Башкирская национальная культура: Обряды и праздники
У древних башкир существовала архаическая большая семейная община, о чём свидетельствуют черты арабского типа в их системе родства и другие косвенные данные. Особенностью этой системы было разграничение отцовской и материнской линии родства, наличие особых терминов для обозначения многочисленной родни. Такая подробная разработанность и индивидуализация терминов были необходимы для определения статуса, наследственных прав каждого члена большесемейного коллектива. Община включала 3-4 и более брачные пары и представителей 3-4 поколений. Такая семья у башкир, как и у других кочевых народов, была менее монолитной, чем у земледельческих, и входящие в неё брачные пары (парная семья) обладали некоторой хозяйственной автономией. Вся история семейных отношений башкир в XVI-XIX веках характеризуется параллельным существованием и соперничеством больших и малых (элементарных, нуклеарных) семей, постепенным утверждением последних. На протяжении всего этого периода большесемейные ячейки, разросшись, распадались на всё более малые. В наследовании семейного имущества в основном придерживались миноратного принципа (преимущественного права младшего сына). По обычаю минората отчий дом, семейный очаг доставался младшему сыну (кинйә, төбсөк). Он же наследовал основную часть скота и другого имущества отца. Однако это мало ущемляло интересы старших братьев и сестёр, так как старших сыновей отец должен был отделить в самостоятельные хозяйства по мере их женитьбы, а дочери получали свою долю при замужестве в виде приданого. Если же отец умирал, не успев выделить старшего сына, тот заступал на его место, и на него ложились заботы о сёстрах и младших братьях. *** Среди богатых башкир существовало многоженство. Ислам разрешал иметь одновременно до 4-х жён, но этим правом могли пользоваться очень немногие; кое-кто имел двух жён, а большинство жили с одной. Встречались и такие, которые из-за бедности вообще не могли обзавестись семьёй. В брачных отношениях также сохранились древние обычаи: левират (женитьба младшего брата/племянника на вдове старшего), сорорат (женитьба вдовца на младшей сестре покойной жены), обручение малолетних детей. Левират был одновременно и нормой брака и принципом наследования: вместе с вдовой и её детьми к младшему брату переходило всё имущество старшего брата и обязанности по содержанию семьи. Браки совершались по сватовству, имело место и умыкание невест (это освобождало от уплаты калыма), иногда по взаимной договорённости. В прошлом у башкир бытовали довольно ранние браки. Нормальным брачным возрастом для жениха считали свыше 15-16 лет, для невесты – 13-14. Обычно брачного партнёра для своих детей выбирали родители. Отец жениха при этом согласовывал своё решение с сыном, невесту же часто отдавали замуж без её формального согласия. Браку предшествовал сговор сватов, в ходе которого стороны сначала достигали взаимного согласия на предстоящий брак, затем обсуждали вопросы организации свадебного пира, размеры калыма – непременного условия любого брака. Калым выплачивался родителями жениха и порой достигал значительных размеров, хотя в общем зависел от благосостояния обеих соединяющихся семей. В различных регионах Башкирии состав калыма и его размеры также различались, однако, по мнению С.И. Руденко, в целом «размер его не падал ниже известной нормы, обуславливающейся обязательными со стороны жениха подарками»: лошадь (баш аты) тестю, лисью шубу (инә туны) теще, 10-15 руб. на расходы (тартыу аксаһы), лошадь, корову или барана на свадебный пир, материал на платье невесте и деньги на её обеспечение (мәһәр или һөт һакы – «цена за молоко»). Существовал ещё так называемый «малый калым», предназначавшийся только невесте: шаль, платок, халат, сапоги, сундук. И невеста выходила замуж не с пустыми руками, а с приданым (скот и деньги). Если девушка была из бедной семьи, отец отдавал ей в приданое часть поступавшего в его руки калыма. Калым бывал довольно внушительным, но он почти никогда не выплачивался единовременно, и этот процесс иногда растягивался на год, даже два. В тяжёлые времена или в браках бедных семей, естественно, размеры калыма бывали меньше. Так, теперешние старики вспоминают, что в 1920-1930-е годы они выходили замуж или женились не только без калыма или приданого, а зачастую даже без свадеб. *** Ещё в конце XIX века у башкир существовал обычай брачного договора, который заключали родители за своих младенцев. Подобный договор закрепляли особым ритуалом: родители будущих жениха и невесты пили мёд и кумыс из одной чашки. После этого младенцы считались наречёнными супругами. Расторжение договора было впоследствии довольно сложным, для этого отец невесты должен был давать откупные в размере оговорённого ранее калыма. Через несколько дней, иногда – недель жених и его родители отправлялись в дом невесты с подарками. Местами, например, на юго-востоке Башкирии подарочный набор собирали родственники жениха. Поручалось это обычно мальчику. Он объезжал родных верхом на коне, собирая для подарка наборы ниток, платки, деньги, и всё полученное передавал затем жениху. В сборе приданного невесты участвовали и её родственники. Незадолго до свадьбы мать невесты собирала родственниц на чаепитие, на которое приглашённые приходили со своими подарками. Эти подарки впоследствии составляли часть приданого невесты. Процесс бракосочетания и связанные с ним ритуалы и празднества распадались на два основных этапа. Первый – так называемая малая свадьба, где мулла формально закреплял брачный союз. На малой свадьбе присутствовали самые близкие родственники. На малую свадьбу отец жениха приводил туйлык (лошадь или барана). Со стороны жениха обычно присутствовали только мужчины, кроме матери жениха или старшей родственницы, заменявшей её. Свадьба проходила в доме отца невесты. Главным ритуальным угощением на малой свадьбе был бишбармак. Первый день свадьбы проходил обычно чинно, здесь вместе с муллой бывало много родственников стариков. На ночь гости расходились по заранее назначенным домам сватов – родственников невесты. На следующее утро происходило заклание привезённой отцом жениха лошади или барана, затем гости собирались на угощение, чтобы удостовериться в качестве туйлык. Этот процесс сопровождался весёлым ритуалом – играми и шуточными потасовками между родственниками жениха и невесты. Малая свадьба продолжалась два-три дня, затем гости разъезжались по своим домам. Жених, теперь уже молодой муж, имел право посещать свою жену, но жить в доме её отца не оставался, более того – он не должен был даже случайно встречаться с тестем и тёщей. Первое посещение молодой жены разрешалось только после вручения тёще главного подарка – шубы (инә туны). Жених приезжал к ночи верхом к дому суженой, но ему ещё предстояло отыскать её. Подруги молодой прятали её, и поиски занимали иногда довольно много времени. Чтобы облегчить свою задачу, молодой муж раздавал подарки – подкупал женщин, следивших за происходящим, и, наконец, находил свою жену. Та пыталась «сбежать», начиналась ритуальная погоня. Молодой муж, догнав свою избранницу, должен был её нести некоторое время на руках. Пойманная уже не сопротивлялась. Для молодых отводилось специальное помещение (пустой дом, либо дом кого-либо из родственников невесты). Когда они оставались наедине, девушка в знак покорности должна была снять с супруга сапоги. Но она не допускала его к себе до тех пор, пока он не давал ей серебряную монету крупного достоинства. Говорят, что иногда молодая скрывала от своего мужа лицо до того дня, пока калым не был полностью уплачен, и за этим строго следили мать или её родственницы старушки. Но в начале XX века этот обычай уже не соблюдался. *** Когда же калым был уплачен полностью, юноша отправлялся вместе со своей роднёй за «невестой». В доме отца невесты устраивали туй – празднество по случаю переезда невесты, которое продолжалось два-три дня и часто сопровождалось, кроме традиционных увеселений, и состязаниями (конными скачками, борьбой), в которых участвовали как родственники брачующихся, так и соседи. Сам «отъезд невесты» сопровождался целым рядом ритуалов – прятание невесты и её постели, обход невестой родственников, раздача подарков её родственникам и в ответ получение подарков от них. И.И. Лепёхин, путешествовавший по Башкирии в XVIII веке, сообщал, что молодую отвозили в дом мужа верхом на лошади. При этом, подъехав к дому, одна из родственниц молодой брала лошадь под уздцы и подводила её к новому дому. Здесь вновь происходил обряд выкупа «невесты», который осуществлял отец жениха. При вступлении во двор молодая трижды опускалась на колени перед родителями супруга, затем раздавала подарки его родным, те, в свою очередь, одаривали её. Во время туя (на стороне мужа), который продолжался также несколько дней, совершались различные обряды проверки способностей молодой жены. Особая иерархия социальных отношений, связанная с древними традициями, прослеживается в ритуалах застолий. Так, за свадебным столом гостей рассаживали в строго определённом порядке. На самое почётное место (у стены, противоположной входу) сажали приезжего главного свата – отца жениха или деда, затем – менее старших. При этом учитывали близость родственных связей с женихом, общественное положение, учёность. При равных основаниях предпочтение отдавали тому, кто приехал из более отдалённого места; говорили, что у него «дорога старше». В таком же порядке рассаживали женщин отдельно от мужчин, особым кругом или в другом помещении. Родня невесты, за исключением самых старших, всё время была на ногах, обслуживая гостей. Сидеть полагалось, сложив ноги под себя, «по-турецки». Пищу подавали как женщины, так и молодые мужчины. Ассортимент угощения варьировал в зависимости от материального состояния участников и местной кухни. В Зауралье на свадьбе и других торжествах основным блюдом являлся аш, представлявший собой целый комплекс кушаний и напитков. Сначала подавали в больших чашах крепкий мясной бульон (тозлок), с мелко накрошенным жирным мясом, нутряным жиром, прямой кишкой. Гостям раздавали по куску мяса с косточкой, более почитаемым давали по несколько кусков. В малых блюдцах или чашах каждому подносили лапшу в виде больших листьев, сваренную в жирном бульоне (иногда лапшу опускали в общую чашу с бульоном, и любой по желанию мог достать её большой ложкой). В нескольких местах ставился кислый сыр – корот: разведённый, если зимой, свежий летом. Каждый наливал себе в чашку бульон; мясо ели, макая его в бульон, либо запивая бульоном. Считалось приличным преподнести свою долю мяса кому-либо из присутствующих в знак особого уважения. Существовал также обычай угощать друг друга кусками жира непосредственно с руки. На юго-востоке это вылилось в особый ритуал: один из самых уважаемых людей брал в ладонь небольшие куски мяса, жира и нарезанную ромбиками лапшу и угощал каждого из присутствующих в отдельности. Не осуждалось также, если кто-либо брал свою долю с собой. После тозлок приносили мясной суп (һурпа) с тонко нарезанной лапшой (тукмас), который ели, разбавив коротом. Затем гостям предлагалось благословить аш, и всё убиралось. Гостям объявлялось, чем одаривает отец невесты зятя. Традиционно это была верховая лошадь в полном убранстве – осёдланная, взнузданная. *** Родильные обряды башкир в целом идентичны обрядам татар и других мусульман Урало-Поволжья. Роды принимали обычно опытные повитухи, которые были почти в каждой деревне. Кроме того, большинство пожилых женщин при необходимости могли принять роды без повитухи. Женщины рожали дома. Интересны приёмы ускорения и облегчения родов у башкир. В случае, когда роды по той или иной причине задерживались, а это приписывалось проискам нечестивого (шайтана), рядом с роженицей стреляли из ружья (порой прямо у её изголовья), отгоняя нечистую силу. Испуг роженицы провоцировал схватки. У некоторых башкирских родов существовал обряд «продевания роженицы через волчью губу». Для этого у убитого волка срезали кожу, окаймляющую рот, вытягивали и высушивали её. При задержке родов знахарка пропускала роженицу сквозь это кольцо из волчьей губы. Если рождался мальчик, об этом спешили сообщить его отцу. Повитуха обязательно правила ему голову. Этот процесс требовал особого знания. Иногда с этой целью голову младенца обвязывали тряпкой на сутки. Затем новорожденного обмывали и заворачивали в чистые пелёнки. Роженица несколько дней оставалась на родильном ложе. Её навещали подруги и родственницы, приносили ей подарки – различные гостинцы (чай, молоко, масло, сахар, выпечку и пр.) Дня через три отец ребёнка собирал гостей, приглашал муллу, и совершался обряд наречения имени, проводившейся по мусульманским правилам. С.И. Руденко отмечал, что у богатых башкир обряд имянаречения сопровождался раздачей дорогих подарков. Это могли быть рубахи, платки и т.д. Гости, в свою очередь, одаривали новорожденного ещё более щедро – деньгами, украшениями. Если рождался мальчик, до достижения им трёхлетнего возраста совершался обряд обрезания (сөннәтеу), сопровождавшийся обычно небольшим застольем. В нём участвовали «бабай» (специалист по обрезанию) и другие мужчины – близкие родственники родителей мальчика. Дети независимо от пола до достижения 6-7 летнего возраста воспитывались матерью. Мальчики с этого времени постепенно переходили под опеку отца, который обучал их премудростям мужской работы и доблести. Девочки оставались рядом с матерью практически до замужества, с 7-8 летнего возраста помогая ей в домашнем хозяйстве. *** Похороны и поминовение умерших у башкир в конце XIX – начале XX веков осуществлялись по канонам ислама. Однако при глубоком рассмотрении погребальных и поминальных обрядов выясняется, что они содержат немало элементов более древних языческих верований и обрядовых действий. Башкиры верили в существование жизни в потустороннем мире. Она представлялась им похожей на земную, поэтому в могилы к умершим клали необходимые для жизни предметы. По обычаю вместе с умершим хоронили и его коня. Загробный мир казался людям продолжением земного. Однако, каким бы прекрасным ни был «тот свет», об ушедшем в другой мир сожалели, скорбели, плакали. Башкиры считали, что смерть – это переход души человека в новое состояние. Традиционный похоронный обряд варьировал в зависимости от места его проведения, пола, возраста, обстоятельств смерти, однако в основе был единым. Когда наступала смерть, умершему с молитвами закрывали глаза, рот и укладывали его на нары или скамью (обязательно на что-то жёсткое) лицом к кибле в вытянутом положении с руками вдоль тела. Если у покойника глаза не закрывались, в Янаульском и Мелеузовском районах на них клали монетки. Чтобы не открывался рот, голову покойника перевязывали платком или всовывали платок под подбородок. На грудь умершего поверх одежды клали любой железный предмет: нож, ножницы, напильник, гвоздь, монетки, а в некоторых районах – изречения из Корана или Коран. Обычай класть покойному на грудь железо как магическое средство для отпугивания опасных духов был известен многим народам мира. С этой же целью использовалась и священная книга Коран. На севере Башкирии, в Пермской и Свердловской областях на покойника клали пачку соли или зеркало, чтобы не пучился живот. Видимо, происхождение этого обычая было связано с предохранением от козней злых духов. Во избежание зловоний, которые мог испускать умерший, по бокам от него постилали крапиву. *** Умершего старались похоронить в тот же день не позднее полудня, если смерть наступала поутру, а если на закате солнца, то покойник хоронился на другой день, оставаясь до погребения там, где умер. Сидение возле умершего считалось богоугодным делом, поэтому люди часто приходили заменять друг друга, каждый хотел заслужить милость Божью. Обычно в дом, где находился покойник, приходили с проношениями: полотенцем, мылом, платком и др. Принесённые вещи с молитвами собирала пожилая женщина, чтобы на кладбище раздать их участникам похорон. В день погребения умершего обмывали: мужчину – мужчины, женщину – женщины. Детей могли обмывать и мужчины, и женщины. Иногда сам умерший ещё при жизни завещал, кто его должен обмывать. Обмывание начинали только тогда, когда была готова могила. Кто-то приходил с кладбища и сообщал, что в могиле уже начинают рыть нишу, это было сигналом для омовения. В это время в дом никого не пускали. Перед мытьём или во время мытья окуривали помещение дымом от душицы, мяты, берёзовой чаги или можжевельника. Это делали в целях дезинфекции и, как считали в прошлом, для отпугивания злых духов. Сразу же после обмывания умершего облачали в саван (кәфен). Он шился из новой материи. Материал для савана многие заготавливали себе ещё при жизни, обычно для этого требуется 12-18 м белой ткани. В деревнях почти все старые люди имели вещи, заготовленные на случай смерти: ткань для савана и различные подарки для раздачи на похоронах (полотенца, рубашки, куски мыла, чулки, носки, деньги). Раньше саван шили из конопляной или крапивной ткани. Слева направо заворачивали умершего в каждый слой савана. Полностью обернув умершего всеми слоями савана, его в трёх местах (над головой, в поясе и в области колен) перевязывали верёвками или полосками ткани, которые называются билбау – «пояс». У мужчин кроме этой одежды на голову умершего наматывали чалму. *** Перед выносом умершего все, кто находился дома, 99 раз повторяли фразу: «Нет бога, кроме Аллаха». Из дома покойника выносили ногами вперёд, чтобы, согласно поверьям, он больше не возвращался, кабык с телом умершего в трёх местах перевязывали полотенцем и укладывали на деревянные или лубяные носилки (санаса, тим агасы, жиназа агас), состоящие из двух длинных жердей с несколькими поперечными перекладинами. Женщины не могли принимать участия в погребальной процессии, ибо их присутствие на кладбище, по представлениям мусульман, было нарушением святости могилы. Женщины провожали умершего только до ворот кладбища. По мусульманскому этикету, мужчины по умершему не плакали. После выноса тела женщины-родственницы или близкие умершего тщательно мыли весь дом и стирали вещи покойного. Запрещалось что-либо мыть в момент выноса тела, тогда омовение покойника считалось недействительным. Одежду покойного раздавали в качестве милостыни (хәйер), считая, что получивший их человек будет жить долго. Вещи тяжелобольного окуривали или сжигали. Башкирские кладбища (зыярат) располагаются недалеко от деревни как в открытых, степных местах, так и в рощах, преимущественно берёзовых, тщательно оберегаемых от порубки и содержащихся в чистоте. Земля на территории кладбища считалась священной: на ней нельзя было ни вырубать деревья, ни убивать животных, потому что каждая пядь земли там якобы обитаема духами умерших. Могила рылась в длину, соответствующую росту покойника, в направлении с востока на запад; сбоку, у южной стенки могилы, делали специальную нишу (ләхет) не более 70 см вышиной и такой же ширины. Перед погребением у могилы опять читалась молитва. Опускали покойника в могилу на руках или на полотенцах (потом эти полотенца раздавали опускавшим в качестве хәйер). В могильной нише под голову покойного в виде подушки клали сухие листья, стружку или землю. Укладывали умершего на спину или на правый бок, но чтобы в любом случае лицо было обращено к кибле (на юг). В изголовье могильного холма ставили каменную плиту или деревянный столбик. На них [резьбой или долблением] наносили тамгу – знак родовой принадлежности или высекали имя умершего, годы жизни, изречения из Корана. Столбики-надгробия делались из досок, брёвен и полубрёвен высотой в среднем от 0,5 до 1,5 м. Верхняя часть столба вырезалась в форме человеческой головы. Намогильные камни также были различной формы и высоты, приблизительно от 30 см до 2,5 м. Могильный холм сверху обкладывался камнями различной высоты или поверх могилы ставился сруб. Стенки срубов обычно состояли из трёх-восьми венцов. После погребения все присутствующие отправлялись в дом умершего, а мулла мог оставаться на кладбище. По представлениям башкир, как только люди отходили от могилы на 40 шагов, покойник оживал и садился в могиле. Если покойник был праведником, он легко отвечал на все вопросы, а если грешником – не в силах был отвечать на них. Башкиры считали, что после ухода людей с кладбища, тотчас к погребённому возвращалась душа. Смерть человека представлялась как переход души в новое состояние. При жизни у каждого человека была душа – йән. Она считалась главной частью человека, отсутствие её вело к смерти. Поминки, в отличие от похорон, не были строго регламентированы исламом, и связанная с ними обрядность у разных групп башкир не была единообразной. У башкир обязательно поминки справлялись на 3, 7, 40-й день и через год. Согласно древним верованиям, умерший продолжал жить после своей смерти. Его душа якобы влияла на живых, и они должны были проявлять о нём заботу. Поминальная пища у различных групп башкир была разной. Она зависела как от благосостояния устраивающего поминки, так и от местных традиций в приготовлении пищи. В день похорон варили пищу в соседнем доме, так как в своём в течение двух дней готовить было нельзя. Но этот запрет не везде соблюдался строго. Поминальную пищу обязательно должен был попробовать каждый, а если не мог всё съесть, уносил с собой, чтобы не обрекать покойника на голод на том свете. В прошлом одежда покойного раздавалась людям, участвующим в похоронах. Часть имущества умершего (имеется в виду его личное имущество) давали мулле в вознаграждение за то, что он обязывался молиться за умершего в течение довольно продолжительного времени. *** В целом семейный быт башкир строился на почитании старших, свёкра и свекрови, родителей, на беспрекословном подчинении им. В XX веке, особенно в городах, семейная обрядность упростилась. В последние годы наблюдается некоторое оживление мусульманской обрядности. Основные события общественной жизни башкир происходили в весенне-летнее время. Ранней весной после прилёта грачей в каждом ауле устраивали празднество «карга туй» («грачиный праздник») в честь оживающей природы и культа предков. Грачи, первыми прилетающие с юга, в представлениях башкир олицетворяли пробуждение природы. Вместе с природой, по народным поверьям, на какое-то время оживали и умершие предки. Смысл праздника – торжества по случаю всеобщего пробуждения, обращение к духам предков и силам природы с просьбой сделать год благополучным, плодородным. Участвовали в празднике только женщины и подростки. Угощали друг друга ритуальной кашей, чаем, водили хороводы, соревновались в беге, веселились, в конце праздника остатки каши оставляли на пнях и камнях со словами: «Пусть поедят и грачи, пусть год будет плодоносным, жизнь благополучной». Праздник бытует и в настоящее время, в них могут принимать участие и мужчины. Кое-где, главным образом в западных районах, этот праздник известен под названием «карга буткаһы» («грачиная каша»), по-видимому, по основному ритуальному блюду. Наблюдается одна закономерность: там, где бытует название «карга буткаһы», праздник пользуется меньшей значительностью, ритуал беднее, и часто сводится к увеселениям и играм подростков. Накануне весенних полевых работ, а местами – после них, проводили праздник плуга (һабантуй). Для праздника забивали кобылицу, корову или несколько баранов, приглашали гостей из соседних деревень, до и после общей трапезы устраивали борьбу (көрәш), конные скачки (бәйге), соревнования в беге, стрельбе из лука, шуточные состязания (перетягивание каната, бой мешками, разбивание горшков с завязанными глазами и др.) Праздник сопровождался моленьями на местном кладбище. В ряде мест сабантуй и каргатуй перекрывали друг друга: там, где устраивался сабантуй, не проводили каргатуй, и наоборот. По-видимому, до начала XIX века и даже раньше к весенним празднествам приурочивались годичные поминки наиболее знатных предков, также сопровождавшиеся спортивными состязаниями, обильной трапезой и увеселениями. Об этом имеются указания в устно-поэтическом творчестве народа и некоторых письменных источниках. *** В середине лета проходил джиин (йыйын), праздник, общий для нескольких деревень, а в более далёкие времена – племени, волости. До XVIII века каждая из четырёх дорог (областей) Башкирии проводила свой джиин, на которых решались разного рода общественные вопросы, устраивались пиршества, состязания. По наиболее важным вопросам созывались общебашкирские джиины, которые были запрещены властями в XVIII веке. Во время джиинов совершались торговые сделки, брачные сговоры, устраивались ярмарки. Сабантуи и джиины ныне проводятся во многих деревнях, районах и городах республики и стали общими праздниками народов Башкортостана. Летом же организовывались девичьи игры на лоне природы (кыззар уйыны), совершался обряд «кукушкин чай» (кәкүк сәйе), в котором участвовали одни женщины. В засушливое время проводился обряд вызывания дождя (теләк) с жертвоприношениями, обливанием друг друга водой. Во время обряда ловили молодых женщин и бросали в реку, озеро. Это делалось в игровой форме, но не трудно догадаться, что тут содержится намёк на более древний обычай – приносить в жертву молодых женщин духу водной стихии, хозяину воды. Если же выпадал год дождливый и было мало тепла и солнца, проводился другой, противоположный обряд – вызывания солнца, тёплой и ясной погоды. Обряды отличались лишь тем, что в первом случае забивали животных тёмной масти, во втором – белой. Относительно весенне-летних праздников и обрядов необходимо отметить, что многие исследователи причисляют их к разряду чисто земледельческих. Между тем этнический ареал распространения показывает, что они бытовали в кочевой скотоводческой среде не меньше, чем у земледельцев. Да и сама обрядность часто носила скотоводческий характер. И логически вытекает вопрос: разве скотоводу было безразлично, каким выпадет год, будет ли трава и благоприятная для скота погода? В общественном быту башкир большую роль играла помочь (өмә), особенно во время строительства дома. На сборку сруба собирались чуть ли не всей деревней, а когда дом был готов, также праздновали всей общиной. Устраивали өмә во время сенокоса, жатвы, молотьбы. Рекомендовано УМО по образованию в области народной художественной культуры, социально-культурной деятельности и информационных ресурсов. Уфа-2008 Составители: Нигматуллина Т.А., Тимофеева М.Ю., Мустаева С.Р.
ВЕЛИКИЕ ТАЙНЫ.ЧИНГИСХАН. ИСТОРИЯ. ТЮРКИ
:S M
Башкирская национальная культура: Обряды и праздники
У древних башкир существовала архаическая большая семейная община, о чём свидетельствуют черты арабского типа в их системе родства и другие косвенные данные. Особенностью этой системы было разграничение отцовской и материнской линии родства, наличие особых терминов для обозначения многочисленной родни. Такая подробная разработанность и индивидуализация терминов были необходимы для определения статуса, наследственных прав каждого члена большесемейного коллектива. Община включала 3-4 и более брачные пары и представителей 3-4 поколений. Такая семья у башкир, как и у других кочевых народов, была менее монолитной, чем у земледельческих, и входящие в неё брачные пары (парная семья) обладали некоторой хозяйственной автономией. Вся история семейных отношений башкир в XVI-XIX веках характеризуется параллельным существованием и соперничеством больших и малых (элементарных, нуклеарных) семей, постепенным утверждением последних.
На протяжении всего этого периода большесемейные ячейки, разросшись, распадались на всё более малые. В наследовании семейного имущества в основном придерживались миноратного принципа (преимущественного права младшего сына). По обычаю минората отчий дом, семейный очаг доставался младшему сыну (кинйә, төбсөк). Он же наследовал основную часть скота и другого имущества отца. Однако это мало ущемляло интересы старших братьев и сестёр, так как старших сыновей отец должен был отделить в самостоятельные хозяйства по мере их женитьбы, а дочери получали свою долю при замужестве в виде приданого. Если же отец умирал, не успев выделить старшего сына, тот заступал на его место, и на него ложились заботы о сёстрах и младших братьях.
***
Среди богатых башкир существовало многоженство. Ислам разрешал иметь одновременно до 4-х жён, но этим правом могли пользоваться очень немногие; кое-кто имел двух жён, а большинство жили с одной. Встречались и такие, которые из-за бедности вообще не могли обзавестись семьёй. В брачных отношениях также сохранились древние обычаи: левират (женитьба младшего брата/племянника на вдове старшего), сорорат (женитьба вдовца на младшей сестре покойной жены), обручение малолетних детей. Левират был одновременно и нормой брака и принципом наследования: вместе с вдовой и её детьми к младшему брату переходило всё имущество старшего брата и обязанности по содержанию семьи. Браки совершались по сватовству, имело место и умыкание невест (это освобождало от уплаты калыма), иногда по взаимной договорённости.
В прошлом у башкир бытовали довольно ранние браки. Нормальным брачным возрастом для жениха считали свыше 15-16 лет, для невесты – 13-14. Обычно брачного партнёра для своих детей выбирали родители. Отец жениха при этом согласовывал своё решение с сыном, невесту же часто отдавали замуж без её формального согласия. Браку предшествовал сговор сватов, в ходе которого стороны сначала достигали взаимного согласия на предстоящий брак, затем обсуждали вопросы организации свадебного пира, размеры калыма – непременного условия любого брака. Калым выплачивался родителями жениха и порой достигал значительных размеров, хотя в общем зависел от благосостояния обеих соединяющихся семей.
В различных регионах Башкирии состав калыма и его размеры также различались, однако, по мнению С.И. Руденко, в целом «размер его не падал ниже известной нормы, обуславливающейся обязательными со стороны жениха подарками»: лошадь (баш аты) тестю, лисью шубу (инә туны) теще, 10-15 руб. на расходы (тартыу аксаһы), лошадь, корову или барана на свадебный пир, материал на платье невесте и деньги на её обеспечение (мәһәр или һөт һакы – «цена за молоко»). Существовал ещё так называемый «малый калым», предназначавшийся только невесте: шаль, платок, халат, сапоги, сундук.
И невеста выходила замуж не с пустыми руками, а с приданым (скот и деньги). Если девушка была из бедной семьи, отец отдавал ей в приданое часть поступавшего в его руки калыма. Калым бывал довольно внушительным, но он почти никогда не выплачивался единовременно, и этот процесс иногда растягивался на год, даже два. В тяжёлые времена или в браках бедных семей, естественно, размеры калыма бывали меньше. Так, теперешние старики вспоминают, что в 1920-1930-е годы они выходили замуж или женились не только без калыма или приданого, а зачастую даже без свадеб.
***
Ещё в конце XIX века у башкир существовал обычай брачного договора, который заключали родители за своих младенцев. Подобный договор закрепляли особым ритуалом: родители будущих жениха и невесты пили мёд и кумыс из одной чашки. После этого младенцы считались наречёнными супругами. Расторжение договора было впоследствии довольно сложным, для этого отец невесты должен был давать откупные в размере оговорённого ранее калыма. Через несколько дней, иногда – недель жених и его родители отправлялись в дом невесты с подарками. Местами, например, на юго-востоке Башкирии подарочный набор собирали родственники жениха. Поручалось это обычно мальчику. Он объезжал родных верхом на коне, собирая для подарка наборы ниток, платки, деньги, и всё полученное передавал затем жениху. В сборе приданного невесты участвовали и её родственники. Незадолго до свадьбы мать невесты собирала родственниц на чаепитие, на которое приглашённые приходили со своими подарками. Эти подарки впоследствии составляли часть приданого невесты.
Процесс бракосочетания и связанные с ним ритуалы и празднества распадались на два основных этапа. Первый – так называемая малая свадьба, где мулла формально закреплял брачный союз. На малой свадьбе присутствовали самые близкие родственники. На малую свадьбу отец жениха приводил туйлык (лошадь или барана). Со стороны жениха обычно присутствовали только мужчины, кроме матери жениха или старшей родственницы, заменявшей её. Свадьба проходила в доме отца невесты. Главным ритуальным угощением на малой свадьбе был бишбармак. Первый день свадьбы проходил обычно чинно, здесь вместе с муллой бывало много родственников стариков. На ночь гости расходились по заранее назначенным домам сватов – родственников невесты. На следующее утро происходило заклание привезённой отцом жениха лошади или барана, затем гости собирались на угощение, чтобы удостовериться в качестве туйлык.
Этот процесс сопровождался весёлым ритуалом – играми и шуточными потасовками между родственниками жениха и невесты. Малая свадьба продолжалась два-три дня, затем гости разъезжались по своим домам. Жених, теперь уже молодой муж, имел право посещать свою жену, но жить в доме её отца не оставался, более того – он не должен был даже случайно встречаться с тестем и тёщей. Первое посещение молодой жены разрешалось только после вручения тёще главного подарка – шубы (инә туны). Жених приезжал к ночи верхом к дому суженой, но ему ещё предстояло отыскать её. Подруги молодой прятали её, и поиски занимали иногда довольно много времени. Чтобы облегчить свою задачу, молодой муж раздавал подарки – подкупал женщин, следивших за происходящим, и, наконец, находил свою жену.
Та пыталась «сбежать», начиналась ритуальная погоня. Молодой муж, догнав свою избранницу, должен был её нести некоторое время на руках. Пойманная уже не сопротивлялась. Для молодых отводилось специальное помещение (пустой дом, либо дом кого-либо из родственников невесты). Когда они оставались наедине, девушка в знак покорности должна была снять с супруга сапоги. Но она не допускала его к себе до тех пор, пока он не давал ей серебряную монету крупного достоинства. Говорят, что иногда молодая скрывала от своего мужа лицо до того дня, пока калым не был полностью уплачен, и за этим строго следили мать или её родственницы старушки. Но в начале XX века этот обычай уже не соблюдался.
***
Когда же калым был уплачен полностью, юноша отправлялся вместе со своей роднёй за «невестой». В доме отца невесты устраивали туй – празднество по случаю переезда невесты, которое продолжалось два-три дня и часто сопровождалось, кроме традиционных увеселений, и состязаниями (конными скачками, борьбой), в которых участвовали как родственники брачующихся, так и соседи. Сам «отъезд невесты» сопровождался целым рядом ритуалов – прятание невесты и её постели, обход невестой родственников, раздача подарков её родственникам и в ответ получение подарков от них. И.И. Лепёхин, путешествовавший по Башкирии в XVIII веке, сообщал, что молодую отвозили в дом мужа верхом на лошади. При этом, подъехав к дому, одна из родственниц молодой брала лошадь под уздцы и подводила её к новому дому. Здесь вновь происходил обряд выкупа «невесты», который осуществлял отец жениха. При вступлении во двор молодая трижды опускалась на колени перед родителями супруга, затем раздавала подарки его родным, те, в свою очередь, одаривали её. Во время туя (на стороне мужа), который продолжался также несколько дней, совершались различные обряды проверки способностей молодой жены.
Особая иерархия социальных отношений, связанная с древними традициями, прослеживается в ритуалах застолий. Так, за свадебным столом гостей рассаживали в строго определённом порядке. На самое почётное место (у стены, противоположной входу) сажали приезжего главного свата – отца жениха или деда, затем – менее старших. При этом учитывали близость родственных связей с женихом, общественное положение, учёность. При равных основаниях предпочтение отдавали тому, кто приехал из более отдалённого места; говорили, что у него «дорога старше». В таком же порядке рассаживали женщин отдельно от мужчин, особым кругом или в другом помещении. Родня невесты, за исключением самых старших, всё время была на ногах, обслуживая гостей.
Сидеть полагалось, сложив ноги под себя, «по-турецки». Пищу подавали как женщины, так и молодые мужчины. Ассортимент угощения варьировал в зависимости от материального состояния участников и местной кухни. В Зауралье на свадьбе и других торжествах основным блюдом являлся аш, представлявший собой целый комплекс кушаний и напитков. Сначала подавали в больших чашах крепкий мясной бульон (тозлок), с мелко накрошенным жирным мясом, нутряным жиром, прямой кишкой. Гостям раздавали по куску мяса с косточкой, более почитаемым давали по несколько кусков. В малых блюдцах или чашах каждому подносили лапшу в виде больших листьев, сваренную в жирном бульоне (иногда лапшу опускали в общую чашу с бульоном, и любой по желанию мог достать её большой ложкой). В нескольких местах ставился кислый сыр – корот: разведённый, если зимой, свежий летом. Каждый наливал себе в чашку бульон; мясо ели, макая его в бульон, либо запивая бульоном.
Считалось приличным преподнести свою долю мяса кому-либо из присутствующих в знак особого уважения. Существовал также обычай угощать друг друга кусками жира непосредственно с руки. На юго-востоке это вылилось в особый ритуал: один из самых уважаемых людей брал в ладонь небольшие куски мяса, жира и нарезанную ромбиками лапшу и угощал каждого из присутствующих в отдельности. Не осуждалось также, если кто-либо брал свою долю с собой. После тозлок приносили мясной суп (һурпа) с тонко нарезанной лапшой (тукмас), который ели, разбавив коротом. Затем гостям предлагалось благословить аш, и всё убиралось. Гостям объявлялось, чем одаривает отец невесты зятя. Традиционно это была верховая лошадь в полном убранстве – осёдланная, взнузданная.
***
Родильные обряды башкир в целом идентичны обрядам татар и других мусульман Урало-Поволжья. Роды принимали обычно опытные повитухи, которые были почти в каждой деревне. Кроме того, большинство пожилых женщин при необходимости могли принять роды без повитухи. Женщины рожали дома. Интересны приёмы ускорения и облегчения родов у башкир. В случае, когда роды по той или иной причине задерживались, а это приписывалось проискам нечестивого (шайтана), рядом с роженицей стреляли из ружья (порой прямо у её изголовья), отгоняя нечистую силу. Испуг роженицы провоцировал схватки. У некоторых башкирских родов существовал обряд «продевания роженицы через волчью губу». Для этого у убитого волка срезали кожу, окаймляющую рот, вытягивали и высушивали её. При задержке родов знахарка пропускала роженицу сквозь это кольцо из волчьей губы.
Если рождался мальчик, об этом спешили сообщить его отцу. Повитуха обязательно правила ему голову. Этот процесс требовал особого знания. Иногда с этой целью голову младенца обвязывали тряпкой на сутки. Затем новорожденного обмывали и заворачивали в чистые пелёнки. Роженица несколько дней оставалась на родильном ложе. Её навещали подруги и родственницы, приносили ей подарки – различные гостинцы (чай, молоко, масло, сахар, выпечку и пр.) Дня через три отец ребёнка собирал гостей, приглашал муллу, и совершался обряд наречения имени, проводившейся по мусульманским правилам. С.И. Руденко отмечал, что у богатых башкир обряд имянаречения сопровождался раздачей дорогих подарков. Это могли быть рубахи, платки и т.д. Гости, в свою очередь, одаривали новорожденного ещё более щедро – деньгами, украшениями.
Если рождался мальчик, до достижения им трёхлетнего возраста совершался обряд обрезания (сөннәтеу), сопровождавшийся обычно небольшим застольем. В нём участвовали «бабай» (специалист по обрезанию) и другие мужчины – близкие родственники родителей мальчика. Дети независимо от пола до достижения 6-7 летнего возраста воспитывались матерью. Мальчики с этого времени постепенно переходили под опеку отца, который обучал их премудростям мужской работы и доблести. Девочки оставались рядом с матерью практически до замужества, с 7-8 летнего возраста помогая ей в домашнем хозяйстве.
***
Похороны и поминовение умерших у башкир в конце XIX – начале XX веков осуществлялись по канонам ислама. Однако при глубоком рассмотрении погребальных и поминальных обрядов выясняется, что они содержат немало элементов более древних языческих верований и обрядовых действий. Башкиры верили в существование жизни в потустороннем мире. Она представлялась им похожей на земную, поэтому в могилы к умершим клали необходимые для жизни предметы. По обычаю вместе с умершим хоронили и его коня. Загробный мир казался людям продолжением земного. Однако, каким бы прекрасным ни был «тот свет», об ушедшем в другой мир сожалели, скорбели, плакали. Башкиры считали, что смерть – это переход души человека в новое состояние.
Традиционный похоронный обряд варьировал в зависимости от места его проведения, пола, возраста, обстоятельств смерти, однако в основе был единым. Когда наступала смерть, умершему с молитвами закрывали глаза, рот и укладывали его на нары или скамью (обязательно на что-то жёсткое) лицом к кибле в вытянутом положении с руками вдоль тела. Если у покойника глаза не закрывались, в Янаульском и Мелеузовском районах на них клали монетки. Чтобы не открывался рот, голову покойника перевязывали платком или всовывали платок под подбородок. На грудь умершего поверх одежды клали любой железный предмет: нож, ножницы, напильник, гвоздь, монетки, а в некоторых районах – изречения из Корана или Коран.
Обычай класть покойному на грудь железо как магическое средство для отпугивания опасных духов был известен многим народам мира. С этой же целью использовалась и священная книга Коран. На севере Башкирии, в Пермской и Свердловской областях на покойника клали пачку соли или зеркало, чтобы не пучился живот. Видимо, происхождение этого обычая было связано с предохранением от козней злых духов. Во избежание зловоний, которые мог испускать умерший, по бокам от него постилали крапиву.
***
Умершего старались похоронить в тот же день не позднее полудня, если смерть наступала поутру, а если на закате солнца, то покойник хоронился на другой день, оставаясь до погребения там, где умер. Сидение возле умершего считалось богоугодным делом, поэтому люди часто приходили заменять друг друга, каждый хотел заслужить милость Божью. Обычно в дом, где находился покойник, приходили с проношениями: полотенцем, мылом, платком и др. Принесённые вещи с молитвами собирала пожилая женщина, чтобы на кладбище раздать их участникам похорон.
В день погребения умершего обмывали: мужчину – мужчины, женщину – женщины. Детей могли обмывать и мужчины, и женщины. Иногда сам умерший ещё при жизни завещал, кто его должен обмывать. Обмывание начинали только тогда, когда была готова могила. Кто-то приходил с кладбища и сообщал, что в могиле уже начинают рыть нишу, это было сигналом для омовения. В это время в дом никого не пускали. Перед мытьём или во время мытья окуривали помещение дымом от душицы, мяты, берёзовой чаги или можжевельника. Это делали в целях дезинфекции и, как считали в прошлом, для отпугивания злых духов.
Сразу же после обмывания умершего облачали в саван (кәфен). Он шился из новой материи. Материал для савана многие заготавливали себе ещё при жизни, обычно для этого требуется 12-18 м белой ткани. В деревнях почти все старые люди имели вещи, заготовленные на случай смерти: ткань для савана и различные подарки для раздачи на похоронах (полотенца, рубашки, куски мыла, чулки, носки, деньги). Раньше саван шили из конопляной или крапивной ткани. Слева направо заворачивали умершего в каждый слой савана. Полностью обернув умершего всеми слоями савана, его в трёх местах (над головой, в поясе и в области колен) перевязывали верёвками или полосками ткани, которые называются билбау – «пояс». У мужчин кроме этой одежды на голову умершего наматывали чалму.
***
Перед выносом умершего все, кто находился дома, 99 раз повторяли фразу: «Нет бога, кроме Аллаха». Из дома покойника выносили ногами вперёд, чтобы, согласно поверьям, он больше не возвращался, кабык с телом умершего в трёх местах перевязывали полотенцем и укладывали на деревянные или лубяные носилки (санаса, тим агасы, жиназа агас), состоящие из двух длинных жердей с несколькими поперечными перекладинами. Женщины не могли принимать участия в погребальной процессии, ибо их присутствие на кладбище, по представлениям мусульман, было нарушением святости могилы. Женщины провожали умершего только до ворот кладбища. По мусульманскому этикету, мужчины по умершему не плакали. После выноса тела женщины-родственницы или близкие умершего тщательно мыли весь дом и стирали вещи покойного. Запрещалось что-либо мыть в момент выноса тела, тогда омовение покойника считалось недействительным. Одежду покойного раздавали в качестве милостыни (хәйер), считая, что получивший их человек будет жить долго. Вещи тяжелобольного окуривали или сжигали.
Башкирские кладбища (зыярат) располагаются недалеко от деревни как в открытых, степных местах, так и в рощах, преимущественно берёзовых, тщательно оберегаемых от порубки и содержащихся в чистоте. Земля на территории кладбища считалась священной: на ней нельзя было ни вырубать деревья, ни убивать животных, потому что каждая пядь земли там якобы обитаема духами умерших. Могила рылась в длину, соответствующую росту покойника, в направлении с востока на запад; сбоку, у южной стенки могилы, делали специальную нишу (ләхет) не более 70 см вышиной и такой же ширины. Перед погребением у могилы опять читалась молитва. Опускали покойника в могилу на руках или на полотенцах (потом эти полотенца раздавали опускавшим в качестве хәйер). В могильной нише под голову покойного в виде подушки клали сухие листья, стружку или землю. Укладывали умершего на спину или на правый бок, но чтобы в любом случае лицо было обращено к кибле (на юг). В изголовье могильного холма ставили каменную плиту или деревянный столбик. На них [резьбой или долблением] наносили тамгу – знак родовой принадлежности или высекали имя умершего, годы жизни, изречения из Корана.
Столбики-надгробия делались из досок, брёвен и полубрёвен высотой в среднем от 0,5 до 1,5 м. Верхняя часть столба вырезалась в форме человеческой головы. Намогильные камни также были различной формы и высоты, приблизительно от 30 см до 2,5 м. Могильный холм сверху обкладывался камнями различной высоты или поверх могилы ставился сруб. Стенки срубов обычно состояли из трёх-восьми венцов. После погребения все присутствующие отправлялись в дом умершего, а мулла мог оставаться на кладбище. По представлениям башкир, как только люди отходили от могилы на 40 шагов, покойник оживал и садился в могиле. Если покойник был праведником, он легко отвечал на все вопросы, а если грешником – не в силах был отвечать на них. Башкиры считали, что после ухода людей с кладбища, тотчас к погребённому возвращалась душа. Смерть человека представлялась как переход души в новое состояние. При жизни у каждого человека была душа – йән. Она считалась главной частью человека, отсутствие её вело к смерти.
Поминки, в отличие от похорон, не были строго регламентированы исламом, и связанная с ними обрядность у разных групп башкир не была единообразной. У башкир обязательно поминки справлялись на 3, 7, 40-й день и через год. Согласно древним верованиям, умерший продолжал жить после своей смерти. Его душа якобы влияла на живых, и они должны были проявлять о нём заботу. Поминальная пища у различных групп башкир была разной. Она зависела как от благосостояния устраивающего поминки, так и от местных традиций в приготовлении пищи. В день похорон варили пищу в соседнем доме, так как в своём в течение двух дней готовить было нельзя. Но этот запрет не везде соблюдался строго. Поминальную пищу обязательно должен был попробовать каждый, а если не мог всё съесть, уносил с собой, чтобы не обрекать покойника на голод на том свете. В прошлом одежда покойного раздавалась людям, участвующим в похоронах. Часть имущества умершего (имеется в виду его личное имущество) давали мулле в вознаграждение за то, что он обязывался молиться за умершего в течение довольно продолжительного времени.
***
В целом семейный быт башкир строился на почитании старших, свёкра и свекрови, родителей, на беспрекословном подчинении им. В XX веке, особенно в городах, семейная обрядность упростилась. В последние годы наблюдается некоторое оживление мусульманской обрядности. Основные события общественной жизни башкир происходили в весенне-летнее время. Ранней весной после прилёта грачей в каждом ауле устраивали празднество «карга туй» («грачиный праздник») в честь оживающей природы и культа предков. Грачи, первыми прилетающие с юга, в представлениях башкир олицетворяли пробуждение природы. Вместе с природой, по народным поверьям, на какое-то время оживали и умершие предки. Смысл праздника – торжества по случаю всеобщего пробуждения, обращение к духам предков и силам природы с просьбой сделать год благополучным, плодородным.
Участвовали в празднике только женщины и подростки. Угощали друг друга ритуальной кашей, чаем, водили хороводы, соревновались в беге, веселились, в конце праздника остатки каши оставляли на пнях и камнях со словами: «Пусть поедят и грачи, пусть год будет плодоносным, жизнь благополучной». Праздник бытует и в настоящее время, в них могут принимать участие и мужчины. Кое-где, главным образом в западных районах, этот праздник известен под названием «карга буткаһы» («грачиная каша»), по-видимому, по основному ритуальному блюду. Наблюдается одна закономерность: там, где бытует название «карга буткаһы», праздник пользуется меньшей значительностью, ритуал беднее, и часто сводится к увеселениям и играм подростков.
Накануне весенних полевых работ, а местами – после них, проводили праздник плуга (һабантуй). Для праздника забивали кобылицу, корову или несколько баранов, приглашали гостей из соседних деревень, до и после общей трапезы устраивали борьбу (көрәш), конные скачки (бәйге), соревнования в беге, стрельбе из лука, шуточные состязания (перетягивание каната, бой мешками, разбивание горшков с завязанными глазами и др.) Праздник сопровождался моленьями на местном кладбище. В ряде мест сабантуй и каргатуй перекрывали друг друга: там, где устраивался сабантуй, не проводили каргатуй, и наоборот. По-видимому, до начала XIX века и даже раньше к весенним празднествам приурочивались годичные поминки наиболее знатных предков, также сопровождавшиеся спортивными состязаниями, обильной трапезой и увеселениями. Об этом имеются указания в устно-поэтическом творчестве народа и некоторых письменных источниках.
***
В середине лета проходил джиин (йыйын), праздник, общий для нескольких деревень, а в более далёкие времена – племени, волости. До XVIII века каждая из четырёх дорог (областей) Башкирии проводила свой джиин, на которых решались разного рода общественные вопросы, устраивались пиршества, состязания. По наиболее важным вопросам созывались общебашкирские джиины, которые были запрещены властями в XVIII веке. Во время джиинов совершались торговые сделки, брачные сговоры, устраивались ярмарки. Сабантуи и джиины ныне проводятся во многих деревнях, районах и городах республики и стали общими праздниками народов Башкортостана.
Летом же организовывались девичьи игры на лоне природы (кыззар уйыны), совершался обряд «кукушкин чай» (кәкүк сәйе), в котором участвовали одни женщины. В засушливое время проводился обряд вызывания дождя (теләк) с жертвоприношениями, обливанием друг друга водой. Во время обряда ловили молодых женщин и бросали в реку, озеро. Это делалось в игровой форме, но не трудно догадаться, что тут содержится намёк на более древний обычай – приносить в жертву молодых женщин духу водной стихии, хозяину воды. Если же выпадал год дождливый и было мало тепла и солнца, проводился другой, противоположный обряд – вызывания солнца, тёплой и ясной погоды. Обряды отличались лишь тем, что в первом случае забивали животных тёмной масти, во втором – белой.
Относительно весенне-летних праздников и обрядов необходимо отметить, что многие исследователи причисляют их к разряду чисто земледельческих. Между тем этнический ареал распространения показывает, что они бытовали в кочевой скотоводческой среде не меньше, чем у земледельцев. Да и сама обрядность часто носила скотоводческий характер. И логически вытекает вопрос: разве скотоводу было безразлично, каким выпадет год, будет ли трава и благоприятная для скота погода? В общественном быту башкир большую роль играла помочь (өмә), особенно во время строительства дома. На сборку сруба собирались чуть ли не всей деревней, а когда дом был готов, также праздновали всей общиной. Устраивали өмә во время сенокоса, жатвы, молотьбы.
Рекомендовано УМО по образованию в области народной художественной культуры, социально-культурной деятельности и информационных ресурсов. Уфа-2008
Составители:
Нигматуллина Т.А., Тимофеева М.Ю., Мустаева С.Р.