К 140-летию одной из самых известных русских художниц
Она принадлежала к поколению, строившему русское искусство XX века. Реалистическая живопись Серебряковой, насыщенная новыми для того времени достижениями и стилистическими изысканиями, не только обогатила российское искусство, но и оказала огромное влияние на творчество многих русских и французских мастеров кисти. Ее творческий путь поражает удивительной наполненностью и последовательностью – от знаменитого автопортрета «За туалетом» и «крестьянской сюиты» 1910-х годов до великолепной серии марокканских работ эмигрантского периода.
Творческая и жизненная судьба Зинаиды Евгеньевны Серебряковой, несмотря на ее, казалось бы, замкнутый, застенчивый, «домашний» характер и, одновременно, на ее необычайно радостное, светлое и жизнеутверждающее в своей основе искусство, – эта судьба глубочайшим образом зависела от времени, в которое ей довелось существовать, – от жестокого и «взрывного» XX века. Впервые выступив перед зрителями в 1909 году, одарив их автопортретом («За туалетом») – подлинной «улыбкой во весь рот» (слова А. Н. Бенуа), она прожила жизнь не так, как предсказывали ее первые, полные истинного «живописного счастья» шаги, а по сути своей – и в восприятии художника – тяжко и трагически. Ей было суждено родить четверых детей, овдоветь, сменить Харьков на Петроград, а потом и на Париж и там успокоиться на кладбище Сен-Женевьев- де-Буа.
З.Е. Лансере (Серебрякова). Начало 1900 гг.
Наследница родового таланта
Она родилась 12 декабря 1884 года в имении своих родителей – усадьбе Нескучное, что находилось в 30 верстах от Харькова и была шестым ребенком в семье Бенуа-Лансере. Все члены ее семьи так или иначе были связаны с искусством. Отец Зинаиды, Евгений Александрович Лансере, внук оставшегося в России пленного наполеоновского офицера, профессионально занимался скульптурой малых форм. Мать, Екатерина Николаевна Бенуа, была дочерью известного петербургского архитектора Николая Леонтьевича Бенуа, одним из предков которого являлся венецианский (по происхождению) композитор и театральный организатор Катарино Кавос. Прадед же ее, Альберт Катаринович Кавос, стал выдающимся архитектором, строителем театральных зданий, в том числе Мариинского театра в Петербурге и Большого в Москве, а также автором теоретического труда по строительству театров.
Мэри Этлингер. Портрет Е. А. и Е. Н. Лансере. 1877 г. Частное собрание
И сыновья Николая Леонтьевича, и дочь Екатерина учились в Петербургской Академии художеств. Все они стремились пойти по стопам своего отца и занимались живописью и архитектурой. Екатерина Николаевна прекрасно владела техникой акварели, в свое время она являлась одной из лучших учениц знаменитого и славившегося успешными методами преподавания профессора Академии художеств П.П. Чистякова. Ее брат, Александр Николаевич Бенуа – крупнейший деятель и «строитель» русского искусства Серебряного века, двух предреволюционных десятилетий, идейный руководитель объединения «Мир искусства», виднейший историк и блестящий критик искусства, во многом определявший, особенно в 1900–1910-е гг., «взгляды эпохи», тончайший живописец, график и театральный художник, один из вдохновителей «Русских сезонов» С. П. Дягилева, активнейший участник восстановления и формирования музеев и театров в первые годы после революции, а также прекрасный литератор, автор мемуаров «Мои воспоминания», бесценных для понимания всей сложности событий и явлений конца XIX – начала XX века.
Л. С. Бакст. Портрет А. Н. Бенуа. 1898 г. Русский музей, СПб
Когда Зинаиде едва исполнилось 2 года, ее отец умер от туберкулеза, и семья была вынуждена переехать в квартиру ее деда Николая Бенуа в Санкт-Петербурге. Дед по матери был известным профессором и председателем Петербургского общества архитекторов. Его квартира находилась рядом с Мариинским театром. В «доме Бенуа», как называли в столице особняк, в котором в разных квартирах проживали все родственники Зинаиды по материнской линии, и прошло детство будущей художницы. Там царила творческая атмосфера, а духом искусства пронизана сама обстановка дома. Столовую украшали картины, написанные ее матерью, ученицей Академии художеств. В комнатах стояла антикварная мебель работы старинных мастеров. В доме собирались известные люди: Бакст, Сомов, Дягилев и другие. Летом вся семья вместе с родными выезжала на дачу под Петербургом или в Украину в село Нескучное.
Стоит ли говорить, что дети в доме Бенуа и, конечно, Лансере с самого детства хорошо рисовали. На природе, в кабинете деда или квартире «дяди Шуры» (так звала Зина Александра Николаевича Бенуа) младшая Лансере с упоением наблюдала, как создаются прекрасные картины. Старшие братья на глазах сестры один за другим связывали свою жизнь с искусством: Евгений начал учиться в школе при Обществе поощрения художеств, а Николай поступил на архитектурное отделение Петербургской Академии художеств.
Е. Н. Лансере с детьми. Зина сидит на земле слева. Около 1888 г.
Ко времени поступления Зины в Коломенскую женскую гимназию, то есть к началу 1890-х годов, она рисовала уже не по-детски уверенно и серьезно. Ее сохранившиеся альбомы гимназических лет полны зарисовок ее соучениц и учительниц в разных поворотах и позах. Отличает эти такие ранние, по существу еще детские, рисунки твердость и определенность штриха, необычная для девочки десяти – двенадцати лет. Особенно впечатляет и трогает рисунок, исполненный Зиной в подарок дедушке в марте 1896 года (девочке было 11 лет), в котором она, очень смело и энергично, изображает себя на диване читающей книгу. Уже эта работа, при ее законченности, четкости рисунка и умелой растушевке, говорит о незаурядных данных юной художницы.
Девочка на диване (Автопортрет). 1896 г.
Влияние атмосферы семьи, почти все члены которой жили искусством или в его «классической», академической «девятнадцативековой» ипостаси (Николай Леонтьевич и отчасти старшие дяди Серебряковой), или, как младшие (Александр Бенуа, Евгений Лансере и их соратники), стремлением обновить русское художество в духе неореализма с элементами новых стилевых образований, – это очень характерное влияние среды на будущего живописца совершенно несомненно и определяюще. Внимательное изучение классического европейского искусства в Эрмитаже и русского – в открывшемся в 1898 году Музее Александра III – и встречи на ежегодных выставках «Мира искусства» с чем-то совершенно новым, неожиданным, увлекательным, при безусловном уважении к лучшим традициям прошлого, более того, восхищения ими, воспитывали самобытную личность будущего художника.
Зинаида Лансере. 1897 г.
Но не менее значительна унаследованная и от отца – скульптора Евгения Александровича Лансере – подлинная исключительная одаренность, помноженная на необыкновенную целеустремленность и настойчивость в творчестве. И, однако, если уж говорить в данном случае о наследственности, то нельзя не согласиться с А. Бенуа, что некоторые черты характера отца Зинаиды Евгеньевны – элементы его мизантропии, мрачности (следствие болезни – туберкулеза, от которого он так безвременно скончался) – преобразовались у Серебряковой в неуверенность в себе, застенчивость и известную меланхоличность, неожиданные для всех, знакомых с ее живописью. Эти качества, вступавшие, на первый взгляд, в непонятное противоречие с поистине радостным ее творчеством, не могли не обостриться в трагические для нее революционные и послереволюционные годы, когда была нарушена вся прежняя налаженная жизнь, она потеряла любимого мужа, осталась одна с четырьмя детьми и пожилой матерью, а затем наступила разлука с родиной. Но об этом – позже.
Портрет пожилой женщины (Федосья). 1899 г.
Неоконченное обучение и замужество
Однако на становление Серебряковой-живописца имели влияние и другие, чисто семейные, на первый взгляд, обстоятельства. В декабре 1898 года умирает Николай Леонтьевич Бенуа, дед Зины. Это, по существу, было первым большим горем, которое ей, восприимчивому и сильно чувствующему подростку, довелось пережить. После смерти Николая Леонтьевича семья Лансере стала систематически ежегодно проводить в Нескучном весну, лето и раннюю осень. И, очевидно, жизнь в деревне не оказывала до этого времени на Зину такого неизгладимого и глубоко осознанного воздействия, прежде всего своей живописной стороной, как это случилось теперь, в 1899 году и в последующие годы. Впечатления, получаемые Зиной от пребываний в Нескучном, были необыкновенно сильны и во многом определили дальнейшее ее творчество не только юношеских, но и зрелых лет.
Дом в Нескучном, в котором родилась Зинаида Лансере
И уже в первый приезд в Нескучное Зина пишет акварелью пейзажи имения и его окрестностей, пишет с тонким чувством цвета, умея передать не только характерные особенности мотива, но и световоздушную среду, блеск и сияние утреннего и закатного солнечного освещения. Пишет она и цветы, намечая вначале основной тон, а затем с большим вниманием прослеживая кистью строение мака или розы. Именно в эти летние месяцы 1899 года и ближайших лет начинает вырабатываться то, что станет впоследствии безошибочным чувством цветовой гармонии, особой, присущей Серебряковой цветовой энергии и безусловности.
Веранда весной. 1900 г.
Весной 1901 года Зина заканчивает гимназический курс. Вопрос о ее будущем совершенно ясен для всех – ей предстоит путь живописца. Девушка записалась в частную художественную школу княгини К.Н. Тенишевой. Руководителем этого учебного заведения был известный живописец Илья Репин, считавшийся тогда российским Рембрандтом. Он преподавал студентам технику рисунка, основываясь на методе своего учителя – академика П. П. Чистякова. Однако в то время, когда Зинаида Лансере пришла в школу, Илья Ефимович работал в ней последний месяц. Ровно столько там проучилась и начинающая художница. По ряду причин дела этого учебного заведения пошли на спад, а здоровье Зинаиды, как и некоторых ее сестер, внушало их матери опасения. Желая предотвратить развитие у трех дочерей наследственного туберкулеза, Екатерина Николаевна повезла их на юг Италии.
Капри. 1903 г.
Осенние месяцы и начало зимы они живут на Капри (сохранился прекрасный, можно сказать мастерский, темперный этюд узкой улички под перекинутым через улицу переходом, предвещающий будущие городские – итальянские и французские – пейзажи Серебряковой), а март и апрель 1903 года проводят в Риме, где тесно общаются с впервые посетившими Рим Александром Николаевичем и Анной Карловной Бенуа и их детьми, а также с А.П. Остроумовой, приехавшей из Петербурга с «дядей Шурой».
Это совместное пребывание в Риме сыграло, несомненно, большую роль в формировании юной художницы, так как общение с Бенуа было, по словам той же Остроумовой, «отличной школой» ознакомления с искусством античности, живописью и скульптурой великих мастеров Возрождения. Затем Екатерина Николаевна и девочки Лансере проводят несколько дней в Вене, где осматривают один из богатейших в Европе Художественно-исторический музей, а также знакомятся с современным искусством на Венском Сецессионе (Екатерина Николаевна достаточно точно объясняет дочерям особенности живописи «новых» живописцев – «видишь мазки, краски, неоконченность, а отойдешь, натура так и бьет, свет правдивый и выбор сюжета близкий к нам, очень хорошо!..»
В мастерской О.Е. Браза. 1903-1904 гг.
После возвращения в Россию в 1903 году, следуя совету «дяди Шуры», она вновь начала учиться живописи, на сей раз в мастерской Осипа Браза, русского художника-реалиста. Браз был близок к кругам «Мира искусства», одним из основателей которого и являлся А.Н. Бенуа. Прекрасный портретист, заваленный заказами (увековечивший себя знаменитым портретом А. П. Чехова), Браз в эти годы не слишком много внимания уделял своим ученикам, но благодаря высокой культуре, прекрасному знанию старого и нового западноевропейского искусства приохотил их к копированию классических образцов живописи в Эрмитаже (так, Зинаида Евгеньевна копировала «Девушку с серьгой» Рембрандта), научил их ценить Рубенса и Тициана, вглядываться в особенности их великого мастерства. А в своей школе он предоставлял ученикам большую свободу, в мастерской при этом всегда стояла обнаженная модель и вообще широко практиковалась работа с натуры. От этого периода, продлившегося два года, сохранилось множество натурных рисунков Серебряковой – и натурщиков, и постоянных зарисовок товарищей. А от летних месяцев – все более совершенных пейзажей, набросков сценок и отдельных фигур крестьян, а также ряд портретных рисунков и акварелей.
Нескучное. Пейзаж с рекой Муромкой. 1899 г. Вологодская областная картинная галерея
Отдыхая на каникулах в Нескучном, Зинаида много времени проводила со своим двоюродным братом по отцовской линии Борисом Анатольевичем Серебряковым, проживавшим напротив их дома, за рекой. Между знакомыми с детства молодыми людьми возникло нежное искреннее чувство. Но церковь запрещала браки между близкими родственниками, к тому же Зинаида по семейной традиции была крещена в католичестве, а Борис – в православии. Однако влюбленным все же удалось обвенчаться. Летом 1905 года они уговорили священника «забыть» факт их родства и поженились.
Б.А. Серебряков. 1901 г.
Несмотря на то что создание семьи всегда налагает на женщину множество обязательств, Серебрякова не оставляла мечты получить хорошее художественное образование. Ее муж, выпускник Института путей сообщения, тоже стремился продолжить свое обучение, но из-за происходивших в стране революционных событий большинство учебных заведений столицы были закрыты. А поздней осенью того же бурного и трагического года, когда в России стало невозможно спокойно учиться, Серебрякова с матерью едет для продолжения художественного образования в Париж, где в то время уже жили почти все члены семьи Бенуа. Через несколько недель к молодой жене присоединился и ее супруг. В Париже он поступил в Высшую школу дорог и мостов, а Зинаида, снова по совету своего дяди, начала посещать Академию де ля Гранд Шомьер.
Обучение в студии Академии было хаотичным и не давало систематических знаний и умений, а вот осмотр Лувра и множества парижских галерей, знакомство с классической и современной французской живописью оставили след в душе начинающей художницы. Ее увлекает живопись Ренуара, а больше всего – Дега, любовь к которому останется с ней на всю жизнь.
Рынок. Париж. 1905–1906 гг.
Большое значение для Серебряковой имеет ее постоянная и увлеченная работа над этюдами уголков Парижа и Версаля, этюдами, в которых ощущается несомненное влияние импрессионистов – и в восприятии, и в видении мотива. Не менее интересны и акварельные штудии уличных типов – рыночных торговок, детей в парке, где появляются новые черты цветовой обобщенности, несущей в себе начала декоративности. Такого же рода и темперные произведения, запечатлевающие работающих в академии студийцев. В своих этюдах она стремилась запечатлеть образы знакомых французов, полную свободного воздуха жизнь улиц Парижа и его окрестностей.
Париж. Улица. 1905–1906 гг.
Пребыванием в Париже заканчиваются, по сути дела, годы ученья Серебряковой, в целом в какой-то мере «аутодидакта», не получившей систематической «школы». Но отсутствие систематических длительных учебных занятий, будь то в петербургской Академии художеств, в любой из парижских академий, более либеральном Московском Училище живописи, ваяния и зодчества, было – и с великолепными результатами – заменено у Серебряковой уменьем учиться самостоятельно у великих старых мастеров в Эрмитаже, Лувре, в музеях Италии, где она всегда делала зарисовки, копировала живопись (а в зрелые годы в Париже писала удивительные копии с мраморных скульптурных портретов), а главное – бесконечно и неутомимо писала и рисовала с натуры, в том числе и с натуры обнаженной. Ее огромная одаренность в сочетании с предельным трудолюбием и целеустремленностью, с невозможностью существовать без творчества сделали Серебрякову подлинным художником-творцом и не менее подлинным совершенным мастером.
Первенцы
Весной 1906 года Зинаида Евгеньевна с матерью и мужем вернулась в Петербург. Пять лет – с середины 1906-го по 1911 год – были для Серебряковой временем счастливым, заполненным и чисто семейными, и значительнейшими творческими свершениями. Именно в эти годы она из талантливого начинающего живописца становится мастером со своим лицом, притом мастером, иногда интуитивно, а иногда и совершенно осознанно, решающим важные для русского искусства этих лет задачи.
З. E. Серебрякова с сыном Евгением. 1906 г.
Во многом возвращение было связано с предстоящим рождением сына. Мальчик, названный в честь деда Евгением, появился на свет 26 мая в Нескучном, а 7 сентября 1907 года у Серебряковых уже родился второй ребенок Александр. Отныне семья жила в имении в Украине и лишь изредка, на один-два холодных зимних месяца, приезжала в петербургский «дом Бенуа». Забота о маленьких детях забирала бóльшую часть времени художницы, однако, как только появлялось несколько свободных часов, она рисовала. Это были и этюды с изображением детей, не только своих, но и сельских подростков, и зарисовки крестьянских строений, и полные воздуха пейзажи.
Одновременно Серебрякова уделяет все больше и больше внимания живописному пейзажу, стремясь запечатлеть столь любимое ею Нескучное и его окрестности. Вначале ее пейзаж еще тесно связан с так привлекающими ее сценами крестьянского быта, а по мере более глубокого живописного его познавания становится нетрадиционным, характерно «серебряковским». К «чистому» пейзажу она приходит через типично деревенские этюды, например, через характерный деревенский «интерьер» – «Телятник» (конец 1900-х гг.), в котором с одинаковым интересом и тщанием изображены милые ее сердцу трогательные телята (она унаследовала от отца любовь и интерес к животным) и более чем скудная «обстановка» помещения с маленьким подслеповатым оконцем.
Телятник. Нескучное. 1900-е гг. Бумага, акварель
К работам такого, «интимного», рода принадлежит и «Дворик с индюшками», зимний пейзаж-этюд с тонко прослеженными оттенками снежного покрова. Особое место среди пейзажных работ этих лет занимают многочисленные этюды цветущих яблонь, которые как бы служат иллюстрацией к написанному в юности восторженному письму о «белом и душистом саде».
Пахота. Нескучное. 1908 г.
К подобным произведениям должно причислить, наряду с другими, и «Вид из окна. Нескучное» (1910 г.), в котором немудрящий пейзаж с пастухом и коровами приобретает черты картинности благодаря естественному обрамлению – акцентированно голубоватой, основательно прописанной раме окна. На картине «Вид из окна. Нескучное» сквозь прозрачные стекла на первом плане открывается вид на небольшой палисадник, пастбище и холмистое поле за забором. На освещенной тусклым солнцем траве пасется корова, рядом с ней стоит задумчивый пастух. От голых веток садовых деревьев по всему палисаднику протянулись тонкие тени. Контраст холодного светло-сиреневого окна и теплой бледно-желтой травы передает тонкую лиричную нежность автора по отношению к любимым местам и родному дому.
Вид из окна. Нескучное. 1910 г. Музей личных коллекций, ГМИИ им. А. С. Пушкина, Москва
Пожалуй, новые, можно сказать, чисто индивидуальные черты восприятия природы явственно дают о себе знать в «Табуне лошадей» (1909 г.), где на фоне широко раскинувшихся лугов, смело и свободно проработанных, изображены энергично написанные группы лошадей с жеребятами. Здесь следует отметить характерную для серебряковских пейзажей этих лет черту – высокий горизонт, что позволяет любовно, со вниманием запечатлеть в тонко прослеженных цветовых оттенках плавные изгибы невысоких холмов.
Среди упомянутых пейзажей постепенно появляются те, что станут характерными для Серебряковой на протяжении всей ее творческой жизни. Их по праву можно назвать «серебряковскими», так явно выражено в них особое, присущее в сильнейшей мере ее творчеству качество – картинность, то есть значительность воплощаемого мотива, обобщенность, композиционная продуманность, стремление к уравновешенности и логичности построения.
Табун лошадей. 1909 г.
Эдгар Дега. Проездка скаковых лошадей. Около 1880 г.
Именно в пейзажах Серебряковой конца 1900-х гг. это качество проявляется с такой ясностью, чтобы утвердиться и развиться, более того, стать характерной чертой и особенностью ее живописи в целом на протяжении всего ее долгого творческого пути. Это крайне важно, так как в эти годы само понятие картинности, стремление художников создавать то, что в классическом искусстве, а позднее в искусстве романтизма было главной целью творчества, то есть картину с присущими ей содержанием и формой, было отодвинуто – в пейзаже – этюдностью (у лучших мастеров в духе «московского» импрессионизма), а в других областях искусства, в том числе и в портрете (который также стал одним из любимых жанров Серебряковой), вытеснялось иными и весьма многообразными поисками (в зависимости от направления, к которому принадлежал художник, от психологизма в духе передвижнического реализма до символизма, кубизма и начальных стадий экспрессионизма).
Конечно, Серебрякова и в период расцвета творчества писала подчас пейзажи этюдного характера, свежие, живые, непосредственные, но главная, самая ценная и значительная часть ее «пейзажного наследия» – пейзажи картинного, по своей сути, характера, возникшие именно в пору ее творческого становления.
Молодой фруктовый сад. Нескучное. 1908–1909 гг.
Уже в одном из первых пейзажей такого рода – «Молодом фруктовом саду» (1908–1909) ясно ощущается новый подход живописца к выбору мотива и его отображению. В пейзаже-картине (а иначе эту работу и трудно определить, несмотря на ее небольшой размер и технику, в этот период особенно любимую Серебряковой, – темперу), написанном одновременно с этюдами цветущих яблонь, нет уже ничего сиюминутного, случайного, все продумано и композиционно построено, причем по принципу, надолго, на много лет, избранному живописцем. Это пейзаж с высоким горизонтом, на дальнем его плане зрительно сходятся два ряда расцветающих фруктовых деревьев, что усиливает ощущение пространства, а еще дальше, за границей сада, виднеется белая, с двумя зелеными куполами церковь Нескучного.
Кроны деревьев, похожие на золотистые с холодноватыми оттенками облака, и белые их стволы выделяются на фоне плотной коричневой земли и как бы поддержаны нежными тонами серо-голубого весеннего неба. Пейзаж благодаря своей лаконичной и продуманной композиции и строгому, лишь на первый взгляд простому и ясному цветовому решению приобретает несомненную монументальность, которой лишена лежащая, по-видимому, в его основе пейзажно-жанровая (в духе ряда «нескучанских» работ Серебряковой тех лет) композиция «Окапывают деревья в саду», где внимание художника сосредоточено, в первую очередь, на живописных пятнах одежды крестьянок и их движениях.
Окапывают деревья в саду. 1908 г.
Один из наиболее впечатляющих примеров такого рода пейзажей – «Зеленя осенью», написанный через несколько месяцев в том же году. Эта работа с особенной полнотой и ясностью заставляет вспомнить впечатления А. Бенуа о «поистине восхитительном в своем просторе… виде» в окрестностях Нескучного и придающих ему «своеобразную живописность» ветряных мельницах. Уходящие вдаль и сливающиеся в перспективе борозды поля, зазеленевшего озимыми, своими живыми изгибами передают мягкую холмистость открытой местности, а три мельницы вдали, на фоне тонущих в голубоватой дымке холмов, подчеркивают безграничность открывающегося перед живописцем – и зрителем – пространства. Вообще этот мотив уходящего к горизонту вспаханного или зазеленевшего поля, мотив бесконечных далей и осеняющего их весеннего или осеннего неба – один из особенно вдохновлявших Серебрякову.
Зеленя осенью. 1908 г. Третьяковская галерея, Москва
Задача отображения просторов вокруг Нескучного привлекает ее и в последующие годы. Такова картина «На лугу. Нескучное», где открывается ширь мягко зеленеющего луга с пасущимся на нем стадом. На первом плане изображена крестьянка с ребенком на руках, а вдали синеют и желтеют под голубизной летнего неба холмы.
Следуя по стопам горячо любимого ею А. Венецианова и художников русского бидермейера, Зинаида Серебрякова в своей картине создает образ полей и лугов Нескучного как собирательный, балансирующий на грани эпики с лирикой, образ родной природы и природы вообще. Высокая точка обзора вкупе с высокой линией горизонта ставят акцент на изображении земли, которая является здесь едва ли не основным, активно воздействующим на зрителя персонажем. Обращенная вдаль фигура крестьянки, сидящей у самой кромки холста, и повернутая к зрителю румяная мордочка малыша, позволяют более энергично распахнуть пространство картины в обоих направлениях, охватить и согреть его живым человеческим взором. Размеренный ритм тонких линий и цветовых пятен задает спокойное состояние, отвечая идиллическому характеру полотна и его жизнеутверждающему смыслу.
На лугу. Нескучное. 1912 г. Нижегородский художественный музей
Однако, прибегнув к звонким декоративным решениям и образным обобщениям, художница явно стремится выйти за рамки чистой повествовательности, как в формальном отношении, так и в содержательной части своего полотна. Играя на тонких струнах ассоциативных связей, она словно отсылает нас к древнему иконографическому сюжету «Поклонения пастухов», зачастую используемому в иконописи и в живописи, как составляющая более развернутой композиции «Поклонения волхвов» и «Рождества Христова».
Обращение к авторитету священных образов из огромного арсенала мировой классики было тогда излюбленным эстетическим приемом в живописи. Здесь можно вспомнить работы К. Петрова-Водкина, написавшего в том же 1912 году «Купание красного коня», вышеупомянутого Б. Кустодиева, Н. Рериха и многих других. Впрочем, в случае с Серебряковой речь идет не столько об искусстве русского средневековья, традиции которого только начинали заново осваиваться, сколько о живописи итальянского Ренессанса, глубоко ею почитаемого. Так, оттолкнувшись от жанра пейзажа, Серебрякова, в конечном итоге, подводит нас к образу мировой целостности под неусыпным и любящим взором Господа и его пречистой Матери, будто зашифрованных в фигурах женщины и младенца.
Перед грозой. Нескучное. 1911 г.
Иногда же живописец стремится передать движение облаков, беспокойное состояние природы – и появляется удивительная по декоративному изяществу композиция «Перед грозой» (1911 г.) с беспокойным, покрытым облаками небом, проглядывающим сквозь изогнутые стволы и переплетающиеся ветви расположенных на переднем плане деревьев. В этой небольшой, как обычно, работе – та же обобщенность и точность взгляда на природу, что и в «полевых» пейзажах, та же безусловность «картинного» восприятия мотива.
В работах Серебряковой мир всегда удивительный и ослепительно юный, но при этом родной и близкий. В этом ее отчасти можно сравнить разве только с Б. Кустодиевым. Будучи в равной степени сильными портретистами и жанристами, они оба обладали редким даром невинного любования и богатой фантазией при способности сохранять прочные связи с реальностью.
Осень. 1910 г. Киевская картинная галерея
Пейзаж навсегда останется одним из очень интересовавших Серебрякову жанров. Но подлинный большой успех и широкую известность в кругу настоящих любителей живописи, и прежде всего мирискусников во главе с А.Н. Бенуа, принесло ей портретное творчество конца 1900-х – начала 1910-х годов. О нем мы расскажем в следующей заметке. #РусскаяЖивопись
Мир искусства Зинаиды Серебряковой (док. фильм, телеканал "Культура")
АРТ ЛАБИРИНТЫ истории
:Алла Зыбайло
ЗИНАИДА СЕРЕБРЯКОВА: светлая художница, нечаянная эмигрантка
К 140-летию одной из самых известных русских художниц
Она принадлежала к поколению, строившему русское искусство XX века. Реалистическая живопись Серебряковой, насыщенная новыми для того времени достижениями и стилистическими изысканиями, не только обогатила российское искусство, но и оказала огромное влияние на творчество многих русских и французских мастеров кисти. Ее творческий путь поражает удивительной наполненностью и последовательностью – от знаменитого автопортрета «За туалетом» и «крестьянской сюиты» 1910-х годов до великолепной серии марокканских работ эмигрантского периода.Творческая и жизненная судьба Зинаиды Евгеньевны Серебряковой, несмотря на ее, казалось бы, замкнутый, застенчивый, «домашний» характер и, одновременно, на ее необычайно радостное, светлое и жизнеутверждающее в своей основе искусство, – эта судьба глубочайшим образом зависела от времени, в которое ей довелось существовать, – от жестокого и «взрывного» XX века. Впервые выступив перед зрителями в 1909 году, одарив их автопортретом («За туалетом») – подлинной «улыбкой во весь рот» (слова А. Н. Бенуа), она прожила жизнь не так, как предсказывали ее первые, полные истинного «живописного счастья» шаги, а по сути своей – и в восприятии художника – тяжко и трагически. Ей было суждено родить четверых детей, овдоветь, сменить Харьков на Петроград, а потом и на Париж и там успокоиться на кладбище Сен-Женевьев- де-Буа.
Наследница родового таланта
Она родилась 12 декабря 1884 года в имении своих родителей – усадьбе Нескучное, что находилось в 30 верстах от Харькова и была шестым ребенком в семье Бенуа-Лансере. Все члены ее семьи так или иначе были связаны с искусством. Отец Зинаиды, Евгений Александрович Лансере, внук оставшегося в России пленного наполеоновского офицера, профессионально занимался скульптурой малых форм. Мать, Екатерина Николаевна Бенуа, была дочерью известного петербургского архитектора Николая Леонтьевича Бенуа, одним из предков которого являлся венецианский (по происхождению) композитор и театральный организатор Катарино Кавос. Прадед же ее, Альберт Катаринович Кавос, стал выдающимся архитектором, строителем театральных зданий, в том числе Мариинского театра в Петербурге и Большого в Москве, а также автором теоретического труда по строительству театров.Стоит ли говорить, что дети в доме Бенуа и, конечно, Лансере с самого детства хорошо рисовали. На природе, в кабинете деда или квартире «дяди Шуры» (так звала Зина Александра Николаевича Бенуа) младшая Лансере с упоением наблюдала, как создаются прекрасные картины. Старшие братья на глазах сестры один за другим связывали свою жизнь с искусством: Евгений начал учиться в школе при Обществе поощрения художеств, а Николай поступил на архитектурное отделение Петербургской Академии художеств.
Неоконченное обучение и замужество
Однако на становление Серебряковой-живописца имели влияние и другие, чисто семейные, на первый взгляд, обстоятельства. В декабре 1898 года умирает Николай Леонтьевич Бенуа, дед Зины. Это, по существу, было первым большим горем, которое ей, восприимчивому и сильно чувствующему подростку, довелось пережить. После смерти Николая Леонтьевича семья Лансере стала систематически ежегодно проводить в Нескучном весну, лето и раннюю осень. И, очевидно, жизнь в деревне не оказывала до этого времени на Зину такого неизгладимого и глубоко осознанного воздействия, прежде всего своей живописной стороной, как это случилось теперь, в 1899 году и в последующие годы. Впечатления, получаемые Зиной от пребываний в Нескучном, были необыкновенно сильны и во многом определили дальнейшее ее творчество не только юношеских, но и зрелых лет.Это совместное пребывание в Риме сыграло, несомненно, большую роль в формировании юной художницы, так как общение с Бенуа было, по словам той же Остроумовой, «отличной школой» ознакомления с искусством античности, живописью и скульптурой великих мастеров Возрождения. Затем Екатерина Николаевна и девочки Лансере проводят несколько дней в Вене, где осматривают один из богатейших в Европе Художественно-исторический музей, а также знакомятся с современным искусством на Венском Сецессионе (Екатерина Николаевна достаточно точно объясняет дочерям особенности живописи «новых» живописцев – «видишь мазки, краски, неоконченность, а отойдешь, натура так и бьет, свет правдивый и выбор сюжета близкий к нам, очень хорошо!..»
Обучение в студии Академии было хаотичным и не давало систематических знаний и умений, а вот осмотр Лувра и множества парижских галерей, знакомство с классической и современной французской живописью оставили след в душе начинающей художницы. Ее увлекает живопись Ренуара, а больше всего – Дега, любовь к которому останется с ней на всю жизнь.
Первенцы
Весной 1906 года Зинаида Евгеньевна с матерью и мужем вернулась в Петербург. Пять лет – с середины 1906-го по 1911 год – были для Серебряковой временем счастливым, заполненным и чисто семейными, и значительнейшими творческими свершениями. Именно в эти годы она из талантливого начинающего живописца становится мастером со своим лицом, притом мастером, иногда интуитивно, а иногда и совершенно осознанно, решающим важные для русского искусства этих лет задачи.Одновременно Серебрякова уделяет все больше и больше внимания живописному пейзажу, стремясь запечатлеть столь любимое ею Нескучное и его окрестности. Вначале ее пейзаж еще тесно связан с так привлекающими ее сценами крестьянского быта, а по мере более глубокого живописного его познавания становится нетрадиционным, характерно «серебряковским». К «чистому» пейзажу она приходит через типично деревенские этюды, например, через характерный деревенский «интерьер» – «Телятник» (конец 1900-х гг.), в котором с одинаковым интересом и тщанием изображены милые ее сердцу трогательные телята (она унаследовала от отца любовь и интерес к животным) и более чем скудная «обстановка» помещения с маленьким подслеповатым оконцем.
Среди упомянутых пейзажей постепенно появляются те, что станут характерными для Серебряковой на протяжении всей ее творческой жизни. Их по праву можно назвать «серебряковскими», так явно выражено в них особое, присущее в сильнейшей мере ее творчеству качество – картинность, то есть значительность воплощаемого мотива, обобщенность, композиционная продуманность, стремление к уравновешенности и логичности построения.
Конечно, Серебрякова и в период расцвета творчества писала подчас пейзажи этюдного характера, свежие, живые, непосредственные, но главная, самая ценная и значительная часть ее «пейзажного наследия» – пейзажи картинного, по своей сути, характера, возникшие именно в пору ее творческого становления.
Кроны деревьев, похожие на золотистые с холодноватыми оттенками облака, и белые их стволы выделяются на фоне плотной коричневой земли и как бы поддержаны нежными тонами серо-голубого весеннего неба. Пейзаж благодаря своей лаконичной и продуманной композиции и строгому, лишь на первый взгляд простому и ясному цветовому решению приобретает несомненную монументальность, которой лишена лежащая, по-видимому, в его основе пейзажно-жанровая (в духе ряда «нескучанских» работ Серебряковой тех лет) композиция «Окапывают деревья в саду», где внимание художника сосредоточено, в первую очередь, на живописных пятнах одежды крестьянок и их движениях.
Следуя по стопам горячо любимого ею А. Венецианова и художников русского бидермейера, Зинаида Серебрякова в своей картине создает образ полей и лугов Нескучного как собирательный, балансирующий на грани эпики с лирикой, образ родной природы и природы вообще. Высокая точка обзора вкупе с высокой линией горизонта ставят акцент на изображении земли, которая является здесь едва ли не основным, активно воздействующим на зрителя персонажем. Обращенная вдаль фигура крестьянки, сидящей у самой кромки холста, и повернутая к зрителю румяная мордочка малыша, позволяют более энергично распахнуть пространство картины в обоих направлениях, охватить и согреть его живым человеческим взором. Размеренный ритм тонких линий и цветовых пятен задает спокойное состояние, отвечая идиллическому характеру полотна и его жизнеутверждающему смыслу.
Обращение к авторитету священных образов из огромного арсенала мировой классики было тогда излюбленным эстетическим приемом в живописи. Здесь можно вспомнить работы К. Петрова-Водкина, написавшего в том же 1912 году «Купание красного коня», вышеупомянутого Б. Кустодиева, Н. Рериха и многих других. Впрочем, в случае с Серебряковой речь идет не столько об искусстве русского средневековья, традиции которого только начинали заново осваиваться, сколько о живописи итальянского Ренессанса, глубоко ею почитаемого. Так, оттолкнувшись от жанра пейзажа, Серебрякова, в конечном итоге, подводит нас к образу мировой целостности под неусыпным и любящим взором Господа и его пречистой Матери, будто зашифрованных в фигурах женщины и младенца.
В работах Серебряковой мир всегда удивительный и ослепительно юный, но при этом родной и близкий. В этом ее отчасти можно сравнить разве только с Б. Кустодиевым. Будучи в равной степени сильными портретистами и жанристами, они оба обладали редким даром невинного любования и богатой фантазией при способности сохранять прочные связи с реальностью.
#РусскаяЖивопись