Пожалуйста, покушай».— «Соседушка, я сыт по горло».— «Нужды нет, Еще тарелочку; послушай: Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!» — «Я три тарелки съел».— «И, полно, что за счеты; Лишь стало бы охоты,— А то во здравье: ешь до дна! Что за уха! Да как жирна: Как будто янтарем подернулась она. Потешь же, миленький дружочек! Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек! Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена!» Так потчевал сосед Демьян соседа Фоку И не давал ему ни отдыху, ни сроку; А с Фоки уж давно катился градом пот. Однако же еще тарелку он берет, Сбирается с последней силой И — очищает всю. «Вот друга я люблю! — Вскричал Демьян.— Зато уж чванных не терплю. Ну, скушай же еще тарелочку, мой милый!» Тут бедный Фока мой, Как ни любил уху, но от беды такой, Схватя в охапку Кушак* и шапку, Скорей без памяти домой И с той поры к Демьяну ни ногой. ***Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь Но если помолчать вовремя не умеешь И ближнего ушей ты не жалеешь, То ведай, что твои и проза, и стихи Тошнее будут всем Демьяновой ухи. В 1813 году просили Крылова на публичном чтении прочитать одну из басен, которые «были лакомым блюдом всякого литературного пира и угощения. Он обещал; но приехал во время самого чтения и довольно поздно. Читали какую-то чрезвычайно длинную пиесу; он сел за стол. Председатель вполголоса спрашивает у него: «Иван Андреевич, что, привезли?» — «Привез». — «Пожалуйте мне». — «Вот ужо, после». Длилось чтение, публика утомилась, начинали скучать, зевота овладела многими. Наконец дочитана пиеса. Тогда Иван Андреевич руку в карман, вытащил измятый листочек и начал: «Демьянова уха». Содержание басни удивительным образом соответствовало обстоятельствам, и приноровление было так кстати, что публика громким хохотом от всей души наградила автора за басню...»
Басни Крылова.
Басня Демьянова уха «Соседушка, мой свет!
Пожалуйста, покушай».—
«Соседушка, я сыт по горло».— «Нужды нет,
Еще тарелочку; послушай:
Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!» —
«Я три тарелки съел».—
«И, полно, что за счеты;
Лишь стало бы охоты,—
А то во здравье: ешь до дна!
Что за уха! Да как жирна:
Как будто янтарем подернулась она.
Потешь же, миленький дружочек!
Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек!
Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена!»
Так потчевал сосед Демьян соседа Фоку
И не давал ему ни отдыху, ни сроку;
А с Фоки уж давно катился градом пот.
Однако же еще тарелку он берет,
Сбирается с последней силой
И — очищает всю. «Вот друга я люблю! —
Вскричал Демьян.— Зато уж чванных не терплю.
Ну, скушай же еще тарелочку, мой милый!»
Тут бедный Фока мой,
Как ни любил уху, но от беды такой,
Схватя в охапку
Кушак* и шапку,
Скорей без памяти домой
И с той поры к Демьяну ни ногой.
***Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь
Но если помолчать вовремя не умеешь
И ближнего ушей ты не жалеешь,
То ведай, что твои и проза, и стихи
Тошнее будут всем Демьяновой ухи.
В 1813 году просили Крылова на публичном чтении прочитать одну из басен, которые «были лакомым блюдом всякого литературного пира и угощения. Он обещал; но приехал во время самого чтения и довольно поздно. Читали какую-то чрезвычайно длинную пиесу; он сел за стол. Председатель вполголоса спрашивает у него: «Иван Андреевич, что, привезли?»
— «Привез».
— «Пожалуйте мне».
— «Вот ужо, после». Длилось чтение, публика утомилась, начинали скучать, зевота овладела многими. Наконец дочитана пиеса. Тогда Иван Андреевич руку в карман, вытащил измятый листочек и начал: «Демьянова уха».
Содержание басни удивительным образом соответствовало обстоятельствам, и приноровление было так кстати, что публика громким хохотом от всей души наградила автора за басню...»