по всему, французские власти не сочли это дезинформацией. Париж официально признал, что ошибся, поддерживая режим Бокассы. Как будто раньше это было непонятно. Спустя месяц, когда император отправился с визитом в Ливию, французский спецназ практически без сопротивления захватил его столицу и восстановил Центральноафриканскую Республику. Вот так вот просто! Казалось бы, и деколониалисты к 1980‑мгг. должны были осознать, что выпустили злобного джинна, несущего сплошные бедствия и без того неблагополучной Африке. И нужно всячески поддерживать модели, подразумевающие плавный переход от колониальной модели к суверенитету. Однако выбраться из идеологической колеи не получается до сих пор. Поделиться Поделиться ВКонтакте Telegram Whatsapp Одноклассники Cсылка
Источник
#Общество