Упрямая Маша

Любовь Курилюк
Алла только вышла из ванной, села на кухне, с удовольствием потянулась, чувствуя, как шелковый халатик приятно холодит тело. А в ванной жарко, пахнет розовым маслом и висит в воздухе пар. Прочь оттуда, прочь! Вот сейчас бы оказаться где–нибудь в деревне, выбежать, в чем мать родила, на задний двор, закричать и прыгнуть в холодный пруд, резвиться там, смеяться и звать к себе Коленьку, мужа…
Аллочка даже улыбнулась своим игривым мыслишкам, поправила сползающее на лоб тяжелое, махровое полотенце, которое она замотала на манер тюрбана, вынула из вазочки конфету, покрутила в руках, положила на место. Хотелось мороженого и холодного шампанского, но откуда же…Придется просто пить чай.
Алла уже стояла у плиты с зажженной спичкой, когда услышала, как кто–то стучит в дверь. Именно стучит, хотя кнопка дверного звонка никуда не делась!
Аллочка погасила спичку, потуже затянула поясок на халате и полотенце на голове, пошла открывать.
Как только открыла, ей в руки тут же сунули корзинку с чем–то белым и пушистым. Оно шевелилось под покрывальцем, мяукало.
— Доброго здоровьица! Подержи сокровище, детка! — услышала Алла, оторопело вытянула руки, приняла корзину, а между тем дворник и какая–то дородная женщина начали таскать внутрь их с Колей квартиры тюки и чемоданы. Вещей было столько, что, кажется, сюда заселяется полк солдат. В узлах, что клали прямо на пол, что–то звенело, бряцало, поскрипывало. Потом внесли огромную кастрюлю, даже скорее бак, плюхнули на Аллочкины босоножки.
— Тома! Том, ну чего ты там топчешься?! Поднимайся и будем раскладываться. У меня ж ещё электричка! — кричала дородная низким, грудным голосом, вышла, пропустив перед собой дворника.
Алла, наконец перестав таращиться на захват их с Коленькой жилплощади и поставив корзину на пол, ринулась спасать. Что? Да всё!
— Семен Семенович! Что происходит?! Уносите всё это обратно! — велела она дворнику. — Немедленно!
— Да куда ж я унесу? Велено сюда, вон, женщина мне заплатила. Вы сами разбирайтесь, а мне некогда. У меня скоро песок привезут, самосвал придет, то–то! — махнул рукой Семен Семенович, пристроил половчее стопку тарелок, которые принес прямо так, без авоськи или бумаги. Одна тарелка разбилась, и дворник насупился. — Не я это. Она уже такой была, я только донес. Ну, словом, всё. Прощевайте, граждане, мне пора!
И был таков.
А Аллочка стояла в своем шелковом халатике, с полотенцем на голове и часто–часто дышала. То ли от страха, то ли от возмущения. Потом догадалась полотенце снять, сунула его куда–то.
Через секунду в дверном проёме опять появилась «дородная», расстегнула молнию на синей олимпийке, подтянула повыше спортивные штаны с лампасами, смерила взглядом худосочную Аллу, нахмурилась.
— Ну а вы, стало быть, хозяйка? Чего стоишь–то, болезная что ли? — пророкотала она, проворно разулась, подошла к Аллочке поближе.
— А что нужно делать? И кто вы вообще такие?! — пискнула женщина. И покраснела, потому что вспомнила, как только что мечтала купаться в пруду «в чем мать родила».
— Мы–то? Мы — Мария Фёдоровна, давай руку, поздороваемся! — скомандовала тетя Маша. — А там, на подходе, Томка, значит. Тамара Кирилловна. Ой, ну что ж вы, городские, все такие хилые?! Не рука, а куриная лапка! Хотя у моих кур лапы — будь здоров! — Мария Фёдоровна расхохоталась. — Ну давай, показывай хоромы. И водички принеси, пожалуйста, сил нет, как жажда мучает! Тома! Ну где же ты?! — крикнула она себе за спину. — Муж на работе? Мда… Мда…
Тетя Маша прошла вслед за Аллой по коридорчику, заглянула в комнаты, пощелкала выключателем в ванной. Вслед за ними, виляя пушистым задом, шел котейка, что прибыл в корзине.
— Муж на работе. Но когда он приедет, то быстро… — прошептала Аллочка, запахнула поплотнее воротничок халатика.
— Ну пусть приезжает. Потолкуем. А, вот и водичка! Благодарствую! — тетя Маша осторожно взяла из рук хозяйки стеклянный стакан, выдохнула и выпила, не отрываясь. Алла смотрела, как двигается что–то в шее гостьи в такт глоткам. — Уф! Хорошо! Как тебя звать, напомни, пожалуйста, я забыла!
— Алла. И вы немедленно…
Мария Фёдоровна похлопала Аллочку по плечу.
— И мы немедленно поедим. Время обеда, а у тебя стол не накрыт. Не ждала? — опять хохотнула Мария. — И муж, поди, не ждёт. Ну ничего, сюрприз ему будет. Тома! Да что ты там с тапками возишься, я потом полы помою. Иди сюда! Тут Алла, жена его!
— Неудобно… Маша, давай уйдем! Машенька, ты зря всё это затеяла, правда! Так нехорошо, мы ворвались в чужую жизнь, нам здесь не рады! — зашелестело в прихожей.
— Вот это истинная правда! Вас тут не должно быть! Освободите квартиру, иначе я вызову… — подалась вперед Алла, но тут же ударилась о строгий взгляд Маши, отступила.
— Ты не шуми, гражданка! Вызвать и я могу, да только не хочется огласки, понимаешь? Ладно, ты, Алла, чайник ставь, Тома, тащи там, в судках, картошка и котлеты. Вчера накрутила, сегодня с утра пожарила, как знала, что ничего у вас тут не будет перекусить. Вы, городские, живете как–то странно, на объедках. Ну вот! И в холодильнике мышь п о в е с и л а с ь! Тома, гляди, какой у тебя холодильник теперь! Тебе какую полку? Их тут три!
Мария Фёдоровна обернулась, шагнула в коридор, притащила оттуда за руку, как слишком стеснительную пансионерку, пожилую женщину с гулькой на голове, в шерстяной кофте поверх платьица, коричневых колготах и тапочках с веселыми ромашками.
Алла даже сглотнула: гостья — как из кино про русскую глубинку.
— Мне? Я не знаю, какую выделят… — опять прошелестела та, что в тапках. — Детка, ты нас извини, это Маруся всё затеяла, а я говорила, чтобы не везла. Но Маша упрямая, заставила. Я…
— Стоооп! — Мария Фёдоровна вдруг всплеснула руками. — Господи, чего мы время–то теряем?! Разговоры потом, сначала плоть насытим! Я только руки сполосну.
Мария Фёдоровна направилась в ванную, цокала там языком, крутила краны, опять цокала.
— Маша! Маша, перестань же! — сокрушенно качала головой Тамара Кирилловна. — Сию минуту хватит! Я прошу тебя!
Она то кидалась к Марии Фёдоровне, чья задняя часть выпирала из маленькой ванной, оттаскивала её, то оборачивалась на Аллу. Лицо у хозяйки вытянулось донельзя, глаза сделались большими, очень красивыми.
— Да не мешай, Томка! Всё ты стесняешься, всё жмешься! А ведь твоя это хата! И ванная, стало быть, твоя! Ой, гляди, тут и центрифуга есть! Красота! Мож мне помыться, а, Тамар? Как думаешь, успею? Айй! — махнула Маша рукой. — Ничего я с вами не успею! Еще вещей ч е р т о в а дюжина раскладывать, обед не подогрет, куда уж мне в ванную…
Алла испуганно сглотнула, представив, что эта женщина, большая, очень большая, заляжет в их с Коленькой ванну и застрянет там. Что тогда?! Как её оттуда вынимать?!
— Может, действительно, мы пообедаем? — пролепетала Аллочка. — Сядем, поговорим, а? Я просто никак не могу понять… Пройдемте на кухню!
— И сядем! И поговорим! Давай, что там у тебя есть? За знакомство! —Мария Фёдоровна рукой пошла следом, шлепнула рукой по столу, смахнула в окошко пришибленную муху. — Ну не монашка же ты в самом деле! И те иногда пригубят!
Аллочка заметалась. Она очень испугалась Марии, её размеров, шумного голоса, этаких хлебосольных, широких жестов.
— Вот! Со свадьбы осталось шампанское… Если вы такое пьете, конечно… — Алла поставила на стол бутылку. Маша тем временем уже гремела тарелками, сыпала на стол вилки.
— Скатерку надо! Без скатерти стол нагишом! Ты ж нагишом по улице не ходишь, чтобы люди пялились. Так и стол надо в красоте держать. Поняла? — приподняла брови Мария Фёдоровна. — Ну ничего, теперь при Томке поумнеете. Разливай своё игристое, дочка!
Алла принесла бокалы, начала возиться с пробкой, та выскочила быстро, чуть не ударив хозяйку в глаз.
— Ура! Всё, девочки, с новосельем и знакомством. Выпили, картошку разобрали, мне ещё домой судки эти везти! — затараторила Мария Фёдоровна, сняла олимпийку, оставшись в футболке с расплывшимся по ней рисунком кота, очень похожего на того, из корзинки.
— Простите, но теперь, когда формальности соблюдены, и картошку я ем, можно поинтересоваться, что, собственно, происходит. И кто вы, милые женщины? — Аллочка на всякий случай чуть отодвинулась.
— Ах да. Как же это мы?! Ох, Тома, Тома, вот так вырастила ты сына, выкормила, много лишений перенесла, а его жена тебя и не признает! Свекровь это твоя, детка! Своя кровь, значит! — отрапортовала Маша, плеснула себе ещё шампанского.
Алла подавилась, выпучила на Тамару Кирилловну глаза.
— Как… Как свекровь?
— Ну так. Такие уж бывают родственные связи, — с готовностью пояснила Маша. Кот на её футболке вымученно улыбался.
— Но… Но мы же к вам на могилку ездим. Каждую весну и осень там бываем, я убираюсь, муж тоже помогает. Недавно памятник новый сделали, вы на нем такая молодая… Вы же давно умерли, даже на свадьбе у нас не были. У вас сердце… — прошептала Алла, отдышавшись.
— Во как! Слыхала, Томка? Тебя уж схоронили! — хохотнула Мария.
— Как это я умерла? Нет, нет, что вы! У меня отличное сердце! — принялась креститься Тамара.
— А я вам говорю, что похоронены. До меня ещё дело было! — уперлась Аллочка. — Мы женаты с Коленькой всего два года, я, может быть, чего–то не знаю, но что могила есть, это точно! Только вот… Муж говорил, что маму его Ниной звали… Нина Андреевна, я точно помню, так на памятнике написано. Сейчас! Я фотографии принесу, подождите!
Алла побежала в комнату, вернулась с красивым, в бархате, альбомом.
— Вот тут фотоальбом, это Коленька, мой муж, маленький ещё. Он рассказывал, что под Вязьмой жили, то ли дом там был, то ли комната, я не помню. А вот вы… То есть Нина Андреевна… То есть я не знаю теперь…
Все трое склонились над фотографией. На колени к Маше прыгнул белый кот, тоже просунул свою мордочку к альбому.
— А как мужа–то твоего зовут, детка? — тихо уточнила Тамара.
— Николай, Коленька, я же говорю. Николай Сергеевич Сидоренко.
Тамара откинулась на стуле, покраснела, охнула, повернулась к подруге.
— Маша! Маша, куда мы пришли? Маша, ты всё перепутала! Это совершенно не моя квартира, не моя невестка, не моя кухня и ванная! Боже, как стыдно! Пойдем! Извините нас! Извините!
Тамара Кирилловна вскочила, кинулась прибирать со стола, мыть их с Марусей тарелки.
Сама Маша сидела, скособочив губы и задумчиво барабаня по столу.
— Мда… Досадно вышло. А тебя как зовут, напомни? — кивнула она хозяйке.
— Алла.
— А твою эту… — Мария Фёдоровна презрительно скривилась. — Эту невестку?
— Анна. Маша, я же говорила, что это пустая затея, это неправильно! Ну живут молодые, и пусть живут! Зачем ты всё это устроила? — Алле стало даже жалко Тамару, так она нервничала.
— Зачем устроила? А затем! Представляете, Алла… Как–вас–там–по–батюшке? — начала громко Мария.
— Можно просто Алла.
— Так вот, Аллочка, Томочкин сынок с детства был весьма… Весьма пронырливым малым, хитрым, увертливым. В отца, наверное…
— Тома, не порочь имя…— встряла Тамара, но на неё даже не обратили внимания. Алла вся подалась вперед, слушала. Она, страсть, как любила рассказы о жизненных перипетиях.
— Так вот, этот товарищ–сын уговорил мать продать домик с участком. Пел, что купит себе и ей по квартире со всеми удобствами, что будет наша Томочка жить–поживать и горя не знать.
Томка всё подписала, тоже не подумала, конечно. А ведь дом был красивый, сруб. Да, с водой проблемы, печку топить надо, но… Так вот, как только нашли покупателя на дом, Томочка со всеми вещами перебралась ко мне. Но у меня совсем тесно, однушка, сами понимаете.
Ладно, живем, ждем, пока Костенька купит матери квартиру. Месяц живем, два, три. Нет квартиры. Потом является это очарование, приводит маму в какой–то курятник под снос, мол, тут пока перекантуешься, потом дадут по расселению квартиру, он, мол, договорился.
Я как узнала, чуть не у д у ш и л а его в том самом хлеву. Ни воды, ни газа, клоповник! «А ты где ж теперь?» — спрашиваю. А он так гордо мне адресок и назвал. Только я, похоже, улицы перепутала. Он на Тульской обретается, у тебя, Аллочка, Топольская. Ну, это у меня с детства, говорят, в голове что–то. Я в четыре года с качелей упала, с тех пор бывает у меня… — доверительно сообщила Мария Фёдоровна.
Алла представила, как Мария, пухленькая, в платьице и сандаликах, летит вниз с качелей, как бросается к ней мама, а Машенька плачет… Ужасная сцена…
— Да не переживай ты! Обошлось. Так, и чего ж нам теперь? На Тульскую тебя, Тома, надо перекидывать. Ладно, заночую на вокзале, не впервой! — махнула рукой бывалая Мария Фёдоровна.
Тамара Кирилловна замахала руками.
— Что ты! Маша, поехали обратно! Ну и что, что клоповник! Я проживу! Я же без особых запросов. Поверь! Людей только беспокоить! — Тома положила свою ручку на Машину ладошку, погладила.
— Людей беспокоить? Да разве это люди? Твой Костя чёрт, а не человек. Знаешь, иногда я рада, что у меня нет детей, Тамара. Зато вот так в спину никто не ударит, не предаст.
Сколько ты со своим Костечкой возилась, пока муж твой достопочтенный по кабакам сидел? Гульку эту себе придумала, а ведь была красавицей, все парни заглядывались.
И кого ты выбрала, кого?! — Маша понимала, что надо остановиться, но уже не могла. Устала, нервничала, да и злость её совсем взяла. — Да по твоему мужу тюрьма ещё тогда плакала. И Костик неблагодарным вырос. А всё почему? Потому что ты ему всё прощала. Простишь сейчас, что на улице оставил, тогда я с тобой знаться перестану, Томка! Не могу я так, неправильно всё это! Алла, Аллочка, ну хоть вы ей скажите! — Мария Фёдоровна посмотрела на растерянную хозяйку. Та закивала.
— Да–да! Конечно! Мария Фёдоровна права! Ваша жизнь, Тамара Кирилловна, продолжается. И не надо «влачить существование»! Вы же такая интересная женщина, вам бы только выспаться, отдохнуть. Я думаю, что вы давным–давно заслужили хорошую квартиру! — выпалила Алла.
— Но я же подписала какие–то документы… — махнула рукой Тамара, стала машинально застегивать шерстяную кофточку, хотя было тепло.
— А вот для этого, Тома, тебе и пригожусь я! — взяла подругу за плечи Мария Фёдоровна. — Мигом у меня ядрышками полетят твои родственнички далеко–далеко. Едем, Тома! Аллочка, милая, можно, вещички пока у тебя полежат? Я уже грузовик отпустила. А как уладим, я всё заберу. Можно? И кот пусть пока у тебя посидит. Он смирный! Тимофеем зовут.
Милая Аллочка пожала плечами, кивнула.
— Береги Тимошу, пожалуйста. Не раскорми его! Он — знатный попрошайка! — Мария Фёдоровна троекратно приложилась губами к Аллиному лицу, перекрестила Тому и потащила её на улицу.
Алла стояла у окошка и смотрела им вслед. День совсем перестал быть томным, а на столе выдыхалось шампанское…
Николай вернулся домой к ужину, зашел в прихожую, обомлел.
— Шмыга, мы переезжаем? — спросил он.
Шмыга, так ласково он звал жену, улыбнулась, поправила сидящего на её руках Тимошу, помотала головой.
— Нет. Это вещи твоей мамы, но… — начала она, Николай сглотнул.
— Чьи вещи? — прохрипел он.
— Ну тут такая история… Ты не беспокойся, просто адресом ошиблись! А это Тимоша, он у нас на время, пока Мария Фёдоровна для Тамары Кирилловны не выбьет квартиру у сына тети Томы, Костика. Понимаешь, Мария Фёдоровна в детстве упала с качелей, ударилась головой… — щебетала Аллочка, идя за мужем в комнату.
Николай морщился, пытался сложить два и два, но не выходило, он ничего не понимал.
— Аллочка, давай, я сейчас выйду, зайду обратно, и всё будет по–старому, а? — взмолился он.
— Ты — бесчувственный сухарь! — нахмурилась Алла, зарылась лицом в шерстку Тимофея.
— Всё настолько серьезно? Тогда налей мне чай и расскажи сначала, пожалуйста. Ого! Вы пили шампанское?! Свадебное?! — удивленно пробормотал Коля.
— Отмечали новоселье. И за знакомство. Так вот…
Алла налила ему чай, отпустила Тимошу, уселась напротив мужа, рассказала сначала про баню и озеро, потом перешла к гостям. Опять вышла путаница, но Николай старался вникнуть, потом отпустил пару неприличных реплик в адрес Костика и попросил ещё чай.
— Слушай, может, им на подмогу надо идти? Брать штурмом? — уточнил он.
— Команды от тети Маши не поступало, так что пока не стоит. Самодеятельность тут ни к чему, Коль. Ужин разогрею лучше… — покачала головой Алла…
… За вещами Мария Фёдоровна и грузовик приехали часам к одиннадцати. Коля помог вынести и уложить тюки.
— И как же всё разрешилось? — полюбопытствовала Аллочка, все никак не решаясь отпустить Тимошу.
— А легко! Костик с женой на морях, ключи у соседей оказались. Ну мы с Тамарой же умные, документики показали, мол, мать приехала, а сына нет… Соседи впустили. Томка боится, что же будет, когда Костенька вернется. Но ничего, я с ней пока поживу, а там разберемся! — махнула рукой тетя Маша. — Всё, голубчики, спасибо вам за помощь! Любви вам, деток, мира и согласия в семье! — Мария Фёдоровна кинулась целоваться, Николай смутился, отпрянул, но она всё равно сграбастала его своими крепкими ручищами. — Да не стесняйся! Я по–матерински!..
… Забежав месяца через два к Аллочке с мужем, Мария Фёдоровна сообщила, что Костик дал признательные показания, посыпал голову пеплом, свалил всё на негодницу–жену, с которой, кстати, уже развелся. Она не смогла жить с тетей Машей, а та ведь сделала вид, что осела в Томиной квартире надолго.
— А сам Костик отправлен мной в тот самый сарай, куда хотел поселить Томочку. Ну это пока его квартиру не разменяем на две. Вот так. А вы чего? Как живете? — спросила наконец тетя Маша.
— Мы–то? Да хорошо… — протянула Алла. Коля запретил ей пока говорить о беременности.
— Да вижу, что неплохо. Ты на соленое только не налегай, слышишь? — подмигнула Мария Фёдоровна. — Аккуратненько! Вот, кстати, яблоки. Свои, крепкие, хрусткие. Ешьте!
Алла кивнула, послушно взяла мешочек, передала мужу.
— Спасибо! — улыбнулся Николай. Тетя Маша ему нравилась, с такой не пропадешь!
— Ну тогда я побежала дальше. Томочке в санаторий путевку хочу получить, пусть отдохнет! — пробасила Мария Фёдоровна и была такова.
Николай закрыл за ней дверь, посмотрел на жену.
— Ну чего приуныла?
— Коль, давай кота заведем, белого, пушистого, он будет ходить и… — заныла Алла.
— …И раскидывать везде свою шерсть, — закончил за жену Коля. — Не знаю, надо подумать, это очень серьезно — кот! Как он примет меня, кто я буду тогда в этом доме и кто он? Нет, я должен всё взвесить!
Аллочка закатила глаза, поджала губы и ушла на кухню есть яблоки. Надо сказать тете Маше, она Николая обязательно уговорит, непременно!..