АРТ ЛАБИРИНТЫ истории

:

Алла Зыбайло

13 янв

2.2. Романтический гротеск

Продолжение цикла "Метафизика европейского романа"

Природа комического в повести Э.Т. Гофмана "Крошка Цахес, по прозвищу Циннобер"

Сегодня речь пойдет о явлении, парном гофмановской готике, гофмановскому «черному роману». Это явление называется «романтический гротеск». Прибегая к романтическому гротеску, немецкие авторы первой трети XIX века добиваются особого рода комического эффекта. Они как бы глядят на действительность с особой точки зрения, сверху вниз, прикладывают к действительности меру вечного и абсолютного. Великое у романтиков смеется над мелочным, «духовная сущность строит гримасы» (Новалис). «Духовная сущность строит гримасы» видимости. Так разоблачаются иллюзии, внушенные бытом и привычками: то, что казалось важным, в свете гротеска оказывается смешным пустяком.
Обложка повести "Крошка Цахес". Э.Т. Гофман. Автопортрет. До 1822 г.
Обложка повести "Крошка Цахес". Э.Т. Гофман. Автопортрет. До 1822 г.
Задача романтического гротеска – освободить явления и вещи из плена привычек, добиться того, что Фридрих Шлегель называл «взрывом скованного сознания». Вот таким взрывом скованного сознания занимается Гофман в своей знаменитой повести «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер», в «безумной сказке», так автор сам определил свое жанровое смещение. В центре этой сказки некое существо, персонаж, который дал ей название. Это и есть воплощение гротеска, сам воплощенный гротеск. Если мы хотим представить себе гротеск в образе, это и есть крошка Цахес, по прозванию Циннобер: «Голова малыша глубоко вросла в плечи, и весь он, с наростом на спине и на груди, коротким туловищем и длинными паучьими ножками, напоминал посаженное на вилку яблоко, на котором вырезана диковинная рожица».

Но дело, естественно, не в облике крошки Цахес. Гротеск у Гофмана гораздо шире и глубже. Собственно, персонаж этой сказки является индикатором гротеска. Без его разоблачающего воздействия иные общественные явления казались бы в порядке вещей, но стоит ему появиться – и вокруг в любом явлении обнаруживается нелепое и фантастическое.

Сюжет повести начинается с контраста: прекрасная фея Розабельверде наклоняется над корзиной с маленьким уродцем, крошкой Цахес. Рядом с корзиной спит мать этого крохотного оборотня, она устала нести тяжелую корзину и сетовать на свою несчастную судьбу. Завязка повести не только контрастна, но и иронична: сколько всяких неприятностей случится оттого, что сжалилась тогда красавица фея над безобразным ребенком и одарила крошку Цахеса волшебным даром золотых волосков.
Фея Розабельверде и крошка Цахес. Иллюстрация к повести Э.Т. Гофмана "Крошка Цахес". Ок 1819-1820 гг.
Фея Розабельверде и крошка Цахес. Иллюстрация к повести Э.Т. Гофмана "Крошка Цахес". Ок 1819-1820 гг.
Но только ли состраданием к уродцу руководствовалась прекрасная фея? И в чем смысл этого дара, а именно золотые волоски? Чтобы понять это, стоит проследить дальнейший сюжет. Но прежде нам нужно выяснить предысторию. Дело в том, что сама фея, которая совершает это волшебство, находится в гротескной ситуации. Она родом из волшебной страны Джиннистан. Такие названия, как Джиннистан, возникают из увлечения сказками «Тысячи и одной ночи», надо сказать, очень бурное увлечение в XVIII начале XIX века. В немецкий романтизм Джиннистан попадает через Новалиса, и эту страну прямо из рук Новалиса принимает в свою сказку Гофман. Так вот, фея Розабельверде родом из страны Джиннистан, но она переселилась вместе с подругами феями в некое идиллическое немецкое княжество.
Камиль Адольф Рожье. Иллюстрация к повести Гофмана "Крошка Цахес". 1840 г.
Камиль Адольф Рожье. Иллюстрация к повести Гофмана "Крошка Цахес". 1840 г.
Но тут появился в этом княжестве князь Пафнутий и решил ввести просвещение. А что такое просвещение? Это бой метафизике. Вот что такое просвещение. Это бой чудесам, которые князь Пафнутий называет предрассудками. Ирония Гофмана заключается в том, что насаждение просвещения он понимает как полицейские меры против фантазии и веры в чудеса. Фантазию решили лишить крыльев. Цитата: «…Крылатых коней также можно для опыта приручить и сделать полезными тварями, обрезав им крылья и давая им корма в стойлах». А фей из этого княжества изгоняют обратно в Джиннистан. Но не просто изгоняют туда, а еще объявляют, что этой волшебной страны вовсе не существует, – такой парадокс. Только некоторые из фей закрепились все-таки в немецком княжестве и остались под надзором.

И вот каково же могущественной фее жить в княжестве, где, согласно официальному вердикту, фей не существует? Да еще при этом она должна скрываться под личиной канонисы приюта для благородных девиц. Вот ситуация феи, поэтому ее жест на самом деле на границе иронии и гротеска. Ее чары вскоре начнут действовать именно в просвещенном княжестве. И вот каким образом. Стоит появиться рядом с крошкой Цахес какому-нибудь красавцу – все начинают восхищаться красотой крошки Цахес. Если рядом с ним кто-то будет читать стихи, все станут аплодировать именно Цинноберу. Скрипач отыграет концерт – все подумают, это Цахес. Студент с блеском сдаст экзамен – вся слава достанется Цахесу. Чужие заслуги перейдут ему.
Йозеф фон Дивеки. Иллюстрация к повести Э.Т. Гофмана "Крошка Цахес". 1911 г.
Йозеф фон Дивеки. Иллюстрация к повести Э.Т. Гофмана "Крошка Цахес". 1911 г.
И наоборот: его нелепые ужимки и невнятное бормотание перейдет другим. Золотые волоски этого крохотного оборотня будут присваивать и отчуждать лучшие свойства и достижения окружающих. оответственно, затем крошка Цахес по сюжету делает блестящую карьеру при дворе князя Барсануфа, наследника того реформатора князя Пафнутия. Цахес что-нибудь промямлит – князь и свита восхищаются: новый чин Цахесу, орден Цахесу. И он дорастает до министра иностранных дел, всесильного временщика. И чем больше поднимается маленький уродец по общественной лестнице в благоустроенном обществе, в просвещенном государстве, тем сильнее вопрос: чего тогда стоят разум, просвещение, общество, государство? Если Цахесу присваивают новые чины, чего стоят чины? Ордена дают ему – чем они лучше детских игрушек?

Таким образом, коварный фокус с Циннобером, который проделывает притесняемая и изгоняемая фантазия, воплощенная в лице феи, весело мстит угнетающим ее здравому смыслу и трезвому рассудку. Она бьет по ним парадоксом, уличает в несостоятельности, ставит диагноз. Здравый смысл оказывается бессмысленным, рассудок безрассуден. волоски у крошки Циннобера не просто так золотые: чары крошки Цахеса начинают действовать, когда он оказывается около монетного двора. Золотые волоски метонимически подразумевают власть денег. Одарив уродца золотыми волосками, фея также намекает на слабое место, больное место разумной цивилизации, на ее одержимость золотом, манию накопительства и расточительства. Безумная магия золота такова, что в оборот поступают, присваиваются и отчуждаются природные свойства, таланты, души. Вот над этим посмеялась фея, пустив в ход крошку Цахеса с тремя золотыми волосками.
Йозеф фон Дивеки. Иллюстрация к повести Э.Т. Гофмана "Крошка Цахес". 1911 г.
Йозеф фон Дивеки. Иллюстрация к повести Э.Т. Гофмана "Крошка Цахес". 1911 г.
А как рассеять эти чары? Что противостоит гротеску? Разумеется, для этой цели Гофман вводит своего излюбленного героя. Мы знаем, что Гофман делит своих персонажей на музыкантов и филистеров, то есть тех, кто понимает магию мира, и тех, кто не в состоянии воспринять ее, кто ее отвергает в своей слепоте. Так вот, именно музыкант должен рассеять чары, которые фея придала золотым волоскам крошки Цахес. Вот музыкант Бальтазар гуляет с филистером Фабианом. «О Фабиан, – говорит Бальтазар, – в собственной моей груди рождается какой-то дивный гений, я внимаю, как он ведет таинственные речи с кустами, деревьями, струями лесного ручья…»

Фабиан досадует на это: «Старая песня», «Истинное удовольствие гулять за городом с нашим профессором Мошем Терпином. Он знает каждое растеньице, каждую былинку и скажет, как она называется и к какому виду принадлежит, и притом он рассуждает о ветре и о погоде…» Бальтазар возражает: «Манера профессора рассуждать о природе разрывает мне сердце. Или, лучше сказать, меня охватывает зловещий ужас, словно я вижу умалишенного, который в шутовском безумии мнит себя королем и повелителем и ласкает сделанную им же самим соломенную куклу, воображая, что обнимает свою царственную невесту».

Таким образом, другая сторона гротеска – это отношение научного сознания к природе. Так и чувствуется Тютчев здесь: «Не то, что мните вы, природа: // Не слепок, не бездушный лик». У Гофмана – соломенная кукла. Вот уроки Моша Терпина, этого профессора: обездушить природу, превратить ее в некий чистый объект. И это становится основанием гротеска.
Сергей Алимов. Бальтазар и Кандида. Иллюстрация к повести Гофмана "Крошка Цахес"
Сергей Алимов. Бальтазар и Кандида. Иллюстрация к повести Гофмана "Крошка Цахес"
Расколдовать гротеск может только истинный музыкант. Музыка природы дает Бальтазару надежду в его беде: когда его невеста, прекрасная Кандида, уже пребывает во власти тех самых Цинноберовских золотых волосков, он ждет помощи, вслушиваясь в звонкие звуки рожка, в небесную музыку, что заключена в ропоте вечернего ветра, наполняющем лес. в конце концов помощь приходит ему в лице волшебника Проспера Альпануса. За то, что мечтательный студент одарен внутренней музыкой, ему награда: он вырвет у Цахеса его магические волоски, лишит его чар, женится на прекрасной Кандиде и наконец получит волшебное наследство от Проспера Альпануса.

А Фабиану, филистеру, тоже будет наказание за его неверие в чудеса и душевную глухоту. Пока волшебник не избавит самоуверенного школяра от заклятия, рукава его фрака будут собираться к плечам, а фалды – волочиться за ним на шесть локтей. Почему именно это наказание выбирает Проспер Альпанус? Чтобы показать, насколько раздуты в обществе условности и какое преувеличенное значение придается в нем пустякам, длине фрака, например. В игре волшебника с рукавами и фалдами указание: вещи в обществе заслоняют суть, за вещами уже не видят ни человека, ни природы. «Ах, кто-то ходит в слишком длинном или слишком коротком фраке – значит, он еретик, смутьян-рукавианец или заговорщик-фалдист». Так рассуждают здравомыслящие люди, ослепленные культом вещей. Проспер Альпанус заставляет филистерскую логику обернуться против самого филистера.
Сергей Алимов. Проспер Альпанус. Иллюстрация к повести Гофмана "Крошка Цахес"
Сергей Алимов. Проспер Альпанус. Иллюстрация к повести Гофмана "Крошка Цахес"
Итак, Проспер Альпанус, наказав филистера, награждает музыканта. Вроде бы воцарилась гармония. Но нет, Гофман верен себе: окончательного торжества гармонии не бывает у него никогда. Тут вступает в дело романтическая ирония. Вслед за гротеском всегда она идет в обязательном порядке. Гармония обязательно должна смениться диссонансом. Даже доброе волшебство, обеспечивающее счастливую сказочную концовку, не лишено гротеска. Отныне оно будет направлено на то, чтобы кастрюли в доме Бальтазара, музыканта, и его невесты, а потом жены Кандиды никогда не перекипали, а блюда не подгорали. Магия убережет мебельные чехлы от пятен, не даст разбиться фарфоровой посуде, обеспечит на лугу позади дома хорошую погоду, чтобы быстро сохло белье после стирки. Чем объясняется решение волшебника?

Именно логикой романтической иронии, тем, что всякое человеческое движение двоится. Оказывается, что за музыкантом угадывается филистер. Оказывается, что высокие помыслы всякий раз оступаются и сваливаются в мещанскую логику. Одним словом, природа человека двойственна и гротеск скрывается в каждом из нас. Все мы гротескны, если посмотреть на нас с точки зрения абсолюта.

Из курса лекций М. Светлова "Метафизика европейского романа" на сайте magisteria.ru (доступ к контенту платный).
#ЗарубежнаяЛитература

Комментарии