Выходите ведьмы замуж

Подрядилось нас, пятеро студентов, летом поработать на строительстве дома в деревне.
Деревня, как деревня. Появился у них новый русский, купил развалюху и на этом месте дачу себе задумал построить.
Настоящую строительную фирму звать – денег пожалел. Решил, что шабашники меньше возьмут, а материалы сам купит. В общем, мужик тот правильно сообразил, что дом ему так дешевле обойдется, но речь пойдет совсем не о нем.
В той деревне поговаривали, что недалеко от пастбища некий странный дом стоит. И будто бы там две ведьмы живут: мать и дочка. Намекнули, что самые настоящие и нам, шалопаям, посоветовали в ту сторону не ходить. А нам по двадцать лет, нас на подвиги тянет, даже после рабочего дня.
Мы пару раз туда сходили, тем более нам сказали, что ведьмы эти больно на молодых ребят падкие. Однако ни разу никого не застали. Дом почему-то всегда открыт был, но пуст. Потом надоело без толку ходить, с местными девчатами познакомились, даже подраться из-за них успели.
И вот однажды… уже конец августа был, последние ночи теплые и звездные. Я на стройке задержался, готовил площадку для работы на следующий день.
Иду, тишиной наслаждаюсь, запах прошедшего дня с наступающей ночью смешался – так я полной грудью дышу – надышаться не могу.
А впереди меня девушка какая-то идет: худенькая, стройненькая. А в руках здоровенные сумки.
Жаль, мне ее стало, предложил помочь. А она испугалась, говорит, не подходи, а то пожалеешь.
Я не сразу сообразил, что ночь на дворе и мои рыцарские порывы подозрительны.
– Девушка, не бойтесь меня, я вам только сумки хотел донести.
– Они легкие, – то ли в шутку сказала она, то ли чтобы отстал.
– Не хотите, воля ваша, только не вериться мне, что две сумки с вас ростом – легкие.
Она засмеялась, и я понял, что она совсем молоденькая.
– Там пух, пряжу прясть, по объему большие, а так легкие.
– А, – понял я, что ничего не понял, и пошел в сторону.
– Так, вы же помочь обещали, – крикнула мне вслед девушка.
– А вы отказались, – заметил я.
– А я передумала, – она подала мне сумки.
Тут понял я, что они огромные, но не тяжелые. А нести их неудобно из-за их объема.
Ее звали Люба – хорошее доброе имя. Мы быстро шли и болтали. Она училась в соседнем селе, но после школы никуда не поехала, осталась помогать маме. Очень хотела на модельера поступать – шить и вязать красиво умеет. Но мама не разрешила, сказала, что в городе таким, как она – делать нечего.
Я рассказывал про мою учебу в городе, как мы развлекаемся, куда ходим, как вообще живем. Так мы дошли до ее дома. Она забрала сумки, спросила, найду ли я дорогу назад в потемках и ушла.
И только на рассвете я, наконец, осознал, что заблудился. Сам не пойму, как забрел на какие-то туманные болота. Даже испугался сначала, а потом стал ручеек искать или речку – вдоль воды всегда жилье найдется. Только враз подевались куда-то все населенные пункты, будто все от меня в стороны разбежались – прямо, мистика какая-то.
Два дня бродил, петлял… отдыхал и опять бродил.
Потом спать завалился. Так устал – ведь трое суток на ногах. И плевать было, и на медведей, и на комаров.
Ночью замерз. И тут мне сон приснился, что вроде не один я. Будто бы пришла ко мне девушка: гибкая, стройная. Легла она рядом – согрела.
Я так хорошо давно не спал. А когда вдруг проснулся – сон тот волшебной явью оказался.
Спит на моем плече девушка молоденькая… А красивая – глаз не отвести!
Я соображаю, что еще в том сне с нами было. Но, кажется, больше ничего – память, как отшибло.
Проснулась и девушка. Ничего не говорит, будто немая. Из леса меня тут же вывела. А я, оказывается, совсем рядом с деревней-то был. Но, что удивительно, имя ее я вроде и знал, но забыл.
Покинул я вскорости те места – домой в город вернулся.
А через девять месяцев мама моя мне и говорит, что внучка ей снится, ясноглазая такая, головка кудрявая, как у меня в детстве.
Я над мамой посмеиваюсь, говорю, еще ведь даже не женился, а ты уже внучку откуда-то заимела.
А мама говорит, нет, чего-то ты мне не договариваешь. И все мне сны свои расчудесные рассказывает.
Через год я и вправду жениться собрался.
Мама с невестой познакомилась, а потом мне наедине и говорит:
– Конечно, Юра, дело твое. Тебе жить, тебе и решать. Только доченька твоя уже ходить начала, а ты ее так ни разу и не видел.
– Мам, ты, что, совсем… – я покрутил у виска. – Сколько можно, меня этим доставать? Не было у меня женщин. А если и были, они от меня не рожали.
– Точно знаешь? – мама на меня глядела таким пронзительным взглядом, что, будь я виновен, давно бы на костре горел.
Она поверила:
– Может, и вправду, я на старости лет бред несу, только ради моего успокоения съезди в деревню, где вы с парнями на стройке работали.
– Что мне там делать? Я там ни с кем романы не крутил.
– А ты девушке той, что жизнь тебе спасла да из тайги вывела, спасибо скажи...
Ну, куда деваться? И вот я, как чудак, взял отпуск на неделю и поехал в ту деревню.
Только вот странность какая-то происходить со мной стала… Чем ближе подъезжал, тем яснее и яснее образ Любы передо мной вставал…
О! Даже имя ее вспомнилось.
Я же тогда в районной больнице пару дней провалялся. А за это время строительство закончилось, и я в деревню больше так и не вернулся.
За один день до нужной мне деревни не добрался – в соседнем селе, заночевать пришлось.
И вот ночью, сон мне приснился, как нашла меня Люба, тогда в тайге. Как целовала меня, как я ее просил уйти, а она настаивала на своем. И как любовь между нами была. Такая любовь, что дух захватило, в звездное небо вознесло, а оттуда так шарахнуло, что память-то мне и отшибло.
Ладно, думаю, либо сон мне в руку… либо я, как мама, по фазе еду.
Приехал, подхожу к знакомому дому – калитка, как ждали меня – открыта. И двери в дом не заперты.
В темной после света комнате за занавеской кроватка стоит, и ребенок в ней играет – девочка.
Подошел я, а она рученьки тянет, будто знает меня. Глазки голубые-голубые… да такие большие и ясные, будто свет излучают.
Я ее на руки взял и только сумел сказать:
– Ясноглазая ты моя...
И слезы душат… А сам у мамы мысленно прощения прошу, что не верил ей.
А дочка обнимает меня за шею, крепко-крепко.
И тут понял я, что не уеду отсюда один уже ни за что на свете.
Люба в дом зашла – так на пороге и застыла.
Смотрит и только чувства у нее на лице меняются: сначала удивление, потом лицо, как бы просветлело от радости, а затем какая-то усталость или обреченность.
– Она сейчас заплачет, – Люба протянула руки, чтобы забрать дочь.
А кроха к ней не идет – еще крепче ко мне прижалась.
– Почему заплачет? – спрашиваю.
– Она у чужих, всегда плачет, – с сомнением отвечает Люба.
А маленькая не только не собирается плакать, а еще и к матери идти совсем не хочет.
– Очень умная девочка, – говорю я, отстраняя руки Любы. – Маша, скажи маме, что мы плакать не будем, потому что давно не виделись.
Девочка вдруг заулыбалась приветливо и нежно прижалась своей теплой бархатной щечкой к моей щеке.
– Откуда знаешь, что ее Маша зовут? – удивилась Люба.
– Не знаю, – вовсе не соврал я, – Просто знаю и все. А вот чего я не знаю, так это, что произошло между нами тогда. И почему ты ничего мне не сказала?
Люба молчит, как партизан, начала тесто месить. Слышу – всхлипывает.
А доченька моя у меня на руках сладко так уснула… но в палец вцепилась – не оторвать.
Потом мать ее пришла, на меня с Машей глянула, и давай Любе, что-то на ухо нашептывать. Смотрю, та нехотя кивает, вроде как соглашается.
Пирогов напекли. Мне, как особому гостю, большой пирог с пипочкой выложили, и, главное, все молча.
Я с утра не ел – голодный. Только потянулся я левой рукой за пирогом… А дочка на коленях спит, правую руку держит. Тут она, во сне вдруг шевельнулась. Я испугался, что с колен упадет… дернулся… В общем, мы с ней вдвоем, мою тарелку на пол уронили и пирог весь развалили.
Люба из-за стола выскочила, в слезы и матери говорит:
– Ты же сама видишь – не могу я его забыть! Вон и всё против наших заговоров и планов само складывается.
– Отравить, что ли, хотели? – как бы в шутку удивился я.
– Нет… чтобы ты ушел и опять все забыл, – рыдает Люба.
– А ты-то сама хочешь, чтобы я все забыл? – спрашиваю я. – Знаете, вы уж сами за себя только решайте, а дочку мою я с собой заберу. Незачем ей среди вас ведьмой становиться.
– Как заберешь? – опешила Люба, даже плакать перестала.
– Вместе с тобой заберу, если замуж за меня пойдешь.
– У нас в роду ни одна женщина замуж не выходила. У всех дочери рождались. И ей там не бывать. Ведьмы мы испокон веков. И ее доля такая же, – тихо возразила Любина мать.
– Вот потому и ведьмы, что от мужчин своих любимых прятались. А вышли бы замуж… Эх!.. Да воспитывали бы деток вместе. И куда-нибудь бы тогда ваше колдовство потом подевалось. А у нас с Любой еще и сынок будет.
– Не бывать этому, – кричит мать.
А сама, чувствую – сомневается.
– Не мешай, мама, – кричит Люба матери.
А мне говорит:
– Ты же ничего обо мне не знаешь.
– Рассказывай, узнаю.
– Я ведь тем летом тебя сразу приметила. Ты не такой был, как все мужчины, каких я видела. Пил мало, к старикам с уважением относился. Даже по хозяйству помогал, бабке Гале – забор поправил. Деду Петровичу проводку обновил. На девчонок смотрел спокойно: глаза не загорались и слюни не текли. К нам, когда с другими парнями в дом приходил: не кричал, не хулиганил, хозяев уважал, хоть и не видел никого. Другой ты был. Я за тобой по пятам ходила, только пряталась. Мама поняла, что я влюбиться могу, на звероферму меня отправила. Думала, пока я там буду, все пройдет. А я раньше приехала и с тобой встретилась. Ты проводил, я от счастья только улыбалась и ничего не соображала. Не заметила, как мама за калитку вышла – она наговор трех сосен сказала. Только днем догадалась, что ты заблудился, когда на стройку к тебе пришла. Домой вернулась, с мамой разругалась и тебя искать побежала. Я тогда не думала, что назло маме захочу ребеночка родить. Нашла тебя и… думаешь, я не помню, как ты меня от себя гнал, как уговаривал: «Люба, подумай, что ты делаешь… Люба, я не железный…». А потом всё меня укрывал, боялся, что я на голой земле застужусь. Я на рассвете наговор сделала, чтобы с уходящей ночью и память об этой ночи от тебя ушла. Ты, проснувшись, все и забыл.
– Люба, а с чего ты взяла, что назло матери дочь родила? – я уже знал правду. – Ведь такие красивые дети только от любви рождаются. Я честно скажу, я все забыл, кроме одного: с кем не знакомлюсь… то имя не нравиться, то целуется не так, то любви к ним нет. Словно ты во мне след души своей и любви навсегда оставила. Нашел девушку – имя Люда. Не Люба, но похоже. Жениться собрался, чтобы маме внучку родить – она меня своими снами доставала. А вот она моя дочь, вот моя жена… нашлась. Так что, Люба, собирайся, поедем домой.
Отпустила нас мать ее… Куда ей деваться, раз любовь у нас с Любашей такая?
Поезд в город пришел ночью. Встречающих мало. Только из вагона вышел, мама стоит…
– Мам, ты чего тут делаешь?
– Вас встречаю.
– Так я же сам не знал, когда приеду. Все в последний момент решилось.
– Ты не знал, а у меня сердце материнское – оно подсказало. Беги за такси, а я пока Машеньку подержу, да с Любонькой познакомлюсь.
Я побежал на привокзальную площадь, искать такси, и тут резко затормозил от внезапной мысли: «Ладно, пусть угадала мама время прибытия поезда и номер вагона. А имена ей тоже сердце материнское подсказало? Не иначе, без колдовства и тут не обошлось…»
Оглянулся, стоят две мои ведьмы родные обнимаются, и третья маленькая на руках их спит – довольная.
Смешно стало… ведьма – не ведьма, а любая женщина замуж хочет.
А там, какой муж попадется.
Глядишь, рядом с ним всю жизнь феей будет порхать от счастья.
Так что: «Выходите, ведьмы замуж… Хотя бы попробуйте…»
Эль Куда