Из истории спелеологии Процесс собирания отдельных индивидуумов в группы всегда можно объяснить стадным инстинктом, спрятанным процессом эволюции рудиментом в наших генах. Но в кучковании спелеологов есть нечто мистическое. Если два незнакомых спелеолога встречаются случайно где-нибудь, то между ними сразу завязывается непринужденный разговор о карабинах, меандрах, самохватах, системах и тому подобных вещах, так что непосвященным окружающим совершенно невозможно постигнуть смысл их беседы. Существует целый ряд определенных заклинаний, при выкрикивании которых спелеологи начинали концентрироваться в пространстве, например, «нитрон», «тортик», «жор гибнет», «Орешка», «Торгашинка» и т.д. Когда концентрация спелеологов достигает некоторого определенного критического значения, в коллективном ментальном поле начинает назревать спелеоидея, затем постепенно обрисовывается фигура руководителя проекта. Происходило это обычно так. Ходит по спелеоклубу отдельно взятый спелеолог, которому как бы больше всех надо и чаще других выкрикивает и вышептывает разнообразные спелеозаклинания. Вокруг него начинают собираться остальные спелеологи, которые тоже начинают повторять (или вторить) за отдельно взятым спелеологом все те же заклинания. Постепенно вместе с фигурой руководителя появляются и разбирают портфели завхоз и зав. по снаряжению. Необходимо добавить, что руководители спелеопроектов выделялись от остальных столь разнообразными индивидуальными особенностями, свойственными только им одним, что это сильно осложнило их классификацию.
Они были представителями как мужского, так и женского пола, от холеричных до флегматичных по темпераменту, от трудоголиков до тунеядцев, от весьма юных и зеленых до тронутых сединой. Но все они воспринимали спелеоидею как свою собственную и относились к ней с особым мазохизским трепетом. Все остальные участники проекта воспринимали все происходящее с первобытнообщинным энтузиазмом. В результате взаимодействия всех членов концессии друг с другом и со спелеоидеей появлялся план-график штурма N-ной карстовой полости. Иногда план-график рождался в голове особо одаренного в плане стратегии и тактики спелеолога, обычно это был Копытов Мишаня, который так самозабвенно ваял гениальные ломаные кривые, что собственно спелеопутешествия отходили для него на второй план и, кроме того, перед непосредственным штурмом пещеры его часто охватывал необъяснимый хронический озноб. В материализованном виде план-график штурма представлял собой ломаную кривую, нарисованную при помощи оси абсцисс и ординат. На оси абсцисс откладывалось время, на оси ординат глубина погружения в карстовую полость. Характерной особенностью каждого плана-графика являлось то, что он всегда принципиально отличался от реального графика работы (вероятно из-за чрезмерной сложности законов природы). Если предположить, что план-график штурма является некой одухотворенной субстанцией, то он всегда, когда спелеологи спускаются под землю, испытывает некоторый дискомфорт, его то кидает в жар, то бьет озноб, а то и вовсе начинает ломать, как не опохмелившегося алкоголика или не принявшего вовремя дозу наркомана. Все зависит от того, насколько спелеогруппа откланяется от него. Еще Льюис Кэрролл заметил, что «планы очень могут рассердиться, если им не дать осуществиться». Слово работа употреблено здесь не случайно, ибо каждый спелеолог не зависимо от пола, семейного положения, ученой степени и вероисповедания считал, что в пещеру ходят работать, а не отдыхать и развлекаться. Причем само понятие работы употреблялось в чисто физическом смысле, т.е. как «мера механического воздействия, оказываемого со стороны других тел (в данном случае спелеологов) на данное тело (транспортный мешок) при его перемещении… Измеряется работа в килограммометрах» (МСЭ, 1959г. с. 783) Кроме того, денег за такую «работу» спелеологи не получали, зато в изобилии получали разного рода выговора (с занесением в личное дело и без него), предупреждения по месту работы или учебы, а некоторые лишались и самих этих мест или, на худой конец, комсомольского билета. Это была своеобразная месть воинствующих неспелеологов. Итак, процесс пошел, спелеомаховик неумолимо закрутился. Непрерывно почти сутки напролет клеятся пакетики, в которые запаковываются продукты, спички и свечи, в презервативы раскладывается сухое горючее; ставятся на зарядку аккумуляторы, паяются из батареек блоки для систем, зашиваются транспортные мешки; затем все спелеобарахло запихивается в эти самые транспортные мешки (чтобы затем его протащили по всей длине N-ной карстовой полости), выстаиваются очереди за железнодорожными билетами, придумываются причины предстоящих пропусков учебных и рабочих дней и т.д. Наконец, настает день отъезда. Навьюченные рюкзаками, мешками, веревками, котелками и примусами, спелеологи покидают свой насиженный подвал и медленно выползают на остановку общественного транспорта и, наконец, стекаются на железнодорожный вокзал, вселяя первобытный ужас всем остальным пассажирам.
Далее следует заброска в поезд. После того, как все вышеперечисленное имущество и сами спелеологи занимают места согласно купленным билетам (часто последние вообще отсутствовали), запуганные проводники вагона выбираются из углов и впускают остальных пассажиров, которые занимают оставшееся от спелеологов пространство. Именно тут, в общем или спальном вагоне, и начинается походная жизнь. А вся остальная жизнь остается вместе с уплывающим перроном и вокзалом и, через несколько дней (или недель), возвращается обратно (вместе с тем же перроном и вокзалом).
В первые минуты, когда поезд неторопливо набирает обороты, спелеологи сидят неподвижно в состоянии близком к «нирване». «Все… наконец…едем…»: - думает спелеолог. Позади суматоха сборов, беготня по всему городу в поисках недостающего снаряжения и каких-то бесконечных мелочей. Именно в последние дни перед отъездом у спелеологов начинается: или аврал на работе, или зачетная неделя, или развод, или свадьба, или бог знает, что еще, требующее незамедлительного решения и нервного напряжения. Когда же тут сосредоточится на предстоящем путешествии, не торопясь обдумать еще раз план-график штурма «Орешки», или «Торгашинки», или «Кубинки» … Но вот, наконец, начальник на работе ублажен, зачеты сданы (или перенесены), все, кому надо поженились (или развелись), грядки прополоты и политы, коровы подоены, малые дети пристроены. Спелеологи сидят в вагоне. СПЕЛЕОЛОГИ ЕДУТ В ПЕЩЕРУ. Непередаваемое ощущение свободы и предвкушение очередного путешествия разливается по вагону. Еще Карел Чапек заметил: «Массу неожиданных и сильных впечатлений можно получить еще в спальном вагоне при попытке залезть на верхнюю полку, особенно, если на нижней кто-то уже спит. Не совсем приятно наступить на голову или на живот человеку, когда не знаешь, какой он национальности и какой у него характер. Чтобы попасть наверх, используют ряд сложных гимнастических приемов: например, подъем с локтей или подъем с маха, прыжок с подскоком, прыжок ноги врозь; иногда дело улаживают добром, иногда прибегают к насилию. Когда вы уже, наконец, залезли, смотрите, чтобы вам не захотелось пить или чего-нибудь в этом роде, чтобы не надо было спускаться; положитесь на волю божию и старайтесь лежать в полной неподвижности, как покойник на столе, пока за окнами убегают неведомые края и поэты пишут стихи о Международных Экспрессах.»
Рисунки Карела Чапека
Это написано про людей вообще, но не про спелеологов. Подвид спелеологов отличается от родственного Homo Sapiens прежде всего способностью свободно передвигаться в трехмерном пространстве спального вагона. Они обитают не только на вторых, но и на третьих полках. И с удовольствием обитали бы и на четвертых и пятых, если бы таковые имелись. Впрочем, спелеологам вовсе не обязательно лежать «как покойник на столе». На верхних ярусах вагона они не только спят, но и едят, чинят снаряжение, поют свои песни, то есть живут во всех смыслах этого слова. Именно в поезде происходит «притирка» спелеологов друг к другу (если это не произошло ранее) и начинается маленькая жизнь выезда. Проводники обычно не любят спелеологов, так как они никогда не берут постельное белье, а пользуются своими ковриками и спальными мешками; пьют коллективный чай из котелка, подвешенного на репшнурах в середине вагона, и раскачивающегося прямо с кипятком, что делает передвижение по вагону весьма затруднительным; варят кашу на примусах в тамбуре; воют полночи свои песни; срывают стопкраны, если отдельно взятые спелеологи отстают от поезда на станциях и упрашивают машинистов поезда остановиться там, где им это требуется. А на обратном пути добавляются запахи прокопченного и пригоревшего котелка, и мерзкая коричневая жидкая глина течет из заброшенных на третью полку рюкзаков и непрерывно капает на только что вымытый пол вагона и на остальных пассажиров. Но самое главное, спелеологи не любят платить за проезд.
Существует несколько способов бесплатного проезда. Первые попытки описать и классифицировать их делались в начале семидесятых годов. Воспользуемся классификацией, отображенной в дневнике февраля 1971 года о путешествии томских спелеологов на Кавказ. 1. Вопросы тактики по проезду «зайцем». А) Посадка. Процесс посадки в поезд группы спелеологов имеет много общего со стихийным бедствием с точки зрения проводника вагона. То есть, проводник обычно не в силах влиять на этот процесс, а тем более контролировать его. В лучшем случае ему (ей) удается увернуться от летящего сорокакилограммового рюкзака или от наступающей стихийной массы спелеологов. Он рискует быть растоптанным, растерзанным или распятым. Поэтому проводник обычно забивается в самый дальний угол вагона и вынужден смиренно взирать на происходящее, проклиная тот день, когда была выбрана эта профессия.
Б) Отношения «заяц» -проводник. Это типичная конфронтация. Эти отношения начинаются с описанной выше посадки и кончаются высадкой из вагона по месту назначения. Большинство проводников ощущают нутром наличие безбилетников, но не могут этого доказать даже самим себе, вследствие чего становятся угрюмыми и страдальчески выполняют свои обязанности. Время от времени они пытаются пересчитать спелеологов, но в большинстве случаев им этого не удается. Особо агрессивные проводники, испытав ранее радость общения с данным видом пассажиров, пытаются не допустить их любой ценой в вагон в следующий раз. Они не открывают дверь тамбура и делают вид, что не слышат возмущенные крики. Но спелеологи или находят обходные пути, или берут штурмом подножку поезда, но все равно проникают в вагон. В) Отношения «заяц» -контролер. Носят характер военных действий. Контролеры, как только видят людей с рюкзаками, становятся предельно подозрительными. С этого момента ими овладевает навязчивая идея пересчитать спелеологов. Тут то и начинается самое интересное. Понимая, что в одиночку с этим не справиться, контролеры собираются в группы по нескольку человек, окружают группу и кольцо начинает медленно сжиматься. Но у спелеологов своя тактика, кроме того, они владеют многочисленными методами и техниками, в результате чего группа, состоящая, например, из тридцати четырех человек превращается в скромную компанию из девяти. Даже Давиду Копперфильду не доступны такие фокусы. Обескураженные контролеры только разводят руками. Они удаляются с ощущением неудовлетворенности и отчаяния. Г) Закон ½ k+1 Эта формула выражает количество билетов, которые покупаются на группу, где k- реальное количество человек в группе. Выражение 1/2k+1 отображает количество человек в глазах проводника. 2. Вопросы техники по проезду зайцем. А) Основные технические методы посадки. Посадка в вагон является главным и основным действием во всем процессе. Так как если спелеолог не может попасть в вагон, то ему не суждено испробовать остальные методы, используемые при бесплатном проезде. Главное при любой посадке – максимально создать толчею и суматоху. Результат будет один – проводник никогда не узнает, сколько вас зашло на самом деле. Впрочем, заходить в вагон можно и более спокойным образом, просто необилеченные спелеологи искусно играют роль провожающих, с трудом сдерживающих слезы прощания. Б) Метод рассредоточения. Спелеологи держатся друг от друга на максимальном расстоянии, не скапливаясь в группах, теряясь среди других пассажиров. Это часто сбивает с толку проводников. Но недостатком этого метода является то, что если все же проводник обнаруживает отдельно взятого зайца, то приходиться вновь группироваться и резко менять тактику, что бы отбиться от домогательств служителя вагона. В) Метод сокращения. Этот метод – противоположность предыдущему. Вся группа концентрируется в одном купе до такой степени, что отдельно взятых спелеологов различить становиться невозможно. Проводник вынужден созерцать лишь хитроумное переплетение тел и рюкзаков. Но воспользоваться таким методом может только достаточно большая группа. Г) Метод фиктивных билетов. Тоже обычно использовался в больших группах. Перед посадкой в вагон купленные билеты (согласно формуле 1\2k+1) тщательно перетасовываются со старыми. При плохом освещении (а освещение в общих вагонах всегда, как правило, плохое) проводник не в состоянии определить где новые билеты, а где старые. В настоящее время этот метод не применим, так как сейчас проводники проверяют еще и паспорта, а подделка паспортов – это уже уголовное преступление. Д) Метод «хамелеон». Применялся как в больших, так и в маленьких группах и даже в одиночку. Подобно хамелеону, застывшему на дереве и принимающего вид сучка, или камбале, лежащей на морском дне и не отличимой от субстрата, спелеологи забираются на третьи полки или под столики. Посредством мимикрии они превращаются в рюкзак, разбросанную бухту веревки, в ведро или в какой-нибудь другой большой предмет. Проводник обычно проходит мимо, ничего не замечая. Правда, другие пассажиры, страдающие чрезмерной подозрительностью, чуют неладное, и делают попытки разоблачить «хамелеона». - Зачем вы сели на мои тапочки? Отдайте их немедленно! И что вообще вы тут делаете в два часа ночи под столом? – вопрошает пассажир с соседней полки. Но спелеолог уже настолько вошел в роль неодушевленного предмета, что уже не может не только шевелиться, но и дышать. Состояние транса продолжается до тех пор, пока проводник не ляжет, наконец, спать. Е) Метод миграции. Как перелетные птицы спелеологи мигрируют по поезду в поисках спокойного и тихого местечка, где можно расслабиться и поспать, а не отвечать на бесконечные, навязчивые вопросы «Где ваши билеты?» и «Сколько вас человек?». Как будто трудно понять, что спелеологи тоже люди и им так же требуется отдых, особенно перед штурмом пещеры. В случае, когда проводника одолевало смутное подозрение, а спелеолога в свою очередь охватывала смутная тревога, подозреваемый спелеолог срочно запирался в туалете. Но если в данный момент была стоянка поезда, проводник мог открыть туалет своими ключами (вот вам и права человека), тогда спелеологу приходилось через окно прыгать на перрон. После того, как дверь в туалет опять закрывалась, спелеолог проникал обратно через тоже окно, если проводника опять охватывало смутное подозрение, и он опять начинал проникать в туалет, спелеологу опять приходилось совершать все гимнастические упражнения в том же порядке. Ж) Метод экстраполяции. При посадке в вагон на требования проводника предъявить билеты руководитель группы отвечал отрывисто и уверенно, что билеты, мол, дескать, у Коняшкина, а Коняшкин едет в соседнем вагоне, причем неизвестно в каком, слева или справа. Пока проводник соображал, кто такой Коняшкин, и какое он имеет отношение ко всему происходящему, группа уже располагалась в каком-нибудь купе. Но этим методом нельзя было злоупотреблять слишком часто, так как некоторые проводники, завидя приближающихся к вагону спелеологов, с высоты подножки ехидно кричали: «Ну и где же ваши билетики? Опять у Коняшкина?» З) Применение технических средств.
Все вышеуказанные способы годились для общих вагонов. Но без билетов ездили как в плацкартных, так и в купейных, и даже в мягких вагонах. В плацкартом вагоне спелеологи с билетами занимали свои места, а спелеологи без билетов просто безо всякой маскировки залезали на третьи полки. Проводникам не приходило в голову осматривать третьи полки. После процедуры проверки билетов, спелеологи спускались сверху и начинали жить нормальной полноценной жизнью Еще проще было проехать без билета в купейном вагоне. В каждом купе над входом имелась специальная ниша, вмещающая спелеолога с рюкзаком. Наконец, группа высаживается на станции назначения: Красноярск, Камарчага, Шира, Тузуксу, Нанхчул, Адлер, Чаршанга или еще где-нибудь. Проводники вздыхают с облегчением. Некоторое время спелеологи живут на железнодорожном вокзале или автостанции. Там происходит процесс принятия пищи, перетасовка рюкзаков, перекличка участников (если их было слишком много). Потом обычно следовал штурм автобуса, в который также желали попасть и аборигены. В результате в ПАЗике, рассчитанного на сорок мест ехало человек сто и еще полсотни рюкзаков. Все это обычно укладывалось штабелями до самого потолка. Всю дорогу аборигены и спелеологи выясняли между собой отношения по поводу назначения междугородних автобусных перевозок. Поэтому аборигены тоже не любили спелеологов. Иногда, когда в пещеру собиралась довольно многочисленная группа, и спелеологи пытались заказать специальный автобус. Для этого за сутки до приезда основной группы засылался один отдельно взятый спелеолог для заброски на ближайшую к железной дороге автобазу, чтобы договориться с автобусом. Это походило на заброску разведчика в тыл врага. В результате длительных и изнуряющих переговоров, администрация автобазы давала добро. Но в половине случаев автобусы не приходили в указанное место к указанному времени и спелеологам приходилось штурмовать рейсовый автобус.
Следующий этап – пешеходный переход до входа в пещеру. Вообще спелеологи не очень любят ходить пешком с рюкзаками и делают это лишь в случае крайней необходимости. Подходит любой попутный транспорт, на который можно взгромоздиться с рюкзаками: молоковоз, бензовоз, бульдозер, бронетранспотер, лесовоз, снегоход и т.д. И только при полном отсутствии самоходных средств передвижения, спелеологи идут на своих двоих.
Так или иначе, наконец, вырисовывается зияющая пасть – вход в пещеру. Здесь каждый спелеолог совершает священный обряд: надевает специальный комбинезон, верхонки, резиновые сапоги, каску, на которую вешается система, к поясу привязывает аккумулятор или блок.
Впрочем, если пещера вертикальная, да еще и обводненная, как например пещера Киевская в Средней Азии, а также практически все пещеры Кавказа, процесс одевания спелеолога перед спуском превращался из обыкновенного обряда в длительное и утомительное, растянутое во времени на несколько часов и требующее дополнительных килокалорий действие. Ходить в такие пещеры без гидрокостюмов не рекомендуют, и одеваться надо с умом, то есть так, чтобы не сжариться и сильно не вспотеть во время ходьбы, лазанья, работы в дыре, но и не замерзнуть во время перекуров. Путем проб и ошибок, после многочисленных вспотеваний и замерзаний в дырах, был негласно принят образец комплекта одежды для пещер такого типа. Так вот, каждый спелеолог должен был на нижнее белье сначала надеть хлопчатобумажные трико и рубашку, затем теплые штаны и рубаху, сшитые из тонкого дорожного покрытия, поверх которого - так называемый конденсатник – опять х/б белье. Потом натягивался гидрокостюм типа «Тигур» - резиновые штаны, достающие до подбородка в развернутом виде и резиновая рубаха с капюшоном и длинными рукавами с очень узкими манжетами (чтобы вода не затекала вовнутрь), в развернутом виде достающая до колен. Излишки штанов и рубахи накладывались друг на друга и вместе скатывались в рулетик вокруг талии одеваемого.
В результате самые стройные девочки превращались в эдаких толстушек – пампушек. Но ведь это еще не все. Поверх этого зеленого (гидра, как правило, у всех Томичей-спелеологов была зеленого цвета – не то лягушки, не то крокодилы, а, может кузнечики?) жгута надевался опять-таки резиновый пояс шириной 25-30 см. Причем, чем меньше он был, тем больше вероятности, что ты не промокнешь. Поверх этого теперь уже зелененький спелеолог надевал женские капроновые колготки (причем независимо от пола и вероисповедания), и не для того чтобы пощеголять перед другими, а для того, чтобы втиснуться наконец-то в самый прочный, зачастую усохший с прошлых выездов комбинезон или ПХЗуху и полукомбинезон. Причем замечено, если верхний комбинезон сшить с расчетом одевания толстого слоя одежды под него, то после входа в обводненную дыру и часа работы в ней, комбез начинал растягиваться и болтаться как на вешалке, цепляться за все шероховатости пещеры, въезжать в спусковухи и самохваты, выныривать из сапог и т.д. Поэтому рекомендовалось выкраивать его без припусков на нижнюю одежду, то есть так, как будто бы вы его собрались носить на голое тело летом. На ноги под гидру надевали х/б носки, затем шерстяные, потом х/б, поверх гидры еще х/б или капроновые носки, а потом уже резиновые сапоги, изготовленные на нашей Томской резиновой фабрике. Вы думаете это все? Да, с одеждой все. Но ведь мы идем покорять вертикальную пещеру, где колодец над колодцем, да уступом погоняет… Поэтому сверху на себя надеваешь сбрую (грудную обвязку и беседку, сшитые из прочных строп различной толщины и ширины) и кучу железа. Сейчас спелеология полностью перешла на SRT технику, а тогда мы еще ходили на самохватах. К спуску на сбруе должно было быть не менее 3-х карабинов, спускового устройства и страховочного самохвата. А с собой для выхода из дыры спелеолог должен взять (повесить на пояс в прочной спелеосумочке или положить в общий транспортник, если таковой имеется) еще 2 самохвата со стременами для ног и отбрасыватель (ролик или карабин). Ну вот, вроде и оделся. Стой! А где же каска с налобником? Кто, надев сбрую, забыл про каску, тому приходится повыеживаться, так как от налобника идут провода к источнику питания – батарейкам, которые, как правило, для того, чтобы не мешали работе, укладывались в маленький мешочек, который подвешивался на шнурке через плечо и закреплялся под мышкой. Провода надо было сделать определенной длины, дабы можно было спокойно сгибаться в три погибели, и они бы не тянули назад, но и не болтались, чтобы не пойматься за какую-нибудь пещерную зюзяку.
В итоге, общий вес надеваемого на спелеолога снаряжения доходит до 20 кг. Прихватив с собой пару транспортных мешков (в среднем по 10-15 кг), спелеолог, наконец, исчезает в недрах земли.
Что же делают спелеологи в пещерах? В английском языке есть емкое слово сaving. В переводе на русский означает: протискивание через узкие расщелины, ползание по- пластунски, ходьба в распорах в шкуродерах и в каминах, подъем на самохватах по тросу или веревке, или по специальной спелео лестнице, спуск по веревке коромыслом или с помощью спускового устройства, скальное лазание по мокрым стенам, ориентация в лабиринтах, топосъемка, восхищение всякими каменными сосульками, преодоление пропастей по троллее, переправа через подземные озера и реки, иногда купание в них в полном обмундировании и т.д. и т.п.
Итак, любое перемещение в спелеопространстве и спелеовремени с парой увесистых мешков – это и есть caving. Спелеопространство может быть вертикальным, горизонтальным и смешанным. От количества препятствий (колодцев, уступов, скальных стен, узостей, подземных рек и озер и т.д.) зависит количество снаряжения, а от этого в свою очередь зависит количество мешков. Спелеовремя бывает коротким и длинным. Многие пещеры проходятся за один день или даже - за несколько часов. Для прохождения других требуется несколько дней (или недель). Тогда спелеологам приходится разбивать подземные палаточные лагеря. Спелеосутки растягиваются с нормальных 24 до 48 часов. Режим спелесуток спелеолога примерно таков: 20 часов сон, 20 часов - таскание мешков по подземным лабиринтам, 4 часа приходится на обеды, ужины и завтраки и на личную гигиену.
Обычно в пещерах много воды и глины. Поэтому все, что спелеолог несет с собой под землю, как и сам спелеолог, сразу покрывается слоем буро-коричневой жижи. Эта жижа вместе с темнотой, скрывающей все вокруг, для спелеолога является неотъемлемой частью романтики, как для альпиниста – сверкающая на солнце вершина, для водного туриста – пенистые бурлящие пороги. В спелеологии как таковой вообще мало зрелищности. Что в большинстве случаев видит спелеолог перед собой? Это или транспортный мешок, или ноги, или, извините, зад идущего, ползущего, извивающегося, протискивающегося впереди идущего спелеолога. И все это – покрытое слоем бурой жижи и освещаемое желтым тусклым пятном системы. Периодически глиняный зад карабкается по стенкам и карнизам или, кряхтя и пыхтя, поднимается вверх на самохватах или по лестнице. Потом вверх (или вниз) уплывают транспортные мешки, привязанные к веревке. Веревку выбирает (или опускает) впереди (или позади) идущий спелеолог. Периодически все это зрелище озвучивается криками: «Страховка свободна», «Камень», «Эй, там наверху (или внизу)» и т.д. Вот, в сущности 90% того, что можно увидеть (и услышать) в пещере. Остальные 10% - это разного рода подземные красоты: сталактиты, сталагмиты, геликтиты, натечные образования, кристаллы гипса, пещерное молоко, пещерный жемчуг и т.д. Правда, бывают пещеры, где глиняный впереди идущий зад занимает 10%, а все остальные выше перечисленные красоты 90%.
Но именно такие пещеры всегда обычно расположены в зоне каких-нибудь военных действий, всякого рода горячих точках, и добраться до них возможно лишь в бронежилете и с автоматом Калашникова. Наконец, наступает время покинуть карстовую полость. Это происходит благодаря установленным контрольным срокам, ожидающим возвращения членам семей, несданным зачетам и экзаменам, остановленным станкам и конвейерам, недописанным научным статьям и диссертациям, отощавшим коровам и лошадям.
Внешний вид спелеолога, только что появившемуся на поверхности, трудно поддается описанию.
Пусть читатель попробует представить себе человека, который полз по рыжей жиже километров пять, цепляясь одеждой за острые камни и волоча за собой тяжелый мешок. К этому стоит прибавить мистический блеск глаз и таинственное выражение лица, одухотворенного своей загадочной миссией. Спелеолог ощущает всем своим нутром связь с прошедшими геологическими эпохами и с зарождением разумной жизни на Земле, ибо, как известно, пещера была первым домом Homo Sapiens. Пещерного человека каменного века, с которого началась цивилизация, большинство населения земного шара более или менее себе представляет благодаря урокам истории в средней школе. Теперь представим пещерного человека будущего. В процессе непрерывного ползания и лазания спелеологов по разнообразным подземным лабиринтам неумолимая эволюция под влиянием естественного отбора создаст новый вид Speleo Sapiens. Новый вид будет существенно отличаться повышенной гибкостью суставов, более узким туловищем и более длинными конечностями. Терморегуляция станет столь совершенной, что спелеологам не будет необходимости брать с собой спальные мешки и коврики. У водных форм разовьются жабры. В питании спелеолог станет более неприхотлив, возможен переход на белковый подножный корм в виде летучих мышей и насекомых. Общество, наконец, оценит спелеологию как имеющий право на существование образ жизни и Speleo Sapiens полностью посвятят себя изучению спелеопространства. На поверхности земли они будут появляться все реже.
Теперь все в обратном порядке. Снимаются карабины, обвязки, беседки, комбинезоны, гидрокостюмы и прочие «храпотья». Все это, изрядно потяжелевшее и разбухшее за счет воды и глины, укладывается обратно в рюкзак, который упорно не желает все это вмещать. «По коням!»: - говорят рюкзаки, и навьюченные спелеологи начинают сползать по крутому склону, цепляясь за кусты и деревья. Сила тяжести, направленная вниз, как правило, помогает. Наконец, горизонтальная тропа (дорога, шоссе). Вот появляются огни деревни (города, станции). Огни все ближе, сил все меньше. Недосыпания и недоедания дают о себе знать. Возле автобусной остановки толкутся аборигены. Их много. Они, в отличие от спелеологов, хорошо ели и спали, и полны сил. В результате, в неравном бою за обладанием долгожданного автобуса побеждают аборигены. Спелеологи находят какое-нибудь ближайшее укрытие от агрессивной окружающей среды (сторожка, деревенский магазин, будка стрелочника, сельсовет), заваливаются туда и, разомлев от тепла и уюта, начинают медленно сползать на пол и засыпают крепким здоровым сном, который не в силах прервать никакой страж порядка. Спят спелеологи обычно до следующего автобуса, который штурмуют более результативно. Далее следует борьба за приобретение билетов на поезд (если спелеологи решают ехать с билетами) и, если она (борьба) заканчивается удачно, то через некоторое время спелеологи штурмуют поезд. Поезд обычно стоит не более двух минут, но штурм осложняется еще и тем, что посадочные платформы в нашем отечестве обычно в четыре раза короче длины поезда и залезать в поезд приходится прямо с железнодорожной насыпи, проделывая немыслимые акробатические трюки. Кроме того, проводники могут просто не открыть дверь в вагон, и тогда агрессивная толпа из спелеологов начинает метаться вдоль всего поезда, пытаясь найти хоть одну открытую дверь. Вместе со спелеологами эти трюки вынуждены проделывать и прочие пассажиры, не обученные, как правило, бегу с препятствиями и скальному лазанию с рюкзаком, но страстно желающие попасть в поезд. Но вот все испытания позади и спелеологи млеют в теплом вагоне, провожая взглядом проплывающие мимо холмистые и лесистые пейзажи. Потом обычно пьется чай, после чего спелеологи расползаются по полкам и погружаются в крепкий сон. Самые неугомонные просыпаются первыми и начинают досаждать завхоза просьбами о хлебе насущном. Наконец, спелеологи собираются в одном купе и поглощают оставшиеся продукты, затем поются спелеопесни. На обратном пути спелеологи обычно осознают, что теперь они не могут друг без друга жить (или не могут больше друг друга видеть). Обычно на этом этапе рождается очередная спелеоидея об очередном штурме какой-либо карстовой полости.
Наконец, медленно подплывает вокзал Томск 1… Но для спелеологов это еще не конец выезда. После возвращения спелеологи еще некоторое время (дня три – четыре) находятся в некотором отстраненном от общества состоянии, это только их физические тела находятся здесь в городе, а их астральные сущности еще обитают там, в темных сырых глубинах спелеокосмоса. Только что вернувшихся спелеологов можно отличить по следующим признакам: рассеянный и слегка мечтательный взгляд, неспособность сосредоточиться на земных проблемах, неуверенная и слегка пружинистая походка, несоблюдение правил дорожного движения. Некоторым особо впечатлительным натурам требуется длительная реабилитация для возвращения к наземной жизни. Кроме того, спелеологи после выезда обычно еще несколько дней активно общаются друг с другом, распивая бесконечные чаи в клубе, устраивая разбор выезда, и, наконец, пышный банкет, который собственно и является настоящим окончанием выезда.
Затем состояние эйфории постепенно слабеет. Правда, его можно продлить путем просмотра фотографий и слайдов, чтением дневника или отчета выезда. В крайнем случае, можно достать из кладовки комбинезон, подержать его в руках и даже понюхать, вдыхая спелеоароматы. Поэтому комбинезон лучше не стирать, а просто хорошо высушить
Рассказы о путешествиях
:Елена Коваленко
Как происходили спелеопутешествия?
Из истории спелеологии
Процесс собирания отдельных индивидуумов в группы всегда можно объяснить стадным инстинктом, спрятанным процессом эволюции рудиментом в наших генах. Но в кучковании спелеологов есть нечто мистическое. Если два незнакомых спелеолога встречаются случайно где-нибудь, то между ними сразу завязывается непринужденный разговор о карабинах, меандрах, самохватах, системах и тому подобных вещах, так что непосвященным окружающим совершенно невозможно постигнуть смысл их беседы.
Существует целый ряд определенных заклинаний, при выкрикивании которых спелеологи начинали концентрироваться в пространстве, например, «нитрон», «тортик», «жор гибнет», «Орешка», «Торгашинка» и т.д. Когда концентрация спелеологов достигает некоторого определенного критического значения, в коллективном ментальном поле начинает назревать спелеоидея, затем постепенно обрисовывается фигура руководителя проекта. Происходило это обычно так. Ходит по спелеоклубу отдельно взятый спелеолог, которому как бы больше всех надо и чаще других выкрикивает и вышептывает разнообразные спелеозаклинания. Вокруг него начинают собираться остальные спелеологи, которые тоже начинают повторять (или вторить) за отдельно взятым спелеологом все те же заклинания. Постепенно вместе с фигурой руководителя появляются и разбирают портфели завхоз и зав. по снаряжению. Необходимо добавить, что руководители спелеопроектов выделялись от остальных столь разнообразными индивидуальными особенностями, свойственными только им одним, что это сильно осложнило их классификацию.
Иногда план-график рождался в голове особо одаренного в плане стратегии и тактики спелеолога, обычно это был Копытов Мишаня, который так самозабвенно ваял гениальные ломаные кривые, что собственно спелеопутешествия отходили для него на второй план и, кроме того, перед непосредственным штурмом пещеры его часто охватывал необъяснимый хронический озноб.
В материализованном виде план-график штурма представлял собой ломаную кривую, нарисованную при помощи оси абсцисс и ординат. На оси абсцисс откладывалось время, на оси ординат глубина погружения в карстовую полость. Характерной особенностью каждого плана-графика являлось то, что он всегда принципиально отличался от реального графика работы (вероятно из-за чрезмерной сложности законов природы). Если предположить, что план-график штурма является некой одухотворенной субстанцией, то он всегда, когда спелеологи спускаются под землю, испытывает некоторый дискомфорт, его то кидает в жар, то бьет озноб, а то и вовсе начинает ломать, как не опохмелившегося алкоголика или не принявшего вовремя дозу наркомана. Все зависит от того, насколько спелеогруппа откланяется от него. Еще Льюис Кэрролл заметил, что «планы очень могут рассердиться, если им не дать осуществиться».
Слово работа употреблено здесь не случайно, ибо каждый спелеолог не зависимо от пола, семейного положения, ученой степени и вероисповедания считал, что в пещеру ходят работать, а не отдыхать и развлекаться. Причем само понятие работы употреблялось в чисто физическом смысле, т.е. как «мера механического воздействия, оказываемого со стороны других тел (в данном случае спелеологов) на данное тело (транспортный мешок) при его перемещении… Измеряется работа в килограммометрах» (МСЭ, 1959г. с. 783) Кроме того, денег за такую «работу» спелеологи не получали, зато в изобилии получали разного рода выговора (с занесением в личное дело и без него), предупреждения по месту работы или учебы, а некоторые лишались и самих этих мест или, на худой конец, комсомольского билета. Это была своеобразная месть воинствующих неспелеологов.
Итак, процесс пошел, спелеомаховик неумолимо закрутился. Непрерывно почти сутки напролет клеятся пакетики, в которые запаковываются продукты, спички и свечи, в презервативы раскладывается сухое горючее; ставятся на зарядку аккумуляторы, паяются из батареек блоки для систем, зашиваются транспортные мешки; затем все спелеобарахло запихивается в эти самые транспортные мешки (чтобы затем его протащили по всей длине N-ной карстовой полости), выстаиваются очереди за железнодорожными билетами, придумываются причины предстоящих пропусков учебных и рабочих дней и т.д.
Наконец, настает день отъезда. Навьюченные рюкзаками, мешками, веревками, котелками и примусами, спелеологи покидают свой насиженный подвал и медленно выползают на остановку общественного транспорта и, наконец, стекаются на железнодорожный вокзал, вселяя первобытный ужас всем остальным пассажирам.
Еще Карел Чапек заметил: «Массу неожиданных и сильных впечатлений можно получить еще в спальном вагоне при попытке залезть на верхнюю полку, особенно, если на нижней кто-то уже спит. Не совсем приятно наступить на голову или на живот человеку, когда не знаешь, какой он национальности и какой у него характер. Чтобы попасть наверх, используют ряд сложных гимнастических приемов: например, подъем с локтей или подъем с маха, прыжок с подскоком, прыжок ноги врозь; иногда дело улаживают добром, иногда прибегают к насилию. Когда вы уже, наконец, залезли, смотрите, чтобы вам не захотелось пить или чего-нибудь в этом роде, чтобы не надо было спускаться; положитесь на волю божию и старайтесь лежать в полной неподвижности, как покойник на столе, пока за окнами убегают неведомые края и поэты пишут стихи о Международных Экспрессах.»
Это написано про людей вообще, но не про спелеологов. Подвид спелеологов отличается от родственного Homo Sapiens прежде всего способностью свободно передвигаться в трехмерном пространстве спального вагона. Они обитают не только на вторых, но и на третьих полках. И с удовольствием обитали бы и на четвертых и пятых, если бы таковые имелись. Впрочем, спелеологам вовсе не обязательно лежать «как покойник на столе». На верхних ярусах вагона они не только спят, но и едят, чинят снаряжение, поют свои песни, то есть живут во всех смыслах этого слова.
Именно в поезде происходит «притирка» спелеологов друг к другу (если это не произошло ранее) и начинается маленькая жизнь выезда.
Проводники обычно не любят спелеологов, так как они никогда не берут постельное белье, а пользуются своими ковриками и спальными мешками; пьют коллективный чай из котелка, подвешенного на репшнурах в середине вагона, и раскачивающегося прямо с кипятком, что делает передвижение по вагону весьма затруднительным; варят кашу на примусах в тамбуре; воют полночи свои песни; срывают стопкраны, если отдельно взятые спелеологи отстают от поезда на станциях и упрашивают машинистов поезда остановиться там, где им это требуется. А на обратном пути добавляются запахи прокопченного и пригоревшего котелка, и мерзкая коричневая жидкая глина течет из заброшенных на третью полку рюкзаков и непрерывно капает на только что вымытый пол вагона и на остальных пассажиров. Но самое главное, спелеологи не любят платить за проезд.
1. Вопросы тактики по проезду «зайцем».
А) Посадка.
Процесс посадки в поезд группы спелеологов имеет много общего со стихийным бедствием с точки зрения проводника вагона. То есть, проводник обычно не в силах влиять на этот процесс, а тем более контролировать его. В лучшем случае ему (ей) удается увернуться от летящего сорокакилограммового рюкзака или от наступающей стихийной массы спелеологов. Он рискует быть растоптанным, растерзанным или распятым. Поэтому проводник обычно забивается в самый дальний угол вагона и вынужден смиренно взирать на происходящее, проклиная тот день, когда была выбрана эта профессия.
Б) Отношения «заяц» -проводник.
Это типичная конфронтация. Эти отношения начинаются с описанной выше посадки и кончаются высадкой из вагона по месту назначения. Большинство проводников ощущают нутром наличие безбилетников, но не могут этого доказать даже самим себе, вследствие чего становятся угрюмыми и страдальчески выполняют свои обязанности. Время от времени они пытаются пересчитать спелеологов, но в большинстве случаев им этого не удается. Особо агрессивные проводники, испытав ранее радость общения с данным видом пассажиров, пытаются не допустить их любой ценой в вагон в следующий раз. Они не открывают дверь тамбура и делают вид, что не слышат возмущенные крики. Но спелеологи или находят обходные пути, или берут штурмом подножку поезда, но все равно проникают в вагон.
В) Отношения «заяц» -контролер.
Носят характер военных действий. Контролеры, как только видят людей с рюкзаками, становятся предельно подозрительными. С этого момента ими овладевает навязчивая идея пересчитать спелеологов. Тут то и начинается самое интересное. Понимая, что в одиночку с этим не справиться, контролеры собираются в группы по нескольку человек, окружают группу и кольцо начинает медленно сжиматься. Но у спелеологов своя тактика, кроме того, они владеют многочисленными методами и техниками, в результате чего группа, состоящая, например, из тридцати четырех человек превращается в скромную компанию из девяти. Даже Давиду Копперфильду не доступны такие фокусы. Обескураженные контролеры только разводят руками. Они удаляются с ощущением неудовлетворенности и отчаяния.
Г) Закон ½ k+1
Эта формула выражает количество билетов, которые покупаются на группу, где k- реальное количество человек в группе. Выражение 1/2k+1 отображает количество человек в глазах проводника.
2. Вопросы техники по проезду зайцем.
А) Основные технические методы посадки.
Посадка в вагон является главным и основным действием во всем процессе. Так как если спелеолог не может попасть в вагон, то ему не суждено испробовать остальные методы, используемые при бесплатном проезде. Главное при любой посадке – максимально создать толчею и суматоху. Результат будет один – проводник никогда не узнает, сколько вас зашло на самом деле.
Впрочем, заходить в вагон можно и более спокойным образом, просто необилеченные спелеологи искусно играют роль провожающих, с трудом сдерживающих слезы прощания.
Б) Метод рассредоточения.
Спелеологи держатся друг от друга на максимальном расстоянии, не скапливаясь в группах, теряясь среди других пассажиров. Это часто сбивает с толку проводников. Но недостатком этого метода является то, что если все же проводник обнаруживает отдельно взятого зайца, то приходиться вновь группироваться и резко менять тактику, что бы отбиться от домогательств служителя вагона.
В) Метод сокращения.
Этот метод – противоположность предыдущему. Вся группа концентрируется в одном купе до такой степени, что отдельно взятых спелеологов различить становиться невозможно. Проводник вынужден созерцать лишь хитроумное переплетение тел и рюкзаков. Но воспользоваться таким методом может только достаточно большая группа.
Г) Метод фиктивных билетов.
Тоже обычно использовался в больших группах. Перед посадкой в вагон купленные билеты (согласно формуле 1\2k+1) тщательно перетасовываются со старыми. При плохом освещении (а освещение в общих вагонах всегда, как правило, плохое) проводник не в состоянии определить где новые билеты, а где старые. В настоящее время этот метод не применим, так как сейчас проводники проверяют еще и паспорта, а подделка паспортов – это уже уголовное преступление.
Д) Метод «хамелеон».
Применялся как в больших, так и в маленьких группах и даже в одиночку. Подобно хамелеону, застывшему на дереве и принимающего вид сучка, или камбале, лежащей на морском дне и не отличимой от субстрата, спелеологи забираются на третьи полки или под столики. Посредством мимикрии они превращаются в рюкзак, разбросанную бухту веревки, в ведро или в какой-нибудь другой большой предмет. Проводник обычно проходит мимо, ничего не замечая. Правда, другие пассажиры, страдающие чрезмерной подозрительностью, чуют неладное, и делают попытки разоблачить «хамелеона».
- Зачем вы сели на мои тапочки? Отдайте их немедленно! И что вообще вы тут делаете в два часа ночи под столом? – вопрошает пассажир с соседней полки. Но спелеолог уже настолько вошел в роль неодушевленного предмета, что уже не может не только шевелиться, но и дышать. Состояние транса продолжается до тех пор, пока проводник не ляжет, наконец, спать.
Е) Метод миграции.
Как перелетные птицы спелеологи мигрируют по поезду в поисках спокойного и тихого местечка, где можно расслабиться и поспать, а не отвечать на бесконечные, навязчивые вопросы «Где ваши билеты?» и «Сколько вас человек?». Как будто трудно понять, что спелеологи тоже люди и им так же требуется отдых, особенно перед штурмом пещеры.
В случае, когда проводника одолевало смутное подозрение, а спелеолога в свою очередь охватывала смутная тревога, подозреваемый спелеолог срочно запирался в туалете. Но если в данный момент была стоянка поезда, проводник мог открыть туалет своими ключами (вот вам и права человека), тогда спелеологу приходилось через окно прыгать на перрон. После того, как дверь в туалет опять закрывалась, спелеолог проникал обратно через тоже окно, если проводника опять охватывало смутное подозрение, и он опять начинал проникать в туалет, спелеологу опять приходилось совершать все гимнастические упражнения в том же порядке.
Ж) Метод экстраполяции.
При посадке в вагон на требования проводника предъявить билеты руководитель группы отвечал отрывисто и уверенно, что билеты, мол, дескать, у Коняшкина, а Коняшкин едет в соседнем вагоне, причем неизвестно в каком, слева или справа. Пока проводник соображал, кто такой Коняшкин, и какое он имеет отношение ко всему происходящему, группа уже располагалась в каком-нибудь купе. Но этим методом нельзя было злоупотреблять слишком часто, так как некоторые проводники, завидя приближающихся к вагону спелеологов, с высоты подножки ехидно кричали: «Ну и где же ваши билетики? Опять у Коняшкина?»
З) Применение технических средств.
Все вышеуказанные способы годились для общих вагонов. Но без билетов ездили как в плацкартных, так и в купейных, и даже в мягких вагонах.
В плацкартом вагоне спелеологи с билетами занимали свои места, а спелеологи без билетов просто безо всякой маскировки залезали на третьи полки. Проводникам не приходило в голову осматривать третьи полки. После процедуры проверки билетов, спелеологи спускались сверху и начинали жить нормальной полноценной жизнью Еще проще было проехать без билета в купейном вагоне. В каждом купе над входом имелась специальная ниша, вмещающая спелеолога с рюкзаком.
Наконец, группа высаживается на станции назначения: Красноярск, Камарчага, Шира, Тузуксу, Нанхчул, Адлер, Чаршанга или еще где-нибудь. Проводники вздыхают с облегчением. Некоторое время спелеологи живут на железнодорожном вокзале или автостанции. Там происходит процесс принятия пищи, перетасовка рюкзаков, перекличка участников (если их было слишком много).
Потом обычно следовал штурм автобуса, в который также желали попасть и аборигены. В результате в ПАЗике, рассчитанного на сорок мест ехало человек сто и еще полсотни рюкзаков. Все это обычно укладывалось штабелями до самого потолка. Всю дорогу аборигены и спелеологи выясняли между собой отношения по поводу назначения междугородних автобусных перевозок. Поэтому аборигены тоже не любили спелеологов.
Иногда, когда в пещеру собиралась довольно многочисленная группа, и спелеологи пытались заказать специальный автобус. Для этого за сутки до приезда основной группы засылался один отдельно взятый спелеолог для заброски на ближайшую к железной дороге автобазу, чтобы договориться с автобусом. Это походило на заброску разведчика в тыл врага. В результате длительных и изнуряющих переговоров, администрация автобазы давала добро. Но в половине случаев автобусы не приходили в указанное место к указанному времени и спелеологам приходилось штурмовать рейсовый автобус.
Следующий этап – пешеходный переход до входа в пещеру. Вообще спелеологи не очень любят ходить пешком с рюкзаками и делают это лишь в случае крайней необходимости. Подходит любой попутный транспорт, на который можно взгромоздиться с рюкзаками: молоковоз, бензовоз, бульдозер, бронетранспотер, лесовоз, снегоход и т.д. И только при полном отсутствии самоходных средств передвижения, спелеологи идут на своих двоих.
Вы думаете это все? Да, с одеждой все. Но ведь мы идем покорять вертикальную пещеру, где колодец над колодцем, да уступом погоняет… Поэтому сверху на себя надеваешь сбрую (грудную обвязку и беседку, сшитые из прочных строп различной толщины и ширины) и кучу железа. Сейчас спелеология полностью перешла на SRT технику, а тогда мы еще ходили на самохватах. К спуску на сбруе должно было быть не менее 3-х карабинов, спускового устройства и страховочного самохвата. А с собой для выхода из дыры спелеолог должен взять (повесить на пояс в прочной спелеосумочке или положить в общий транспортник, если таковой имеется) еще 2 самохвата со стременами для ног и отбрасыватель (ролик или карабин). Ну вот, вроде и оделся. Стой! А где же каска с налобником? Кто, надев сбрую, забыл про каску, тому приходится повыеживаться, так как от налобника идут провода к источнику питания – батарейкам, которые, как правило, для того, чтобы не мешали работе, укладывались в маленький мешочек, который подвешивался на шнурке через плечо и закреплялся под мышкой. Провода надо было сделать определенной длины, дабы можно было спокойно сгибаться в три погибели, и они бы не тянули назад, но и не болтались, чтобы не пойматься за какую-нибудь пещерную зюзяку.
Что же делают спелеологи в пещерах? В английском языке есть емкое слово сaving. В переводе на русский означает: протискивание через узкие расщелины, ползание по- пластунски, ходьба в распорах в шкуродерах и в каминах, подъем на самохватах по тросу или веревке, или по специальной спелео лестнице, спуск по веревке коромыслом или с помощью спускового устройства, скальное лазание по мокрым стенам, ориентация в лабиринтах, топосъемка, восхищение всякими каменными сосульками, преодоление пропастей по троллее, переправа через подземные озера и реки, иногда купание в них в полном обмундировании и т.д. и т.п.
Наконец, наступает время покинуть карстовую полость. Это происходит благодаря установленным контрольным срокам, ожидающим возвращения членам семей, несданным зачетам и экзаменам, остановленным станкам и конвейерам, недописанным научным статьям и диссертациям, отощавшим коровам и лошадям.
Пещерного человека каменного века, с которого началась цивилизация, большинство населения земного шара более или менее себе представляет благодаря урокам истории в средней школе. Теперь представим пещерного человека будущего. В процессе непрерывного ползания и лазания спелеологов по разнообразным подземным лабиринтам неумолимая эволюция под влиянием естественного отбора создаст новый вид Speleo Sapiens. Новый вид будет существенно отличаться повышенной гибкостью суставов, более узким туловищем и более длинными конечностями. Терморегуляция станет столь совершенной, что спелеологам не будет необходимости брать с собой спальные мешки и коврики. У водных форм разовьются жабры. В питании спелеолог станет более неприхотлив, возможен переход на белковый подножный корм в виде летучих мышей и насекомых. Общество, наконец, оценит спелеологию как имеющий право на существование образ жизни и Speleo Sapiens полностью посвятят себя изучению спелеопространства. На поверхности земли они будут появляться все реже.
Далее следует борьба за приобретение билетов на поезд (если спелеологи решают ехать с билетами) и, если она (борьба) заканчивается удачно, то через некоторое время спелеологи штурмуют поезд. Поезд обычно стоит не более двух минут, но штурм осложняется еще и тем, что посадочные платформы в нашем отечестве обычно в четыре раза короче длины поезда и залезать в поезд приходится прямо с железнодорожной насыпи, проделывая немыслимые акробатические трюки. Кроме того, проводники могут просто не открыть дверь в вагон, и тогда агрессивная толпа из спелеологов начинает метаться вдоль всего поезда, пытаясь найти хоть одну открытую дверь. Вместе со спелеологами эти трюки вынуждены проделывать и прочие пассажиры, не обученные, как правило, бегу с препятствиями и скальному лазанию с рюкзаком, но страстно желающие попасть в поезд.
Но вот все испытания позади и спелеологи млеют в теплом вагоне, провожая взглядом проплывающие мимо холмистые и лесистые пейзажи. Потом обычно пьется чай, после чего спелеологи расползаются по полкам и погружаются в крепкий сон.
Самые неугомонные просыпаются первыми и начинают досаждать завхоза просьбами о хлебе насущном. Наконец, спелеологи собираются в одном купе и поглощают оставшиеся продукты, затем поются спелеопесни. На обратном пути спелеологи обычно осознают, что теперь они не могут друг без друга жить (или не могут больше друг друга видеть). Обычно на этом этапе рождается очередная спелеоидея об очередном штурме какой-либо карстовой полости.
Затем состояние эйфории постепенно слабеет. Правда, его можно продлить путем просмотра фотографий и слайдов, чтением дневника или отчета выезда. В крайнем случае, можно достать из кладовки комбинезон, подержать его в руках и даже понюхать, вдыхая спелеоароматы. Поэтому комбинезон лучше не стирать, а просто хорошо высушить