"СКВОЗЬ ЗЕРКАЛО и что там УВИДЕЛА АЛИСА, или АЛИСА в ЗАЗЕРКАЛЬЕ". Страница 9. Автор - Льюис Кэрролл. Издание «Приключения Алисы в стране чудес. Сквозь зеркало и что там увидела Алиса, или Алиса в зазеркалье» . Литературные памятники /Главная редакция физико-математической литературы. М., «Наука», 1978 г. Сказка "СКВОЗЬ ЗЕРКАЛО и что там УВИДЕЛА АЛИСА, или АЛИСА в ЗАЗЕРКАЛЬЕ". Часть 1. Содержание: Глава I. Зеркальный дом.
Глава I. ЗЕРКАЛЬНЫЙ ДОМ.
Одно было совершенно ясно: белый котенок тут ни при чем; во всем виноват черный и никто другой. Вот уже полчаса, как мама-кошка мыла Снежинке мордочку (а та стойко сносила эту муку) — так что при всем желании Снежинка ничего не могла сделать.
А знаешь, как Дина умывала своих котят? Одной лапой она хватала бедняжку за ухо и прижимала к полу, а другой терла ей всю мордочку, начиная с носа, против шерсти. Как я уже сказал, что это время она трудилась над Снежинкой, а та лежала смирно, не сопротивлялась, да еще пыталась мурлыкать — видно, понимала, что все это делается для ее же блага.
С черненькой Китти Дина покончила раньше, и теперь, пока Алиса сидела, свернувшись калачиком на уголке просторного кресла, что-то бормоча про себя в полудреме, Китти от души забавлялась, играя с клубком шерсти, которую Алиса мотала поутру; она весело гоняла его по полу и, конечно, размотала и запутала вконец. Нитки валялись теперь на коврике перед камином, до того спутанные, что на них страшно было смотреть, а Китти прыгала по ним, пытаясь поймать собственный хвост.
— Ах, Китти, до чего же ты противная! — сказала Алиса, поймав ее и легонько целуя в мордочку, — для того, видно, чтобы она получше поняла, что хозяйка на нее сердится. — Неужели Дина тебе не объясняла, как себя нужно вести? Она взглянула с укоризной на Дину и как можно строже добавила: — Нехорошо, Дина, нехорошо! А потом она опять забралась в кресло, прихватив с собой шерсть и котенка, и снова принялась за клубок. Но дело у Алисы шло медленно, потому что она все время отвлекалась — то беседовала с Китти, а то бормотала что-то себе под нос. Китти смирно сидела у нее на коленях, притворяясь, что внимательно следит за тем, как Алиса мотает шерсть; время от времени она протягивала лапку и тихонько трогала клубок, словно желая сказать, что с удовольствием помогла бы, если б умела.
— А знаешь, что будет завтра? — говорила Алиса. — Ты бы и сама догадалась, если б сидела со мной утром на окошке. Только ты была занята Дина тебя умывала. А я смотрела, как мальчишки собирают щепки на костер. Для костра надо много щепок, Китти. Было ужасно холодно, а тут еще снег пошел — пришлось им разойтись по домам! Но не горюй, Китти! Завтра мы пойдем смотреть на костер! * (а*).
* (а*). - /Кэрролл с его любовью к резким контрастам начинает вторую книгу сценой в доме, зимой (первая сказка открывалась сценой на берегу реки, в пригожий майский день). Зима перекликается с темой старости и надвигающейся смерти, которая звучит в стихотворных вступлении и заключении. Костер, для которого мальчишки собирали хворост, и вопрос Алисы: «А знаешь, что будет завтра, Китти?» — заставляют предположить, что время действия — 4 ноября, канун Дня Гая Фокса**. День Гая Фокса — так называется празднуемый и по сию пору в Англии день раскрытия Порохового заговора 1605 г., когда католики пытались взорвать здание Парламента, где на сессии должен был находиться ненавистный им король Иаков I с сыном. Заговорщики были казнены. С тех пор в Англии стало традицией отмечать этот день кострами, на которых сжигали чучело Гая Фокса, одного из участников заговора. В колледже Крайст Чёрч, где преподавали Кэрролл и Лидделл, в честь этого праздника разводили костер на одной из площадок. Этот день ежегодно отмечался в колледже Крайст Черч: на Пекуотер Квадрэнгл устраивался большой костер).
Предположение о дне действия подтверждается в главе 5, где Алиса говорит Белой Королеве, что ей семь с половиной лет ровно: Алиса родилась 4 мая (предыдущее путешествие в Страну Чудес происходило 4 мая, когда Алисе, по-видимому, было ровно семь).
Однако остается открытым вопрос о том, имел ли Кэрролл в виду 1859 г. (когда Алисе действительно было семь лет) или 1860, 1861, 1862 годы, когда Кэрролл рассказал и записал повесть о первом приключении Алисы. 4 ноября 1859 г. было пятницей, 1860 г. — воскресеньем, 1861 г. — понедельником, 1862 г. — вторником. Последняя дата кажется наиболее подходящей, если принять во внимание слова Алисы (см. несколько ниже) о том, что она отложит наказание котенку до следующей среды/.
Тут Алиса намотала немножко шерсти Китти на шею — просто так, чтобы посмотреть, пойдет ли ей это; Китти стала вырываться — клубок скатился на пол и опять размотался.
— Знаешь, — продолжала Алиса, когда они снова устроились в кресле, — я так на тебя рассердилась. Китти, когда увидела, что ты наделала. Я чуть было не открыла окошко и не посадила тебя на снег! Ты это заслужила, шалунья! Что ты можешь сказать в свое оправдание? А теперь слушай и не прерывай меня! (Тут она погрозила Китти пальцем). Я тебе все скажу! Во-первых, ты пищала, когда тебя мыли сегодня утром. Да, возражать тебе нечего, я слышала своими собственными ушами! Что ты там говоришь? (Алиса замолчала, сделав вид, что слушает Китти.) Она попала тебе лапой в глаз? Сама виновата, незачем тебе было открывать глаза! Если б ты зажмурилась покрепче, этого бы не случилось! Не оправдывайся, пожалуйста! Лучше послушай! Во-вторых, ты оттащила Снежинку* (1*) за хвост от блюдечка, когда я налила ей молока. Ах, вот как, тебе пить захотелось? А про нее ты не подумала? И, в-третьих, стоило мне отвернуться, как ты тут же размотала всю шерсть. Целых три проступка, Китти, а ты еще ни за один не поплатилась! Ну, подожди, накажу я тебя за все сразу — через неделю!
* (1*). - /Снежинкой звали котенка, который принадлежал Мэри Макдоналд, одной из маленьких приятельниц Кэрролла ранних лет. Мэри была дочерью доброго друга Кэрролла, Джорджа Макдоналда,** шотландского поэта и романиста, автора таких известных фантастических повестей для детей, как «Принцесса и гоблин», «За спиной у Северной бури». Детям Макдоналда отчасти мы обязаны тем, что Кэрролл решился опубликовать «Алису в Стране Чудес». Чтобы проверить, насколько она может заинтересовать широкий круг читателей, он попросил миссис Макдоналд (Джордж (1824—1905) — английский писатель и поэт) прочитать сказку вслух в семейном кругу. Дети пришли в восторг. Гревилл, которому в то время было шесть лет, заявил, что хорошо бы иметь шестьдесят тысяч таких книжек. Позже он рассказал об этом эпизоде в книге воспоминаний о своих родителях (Greville Macdonald. George Macdonald and his Wife)/.
— А что было бы, если бы меня тоже стали наказывать за все разом? (Она размышляла вслух, обращаясь скорее к самой себе, чем к Китти.) Что бы тогда было в конце года? Сидеть бы мне в тюрьме, не иначе! А если б меня оставляли без обеда за каждый проступок? Тогда бы в один прекрасный день я осталась бы сразу без ста обедов! Ну, это еще не так страшно! Хуже, если б нужно было съесть все сто обедов разом!
— Слышишь, как снег шуршит о стекла, Китти? Какой он пушистый и мягкий! Как он ласкается к окнам! Снег, верно, любит поля и деревья, раз он так нежен с ними! Он укрывает их белой периной, чтобы им было тепло и уютно, и говорит: «Спите, дорогие, спите, пока не наступит лето». А восстав от зимнего сна, Китти, они наденут зеленый наряд и пустятся в пляс на ветру. Ах, как это красиво! — Тут Алиса захлопала в ладоши и опять уронила клубок. — Хорошо бы все это и вправду так было! Ведь осенью лес и в самом деле такой сонный. Листья деревьев желтеют — и он погружается в сон.
— Послушай, Китти, а в шахматы играть ты умеешь? Не смейся, милая, я тебя серьезно спрашиваю. Когда мы сегодня играли, ты так смотрела на доску, как будто понимала все ходы: а когда я сказала «Шах!», ты замурлыкала! Ах, Китти, какой это был хороший ход! И я бы, конечно, выиграла, если б не этот противный конь! Как это он подобрался к моим фигурам! Китти, милая, давай играть, как будто мы…
— Я даже сказать тебе не могу, как часто Алиса повторяла эту фразу! Не далее как вчера у нее вышел долгий спор с сестрой; Алиса ей сказала: «Давай играть, как будто мы — короли и королевы», — а сестра, которая во всем любит точность, заявила, что это невозможно, потому что их только двое. В конце концов Алисе пришлось уступить. «Ну хорошо, — сказала она, ты будешь одним королем-и-королевой, а я всеми остальными королями и королевами сразу!» А однажды она до смерти напугала свою старую няньку, крикнув ей прямо в ухо: «Няня, давай играть, как будто я голодная гиена, а ты — кость!»
Но мы отвлеклись. Итак, Алиса сказала Китти: — Китти, миленькая, давай играть, как будто ты Черная Королева! Знаешь, если ты сядешь на задние лапки, а передние прижмешь к груди, то будешь совсем как Черная Королева. Ну-ка, попробуй, душечка! И Алиса сняла со стола Черную Королеву и поставила ее перед Китти, чтобы та видела, кому подражать. Но из этой затеи ничего не вышло — в основном потому, что, если верить Алисе, Китти ни за что не желала поднять как следует лапки. Тогда в наказание Алиса поднесла ее к Зеркалу над камином — пусть видит, какой у нее хмурый вид.
— Если ты сию же минуту не исправишься, я тебя посажу туда, в Зазеркальный дом. Ну, что ты на это скажешь? — Знаешь, Китти, если ты помолчишь хоть минутку, — продолжала Алиса, и послушаешь меня, я тебе расскажу все, что знаю про Зазеркальный дом. Во-первых, там есть вот эта комната, которая начинается прямо за стеклом. Она совсем такая же, как наша гостиная, Китти, только все там наоборот!* (с*).
* (с*). - /Тема Зазеркалья. Очевидно, возникла позже основного замысла второй сказки, в основу которой, как вспоминала Алиса Лидделл, легли экспромты, которые сочинял Кэрролл, обучая девочек Лидделл игре в шахматы. Лишь в 1868 г. появилась мысль о стране, лежащей по ту сторону зеркала, подсказанная разговором с другой Алисой, дальней родственницей писателя Алисой Рейке. Вот как об этом рассказывает она сама в лондонской газете «Таймс» от 22 января 1932 г.:
«В детстве мы жили на Онслоу сквер и играли, бывало, в саду за домом. Чарлз Доджсон гостил там у старого дядюшки и часто прогуливался по лужайке, заложив руки за спину. Однажды, услышав мое имя, он подозвал меня к себе. — Так ты, значит, тоже Алиса. Я очень люблю Алис. Хочешь посмотреть на что-то очень странное? Мы вошли вслед за ним в дом, окна которого, как и у нас, выходили в сад. Комната, в которой мы очутились, была заставлена мебелью; в углу стояло высокое зеркало. — Сначала скажи мне, — проговорил он, подавая мне апельсин, — в какой руке ты его держишь. — В правой, — ответила я. — А теперь, — сказал он, — подойди к зеркалу и скажи мне, в какой руке держит апельсин девочка в зеркале. Я с удивлением ответила: — В левой. — Совершенно верно, — сказал он. — Как ты это объяснишь? Я никак не могла этого объяснить, но видя, что он ждет объяснения, решилась: — Если б я стояла по ту сторону зеркала, я бы, должно быть, держала апельсин в правой руке? Я помню, что он засмеялся. — Молодец, Алиса, — сказал он. — Лучше мне никто не отвечал. Больше мы об этом не говорили; однако спустя несколько лет я узнала, что, по его словам, этот разговор навел его на мысль о «Зазеркалье», экземпляр которого он и прислал мне в свое время вместе с другими своими книгами».
В зеркале все асимметричные предметы (предметы, не совпадающие по своим зеркальным отражениям) предстают обращенными, «выворачиваются».
В книге много примеров таких зеркальных отражений. Как мы увидим, Труляля и Траляля — «зеркальные» близнецы; Белый Рыцарь поет о попытке втиснуть правую ногу в левый башмак; возможно, не случайно, что в книге не раз говорится о штопоре, ибо спираль — асимметричная структура, имеющая правую и левую формы. Если расширить тему Зазеркалья так, чтобы она включала зеркальное отражение любой асимметричной ситуации, мы верно определим основной мотив всей книги. Перечислять здесь все примеры было бы слишком долго; достаточно привести лишь несколько из них. Чтобы приблизиться к Черной Королеве, Алиса идет в противоположном направлении; в вагоне поезда кондуктор ей говорит, что она едет не в ту сторону; у короля — два Гонца, «один, чтобы бежал туда, другой — чтобы бежал оттуда». Белая Королева объясняет преимущества «жизни назад»; пироги в Зазеркалье сначала раздают гостям, а потом уж режут. Четные и нечетные числа, представляющие собой комбинаторные эквиваленты правого и левого, в различных местах вплетаются в повествование. В определенном смысле нонсенс есть инверсия осмысленного и бессмысленного. Обычный мир переворачивается вверх ногами и выворачивается наизнанку; он превращается в мир, в котором все происходит как угодно, но только не так, как полагается.
Тема инверсии характерна, конечно, для всего нонсенса Кэрролла. В «Стране Чудес» Алиса размышляет: «Едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек?» Ей объясняют, что говорить, что думаешь, и думать, что говоришь, совсем не одно и то же. Откусив от гриба с левой стороны, она вырастает, откусив же с правой — напротив, уменьшается. Эти изменения в росте, которых так много в первой сказке, сами по себе являются инверсиями (например, вместо большой девочки и маленького щенка — маленькая девочка и большой щенок). В «Сильви и Бруно» мы знакомимся с «импондералом», антигравитационной ватой, которой можно набить почтовую посылку, чтобы она весила меньше, чем ничего; с часами, которые обращают время; с черным светом» с Фортунатовым кошельком, являющимся проективной плоскостью, у которой внутренность снаружи, а наружная сторона внутри. Мы узнаем, что Е — V — I — L (зло) есть не что иное, как L — I — V — Е («жить» наоборот).
В жизни Кэрролл также часто пользовался приемом инверсии, чтобы повеселить своих маленьких друзей. В одном из его писем речь идет о кукле, чья левая рука становится «правой», оторвав правую в ссоре. В другом он писал: «Я так уставал, что ложился спать через минуту после того, как вставал, а иногда за минуту до того, как вставал». Он порой писал письма зеркально: чтобы прочитать, приходилось подносить их к зеркалу. У него было собрание музыкальных шкатулок, и он любил проигрывать их от конца к началу. Он рисовал картинки, которые превращались во что-то иное, стоило перевернуть их вверх ногами.
Даже в серьезные минуты Кэрроллу лучше всего думалось, когда ему удавалось, наподобие Белого Рыцаря, увидеть все перевернутым. Он придумывал новый способ умножения, в котором множитель писался наоборот и над множимым. «Охота на Снарка», как он рассказывает, была написана им с конца. «Ибо Снарк был буджум, понимаешь?» — эта последняя строка поэмы пришла ему в голову внезапно, как озарение. Затем он присочинил к ней строфу, к строфе — поэму.
Близко связан с кэрролловской инверсией и его юмор логического противоречия. Черная Королева знает холм такой большой, что рядом с ним этот покажется долиной; сухое печенье едят, чтобы утолить жажду; гонец шепчет крича; Алиса бежит так быстро, что ей удается остаться на месте. Неудивительно, что Кэрролл любил особый вид каламбура, называемый «ирландским быком» ( «Ирландский бык» — см. эссе Марии Эджворт (1767—1849) «Эссе об ирландских быках» (Maria Edgeworth. Essay on Erish Bulls. L., 1802), суть которого в логическом противоречии. Однажды он написал сестре:
«Пожалуйста, разбери с логической точки зрения следующее рассуждение: Девочка. Я так рада, что не люблю спаржу. Подруга. Отчего же, милая? Девочка: Потому что, если б я ее любила, мне бы пришлось ее есть, а я ее не выношу».
Кто-то из знакомых Кэрролла вспоминает, что слышал, как он рассказывал про одного человека, у которого были такие большие ноги, что ему приходилось надевать брюки через голову.
«Пустое множество» (множество, не имеющее элементов), с которым он обращается как с овеществленной реальностью, также служит Кэрроллу источником логического нонсенса особого рода. Мартовский Заяц предлагает Алисе несуществующего вина; Алиса размышляет, что происходит с пламенем свечи, когда свеча не горит; географическая карта в «Охоте на Снарка» представляет собой «абсолютную и совершенную пустоту»; Червонному Королю кажется странным, что можно написать письмо «никому» («Кому адресовано письмо?» — «Никому»), а Белый Король хвалит остроту зрения Алисы, увидевшей на дороге «никого» («Кого ты там видишь?» — «Никого»).
Почему юмор Кэрролла так тесно связан с логическими головоломками такого рода? Здесь не место разбирать вопрос о том, объясняется ли это только тем, что Кэрролл интересовался логикой и математикой, или некими подсознательными импульсами, побуждающими его снова и снова сужать и расширять, сжимать и переворачивать, вывертывать наизнанку и ставить вверх ногами привычный мир. Вряд ли можно согласиться с положением, выдвинутым Флоренс Бекер Леннон в ее чрезвычайно интересной биографии Кэрролла «Викторианство в Зазеркалье» (Florence Becker Lennon. Victoria Through the Looking-Glass). Она доказывает, что Кэрролл от рождения был левшой, которого заставили пользоваться правой рукой, и что он «брал реванш, выворачивая многое справа налево». К несчастью, факты, доказывающие, что Кэрролл от природы был левшой, настолько малочисленны и неубедительны, что их нельзя принимать во внимание. Впрочем, такое объяснение истоков нонсенса Кэрролла все равно было бы недостаточным/.
Когда я залезаю на стул и смотрю в Зеркало, она видна мне вся, кроме камина. Ах, как бы мне хотелось его увидеть! Мне так интересно узнать, топят они зимой камин или нет. Но в это Зеркало как ни гляди, камина не увидишь, разве что наш камин задымит — тогда и там появится дымок. Только это, верно, они нарочно — чтобы мы подумали, будто и у них в камине огонь. А книжки там очень похожи на наши — только слова написаны задом наперед. Я это точно знаю, потому что однажды я показала им нашу книжку, а они показали мне свою! — Ну, как, Китти, хочешь жить в Зазеркальном доме? Интересно, дадут тебе там молока? Впрочем, не знаю, можно ли пить зазеркальное молоко? Не повредит ли оно тебе, Китти… * (d*). А дальше идет коридор. Если распахнуть дверь в нашей гостиной пошире, можно увидеть кусочек коридора в том доме, он совсем такой же, как у нас. Но, кто знает, вдруг там, где его не видно, он совсем другой? Ах, Китти, как бы мне хотелось попасть в Зазеркалье! Там, должно быть, столько всяких чудес! Давай играть, буд то мы можем туда пройти! Вдруг стекло станет тонким как паутинка и мы шагнём сквозь него! Посмотри как, оно правда тает ка туман.
Пройти сквозь него теперь совсем не трудно.
* (d*). - /Рассуждение Алисы о «зазеркальном» молоке гораздо значительнее, чем думалось Кэрроллу. Лишь спустя несколько лет после опубликования «Зазеркалья» стереохимия нашла положительное подтверждение тому, что органические вещества имеют асимметричное строение атомов. Изомеры суть вещества, молекулы которых состоят из совершенно тех же атомов, соединенных, однако, в топологически различные структуры. Стереоизомеры суть изомеры, идентичные даже в топологической структуре, однако из-за асимметричности этой структуры они образуют зеркальные пары, подобно левому и правому ботинку. Все органические вещества стереоизометричны. Обычно в пример приводят сахар: в «правом» варианте его называют декстрозой, в «левом» — левулезой. Прием пищи вызывает сложные химические реакции между асимметричными веществами и асимметричными продуктами в организме, потому что между «левыми» и «правыми» формами одного и того же органического вещества существует определенная разница во вкусе, запахе и усвояемости. Ни одна лаборатория или корова пока что не дала «зеркального» молока, но можно смело сказать, что если бы асимметрическую структуру молока зеркально отразили, его нельзя было бы пить.
В этом суждении о «зазеркальном» молоке подразумевается лишь отражение структуры, соединяющей атомы молока. Конечно, подлинное зазеркальное отражение молока означало бы и инверсию структуры самих элементарных частиц. В 1957 г. Ли Цзун-дао и Янг Чжень-нин, два американских физика китайского происхождения, получили Нобелевскую премию за теоретический труд, который, по удачному выражению Роберта Оппенгеймера, привел их к «радостному и удивительному открытию» относительно того, что частицы и их античастицы (то есть идентичные частицы с противоположными зарядами), подобно стереоизомерам, суть не что иное, как зеркальные отражения тех же структур. Если это так, тогда «эазеркальное» молоко будет состоять из «антивещества», которое Алиса даже не сможет выпить: стоит ей прийти в соприкосновение с этим молоком, как оба они взорвутся. Разумеется, анти-Алиса, находящаяся по ту сторону зеркала, найдет антимолоко чрезвычайно вкусным и питательным.
Читателям, которым хотелось бы узнать больше о философском и научном смысле «левого» и «правого», рекомендую познакомиться с прекрасной книжкой Германа Вейля (Hermann Weyl. Symmetry, 1952) [Русский перевод: Герман Вейль. Симметрия. М., 1968], со статьей Филипа Моррисона (Philip Morrison. The Overthrow of Parity. — «Scientific American», April, 1957) и с моей работой «Обеими ли руками пишет Природа?» (Martin Gardner. Is Nature Ambidexterous? — «Philosophy and Phenomenological Research», December, 1952) [Русский перевод: Мартин Гарднер. Математические головоломки и развлечения. М., 1971]. В более легком жанре написана последняя глава о «левом» и «правом» в «Книге математических загадок и развлечений «Сайентифик Америкэн» (The Scientific American Book of Mathematical Puzzles and Diversions, 1959) и мой рассказ «Левое или правое?» («Esquire», February, 1951). Классический пример научной фантастики на эту тему — «Рассказ Платнера» Уэллса. […] В настоящий момент, когда я пишу эти строки, специалисты по атомной физике размышляют о возможности создания антивещества в лабораторных условиях. […]/.
Кадры из к-ф «Обитель Зла». "Красная Королева и Белая Королева".
Из статьи Н. Демуровой «О переводе сказок Кэрролла», М., «Наука», Главная редакция физико-математической литературы, 1991:
Казалось бы, задача переводчика здесь предельно проста: имена надо переводить «как они есть». …the Red Queen — Красная Королева. Впрочем, все здесь не так просто, как может показаться с первого взгляда. The Red Queen — это шахматная фигура, и потому, конечно, на русском языке назвать её следует Черной Королевой. В фильме «Обитель зла», где немало аллюзий на «Зазеркалье» Кэрролла, компьютер, управляющий системой «Umbrella» назван именно «Красной королевой». В третьей части фильма присутствует уже другой компьютер, названный как и следовало ожидать, Белой Королевой. Не стоит забывать, что проход в «Umbrella Corporation» происходит именно через зеркало. — С.К.
Тут Алиса оказалась на каминной полке, хоть и сама не заметила, как она туда попала. А зеркало, и точно, стало таять, словно серебристый туман по утру.
Через миг Алиса прошла сквозь зеркало и легко спрыгнула в Зазеркалье. Прежде всего она заглянула в камин и очень обрадовалась, увидев, что в нем жарко пылают дрова; огонь был настоящий, совсем такой же, как дома! — Значит, здесь мне будет так же тепло, как и там, — подумала Алиса. И даже, наверно, теплее! Здесь никто не станет меня гнать от камина. А вот будет смешно, когда наши увидят меня здесь — им ведь меня не достать!
Она осмотрелась и тут же заметила, что комната на деле совсем не такая обыкновенная и скучная, какой казалась из-за Зеркала. Портреты на стене возле камина были живые и о чем-то шептались, а круглые часы, стоявшие на каминной полке (раньше Алиса видела их только сзади), улыбнулись ей.
— Здесь, право, не такой порядок, как у нас, — подумала Алиса, заметив в каминной золе несколько шахматных фигур; вдруг она охнула и присела на корточки; фигуры важно разгуливали по коврику парами!
— Вон Черный Король и Черная Королева, — сказала Алиса (шепотом, чтобы не спугнуть их). — А вон Белый Король и Белая Королева — уселись на краешке совка и болтают ногами. А вон две Туры взялись под ручки и шепчутся о чем-то. По-моему, они меня не слышат… Алиса наклонилась к камину. — Они меня, верно, и не видят. Похоже, что я стала вдруг невидимкой…
Тут на столе у нее за спиной что-то покатилось и запищало; Алиса обернулась и увидала, что это упала Белая Пешка. Она лежала на спине и изо всех сил брыкалась, силясь подняться на ноги. Алиса с любопытством ждала, что будет дальше.
— Это моя малютка! — закричала Белая Королева и бросилась к Пешке, оттолкнув Короля с такой силой, что он упал прямо в золу. — Лили, кисочка! Котенок ты мой ненаглядный! Детка моя королевская! И она стала карабкаться вверх по каминной решетке.
— Королевские бредни! — пробормотал Король, потирая ушибленный при падении нос. Немудрено, что он немного рассердился на Королеву, — ведь он с головы до пят выпачкался в золе.
Алиса решила прийти им на помощь, и, так как крошка Лили вопила во весь голос, она нагнулась, схватила Королеву и быстро поставила ее на стол, рядом с громко плачущей дочкой.
Королева судорожно вздохнула и села: у нее захватило дух от такого головокружительного взлета; с минуту она лишь молча сжимала свою дочку в объятиях. Немножко отдышавшись, она крикнула Королю, угрюмо сидевшему в золе: — Берегись вулкана!
— Какого вулкана? — спросил Король и с тревогой взглянул в камин, видно, полагая, что это для вулкана самое подходящее место.
— Который… швырнул… меня наверх! — проговорила с расстановкой Королева, которая все никак не могла отдышаться. — Подымайся наверх обычным путем! А то взлетишь на воздух!
Алиса долго смотрела, как Король с трудом лезет вверх по каминной решетке, осторожно перебираясь с перекладинки на перекладинку, наконец, не выдержала и сказала: — Так ты пролазишь весь день! Дай-ка я тебе помогу, хорошо? Но Король в ответ промолчал: он, конечно, ее просто не слышал и не видел.
Алиса осторожно взяла его в руку и подняла — медленно-медленно, чтобы у него не перехватило дыхание, как у Королевы. Но, прежде чем поставить на стол, она решила слегка его почистить: он был весь в пепле.
Алиса потом рассказывала, что в жизни не видела такой мины, какую скорчил Король, почувствовав, что невидимая рука остановилась на полпути в воздухе и кто-то начал сдувать с него пепел: он так удивился, что не мог даже закричать; глаза и рот у него округлились и открывались все шире, хоть дальше, казалось, уж было некуда. Алиса так расхохоталась, что рука у нее затряслась от смеха, и она чуть не выронила бедного короля.
— Прошу тебя, милый, не строй таких рож! — вскричала Алиса, совсем позабыв, что Король ее не слышит. — Ты так меня рассмешил, что я тебя чуть не уронила! Закрой же рот! А не то наглотаешься пеплу! Ну вот, теперь ты, по-моему, чистый! Она пригладила ему волосы и поставила его на стол рядом с Королевой.
.Король тотчас же повалился навзничь и замер, так что Алиса забеспокоилась и пошла поискать воды, чтобы привести его в чувство. Однако, как она ни искала, воды нигде не было; ей попался только пузырек чернил, но, когда она вернулась с ним к столу, оказалось, что Король уже пришел в себя и испуганно шепчется о чем-то с Королевой — так тихо, что Алиса с трудом разобрала слова.
— Уверяю тебя, милочка, — шептал Король, — я так испугался, что похолодел до самых кончиков бакенбард.
— Но у тебя нет бакенбард! — возразила Королева.
— Этой ужасной минуты я не забуду _никогда_ в жизни! — сказал Король.
— Забудешь, — заметила Королева, — если не запишешь в записную книжку.
Алиса с любопытством смотрела, как Король вытащил из кармана огромную записную книжку и начал что-то писать в ней. Тут Алисе пришла в голову неожиданная мысль — она ухватилась за кончик огромного карандаша, который торчал у Короля за плечом, и начала писать сама.
Бедный Король совсем растерялся; с минуту он молча боролся с карандашом, но, как ни бился, карандаш писал свое, так что, наконец, Король произнес, задыхаясь: — Знаешь, милочка, мне надо достать карандаш потоньше. Этот вырывается у меня из пальцев — пишет всякую чепуху, какой у меня и в мыслях не было…
— Какую чепуху? — спросила Королева, заглядывая в книжку. (Алиса меж тем написала: «Белый Конь едет вниз по кочерге. Того и гляди упадет».)* (е*).
* (е*). - /Неловкость Белого Коня, съезжающего вниз по кочерге, предвосхищает неловкость Белого Рыцаря на коне (гл. 8)/.
— Но ты же совсем не то хотел записать! — вскричала Королева.
На столе лежала какая-то книга; Алиса взяла ее и стала листать, поглядывая время от времени на Белого Короля. (Она все еще волновалась за него и держала чернила наготове — на случай, если ему снова станет плохо.) Она надеялась, что сумеет прочитать в книге хоть одну страничку, но все было написано на каком-то непонятном языке. Выглядело это так (оригинал и перевод)*(f*):
*(f*). - /Поначалу Кэрролл намеревался напечатать все стихотворение зеркально отраженным, однако позже решил ограничиться первой строфой. Тот факт, что Алиса увидела эти строки перевернутыми, свидетельствует о том, что сама она, пройдя сквозь зеркало, не изменилась. Как говорилось выше (VI), сейчас у нас есть все основания полагать, что «неотраженная» Алиса просуществовала бы в Зазеркалье не долее тысячной доли секунды (см. также примеч. к гл.5)/.
Алиса ломала себе голову над этими строчками, как вдруг ее осенило: — Ну конечно, — воскликнула она, — это же Зазеркальная Книга! Если я поднесу ее к Зеркалу, я смогу ее прочитать.
Так она и сделала. И вот что она прочитала;
БАРМАГЛОТ
Варкалось. Хливкие шорьки Пырялись по наве, И хрюкотали зелюки, Как мюмзики в мове*(g*).
О бойся Бармаглота, сын! *(d*) Он так свирлеп и дик, А в глуше рымит исполин Злопастный Брандашмыг! * (e*)
Но взял он меч, и взял он щит, Высоких полон дум. В глущобу путь его лежит Под дерево Тумтум.
Он стал под дерево и ждет. И вдруг граахнул гром Летит ужасный Бармаглот И пылкает огнем!
Раз-два, раз-два! Горит трава, Взы-взы — стрижает меч, Ува! Ува! И голова Барабардает с плеч!
О светозарный мальчик мой! Ты победил в бою! О храброславленный герой, Хвалу тебе пою!
Варкалось* (2*). Хливкие шорьки Пырялись по наве. И хрюкотали зелюки, Как мюмзики в мове.
— Очень милые стишки, — сказала Алиса задумчиво, — но понять их не так-то легко. (Знаешь, ей даже самой себе не хотелось признаться, что она ничего не поняла.) — Наводят на всякие мысли — хоть я и не знаю, на какие… Одно ясно: кто-то кого-то здесь убил… А, впрочем, может и нет…
Тут она опомнилась и вскочила на ноги. — Что это я сижу? — подумала она. — Мне надо торопиться, а то не успею осмотреть все, что здесь есть! Начнем с сада! С этими словами Алиса бросилась из комнаты и побежала вниз по лестнице… собственно, не побежала, а… как бы это объяснить? Это новый способ легко и свободно спускаться по лестнице, подумала Алиса: она только положила руку на перила — и тихонько поплыла вниз по ступенькам, даже не задевая их ногами; так она пронеслась через прихожую и вылетела бы прямо в дверь, если б не ухватилась за косяк. От полета у нее закружилась голова, и она рада была снова ступить на землю.
*(g*). - /Первая строфа этого стихотворения появилась впервые в журнале «Миш-Мэш» («Misch-Masch»), последнем из домашних «публикаций», которые Кэрролл в юности сочинял, собственноручно переписывал и иллюстрировал для развлечения своих братьев и сестер. В номере, помеченном 1855 г. (Кэрроллу тогда было двадцать три года), этот «любопытный отрывок» появился под названием: «Англосаксонский стих» (…В заключение Кэрролл писал:) «Смысл этого фрагмента древней Поэзии темен; и все же он глубоко трогает сердце». […]
Мало кто станет оспаривать тот факт, что «Jabberwocky» является величайшим стихотворным нонсенсом на английском языке. Он был так хорошо знаком английским школьникам XIX в.; что пять из его «бессмысленных» слов фигурируют в непринужденном разговоре мальчиков в «Столки и Кь» Киплинга (Редьярд (1865—1936)—английский поэт и писатель; «Столки и К»» (1899) — повесть о школьных годах писателя, в которой он сам и его друзья фигурируют под вымышленными именами). Сама Алиса весьма точно определяет секрет очарования этих строк: они «наводят на всякие мысли, хоть и неясно — на какие». Странные слова в этом стихотворении не имеют точного смысла, однако они будят в душе читателя тончайшие отзвуки. […] С тех пор были и другие попытки создать более серьезные образцы этой поэзии (стихотворения дадаистов (gредставители модернистского течения начала XX в., объединяющего художников и писателей (главным образом во Франции и Германии), итальянских футуристов и Гертруды Стайн (Гертруда (1874—1946) — американская писательница, известная своими авангардистскими экспериментами в области поэтической и прозаической формы), однако, когда к ней относятся слишком серьезно, результаты кажутся скучными. Я не встречал человека, который помнил бы хоть что-нибудь из поэтических опытов Стайн, но я знаю множество любителей Кэрролла, которые обнаружили, что помнят «Jabberwocky» слово в слово, хоть никогда не делали сознательной попытки выучить его наизусть. Огден Нэш (1902—1971) — американский поэт-юморист) написал прекрасное стихотворение-нонсенс «Геддондилло» […], но даже в нем он слишком старается достигнуть определенного эффекта. «Jabberwucky» же обладает непринужденной звучностью и совершенством, не имеющим себе равных.
«Jabberwocky» был любимым произведением английского астронома Артура Стэнли Эддингтона, которое он не раз упоминал в своих трудах. В книге «Новые пути в науке» (Arthur Stanley Eddington. New Pathways in Science) он сравнивал формальную структуру стихотворения с областью современной математики, известной как теория групп. В «Природе физического мира» (The Nature of the Phisical World) он замечает, что описание элементарной частицы, которое дает физик, есть на деле нечто подобное «Jabberwocky»; слова связываются с «чем-то неизвестным», действующим «неизвестным нам образом». Поскольку указанное описание содержит числа, физика оказывается в состоянии внести некоторый порядок в явление и сделать относительно него успешные предсказания.
Эддингтон пишет: «Наблюдая восемь электронов в одном атоме и семь электронов в другом, мы начинаем постигать разницу между кислородом и азотом. Восемь «хливких шорьков» «пыряются» в кислородной «паве» и семь — в азотной. Если ввести несколько чисел, то даже «Jabberwocky» станет научным. Теперь можно отважиться и на предсказание: если один из «шорьков» сбежит, кислород замаскируется под азот. В звездах и туманностях мы, действительно, находим таких волков в овечьих шкурах, которые иначе могли бы привести нас в замешательство. Если перевести основные понятия физики на язык «Jabberwocky», сохранив все числа — все метрические атрибуты, ничего не изменится; это было бы неплохим напоминанием принципиальной непознаваемости природы основных объектов».
«Jabberwocky» умело переводили на несколько языков. Существуют два латинских перевода; один сделан в 1881 г. Огастесом М.Ванситтартом, профессором Тринити Колледжа в Кембридже, и был издан отдельной книжечкой Оксфордским университетским издательством в том же году (см. с.144 биографии Коллингвуда); второй — дядюшкой Кэрролла Хэссердом X.Доджсоном (см. Lewis Carroll Picture Book, p.364) «Габбербокхус Пресс», странное наименование, принятое одним лондонским издательством, идет от латинского имени «Jabberwocky», придуманного дядюшкой Хэссердом.
Приводимый ниже французский перевод Фрэнка Л.Уоррииа (F.L.Warrin) был впервые опубликован в журнале «Нью-Йоркер» в январе 1931 г. («New Yorker», January 10, 1931). (Цит. по книге миссис Леннон, где он был перепечатан).
LE JASEROQUE
II brilgue: les toves lubricilleux Se gyrent en vrillant dnns le guave, Enmimes sont les gougebosqueux, Et le momerade horsgrave.
Garde-toi du Jaseroque, mon filsl La gueule qui mord; la griffe qui prend! Garde-toi de l’oiseau Jube, evite Le frumieux Band-a prend.
Son glaive vorpal en main il va T-a la recherche du fauve manscant; Puis arrive a l’abre Те-Те, II у reste, reflechissant.
Pendant qu’il pense, tout uffuse Le Jaseroque, a l’oeil flambant, Vient siblant par le bois tullegeais, Et burbule en venant.
Un deux, un deux, par le milieu, Le glaive vorpal fait pat-a-pan! La bete defaite, avec sa tete, II rentre gallomphant.
As-tu tue le Jaseroque? Viens a mon coeur, fils rayonnais! O jour frabbejeais! Calleau! Callai! II cortule dans sa joie.
Il brilgue: les toves lubricilleux Se gyrent en vrillant dans le guave, Eninimes sont les gougebos(|iieux, Et le momerade horsgrave.
Превосходный перевод на немецкий язык был сделан Робертом Скоттом, видным специалистом по греческому языку, сотрудничавшим с ректором Лидделлом (отцом Алисы) в работе над греческим словарем. Впервые этот перевод появился в статье «Подлинное происхождение «Jabberwocky» («Macmillan Magazine», February 1872). Скрывшись под псевдонимом Томаса Чэттертона. Скотт сообщал, что присутствовал однажды на спиритическом сеансе, где дух некоего Германа фон Швинделя tSchwindel — (нем.) — обман] утверждал, что стихотворение Кэрролла есть просто перевод старинной немецкой баллады:
DER JAMMERWOCH
Es brillig war. Die schlichte Toven Wirrten und wimmelten in Waben: L’nd aller-mumsige Burggoven Die mohmen Rath’ ausgraben.
Bewahre doch vor Jammerwochi Die Zahne knirshen, Krallen kratzen! Bewahr’ vor Jubjub-Vogel, vor Frumiosen BanderschnatzchenI Er griff sein vorpals Schwertchen zu, Er suchte lang das manchsam’ Ding; Dann, stehend unten Tumtum Baum, Er an-zu-denken-fing.
Als stand er tief in Andacht auf, Des Jammerwochen’s Augen-feuer Durch tulgen Wald mit wiffek kam Ein burbeind ungeheueri
Eins, Zwei! Eins, Zwei! Und durch und durch Sein vorpals Schwert zerschnifer-schnuck, Da blieb es todt! Er, Kopf in Hand, Gelaumfig zog zuruck.
Und schlugst Du ja den Jammerwoch? Umarme mich, mien Bohm’sches Kind! O Freuden-Tag! O Halloo-Schlag! Er chortelt froh-gesinnt.
Es brillig war, etc.
«Jabberwocky» много раз пытались пародировать. В антологию нонсенса Кэролин Уэллс (Such Nohsence. Compiled by Carolyn Wells, 1918) включены три из наиболее удачных пародий […], но я склонен разделить мнение Честертона относительно того, что всякие попытки такого рода создать юмористические подражания юмористическим произведениям обречены на провал.
В одном из лучших рассказов Льюиса Пэджетта — под этим именем выступали покойный Генри Каттнер и его жена Кэтрин Л.Мур — (L.Padgett. Mimsy were the Borogoves) слова из «Jabberwocky» рассматриваются как знаки языка будущего. Правильно понятые, они раскрывают технику проникновения в четырехмерный континуум пространства-времени. Та же мысль превосходно используется в очень смешном детективном романе Фредерика Брауна (Fredric Brown. Night of the Jabberwock). Рассказчик — восторженный почитатель Кэрролла. От Иегуди Смита, который, судя по всему, является членом общества поклонников Кэрролла «Светозарные мечи», он узнает, что сказки Кэрролла — вовсе не сказки, а правдивое повествование о действительной жизни в другом измерении. Ключи к сказкам остроумно скрыты в математических трактатах Кэрролла, особенно в Curiosa Mathematica, и в его стихотворениях, которые на деле являются акростихами более замысловатого толка. Почитатели Кэрролла не должны пройти мимо «Ночи Бармаглота», этого необычного произведения, тесно связанного с «Алисой». […]
* (d*). - /Бармаглот в «Охоте на Снарка» не упоминается, но в письме к миссис Чэтевей, матери одной из девочек, с которыми дружил Кэрролл, он пишет, что место действия в «Снарке» — остров, «который часто посещают Джубджуб и Брандашмыг. Это, безусловно, тот самый остров, где был убит Бармаглот». Когда девочки из Бостонской классической гимназии попросили у Кэрролла разрешения назвать свой школьный журнал «The Jabberwock», он ответил: «Мистер Льюис Кэрролл с удовольствием дает редакторам предполагаемого журнала согласие использовать титул, на котором они остановили свой выбор. Ему удалось установить, что англосаксонское слово «wocer» или «wocor» означает «потомок» или «плод». Принимая обычное значение слова «jabber» («возбужденный или долгий спор»), получим в результате «плод долгого и возбужденного спора». Насколько это название будет отвечать духу задуманного издания, предоставим судить будущим историкам американской литературы. Мистер Кэрролл желает всевозможных успехов журналу»/.
* (е*). - /Брандашмыг упоминается снова в главе 7, а также в «Охоте на Снарка» («Напасть» 7, ст. 3,4,6)/.
* (2*). - /Тенниел, иллюстрировавший эту строфу прекрасным рисунком, поначалу предполагал поставить его фронтисписом ко всей книге. Однако Кэрроллу этот рисунок показался слишком устрашающим, и он предпочел заменить его чем-то более спокойным. В 1871 г., прежде чем принять окончательное решение, он отпечатал типографским способом следующее письмо и разослал его тридцати матерям своих юных друзей:
«Посылаю Вам предполагаемый фронтиспис «Зазеркалья». Чудовище это, как полагают некоторые, слишком страшно и может испугать нервных детей, наделенных воображением, а книгу, во всяком случае, лучше начать каким-то более приятным рисунком. Поэтому мне хотелось бы узнать мнение нескольких друзей, для каковой цели я и рассылаю отпечатанные фронтисписы. Мы можем принять любое из трех решений: (1). Сохранить данный фронтиспис; (2). Перенести этот фронтиспис в надлежащее место (там, где будет напечатана баллада, которую он должен иллюстрировать) и заменить его другим фронтисписом; (3). Не публиковать его вовсе. […] Я буду признателен Вам за мнение (которое можно проверить, показав рисунок детям по Вашему выбору) относительно того, какое решение принять».
Судя по всему, большинство матерей выбрали второй вариант, ибо фронтисписом стал рисунок, изображающий Белого Рыцаря верхом на коне. […] Вопрос о том, не является ли и «Бармаглот» пародией, остается до сих пор открытым. Роджер Грин высказывал предположение («The London Times Literary Supplement», March 1, 1957), что Кэрролл, возможно, имел в виду немецкую балладу «Пастух с Гор Великанов», в которой повествуется о том, как юный пастушок убил огромного Грифона. В 1846 г. кузина Кэрролла, Мэнелла Бьют Смедли, перевела эту балладу на английский язык и опубликовала в одном из лондонских журналов («Sharpe’s London Magazine», March 7 and 21, 1846). «Сходство почти неуловимо, — пишет Грин. — Оно не в словах, а в настроении и атмосфере; пародируется весь стиль и самая идея баллады»/.
/Оригинал:
This was the poem that Alice read.
Jabberwocky
’twas brillig, and the slithy toves Did gyre and gimble in the wabe; All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe.
“Beware the Jabberwock, my son! The jaws that bite, the claws that catch! Beware the Jujub bird, and shun The frumious Bandersnatch!”
He took his vorpal sword in hand: Long time the manxome foe he sought— So rested he by the Tumtum tree, And stood awhile in thought.
And as in uffish thought he stood, The Jabberwock, with eyes of flame, Came whiffling through the tulgey wood, And burbled as it came!
One, two! One, two! And through and through The vorpal blade went snicker-snack! He left it dead, and with its head He went galumphing back.
“And has thou slain the Jabberwock? Come to my arms, my beamish boy! O frabjous day! Calloh! Callay!” He chortled in his joy.
’twas brillig, and the slithy toves Did gyre and gimble in the wabe; All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe.
Из примечаний к интерактивной образовательной программе «Зазеркалье» (Изд-во «Комтех», 1998):
- Jabberwocky — в письме школьницам, попросившим у Л. Кэрролла разрешения назвать так свою школьную газету, он разъяснил, что первая часть Jabber входит в состав этого слова в своем обычном значении — бормотать, говорить возбужденно и многословно, а вторая часть происходит от староанглийского «wocer» или «wocor», означающих «плод», «отпрыск», то есть буквально Jabberwock означает «результат возбужденной болтовни».
- Brillig — Humpty Dumpty объясняет это слово как время, когда начинают готовить (to broil) обед — то есть, по его мнению, около четырех часов дня. Такое же объяснение приводит и Кэрролл в своем рукописном журнале Misch Masch. Забавно, что пояснения Кэрролла часто не совпадают с толкованием тех же слов Шалтаем-Болтаем, которые он приводит в шестой главе. Суффикс «ig», характерный для немецкого языка, делает звучание этого слова архаичным и возвышенным. Возможно, это подтверждает версию о том, что Jabberwocky является пародией на длинную немецкую балладу «Пастух в Горах Гиганта». Данная версия была выдвинута Роджером Грином, который утверждает, что предметом пародии является не конкретное содержание баллады, а весь ее стиль и дух. Это мнение, однако, не является общепризнанным.
- Slythy — одно из слов-кошельков, в которых «сложено» несколько значений — slimy (слизистый) и lithe (гибкий, юркий). Иногда оказывается, что придуманное Кэрроллом слово существует в английском языке как устаревшее или редко употребляемое. Тогда встает вопрос, знал ли он об этом значении слова и учитывал ли его. Так Оксфордский словарь приводит слово «slythy» как вариант «sleathy» — устаревшего слова, имеющего значение «неопрятный, грязный». В современном английском языке существует родственное слово sleazy — неряшливый, неприглядный, грязный, низкопробный.
- Tove — B журнале Misch Masch Кэрролл дал следующее описание этого существа — один из видов Badger’а (то есть барсука) — с гладкой белой шерстью, длинными задними ногами и короткими рожками, питаются преимущественно сыром. Однако лингвист Humty Dumpty описывает их по-другому — нечто вроде Badger’а — что-то среднее между ящерицей и штопором. Нам представляется, что здесь имеется в виду другое значение слова Badger — ершик для чистки трубок. Относительно произношения этого слова Кэрролл в предисловии к Охоте на Снарка поясняет, что оно должно рифмоваться со cловом «grove».
- To gyre — здесь толкование Кэрролла также расходится с толкованием Humty Dumpty. Кэрролл производит этот глагол от турецкого «giaour» — собака — то есть, утверждает, что он означает «скрестись как собака». Humty Dumpty считает, что это значит «крутиться как гироскоп» (gyroscope). Последнее согласуется и с толкованием Оксфордского словаря английского языка, который утверждает, что в данном значении это слово употреблялось с 15 века.
- To gimble (от gimlet — буравчик) — высверливать отверстия в чем-либо. Оксфордский словарь приводит это слово как вариант написания слова «gimbal» — технического термина, означающего карданов подвес, то есть приспособление, благодаря которому компас корабля во время любой качки остается в горизонтальном положении, однако крайне маловероятно, чтобы Л. Кэрролл имел в виду именно это значение.
- Wabe — по Кэрроллу — происходит из глаголов to soak (промокать, промачивать) и to swab (вытирать шваброй) — и означает «склон холма» (который промокает под дождем). Однако Humty Dumpty и Алиса приходят к другому толкованию: wabe way + be…, так как это лужайка вокруг солнечных часов (под которыми, кстати, вьют свои гнезда «toves»), которая простирается «long way be-fore, be-hind and be-yond it».
- Mimsy — от «miserable» — несчастные. (В соответствии с Оксфордским словарем, во времена Кэрролла бытовало слово «mimsey», означавшее «чопорный, излишне скромный, ханжеский». Возможно, что Л.Кэрролл имел в виду и это значение.) Humty Dumpty не возражает против такого толкования, однако настаивает на том, что, кроме miserable, в слово-кошелек mimsy входит также и flimsy — тонкий, хрупкий.
- Borogoves — Кэрролл объясняет, и на этот раз его мнение совпадает с мнением Humty Dumpty, что это — ныне вымерший вид бескрылых попугаев с задранными вверх клювами, которые питаются телятиной.
- Mome — слово имеет ряд устаревших значений, среди которых и такие как тупица, но, по-видимому, ни одно из них не имеет отношения к данному контексту. Л.Кэрролл предлагает значение «серьезный, мрачный, торжественный», что по настроению совпадает с толкованием Humty Dumpty, который полагает (но без достаточной уверенности), что mome — это сокращенное «from home» (если h не произносится) и означает «заблудившийся».
- Rath — в соответствии с Humty Dumpty это — зеленый поросенок. По-видимому, лингвист основывается на звуке, издаваемом этими существами (они «outgribe» см. далее). Однако Л. Кэрролл описывает их по-другому: сухопутные черепахи с высоко поднятыми головами, с акульими пастями. Передние лапы скрючены так, что животные перемещаются на коленях. Тела их гладкие, зеленого цвета. Основная пища — ласточки и устрицы. Оксфордский словарь напоминает о прямом значении этого староирландского слова, достаточно широко известном во времена Кэрролла — крепость, окруженная земляным валом.
- Outgrabe — прош. время глагола to outgribe, который, по Кэрроллу, происходит от старых глаголов «grike» или «shrike», которые в современном языке читаются как «creak» (скрипеть) и «shriek» (визжать). Humpty Dumpty утверждает, что это нечто промежуточное между мычанием и свистом с чиханием посредине.
- Frumious — слово-кошелек fuming (дымящийся, рассерженный) + furious (разъяренный). Исследователи считают, что любовь Кэрролла к таким составным словам обусловлена тем, что в волнении он начинал заикаться и такие слова получались у него сами собой.
- Bandersnatch — имя составлено из двух слов — band (отряд, банда, а также связывать, скреплять) и snatch (хватать, ловить, кусать).
- Vorpal, tulgey — относительно этих слов Кэрролл писал, что, к сожалению, он сам не знает, что они означают. Нам кажется, что первое созвучно слову sharp — острый, все остальное читатель может домыслить сам.
- Manxome — Самое близкое по звучанию слово — Manx — кельтское название острова Мэн, его обитателей называют Manxmen. Однако, имел ли в виду Кэрролл это значение — не известно.
- Tum-tum — во времена Кэрролла так обозначали монотонную игру на струнном инструменте (что-то вроде дрын-дрын).
- Uffish — в письме одной из своих юных почитательниц Кэрролл пояснял, что это такое состояние души, когда «the voice is gruffish (хрипловатый), the manner roughish (грубоватый), and the temper huffish (раздражительный)».
- Whiffling — в современных словарях приводится в значении «посвистывая». Во времена Кэрролла бытовало другое значение этого слова — «дуя короткими порывами». Более раннее значение — «выпивая и куря».
- Burble — Л. Кэрролл пояснял, что оно состоит из трех слов «bleat (блеять, мычать), murmur (бормотать, журчать, роптать), and warble (издавать трели, щебетать)». Это слово как комбинация burst (взрываться, внезапно начинаться, быть переполненным) и bubble (пузыриться) давно употреблялось в английском языке как вариант слова bubble. Значением, приводимым в современных словарях — весело бормотать, задыхаться от смеха — слово обязано Кэрроллу.
- Galumph — сочетание слов «gallop» и «triumphant». Вошло в современные словари в значении «вышагивать с гордым видом, идти тяжелым неровным шагом, подпрыгивая на ходу» как слово, введенное Кэрроллом.
- Gallooh! Gallay! — крик радости, по-видимому, от греческого «калос» — прекрасный.
- Chortle — слово, пущенное в оборот Кэрроллом и вошедшее в Оксфордский словарь в значении «фыркать от удовольствия, смеяться сдавленным смехом», составлено из «chuckle» (фыркать от смеха) и «snort» (фыркать, пыхтеть, храпеть (о животном)/.
— Очень милые стишки, — сказала Алиса задумчиво, — но понять их не так-то легко. (Знаешь, ей даже самой себе не хотелось признаться, что она ничего не поняла.) — Наводят на всякие мысли — хоть я и не знаю, на какие… Одно ясно: кто-то кого-то здесь убил… А, впрочем, может и нет…
Тут она опомнилась и вскочила на ноги. — Что это я сижу? — подумала она. — Мне надо торопиться, а то не успею осмотреть все, что здесь есть! Начнем с сада! С этими словами Алиса бросилась из комнаты и побежала вниз по лестнице… собственно, не побежала, а… как бы это объяснить? Это новый способ легко и свободно спускаться по лестнице, подумала Алиса: она только положила руку на перила — и тихонько поплыла вниз по ступенькам, даже не задевая их ногами; так она пронеслась через прихожую и вылетела бы прямо в дверь, если б не ухватилась за косяк. От полета у нее закружилась голова, и она рада была снова ступить на землю.
СКАЗКИ для ДЕТЕЙ и ВЗРОСЛЫХ.
"ПРИКЛЮЧЕНИЯ АЛИСЫ в СТРАНЕ ЧУДЕС".
"СКВОЗЬ ЗЕРКАЛО и что там УВИДЕЛА АЛИСА,
или АЛИСА в ЗАЗЕРКАЛЬЕ". Страница 9.
Автор - Льюис Кэрролл.
Издание «Приключения Алисы в стране чудес.
Сквозь зеркало и что там увидела Алиса, или Алиса в зазеркалье» .
Литературные памятники /Главная редакция физико-математической литературы.
М., «Наука», 1978 г.
Сказка "СКВОЗЬ ЗЕРКАЛО и что там УВИДЕЛА АЛИСА,
или АЛИСА в ЗАЗЕРКАЛЬЕ". Часть 1.
Содержание:
Глава I. Зеркальный дом.
Одно было совершенно ясно: белый котенок тут ни при чем; во всем виноват черный и никто другой. Вот уже полчаса, как мама-кошка мыла Снежинке мордочку (а та стойко сносила эту муку) — так что при всем желании Снежинка ничего не могла сделать.
А знаешь, как Дина умывала своих котят? Одной лапой она хватала бедняжку за ухо и прижимала к полу, а другой терла ей всю мордочку, начиная с носа, против шерсти. Как я уже сказал, что это время она трудилась над Снежинкой, а та лежала смирно, не сопротивлялась, да еще пыталась мурлыкать — видно, понимала, что все это делается для ее же блага.
С черненькой Китти Дина покончила раньше, и теперь, пока Алиса сидела, свернувшись калачиком на уголке просторного кресла, что-то бормоча про себя в полудреме, Китти от души забавлялась, играя с клубком шерсти, которую Алиса мотала поутру; она весело гоняла его по полу и, конечно, размотала и запутала вконец. Нитки валялись теперь на коврике перед камином, до того спутанные, что на них страшно было смотреть, а Китти прыгала по ним, пытаясь поймать собственный хвост.
— Ах, Китти, до чего же ты противная! — сказала Алиса, поймав ее и легонько целуя в мордочку, — для того, видно, чтобы она получше поняла, что хозяйка на нее сердится. — Неужели Дина тебе не объясняла, как себя нужно вести?
Она взглянула с укоризной на Дину и как можно строже добавила:
— Нехорошо, Дина, нехорошо!
А потом она опять забралась в кресло, прихватив с собой шерсть и котенка, и снова принялась за клубок. Но дело у Алисы шло медленно, потому что она все время отвлекалась — то беседовала с Китти, а то бормотала что-то себе под нос. Китти смирно сидела у нее на коленях, притворяясь, что внимательно следит за тем, как Алиса мотает шерсть; время от времени она протягивала лапку и тихонько трогала клубок, словно желая сказать, что с удовольствием помогла бы, если б умела.
* (а*). - /Кэрролл с его любовью к резким контрастам начинает вторую книгу сценой в доме, зимой (первая сказка открывалась сценой на берегу реки, в пригожий майский день). Зима перекликается с темой старости и надвигающейся смерти, которая звучит в стихотворных вступлении и заключении. Костер, для которого мальчишки собирали хворост, и вопрос Алисы: «А знаешь, что будет завтра, Китти?» — заставляют предположить, что время действия — 4 ноября, канун Дня Гая Фокса**. День Гая Фокса — так называется празднуемый и по сию пору в Англии день раскрытия Порохового заговора 1605 г., когда католики пытались взорвать здание Парламента, где на сессии должен был находиться ненавистный им король Иаков I с сыном. Заговорщики были казнены. С тех пор в Англии стало традицией отмечать этот день кострами, на которых сжигали чучело Гая Фокса, одного из участников заговора. В колледже Крайст Чёрч, где преподавали Кэрролл и Лидделл, в честь этого праздника разводили костер на одной из площадок. Этот день ежегодно отмечался в колледже Крайст Черч: на Пекуотер Квадрэнгл устраивался большой костер).
Предположение о дне действия подтверждается в главе 5, где Алиса говорит Белой Королеве, что ей семь с половиной лет ровно: Алиса родилась 4 мая (предыдущее путешествие в Страну Чудес происходило 4 мая, когда Алисе, по-видимому, было ровно семь).
Однако остается открытым вопрос о том, имел ли Кэрролл в виду 1859 г. (когда Алисе действительно было семь лет) или 1860, 1861, 1862 годы, когда Кэрролл рассказал и записал повесть о первом приключении Алисы. 4 ноября 1859 г. было пятницей, 1860 г. — воскресеньем, 1861 г. — понедельником, 1862 г. — вторником. Последняя дата кажется наиболее подходящей, если принять во внимание слова Алисы (см. несколько ниже) о том, что она отложит наказание котенку до следующей среды/.
Тут Алиса намотала немножко шерсти Китти на шею — просто так, чтобы посмотреть, пойдет ли ей это; Китти стала вырываться — клубок скатился на пол и опять размотался.
— Знаешь, — продолжала Алиса, когда они снова устроились в кресле, — я так на тебя рассердилась. Китти, когда увидела, что ты наделала. Я чуть было не открыла окошко и не посадила тебя на снег! Ты это заслужила, шалунья! Что ты можешь сказать в свое оправдание? А теперь слушай и не прерывай меня! (Тут она погрозила Китти пальцем). Я тебе все скажу! Во-первых, ты пищала, когда тебя мыли сегодня утром. Да, возражать тебе нечего, я слышала своими собственными ушами! Что ты там говоришь? (Алиса замолчала, сделав вид, что слушает Китти.) Она попала тебе лапой в глаз? Сама виновата, незачем тебе было открывать глаза! Если б ты зажмурилась покрепче, этого бы не случилось! Не оправдывайся, пожалуйста! Лучше послушай! Во-вторых, ты оттащила Снежинку* (1*) за хвост от блюдечка, когда я налила ей молока. Ах, вот как, тебе пить захотелось? А про нее ты не подумала? И, в-третьих, стоило мне отвернуться, как ты тут же размотала всю шерсть. Целых три проступка, Китти, а ты еще ни за один не поплатилась! Ну, подожди, накажу я тебя за все сразу — через неделю!
* (1*). - /Снежинкой звали котенка, который принадлежал Мэри Макдоналд, одной из маленьких приятельниц Кэрролла ранних лет. Мэри была дочерью доброго друга Кэрролла, Джорджа Макдоналда,** шотландского поэта и романиста, автора таких известных фантастических повестей для детей, как «Принцесса и гоблин», «За спиной у Северной бури». Детям Макдоналда отчасти мы обязаны тем, что Кэрролл решился опубликовать «Алису в Стране Чудес». Чтобы проверить, насколько она может заинтересовать широкий круг читателей, он попросил миссис Макдоналд (Джордж (1824—1905) — английский писатель и поэт) прочитать сказку вслух в семейном кругу. Дети пришли в восторг. Гревилл, которому в то время было шесть лет, заявил, что хорошо бы иметь шестьдесят тысяч таких книжек. Позже он рассказал об этом эпизоде в книге воспоминаний о своих родителях (Greville Macdonald. George Macdonald and his Wife)/.
— А что было бы, если бы меня тоже стали наказывать за все разом? (Она размышляла вслух, обращаясь скорее к самой себе, чем к Китти.) Что бы тогда было в конце года? Сидеть бы мне в тюрьме, не иначе! А если б меня оставляли без обеда за каждый проступок? Тогда бы в один прекрасный день я осталась бы сразу без ста обедов! Ну, это еще не так страшно! Хуже, если б нужно было съесть все сто обедов разом!
— Слышишь, как снег шуршит о стекла, Китти? Какой он пушистый и мягкий! Как он ласкается к окнам! Снег, верно, любит поля и деревья, раз он так нежен с ними! Он укрывает их белой периной, чтобы им было тепло и уютно, и говорит: «Спите, дорогие, спите, пока не наступит лето». А восстав от зимнего сна, Китти, они наденут зеленый наряд и пустятся в пляс на ветру. Ах, как это красиво! — Тут Алиса захлопала в ладоши и опять уронила клубок. — Хорошо бы все это и вправду так было! Ведь осенью лес и в самом деле такой сонный. Листья деревьев желтеют — и он погружается в сон.
— Я даже сказать тебе не могу, как часто Алиса повторяла эту фразу! Не далее как вчера у нее вышел долгий спор с сестрой; Алиса ей сказала: «Давай играть, как будто мы — короли и королевы», — а сестра, которая во всем любит точность, заявила, что это невозможно, потому что их только двое. В конце концов Алисе пришлось уступить. «Ну хорошо, — сказала она, ты будешь одним королем-и-королевой, а я всеми остальными королями и королевами сразу!» А однажды она до смерти напугала свою старую няньку, крикнув ей прямо в ухо: «Няня, давай играть, как будто я голодная гиена, а ты — кость!»
Но мы отвлеклись. Итак, Алиса сказала Китти:
— Китти, миленькая, давай играть, как будто ты Черная Королева! Знаешь, если ты сядешь на задние лапки, а передние прижмешь к груди, то будешь совсем как Черная Королева. Ну-ка, попробуй, душечка!
И Алиса сняла со стола Черную Королеву и поставила ее перед Китти, чтобы та видела, кому подражать. Но из этой затеи ничего не вышло — в основном потому, что, если верить Алисе, Китти ни за что не желала поднять как следует лапки. Тогда в наказание Алиса поднесла ее к Зеркалу над камином — пусть видит, какой у нее хмурый вид.
— Если ты сию же минуту не исправишься, я тебя посажу туда, в Зазеркальный дом. Ну, что ты на это скажешь?
— Знаешь, Китти, если ты помолчишь хоть минутку, — продолжала Алиса, и послушаешь меня, я тебе расскажу все, что знаю про Зазеркальный дом. Во-первых, там есть вот эта комната, которая начинается прямо за стеклом. Она совсем такая же, как наша гостиная, Китти, только все там наоборот!* (с*).
* (с*). - /Тема Зазеркалья. Очевидно, возникла позже основного замысла второй сказки, в основу которой, как вспоминала Алиса Лидделл, легли экспромты, которые сочинял Кэрролл, обучая девочек Лидделл игре в шахматы. Лишь в 1868 г. появилась мысль о стране, лежащей по ту сторону зеркала, подсказанная разговором с другой Алисой, дальней родственницей писателя Алисой Рейке. Вот как об этом рассказывает она сама в лондонской газете «Таймс» от 22 января 1932 г.:
«В детстве мы жили на Онслоу сквер и играли, бывало, в саду за домом. Чарлз Доджсон гостил там у старого дядюшки и часто прогуливался по лужайке, заложив руки за спину. Однажды, услышав мое имя, он подозвал меня к себе.
— Так ты, значит, тоже Алиса. Я очень люблю Алис. Хочешь посмотреть на что-то очень странное?
Мы вошли вслед за ним в дом, окна которого, как и у нас, выходили в сад. Комната, в которой мы очутились, была заставлена мебелью; в углу стояло высокое зеркало.
— Сначала скажи мне, — проговорил он, подавая мне апельсин, — в какой руке ты его держишь.
— В правой, — ответила я.
— А теперь, — сказал он, — подойди к зеркалу и скажи мне, в какой руке держит апельсин девочка в зеркале.
Я с удивлением ответила:
— В левой.
— Совершенно верно, — сказал он. — Как ты это объяснишь?
Я никак не могла этого объяснить, но видя, что он ждет объяснения, решилась:
— Если б я стояла по ту сторону зеркала, я бы, должно быть, держала апельсин в правой руке?
Я помню, что он засмеялся.
— Молодец, Алиса, — сказал он. — Лучше мне никто не отвечал.
Больше мы об этом не говорили; однако спустя несколько лет я узнала, что, по его словам, этот разговор навел его на мысль о «Зазеркалье», экземпляр которого он и прислал мне в свое время вместе с другими своими книгами».
В книге много примеров таких зеркальных отражений.
Как мы увидим, Труляля и Траляля — «зеркальные» близнецы; Белый Рыцарь поет о попытке втиснуть правую ногу в левый башмак; возможно, не случайно, что в книге не раз говорится о штопоре, ибо спираль — асимметричная структура, имеющая правую и левую формы. Если расширить тему Зазеркалья так, чтобы она включала зеркальное отражение любой асимметричной ситуации, мы верно определим основной мотив всей книги. Перечислять здесь все примеры было бы слишком долго; достаточно привести лишь несколько из них.
Чтобы приблизиться к Черной Королеве, Алиса идет в противоположном направлении; в вагоне поезда кондуктор ей говорит, что она едет не в ту сторону; у короля — два Гонца, «один, чтобы бежал туда, другой — чтобы бежал оттуда». Белая Королева объясняет преимущества «жизни назад»; пироги в Зазеркалье сначала раздают гостям, а потом уж режут. Четные и нечетные числа, представляющие собой комбинаторные эквиваленты правого и левого, в различных местах вплетаются в повествование. В определенном смысле нонсенс есть инверсия осмысленного и бессмысленного. Обычный мир переворачивается вверх ногами и выворачивается наизнанку; он превращается в мир, в котором все происходит как угодно, но только не так, как полагается.
Тема инверсии характерна, конечно, для всего нонсенса Кэрролла. В «Стране Чудес» Алиса размышляет: «Едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек?» Ей объясняют, что говорить, что думаешь, и думать, что говоришь, совсем не одно и то же. Откусив от гриба с левой стороны, она вырастает, откусив же с правой — напротив, уменьшается. Эти изменения в росте, которых так много в первой сказке, сами по себе являются инверсиями (например, вместо большой девочки и маленького щенка — маленькая девочка и большой щенок). В «Сильви и Бруно» мы знакомимся с «импондералом», антигравитационной ватой, которой можно набить почтовую посылку, чтобы она весила меньше, чем ничего; с часами, которые обращают время; с черным светом» с Фортунатовым кошельком, являющимся проективной плоскостью, у которой внутренность снаружи, а наружная сторона внутри. Мы узнаем, что Е — V — I — L (зло) есть не что иное, как L — I — V — Е («жить» наоборот).
Даже в серьезные минуты Кэрроллу лучше всего думалось, когда ему удавалось, наподобие Белого Рыцаря, увидеть все перевернутым. Он придумывал новый способ умножения, в котором множитель писался наоборот и над множимым. «Охота на Снарка», как он рассказывает, была написана им с конца. «Ибо Снарк был буджум, понимаешь?» — эта последняя строка поэмы пришла ему в голову внезапно, как озарение. Затем он присочинил к ней строфу, к строфе — поэму.
Близко связан с кэрролловской инверсией и его юмор логического противоречия. Черная Королева знает холм такой большой, что рядом с ним этот покажется долиной; сухое печенье едят, чтобы утолить жажду; гонец шепчет крича; Алиса бежит так быстро, что ей удается остаться на месте. Неудивительно, что Кэрролл любил особый вид каламбура, называемый «ирландским быком» ( «Ирландский бык» — см. эссе Марии Эджворт (1767—1849) «Эссе об ирландских быках» (Maria Edgeworth. Essay on Erish Bulls. L., 1802), суть которого в логическом противоречии. Однажды он написал сестре:
«Пожалуйста, разбери с логической точки зрения следующее рассуждение:
Девочка. Я так рада, что не люблю спаржу.
Подруга. Отчего же, милая?
Девочка: Потому что, если б я ее любила, мне бы пришлось ее есть, а я ее не выношу».
Кто-то из знакомых Кэрролла вспоминает, что слышал, как он рассказывал про одного человека, у которого были такие большие ноги, что ему приходилось надевать брюки через голову.
«Пустое множество» (множество, не имеющее элементов), с которым он обращается как с овеществленной реальностью, также служит Кэрроллу источником логического нонсенса особого рода. Мартовский Заяц предлагает Алисе несуществующего вина; Алиса размышляет, что происходит с пламенем свечи, когда свеча не горит; географическая карта в «Охоте на Снарка» представляет собой «абсолютную и совершенную пустоту»; Червонному Королю кажется странным, что можно написать письмо «никому» («Кому адресовано письмо?» — «Никому»), а Белый Король хвалит остроту зрения Алисы, увидевшей на дороге «никого» («Кого ты там видишь?» — «Никого»).
Почему юмор Кэрролла так тесно связан с логическими головоломками такого рода? Здесь не место разбирать вопрос о том, объясняется ли это только тем, что Кэрролл интересовался логикой и математикой, или некими подсознательными импульсами, побуждающими его снова и снова сужать и расширять, сжимать и переворачивать, вывертывать наизнанку и ставить вверх ногами привычный мир. Вряд ли можно согласиться с положением, выдвинутым Флоренс Бекер Леннон в ее чрезвычайно интересной биографии Кэрролла «Викторианство в Зазеркалье» (Florence Becker Lennon. Victoria Through the Looking-Glass). Она доказывает, что Кэрролл от рождения был левшой, которого заставили пользоваться правой рукой, и что он «брал реванш, выворачивая многое справа налево». К несчастью, факты, доказывающие, что Кэрролл от природы был левшой, настолько малочисленны и неубедительны, что их нельзя принимать во внимание. Впрочем, такое объяснение истоков нонсенса Кэрролла все равно было бы недостаточным/.
— Ну, как, Китти, хочешь жить в Зазеркальном доме? Интересно, дадут тебе там молока? Впрочем, не знаю, можно ли пить зазеркальное молоко? Не повредит ли оно тебе, Китти… * (d*). А дальше идет коридор. Если распахнуть дверь в нашей гостиной пошире, можно увидеть кусочек коридора в том доме, он совсем такой же, как у нас. Но, кто знает, вдруг там, где его не видно, он совсем другой? Ах, Китти, как бы мне хотелось попасть в Зазеркалье! Там, должно быть, столько всяких чудес!
Давай играть, буд то мы можем туда пройти! Вдруг стекло станет тонким как паутинка и мы шагнём сквозь него! Посмотри как, оно правда тает ка туман.
* (d*). - /Рассуждение Алисы о «зазеркальном» молоке гораздо значительнее, чем думалось Кэрроллу. Лишь спустя несколько лет после опубликования «Зазеркалья» стереохимия нашла положительное подтверждение тому, что органические вещества имеют асимметричное строение атомов. Изомеры суть вещества, молекулы которых состоят из совершенно тех же атомов, соединенных, однако, в топологически различные структуры. Стереоизомеры суть изомеры, идентичные даже в топологической структуре, однако из-за асимметричности этой структуры они образуют зеркальные пары, подобно левому и правому ботинку. Все органические вещества стереоизометричны. Обычно в пример приводят сахар: в «правом» варианте его называют декстрозой, в «левом» — левулезой. Прием пищи вызывает сложные химические реакции между асимметричными веществами и асимметричными продуктами в организме, потому что между «левыми» и «правыми» формами одного и того же органического вещества существует определенная разница во вкусе, запахе и усвояемости. Ни одна лаборатория или корова пока что не дала «зеркального» молока, но можно смело сказать, что если бы асимметрическую структуру молока зеркально отразили, его нельзя было бы пить.
Читателям, которым хотелось бы узнать больше о философском и научном смысле «левого» и «правого», рекомендую познакомиться с прекрасной книжкой Германа Вейля (Hermann Weyl. Symmetry, 1952) [Русский перевод: Герман Вейль. Симметрия. М., 1968], со статьей Филипа Моррисона (Philip Morrison. The Overthrow of Parity. — «Scientific American», April, 1957) и с моей работой «Обеими ли руками пишет Природа?» (Martin Gardner. Is Nature Ambidexterous? — «Philosophy and Phenomenological Research», December, 1952) [Русский перевод: Мартин Гарднер. Математические головоломки и развлечения. М., 1971]. В более легком жанре написана последняя глава о «левом» и «правом» в «Книге математических загадок и развлечений «Сайентифик Америкэн» (The Scientific American Book of Mathematical Puzzles and Diversions, 1959) и мой рассказ «Левое или правое?» («Esquire», February, 1951). Классический пример научной фантастики на эту тему — «Рассказ Платнера» Уэллса. […] В настоящий момент, когда я пишу эти строки, специалисты по атомной физике размышляют о возможности создания антивещества в лабораторных условиях. […]/.
Из статьи Н. Демуровой «О переводе сказок Кэрролла»,
М., «Наука», Главная редакция физико-математической литературы, 1991:
Казалось бы, задача переводчика здесь предельно проста: имена надо переводить «как они есть». …the Red Queen — Красная Королева.
Впрочем, все здесь не так просто, как может показаться с первого взгляда. The Red Queen — это шахматная фигура, и потому, конечно, на русском языке назвать её следует Черной Королевой. В фильме «Обитель зла», где немало аллюзий на «Зазеркалье» Кэрролла, компьютер, управляющий системой «Umbrella» назван именно «Красной королевой». В третьей части фильма присутствует уже другой компьютер, названный как и следовало ожидать, Белой Королевой. Не стоит забывать, что проход в «Umbrella Corporation» происходит именно через зеркало. — С.К.
Через миг Алиса прошла сквозь зеркало и легко спрыгнула в Зазеркалье.
Прежде всего она заглянула в камин и очень обрадовалась, увидев, что в нем жарко пылают дрова; огонь был настоящий, совсем такой же, как дома!
— Значит, здесь мне будет так же тепло, как и там, — подумала Алиса. И даже, наверно, теплее! Здесь никто не станет меня гнать от камина. А вот будет смешно, когда наши увидят меня здесь — им ведь меня не достать!
Она осмотрелась и тут же заметила, что комната на деле совсем не такая обыкновенная и скучная, какой казалась из-за Зеркала. Портреты на стене возле камина были живые и о чем-то шептались, а круглые часы, стоявшие на каминной полке (раньше Алиса видела их только сзади), улыбнулись ей.
— Здесь, право, не такой порядок, как у нас, — подумала Алиса, заметив в каминной золе несколько шахматных фигур; вдруг она охнула и присела на корточки; фигуры важно разгуливали по коврику парами!
Алиса наклонилась к камину.
— Они меня, верно, и не видят. Похоже, что я стала вдруг невидимкой…
Тут на столе у нее за спиной что-то покатилось и запищало; Алиса обернулась и увидала, что это упала Белая Пешка. Она лежала на спине и изо всех сил брыкалась, силясь подняться на ноги. Алиса с любопытством ждала, что будет дальше.
— Это моя малютка! — закричала Белая Королева и бросилась к Пешке, оттолкнув Короля с такой силой, что он упал прямо в золу. — Лили, кисочка! Котенок ты мой ненаглядный! Детка моя королевская!
И она стала карабкаться вверх по каминной решетке.
— Королевские бредни! — пробормотал Король, потирая ушибленный при падении нос.
Немудрено, что он немного рассердился на Королеву, — ведь он с головы до пят выпачкался в золе.
Алиса решила прийти им на помощь, и, так как крошка Лили вопила во весь голос, она нагнулась, схватила Королеву и быстро поставила ее на стол, рядом с громко плачущей дочкой.
Королева судорожно вздохнула и села: у нее захватило дух от такого головокружительного взлета; с минуту она лишь молча сжимала свою дочку в объятиях. Немножко отдышавшись, она крикнула Королю, угрюмо сидевшему в золе:
— Берегись вулкана!
— Какого вулкана? — спросил Король и с тревогой взглянул в камин, видно, полагая, что это для вулкана самое подходящее место.
— Который… швырнул… меня наверх! — проговорила с расстановкой Королева, которая все никак не могла отдышаться. — Подымайся наверх обычным путем! А то взлетишь на воздух!
Алиса долго смотрела, как Король с трудом лезет вверх по каминной решетке, осторожно перебираясь с перекладинки на перекладинку, наконец, не выдержала и сказала:
— Так ты пролазишь весь день! Дай-ка я тебе помогу, хорошо?
Но Король в ответ промолчал: он, конечно, ее просто не слышал и не видел.
Алиса потом рассказывала, что в жизни не видела такой мины, какую скорчил Король, почувствовав, что невидимая рука остановилась на полпути в воздухе и кто-то начал сдувать с него пепел: он так удивился, что не мог даже закричать; глаза и рот у него округлились и открывались все шире, хоть дальше, казалось, уж было некуда. Алиса так расхохоталась, что рука у нее затряслась от смеха, и она чуть не выронила бедного короля.
— Прошу тебя, милый, не строй таких рож! — вскричала Алиса, совсем позабыв, что Король ее не слышит. — Ты так меня рассмешил, что я тебя чуть не уронила! Закрой же рот! А не то наглотаешься пеплу! Ну вот, теперь ты, по-моему, чистый!
Она пригладила ему волосы и поставила его на стол рядом с Королевой.
.Король тотчас же повалился навзничь и замер, так что Алиса забеспокоилась и пошла поискать воды, чтобы привести его в чувство. Однако, как она ни искала, воды нигде не было; ей попался только пузырек чернил, но, когда она вернулась с ним к столу, оказалось, что Король уже пришел в себя и испуганно шепчется о чем-то с Королевой — так тихо, что Алиса с трудом разобрала слова.
— Уверяю тебя, милочка, — шептал Король, — я так испугался, что похолодел до самых кончиков бакенбард.
— Но у тебя нет бакенбард! — возразила Королева.
— Этой ужасной минуты я не забуду _никогда_ в жизни! — сказал Король.
— Забудешь, — заметила Королева, — если не запишешь в записную книжку.
Алиса с любопытством смотрела, как Король вытащил из кармана огромную записную книжку и начал что-то писать в ней. Тут Алисе пришла в голову неожиданная мысль — она ухватилась за кончик огромного карандаша, который торчал у Короля за плечом, и начала писать сама.
Бедный Король совсем растерялся; с минуту он молча боролся с карандашом, но, как ни бился, карандаш писал свое, так что, наконец, Король произнес, задыхаясь:
— Знаешь, милочка, мне надо достать карандаш потоньше. Этот вырывается у меня из пальцев — пишет всякую чепуху, какой у меня и в мыслях не было…
(Алиса меж тем написала: «Белый Конь едет вниз по кочерге. Того и гляди упадет».)* (е*).
* (е*). - /Неловкость Белого Коня, съезжающего вниз по кочерге, предвосхищает неловкость Белого Рыцаря на коне (гл. 8)/.
— Но ты же совсем не то хотел записать! — вскричала Королева.
На столе лежала какая-то книга; Алиса взяла ее и стала листать, поглядывая время от времени на Белого Короля. (Она все еще волновалась за него и держала чернила наготове — на случай, если ему снова станет плохо.) Она надеялась, что сумеет прочитать в книге хоть одну страничку, но все было написано на каком-то непонятном языке. Выглядело это так (оригинал и перевод)*(f*):
*(f*). - /Поначалу Кэрролл намеревался напечатать все стихотворение зеркально отраженным, однако позже решил ограничиться первой строфой. Тот факт, что Алиса увидела эти строки перевернутыми, свидетельствует о том, что сама она, пройдя сквозь зеркало, не изменилась. Как говорилось выше (VI), сейчас у нас есть все основания полагать, что «неотраженная» Алиса просуществовала бы в Зазеркалье не долее тысячной доли секунды (см. также примеч. к гл.5)/.
— Ну конечно, — воскликнула она, — это же Зазеркальная Книга! Если я поднесу ее к Зеркалу, я смогу ее прочитать.
Так она и сделала. И вот что она прочитала;
БАРМАГЛОТ
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове*(g*).
О бойся Бармаглота, сын! *(d*)
Он так свирлеп и дик,
А в глуше рымит исполин
Злопастный Брандашмыг! * (e*)
Но взял он меч, и взял он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит
Под дерево Тумтум.
Он стал под дерево и ждет.
И вдруг граахнул гром
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнем!
Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы — стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!
О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!
Варкалось* (2*). Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.
— Очень милые стишки, — сказала Алиса задумчиво, — но понять их не так-то легко.
(Знаешь, ей даже самой себе не хотелось признаться, что она ничего не поняла.)
— Наводят на всякие мысли — хоть я и не знаю, на какие… Одно ясно: кто-то кого-то здесь убил… А, впрочем, может и нет…
Тут она опомнилась и вскочила на ноги.
— Что это я сижу? — подумала она. — Мне надо торопиться, а то не успею осмотреть все, что здесь есть! Начнем с сада!
С этими словами Алиса бросилась из комнаты и побежала вниз по лестнице… собственно, не побежала, а… как бы это объяснить? Это новый способ легко и свободно спускаться по лестнице, подумала Алиса: она только положила руку на перила — и тихонько поплыла вниз по ступенькам, даже не задевая их ногами; так она пронеслась через прихожую и вылетела бы прямо в дверь, если б не ухватилась за косяк. От полета у нее закружилась голова, и она рада была снова ступить на землю.
*(g*). - /Первая строфа этого стихотворения появилась впервые в журнале «Миш-Мэш» («Misch-Masch»), последнем из домашних «публикаций», которые Кэрролл в юности сочинял, собственноручно переписывал и иллюстрировал для развлечения своих братьев и сестер. В номере, помеченном 1855 г. (Кэрроллу тогда было двадцать три года), этот «любопытный отрывок» появился под названием: «Англосаксонский стих» (…В заключение Кэрролл писал:) «Смысл этого фрагмента древней Поэзии темен; и все же он глубоко трогает сердце». […]
«Jabberwocky» был любимым произведением английского астронома Артура Стэнли Эддингтона, которое он не раз упоминал в своих трудах. В книге «Новые пути в науке» (Arthur Stanley Eddington. New Pathways in Science) он сравнивал формальную структуру стихотворения с областью современной математики, известной как теория групп. В «Природе физического мира» (The Nature of the Phisical World) он замечает, что описание элементарной частицы, которое дает физик, есть на деле нечто подобное «Jabberwocky»; слова связываются с «чем-то неизвестным», действующим «неизвестным нам образом». Поскольку указанное описание содержит числа, физика оказывается в состоянии внести некоторый порядок в явление и сделать относительно него успешные предсказания.
Эддингтон пишет:
«Наблюдая восемь электронов в одном атоме и семь электронов в другом, мы начинаем постигать разницу между кислородом и азотом. Восемь «хливких шорьков» «пыряются» в кислородной «паве» и семь — в азотной. Если ввести несколько чисел, то даже «Jabberwocky» станет научным. Теперь можно отважиться и на предсказание: если один из «шорьков» сбежит, кислород замаскируется под азот. В звездах и туманностях мы, действительно, находим таких волков в овечьих шкурах, которые иначе могли бы привести нас в замешательство. Если перевести основные понятия физики на язык «Jabberwocky», сохранив все числа — все метрические атрибуты, ничего не изменится; это было бы неплохим напоминанием принципиальной непознаваемости природы основных объектов».
«Jabberwocky» умело переводили на несколько языков. Существуют два латинских перевода; один сделан в 1881 г. Огастесом М.Ванситтартом, профессором Тринити Колледжа в Кембридже, и был издан отдельной книжечкой Оксфордским университетским издательством в том же году (см. с.144 биографии Коллингвуда); второй — дядюшкой Кэрролла Хэссердом X.Доджсоном (см. Lewis Carroll Picture Book, p.364) «Габбербокхус Пресс», странное наименование, принятое одним лондонским издательством, идет от латинского имени «Jabberwocky», придуманного дядюшкой Хэссердом.
Приводимый ниже французский перевод Фрэнка Л.Уоррииа (F.L.Warrin) был впервые опубликован в журнале «Нью-Йоркер» в январе 1931 г. («New Yorker», January 10, 1931). (Цит. по книге миссис Леннон, где он был перепечатан).
II brilgue: les toves lubricilleux
Se gyrent en vrillant dnns le guave,
Enmimes sont les gougebosqueux,
Et le momerade horsgrave.
Garde-toi du Jaseroque, mon filsl
La gueule qui mord; la griffe qui prend!
Garde-toi de l’oiseau Jube, evite
Le frumieux Band-a prend.
Son glaive vorpal en main il va
T-a la recherche du fauve manscant;
Puis arrive a l’abre Те-Те,
II у reste, reflechissant.
Pendant qu’il pense, tout uffuse
Le Jaseroque, a l’oeil flambant,
Vient siblant par le bois tullegeais,
Et burbule en venant.
Un deux, un deux, par le milieu,
Le glaive vorpal fait pat-a-pan!
La bete defaite, avec sa tete,
II rentre gallomphant.
As-tu tue le Jaseroque?
Viens a mon coeur, fils rayonnais!
O jour frabbejeais! Calleau! Callai!
II cortule dans sa joie.
Il brilgue: les toves lubricilleux
Se gyrent en vrillant dans le guave,
Eninimes sont les gougebos(|iieux,
Et le momerade horsgrave.
Превосходный перевод на немецкий язык был сделан Робертом Скоттом, видным специалистом по греческому языку, сотрудничавшим с ректором Лидделлом (отцом Алисы) в работе над греческим словарем. Впервые этот перевод появился в статье «Подлинное происхождение «Jabberwocky» («Macmillan Magazine», February 1872). Скрывшись под псевдонимом Томаса Чэттертона. Скотт сообщал, что присутствовал однажды на спиритическом сеансе, где дух некоего Германа фон Швинделя tSchwindel — (нем.) — обман] утверждал, что стихотворение Кэрролла есть просто перевод старинной немецкой баллады:
DER JAMMERWOCH
Es brillig war. Die schlichte Toven
Wirrten und wimmelten in Waben:
L’nd aller-mumsige Burggoven
Die mohmen Rath’ ausgraben.
Bewahre doch vor Jammerwochi
Die Zahne knirshen, Krallen kratzen!
Bewahr’ vor Jubjub-Vogel, vor
Frumiosen BanderschnatzchenI
Er griff sein vorpals Schwertchen zu,
Er suchte lang das manchsam’ Ding;
Dann, stehend unten Tumtum Baum,
Er an-zu-denken-fing.
Als stand er tief in Andacht auf,
Des Jammerwochen’s Augen-feuer
Durch tulgen Wald mit wiffek kam
Ein burbeind ungeheueri
Eins, Zwei! Eins, Zwei!
Und durch und durch
Sein vorpals Schwert
zerschnifer-schnuck,
Da blieb es todt! Er, Kopf in Hand,
Gelaumfig zog zuruck.
Und schlugst Du ja den Jammerwoch?
Umarme mich, mien Bohm’sches Kind!
O Freuden-Tag! O Halloo-Schlag!
Er chortelt froh-gesinnt.
Es brillig war, etc.
«Jabberwocky» много раз пытались пародировать. В антологию нонсенса Кэролин Уэллс (Such Nohsence. Compiled by Carolyn Wells, 1918) включены три из наиболее удачных пародий […], но я склонен разделить мнение Честертона относительно того, что всякие попытки такого рода создать юмористические подражания юмористическим произведениям обречены на провал.
В одном из лучших рассказов Льюиса Пэджетта — под этим именем выступали покойный Генри Каттнер и его жена Кэтрин Л.Мур — (L.Padgett. Mimsy were the Borogoves) слова из «Jabberwocky» рассматриваются как знаки языка будущего. Правильно понятые, они раскрывают технику проникновения в четырехмерный континуум пространства-времени. Та же мысль превосходно используется в очень смешном детективном романе Фредерика Брауна (Fredric Brown. Night of the Jabberwock). Рассказчик — восторженный почитатель Кэрролла. От Иегуди Смита, который, судя по всему, является членом общества поклонников Кэрролла «Светозарные мечи», он узнает, что сказки Кэрролла — вовсе не сказки, а правдивое повествование о действительной жизни в другом измерении. Ключи к сказкам остроумно скрыты в математических трактатах Кэрролла, особенно в Curiosa Mathematica, и в его стихотворениях, которые на деле являются акростихами более замысловатого толка. Почитатели Кэрролла не должны пройти мимо «Ночи Бармаглота», этого необычного произведения, тесно связанного с «Алисой». […]
* (d*). - /Бармаглот в «Охоте на Снарка» не упоминается, но в письме к миссис Чэтевей, матери одной из девочек, с которыми дружил Кэрролл, он пишет, что место действия в «Снарке» — остров, «который часто посещают Джубджуб и Брандашмыг. Это, безусловно, тот самый остров, где был убит Бармаглот».
Когда девочки из Бостонской классической гимназии попросили у Кэрролла разрешения назвать свой школьный журнал «The Jabberwock», он ответил:
«Мистер Льюис Кэрролл с удовольствием дает редакторам предполагаемого журнала согласие использовать титул, на котором они остановили свой выбор. Ему удалось установить, что англосаксонское слово «wocer» или «wocor» означает «потомок» или «плод». Принимая обычное значение слова «jabber» («возбужденный или долгий спор»), получим в результате «плод долгого и возбужденного спора». Насколько это название будет отвечать духу задуманного издания, предоставим судить будущим историкам американской литературы. Мистер Кэрролл желает всевозможных успехов журналу»/.
* (е*). - /Брандашмыг упоминается снова в главе 7, а также в «Охоте на Снарка» («Напасть» 7, ст. 3,4,6)/.
* (2*). - /Тенниел, иллюстрировавший эту строфу прекрасным рисунком, поначалу предполагал поставить его фронтисписом ко всей книге. Однако Кэрроллу этот рисунок показался слишком устрашающим, и он предпочел заменить его чем-то более спокойным. В 1871 г., прежде чем принять окончательное решение, он отпечатал типографским способом следующее письмо и разослал его тридцати матерям своих юных друзей:
«Посылаю Вам предполагаемый фронтиспис «Зазеркалья». Чудовище это, как полагают некоторые, слишком страшно и может испугать нервных детей, наделенных воображением, а книгу, во всяком случае, лучше начать каким-то более приятным рисунком.
Поэтому мне хотелось бы узнать мнение нескольких друзей, для каковой цели я и рассылаю отпечатанные фронтисписы. Мы можем принять любое из трех решений:
(1). Сохранить данный фронтиспис;
(2). Перенести этот фронтиспис в надлежащее место (там, где будет напечатана баллада, которую он должен иллюстрировать) и заменить его другим фронтисписом;
(3). Не публиковать его вовсе. […]
Я буду признателен Вам за мнение (которое можно проверить, показав рисунок детям по Вашему выбору) относительно того, какое решение принять».
Судя по всему, большинство матерей выбрали второй вариант, ибо фронтисписом стал рисунок, изображающий Белого Рыцаря верхом на коне. […]
Вопрос о том, не является ли и «Бармаглот» пародией, остается до сих пор открытым. Роджер Грин высказывал предположение («The London Times Literary Supplement», March 1, 1957), что Кэрролл, возможно, имел в виду немецкую балладу «Пастух с Гор Великанов», в которой повествуется о том, как юный пастушок убил огромного Грифона. В 1846 г. кузина Кэрролла, Мэнелла Бьют Смедли, перевела эту балладу на английский язык и опубликовала в одном из лондонских журналов («Sharpe’s London Magazine», March 7 and 21, 1846). «Сходство почти неуловимо, — пишет Грин. — Оно не в словах, а в настроении и атмосфере; пародируется весь стиль и самая идея баллады»/.
/Оригинал:
This was the poem that Alice read.
Jabberwocky
’twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe;
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.
“Beware the Jabberwock, my son!
The jaws that bite, the claws that catch!
Beware the Jujub bird, and shun
The frumious Bandersnatch!”
He took his vorpal sword in hand:
Long time the manxome foe he sought—
So rested he by the Tumtum tree,
And stood awhile in thought.
And as in uffish thought he stood,
The Jabberwock, with eyes of flame,
Came whiffling through the tulgey wood,
And burbled as it came!
One, two! One, two! And through and through
The vorpal blade went snicker-snack!
He left it dead, and with its head
He went galumphing back.
“And has thou slain the Jabberwock?
Come to my arms, my beamish boy!
O frabjous day! Calloh! Callay!”
He chortled in his joy.
’twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe;
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.
Из примечаний к интерактивной образовательной программе «Зазеркалье» (Изд-во «Комтех», 1998):
- Jabberwocky — в письме школьницам, попросившим у Л. Кэрролла разрешения назвать так свою школьную газету, он разъяснил, что первая часть Jabber входит в состав этого слова в своем обычном значении — бормотать, говорить возбужденно и многословно, а вторая часть происходит от староанглийского «wocer» или «wocor», означающих «плод», «отпрыск», то есть буквально Jabberwock означает «результат возбужденной болтовни».
- Brillig — Humpty Dumpty объясняет это слово как время, когда начинают готовить (to broil) обед — то есть, по его мнению, около четырех часов дня. Такое же объяснение приводит и Кэрролл в своем рукописном журнале Misch Masch. Забавно, что пояснения Кэрролла часто не совпадают с толкованием тех же слов Шалтаем-Болтаем, которые он приводит в шестой главе. Суффикс «ig», характерный для немецкого языка, делает звучание этого слова архаичным и возвышенным. Возможно, это подтверждает версию о том, что Jabberwocky является пародией на длинную немецкую балладу «Пастух в Горах Гиганта». Данная версия была выдвинута Роджером Грином, который утверждает, что предметом пародии является не конкретное содержание баллады, а весь ее стиль и дух. Это мнение, однако, не является общепризнанным.
- Slythy — одно из слов-кошельков, в которых «сложено» несколько значений — slimy (слизистый) и lithe (гибкий, юркий). Иногда оказывается, что придуманное Кэрроллом слово существует в английском языке как устаревшее или редко употребляемое. Тогда встает вопрос, знал ли он об этом значении слова и учитывал ли его. Так Оксфордский словарь приводит слово «slythy» как вариант «sleathy» — устаревшего слова, имеющего значение «неопрятный, грязный». В современном английском языке существует родственное слово sleazy — неряшливый, неприглядный, грязный, низкопробный.
- Tove — B журнале Misch Masch Кэрролл дал следующее описание этого существа — один из видов Badger’а (то есть барсука) — с гладкой белой шерстью, длинными задними ногами и короткими рожками, питаются преимущественно сыром. Однако лингвист Humty Dumpty описывает их по-другому — нечто вроде Badger’а — что-то среднее между ящерицей и штопором. Нам представляется, что здесь имеется в виду другое значение слова Badger — ершик для чистки трубок. Относительно произношения этого слова Кэрролл в предисловии к Охоте на Снарка поясняет, что оно должно рифмоваться со cловом «grove».
- To gyre — здесь толкование Кэрролла также расходится с толкованием Humty Dumpty. Кэрролл производит этот глагол от турецкого «giaour» — собака — то есть, утверждает, что он означает «скрестись как собака». Humty Dumpty считает, что это значит «крутиться как гироскоп» (gyroscope). Последнее согласуется и с толкованием Оксфордского словаря английского языка, который утверждает, что в данном значении это слово употреблялось с 15 века.
- To gimble (от gimlet — буравчик) — высверливать отверстия в чем-либо. Оксфордский словарь приводит это слово как вариант написания слова «gimbal» — технического термина, означающего карданов подвес, то есть приспособление, благодаря которому компас корабля во время любой качки остается в горизонтальном положении, однако крайне маловероятно, чтобы Л. Кэрролл имел в виду именно это значение.
- Wabe — по Кэрроллу — происходит из глаголов to soak (промокать, промачивать) и to swab (вытирать шваброй) — и означает «склон холма» (который промокает под дождем). Однако Humty Dumpty и Алиса приходят к другому толкованию: wabe way + be…, так как это лужайка вокруг солнечных часов (под которыми, кстати, вьют свои гнезда «toves»), которая простирается «long way be-fore, be-hind and be-yond it».
- Mimsy — от «miserable» — несчастные. (В соответствии с Оксфордским словарем, во времена Кэрролла бытовало слово «mimsey», означавшее «чопорный, излишне скромный, ханжеский». Возможно, что Л.Кэрролл имел в виду и это значение.) Humty Dumpty не возражает против такого толкования, однако настаивает на том, что, кроме miserable, в слово-кошелек mimsy входит также и flimsy — тонкий, хрупкий.
- Borogoves — Кэрролл объясняет, и на этот раз его мнение совпадает с мнением Humty Dumpty, что это — ныне вымерший вид бескрылых попугаев с задранными вверх клювами, которые питаются телятиной.
- Mome — слово имеет ряд устаревших значений, среди которых и такие как тупица, но, по-видимому, ни одно из них не имеет отношения к данному контексту. Л.Кэрролл предлагает значение «серьезный, мрачный, торжественный», что по настроению совпадает с толкованием Humty Dumpty, который полагает (но без достаточной уверенности), что mome — это сокращенное «from home» (если h не произносится) и означает «заблудившийся».
- Rath — в соответствии с Humty Dumpty это — зеленый поросенок. По-видимому, лингвист основывается на звуке, издаваемом этими существами (они «outgribe» см. далее). Однако Л. Кэрролл описывает их по-другому: сухопутные черепахи с высоко поднятыми головами, с акульими пастями. Передние лапы скрючены так, что животные перемещаются на коленях. Тела их гладкие, зеленого цвета. Основная пища — ласточки и устрицы. Оксфордский словарь напоминает о прямом значении этого староирландского слова, достаточно широко известном во времена Кэрролла — крепость, окруженная земляным валом.
- Outgrabe — прош. время глагола to outgribe, который, по Кэрроллу, происходит от старых глаголов «grike» или «shrike», которые в современном языке читаются как «creak» (скрипеть) и «shriek» (визжать). Humpty Dumpty утверждает, что это нечто промежуточное между мычанием и свистом с чиханием посредине.
- Frumious — слово-кошелек fuming (дымящийся, рассерженный) + furious (разъяренный). Исследователи считают, что любовь Кэрролла к таким составным словам обусловлена тем, что в волнении он начинал заикаться и такие слова получались у него сами собой.
- Bandersnatch — имя составлено из двух слов — band (отряд, банда, а также связывать, скреплять) и snatch (хватать, ловить, кусать).
- Vorpal, tulgey — относительно этих слов Кэрролл писал, что, к сожалению, он сам не знает, что они означают. Нам кажется, что первое созвучно слову sharp — острый, все остальное читатель может домыслить сам.
- Manxome — Самое близкое по звучанию слово — Manx — кельтское название острова Мэн, его обитателей называют Manxmen. Однако, имел ли в виду Кэрролл это значение — не известно.
- Tum-tum — во времена Кэрролла так обозначали монотонную игру на струнном инструменте (что-то вроде дрын-дрын).
- Uffish — в письме одной из своих юных почитательниц Кэрролл пояснял, что это такое состояние души, когда «the voice is gruffish (хрипловатый), the manner roughish (грубоватый), and the temper huffish (раздражительный)».
- Whiffling — в современных словарях приводится в значении «посвистывая». Во времена Кэрролла бытовало другое значение этого слова — «дуя короткими порывами». Более раннее значение — «выпивая и куря».
- Burble — Л. Кэрролл пояснял, что оно состоит из трех слов «bleat (блеять, мычать), murmur (бормотать, журчать, роптать), and warble (издавать трели, щебетать)». Это слово как комбинация burst (взрываться, внезапно начинаться, быть переполненным) и bubble (пузыриться) давно употреблялось в английском языке как вариант слова bubble. Значением, приводимым в современных словарях — весело бормотать, задыхаться от смеха — слово обязано Кэрроллу.
- Galumph — сочетание слов «gallop» и «triumphant». Вошло в современные словари в значении «вышагивать с гордым видом, идти тяжелым неровным шагом, подпрыгивая на ходу» как слово, введенное Кэрроллом.
- Gallooh! Gallay! — крик радости, по-видимому, от греческого «калос» — прекрасный.
- Chortle — слово, пущенное в оборот Кэрроллом и вошедшее в Оксфордский словарь в значении «фыркать от удовольствия, смеяться сдавленным смехом», составлено из «chuckle» (фыркать от смеха) и «snort» (фыркать, пыхтеть, храпеть (о животном)/.
(Знаешь, ей даже самой себе не хотелось признаться, что она ничего не поняла.)
— Наводят на всякие мысли — хоть я и не знаю, на какие… Одно ясно: кто-то кого-то здесь убил… А, впрочем, может и нет…
Тут она опомнилась и вскочила на ноги.
— Что это я сижу? — подумала она. — Мне надо торопиться, а то не успею осмотреть все, что здесь есть! Начнем с сада!
С этими словами Алиса бросилась из комнаты и побежала вниз по лестнице… собственно, не побежала, а… как бы это объяснить? Это новый способ легко и свободно спускаться по лестнице, подумала Алиса: она только положила руку на перила — и тихонько поплыла вниз по ступенькам, даже не задевая их ногами; так она пронеслась через прихожую и вылетела бы прямо в дверь, если б не ухватилась за косяк. От полета у нее закружилась голова, и она рада была снова ступить на землю.