Старик Филофей, с бородой, достойной зависти любого древнегреческого философа, хитро подмигивал пожелтевшей фотографии юного себя. Каждое утро, вооружившись перьевой ручкой и листом бумаги, он писал письма. Не кому-нибудь, а себе восемнадцатилетнему. Затея, скажете, странная? Возможно. Но для Филофея это был якорь, связывающий его с бушующим морем прошлого. Ведь в восемнадцать он, Филька, боролся не с алгеброй и прыщами, а с куда более серьёзным противником – с тяжелой болезнью, которая словно тень нависла над его юностью. «Здравствуй, Филька! – начинал он свои послания. – Надеюсь, эта куриная лапка, которой я пишу (прости, ревматизм – шутка стариков), не слишком царапает твои молодые глаза. Сегодня я съел целых три блина! А ты как там? Держишься? Помни, ты сильнее, чем кажется. Ты – скала! Кремень! Алмаз неогранённый! (хотя скорее булыжник пока).» Письма были полны юмора, воспоминаний, советов и нежной любви к тому юному, испуганному парню. Он рассказывал о своих победах и поражениях, о любви, которая нашла его, о радости отцовства, о том, как важно не сдаваться. О Боге, который рядом, даже когда кажется, что остался один на один со своей бедой. «Филька, ты не представляешь, какой вкус у спелой вишни, сорванной с дерева в солнечный июльский день! Это тебе задание номер один – выжить и попробовать!» – писал он. – «А ещё я женился на девушке с глазами цвета василька! И она печет изумительный яблочный пирог, рецепт которого я, к сожалению, пока не могу тебе доверить – коммерческая тайна! Просто поверь, оно того стоит! Задание номер два – выздороветь и встретить её!» Год за годом складывались стопки писем. Старик Филофей уже и сам порой забывал, что написал юному себе. Писательство стало своеобразной молитвой, беседой с Богом, с самим собой. А в другом времени, восемнадцатилетний Филька чах в больничной палате. Врачи разводили руками, говоря о чуде. И чудо случилось. Медленно, но верно, он стал поправляться. Спустя много лет Филька, уже совсем не Филька, а Филипп Петрович, солидный мужчина с проседью в висках, разбирал старый чердак в доме своего покойного деда. Среди пыльных сундуков он наткнулся на связку писем. Пожелтевшая бумага, знакомый почерк… «Здравствуй, Филька…» – читал он со слезами на глазах. С каждой строчкой в груди разливалось тепло. Он узнавал себя, свои страхи, свои мечты. Филипп Петрович понял: старик Филофей – это он сам, а письма – не просто записки сумасшедшего старика, а послания из будущего, ниточка надежды, протянутая сквозь время. Он понял, что эти слова, полные любви, юмора и веры, помогут ему выжить в любой ситуации. Найдя письма своего деда, он обрел второе дыхание – дыхание веры, которое с тех пор его всегда ободряет и дарит надежду. И теперь, спустя годы, эта вера обрела новый, более глубокий смысл.
Зерна православия
ПИСЬМА ИЗ БУДУЩЕГО (удивительный рассказ)
Старик Филофей, с бородой, достойной зависти любого древнегреческого философа, хитро подмигивал пожелтевшей фотографии юного себя. Каждое утро, вооружившись перьевой ручкой и листом бумаги, он писал письма. Не кому-нибудь, а себе восемнадцатилетнему. Затея, скажете, странная? Возможно. Но для Филофея это был якорь, связывающий его с бушующим морем прошлого. Ведь в восемнадцать он, Филька, боролся не с алгеброй и прыщами, а с куда более серьёзным противником – с тяжелой болезнью, которая словно тень нависла над его юностью.
«Здравствуй, Филька! – начинал он свои послания. – Надеюсь, эта куриная лапка, которой я пишу (прости, ревматизм – шутка стариков), не слишком царапает твои молодые глаза. Сегодня я съел целых три блина! А ты как там? Держишься? Помни, ты сильнее, чем кажется. Ты – скала! Кремень! Алмаз неогранённый! (хотя скорее булыжник пока).»
Письма были полны юмора, воспоминаний, советов и нежной любви к тому юному, испуганному парню. Он рассказывал о своих победах и поражениях, о любви, которая нашла его, о радости отцовства, о том, как важно не сдаваться. О Боге, который рядом, даже когда кажется, что остался один на один со своей бедой.
«Филька, ты не представляешь, какой вкус у спелой вишни, сорванной с дерева в солнечный июльский день! Это тебе задание номер один – выжить и попробовать!» – писал он. – «А ещё я женился на девушке с глазами цвета василька! И она печет изумительный яблочный пирог, рецепт которого я, к сожалению, пока не могу тебе доверить – коммерческая тайна! Просто поверь, оно того стоит! Задание номер два – выздороветь и встретить её!»
Год за годом складывались стопки писем. Старик Филофей уже и сам порой забывал, что написал юному себе. Писательство стало своеобразной молитвой, беседой с Богом, с самим собой.
А в другом времени, восемнадцатилетний Филька чах в больничной палате. Врачи разводили руками, говоря о чуде. И чудо случилось. Медленно, но верно, он стал поправляться.
Спустя много лет Филька, уже совсем не Филька, а Филипп Петрович, солидный мужчина с проседью в висках, разбирал старый чердак в доме своего покойного деда. Среди пыльных сундуков он наткнулся на связку писем. Пожелтевшая бумага, знакомый почерк… «Здравствуй, Филька…» – читал он со слезами на глазах. С каждой строчкой в груди разливалось тепло. Он узнавал себя, свои страхи, свои мечты.
Филипп Петрович понял: старик Филофей – это он сам, а письма – не просто записки сумасшедшего старика, а послания из будущего, ниточка надежды, протянутая сквозь время. Он понял, что эти слова, полные любви, юмора и веры, помогут ему выжить в любой ситуации.
Найдя письма своего деда, он обрел второе дыхание – дыхание веры, которое с тех пор его всегда ободряет и дарит надежду. И теперь, спустя годы, эта вера обрела новый, более глубокий смысл.