ВОСКРЕШАЛ ИЗ МЁРТВЫХ».

Невероятная история пленного хирурга Георгия Синякова.
Это было уже после войны, в феврале 1946 года: в челябинскую медсанчасть Кировского завода пришёл устраиваться на работу врач-хирург. Он стоял на пороге в старом армейском обмундировании и ничем не отличался от других приходящих врачей, поэтому никто даже и не предположил, что ему довелось пережить... Этим врачом был Георгий Фёдорович Синяков - его приняли на работу, он начал работать в челябинской больнице и спасать пациентов одного за другим, а уже через несколько месяцев его назначили заведующим отделением. Вскоре по городу пошёл слух о новом чудо-враче, который мог справиться буквально с любой операцией. Правда, вместе с восхищением и похвалой ходили и другие разговоры - люди шептались о том, что доктор Синяков побывал в плену и о том, что ему нужно регулярно отмечаться в НКВД. Сам хирург на эту тему никогда не высказывался, а когда его спрашивали, почему после войны ему не вручили никаких наград, то отвечал: «Плен - это беда, несчастье человека, а разве за несчастье награждают?»
О том, что Георгий Фёдорович не просто находился в плену, а был настоящим спасителем для узников концлагеря, стало известно только спустя много лет после войны, в 1961 году. Тогда в «Литературной газете» была опубликована статья про лётчицу Анну Егорову, в которой Синяков был упомянут как врач, благодаря которому так называемая «летающая ведьма» осталась в живых.
Анна Егорова попала в немецкий плен после того, как её самолёт был сбит 22 августа 1944 года в воздушном бою над Студзянками. Она получила серьёзные ожоги и ранения. Немцы решили устроить публичную казнь советской лётчицы, но сначала отправили её подлечиться в надежде раздобыть у неё важные сведения перед расправой. И Егоровой повезло - она попала в руки к доктору Синякову. Он не только выходил её, но и помог избежать расправы. Позже Анна рассказывала, как Георгий Фёдорович маскировал её затягивающиеся раны под страшные гнойные области на теле. Это выглядело так ужасно, что немцы боялись даже приближаться к ней. А на самом деле в то время, как гитлеровцы думали, что Егорова при смерти, она шла на поправку.
После той публикации о докторе Синякове начали писать и другие советские издания, и слава о нём разлетелась по всей стране. Десятки бывших военнопленных узнали в нём того самого доктора, спасшего им жизнь, и буквально завалили его письмами и фотографиями. Сотни человек трогательно благодарили доктора Синякова, вспоминая о том, как он обманывал гитлеровцев и организовывал им побеги, и рассказывая, как сложилась их дальнейшая жизнь. А скромный врач-хирург, ещё в концлагере получивший имя «чудесный русский доктор», никогда доселе не рассказывавший о войне, лишь говорил, что просто выполнял свой долг, и «не в плену победа делалась».

На момент начала войны 38-летний Георгий Синяков заведовал хирургическим отделением в городе Шахты Ростовской области, и уже в июне 1941 года его призвали на фронт. Каждый день ему, как и сотням других врачей, приходилось доставать с того света раненых солдат, а так как события происходили на Юго-западном фронте, где в начале войны были самые ожесточенные бои, работы у доктора было более чем достаточно. Когда же гитлеровцы стремительно начали подступать всё ближе, смещая линию фронта, советские солдаты были вынуждены отступать. Однако в полевом госпитале оставалось множество раненых солдат, которые не могли уйти самостоятельно, и доктор Синяков принял решение остаться с ними. Вот тут-то вместе со своими пациентами врач и был настигнут немцами и схвачен в плен.

Сначала доктора поместили в Дарницкий концентрационный лагерь, а в мае 1942 года перевели в другой - Кюстринский международный лагерь военнопленных неподалёку от Берлина. Спустя годы Георгий Синяков не раз будет вспоминать те жуткие времена, и особенно первые дни.
«Когда всех пленных погнали на запад, - рассказывал он, - повозки были переполненными, поэтому многим пришлось идти пешком. От усталости, болезней, недоедания и ран солдаты падали на землю и уже не могли встать. Тогда немцы их просто расстреливали. … Через несколько дней всех нас пригнали в деревню, и тогда я увидел страшное. Это было за гранью моего понимания. За колючей проволокой сидели маленькие дети, женщины и старики, а одна из малышек, не переставая, кричала от жажды. Я попытался найти хоть немного воды для ребёнка, но безуспешно - солдатские фляжки были осушены до дна...»

Вместе с матерью девочки доктор решился на отчаянный шаг. На следующий день их должны были вести через деревню, где обычно стояли местные жители, и Синяков предложил женщине отдать девочку жителям деревни, чтобы те смогли о ней позаботиться. Женщина решилась, ведь это был шанс на спасение. «Возле одной из хат мы обратили внимание на старушку и стоящего рядом с ней мальчика лет восьми, - вспоминал спустя годы доктор. - Мы дали ему понять, чтобы он взял девочку. Мальчик подошёл, ему передали малышку, и он побежал. Но немцы заметили, и начали стрелять. Мальчик упал сражённый пулей. Убили и девочку. Тогда из колонны выбежала мать, кинулась на ближайшего фашиста и начала его душить. Немцы прикончили её пулей. У меня часто стоит перед глазами эта жуткая сцена...»

В лагере у доктора Синякова начались тяжёлые будни. Условия там были зверские, еды не хватало, и люди массово умирали - кто от голода, кто от болезней. Когда немцы узнали, что один из новых прибывших - врач, решили устроить ему проверку в надежде, что тот её провалит. «Они устроили целое шоу, - рассказывал Синяков, - собрали нацистов всех высоких званий и заставили меня сделать резекцию желудка одному из лагерных пациентов. Никто из них не верил, что какой-то советский врач может с этим справиться, ведь нацисты были твёрдо убеждены, что любой их санитар лечит людей лучше, чем самый квалифицированный советский хирург...» Тем временем, он взялся за работу и уверенно справился с испытанием, произведя неизгладимое впечатление на гитлеровцев. После этого ему было разрешено лечить больных пленных.

До этого больными здесь особо никто не занимался, поэтому появление врача в лагере было настоящим спасением для многих узников. Каждый день Синяков делал десятки сложнейших операций, из-за чего и получил особое уважение среди пленных - и не только. Сами нацисты начали относиться к нему лояльно после того, как доктор спас сына одного гестаповца.
Во время ужина у мальчика застряла в горле кость, он начал задыхаться, и когда к нему спешно привели советского доктора, тот спас ему жизнь. В благодарность за это Синякову увеличили паёк и позволяли намного больше, чем другим пленным в лагере.

Однако за уважением немцев Георгий Фёдорович не гнался, он думал лишь о том, как спасти умирающих пленных, а некоторых и вовсе - освободить из лагеря. Тот же увеличенный паёк он старался разделять между заключёнными, а сало обменивал на картошку и хлеб, чтобы накормить как можно больше людей. Воспользовавшись своим положением, доктор подружился с немецким переводчиком Гельмутом Чахером, который сочувствовал пленным (когда-то он учился в СССР и был женат на русской женщине, Клавдии Осиповой, с которой незадолго до войны приехал в Германию). Вместе они начали устраивать побеги заключённых, а делать это удавалось с помощью хитрости, которой узники научились у Синякова. Доктор показал им, как можно имитировать смерть, замедляя дыхание и пульс. Когда констатировалась смерть военнопленных, их вывозили в ров неподалёку и сбрасывали тела в кучу. Именно там «умершие» пленные «воскресали» и уходили подальше от лагеря.

Чахер, хорошо знающий местность, разрабатывал маршрут побега из Кюстрина, рисовал карту, которая вручалась вместе с часами и компасом тем, кто решился на побег. Военнопленный Кюстринского лагеря, писатель Илья Эренбург вспоминал: «К концу ноября 1944 года, доведённый до полного изнеможения, я должен был погибнуть. Но меня спасли двое. Русский военнопленный доктор Синяков, который начал работать в лазарете, и немец-переводчик капрал Чахер. Благодаря им меня поместили в отдельный бокс для больных туберкулёзом, куда немецкий персонал старался не заходить…» В этом инфекционном боксе Илья Эренбург «воскрес», перешёл линию фронта и закончил войну офицером в Берлине. Чудом сохранилась фотокарточка Ильи Григорьевича, которую он прислал «русскому доктору», с надписью на обороте, что именно Синяков спас его в самые трудные дни жизни и заменил ему отца.
Так, под номерами умерших в инфекционных бараках, куда фашисты боялись сунуть нос, доктор Синяков и его помощник прятали многих узников, готовившихся к побегу. В итоге им удалось освободить сотни военнопленных. А в августе 1944 года в лагерь попала та самая лётчица Анна Егорова. И то, что она выжила, тоже можно назвать лишь чудом. «Всех пленных согнали в одну колонну, - вспоминала лётчица. - Окружённая озверелыми немецкими конвоирами и овчарками, эта колонна потянулась к Кострюкинскому лагерю. Меня несли на носилках, как носят покойников на кладбище, товарищи по беде. И вдруг я слышу голос одного из несущих носилки: «Держись, сестрёнка! Русский доктор Синяков воскрешает из мёртвых!»»

Когда Синяков осмотрел новую прибывшую пленную, в тайнике сапога он обнаружил её награды и партийный билет. Всё это он позже спрятал в банке с ядом при помощи того же Чахера. И после осмотра Егоровой настоял, чтобы именно он занимался её лечением. «Лечить лётчицу и тратить на неё медикаменты никто не собирался. Я же пообещал Анне, что поставлю её на ноги, - вспоминал доктор, - её раны были не смертельны, но требовали должного лечения, и вместе мы придумали план: будем лечить раны и ожоги, но обдурим надсмотрщиков». Каждый день доктор Синяков приносил лётчице еду и залечивал раны, обрабатывая их рыбьим жиром и специальной мазью, благодаря которой раны казались свежими, но на самом деле они прекрасно затягивались. Однако вскоре немцы что-то заподозрили и решили отстранить Синякова от лётчицы, приставив к ней другого врача. Однако это совпало с тем временем, когда советские войска уже уверенно шли в сторону Берлина, и освобождение пленных было лишь делом времени.

Так и произошло. Немцы начали спешно покидать лагерь, но перед этим решили уничтожить оставшихся больных и раненых, а их было около трёх тысяч человек. И хотя доктору Синякову сказали, что его не тронут, он решил заступиться за оставшихся узников и пошёл разговаривать с гестаповцами. Что именно он говорил им за закрытой дверью, неизвестно, но после этого все они покинули лагерь, не сделав ни единого выстрела. А вскоре сюда пришла советская армия, и пленные были освобождены.
Но на этом война для Георгия Фёдоровича не закончилась, и в первые дни после освобождения он прооперировал несколько десятков танкистов в полевом госпитале. Так Синяков и спасал бойцов до самого окончания войны, дошёл до Берлина и оставил свою подпись на Рейхстаге.

Приёмный сын Георгия Фёдоровича, Сергей Мирющенко, позже рассказывал такой любопытный случай. Георгий Синяков никогда не любил пиво. Но однажды в лагере стал свидетелем спора другого пленного советского доктора с немецким унтер-офицером. Отважный доктор говорил ему, что обязательно ещё увидится с ним в Германии, в Берлине, и выпьет кружку пива за победу советского народа. На что офицер лишь рассмеялся ему в лицо: мы наступаем, берём советские города, а вы гибнете тысячами, о какой победе ты говоришь?.. Синяков не знал, что стало с тем пленным доктором, и поэтому в память о нём и о всех несломленных солдатах, будучи в Берлине в мае 1945-го, решил зайти в какой-то берлинский кабачок и пропустить кружку пенного напитка - за Победу.

…После публикации в «Литературной газете» и без того огромное уважение со стороны челябинцев, кажется, взлетело до небес. В том же году Георгия Синякова избрали депутатом, ему даже хотели дать награду Героя СССР, но этого так и не произошло, по одной из версий, из-за пленного прошлого. Но со всех уголков страны доктору теперь приходили письма от военнопленных, которых он спас; несколько раз они даже устраивали встречи. К обрушившейся на него славе хирург относился спокойно, продолжая, как и прежде делать своё дело - спасать пациентов в обычной городской больнице.

Настолько ценного специалиста ценил и уважал весь город. Однажды вечером медики скорой помощи везли пациента с ножом в груди, которому нужна была срочная операция. Сделать её мог только Синяков, но в это время он был в кинотеатре вместе с супругой. Тогда врачи приехали и остановили сеанс, чтобы позвать Георгия Фёдоровича на помощь. Конечно, хирург тут же поехал в больницу, и всё закончилось успешно.
Внучка Георгия Синякова, дочь его приёмного сына (своих детей у доктора не было), оставила много воспоминаний о своём дедушке: «Он был добр ко всем людям. У него была великолепная память, которая порой просто поражала меня. Он наизусть цитировал произведения Гюго, а они написаны не самым простым языком. Дедушка на равных общался со всеми людьми, будь то академики или дети из приходской школы, со всеми он был максимально интеллигентным и вежливым... Анекдоты ходили, что дедушка мог и десятиэтажным матом воспользоваться при необходимости, но дома я ни одного плохого слова от него не слышала. … Родной отец моего папы дружил с дедушкой ещё со времён института, они вместе работали. Но он рано умер от туберкулёза, поэтому Георгий Фёдорович взял мальчика под своё крыло».

Свою жизнь после войны доктор Синяков провёл с супругой Тамарой, которая тоже была врачом. Так и прожили они вместе - до самой его смерти в феврале 1978 года. Когда весть о том, что знаменитого доктора не стало, распространилась по Челябинску, сотни горожан пришли проститься с ним. На фасаде больницы, где работал доктор Синяков, сегодня установлена мемориальная доска, а в музее истории медицины сохранились его награды, фотографии, статьи и авторские работы. «Он прожил долгую и плодотворную жизнь, - говорит заведующий музеем. - Спас тысячи жизней. О войне старался не говорить, а уж о концлагере — тем более. Он просто делал то, что должен, оставляя за собой глубокий след в жизни многих людей. Георгий Фёдорович даже свой день рождения отмечал в день окончания медицинского университета, считая, что родился тогда, когда получил диплом врача».

Комментарии