Не пара

Любовь Курилюк
— Ну я не знаю, Сашенька… — Ирина Сергеевна растерянно пожала плечами. Солнечный и яркий до этого момента день сразу как–то посерел, стал угрюмиться маленькими, неприятными тучками. И ветер распахнул форточку, зашебаршил на столе, потрепал стоящие в стаканчике салфетки.
— Что ты не знаешь? Мам, я же не спрашиваю тебя, жениться мне или нет. Я просто говорю, что мы с Юлей всё решили. — Александр недовольно оттолкнул тарелку с супом.
Когда он приезжал к родителям, мама всегда кормила сына так, как будто тот вернулся из голодного края. Размер и количество порций варьировалось в зависимости от того, насколько осунувшимся показался Саня Ирине.
Так она выражала ему свою любовь. Ну а как ещё–то? Саша давно живет отдельно, денег не берет, всё сам… «Ворочает» делами и деньгами, отцу иногда даже предлагает помочь, но тот отнекивается. Негоже, говорит, у ребенка брать. Сашка, здоровенный, крепкий детина, смеется. Он уже давно не ребенок. Но всё равно, хоть пусть поест вкусно, домашнее, мамино!
— Да я не против, сынок. Тебе супчик не понравился? Пересолила? А я говорила отцу, чтоб такую соль не брал, ядреная соль–то, слышишь, Николай?! Коля! — крикнула она.
Из комнаты что–то буркнул Николай. Он только задремал, теперь вздрогнул, уронил очки на ковер.
— Ты не против, но… — не отставал парень. — Скажи, как есть, ну чего всё вокруг да около–то ходить?!
— Ну… Юля — девушка непростая, очень уж запросы у неё, мне кажется, большие, не по достатку. Я ещё по школе помню, как её родители всё самое дорогое покупали, баловали её. У всех девочек платья простенькие, скромные, а у неё — как на бал. И на выпускной это же они настояли, что нужен только лимузин вам, что иначе это не выпускной, а деревенские посиделки. Честно говоря, я их, Юлиных родителей, как–то недолюбливаю. Одна пыль в глаза, честное слово. Ну и… Если уж ты хочешь правду: раньше–то она на тебя внимания не обращала, на нас с твоим отцом свысока эти Давыдовы смотрели, особенно Юлина мама. Неприятно мне было! Так и доучились вы порознь, а теперь вдруг воспылала Юлия к тебе любовью? Не верю, Сашка, не бывает так!
Ирина Сергеевна замолчала на миг, как бы раздумывая, продолжать или нет, потом решительно кивнула, налила сыну компот, положила в стакан пару кусочков вареной кураги, как он любит, поставила на стол, села напротив и продолжила:
— Надежная ли она? Будет ведь из тебя жилы тянуть, а ты только на ноги встал, дело пошло… Потянешь ли семью? Саш, может подумаешь ещё? Ну а там как знаешь…
Ирина всегда так говорила в конце: «Как знаешь!», мол, меня в этом доме ни в грош не ставят, моё мнение не ценят, так и ладно, живите, как хотите.
«Манипуляторша!» — ревел Николай и всё равно делал, как говорила Ирина. А Санька, упрямый, на такие вздохи не покупался.
Парень нахмурился, «набычился», как любил говорить отец, засопел, исподлобья поглядел на мать.
— Да как ты можешь так, мама?! Я уже давно вырос, а ты всё в меня не веришь? Скажи прямо!
— Что ты, Сашенька! Что ты! — Ирина Сергеевна вскочила, стала суетливо передвигать на плите кастрюльки и сковородочки, включила зачем–то воду, выключила, опять села.
Ну как она скажет сыну, что на самом деле думает, будто он не семи пядей во лбу, нет в нем мудрости. Самомнение–то у современной молодежи до небес! На работе его уважают, дифирамбы поют, Саша на крыльях летает, а тут мать ему выдаст, что не по его зубам эта Юля, из другой оперы девушка, хищница, акула…
Нет.
— Быстро всё как–то, странно. Но если решили с Юлией всё же сойтись, то я и отец против не будем. Это твоя жизнь, будущее, счастье твое. Если сердце к ней тянется, то и ладно… А хочешь пряников? Я такие вчера пряники купила, не оторвешься! Сейчас принесу! Сейчас, сынок! Вот!
Ирина пошуршала пакетиками, положила на тарелку перед Сашкой круглые, сверху в белой потрескавшейся глазури, похожие на шляпки крепеньких боровичков, пахнущие мятой пряники.
Парень вздохнул, рассеянно взял один, откусил, стал медленно жевать, запил компотом, пожал плечами.
— Да нормально всё будет, мам! Хорошо будет. Вот ты правильно сказала, что сердце подскажет. Я чувствую, что Юля — моя. Просто моя. И всё у нас будет хорошо, как у вас с отцом. Ладно, я поеду, мы сегодня в кино идем.
Ирина кивнула. Ну вот и началось… Так бы посидел ещё часик, другой, с отцом в шахматы сыграл, глядишь, и до ужина бы задержался, а тут «в кино идут», и след уж Сашин простыл. Дожили…
— А что ты хотела, мать? — махнул рукой Николай, потягиваясь. — Чтоб он у твоей юбки всю жизнь сидел? Правильно, пусть женится. А если что, Ир, ну всегда же можно развестись! И опять холост, свободен и свеж. Эх, мне бы скинуть лет двадцать, уж я б тогда… — нарочно подзадоривал Коля жену, молодцевато выпятил грудь, расправил плечи, но Ирина ничего не заметила, голова женитьбой этой занята, и как будто надпись вспыхивает «Неправильно это! Неправильно!».
За сына стало обидно и очень его жалко, ведь расстроится парень. Давыдова эта, Ирина была уверена, капризная и вздорная девчонка, поверхностная и недалекая. Вот о чем они станут говорить, если девушка придет к ней, к Ирине, в гости? Совершенно не понятно…
Ирина Сергеевна вспомнила, как Инесса Павловна, преподавательница физики в Сашиной школе, рассказывала, что Юля Давыдова девушка очень яркая, «современная», она разбирается в трендах и «луках», любит жить легко и беззаботно, подруг у неё нет, она не умеет этого — дружить.
«Не подступись к ней! Страшно поздороваться, так зыркает своими глазищами, как будто всю тебя рентгеном просвечивает! Жуть!» — рассказывала Инесса Павловна, которая до сих пор живет там же, встречает своих бывших учеников.
Сама Ирина с мужем давно переехали в освободившуюся мамину квартиру на Красносельской. Другой район — другая жизнь. А тут опять вылезла эта Юлька и её семья. Породниться с ними — боже упаси!..
Юля отучилась на журналиста, говорили даже, что окончила с «красным» дипломом, хотя за зубрежкой много времени не проводила, тексты рождались у нее как будто прямо на ходу, «на коленке». Девчонка могла прогулять половину лекций, и тем не менее в «неуспешных» не числилась. Это списывали на данную природой хорошую память (повезло девке, как говорила всё та же Инесса), ну и на влиятельного отца, то ли полковника, то ли дипломата.
О нем Юля говорить почему–то не любила. И с ним говорить тоже не имела желания. Они жили в одной квартире, но в совершенно разных мирах, граница между которыми очерчивалась Юлиной комнатой. Дверь в неё — портал в независимый и свободный мир, это девчонка со временем отстояла. Заступишь на территорию отца — сметут и раздавят, но «во благо»…
***
… — Ты не хочешь приглашать родителей на свадьбу? — Александр был немного удивлен. В его голове уже крутились картинки традиционной, как у всех, свадьбы с рестораном, тамадой, тортом, тостами.
— Я вообще не хочу никого звать. Опять начнутся пересуды — сколько стоит платье, да чем кормили… Эти цветы, конверты с деньгами, поздравления примитивные… Да ну! Давай лучше уедем, а? Я думаю, на море. У меня есть знакомая в турфирме, нам всё организуют. И номер будет для новобрачных, и розовые лепестки… Саш, тебе не нравится? — Юля посмотрела на жениха. — Нет, ну тогда давай снимем зальчик в ресторане, будем есть этот бесконечный шашлык и рыбу, слушать нудные пожелания родителей и их кудахтанье о внуках. Давай! Но знаешь, свою единственную, надеюсь, свадьбу, я хочу провести подальше от всех. От отца, в частности. Или ты против? — нахмурилась она.
Саша пару раз видел Юлиного папу, знакомить же их девушка не спешила. Что с ним не так, почему девушка его сторонится, не знал.
— Нет! Я все понимаю! Давай, как ты хочешь! — задумчиво ответил он наконец. — Да и правда, уедем, а потом и с родней отметим!
Юлька довольно кивнула.
За что Саша её любил? Он и сам не знал.
Любил глазами, пожирал её красоту, дерзкую, кричащую, никому не доступную, а ему дозволенную, любил её свободные мысли, даже это желание идти всем наперекор считал правильным. Ему бы так…
Любил её сумасбродность и безбашенность, особенно когда Юля немного выпьет. Тогда она могла отправиться гулять по крышам, как кошка, могла выйти петь в караоке и ничуть не стеснялась, что нет голоса. Она брала харизмой, подавляла, покоряла. А потом, вдоволь напрыгавшись, могла вдруг прочитать стихотворение, серьезное, длинное, совсем не из школьной программы, могла потащить Сашку в картинную галерею, потому что ему непременно надо увидеть картинки с итальянскими двориками, залитыми солнечным светом.
Она знала современных авторов, иногда вставляла в разговор цитаты, чем вводила Сашу в замешательство: что же за сундучок Пандоры прячется в этой молодой женщине? А ещё она любила слушать оркестр. Минорные пьесы пропускала, мажорные, яркие, как фейерверк, её радовали. Говорила, что хотела бы играть на скрипке, но учиться не станет — не хватит терпения…
Юлия работала в модном журнале, не ахти на какой должности, но статьи писала хорошие, ей обещали повышение.
Сашка умудрился покорить эту вершину, даже сам не понял, как. Чем зацепил? Почему они вместе?
В школе они были просто ребята из параллельных классов, а вот совсем недавно, на встрече выпускников, вдруг заметили друг друга. Сначала говорили о какой–то ерунде, а потом им стало душно в наполненном людьми актовом зале.
Ребята взяли из раздевалки куртки и ушли. Долго бродили по городу, почти дошли до Кремля, но начался дождь, и нужно было где–то спрятаться…
Юлька, уже совершенно мокрая, носилась под ливнем по дорожкам Александровского сада и ловила ртом капли, кружилась и прыгала в лужи, а те разлетались веером брызг, сверкающих под светом фонаря радужными бусинами.
И здесь не было отца, не нужно было опять быть кем–то, не собой, не нужно было ждать подвоха и колкости. Это всё где–то далеко, а тут, с Сашкой, совсем другая жизнь, легкая, настоящая. Да, Юлия так и подумала, глядя на парня снизу вверх, что он «настоящий». Он говорит то, что думает, и думает о хорошем, и не хочет «подковырнуть» Юлю, поймать, заставить крутиться, как на раскаленной сковородке, не сравнивает её ни с кем. С ним Юля — просто Юля.
Девушка застыла, вдруг почувствовав, что Сашка обнял её, тянется своими губами к её губам. И здесь он тоже настоящий, его глаза не врут…
Вот так Александр и влюбился. После каждого свидания он долго не спал ночью, думал, то ли это самое, взрослое чувство, ради которого можно создавать семью? Сомневался, ворочался с боку на бок, потом представлял себе, что Юлька отвергает его предложение руки и сердца, и сразу холодели пальцы на ногах, Саша морщился, резко вставал, шел в ванную, жадно пил воду из–под крана, потом замирал на кухне, таращась в слепое пятно окна. За ним — ночь, черное небо, черный двор, такие же черные, спящие окна чужих квартир.
Нет, всё же с Юлей — это «то самое». И она, Юлька, хорошая, только как будто придавленная кем–то, будто оглядывается постоянно, и спесь эта вся от неуверенности, страха. Так маленькие собачки наскакивают на кого–то огромного, но этот лай и оскаленные зубы — только лишь от страха. Они ничего не смогут сделать, но будут сопротивляться до конца…
Как и положено, Саша привел Юлю знакомиться с будущей свекровью. Ирина Сергеевна немного растерялась, хотя тщательно готовилась к этой встрече, готовилась «пообломать спесь, поставить на место, показать, как ведут себя в приличных домах».
Но Юлька «на смотринах» держалась на удивление скромно, всяких словечек, о которых предупреждала Инесса, себе не позволяла, не хамила и не ерничала. Даже помогла Ирине на кухне с какими–то салатами.
— Да лишнее это, мама! Мы же не есть пришли! — ворчал Санька. — Юля с работы, она устала!
— Ничего, сынок. Мы быстро. Вы пока с отцом стол подготовьте, скатерть постелите, всё же праздник…
Ирина Сергеевна вздохнула. Странная эта Юля, непонятная, как будто у неё два дна. Одно то, что она всем показывает, то, что видела Инессочка. А второе — совершенно противоположное. И какое же из них настоящее? А готовить, сразу видно, умеет, значит, Сашка от голода не умрет. И о «высоком», об искусстве, рассуждает как будто здраво, любит импрессионизм, знает имена художников. А говорили, что «пустышка»…
Инесса потом, когда выслушала рассказ Иры о том вечере, даже удивилась, потом заключила:
— Ну, это она пока, цену себе набивает. А как законной супругой станет, то проявит себя!
Ира после тех гостей даже поплакала от того, что ничегошеньки не понятно…
… Со своими родителями Юля жениха знакомить вообще не хотела.
— Неудобно как–то! — пожал он плечами. — Чего такого–то?
— Ничего. Не хочу, и всё.
— Ты меня стесняешься? — нахмурился парень. — Может, не под стать вашему сословию?
— Ты чего ерунду–то говоришь! Просто мы с родителями совсем чужие люди, — покачала она головой.
— Это как? Я твою маму помню, она в школу приходила, красивая женщина, ты на неё очень похожа. Она же у тебя филолог? Наверное, интересно ей будет с моей матерью поговорить, у нас книги в почете.
— Не будет, — отрезала Юля. — И не похожа я на мать! Совсем не похожа! Никогда такого больше не говори, понял?
— Ну понял.
— Ладно, — махнула рукой Юлька. — Хочешь знакомиться, значит, будешь. Завтра пойдем, вечером.
… Долго расшаркивались в прихожей, Светлана Николаевна всё сетовала, что Сашеньке неудобно, что прихожая темная, что…
— Мам, хватит! — одернула её дочка. — Мы ненадолго. Саш, проходи.
Юля потащила жениха в гостиную.
Тут уже все приготовлено: фарфор блестит золотыми каёмочками, пузатый самовар, «в лучших славянских традициях», как пояснила Светлана Николаевна, с трудом сдерживает кипяток, и режет глаз его слишком яркая, вычурная хохломская роспись. В центре стола, конечно, торт. Самый дорогой, какой Света смогла достать за те полчаса, что глупая Юлька дала ей на приготовление к гостям, огорошив своим заявлением, что приведёт знакомиться своего жениха.
— Кого, родная? — переспросил, лениво листая газету, отец, Роман Борисович.
— Кого слышал.
— А ты папе не дерзи. Значит, замуж собралась? — Роман Борисович как будто нежно улыбнулся. — Ну что же, дело хорошее, поглядим, кто у нас жених.
— Не смей его трогать, понял? — Юля сжала кулаки.
— Да не переживай! Папа будет тактичен, — погладила её по плечу Светлана. — Просто надо же выяснить, что за человек…
— Это не ваш человек, а мой. И моя жизнь. И вы теперь мне ничего не сделаете. И на свадьбу вы не приглашены.
Юлька ушла, хлопнув дверью. А потом вернулась с Александром.
Роман Борисович встретил будущего зятя как будто радостно, похвалил парня за красивую фигуру,
— Спортом занимаетесь? Это хорошо! Это полезно! Я тоже, грешным делом, бегаю! — протянул Роман руку. Сашка её пожал. — Извините, я не очень хорошо себя чувствую, спина, знаете ли… Ну ничего! Ничего, сегодня праздник, Юленька замуж выходит! И ведь всё тайком… Даже как–то неприятно…
Роман Борисович вдруг перестал улыбаться, хотел ещё что–то сказать, но жена мягко коснулась его плеча.
— Давайте уже пить чай, дорогие мои! — нарочито весело предложила она. — И торт Юлечкин любимый, с шоколадом.
Юлька закатила глаза, хмыкнула, кивнула Саше, чтобы садился.
— Рома, помоги гостю с чаем, а я пока поставлю в вазу цветы. Хороший букет, Александр! Но вас ввели в заблуждение, я не люблю лилии, они слишком резко пахнут. Юля, я в твою комнату отнесу, — проворковала Света и, вынув из шкафа со стеклянными дверцами, битком набитого сверкающей посудой, вазу, ушла куда–то.
Роман Борисович поцокал языком, мол, как же так — не узнать заранее, какие цветы следует дарить будущей тёще, а потом безо всякого перехода сказал:
— А мы, понимаете, Саша, всё боялись у дочки спросить, есть ли жених, увлечение, так сказать… Но вот, оказывается, есть вы… А как же вы познакомились? Да не смущайтесь, право! Садитесь, Сашенька! У нас всё просто, без церемоний. Хотя… — Тут Роман Борисович покачал головой. — Когда я приходил знакомиться с родителями своей невесты, то есть Светочки, вы понимаете! — Александр кивнул, Юля громко зазвенела ложечкой, размешивая в чае сахар. — Я оделся соответствующе. На мне был прекрасный, только–только купленный костюм, никаких потертых рукавов, замусоленных воротников…
Сашка невольно оглядел себя. Тёмно–синие джинсы, белая рубашка с бордовой вставкой по вороту и бортам, пиджак из плотной ткани.
— Ну что вы! Я вас смутил? Бросьте! Я понимаю, что сейчас другое время, что ваше поколение не ценит традиций, и к возрасту вы относитесь скорее насмешливо, чем с уважением… Ну, оставим этот разговор! Оставим! Так что там про знакомство? — Роман Борисович уставился на дочь. Та вздрогнула, выпрямилась, почему–то опустила глаза.
— Мы учились раньше в одной школе, — ответил за невесту Сашка. — В параллельных классах. И вот теперь встретились…
Говорить банальности, например, «поняли, что не можем друг без друга, что произошло единение сердец, что просто влюбились», — парень не хотел. В этом Романе Борисовиче было что–то противное, перед ним не получалось открывать душу.
— Ах, учились вместе? Света! Светочка! Ну вот, оказывается, — крикнул входящей в гостиную жене мужчина, — они вместе учились в школе. Так трогательно!
— Да? А как ваша фамилия, молодой человек? — Светлана Николаевна даже надела очки, так ей захотелось рассмотреть Сашку повнимательней.
— Брянцев моя фамилия.
— Брянцев… Брянцев… Мда… Ни ваша ли мать устроила скандал, когда обсуждали планы на проведение выпускного бала? У вас в семье тогда не было денег, что–то на работе… И ваши родители не могли внести полную сумму. Да! Теперь я вспомнила. Мы оплатили всё за вас. Ну, не мы конкретно, все сложились. Вам мама не рассказывала? Вышло так мило! А вы потом, на выпускном, помнится, вели себя не очень хорошо, разбили что–то… Что же? Юля, ты не помнишь?
Юлька помотала головой. Она сидела вся пунцовая, Сашка видел, как дрожит её подбородок. Парень сжал под столом её руку крепко–крепко.
Зачем эти люди всё портят? Так же хорошо начали, познакомились, сели чай пить. И тут про деньги заговорили, про школу… Нет, всё же неприятные люди! Теперь вот и воспоминания про выпускной испортили…
— Зеркало! Вы разбили зеркало. Но уж за него заплатил ваш папа. Смешная вышла история! — Светлана Николаевна звонко рассмеялась, потом спохватилась. — А что же мы сидим?! Рома, надо бы выпить шампанское в честь помолвки! Молодые люди, вы не против?
Она вдруг строго, даже как–то зло посмотрела на Юлю. Та пожала плечами.
— И чем вы занимаетесь, Саша? Работаете? Учитесь? — обратилась Светлана к будущему зятю, пока её муж возился с шампанским.
— Я занимаюсь продажей фотооборудования, мы сотрудничаем с… — начал Саша, но Светлане Николаевне как будто это стало неинтересно, и она перебила его:
— Берите торт, ну же! — Саша покорно протянул блюдце, хозяйка плюхнула на него большой треугольник бисквитного теста с темным, похожим на замазку шоколадом. — Юленькин любимый, кстати. Знаете, сколько стоит? Я взяла по знакомству, конечно, но вообще наш кондитер продает его за восемь тысяч. Очень дорогой, вам не кажется? Но мы для Юли ничего не жалеем, она же у нас одна. Всё ради неё, а она нас совсем не благодарит. Никогда не дождешься от неё банального «спасибо»! Я… Мы с Романом намучались с ней, конечно. Трудно растить дочь, к тому же с таким характером, и такую поверхностную, чуждую глубоким чувствам, но…
— Мама! Хватит! — Юля вскочила, толкнула чашку, та чуть не разлилась.
— Не заводись, Юля! Не заводись, не надо. Понимаете, — Света уже опять говорила с Сашей, не обращая внимания на рассерженную дочь. Юлька отошла к окну, отдернула штору и принялась рассматривать идущих по двору людей. — Понимаете, Сашенька, Юля у нас немного вспыльчивая, иногда, я вам скажу по секрету, она становится совершенно неуправляемой, как будто сатана в неё вселяется. Но это проходит. Не сразу, иногда приходится потерпеть. Ну вот такой ребенок, вы уж извините…
Света виновато пожала плечиками и подвинула Сашке поближе, к самому краю стола, блюдце с куском торта.
— Юля совершенно уравновешенный и спокойный человек! Зачем вы издеваетесь над ней? Сколько вы тогда заплатили за меня, а? Зачем все эти разговоры? — Сашка вскочил, расплескав–таки чай, по льняной с золотыми завитушками скатерти поползло коричневое пятно.
— Александр, ведите себя достойно! — Роман Борисович уже стоял за его спиной. Тяжелая, с длинными ногтями (Юлин отец иногда играл на гитаре, ногти отращивал специально), ладонь надавила на Сашкино плечо. — Сядь, я сказал!
— А я сказал, что мы уходим. Юля, пойдём. Ну что ты стоишь?! Почему ты вообще всё это терпишь? Они же издеваются! Просто так сидят и издеваются! — закричал Сашка, схватил невесту за руку, поволок её прочь.
Ему всё это казалось диким — и застолье, и торт за восемь тысяч, и то, что говорит мать про его невесту. Это всё не настоящее!
Но Роман Борисович не так видел сегодняшний вечер. И Светочка, вон, расстроилась, того гляди, заплачет!
— Юля останется дома! — тихо прошипел он, сжав кулаки. — Она наша дочь, нам и решать, когда и куда ей идти. Юлия!
Юльку как будто кнутом ударили, она остановилась, но Саша всё же вытянул её из квартиры, и теперь они неслись вниз по ступенькам.
— Я ветровку забыла! — уже выскочив из подъезда, вздохнула Юля. — А там ключи и телефон. Надо вернуться, я…
— Переживешь. У меня пока побудешь! — строго одернул ей парень.
— Но мне будут звонить с работы! Нет, Саш, ты подожди, я быстро, правда. Я не стану с ними разговаривать, просто заберу вещи, и всё! — Девушка пошла обратно, вызвала лифт, потом обернулась. — Саш, а знаешь, ты не жди меня. Давай завтра созвонимся.
— Юль, ты чего? Ты с ними останешься?! — опешил Санька. Он уже думал, что сейчас отвезет Юлю к себе домой…
— Они — мои родители.
— Юль! Тебе не семь лет!
— Ну и что? Я им должна. Ты же слышал, что они давали мне всё самое лучшее, старались… — усмехнулась девчонка. — Даже на работу они меня устроили. Папа постарался. И за то, что я вообще тут, тоже им спасибо.
— Погоди! А ну–ка поясни. Я ничего не понимаю. Давай прогуляемся, ты мне всё расскажешь. Если холодно, я могу дать свой пиджак! Но просто так я не уйду, — Сашка рассерженно стянул с себя пиджак, замшевый, потертый на локтях, очень неподходящий для сватовства, набросил его на Юлькины плечи. — Мы, в конце концов, собираемся пожениться!
— Засомневался? Ну ладно, пойдем, посидим на лавке, потолкуем, — согласилась Юля. — Пока не поздно.
Они вышли во двор, девчонка потащила жениха за угол, пояснив, что мама всегда следит за ней из окна. Наконец остановились у свободной лавки, плюхнулись на неё, Саша замер.
— И? — протянул он.
Юля усмехнулась.
— До пяти лет я жила в детском доме. С рождения. Ну, вот так вышло. Там у меня была подружка, Женька. Мы были, как сестры, понимаешь? Везде вместе… А потом пришли какие–то люди, стали нас фотографировать. Нам говорили, что это поможет найти всем новые семьи, родителей. А нам с Женей никто не был нужен. Никто! — Юля даже крикнула это «никто». С соседнего куста вспорхнули воробьи, брызнули по веткам березы, опять разгалделись. — Но нас тоже сфотографировали.
Детдом был небольшой, «местечковый», все дети наперечёт. Через два месяца к нам явились Давыдовы. Роман и Светлана. Они искали себе девочку. Знаешь, когда к нам приезжали другие потенциальные родители, они были, конечно, разными: кто–то боялся нас, кто–то слишком сильно сюсюкал, совал подарки.
А эти… Они как будто щенка себе выбирали, оценивали, что только нам в рот не заглядывали, чтобы проверить, не гнилые ли зубы. — Сашку передернуло, но он списал это на вечернюю прохладу. — У них был когда–то ребенок, дочка. Она заболела чем–то, ну и…
Года через два после похорон Светочка решила, что ей надо бы другого ребенка. Но сама рожать не хотела, ведь пострадает фигура. «С первой–то вон как бедра раздались!» Это её слова. Ну и возня с младенцем ни к чему, это пока ж она, новая дочка, научится ходить, говорить...
И тогда Давыдовы решили взять девочку постарше, выбрали меня. А я не хотела, потому что Женю они не брали. Наша директриса уж так уговаривала нас не разлучать, так просила, но Давыдовы не согласились. Я уехала, а Женька осталась. Она меня ненавидит.
— С чего ты взяла? — удивился Санька.
— А я ее нашла. Недавно. Я разместила в журнале письмо, она ответила. Женя написала, что я её предала тогда, забыла. А я же ей писала каждый день, понимаешь? И уговаривала мать, ну, Светлану, съездить, навестить её. Но всё как–то не хватало времени.
А письма они просто выкидывали… И потом, они, мои новые родители, мне дали ТАКУЮ жизнь, можно сказать, вытащили из болота, одели, обули, всё лучшее выбирали всегда! И каждый раз мне напоминали, что я — их собственность, должна слушаться.
А ещё я должна была полюбить всё, что любила их родная дочь: её игрушки, любимые лото, занятия.
Меня сделали её копией.
А я, глупая, всё думала, что они меня просто так любят. Мне даже волосы перекрасили в более светлый цвет, потому у их дочки были такие.
Я терпела, а потом, лет в одиннадцать, взбунтовалась. Они меня воспитывали, искореняли, так сказать, иногда довольно–таки жестко, а я шла в школу и вела себя так, что учителя за голову хватались. И опять вечером звонили матери, она докладывала всё отцу, а он доводил всё до моего ума.
И да, права была Инесса Павловна, я совершенно никчемный, пустой человек. Да, я хорошо пишу, этого у меня отнять не смогли, ну или поверили, что их дочка тоже бы вполне могла стать журналистом.
Я вообще не знаю, какая я, кто, что из себя представляю. Иногда мне кажется, что я ужасная. У меня в школе и подруг–то не было, потому что мне казалось, если я стану с ними дружить, то значит, предам Женьку. И я всех вокруг обижала, когти выпускала. Зато не трогали, в душу не лезли.
А дома всё равно главные Давыдовы. Они всё про меня решают. Когда я делаю что–то без их согласия, они, особенно отец, начинают насмехаться, колоть, а со стороны кажется, что это просто любовь. «Для Юленьки всё лучшее… Мы всегда старались…»
Да не для меня они старались. Их дочь любила спать в полной темноте, они и меня приучали. А я кричала в черной комнате, шторы дергала, один раз даже вырезала себе квадрат в этих страшных шторах, и в эту дырку ко мне в комнату светила луна. А Давыдовы меня за это…
Юлька заплакала, смелая, дерзкая Юлька, которой всё было легко, которая носила одежду исключительно из бутиков и всегда смотрела так, как смотрят королевы… Она все это время жила не своей, искусственной жизнью и молчала. Мужественно молчала. А ведь она так боится темноты, маленькая Юля!
Саша сидел бледный, замер, как истукан.
— Почему ты никому никогда об этом не рассказывала? Ну у тебя же есть друзья, родственники, бабушки… — спросил он наконец шепотом.
— Потому что отец всё бы узнал. А жаловаться на него нельзя, он же мой папа. И мама… Светочка… — Юля сплюнула, как плюют г о п н и к и, сидя на крыше гаража. — Она потом станет плакать, причитать, что вот, её–то кровиночка с ней бы так не поступила. Она же, Света, мне всю свою жизнь посвятила, сидела со мной, когда я болела, нянчилась, понимаете, а я про неё слухи распускаю… Да и потом, по сути, всем всё равно.
— Мне не всё равно! — буркнул Сашка.
— И тебе всё равно. Это потому, что люди не всегда готовы разбираться в чужих проблемах, а уж помогать и подавно. Это требует отдачи своих сил, а все и так измотаны. Ладно, Саш, ты поезжай домой. Извини, что всё так получилось; если со свадьбой передумаешь, то я пойму. Никто не хочет чужих сложностей. Пока…
Она быстро встала, отдала ему пиджак и ушла.
Светлана Николаевна, как и раньше, стояла у окна и ждала, когда Юля пройдет по узкому тротуару, наполовину заставленному машинами, откроет дверь подъезда, потом вызовет лифт, поищет в карманах ключи, но она их, конечно же, не взяла, позвонит в звонок, и Свете придется самой открывать дверь. Нет, всё же не получилось из этой приемной девочки родной дочки. Не удалась, плохая наследственность, видимо…
***
Сашка долго бродил по городу, смотрел на дома, витрины магазинов, переступал через разноцветные бензиновые лужицы на мостовых. Странно! Удивительно, что Юля жила рядом, и все как будто знали её, а оказалось, что у неё все совсем не так радужно. Сколько же в ней силы, упрямства, чтобы всё это пережить!
А вдруг мама права, и Сашка такую жену просто «не потянет»? Рядом с ней он чувствовал себя как будто цветком из оранжереи, холеным, обласканным. Это, наверное, неправильно, когда муж в семье слабее жены…
И надо как–то общаться с тестем и тёщей. А как? Совсем вычеркнуть их или нет? И эта, прошлая Юлина жизнь, она же теперь как бы их общее достояние, боль, беда. Это волнительно и тревожно…
Саша был неплохим парнем, но, действительно, «тепличным». В его жизни всегда всё было довольно просто и понятно. Был мамин компот с кусочками кураги, лежащий на диване отец, пироги по выходным и дача летом. Были мамины советы и светлое будущее.
***
Юля в него, в Сашкино светлое будущее так и не шагнула.
Он всё отменил. Она же сказала, что так можно, и что всё поймёт. Саша действительно ей не подходит. Она из другого мира, в который придется вживаться, как–то приспосабливаться, утешать Юлю, если она вдруг расстроится из–за своих родителей. А это всё Саше нелегко. Он хочет, чтобы его жизнь была воздушной, без резких поворотов и черных полос…
Юлька вышла замуж много позже, когда перебралась жить в Пятигорск и стала редактором в тамошнем филиале своего журнала. Она встретила человека сильнее себя, того, который не боялся, не переживал за простоту своей жизни, того, кто принял её такой, какая она есть, умножил её счастье и отогнал беду. Он, Юлин муж, просто выслушал её и сказал, что дальше будет всё по–другому. И жена ему поверила. Он сильный, он не станет её обманывать. Он точно поможет!
А Сашка до сих пор в поисках. Нет, он хороший парень, домашний, и ищет себе такую же простую, зефирную, воздушную женщину. А попадаются все сплошь с «тяжёлой судьбой».
— Как мухи на мёд слетаются! — сетует его мама, Ирина Сергеевна, пока разговаривает с Инессой Павловной. — Вот отдай им мальчика, так они ему вмиг ум за разум загонят. После этой Юлии Сашенька месяца два в себя приходил.
— Ничего, Ирочка, как–нибудь наладится. Радуйся, что он рядом, что не надо его с кем–то делить! — утешала подругу Инесса. Ну а что она ещё могла сказать… Саша — неплохой парень, домашний, мягкий. Одним словом, никакой…
… Светлана Николаевна через какое–то время прислала Юле голосовое сообщение:
«Я знаю, ты не хочешь со мной разговаривать, поэтому и не отвечаешь на звонки. Но я просто хотела попросить прощения. Мне тебя не хватает. Очень… И я бы хотела начать всё сначала, но не смогу. Ты выросла, Юленька, а я всё пропустила… Всё! Строила воздушные замки, обманывала себя. Ты извини, если я сломала твою жизнь. Ты очень хорошая дочь, Юля. А я никудышная мать. Прости!»
Юля слушала это сообщение раза четыре, а потом покачала головой.
Она не знала, какой должна быть мама, кроме Светланы у неё другой и не было.
— Мам, у вас там всё хорошо? — услышала Света в трубке знакомый голос. — Приехать? Сейчас я не могу, в конце недели если…
Женщина кивнула.
Свою Юлю она готова ждать хоть всю оставшуюся жизнь, дождаться и обнять. Впервые как просто Юлю, а не замену кому–то другому.
Пока ещё не поздно, ведь правда?..