Глава 19 Карим вернулся в кабину и начал стрелять из пулемёта. Гильзы летят на пол, а кабину заполняет запах пороховых газов. Бойцы, у кого ещё есть силы, тоже отстреливаются через окна в грузовой кабине. Нас постепенно обступают. Времени нет думать. Если не взлетаем, то выходим все, и продолжаем обороняться. Но такой вариант я не рассматриваю. Затянул привязной ремень на поясе. Карима вернул на сидушку. Выдох, вдох. Пора! – Димон, смотри за авиагоризонтом. Сейчас будем взлетать. До обрыва метров 80-90, но правое колесо съедет вниз уже через 50. Значит, по самолётному взлететь не получится. Только если не сделать трюк. Начинаю поднимать шаг, колёса совсем немного приподнялись, но этого достаточно. – Смотри угол тангажа, – сказал я и медленно отклонил ручку управления от себя. Нос начал опускаться, а хвост приподниматься. Линия горизонта пропала, а перед глазами только каменистая площадка. Законцовки лопастей винта вот-вот коснутся земли. – Саня, не глупи! Так не взлетают! – возмущался Батыров, но вертолёт уже покатился вперёд на носовом колесе. – Тангаж! – 6°… 9°, – начал считать Димон. Лопасти выровнялись по срезу горизонта. Смотрю вперёд и держу положение. Обрыв всё ближе. Внутри всё сжалось, во рту пересохло от напряжения. – Скорость 20…30… 40! – отсчитывает Карим, но тут же замолкает. Срываемся вниз. Уши моментально начинает закладывать. Слюны во рту нет, чтобы сглотнуть и слегка пробить заложившие перепонки. Вертикальная скорость растёт, а перед глазами только глубокое ущелье. Скорость на приборе 60 км/ч, но вывести вертолёт из пикирования пока не получается. Валимся на правый борт, будто нас что-то тянет туда. Парирую этот разворот, но крен стремительно увеличивался. Тяну ручку на себя, но скорости не хватает, и мы теперь валимся на левый борт. Крен моментально становится 25°. Ещё немного, и войдём в один из склонов. – Отворачивай! – кричит Батыров. Ого! Так громко, что даже пробил мне «пробки» в ушах. Выравниваю вертолёт и отворачиваю от склона. Уйти ушёл, но опять теряем высоту. Как хромой заяц по лесу! – Скорость 80… 90, – отсчитывал Карим. Постепенно выравниваемся. Скорость растёт. – Скорость 120, высота 3000. Вух! – выдыхает Димон. – Отворачиваю влево, курс 330, – доложил я и повернул через перевал, где мы высаживали несколько дней назад группу Сопина. Вертолёт летит без отклонений, параметры в пределах нормы. Это был очень крутой взлёт! Сзади по плечу меня бьёт вновь заглянувший в кабину Сопин и показывает большой палец. Карим сидит закрыв глаза, и что-то шепчет про себя. А Батыров просто смотрит перед собой. – Командир, ты как? – спросил я по внутренней связи. Димон достал сигареты и закурил. Причём даже блистер не открыл и сигарету не поджёг. – Как мы взлетели? Это же против всех законов, – ответил он. – Ну, просто ты ещё не всё знаешь про вертолёты, – ответил я. – После сегодняшнего дня, кажется, я ничего не знаю. Я передал управление Батырову, а сам повернулся назад, чтобы заглянуть в грузовую кабину. На откидной сидушке рядом со сдвижной дверью сидел Сопин, перевязывая окровавленную руку бойца. Карим пошёл в грузовую кабину, чтобы помочь. – Без сил лежат. Трое охраняют только пленника. У того мешок на голове. Весь связанный и лежит на полу, – сказал Сабитович, подключившись к аппарату связи в грузовой кабине. – Раненые как? – спросил я. – Перевязываются. Я им все аптечки отдал, что нам загрузили. Но нужно в санбат вести. Тут и в голову ранения, и в живот. – Погибшие есть? – спросил Димон. Карим не сразу ответил. – К сожалению. После такого чудесного спасения, везти на аэродром тела погибших, трудно. Но и оставлять их духам ещё труднее. В районе Анавы к нам пристроились Ми-24. От них узнали, что Енотаев дотянул до Баг- рама. – 207й, на Окабе вас встречают. Спрашивали про груз, – запросил у нас командир одного из «крокодилов». – Подтвердил. Но мы сначала в госпиталь. Раненных много. – Вас понял. После того как доставили раненых и погибших в Баграмский медсанбат, быстро перелетели на аэродром. В грузовой кабине остались несколько человек, которым помощь была не нужна. А ещё и тот самый «груз», за которым и ходили Сопин и вторая группа. Руководитель полётами обозначил нам, что после выключения нас ожидают на КДП. Этого и следовало ожидать. – 207й, встречать груз будут на рулёжке, – сообщил РП, как только мы начали освобождать полосу. Только мы порулили к стоянке, как дорогу нам перекрыли два УАЗа и чёрная «Волга». Кажется, груз, который взяли разведчики очень ценный. – Командир, просят фары выключить ненадолго, – передал слова Сопина Сабитович, и мы выключили свет. Нам даже дверь в кабину экипажа прикрыли. Что ж за секретность такая?! В темноте можно было разглядеть, как от вертолёта уводят пленного. Как только машины уехали, мы продолжили рулить на стоянку. После выключения, я ещё пару минут не вылезал из кресла. Перед глазами до сих пор стоит обрыв, и как мы летим вниз. И ведь другого варианта не было спастись. Я вышел в грузовую кабину, и тут же чуть не упал, поскользнувшись на луже крови. Повсюду осколки и гильзы. Окровавленные бинты вперемешку с грязью и пылью. Даже при тусклом свете в кабине, картина не самая приятная. – Мы сейчас поможем, – залезли в кабину два парня из группы Сопина. – Сынки, идите спать. Мы сами, – остановил их Карим, который загребал на лопату гильзы. Молодые ребята посмотрели на меня, и я показал им на выход. – Спасибо вам. Я молиться уже хотел, хоть и не знаю как, – сказал один из них. – Я тоже. Только… это ведь неправильно? – спросил второй. – В окопах атеистов нет, мужики. Спасибо, что живые. Парни вышли. Я предложил Кариму помочь, но он тоже меня отправил на улицу. Я спустился по стремянке и оглянулся вокруг. В воздухе по-прежнему стоял запах сырости, керосина и отработанных газов. Освещение на аэродроме практически не работает, но транспорт ездит как в центре города. В паре сотен метров, инженеры, подсвечивая фарами и фонариками, колдуют над повреждённой машиной Енотаева. Я нашёл Димона, который беседовал с Игорем Геннадьевичем. – Скажу честно, у тебя, Саня, нервы железные. Спасибо! – поблагодарил меня Игорь Геннадьевич, когда я вышел на бетонку. – У нас всех нервы из стали, – улыбнулся я. – Ага! И мыслим творчески, – добавил Димон, продолжая курить одну сигарету за другой. – Много потеряли людей? – спросил я у Сопина. – Троих. А вторая группа двоих. Зато… этого духа и ранило, и контузило, но живой остался, – сплюнул Сопин. К вертолёту подъехал ГАЗ-66 и разведчики начали грузиться в него. – А кого привезли, товарищ капитан? – поинтересовался Димон у Игоря Геннадьевича. – Не могу сказать, но птица важная. Это один из лидеров оппозиции. Ещё раз, спасибо, мужики! Разведчики уехали, а за нами приехал Енотаев. Он был ещё мокрый и взъерошенный. Будто только что из вертолёта. Долго мы утопали в его объятиях. Я уж думал, что он нас будет сейчас «брежневскими» методами ещё поздравлять, но настроение было не самое хорошее. – Главное, что живые. Вертолёт починим. И мой, и ваш… – Людей не вернуть, командир, – перебил его Батыров. – Знаю… – тихо произнёс комэска. – А ещё, ночка у нас с вами будет длинная. На КДП целый совет собрался по наши души. Ещё бы Берёзкин не развёл бы бурную деятельность! Комэска сказал нам садиться в машину, но я не мог не поблагодарить главное действующее лицо всей сегодняшней операции. – Сегодня нас буквально спас Ми-8. Вынес на своих винтах, – сказал Сабитович, осматривая разбитое остекление. – Да. Тебе тоже спасибо. Вместе ведь работаем, – пожал я руку Кариму. – Но идея твоя была. Так бы остались там… – Ладно! Не будем мериться у кого… заслуга больше, – улыбнулся я, пожал руку Сабитовичу и пошёл в машину. Совещание, оказывается, переместилось в штаб 109й дивизии. Пришлось нам грязными и уставшими ехать именно туда. Что от нас хочет услышать командование, мне было непонятно. Как только приехали в штаб, Енотаев первым направился в кабинет. Нам же указал ждать в коридоре. Батыров не выдержал и сел прямо на пол. Эмоционально выгорел сегодня Димон. В знак солидарности, я присел с ним рядом. – Чего сел? Так можно и самое ценное отморозить, – улыбнулся я, вспоминая нашу первую с ним встречу в Соколовке. – У меня уже дети есть, а вот тебе ещё это предстоит, – посмеялся Батыров. – Надо сначала определиться с кем. – У тебя что, кандидатур мало? Я могу тебе перечислить. – Не надо. Их вон Тося перечислила. Вся Соколовка знает, – отмахнулся я. – Она и так знала. Из-за этого и Хорьков на тебя был зол. Не хотел, чтоб его дочь с таким осеменителем, как ты, жила. – Димон, ты говоришь обидно. За осеменителя можно и по лбу, – подмигнул я. В коридоре послышались медленные шаги. К нам из темноты приближалась младший сержант Елена. – Товарищи лётчики, вы ко мне в кабинет идите. Не сидите на полу, – шёпотом сказала она. Я начал вставать, но Батыров стал меня останавливать. – Саня, нас ждут, – возмутился он. – Не-а. Это мы ждём. Я лучше пойду чаю попью. – Нам никто чай не предлагал… – А хотите?! Я сейчас. У меня даже «Со слоном» есть. Сейчас поставлю, – радостно сказала Лена и убежала в свой кабинет. Я смотрел вслед девушке и не мог не нарадоваться. Грациозно бежит и так аккуратно виляет ягодицами… – Саня, ты куда смотришь? Эх, всё настроение портит! – Ты, конечно, извини, но вид округлой девичьей попы лучше, чем твоё обиженное на весь мир выражение лица (или закрытая дверь кабинета комдива). Я пойду чай пить. – Уговорил, – протянул мне руку Димон, чтобы я помог ему встать на ноги. Мы вошли в кабинет строевого отдела. Вода уже закипела, и Лена нам горячего чая. Вот только Батыров до него не дотерпел. Он сел в кресло и моментально уснул. Меня же угостили югославским печеньем, которое продавалось в Военторге. – Вы такие измазанные. У вас есть где помыться? – спросил Лена, отпивая из своей кружки. – Есть. Аэродром с бани начинается. Мы её построили. – Здорово! Вообще, всегда нравилось смотреть, как происходят полёты на аэродроме. Это же, как балет… Леночка с таким воодушевлением рассказывала о типовом лётном дне, что меня за душу взяло такое описание. – Я иногда выхожу на улицу и смотрю, как вы пролетаете над нами или истребители. Завидую я вам. У вас такая работа! Замечательная, но очень опасная. – Вы знаете, а мы все боимся летать. Так что не верьте тому, кто скажет летать просто. Это труд и тяжёлая работа, – ответил я. – Александр… Саша, а вот вы женаты? Опа! Сразу в лоб вопрос! – Нет. И моё сердце свободно, Елена, – улыбнулся я. Девушка застеснялась. А потом и вовсе вскочила на ноги. На пороге стоял сурового вида мужик в шевретовой куртке. Под ней была выгоревшая форма «песочка», а на голове кепка с красной звездой. Сам он выглядел очень старым. Седые волосы выбивались из-под кепки, а на морщинистом лице была лёгкая небритость. – Сиди, дочка. Где тут у вас совещание? – спросил он. – Прямо по коридору. Кабинет командира дивизии, – ответила Лена. – Ага. А ты сынок чего такой грязный? Помывки у вас тут нет? Да что всех сегодня заинтересовала помывка! Не успели ещё! Таскают нас по совещаниям всяким. – Есть. Только с вылета. Мужик сощурился и вошёл в кабинет. Сначала я подумал, что можно не вставать. Непонятно, кто передо мной. Но вид, запыхавшийся в коридоре полковников меня, переубедил. Я поднялся и попробовал растолкать Димона. – Пусть спит. Пошли со мной. Расскажешь как было. – А разрешите узнать… – Разрешаю. Генерал-лейтенант Целевой, заместитель командующего 40й армии. Вперёд, сынок! Да что ж так много начальников! Даже чаю не дадут попить. (продолжение следует...) #СтихиИПроза
АФГАНИСТАН БОЛИТ В ДУШЕ МОЕЙ...
Михаил Дорин
Афганский рубеж.
22.08.2025 г.
Карим вернулся в кабину и начал стрелять из пулемёта. Гильзы летят на пол, а кабину заполняет запах пороховых газов. Бойцы, у кого ещё есть силы, тоже отстреливаются через окна в грузовой кабине. Нас
постепенно обступают. Времени нет думать. Если не взлетаем, то выходим все, и продолжаем обороняться. Но такой вариант я не рассматриваю. Затянул привязной ремень на поясе. Карима вернул на сидушку. Выдох, вдох. Пора!
– Димон, смотри за авиагоризонтом. Сейчас будем взлетать.
До обрыва метров 80-90, но правое колесо съедет вниз уже через 50. Значит, по самолётному взлететь не получится. Только если не сделать трюк. Начинаю поднимать шаг, колёса совсем немного приподнялись, но этого достаточно.
– Смотри угол тангажа, – сказал я и медленно отклонил ручку управления от себя. Нос начал опускаться, а хвост приподниматься. Линия горизонта пропала, а перед глазами только каменистая площадка. Законцовки лопастей винта вот-вот коснутся земли.
– Саня, не глупи! Так не взлетают! – возмущался Батыров, но вертолёт уже покатился вперёд на носовом колесе.
– Тангаж!
– 6°… 9°, – начал считать Димон.
Лопасти выровнялись по срезу горизонта. Смотрю вперёд и держу положение. Обрыв всё ближе. Внутри всё сжалось, во рту пересохло от напряжения.
– Скорость 20…30… 40! – отсчитывает Карим, но тут же замолкает.
Срываемся вниз. Уши моментально начинает закладывать. Слюны во рту нет, чтобы сглотнуть и слегка пробить заложившие перепонки. Вертикальная скорость растёт, а перед глазами только глубокое ущелье. Скорость на приборе 60 км/ч, но вывести вертолёт из пикирования пока не получается. Валимся на правый борт, будто нас что-то тянет туда. Парирую этот разворот, но крен стремительно увеличивался. Тяну ручку на себя, но скорости не хватает, и мы теперь валимся на левый борт. Крен моментально становится 25°. Ещё немного, и войдём в один из склонов.
– Отворачивай! – кричит Батыров. Ого! Так громко, что даже пробил мне «пробки» в ушах. Выравниваю вертолёт и отворачиваю от склона. Уйти ушёл, но опять теряем высоту. Как хромой заяц по лесу!
– Скорость 80… 90, – отсчитывал Карим. Постепенно выравниваемся. Скорость растёт.
– Скорость 120, высота 3000. Вух! – выдыхает Димон.
– Отворачиваю влево, курс 330, – доложил я и повернул через перевал, где мы высаживали несколько дней назад группу Сопина. Вертолёт летит без отклонений, параметры в пределах нормы. Это был очень крутой взлёт! Сзади по плечу меня бьёт вновь заглянувший в кабину Сопин и показывает большой палец. Карим сидит закрыв глаза, и что-то шепчет про себя. А Батыров просто смотрит перед собой.
– Командир, ты как? – спросил я по внутренней связи.
Димон достал сигареты и закурил. Причём даже блистер не открыл и сигарету не поджёг.
– Как мы взлетели? Это же против всех законов, – ответил он.
– Ну, просто ты ещё не всё знаешь про вертолёты, – ответил я.
– После сегодняшнего дня, кажется, я ничего не знаю.
Я передал управление Батырову, а сам повернулся назад, чтобы заглянуть в грузовую кабину. На откидной сидушке рядом со сдвижной дверью сидел Сопин, перевязывая окровавленную руку бойца.
Карим пошёл в грузовую кабину, чтобы помочь.
– Без сил лежат. Трое охраняют только пленника. У того мешок на голове. Весь связанный и лежит на полу, – сказал Сабитович, подключившись к аппарату связи в грузовой кабине.
– Раненые как? – спросил я.
– Перевязываются. Я им все аптечки отдал, что нам загрузили. Но нужно в санбат вести. Тут и в голову ранения, и в живот.
– Погибшие есть? – спросил Димон.
Карим не сразу ответил.
– К сожалению.
После такого чудесного спасения, везти на аэродром тела погибших, трудно. Но и оставлять их духам ещё труднее. В районе Анавы к нам пристроились Ми-24. От них узнали, что Енотаев дотянул до Баг-
рама.
– 207й, на Окабе вас встречают. Спрашивали про груз, – запросил у нас командир одного из «крокодилов».
– Подтвердил. Но мы сначала в госпиталь. Раненных много.
– Вас понял.
После того как доставили раненых и погибших в Баграмский медсанбат, быстро перелетели на аэродром. В грузовой кабине остались несколько человек, которым помощь была не нужна. А ещё и тот самый «груз», за которым и ходили Сопин и вторая группа.
Руководитель полётами обозначил нам, что после выключения нас ожидают на КДП. Этого и следовало ожидать.
– 207й, встречать груз будут на рулёжке, – сообщил РП, как только мы начали освобождать полосу. Только мы порулили к стоянке, как дорогу нам перекрыли два УАЗа и чёрная «Волга». Кажется, груз, который взяли разведчики очень ценный.
– Командир, просят фары выключить ненадолго, – передал слова Сопина Сабитович, и мы выключили свет. Нам даже дверь в кабину экипажа прикрыли. Что ж за секретность такая?! В темноте можно было разглядеть, как от вертолёта уводят пленного. Как только машины уехали, мы продолжили рулить на стоянку. После выключения, я ещё пару минут не вылезал из кресла. Перед глазами до сих пор стоит обрыв, и как мы летим вниз. И ведь другого варианта не было спастись.
Я вышел в грузовую кабину, и тут же чуть не упал, поскользнувшись на луже крови. Повсюду осколки и гильзы. Окровавленные бинты вперемешку с грязью и пылью. Даже при тусклом свете в кабине, картина не самая приятная.
– Мы сейчас поможем, – залезли в кабину два парня из группы Сопина.
– Сынки, идите спать. Мы сами, – остановил их Карим, который загребал на лопату гильзы. Молодые ребята посмотрели на меня, и я показал им на выход.
– Спасибо вам. Я молиться уже хотел, хоть и не знаю как, – сказал один из них.
– Я тоже. Только… это ведь неправильно? – спросил второй.
– В окопах атеистов нет, мужики. Спасибо, что живые.
Парни вышли. Я предложил Кариму помочь, но он тоже меня отправил на улицу. Я спустился по стремянке и оглянулся вокруг. В воздухе по-прежнему стоял запах сырости, керосина и отработанных газов. Освещение на аэродроме практически не работает, но транспорт ездит как в центре города. В паре сотен метров, инженеры, подсвечивая фарами и фонариками, колдуют над повреждённой машиной Енотаева.
Я нашёл Димона, который беседовал с Игорем Геннадьевичем.
– Скажу честно, у тебя, Саня, нервы железные. Спасибо! – поблагодарил меня Игорь Геннадьевич, когда я вышел на бетонку.
– У нас всех нервы из стали, – улыбнулся я.
– Ага! И мыслим творчески, – добавил Димон, продолжая курить одну сигарету за другой.
– Много потеряли людей? – спросил я у Сопина.
– Троих. А вторая группа двоих. Зато… этого духа и ранило, и контузило, но живой остался, – сплюнул Сопин. К вертолёту подъехал ГАЗ-66 и разведчики начали грузиться в него.
– А кого привезли, товарищ капитан? – поинтересовался Димон у Игоря Геннадьевича.
– Не могу сказать, но птица важная. Это один из лидеров оппозиции. Ещё раз, спасибо, мужики! Разведчики уехали, а за нами приехал Енотаев. Он был ещё мокрый и взъерошенный. Будто только что из вертолёта. Долго мы утопали в его объятиях. Я уж думал, что он нас будет сейчас «брежневскими» методами ещё поздравлять, но настроение было не самое хорошее.
– Главное, что живые. Вертолёт починим. И мой, и ваш…
– Людей не вернуть, командир, – перебил его Батыров.
– Знаю… – тихо произнёс комэска. – А ещё, ночка у нас с вами будет длинная. На КДП целый совет собрался по наши души. Ещё бы Берёзкин не развёл бы бурную деятельность! Комэска сказал нам садиться в
машину, но я не мог не поблагодарить главное действующее лицо всей сегодняшней операции.
– Сегодня нас буквально спас Ми-8. Вынес на своих винтах, – сказал Сабитович, осматривая разбитое остекление.
– Да. Тебе тоже спасибо. Вместе ведь работаем, – пожал я руку Кариму.
– Но идея твоя была. Так бы остались там…
– Ладно! Не будем мериться у кого… заслуга больше, – улыбнулся я, пожал руку Сабитовичу и пошёл в машину. Совещание, оказывается, переместилось в штаб 109й дивизии. Пришлось нам грязными и
уставшими ехать именно туда. Что от нас хочет услышать командование, мне было непонятно. Как только приехали в штаб, Енотаев первым направился в кабинет. Нам же указал ждать в коридоре. Батыров не выдержал и сел прямо на пол. Эмоционально выгорел сегодня Димон. В знак солидарности, я присел с ним рядом.
– Чего сел? Так можно и самое ценное отморозить, – улыбнулся я, вспоминая нашу первую с ним встречу в Соколовке.
– У меня уже дети есть, а вот тебе ещё это предстоит, – посмеялся Батыров.
– Надо сначала определиться с кем.
– У тебя что, кандидатур мало? Я могу тебе перечислить.
– Не надо. Их вон Тося перечислила. Вся Соколовка знает, – отмахнулся я.
– Она и так знала. Из-за этого и Хорьков на тебя был зол. Не хотел, чтоб его дочь с таким осеменителем, как ты, жила.
– Димон, ты говоришь обидно. За осеменителя можно и по лбу, – подмигнул я.
В коридоре послышались медленные шаги. К нам из темноты приближалась младший сержант Елена.
– Товарищи лётчики, вы ко мне в кабинет идите. Не сидите на полу, – шёпотом сказала она. Я начал вставать, но Батыров стал меня останавливать.
– Саня, нас ждут, – возмутился он.
– Не-а. Это мы ждём. Я лучше пойду чаю попью.
– Нам никто чай не предлагал…
– А хотите?! Я сейчас. У меня даже «Со слоном» есть. Сейчас поставлю, – радостно сказала Лена и убежала в свой кабинет.
Я смотрел вслед девушке и не мог не нарадоваться. Грациозно бежит и так аккуратно виляет ягодицами…
– Саня, ты куда смотришь? Эх, всё настроение портит!
– Ты, конечно, извини, но вид округлой девичьей попы лучше, чем твоё обиженное на весь мир выражение лица (или закрытая дверь кабинета комдива). Я пойду чай пить.
– Уговорил, – протянул мне руку Димон, чтобы я помог ему встать на ноги. Мы вошли в кабинет строевого отдела. Вода уже закипела, и Лена нам горячего чая. Вот только Батыров до него не дотерпел. Он сел в кресло и моментально уснул. Меня же угостили югославским печеньем, которое продавалось в Военторге.
– Вы такие измазанные. У вас есть где помыться? – спросил Лена, отпивая из своей кружки.
– Есть. Аэродром с бани начинается. Мы её построили.
– Здорово! Вообще, всегда нравилось смотреть, как происходят полёты на аэродроме. Это же, как балет… Леночка с таким воодушевлением рассказывала о типовом лётном дне, что меня за душу взяло такое описание.
– Я иногда выхожу на улицу и смотрю, как вы пролетаете над нами или истребители. Завидую я вам. У вас такая работа! Замечательная, но очень опасная.
– Вы знаете, а мы все боимся летать. Так что не верьте тому, кто скажет летать просто. Это труд и тяжёлая работа, – ответил я.
– Александр… Саша, а вот вы женаты? Опа! Сразу в лоб вопрос!
– Нет. И моё сердце свободно, Елена, – улыбнулся я. Девушка застеснялась. А потом и вовсе вскочила на ноги. На пороге стоял сурового вида мужик в шевретовой куртке. Под ней была выгоревшая форма «песочка», а на голове кепка с красной звездой. Сам он выглядел очень старым. Седые волосы выбивались из-под кепки, а на морщинистом лице была лёгкая небритость.
– Сиди, дочка. Где тут у вас совещание? – спросил он.
– Прямо по коридору. Кабинет командира дивизии, – ответила Лена.
– Ага. А ты сынок чего такой грязный? Помывки у вас тут нет?
Да что всех сегодня заинтересовала помывка! Не успели ещё! Таскают нас по совещаниям всяким.
– Есть. Только с вылета. Мужик сощурился и вошёл в кабинет. Сначала я подумал, что можно не вставать. Непонятно, кто передо мной. Но вид, запыхавшийся в коридоре полковников меня, переубедил. Я
поднялся и попробовал растолкать Димона.
– Пусть спит. Пошли со мной. Расскажешь как было.
– А разрешите узнать…
– Разрешаю. Генерал-лейтенант Целевой, заместитель командующего 40й армии. Вперёд, сынок! Да что ж так много начальников! Даже чаю не дадут попить.
(продолжение следует...)
#СтихиИПроза