Исчезнувшие, но не забытые...

19 окт 2022

#нашаволость@derevenkamur

#историяоднойсемьи@derevenkamur
Липатова Т.
Две сестры
В избе, подгнившей и немного покосившейся, но с приветливо смотрящими на солнце окнами, живут сестры Александра Федоровна Липатова и Татьяна Федоровна Верега. Они, словно их жилище, старенькие, больные, но гостеприимные и разговорчивые. Сестры без работы сидеть не привыкли. Кстати, приходится им не забывать навыки, приобретенные в молодости, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Поэтому они не отказывают тем, кто попросит помощи. В основном, прядут шерсть.
Текут их годы, словно нить, которую они вытягивают из кудельки. Прядут и вспоминают, ведь от прошлого не уйдешь. Нет, нет, да и пробьются из далеких уголков памяти те дни, когда крестьянскую семью Липатовых закрутило в вихре шпиономании и всеобщего раскулачивания. Они, как и сотни простых людей, стали жертвами всепоглощающей тоталитарной системы, деспотизма власти, когда жизнь человека была ничто по сравнению с высокой идеей.
Жили Липатовы в деревне Лисино. Крепко стояла на земле семья Федора Яковлевича, инвалида гражданской войны, имела просторный дом, держала большое хозяйство. Настолько уверенно чувствовал хозяин, что не захотел вступать в колхоз, не покорился. Это и послужило главной причиной власти жаждущих активистов деревни, чтобы Федора Яковлевича арестовать и отправить в ссылку. Его жена Фекла Осиповна осталась одна с тремя малолетними детьми. Но и ее не оставили в покое. Вначале свели со двора всю живность. Четыре лошади, столько же коров, свиньи с поросятами, овцы, гуси, куры стали в одночасье принадлежать колхозу. Экспроприировали и дом.
Разбитую семью «перегнали» в Танатово, и там вместе с другими несчастными погрузили на баржу и направили по течению могучего Иртыша. Шел май 1930 года.
– Через месяц высадили нас на берегу, – вспоминает Александра Федоровна. – Дикое место. Глухая тайга. Под кедром для нас был и стол, и дом. Ссыльные разбились на группы, чтобы помочь друг другу поскорее смастерить хотя бы примитивную кровлю, защищающую от дождя и зверей. Словно огромные корзины вырастали плетеные балаганы. За далекими болотами образовались милые сердцу названия деревень, одноименные покинутым. Появились Красноярка, Муромцево, Тевриз. В Васюгане жили своими районами и своими законами.

#нашаволость@derevenkamur - 931594063549
– Комендант у нас отличался суровостью характера и беспредельной злостью, – ведет рассказ Александра Федоровна. – Он заставлял работать всех без исключения: и больных, и старых, и детей. Голодные, холодные, изъеденные москитами, «враги народа» боролись за жизнь, осваивая дикие васюганские болота. Ближе к зиме стали строить теплое жилье. Здесь снова пришла на выручку крестьянская смекалка. Стали копать ямы, наращивая их несколькими рядами сруба, крыли дерном. Слепые землянки спасли от холода, но чувство голода не покидало ссыльных. Ели все...
– Выручала мамина находчивость и смелость, - вспоминает А. Ф. Липатова. – Она не боялась зверей, собирала грибы, ягоды, травы. Умудрялась добыть мерзлой картошки и брюквы, поменять ее у остяков или тунгусов на рыбу. Пришлось нам варить похлебку «из пропастины» и из абортированных жеребят. Без соли ели и нахваливали. Даже такое мясо у нас считалось деликатесом. Людей косила цинга. Измученные непосильными условиями, ссыльные не успевали хоронить родственников и земляков. Помню, сразу по двадцать трупов складывали в неглубокую, но большую, как силосная яма, могилу. Вместо гроба – багульник с одурманивающий запахом. В ссылке умер наш маленький брат... И все же сосланные за болота, ставшие изгоями общества люди, не прекращали работу. Они отправляли на «большую землю» лес, рыбу, смолу.
– Дети, а нам в то время было около десяти лет, не отставали от взрослых, – высказала свои мысли вслух Татьяна Федоровна. – Сестра со сверстниками драла дранку, а я занималась подледным ловом. Помню, долбишь, долбишь лед метровой толщины. Руки устают. Голова кружится. А как фонтан воды из проруби хлынет, не знаешь, куда деваться. Промерзшие дырявые валенки в один момент пропитываются влагой и прилипают ко льду, не оторвать. Промокнешь, продрогнешь. Зато в конце дня поставят «палочку» и дадут чебачка с «болтушкой».
Догадывались о жизни родственников «за болотом» те, кому посчастливилось остаться дома. Беспокойство некоторых было настолько велико, что самые отчаянные, несмотря на запреты, отправлялись в гости к ссыльным. Так, собрались в дорогу дяди Александры Федоровны и Татьяны Федоровны. Пока добирались до Васюгана, на корм коням поменяли все запасы еды. Кое-как доехали. А когда увидели, насколько плачевно состояние бывших сельчан, их нищету, голод, то решили пустить под нож одну из лошадей.
Вернулись ходоки чуть живыми домой. В Лисино их встретили проклятиями, мол, зачем ездили к кулакам, зачем скормили врагам народа коня. Петр Осипович Кириллов после долгого трудного путешествия тяжело заболел и вскоре умер. Но живут на свете те, кому он помог, кого накормил, рискуя собой. Помнят подвиг крестьянина из Лисино.
Наступил 1941 год. Война обрушилась на жителей глухомани болот еще одним испытанием. Закаленные в борьбе с лишениями, они, как и весь народ, стали ковать победу в тылу. На фронт раскулаченных не брали. Но и в ссылке уходили из жизни люди. Строгая дисциплина, адский труд выматывали, истощали. «Спецам», так стали называть врагов народа, давали лишь по 200 – 300 граммов хлеба. Паек мог лишь поддержать затухающую жизнь и с трудом сохранить работоспособность. Семья Липатовых пересилила эти черные дни. Татьяна Федоровна вышла замуж за ссыльного румына и стала жить отдельно. Александра Федоровна в 1955 году вернулась с родителями туда, где родилась, откуда их выгнали, где о них помнили и куда стремились долгие годы.
– Но не хватало у нас смелости поселиться в Лисино. Боялись, что снова вспомнят прошлое и устроят на нас гонение, – с непроходящей горечью говорит Александра Федоровна, дядя Лавря купил нам избу в деревне Окунево. Мы ее перекатали и стали обустраиваться...
После смерти родителей, похоронив мужа, возвратилась на родину и Татьяна Федоровна. Сестры живут в той же избе, одна комната которой уместила в себе все, что нажито за долгие годы. Две койки, стол и огромная русская печь стоят, тесно прижавшись, друг к другу. Посреди прялка, под тихий рокот которой ведут неторопливый разговор две пожилые женщины.

Липатова Т. Две сестры // Знамя труда. – 1993. – 20 янв. – С. 3.
•

Комментарии