РаСсКаЗы и РаСсКаЗиКи
31 янв

2500 ЖИЗНЕЙ ИРЭНЫ СЕНДЛЕР

«Иногда мама говорила, что боится спать. Потому что видит во сне умоляющие детские глаза…»
Янина Згжембская
Ирэна Кшижано́вская родилась 15 февраля 1910 года в Варшаве. Вскоре семья переехала в Отвоцк. Где её отец, медик по образованию, стал руководителем санатория для лёгочных больных.
Родители Ирэны были христианами. И с раннего детства внушили дочери мысль о том, что люди делятся на плохих и хороших - независимо от расовой принадлежности, национальности или вероисповедания. И девочка это хорошо усвоила.
От мамы и прабабушки Ирэна унаследовала талант к рукоделию и прекрасно вышивала. От отца — социальную активность и интерес к политике. Она много читала, и на всё имела свое мнение. Была хрупкой, но решительной.
Когда Ирэне исполнилось семь лет, ее отец умер от сыпного тифа - заразившись от пациентов, которых его коллеги избегали лечить. Девочка осталась вдвоем с матерью.
Некоторое время спустя к ним пришли представители местной еврейской общины. Люди были очень благодарны отцу Ирэны за бесплатную медицинскую помощь неимущим и решили как-то помочь его семье, оставшейся без кормильца. Они предложили платить за образование девочки, пока ей не исполнится восемнадцать лет. Мать, не понаслышке знавшая о бедности, царившей тогда среди евреев, отказалась от этого предложения.
В 1920 году они вернулись в Варшаву, где мать Ирэны занялась изготовлением бумажных цветов и вышиванием салфеток. Хотя это едва спасало их от нищеты.
Играя с еврейскими ровесниками, Ирэна быстро освоила идиш – язык германских по происхождению евреев. В школе состояла в харцерской организации – молодёжном движении польских скаутов.
В университете девушка вступила в Польскую социалистическую партию - хотела продолжить дело отца. В 1932 году она вышла замуж за Мечислава Сендлера; однако их брак длился недолго.



В довоенной Польше были распространены антисемитские взгляды. И многие поляки их разделяли. Например, в лекционных залах Варшавского Университета в последних рядах устанавливали особые скамьи для еврейских студентов, так называемое «скамеечное гетто». Но Ирэна с группой единомышленников специально садились именно на эти места в знак протеста против антисемитизма. А когда националистически настроенные студенты избили еврейскую подругу Ирэны, она перечеркнула в своём студенческом билете печать, которая позволяла ей сидеть на «арийских» местах. За это её исключили из университета. Позже она начала писать прошения о восстановлении. И лишь через три года стараниями профессора Тадеуша Котарбиньского, она была восстановлена в правах студента.
Ирэна защитилась в 1939 году. Однако из-за ее политических взглядов найти место учительницы ей так и не удалось. И тогда она устроилась в Отдел социального обеспечения...
Когда гитлеровская Германия оккупировала Польшу, евреев Варшавы и прилегающих городов согнали в гетто: четыре квадратных километра для 500 тысяч евреев, в том числе и детей. Время от времени многих узников загоняли в эшелоны и увозили. Позже выяснилось – для «утилизации» в газовой камере концлагеря Треблинка. Расположенного в 80 км к северо-востоку от Варшавы.
Условия проживания в гетто были чудовищны. Случалось, что утром Ирэна, по долгу службы посещавшая его, видела еврейских детей, просящих кусок хлеба; а вечером эти дети уже лежали мертвые, прикрытые бумагой. «Это был настоящий ад», – вспоминала она…


Вскоре оккупанты запретили соцработникам посещать гетто. Как говорили местные жители, чтобы ускорить процесс вымирания в нём евреев. Нужно было что-то срочно делать.
Сендлер вышла на польскую подпольную Организацию помощи евреям – «Жегота». Получив в ней позывной - «Иоланта».
Прежде всего, надо было запугать немецкое руководство возможностью возникновения эпидемий из-за антисанитарного состояния гетто. И это удалось. Нацисты опасались заразиться тифом и разрешили медработникам из варшавского Управления здравоохранения контактировать с евреями. Ирэна, устроившись медсестрой, получила доступ в плотно охраняемое гетто для распределения лекарств и дезинфекции.
Эта законная лазейка позволила ей приносить детям дополнительные продукты питания, одежду и деньги. Но чтобы их получить, нужно было подделать анкеты, на основании которых выделялось всё необходимое. Так у «Иоланты» и ее помощниц появились связи в варшавском муниципалитете. Ирэна достала для себя и санитарок пропуска. Однако эпизодической помощи было недостаточно, люди погибали — если не от немецкой пули, то от голода. Особенно дети. Нужно было их из гетто как-то выводить. И такая работа началась.
Первый способ - по подземным тоннелям под зданием суда на улице Лешно. Cторожа были подкуплены.
Второй — трамвайными путями. В этом случае пользовались услугами вагоновожатого Леона Шешко. Знаменитый рейс номер 4. «Трамвай жизни», как его называли подпольщики. Который курсировал по всей Варшаве и делал остановки в гетто. Медсестры прятали малышей в картонные коробки под его сиденьями и заслоняли своими телами.
Третий — вместе с рабочими бригадами. Так был спасен маленький Стефанек, который спрятался под плащом взрослого мужчины.
Четвёртый — карета скорой помощи и машина, доставлявшая в гетто средства для дезинфекции. Младенцам давали снотворное, помещали их в маленькие коробки с дырками, чтобы они не задохнулись, и вывозили (в частности, так Ирэне удалось спасти шестимесячную Эльжбету Фицовскую, которую впоследствии удочерила). А если ребенок заплачет? На этот случай приобрели громко лающую собаку. Шофёр, как только видел немцев, нажимал собаке на лапу; и та заходилась жалобным лаем. Который должен был заглушить детский плач, если он в тот момент раздавался из машины. Собаки быстро учатся, и скоро она уже поднимала лай по первому движению ноги хозяина…
А еще канализация. Именно так бежал Петр Цеттингер. Затаившись, он ждал за углом дома, пока пройдёт немецкий патруль; после чего стремглав побежал к люку, который к этому моменту открыли снизу. Он прыгнул в него, и по канализационным трубам был выведен за пределы гетто.
Но когда у подпольщиков появлялись сведения, что кому-то из евреев грозит скорая опасность, приходилось рисковать. Вот как Ирэна описывала один из таких случаев.
«К условному месту со стороны гетто, крадучись, подошла одетая в серые лохмотья женщина с замотанным в грязное тряпье малышом на руках. Она склонилась к земле, подняла небольшой камень, перебросила его через кирпичную стену и снова спряталась в тени. Мгновение спустя с «арийской» стороны этот же камень прилетел обратно. Это был условный знак, что её ждут. Тогда женщина на несколько секунд крепко прижала к груди своего младенца, уткнувшись в него лицом… затем сделала глубокий вдох, трижды раскачала сверток и перебросила его через ограждение. Ребенок пролетел над стеной в считанных сантиметрах от вмонтированных в ее верхнюю часть острых осколков стекла и ключей проволоки. С той стороны люди из «Жеготы» подхватили ребёнка в растянутую простыню... А женщина рухнула на колени и начала тихо рыдать, гладя кирпичи, навсегда разлучившие ее со своим малышом… Потом поднялась на ноги и скрылась в тени… »
Самым опасным участком пути были первые 500 метров от стены гетто. Именно здесь вертелись агенты гестапо, информаторы и «шмальцовники». Так подпольщики называли шантажистов, пытающихся заработать на тех, кто спасал еврейских детей. Мол, не заплатите мне, донесу на вас в гестапо.
А ещё Ирэна вспоминала, перед каким страшным выбором ей приходилось ставить еврейских матерей, которым она предлагала расстаться с их детьми. «А они спасутся?» - этот вопрос Сендлер слышала сотни раз. Но как она могла на него ответить, когда не знала, удастся ли спастись ей самой. Никто не мог гарантировать, что выйдет из гетто живым.
«Я была свидетельницей ужасных сцен, - рассказывала она. - Когда, например, отец соглашался расстаться с ребёнком, а мать нет. Крики, плачь... Часто оказывалось, что вскоре эту семью отправляли в концлагерь»…
А дальше для вывезенных детей - уроки самоидентификации. «Запомни, ты не Ицек, а Яцек. Не Рахель, а Рома…»
Урок религии. Дети учили католические молитвы на случай, если их на улице спросит гестаповец или полицай. По вечерам они повторяли за взрослыми: «Отче наш, иже еси на небесех…».
Урок адаптации. Если они не знали польского языка, его нужно было срочно выучить. Хотя бы основные слова и предложения.
С новой личностью и поддельными документами они попадали в приюты. Самые младшие — при монастырях или в детский дом ксендза Бодуэна. Иногда в сочувствующие польские семьи. Правда, здесь была определённая трудность, потому что те в основном брали девочек. Дело в том, что нацисты часто устраивали облавы в поисках еврейских детей. Не только в социальных учреждениях, но и в семьях. А когда находили мальчика, то велели ему раздеться. И если видели, что он был, по еврейскому закону, обрезан, то его могли пристрелить тут же во дворе. А приютившую его семью – оправить в концлагерь на работы, это в лучшем случае. Поэтому иногда мальчиков приходилось на время прятать в самых неожиданных местах. Например, в Варшавском зоопарке, где его владельцы, супруги Ян и Антонина Жабински, прятали ребятишек в подвале своего офиса или в соломе пустующих клеток…
Ирэна вспоминала, что из всех детских вопросов («Куда мы идём?», «У кого будем жить?»), она больше всего боялась того, который дети ей задавали особенно часто:
- Почему мама меня отдала?
- Потому что она тебя любит, — отвечала Ирэна.
Как было объяснить ребёнку, что, отдавая его чужим людям, мать его спасала?


Ирэна записывала бывшие еврейские и новые польские фамилии детей, а также их места жительства на бумажки, затем сворачивала их в трубочку и помещала в банку. Которую обычно зарывала в саду под деревом. Впоследствии эти записи помогли многим уцелевшим евреям отыскать своих детей…
Ещё с 1942 года немцы начали вывозить евреев из гетто по несколько сот человек якобы для «переселения» в другое место – а на самом деле в газовые камеры концлагеря «Треблинка». Многие жители гетто пытались сопротивляться, но таких сразу расстреливали. Тогда разрозненные подпольные группы Варшавы объединились и начали тайно завозить в гетто оружие. Поэтому, когда 19 апреля 1943 года немцы начали операцию по ликвидации гетто, они были встречены огнём восставших. После неудачного первого наступления руководитель операции группенфюрер СС Штроп приказал затопить канализационную сеть, где прятались вооружённые евреи, и бросить на штурм восставших отряды огнемётчиков.
В эти дни Ирэне с её помощницами было особенно трудно. Приходилось выводить детей из горящих зданий и под покровом ночи прорываться из гетто.
Сопротивление повстанцев было сломлено к концу мая. Большинство евреев были расстреляны или сожжены в ходе самой операции, оставшихся депортировали в Треблинку…


Прятать еврейских детей теперь стало особенно трудно: всюду шныряли тайные сотрудники гестапо и полиции, а людей с детьми сразу останавливали для проверки…
20 октября 1943 года праздновали именины Ирэны. К ней пришли её пожилая тетя и связная Янина Грабовская… А утром нагрянули одиннадцать гестаповцев. Бумажки с адресами детей Ирэна хотела выбросить в окно; но увидела стоявших возле него двух немецких автоматчиков. Грабовская выхватила у неё список и засунула его себе в лифчик. Она и тётя Ирэны были вне подозрений, поэтому их обыскивать не стали. Только Сендлер. Перевернув в квартире всё вверх дном, они увели Ирэну в здание гестапо на улице Шуха, допросили, а затем отправили в тюрьму «Павиак». Как выяснилось позже, её выдала владелица прачечной, где встречались активисты «Жеготы»...
Не следует думать, что она приняла судьбу, как иногда пишут в пропагандистских произведениях, «с гордо поднятой головой». После войны она сама признавалась, что в нацистских застенках ей было страшно. Следователь (гордившийся своей фамилией, как у известного немецкого композитора, – Бах) требовал от неё адреса нахождения выведенных из гетто детей, а также фамилии подпольщиков. И предупредил, что церемониться с Сендлер не будет. Та отвечала, что она посещала гетто как медработник и ни о какой тайной организации не слышала. Тогда её начали методично избивать кулаками; а затем, привязав к стулу, кожаной плетью по животу и бёдрам. Позднее плеть стали чередовать с дубинкой. Причём, каждый следующий день старались бить по прежним набухшим рубцам и ранам. Порой боль и страх были невыносимы (она тогда жалела, что отказалась от капсулы с цианидом, которую многие подпольщики носили с собой на случай ареста). И тогда Ирэна начала представлять перед глазами лица детей, которых вывела из гетто. И которых могли найти и отправить в газовую камеру, если она начнёт давать показания… Это стало помогать. Позже она вспоминала, что при этом даже свои стоны и крики слышала будто со стороны…
Три месяца нацисты держали Ирэну в тюрьме «Павиак». На ежедневные допросы её забирали прямо из прачечной, где узницы по 12 часов в сутки драили проволочной щеткой нижнее белье немецких солдат.
Заключённые страшно голодали (иногда грызли очистки сырого картофеля из мусорных бачков); их редко водили мыться. Дважды в день женщин строили в колонну и вели в «туалет» - комнату с четырьмя отверстиями в цементном полу, где они должны были быстро справить нужду. Все это время за ними наблюдали немки-надзирательницы, и это унижение для Ирэны было гораздо неприятнее страшной вони.
К середине второго месяца работы в прачечной боль в ногах стала невыносимой. Ирэна была так слаба, что стоять без посторонней помощи она могла только опираясь на раковину или гладильную доску. Из носа каждый день текла кровь. Один раз пришлось улыбнуться: трусы немцев оказались перемазаны фекалиями; и женщины шутили, что оккупанты живут в таком страхе, что гадят себе в штаны. И это было объяснимо: Красная Армия тогда была уже на подступах к Польше…
А утром 20 января 1944 года во время очередного зачитывания списка приговорённых к расстрелу назвали и её имя. «Отмучилась…», - облегчённо вздохнула Ирэна. Немецкие охранники вывели её из строя и с руганью повели вместе с двумя десятками обреченных к тюремному фургону. Затем отвезли к месту казни на улицу Шуха, 25.
Позднее Сендлер вспоминала:
«По приезде на место нас затолкали в комнату с двумя дверьми: одна справа, другая слева. Немцы начали называть имена и фамилии… Отозвавшуюся женщину уводили в левую дверь. Затем раздавался пистолетный выстрел… Кто-то из оставшихся плакал. Одна женщина рухнула на пол, потеряв сознание… Я услышала свое имя; и как в полусне шагнула вперед. Но унтерштурмфюрер СС повел меня к правой двери, открыл ее и втолкнул меня в комнату. Я упала на колени, потому что ноги у меня распухли так, что мне казалось, на них вот-вот начнет лопаться кожа… Сердце у меня ушло в пятки. «О Боже! - подумала я. - Не надо больше пыток!». Но офицер отпустил часового. Затем поднял меня с пола и повел через комнату. Затем открыл ключом другую дверь, которая вела в переулок. Я помню, как почувствовала холод январского утра. Солнца я не видела уже три месяца; и когда оно вышло из-за тучи, я на миг ослепла и споткнулась. Офицер подхватил меня под руку и повел через Уяздовскую аллею; потом мимо парка, где мы с мамой однажды устроили пикник около пруда. Он подталкивал меня вперед, а ноги у меня еле двигались… Затем мы повернули за угол на тихую Вейскую улицу, где он ослабил свою хватку; и я чуть не упала, когда он отпустил мою руку. А потом сказал по-польски:
- Проваливай...
Я подумала, что либо сплю, либо меня уже убили. Он потряс меня за плечи:
– Ты не поняла? Вали отсюда!
Он тяжело дышал и был напуган… Я молчала и не двигалась с места. Тогда он отвернулся и зашагал прочь.
– Мне нужна моя Kennkarte (удостоверение личности – нем.), – зачем-то крикнула я.
Он изумленно обернулся… Потом подошел ко мне вплотную и с размаху ударил меня по лицу рукой в черной перчатке. Я упала, чувствуя во рту привкус крови… А когда он ушел, с трудом поднялась, окинула взглядом пустынную улицу и еле доковыляла до ближайшей аптеки. К счастью, в ней не было покупателей. Которые могли на меня донести, ведь я была одета в полосатую тюремную робу. Из-за прилавка на меня ошеломленно посмотрела молодая женщина. Не задав ни одного вопроса, она отвела меня в подсобку, дала мне стакан воды и успокоительных капель. После чего одеколоном продезинфицировала раны на лице, шее, руках и животе. Ноги обрабатывать было слишком больно. Она нашла для меня какую-то старую одежду, дала палку и денег на трамвай. Где-то с час я отдохнула у нее, а потом села на «пятерку» и поехала домой…»
Позднее Сендлер узнала, что «Жегота» вышла на того офицера и заплатила ему крупную сумму за то, чтобы тот устроил Ирэне побег…
Когда немцы поняли, что пленнице удалось бежать, её начали искать. Они допрашивали её больную мать, перерыли квартиру и рабочий стол Сендлер в отделе социальной защиты, допрашивали коллег.
В «Жеготе» Ирэне сделали новую Kennkarte , свидетельство о рождении и продуктовые карточки на имя Клары Дамбровской.
Чтобы не быть узнанной немцами и полицаями, знавшими её, и избежать слежки, она меняла адреса… А вскоре подпольщики принесли ей записку от её умирающей матери:
«Ирэна, обещай, что не придешь на мои похороны. Они будут там тебя ждать…»…

Во время Варшавского восстания в августе 1944-го она пришла в ближайший госпиталь помогать ухаживать за ранеными…
После войны всю картотеку еврейских детей Ирэна передала Адольфу Берману, секретарю «Жеготы», который позже стал руководителем Центрального комитета евреев в Польше. Эта организация разыскивала спасенных еврейских детей и их родителей.
Сама Ирэна продолжила работу в Социальном патронаже, создавала приюты для детей и старых людей. Ею был создан «Центр опеки матери и ребенка».
В 1947 году она вышла замуж за Штефана Згжембского (в реальности еврея Адама Цельникиера), с которым познакомилась ещё в студенческие годы и роман с которым у неё начался как раз перед нападением Германии. Родила дочь Янину и сына Адама. Ещё один мальчик, Анджей, умер через одиннадцать дней после преждевременных родов. Которые случились у неё в 1949 году во время жёсткого допроса органами госбезопасности коммунистической Польши. Дело в том, что «Жегота» финансировалась при участии «буржуазного» польского правительства в изгнании и сотрудничала с его вооружёнными силами (Армия Крайова). И следователи пытались выяснить роль Сендлер в их деятельности. И хотя со временем польские власти оставили Ирэну в покое, она чувствовала их неприязненное отношение к себе вплоть до падения коммунистического режима.
В 50 – 60-х годах Ирэна Сендлер работала поочерёдно инструктором в варшавском департаменте здоровья и социального обеспечения, заместителем генерального директора Государственной школы труда, а затем директором Департамента средних медицинских школ в Министерстве здравоохранения и социального обеспечения.
В 1965 году израильский Национальный мемориал Катастрофы и Героизма «Яд ва-Шем», что в переводе значит «Память и Имя», внес её в списки Праведников мира, и пригласил посадить на Аллее Праведников новое дерево…
А в 2003 году президент уже демократической Польши Александр Квасьневски наградил Ирэну Сендлер орденом Белого Орла – высшей польской наградой…
Наконец, в 2007-ом она была удостоена Ордена Улыбки. Международной награды, присуждаемой людям, которые приносят детям радость.
Но более важным для Ирэны Сендлер, по словам её дочери Янины, были письма, открытки и звонки тех, кого она спасла. Теперь это были врачи, педагоги, священники и даже профессора. Она гордилась ими. Всегда интересовалась, как у них дела. А когда выдавались случаи кому-то из этих людей приехать к ней в гости, она плакала от счастья. Долго держала в своих ладонях их руки, будто пытаясь вспомнить, заново ощутить в этих людях тех детишек, которых она когда-то прятала в мешки, ящики для мусора и даже детские гробики… После говорила, что каждый из этих людей – это «оправдание её существования на Земле…»


А ещё она всегда просила помнить тех, кто помогал ей в спасении детей: Ванда Дроздовска, Зофья Патецка, Ирэна Шульц, Роза Завацка, Мария Рошковска и многие другие женщины; а также единственный мужчина в их «компании» – Винцентий Ферстер. Большинство из них были расстреляны в гестапо или погибли в лагерях…
Последние годы жизни Ирэна Сендлер провела в инвалидном кресле. Это были последствия её пребывании в нацистских застенках. Сначала жила в однокомнатной квартире в центре Варшавы. Но затем её приёмная дочь Эльжбета Фицовская (та самая, которую Ирэна вывезла из гетто в коробке для лекарств) поместила её в открытый ею санаторий. Здесь Ирэна Сендлер была окружена заботой и вниманием персонала и её многочисленных посетителей.
Несколько американских студенток из штата Канзас, узнав её историю, решили с ней познакомиться. Собрали группу и прилетели в Варшаву. «Бабушка Ирэна», как они её ласково называли, стала им близким человеком… А вскоре они поставили по её воспоминаниям спектакль. С которым гастролировали по всему миру и о котором получили восторженные отзывы. Именно благодаря этому спектаклю многие бывшие узники Варшавского гетто узнали о своей спасительнице…
В мае 2008 года они ещё раз прилетели навестить своего кумира. Та очень обрадовалась, долго расспрашивала своих молодых подруг об их жизни, о спектакле… У всех было хорошее настроение… Утром, 12-го числа, сели завтракать. И вдруг прямо за столом «бабушка Ирэна» уронила голову на грудь…

P.S. По подсчётам исследователей биографии Ирэны Сендлер, эта женщина спасла более двух с половиной тысяч еврейских детей…
После её смерти профессор Шевах Вайс сказал:
«Она наверняка спросит:
- Господи, где Ты был в то ужасное время?
И Бог ей ответит:
- Я был в твоем сердце…»
•

Комментарии

  • 2 фев 20:53
    Пережить ТАКОЕ!!! И теперь втоптать в грязь и память, и подвиг, и благодарность за освобождение советскому воину! А потомки тех поляков- иуды?
  • 4 мар 07:59
    Трудно что либо сказать