ВЕРА ПОПОВА

Дядя Ваня
«Солдат скуп на слово, добр на дело»
(народная поговорка).
Наш детский дом с весёлым названием «Родничок» притулился к жилым строениям на окраине районного центра. Это был старенький, деревянный, двухэтажный особнячок, когда-то принадлежавший зажиточному кулаку, фамилия которого затерялась в далёкой, седой истории.
Как помню, ребятишек было немного, человек тридцать-сорок, от пяти до четырнадцати лет, и штат работников тоже состоял всего из четырёх воспитателей, медика, трёх ночных нянь, двух поварих и директора Петра Васильевича. Ой, нет, ещё была одна достопримечательность детского дома – старик дядя Ваня. О нём и пойдёт речь в моём рассказе.
Сколько я себя помню с послевоенного времени, дядя Ваня был всегда. Небольшого росточка, с глубокими залысинами, необычайного синего цвета добрыми глазами, он жил в небольшой пристройке тут же при детском доме. Семьи у него не было, не было даже собачки, которая могла бы скрасить его одиночество.
Сегодня пуржит. К обеду уже прочищены дорожки, а ветер всё не унимается, крепчает. К тому же повалил густой снег. Иван уже занёс в сараюшку лопату, как послышался истошный крик.
- Дядя Ваня! Дядя Ваня! Там… там Петьку ветер унёс! – кричал Стёпка.
- Куда унёс? – не понял старик.
- Да в сугроб, куда ж ещё!? Засыпало его.
- Ах ты ж… Ветер унёс… - заворчал дядя Ваня, - чего ж не унести-то: малой худющий, всё не откормится после войны… Где, показывай, Стёпа!
- Кажись, здеся.
- Здеся… - продолжал ворчать старик. – Петька!!! Слышь?! Пошевелись в сугробе, ёк-каралёк…
- Вот-вот, кажись, тута!
Оба: старый и малый стали разгребать снег руками в месте, где, как им показалось, немного просел снег. И вправду, вылезла нога Петьки в сером валенке, затем вторая. Петька, поняв, что пришла помощь, ногами-то и задрыгал. Вытащили, очистили от снега.
- А ну, быстрёхонько домой! - скомандовал дядя Ваня.
Петька со Стёпкой припустили к дому со всех ног быстрее ветра – от перенесённого страха или от радости, что так просто отделались.
А дядя Ваня обмёл голичком валенки и вошёл в уже натопленную свою хибарку. Аккуратно повесил ватник, переобулся в лёгкие ичиги и достал из шкапчика солдатскую потёртую фляжечку, в которой никогда не кончалась водка. Он не злоупотреблял алкоголем, не имел права, ведь вся его жизнь протекала среди детворы, но и отказать себе всего-то в шкалике не мог – военная привычка не отпускала.
Можно и отдохнуть. Но нет, в дверь кто-то постучал и, не дожидаясь ответа, через порог переступила повариха Стеша, немолодая уже вдовица.
- Вань, я тебе щи принесла и макароны с котлетой, тёпленькие ещё, поешь. – извлекла она из полотенца судочки. – Чё там случилось с Петькой-то? Марья ахает и охает, валерьянку пьёт.
- Да ничего особенного не случилось, побарахтался малость в снегу. Чего всполошились-то?
Стеша, опершись руками в столешницу, подперев голову кулаками, смотрела, как ест Иван. Нравился ей этот мужичок, спокойный, отзывчивый, безотказный, не пьяница. На её-то Василия ещё в сорок втором похоронка пришла. С тех пор и вдовеет. Ей вот хоть посмотреть на мужика и то в радость – Иван-то по непонятным причинам ни одной из работниц детского дома особого внимания не оказывал.
- Благодарствую за обед, Степанидушка. Вкусная у тебя стряпня. Не иначе душу ты в неё свою вкладываешь. Я такие щи только у мамани родной ел, ей-бо не вру.
- Да чего там, - зарделась женщина, - подружки мои не хуже меня варят. Просто я лучок, укропчик зимой на зелень высеиваю да на подоконнике держу. Однако, аромат они и придают вареву моему. Ну, пойду я. А ты отдыхай - к вечеру наметёт, снова чистить придётся.
Иван лёг, закрыл глаза. Через два часа печи топить, их четыре. Пока дров принесёшь, пока растопишь… Правда, ребята постарше всегда помогают. Сами али кто подсказал, ему неведомо. И это похвально: мужчинами должны вырасти самостоятельными, ответственными. Вот и летом помогают на придетдомовском огороде, сено косят для козочек. И директор Пётр Васильевич аккурат вместе с ними, самолично пример подаёт. В хорошую семью попал Иван, тут и доживать будет, коли не изменится в его жизни ничего.
- Ну что, Стёпа, как там Петро себя чувствует? – прикрывая дверцу печи, остановил Иван пробегавшего мимо паренька.
- Фершалка его в медпункт уложила. Говорит, на всякий случай. Петька и рад: в школу ходить не надо, и кормят четыре раза – с полдником.
- Это хорошо, мож, поправится.
- Ты чё, дядя Ваня, я лежать в одного за печеньку ни за что б не согласился. Скука ведь смертная.
- Ладно, Стёпа, привет ему передай. Лишь бы не заболел.
- Передам. Я к нему завтра с утра перед школой забегу.
- Друг-товарищ, Стёпка, запомни, самое дорогое, что есть в вашей жизни. Никакая печенька друга не заменит, поверь. Уж я-то знаю…
«Как он может знать, если один живёт?» - подумал Степан, но вопрос как залетел в голову, так и вылетел – торопился паренёк в столовую на ужин.
Закрыв заслонку последней печи, Иван обошёл коридоры и комнаты, в которых уже спали дети, сдал вахту ночной няне и тяжёлой прихрамывающей походкой сам отправился на покой. Завтра рано вставать, негоже деткам по нечищенным тропинкам в школу добираться до дороги, попадёт снег в валенки, растает, намочит портяночки-то… Ох, как ноет нога! Не даёт покоя в непогодь, будь она неладна!..
А непогодь и взаправду разгулялась – мело так, что белого света видно не было. Лампочку под колпаком, что на столбе у ворот детдома висела, колыхало из стороны в сторону со всей страшной силой – она гремела, скрипела, скрежетала - жуть.
Иван проснулся очень рано, ещё пяти не было. Полежал, вспоминая сумбур своих снов. И ведь всегда с непременным постоянством в плохую погоду, будь то буран, дождь, а хуже всего – гроза, ему снилась война. Бывший солдат понимал, что сны будут повторяться до самого последнего дня его жизни, особенно тот страшный, кровавый бой у высотки под номером 404… Ах ты ж, боль в ноге уснуть не даст! Иван встал, зажёг керосинку и достал из шкафчика спирт. Налил немного в алюминиевую кружку, подумал и пить не стал, а растёр глубокий шрам лилового цвета чуть повыше колена. Иногда процедура помогала – боль постепенно угасала и давала немного отдохнуть…
А немчуру положили всех до одного… Но ведь и своих товарищей немало похоронили в единой братской могиле. Его, Ивана, подобрали санитары и доставили в полковой госпиталь. Помимо страшной раны на ноге в груди торчал большой осколок разорвавшегося снаряда. Хирурги собрали консилиум и рискнули – операция прошла успешно.
Два месяца продержали бойца на больничной койке. Выписался, поехал в отпуск домой, где ждало его страшное известие: семью вместе со всеми односельчанами живьём сожгли в местной церквушке за помощь партизанам буквально перед приходом нашей армии. Снова воевал. Победу встретил в пригороде Будапешта. Жаль, не пришлось расписаться на Рейхстаге в самом логове Гитлера, но разве это главное?
Вот так и остался Иван один на всём белом свете. Возвращаясь на родину в августе сорок пятого, сошёл на первом попавшемся полустанке, поинтересовался, где можно найти работу. Нашлась в детском доме. Ему здесь хорошо – детский смех радует, не даёт зациклиться на собственном сиротстве, да и забота как-никак не позволяет расслабиться. Вот только сны, будь они неладны, да боль в ноге на непогодь…
Начало мая теплом не радовало. Температура воздуха выше пяти градусов не поднималась. Осадков не было, и сохранялась надежда, что градусы на термометре скоро поднимутся. Иван с ребятишками вычищали придомовой сад от прошлогодней листвы и вскапывали прикорневые участки у смородины и яблонь.
- Дедушка Ваня, я устала, - подбежала шестилетняя Оленька, - можно я посижу?
- Конечно, малышка, - подавил улыбку «дедушка», которому на следующей неделе должно исполниться всего-то сорок пять. – Иди сюда, я тебе свою фуфайку постелю. И вот, смотри, какой я корешок нашёл. На кого похож?
- На кооозочку, - протянула Оля. – Это мне?
- Тебе. Играй на здоровье.
Иван погладил девчушку по голове и прикрыл глаза. В памяти всплыл образ дочурки Катеньки – она только родилась в конце 1939 года – сколько бы ей было уже сейчас? – двадцать три… Жене Мае было восемнадцать, и ему столько же, когда они поженились, а в ноябре сорок первого Ваня получил повестку, призывающую его на защиту Родины от немецких захватчиков…Не довелось боле встретиться…
- Дедушка Ваня, ты почему плачешь? У тебя что-то болит? – вывел его из горьких воспоминаний заботливый голос Оленьки.
- Нет-нет, доченька, это соринка в глаз попала, - поспешил ответить Иван.
- Сразу в оба? Разве так бывает?
- Конечно, бывает, правда очень редко. Ты посиди здесь, поиграй, а я ещё поработаю.
Год назад её, пятилетнюю, привёз в «Родничок» инспектор народного образования. Так уж получилось, что, кроме Ивана, в этот день не было никого из ответственных работников. Расписавшись в документах, мужчина присел на корточки перед крохой и спросил:
- На ручки пойдёшь?
- Пойду, ведь ты мой дедушка?
Что почувствовал Иван, когда его шею обвили доверчивые худенькие ручки сиротинушки, он бы не смог объяснить. Сердце защемило, ёкнуло, сдавило с такой силой, что еле отдышался. С тех самых пор не спускал он глаз с девочки, мечтая об усыновлении.
- Ваня! Вань! Слышал новость?!
В большой сарай, который готовил Иван для выделенного детскому дому коня, вбежала Степанида.
- Слышал. Сегодня его Пётр Васильевич пригонит.
- Кого пригонит? – вытаращила глаза повариха.
- Коня, кого ж. Буяном звать.
- Какой Буян?! Праздник сегодня, Ванечка!
- Для меня, Стеша, этот день каждый год праздник. И воскресенье сегодня, конечно, день нерабочий.
- Ты что же, радио не слушал с утра? Калинин Михаил Иванович Указ подписал об объявлении 9 мая праздником Победы! Теперь он будет нерабочим днём! А сегодня 9 мая! Какая радость, Ваня!
- Это что же, наши дети сегодня голодными останутся?
- Почему голодными? – не поняла Степанида.
- Так ведь день-то нерабочий. Кто ж им обеды-ужины готовить будет?
Женщина застыла в паузе, а потом взмахнула рукой и поднесла к глазам кончик косынки.
- Да ну тебя… дурень. Обрадовать хотела, а ты…
- Прости, Стешенька, не хотел я тебя обидеть. И правда радостная новость к моему дню рождения. – Иван приобнял Степаниду за плечи.
- Ой, Ванечка! Сегодня что ли родился? - у Стеши высохли слёзы.
- Да нет, завтра. Десятого меня мамка на свет выпустила.
- Чего ж ты молчал столько лет? Мы и не знали. Сколько ж тебе?
- Сорок пять.
- Всегоооо?.. Сорок пять?.. Это всё она, твоя борода с усами! Тебя пора женить, Ваня. Хватит уже в холостяках ходить.
- Вдовец я, Стеша. Кто ж за вдовца пойдёт?
- Я пойду! – вскрикнула женщина и, поняв, что выдала свою давнишнюю мечту, стыдливо закрыла лицо руками.
- Вот и замечательно! – улыбнулся Иван, - молодые мы с тобой ещё. Детей, понятно, поздно заводить, но вот Оленьку бы я в дочери взял. Ты как?
- Я согласная, Ваня. Моему Николашке уж двадцать один, самостоятельно живёт. А доченька будет расти в заботе, у папки с мамкой за пазухой… Ой, пошла я, деткам пирог испеку к празднику. А ты, Ваня, завтра же бороду сбрей…усы можно оставить, так и быть. Они тебя не портят.
Даааааа, бывает и позднее счастье, его только разглядеть вовремя надо. Степанида разглядела.
Утром следующего дня к воротам детского дома «Родничок» подкатила телега. На козлах восседал директор Пётр Васильевич, а по бокам расположились двое незнакомых мужчин.
- Ну, Иван, - крикнул директор, - принимай в своё хозяйство транспорт! Помещение ему готово?
- Давно готово, Пётр Васильевич. Можно распрягать?
- Нужно, Ванька, нужно. Мы тебе поможем. Да, Вася?
А чего ж не помочь, Стёпа? Завсегда рады.
Иван резко остановился, вгляделся в лица спрыгнувших с телеги мужиков, побледнел и пошатнулся.
- Эй, эй, паря, ты чего? – всполошились приезжие.
- Ванечка, что с тобой? – подбежала и Степанида.
- Всё нормально, Стеша, это друзья мои, однополчане Вася и Стёпа. От неожиданности что-то голова закружилась. Не виделись мы с сорок пятого. Почитай двадцать лет ровнёхонько прошло.
- Ну, Ванька, и напугал же ты нас! Давай, брат, обнимемся уже что ли!
- Пётр Васильевич, - шепнула повариха директору, - день рождения у Ивана завтра. Готовить обед?
- Я и не знал, Стеша. Готовить, конечно, готовить. Сегодня праздник и завтра праздник. Соберём в столовой детвору – надеюсь, сослуживцы Ивана расскажут нам о… нет, не о войне, о Победе.
Назавтра трое друзей дружно и слаженно управлялись по хозяйству в детском доме. Дошколята ходили за ними по пятам, стараясь хоть чем-то помочь.
- Ого, Ваня, сколько у тебя детишек! – восхищался Василий. – Трудолюбивые, послушные.
- Так ведь маленькие ещё, Вася. Им папа с мамой нужны, ласка, любовь, вот и тянутся к взрослым, стараются, чтобы по головке их погладили, похвалили…
Мужчины тяжело вздохнули.
Ближе к обеду на хоздворе появилась Степанида. Женщина была нарядно одета - поверх платья красовался белоснежный фартук, на голове ажурная накрахмаленная наколка.
- Мальчики, - Василий подкрутил усы, - заканчивайте работу, умывайтесь, переодевайтесь, и в столовую на обед шагом марш!
- Так точно, товарищ Степанида, явиться в столовую – шутливо отрапортовал Степан.
- Ну, что, братья, при полном параде? – спросил посерьёзневший Василий.
- Может, не надо? – тихо возразил Иван.
- Надо! – не сговариваясь, ответили друзья.
- Ребята, - обратился к собравшимся Пётр Васильевич, - сегодня у дяди Вани, нашего родного дяди Ивана, день рождения. Да-да, всем нам он стал близким и родным… Кто-то хочется возразить?.. Замечательно. Давайте встретим его аплодисментами. Согласны?
- Согласны, согласны!
- Идут! – вбежал Мишка, посланный на «вассар», и как-то странно на всех посмотрел.
Мне уже много лет, а до сих пор в глазах живая картина: стоят плечом к плечу три друга, солдаты Великой Отечественной войны, в отглаженных гимнастёрках, с белыми подворотничками, надраенными пряжками на ремнях, в начищенных до блеска сапогах. У всех троих медали «За отвагу», «за взятие Будапешта», ордена Ленина, а у дяди Вани, нашего простого, скромного рабочего, - Золотая Звезда Героя Советского Союза… Такая стояла тишина! А потом первым встал самый старший наш детдомовец, Серёга Берёзкин, и захлопал в ладоши. Сколько живу, не могу припомнить, чтобы так громко и долго хлопали детские ладошки. А взрослые украдкой вытирали слёзы.
Наш детский дом «Родничок» продержался ещё лет пятнадцать, а потом его расформировали. Дядя Ваня и тётя Стеша перебрались в городок, чтобы их дочка Олечка могла учиться, и как сложилась их дальнейшая жизнь, мне не известно. Раскидала нас жизнь по городам и весям.
Вот такой получился рассказ про простого, доброго и неброского дядю Ваню.
Февраль, 2024 г.