У нас любят рядиться на святках и прятаться под маску, но что в этом весёлого, - право, никто объяснить не сумеет.

Я понимаю, как чувствует себя француз, надевая маску.
- Ho-la-la!
Про каждого из своих добрых знакомых он знает сотни штучек и тысячи маленьких гадостей, на которые так приятно намекнуть, а ещё приятнее сказать прямо в глаза!
Но в обыденной жизни и с открытым лицом это невозможно. Ещё поколотят! Да и к чему ссориться?
То ли дело в маскараде.
- Madame! Брюнет, которым вы интересовались в сентябре прошлого года, передал известный вам ключ одной из ваших приятельниц. Какой? Если позволите, я намекну...
Тонкая интрига заплетается, расплетается.
Отправляясь на маскарад, француз заранее придумывает, с кем и о чем говорить, как устроить, чтобы было занятно, и весело, и тонко, чтобы можно было немножко рискнуть, немножко провинился и всё-таки "ca ne tire pas à conseguence".
Русский человек маскируется мрачно.
Прежде всего и главнее всего - это чтобы его не узнали. И для чего ему это нужно, одному Богу известно, потому что ни балагурить, ни шутить, ни интриговать он никогда не будет.
Приедет на костюмированный вечер, встанет где-нибудь у печки и молчит. Слова из него не выжмешь.
А кругом все стараются:
- Да это Иван Петрович! По рукам видно! Иван Петрович, снимите маску!
Но маска пыжится, прячет руки и молчит, пока не удостоверится, что узнала раз навсегда и бесповоротно. Тогда со вздохом облегчения открывает лицо и идёт чай пить. Потом помогает узнавать другие маски.
Долго не узнанные томятся.
Им жарко, душно и смертельно скучно.
Зато на другой день хвастаются:
- Весело вчера было?
- Ну, ещё бы! Меня так до конца и не узнали! Нарочно весь вечер ни с кем не разговаривал.
- Всех надул! - мрачно веселится вчерашняя маска. - Поди, до сих пор не угадали, что это был я. Сегодня отдохну денёк, а завтра снова в маскарад. А то уж очень жарко! Два дня подряд - организм не вынесет.
Тоска в наших маскарадах смертельная!
Распорядители из кожи вон лезут, придумывая "трюки".
Ничто не помогает!
Жмутся по углам тоскливые маски и все боятся, как бы их не узнали!
Изредка мелькнёт нелепым диссонансом какой-нибудь весёлый Пьеро или Арлекин. Взвизгнет, перекувырнётся.
Но от него все норовят подальше. Ещё, мол, в историю впутаешься.
Если, не приведи Бог, затешется в маскарадную толпу настоящий остряк и весельчак (чего на свете не бывает!), - ему несдобровать.
Слушать его будут молча, на шутки не ответят.
В прорези масок заблестят злые огоньки и скажут:
- А сорвать с него маску да вздуть хорошенько, так не стал бы тут растабарывать!
- Туда же, шутник!
Хозяева к острякам тоже относятся подозрительно.
- Афимья! - кричат кухарке. - Ты там посматривай за галошами. Мы отвечать не можем. В маске-то каждый притвориться может. А кто его знает, что у него на уме! Шутники!
Но такие шутники на русском маскараде редки до чрезвычайности. И то они склонны скорее по кукурекать петухом или поквакать лягушкой, чем завести тонкую интригу.
Даже любители ананимных писем, завзятые сплетники и вруны, и те, надев маску, думают только о сохранении своего инкогнито.
- Маска, ты меня знаешь? - спрашивает у сплетника дама, которую он сразу узнал и про которую чересчур много знает.
Но он мычит в ответ, хотя сердце его разрывается от желания поязвить безнаказанно.
Особенно жестоко веселятся на святках в провинции.
Каждый вечер рядятся и ездят по домам.
- Ряженые приехали!
Хозяева встречают их в гостиной молча. Молча входят маски.
Кто-нибудь заиграет на рояле. Маски молча протанцуют и молча уйдут.
Поедут к другим знакомым, и опять то же.
Уж такое беспросветное удовольствие!
У помощника исправника был сынок. Страшно любил наряжаться и маскироваться.
Из гимназии его выгнали, так что досугу было много. На святках наряжался, в будни вспоминал.
Юноша был здоровьем слаб и к концу святок еле держался на ногах.
- Да посмотрите, - жаловалась его мать, - на что он похож стал! Ведь краше в гроб кладут.
- Зато никто меня ни разу не узнал! - хвастался сынок. - Двадцать раз маскировался, - и никто! У головы до утра молча просидел, маски не снимал. И ужинать не стал. Начну, думаю, есть - ещё узнает кто. Худо мне стало под конец, прямо дышать нечем. Закрыл глаза, даже сомлел на минутку. Сижу, держусь за стол руками, дотяну ли до утра, сам не знаю.
- Вот видите! - горюет мать. - Не бережёт он себя, загубит здоровье!
Но сын остановил её строго:
- Нечего, маменька! Вы своё пожили, так дайте и другим. Мне ведь тоже повеселиться хочется.
И мать замолчала. Потому что сама знала, что значит русский маскарад.
Тяжело, а ничего не поделаешь!