Сегодня День памяти композитора Владимира Шаинского, автора «Чунга-Чанги», «Антошки», «Голубого вагона» и песенок Чебурашки, Шапокляк и многих других детских шлягеров ☺️

Нашли историю создания Песенки крокодила Гены 🐊 👇
— Один мой коллега сказал, что знает, почему не поют песни современных композиторов — «потому что они не думают о дыхании». В песне «Пусть бегут неуклюже» надо умудриться брать дыхание. И тем приятнее успех песни, когда это необъяснимо, непонятно. Я был уверен, что ее петь не будут.
История создания песни такая. Знакомый режиссер как-то сказал мне: «Я доверяю тебе написать музыку. Очень многие хотели, но я доверяю тебе. Ты это ценишь?» — «Жутко ценю», ответил я с испугом. «Будешь сочинять музыку при мне, и когда мне понравится, если понравится...». Потом мы играли в шахматы, сыграли пять серьезных партий, играли до тех пор, пока мозг не перестал работать. Этого он и добивался: «Начинать сочинять музыку надо тогда, когда рациональное начало отсутствует, когда все строится на правом полушарии».
Я начинаю ему что-то играть, он послушал и говорит: «Чепуха!». Я сыграл другое, спрашиваю: «Тоже чепуха?» — «Нет, это ерунда!». И потом пошло: «чепуха», «ерунда», «белиберда», «абракадабра»... Я совершенно разозлился, говорю ему: «У тебя очень примитивное мышление, может тебе понравится что-то такое»... И начинаю наигрывать не глядя одним пальцем мелодию будущей песни «Пусть бегут»...
Он: «А ну-ка еще раз!», я ему сыграл то же самое быстрее, он говорит: «Уже не то! Какого черта у тебя магнитофона нет!» Я сыграл ему еще несколько раз.
В итоге он говорит: «Принимаю. Во вторник пойдешь на „Союзмультфильм“ на прослушивание, они послушают, выразят свой восторг и все». Я прихожу, вижу огромный зал полный совершенно незнакомых серьезных людей, а поскольку я в то время был еще неизвестный, никакого восторга и восхищения я не увидел. А секретарь сообщила мне, что у них правило — во время обсуждения автор выходит в коридор.
Я сыграл, пропел что-то, они с каменными лицами прослушали — это ужасно. Вышел в коридор, жду. Прошло полчаса, наконец выходит режиссер: «Володя, тебе придется еще раз». Я захожу, мне говорят: «Вы очень плохо поете. Играйте, но не пойте!» Сыграл с полным набором как симфонию и вышел. Через полчаса режиссер возвращается ко мне: «Володя, тебе придется еще раз, но не играй с полной фактурой, а одним пальчиком». Сыграл. Таким образом песня была принята.
Дошло дело до текста. Поэт написал: «Я играю на гармошке...».
Я говорю, что петь «я играю на гармошке...» это все равно, что «мы идем, мы поем...» — и так понятно, что идем, и что поем... Пусть крокодил поет что-нибудь неожиданное — о пейзажах Африки. Позвонили поэту, и он написал что-то о ночных пейзажах Африки, я послушал и мне стало что-то худо. Заставили поэта опять переделать, он написал что-то о дневных пейзажах Юго-Восточной Африки — опять не то. Наконец-то звонит режиссер и говорит: «Володя, пойдет «Я играю на гармошке...» — «То есть как это пойдет?!» — «Хватит мучить поэта!».
Я ему отвечаю: «Ну черт с тобой, пусть будет так, но запомни: кроме твоего крокодила, никто эту песню петь не будет».