- Молодой человек, не найдется ли у вас папироски? - эта фраза, произнесенная в полдвенадцатого ночи в дремучей городской окраине сама по себе заставляет напрячься. Ситуация усугублялась тем, что в данный момент я проходил мимо кладбищенской ограды и не предполагал тут задерживаться. Не то, чтобы я боялся кладбищ или был суеверным… - Вы уж будьте так любезны, окажите милость старику, сто лет не курил уже, кажется… Отпираться было бессмысленно – я как раз дымил вишневым «Ричмондом», что случалось вообще-то крайне редко, в периоды нервных напряжений и душевных треволнений, и у меня оставалось еще больше половины пачки. Обернувшись, я увидел благообразного вида дядечку: седого, в старомодном костюме-тройке, с аккуратной бородкой. Он стоял прямо за кованой оградой кладбища. Ничего такого угрожающего в его облике не было, даже наоборот - он скорее вызывал симпатию. - Конечно, без проблем. Держите, - я вытянул из пачки коричневый цилиндрик и протянул через забор. - Мне неловко просить… А огоньку не найдется? Я улыбнулся, чиркнул зажигалкой, и он с видимым удовольствием затянулся. - Ароматный табачок! Молодой человек, вы не сочтите за наглость с моей стороны… Тут, понимаете, возникла некоторая проблема… Вся эта ситуация уже начинала доставлять мне удовольствие, и, поскольку я особенно никуда не торопился, и завтра был выходной, я решил узнать, в чем тут дело, и что этот старик делает в такое время в таком месте… Поэтому я сказал: - Ничего-ничего, излагайте. - Может быть, мы присядем? Зайдите, тут есть удобная лавочка, - он был сама корректность. Я скрипнул калиткой и вошел. Лавочка тут действительно была – широкая, со спинкой. Вообще-то еще одна, точно такая же, стояла с другой стороны ограды, но я как-то об этом сразу не подумал. - Вы сильно торопитесь? – спросил он. - Да нет, я привык ложиться поздно, лишние несколько минут ничего не решат. - А полчаса? - И полчаса тоже, в общем-то… - Это же замечательно, молодой человек! – он затянулся сигаретой последний раз, аккуратно потушил ее о край урны и выбросил. – Я вижу, что вы не из робкого десятка… Хотите принять участие в благом деле? Тут я насторожился. - Что именно вы имеете в виду? - Как вы относитесь к вандалам? – ответил он вопросом на вопрос. - Ну-у… В целом – отрицательно. А что, собственно… - Знаете, тут завелась компания… Уж не знаю, что они себе вообразили, но они мучают на могилах бедных животных, малюют, не ведая что, и вообще ведут себя премерзко. Негоже так себя вести в таком месте… Очень мне хочется это дело прекратить, но без помощи никак не справиться… Тут я вроде как догадался, с кем имею дело. Кладбищенский сторож! Это, в общем-то, многое объясняло… Сатанистов я, мягко говоря, недолюбливал, и поэтому решил послушать дальше. - И какой у вас план? - В полночь они заявятся во-он туда, там самые старые могилы, девятнадцатый век! – он тоскливо вздохнул. – А мы их и прищучим. Вы молодой, крепкий, достаточно будет посветить фонарём и сказать что-нибудь грозное – они мигом ретируются. Пробежитесь за ними для вида шагов десять, а я уж их подкараулю на выходе. Фонарь – вот он. Я удивленно покосился на керосиновый агрегат, возникший невесть откуда на лавочке. Жестяной, со специальной заслонкой и горящим фитилем внутри. Ну надо же, какой раритет. - Так что, вы в деле? – у него глаза горели от предвкушения. Я заразился его азартом. Еще бы! Такое приключение! Страшновато, конечно, но страсти-то какие! Гонять сатанистов на кладбище! - В деле! - кивнул я. - Держите хронометр, здесь стрелки фосфоресцирующие, - он протянул мне старинные часы на цепочке. - Начинаем ровно в полночь. Спрячьтесь у могилы Пепелинского, ни с чем не перепутаете. Там туя растет, вот под ней и располагайтесь. План действий ясен? - Свечу фонарем, кричу, что они арестованы, и бегу за ними несколько метров, топоча и создавая шум. А вы их караулите у выхода. Так? - Так. За дело! Мы разошлись в разные стороны. Я прокрался к могиле Пепелинского и затаился под туей. Вообще-то теперь все это не казалось мне хорошей идеей – обстановочка становилась жутковатой. Ветер шумел в кронах деревьев, изредка перекликались ночные птицы, ощутимо повеяло прохладой. В бледном свете выглянувшей из-за туч луны кресты и памятники выглядели особенно зловеще, отбрасывали причудливые тени, меняли очертания… По спине побежали предательские мурашки. Кой черт меня дернул ввязаться в эту авантюру? Сатанисты обычно хоть и малахолные, но нервные и припадочные, от них всего можно ожидать… Да и дядечка этот так и не назвался, а я, идиот, имени отчества и не спросил… Я напряженно прислушивался, до рези в ушах, и время от времени посматривал на светящиеся зеленым стрелки хронометра. Без десяти двенадцать скрипнула та самая калитка, и я услышал приглушенные голоса, которые постепенно приближались. Отчетливо послышалось мяуканье. - Заткни эту сволочь, сторожа разбудишь! – шикнул кто-то. - Да спит он, я сам видел… Напился и спит! Ему вообще плевать… - ответил второй. Это как это – напился и спит? Ошибаетесь вы, ребята! Ща-ас, будет вам… Я приготовился. Сатанистов было трое. На двоих – куртки-косухи, на одном – длинный кожаный плащ. Они прошли мимо могилы Пепелинского к красивому памятнику с двумя плачущими ангелами. Один из них достал маркер и, невнятно приговаривая, принялся разрисовывать ангелам лица, второй достал из сумки что-то живое и спросил: - Начинаем? В руках у него громко мяукнули. Котенок? Вот гады! Мучить котят – это вовсе уж ни в какие рамки! Я преисполнился решимости. - Подожди полуночи… Дай, я сделаю всё как надо! Тот тип в плаще передал котенка напарнику, а сам принялся чертить какие-то знаки на надгробной плите. Второй принялся привязывать к лапкам котенка веревочки, и я с содроганием себе представил, что именно они собираются делать. Вот сволочи! Тихонечко открыв крышку часов, я глянул на циферблат. Минутная и часовая стрелки уже указывали вертикально вверх, секундная отсчитывала последние мгновения. Дождавшись последнего щелчка, я выскочил из своего укрытия и заорал: - Всем лежать, руки за голову, вы арестованы! – и тут же открыл задвижку фонаря. Вот уж чего я не ожидал от этого керосинового агрегата, так это мощного снопа света! Честно говоря, я сам был ошарашен не меньше незадачливых оккультистов: эффект был как от хорошего прожектора! И все равно – простой свет не мог вызвать такие гримасы ужаса на лицах сатанистов. Честное слово, я видел, как у одного из них волосы встали дыбом! Чертовски быстро они бросили маркеры сумку и котенка и рванули прочь. Порыв ветра вдруг рванулся у меня из-за спины, поднимая в воздух пыль, листья и мелкие щепочки… Я пробежался несколько шагов, как и обещал, усердно топая, а потом остановился, чтобы отдышаться, и тут же услышал жалобное мяуканье. Серенький комочек меха нашелся у памятника с двумя ангелами. Я освободил его от веревок и запихал за пазуху, там он малость успокоился и замолчал, только копошился, устраиваясь поудобнее. Побродив немного по кладбищу, я не нашел ни сатанистов, ни давешнего дядечки. Время поджимало, и я направился домой со странным ощущением сюрреалистичности происходящего. *** Утром я жарил яичницу, а котенок жевал нарезанную кубиками докторскую колбасу. Телевизор вещал: - Сотрудниками правоохранительных органов на городском кладбище обнаружены трупы трех неизвестных. Следов насилия на телах не обнаружено, администрация кладбища отказалась давать комментарии по поводу произошедшего. Нам удалось поговорить с дежурившим в ночь сотрудником охраны… На экране появился совершенно незнакомый помятый мужик с красным лицом алкаша со стажем. Он бормотал что-то о том, что нашли тела возле могилы графа Алентьева, мецената и великого человека, которому наш город должен быть благодарен за процветание в дореволюционные времена. - По некоторым сведениям, покойные ранее были судимы за вандализм и увлекались оккультизмом… - жизнерадостно вещал диктор. Котик мяукнул и побежал в коридор. Проследовав за ним, я тут же заметил какой-то предмет, лежащий на полу. Это был давешний хронометр с фосфоресцирующими стрелками! Присмотревшись, я прочел на крышке надпись, выгравированную затейливыми витыми буквами: «Графу П.П. Алентьеву от Е.И.В.». — Понимаете, я уже много раз пытался найти женщину в прилoжениях для знaкомств, но это отнимает слишком много времени и сил… Женщинам нужно писать, пытаться их как-то заинтересовать, бить пальцы о клавиатуру, обсуждать их скучные бaбские проблемы… Если бы можно было без всего этого, я был бы вам премного благодарен! — сказал Василий. — Можно вообще сделать так, чтобы женщина сама меня выбрала, и это не требовало ни разговоров, ни заучивания шуток из журнала «Максим», ни банальной эрудиции? — Можно! — пожало плечами существо, состоящее из серого едкого дыма. — Вам сегодня все можно, чего уж там. Вы же для этого меня и вызвали. — Хорошо. Тогда еще запишите, пожалуйста, что деньги я на нее тратить не собираюсь. Даже чуть-чуть. Чтобы без этих вот походов по кофейням, никаких медовиков за мой счет, которые еще неизвестно, окупятся ли. Чтобы мне не пришлось надевать рубашку, втягивать живот, производить впечатление… Чтобы она сразу тащила меня к себе домой. Такое возможно? У серого существа в руке появилось подобие блокнота и ручки. Он внимательно, с видом услужливого официанта записал заказ и кивнул головой. — Я же говорю, все, что угодно. Что-то еще? — Ну… чтобы она ничего не требовала в материальном плане, конечно же. А то знаете, наши женщины вечно требуют себе каких-то айфoнов, бриллиaнтов, шyб… А, конечно, не дарил ни разу, но мужики рассказывали. Только бескорыстная любовь за так, ни нотки меркантильности, как у европеек там, или филиппинок. Я вообще диву даюсь, заграницей женщины спокойно работают, а мужья дома сидят, и никто им слова не говорит. А у нас сразу обидные ярлыки привешивают «на шее у бaбы сидит». Вот без этого давайте. — Будет сделано! — пожало плечами существо. — Но вы, Василий, что-то скромничаете, словно не демона вызвали, а пришли в бюро знакомств. Таких женщин в Рoccии и без всякого волшебства полно, а у вас уникальные возможности. Что же вы ими не пользуетесь? — Ну ладно. Чтобы домовитая еще была! — загибал пальцы Василий. — Шуршала по хозяйству, кормила вкусно, убирала, и чтобы в голову ей не пришло требовать всю эту бaбскую xoбoтню от меня — это раз. Чтобы никогда не выносила мозг, подходила всегда с лаской, радовалась, глядя на меня — это два. И чтобы не хотела от меня никаких детей — это три. Это очень важное условие, все же знают, что дети нужны женщинам. Мне они совсем не нужны. Пожалуй, все. — Скромненько как-то… — состоящее из серого дыма существо помотало головой и еще раз обратилось к Василию. — Я, конечно, не вправе вам советовать, но может, вы выберете внешность? Просто таких женщин, как вы описали, вы и сейчас можете встретить немало, многие мужчины так и делают. Только эти женщины будут не очень красивые и намного старше, а вам, наверное, студенточку встретить хочется? — Да, да, студенточку! — Василий аж подпрыгнул от радости, что не упустил самое главное. А то мало ли что. Высокую, красивую, стройную, с нежной, словно персик, кожей. Но при этом добрую, жалостливую, с большим сердцем. А то современные девицы измельчали, сами знаете… — Конечно, знаю! — сказало существо. И Василию даже на секунду показалось, что оно недобро улыбается. Хотя как может улыбаться дым. Впрочем, это было совершенно не важно. Скоро он встретит ту самую. Точнее, она встретит его, приведет домой, и… Василий сладострастно зажмурил глаза. А очнулся вдруг в снегу на какой-то незнакомой помойке. Рядом с ним валялась оболочка от сосиски и рыбий остов. Нестерпимо болел бок. Все вокруг казалось огромным и непривычным. И только молодой женский смех, нежным колокольчиком разливающийся по двору, по-прежнему казался завораживающим. — Настя, смотри какой милый котик! Бедненький, собаки обидели, наверное! Я возьму его домой! Буду заботиться, гладить, кормить! — Доброе у тебя сердце, Анечка! — откликнулся второй женский голос, какой-то более жесткий и неприятный. — Вот увидела животное, и сразу домой несешь. А оно тебе надо? А если он орать по весне начнет? Котят делать захочет… — Не начнет, я его к ветеринару отведу. — Иди-ка сюда, малыш… Цепкие женские ручки крепко прижимали котика к себе. Василий хотел закричать, но из его рта раздавалось только жалобное мяуканье… Курс дружбы ― Добрый день, это же ломбард? Я не нашел вывеску ― какой-то парень сказал, что вы находитесь здесь, ― обратился Дима к мужчине за дешёвой, протертой до опилок стойкой. Тип был полностью погружён в полировку наручных часов и, не поднимая глаз, ответил: ― Добрый день, всё верно ― это ломбард. ― Слава богу, ― облегченно выдохнул Дима. ― Мне срочно нужны деньги на мотоцикл. Говорят, что вы тут, вы… ― он закашлялся и, прочистив горло, закончил фразу, ― скупаете всякое. ― Всякое? ― продолжая полировать часы, переспросил мужчина. ― Ну да… Ду́ши там, любовь, дружбу… ― Дима говорил тихо, явно стесняясь. ― Ах, да-да, скупаем… Всякое, ― подтвердил мужчина и наконец отложил часы в сторону, а затем спросил: ― Что бы вы хотели продать? ― Ну-у, душу я вам продавать не собираюсь… ― А зря! ― мужчина перевалился через стойку и впился своим взглядом в глаза Димы. ― Души нынче идут по хорошему курсу, можно нехило так поднять денег за пару минут. ― Н-н-нет, ― как можно деликатнее отказал Дима, ― мне много денег не нужно. Думаю, что обойдемся одной какой-нибудь дружбой. ― Ну что ж, дружбой так дружбой, ― пожал плечами мужчина и достал откуда-то ноутбук, а затем, методично вбив в систему данные клиента, спросил: ― С кем будем прощаться? ― Хм. А цена зависит от качества дружбы? ― Разумеется! Чем сильнее связь, тем выше оплата, без обмана! ― деловито произнёс мужчина и снова впился взглядом в клиента. ― Дайте подумать, ― Дима закусил губу и через несколько секунд выдал: ― Давайте с Марком. Мужчина вбил имя в компьютер, пару раз щелкнул мышкой, с серьёзным видом что-то прочитал и наконец сказал: ― Марк вам никакой не друг, ― и добавил, глядя в упор на Диму: ― Вы что, думаете, мы тут фуфло всякое скупаем? ― Нет! Что вы, ничего такого не думаю! Ну хорошо, давайте Пашу Семикозова! Мужчина нахмурился и снова вбил данные в компьютер, а затем ответил: ― Пиво по субботам и разговоры о работе не делают вас друзьями. ― Да что же такое, ― пробубнил себе под нос, опустив взгляд в пол, Дима. ― А Инна? ― С Инной вы давно не друзья, ― усмехнулся мужчина, едва взглянув на экран. ― Дружеский секс, как вы его тогда восхищённо называли, всё испортил. Теперь вы просто любовники. ― Да что же это такое! У меня что, друзей совсем нет? ― негромко возмущался клиент, глядя на торговца. Мужчина нахмурился ещё сильней и, долго крутя колёсико мышки, что-то неслышно произносил еле шевелящимися губами, а затем, остановившись, ответил: ― Увы, но из настоящих друзей у вас только Сёма. ― Сёма? ― неуверенно переспросил Дима. ― Да, Сёма. Но, знаете, судя по всему, друг-то он так себе: не разговорчивый особо, совета мудрого не даст, коньяка с вами за потерянную любовь не выпьет. Да и за всё время вашего знакомства Сёма приносил исключительно убытки. Он вам друг, конечно, но мой совет ― продавайте его. ― Но я не могу Сёму… Нас ведь столько связывает… ― Чего вас связывает? Три года? Ха-х! ― усмехнулся работник ломбарда. ― Да вы Толика с детсадовской скамьи знаете, он с вами и поговорить сможет, если его выцепить между работой и выходными, и на футбол с вами сходит… ― …Если жена отпустит, ― закончил за ним фразу Дима. ― Толик мне не друг и никогда им не был, да вы и сами это знаете, а вот Сёма… ― Слушайте, да сдался он вам? Я вам за это бонусом накину, в честь того, что вы впервые у нас, ― начал наседать торговец, чувствуя сомнения клиента. Лицо Димы подергивалось от волнения. ― Ну что? ― посмотрел исподлобья торговец. ― Ладно, Сёма так Сёма. А выкупить я смогу, если что, нашу дружбу? Вы ведь ломбард, ― с надеждой в голосе спросил парень у торговца. ― Конечно сможете, но, знаете, редко кто приходит обратно. ― Хорошо. Где подписать? ― уверенным голосом спросил Дима и схватился за шариковую ручку, прикреплённую к столу резинкой. ― Вот тут, тут, а еще расшифровку и дату, ― тыкал торговец сухим сморщенным пальцем в бумагу. ― Куда мне поставить нашу дружбу? ― спросил Дима, покончив с бумагами. ― А, бросьте куда-нибудь, хоть в самый грязный угол, ― махнул рукой мужчина, отсчитывая деньги. ― Это всё? ― спросил Дима, забрав причитающееся ему. ― Да, можете идти. Если вдруг будет любовь или ещё что-то в этом духе, тащите всё мне, я дам лучшую цену, ― улыбнулся мужчина и, достав из стола часы, начал снова протирать их. ― А вещи вы тоже принимаете? ― спросил напоследок Дима. ― Нет, вещи мне неинтересны. Это у меня в руках чужое время. Человек продал мне пару своих лучших лет ради новой машины. ― Что ж, до свидания, ― поклонился Дима и вышел из ломбарда. Только сейчас он заметил на грязном потемневшем стекле двери небольшую табличку: «Ломбард «30 Сребреников». Работаем без выходных и праздников уже 2000 лет». *** Домой Дима пришёл в приподнятом настроении. Деньги приятно оттягивали карман, а суть сделки он уже и забыл, пока не открыл свою дверь и не обнаружил, что никто не вышел его встречать. ― Эй, Сёма, ты где? Сёма, фью-фью-фью, ― посвистел Дима, разыскивая глазами пса. Было ужасно непривычно приходить домой и не чувствовать, что кто-то норовит сбить тебя с ног и залить слюнями. ― Сёма, ну ты где? Я на новом мотоцикле приехал! Там и для тебя коляска есть, ― позвал ещё раз своего питомца Дима. Сёма лежал на кухне под столом, свернувшись калачиком и отвернувшись к стене. ― Ну ты чего? Разве не рад меня ви… Дима осёкся. Он вдруг вспомнил, что сделал, и всё встало на свои места. ― Разве такое возможно? Ты же собака, просто собака, у тебя нет души, сплошные инстинкты, ― обращался Дима к псу, но тот никак не реагировал. ― Я думал, что этот идиот ошибся и ничего не изменится, ведь наша дружба — она ненастоящая… ― оправдывался Дима, глядя на поникшего пса, который лишь благодаря дыханию выглядел живым. ― Ну прости меня! Хочешь, пойдём погуляем?! ― задорным голосом предложил Дима. Обычно после этих слов Сёма срывался с места и сломя голову нёсся за ошейником, а сейчас даже ухом не повёл. ― Да что же это такое? Я ведь не на тушёнку тебя продал… Пёс не умер. Он продолжал есть, пить, гулять, спать, лаять, но что-то в нём изменилось. Дима вспомнил слова торговца о том, что Сёма неразговорчив и совета мудрого не даст. Но то молчание Сёмы, те его взгляды были самыми мудрыми, а его добрый ласковый скулёж — самым многословным. А теперь он действительно замолчал. *** ― Заберите ваши проклятые деньги! Верните мне друга! ― кричал Дима, влетая в ломбард. В этот самый момент торговец заключал сделку с одной молодой женщиной, которую Дима нахальным образом подвинул. ― Вы в своём уме? Успокойтесь и дождитесь своей очереди! ― рявкнул на него торговец. ― К чёрту вашу очередь! И вас — тоже! ― не собирался успокаиваться Дима. ― Вы обманщик и аферист! Верните мне друга, я без него не могу! Женщина, завидев такое поведение клиента, собрала свои вещи и быстро покинула ломбард. ― Осёл! ― вспылил в ответ торговец. ― Она же почти продала мне свои материнские чувства! ― Ей вы тоже наплели, что они ничего не стоят?! Что дети и не дети вовсе, а так ― сопливые кашееды и бесчувственные плаксы?! ― стучал кулаком по стойке Дима. ― Не перекладывайте на меня свои решения! Вы пришли сюда самостоятельно и сами всё подписали, я вас не уговаривал! ― оправдывался торговец. ― Но Сёма был моим единственным другом, только он понимал меня без слов, только он лечил меня своим сердцем, а теперь, теперь… ― Теперь ваша дружба стоит в два раза больше! ― поставил точку торговец. ― Как это? ― испуганно произнёс Дима, чувствуя, как все его внутренности сжимаются: мотоцикл он и без того продал дешевле, чем покупал. ― А вот так. Или ты думал, что если легко продал, то так же легко восстановишь? Даже предав собаку, нельзя просто щелкнуть пальцами и сделать вид, что ничего не было. Хотя почему — даже? Тем более! Эта дружба была самой искренней и чистой! Такое вернуть ― дорогого сто́ит, ― торговец произнес эти слова со злорадной ухмылкой. — Но я не могу без Сёмы. Я… я же не справлюсь без него, а деньги… У меня нет столько, ― задыхаясь от волнения, бормотал Дима. ― Увы, ничем не могу помочь, ― развёл руками торговец. ― А давайте я добро какое-нибудь продам? ― загорелись глаза у Димы. ― У меня этого добра знаешь сколько? Целый склад. А от добра добра не ищут. Я его бесплатно принимаю ― как пожертвования нуждающимся. ― Может, совесть тогда заложу? ― продолжал торговаться Дима. ― Ха! После продажи друга ты мне совесть предлагаешь? Прости, мы подделки не принимаем. Ну артист, ― смеялся торговец. ― А душу, душу ты мою примешь? Или она тоже подделка? ― Душу? За пса?! ― удивился торговец. ― Не за пса… За друга! ― злобно рявкнул Дима и схватил ручку на резинке. — Где подписать?! ― Хм… ― пошкрябал торговец ногтями по своему подбородку. ― Так и быть, отдавай то, что я тебе заплатил, и можешь выкатываться отсюда со своей дружбой и душой. ― А что такое? Почему ты не хочешь брать душу? ― удивился Дима. ― Больно она у тебя быстро в цене скачет, за курсом не успеваю, ― обиженно пробубнил мужчина. Дима покорно выплатил всю сумму, поблагодарил торговца за возврат и спросил: ― А могу я поделиться своей дружбой с кем-то так же, как у вас тут добром делятся? ― Можешь конечно. Поставь на верхнюю полку, на самое видное место, это у нас всегда ходовой товар, ― улыбнулся торговец. ― Если бы все сразу с такими намерениями приходили, то, поверь, проблемы бы у вас решались гораздо проще. Дима кивнул и, поставив дружбу как было велено, поспешил домой. Ему не терпелось выговориться своему лучшему другу и получить взамен понимающий молчаливый взгляд. Парень обязательно раскается в своём поступке, он принесет тысячу извинений другу, и тот… обязательно его простит, он сможет, ведь на то она и дружба… *** Этим же вечером в квартиру к Диме и Сёме постучались. ― Добрый вечер, ― произнёс какой-то щуплый, сморщенный от холода старичок в обветшалом пиджаке. ― Мне тут в ломбарде ваш адрес дали и дружбу, которую вы предлагаете. Я решил зайти, попытать удачу, а то мне так одиноко. Можно с вами пообщаться? ― смотрел он щенячьими глазами на Диму и на Сёму. ― Конечно! Проходите, ― впустил Дима старика. — Чем вы увлекаетесь? Как проводите время? ― О-о-о! Мне есть что вам рассказать! ― радостно произнёс тот. ― Я тридцать лет занимался мотоспортом, и у меня есть такой замечательный мотоцикл… Правда, я уже десять лет как на нём не катаюсь, давно думаю продать или подарить кому… А вы любите мототехнику? - Мам, я пойду, погуляю, - десятилетний Стёпка стоял в дверях. - Холодно и ветер. Куда ты собрался? Даже собак в такую погоду не выпускают, - сказала мама, не отрываясь от компьютера. - Мам, ма-а-ам. Я недолго, - канючил Стёпка. - Ладно, только оденься тепло. - Хорошо! - крикнул Стёпка уже из прихожей. В общем-то, он оделся давно, осталось только куртку, сапоги и шапку надеть. Степка слетел с лестницы и еле открыл подъездную дверь, борясь с напором ветра. Новый порыв захлопнул её за ним и бросил в лицо пригоршню мелкого снега. Стёпка забежал в соседний подъезд к Димке, но, ни его, ни его родителей не оказалось дома. Филю отправили на выходные к бабушке, а Данила заболел. Расстроенный мальчик походил по двору, сбивая носком ботинка снег с шин, наполовину врытых в землю в качестве ограждения детской площадки. Одному скучно и холодно гулять, он понуро побрёл к своему подъезду. Краем глаза заметил шевелящийся тёмный комочек у сугроба, наметенного дворником сбоку от ступенек крыльца. Мальчик наклонился, всматриваясь. Из комочка выглянул нос и уши. Щенок! Не раздумывая, мальчик взял щенка на руки. Маленькое невесомое тело била мелкая дрожь. Чтобы открыть дверь, пришлось снова ждать, когда стихнет новый порыв ветра. Тихо зашёл в квартиру, разделся, стараясь не шуметь. В своей комнате укутал щенка в тёплый свитер и оставил на диване. - Только молчи, ладно? А то мама выгнать может. Ты полежи, а я принесу тебе поесть, - прошептал Стёпка щенку. - Ты вернулся? Почему так рано? – Услышал он голос мамы и замер в коридоре по дороге в кухню. - Ребят никого дома нет. Скучно одному, – ответил Стёпка, стараясь, чтобы голос не выдал его волнения, и продолжил свой путь. Стёпка налил молока в стакан, положил одну котлету со сковороды на тарелку и, крадучись, пошёл назад. Он смотрел на стакан, чтобы не пролить молоко, поэтому не заметил маму, стоявшую в дверях комнаты. - Ты куда это несешь? – спросила подозрительно мама, и Стёпка от неожиданности вздрогнул, молоко выплеснулось на пол. - Ну-ка, пойдём. - Мама прошла вперёд и открыла дверь в его комнату. Свитер валялся на полу, рядом поблескивала лужица, а у батареи сидел дрожащий и испуганный щенок. Надо сказать, что Стёпка с раннего детства не мог пройти мимо брошенных на улице щенков и кошек, всех приносил домой. Марине, его маме, приходилось бороться между согласием оставить очередного найдёныша и не превратить квартиру в приют для бездомных животных. - Так. Снова кого-то принёс. – Марина переводила строгий взгляд с лужи на Стёпку, потом на щенка, потом снова на лужу, подперев бока руками. - Мам, он маленький, замёрзнет на улице. Пусть хоть до лета останется, – мямлил Стёпка, чуть не плача. – Мам, ну пожалуйста. Я сам за ним ухаживать буду. – И Стёпка поставил стакан и тарелку на стул, проявляя готовность прямо сейчас бежать за тряпкой и убрать лужу. Марина посмотрела в виновато-просительные, испуганные глаза сына, на дрожащие от сдерживаемых слёз губы и вздохнула. - Ну что с тобой делать. – Она махнула рукой и вышла из комнаты. - Спасибо, мам! – радостно крикнул ей вслед Стёпка и побежал в ванную за тряпкой. Так началась дружба Стёпки с Роем – так он назвал щенка. Рой сразу признал в мальчике хозяина. Встречал его из школы, нетерпеливо подпрыгивая в прихожей, заслышав на лестнице знакомые шаги. Стёпка входил, бросал сумку, вставал на колени и трепал щенка за ушами. А тот старался дотянуться до лица и лизнуть шершавым влажным языком, радостно виляя хвостом. Со временем щенок превратился в крупного пса с умными чёрными глазами и шерстью цвета молочного шоколада. Степан тоже вырос, окончил школу и поступил в университет. Теперь домой он приходил поздно. Верный Рой терпеливо ждал в прихожей, положив голову на лапы и глядя на входную дверь. Марина выходила к нему, качала головой, предлагала погулять, но пёс лишь поводил ушами. Степан оканчивал университет, а Рой старел и храпел по ночам. Как у всех стариков, у него бывала бессонница. Тогда он, стуча по полу когтями, ходил по квартире и вздыхал. Марина Андреевна давно привыкла к доброму и неприхотливому псу. Пришла весна. По тротуарам бежали ручейки от тающих под тёплыми лучами солнца, спрессованных снежных островков по краю дороги. Птицы заливисто пели, а весенние запахи пробуждали давно забытые чувства даже у стареющего пса. Степан возвращался в темноте, остывая от жарких поцелуев и улыбаясь уголками губ. Он проводил однокурсницу Наташу до дома, и они долго целовались, прощаясь у подъезда. Осталось защитить диплом и тогда поженятся. Не хотелось жить с родителями и сидеть на их шее. Вот устроятся на работу, снимут квартиру, тогда… Рой давно догадывался, что у Степана появилась подруга по рассеянному, отстранённому взгляду, чужому запаху. Немного ревновал, но понимал, прощал и всё также ждал, лёжа в прихожей перед дверью. Степан свернул в тёмный переулок, сокращая дорогу к дому. Осталось пройти совсем немного, когда навстречу ему вышел парень из-за дерева в надвинутой вязаной шапке до самых глаз, держа руки в карманах. Холодок от тревожного предчувствия, невесть откуда взявшегося, пробежал по позвоночнику. Парень, глядя перед собой, прошёл мимо. Степан выдохнул облегченно, и тут же получил удар в спину. От неожиданности споткнулся, не удержавшись на ногах, упал плашмя на мокрый асфальт. Поднимаясь, успел заметить приближающихся ещё двоих парней. Новый удар в живот выбил воздух из лёгких, Степан согнулся пополам. От удара по голове он потерял сознание. А в квартире, Рой поднял голову, прислушиваясь к чему-то, только ему одному ведомому, повёл ушами, вскочил на лапы и залаял, бросившись к двери. - Степана услышал? – спросила из комнаты Марина Андреевна, но дверь не открылась. Она отложила книгу и вышла в прихожую. Рой бросился к ней, потом отбежал назад, скуля и переступая нетерпеливо лапами. - Гулять хочешь? Сейчас. – Марина Андреевна села на пуфик и стала обуваться. Рой ткнулся мордой в её колени, лизнул руку, снова побежал к двери. - Потерпи, сейчас, - добавила женщина. Пёс от нетерпения поскуливал, пока Марина отпирала замок, протиснулся в открывающуюся дверь и пулей бросился вниз по лестнице. Марина услышала нетерпеливый лай снизу и заторопилась следом. Выпущенный на улицу, Рой мгновение постоял, прислушиваясь, а потом рванул со скоростью, на какую был способен в преклонном возрасте, через двор. - Рой, стой, куда ты?! – кричала Марина, но пёс уже исчез в проходе между домами. Трое парней избивали ногами Степана, лежавшего на асфальте. Он вздрагивал от сыпавшихся на него ударов, прижав колени к груди, защищая живот, руками закрывал голову. Встать, ответить нападавшим, убежать, не было никакой возможности. Пёс, не останавливаясь, бросился вперёд, вцепился зубами в руку одного из парней, всем телом повиснув на ней. Парень взвыл от боли, пытаясь стряхнуть неожиданно появившегося пса. Но Рой не отпускал своей жертвы, глубже вонзая клыки в руку. Парни отставили Степана и бросились на помощь подельнику. Самый крупный из них ударил носком ботинка в бок Рою. Пёс заскулил и выпустил из пасти руку, отлетев в сторону. Хулиган сел на корточки, прижал окровавленную руку к груди, и завыл, матерясь. Рой стоял, широко расставив лапы, ощерившись и склонив голову к земле. Его чёрные глаза горели огнём мести, верхняя губа задралась, обнажив жёлтые зубы, кожа на морде подрагивала. - Рой… Ко мне… - прохрипел Степан, увидев своего друга. Пёс не сводил глаз с парня с ножом в руке, от которого исходили волны опасности. Он утробно зарычал и бросился на него. Всё произошло мгновенно. Крик Степана слился с жалобным визгом Роя. Его тело безвольно упало на асфальт рядом с хозяином. Пёс пытался подняться на лапы, но они подгибались. Из ножевой раны в боку толчками хлынула кровь. - Рой… Сволочи! – прошептал Степан и уткнулся головой в подергивающееся тело друга. Он не заметил, когда и куда исчезли парни. Корчась от боли в боку, сел, нащупал в кармане телефон. Стекло треснуло, но экран, мобильник работал. Степан вызвал такси, потом завернул друга в свою куртку и держал на руках, пока не приехала машина. - В ветлечебницу на Вагжанова, быстро, - прохрипел он, открывая заднюю дверь. - Нет, парень. Ты мне весь салон кровью испачкаешь. – Пожилой таксист повернул ключ зажигания, собираясь уехать. - Я заплачу, сколько скажете, пожалуйста, быстрее. – Степан, корчась от боли, уже садился на заднее сиденье, не выпуская Роя из рук. - Хорошо, только поаккуратнее там, - уже спокойнее ответил таксист и тронул машину с места. Степан ждал в коридоре, освещённом одной дежурной лампочкой на потолке, вдыхая стойкий запах лекарств, дезинфицирующих растворов и шерсти. Наконец, из операционной вышел ветеринар, устало снимая маску. Степан вскочил и тут же упал на стул, схватившись за бок. - Тебе в больницу надо, парень, - сказал ветеринар. – Я сделал всё, что смог. Но возраст… Он старый, крови потерял много... Удивительно, что не сразу умер от такого удара. - Степан закрыл лицо ладонями. - Давайте, хоть ваши раны обработаю. – Ветеринар ушёл и вернулся с лотком, в котором лежали пластырь, марлевые салфетки и два флакона. - Если хотите, мы можем кремировать вашу собаку, - предложил он, обрабатывая раны на лице и руках Степана. - Нет. Если можно, пусть у вас побудет. Я завтра утром заберу, – сказал, поморщившись от боли, Степан. - Можно. - Ветеринар кивнул. Следующим утром такси остановилось у леса на окраине города. Водитель посмотрел подозрительно на парня с большой тяжёлой сумкой и лопатой, направившегося к лесу, и тут же уехал. Копать ещё не оттаявшую землю было тяжело. Пожалел, что не воспользовался предложением ветеринара. Каждый вдох, движение, отдавали резкой болью в боку. Когда могила была готова, вытащил из сумки тело Роя, завёрнутое в простынь, и положил на землю у могилы. Прежде чем закопать друга, долго сидел на поваленном дереве, вспоминая тот ветреный день, когда нашёл щенка у подъезда, годы дружбы... По щекам текли солёные слёзы. Почему парни напали на Степана, он не знал. Наверное, от скуки, от избытка силы или от обиды, которую надо было на кого-то выплеснуть. А может, просто искали приключений. Верный старый Рой отдал сою жизнь, защищая друга. Чем всё закончилось бы, не почувствуй он опасность, грозившую хозяину, спасшего его от верной смерти в сугробе, кто знает. Что может быть лучше такой смерти? Говорят, что псы не умирают, а уходят за Радугу. А людям, любившим их, остаётся незатухающая с годами память о преданном друге.
Мир
Сторож
- Молодой человек, не найдется ли у вас папироски? - эта фраза, произнесенная в полдвенадцатого ночи в дремучей городской окраине сама по себе заставляет напрячься.
Ситуация усугублялась тем, что в данный момент я проходил мимо кладбищенской ограды и не предполагал тут задерживаться. Не то, чтобы я боялся кладбищ или был суеверным…
- Вы уж будьте так любезны, окажите милость старику, сто лет не курил уже, кажется…
Отпираться было бессмысленно – я как раз дымил вишневым «Ричмондом», что случалось вообще-то крайне редко, в периоды нервных напряжений и душевных треволнений, и у меня оставалось еще больше половины пачки.
Обернувшись, я увидел благообразного вида дядечку: седого, в старомодном костюме-тройке, с аккуратной бородкой. Он стоял прямо за кованой оградой кладбища. Ничего такого угрожающего в его облике не было, даже наоборот - он скорее вызывал симпатию.
- Конечно, без проблем. Держите, - я вытянул из пачки коричневый цилиндрик и протянул через забор.
- Мне неловко просить… А огоньку не найдется?
Я улыбнулся, чиркнул зажигалкой, и он с видимым удовольствием затянулся.
- Ароматный табачок! Молодой человек, вы не сочтите за наглость с моей стороны… Тут, понимаете, возникла некоторая проблема…
Вся эта ситуация уже начинала доставлять мне удовольствие, и, поскольку я особенно никуда не торопился, и завтра был выходной, я решил узнать, в чем тут дело, и что этот старик делает в такое время в таком месте… Поэтому я сказал:
- Ничего-ничего, излагайте.
- Может быть, мы присядем? Зайдите, тут есть удобная лавочка, - он был сама корректность.
Я скрипнул калиткой и вошел. Лавочка тут действительно была – широкая, со спинкой. Вообще-то еще одна, точно такая же, стояла с другой стороны ограды, но я как-то об этом сразу не подумал.
- Вы сильно торопитесь? – спросил он.
- Да нет, я привык ложиться поздно, лишние несколько минут ничего не решат.
- А полчаса?
- И полчаса тоже, в общем-то…
- Это же замечательно, молодой человек! – он затянулся сигаретой последний раз, аккуратно потушил ее о край урны и выбросил. – Я вижу, что вы не из робкого десятка… Хотите принять участие в благом деле?
Тут я насторожился.
- Что именно вы имеете в виду?
- Как вы относитесь к вандалам? – ответил он вопросом на вопрос.
- Ну-у… В целом – отрицательно. А что, собственно…
- Знаете, тут завелась компания… Уж не знаю, что они себе вообразили, но они мучают на могилах бедных животных, малюют, не ведая что, и вообще ведут себя премерзко. Негоже так себя вести в таком месте… Очень мне хочется это дело прекратить, но без помощи никак не справиться…
Тут я вроде как догадался, с кем имею дело. Кладбищенский сторож! Это, в общем-то, многое объясняло… Сатанистов я, мягко говоря, недолюбливал, и поэтому решил послушать дальше.
- И какой у вас план?
- В полночь они заявятся во-он туда, там самые старые могилы, девятнадцатый век! – он тоскливо вздохнул. – А мы их и прищучим. Вы молодой, крепкий, достаточно будет посветить фонарём и сказать что-нибудь грозное – они мигом ретируются. Пробежитесь за ними для вида шагов десять, а я уж их подкараулю на выходе. Фонарь – вот он.
Я удивленно покосился на керосиновый агрегат, возникший невесть откуда на лавочке. Жестяной, со специальной заслонкой и горящим фитилем внутри. Ну надо же, какой раритет.
- Так что, вы в деле? – у него глаза горели от предвкушения.
Я заразился его азартом. Еще бы! Такое приключение! Страшновато, конечно, но страсти-то какие! Гонять сатанистов на кладбище!
- В деле! - кивнул я.
- Держите хронометр, здесь стрелки фосфоресцирующие, - он протянул мне старинные часы на цепочке. - Начинаем ровно в полночь. Спрячьтесь у могилы Пепелинского, ни с чем не перепутаете. Там туя растет, вот под ней и располагайтесь. План действий ясен?
- Свечу фонарем, кричу, что они арестованы, и бегу за ними несколько метров, топоча и создавая шум. А вы их караулите у выхода. Так?
- Так. За дело!
Мы разошлись в разные стороны. Я прокрался к могиле Пепелинского и затаился под туей. Вообще-то теперь все это не казалось мне хорошей идеей – обстановочка становилась жутковатой. Ветер шумел в кронах деревьев, изредка перекликались ночные птицы, ощутимо повеяло прохладой. В бледном свете выглянувшей из-за туч луны кресты и памятники выглядели особенно зловеще, отбрасывали причудливые тени, меняли очертания…
По спине побежали предательские мурашки. Кой черт меня дернул ввязаться в эту авантюру? Сатанисты обычно хоть и малахолные, но нервные и припадочные, от них всего можно ожидать… Да и дядечка этот так и не назвался, а я, идиот, имени отчества и не спросил… Я напряженно прислушивался, до рези в ушах, и время от времени посматривал на светящиеся зеленым стрелки хронометра. Без десяти двенадцать скрипнула та самая калитка, и я услышал приглушенные голоса, которые постепенно приближались.
Отчетливо послышалось мяуканье.
- Заткни эту сволочь, сторожа разбудишь! – шикнул кто-то.
- Да спит он, я сам видел… Напился и спит! Ему вообще плевать… - ответил второй.
Это как это – напился и спит? Ошибаетесь вы, ребята! Ща-ас, будет вам…
Я приготовился.
Сатанистов было трое. На двоих – куртки-косухи, на одном – длинный кожаный плащ. Они прошли мимо могилы Пепелинского к красивому памятнику с двумя плачущими ангелами. Один из них достал маркер и, невнятно приговаривая, принялся разрисовывать ангелам лица, второй достал из сумки что-то живое и спросил:
- Начинаем?
В руках у него громко мяукнули. Котенок? Вот гады! Мучить котят – это вовсе уж ни в какие рамки! Я преисполнился решимости.
- Подожди полуночи… Дай, я сделаю всё как надо!
Тот тип в плаще передал котенка напарнику, а сам принялся чертить какие-то знаки на надгробной плите. Второй принялся привязывать к лапкам котенка веревочки, и я с содроганием себе представил, что именно они собираются делать. Вот сволочи!
Тихонечко открыв крышку часов, я глянул на циферблат. Минутная и часовая стрелки уже указывали вертикально вверх, секундная отсчитывала последние мгновения.
Дождавшись последнего щелчка, я выскочил из своего укрытия и заорал:
- Всем лежать, руки за голову, вы арестованы! – и тут же открыл задвижку фонаря.
Вот уж чего я не ожидал от этого керосинового агрегата, так это мощного снопа света! Честно говоря, я сам был ошарашен не меньше незадачливых оккультистов: эффект был как от хорошего прожектора!
И все равно – простой свет не мог вызвать такие гримасы ужаса на лицах сатанистов. Честное слово, я видел, как у одного из них волосы встали дыбом! Чертовски быстро они бросили маркеры сумку и котенка и рванули прочь. Порыв ветра вдруг рванулся у меня из-за спины, поднимая в воздух пыль, листья и мелкие щепочки… Я пробежался несколько шагов, как и обещал, усердно топая, а потом остановился, чтобы отдышаться, и тут же услышал жалобное мяуканье.
Серенький комочек меха нашелся у памятника с двумя ангелами. Я освободил его от веревок и запихал за пазуху, там он малость успокоился и замолчал, только копошился, устраиваясь поудобнее.
Побродив немного по кладбищу, я не нашел ни сатанистов, ни давешнего дядечки. Время поджимало, и я направился домой со странным ощущением сюрреалистичности происходящего.
***
Утром я жарил яичницу, а котенок жевал нарезанную кубиками докторскую колбасу. Телевизор вещал:
- Сотрудниками правоохранительных органов на городском кладбище обнаружены трупы трех неизвестных. Следов насилия на телах не обнаружено, администрация кладбища отказалась давать комментарии по поводу произошедшего. Нам удалось поговорить с дежурившим в ночь сотрудником охраны…
На экране появился совершенно незнакомый помятый мужик с красным лицом алкаша со стажем. Он бормотал что-то о том, что нашли тела возле могилы графа Алентьева, мецената и великого человека, которому наш город должен быть благодарен за процветание в дореволюционные времена.
- По некоторым сведениям, покойные ранее были судимы за вандализм и увлекались оккультизмом… - жизнерадостно вещал диктор.
Котик мяукнул и побежал в коридор. Проследовав за ним, я тут же заметил какой-то предмет, лежащий на полу. Это был давешний хронометр с фосфоресцирующими стрелками! Присмотревшись, я прочел на крышке надпись, выгравированную затейливыми витыми буквами: «Графу П.П. Алентьеву от Е.И.В.».
— Понимаете, я уже много раз пытался найти женщину в прилoжениях для знaкомств, но это отнимает слишком много времени и сил…
Женщинам нужно писать, пытаться их как-то заинтересовать, бить пальцы о клавиатуру, обсуждать их скучные бaбские проблемы… Если бы можно было без всего этого, я был бы вам премного благодарен! — сказал Василий. — Можно вообще сделать так, чтобы женщина сама меня выбрала, и это не требовало ни разговоров, ни заучивания шуток из журнала «Максим», ни банальной эрудиции?
— Можно! — пожало плечами существо, состоящее из серого едкого дыма. — Вам сегодня все можно, чего уж там. Вы же для этого меня и вызвали.
— Хорошо. Тогда еще запишите, пожалуйста, что деньги я на нее тратить не собираюсь. Даже чуть-чуть. Чтобы без этих вот походов по кофейням, никаких медовиков за мой счет, которые еще неизвестно, окупятся ли. Чтобы мне не пришлось надевать рубашку, втягивать живот, производить впечатление… Чтобы она сразу тащила меня к себе домой. Такое возможно?
У серого существа в руке появилось подобие блокнота и ручки. Он внимательно, с видом услужливого официанта записал заказ и кивнул головой.
— Я же говорю, все, что угодно. Что-то еще?
— Ну… чтобы она ничего не требовала в материальном плане, конечно же. А то знаете, наши женщины вечно требуют себе каких-то айфoнов, бриллиaнтов, шyб… А, конечно, не дарил ни разу, но мужики рассказывали. Только бескорыстная любовь за так, ни нотки меркантильности, как у европеек там, или филиппинок. Я вообще диву даюсь, заграницей женщины спокойно работают, а мужья дома сидят, и никто им слова не говорит. А у нас сразу обидные ярлыки привешивают «на шее у бaбы сидит». Вот без этого давайте.
— Будет сделано! — пожало плечами существо. — Но вы, Василий, что-то скромничаете, словно не демона вызвали, а пришли в бюро знакомств. Таких женщин в Рoccии и без всякого волшебства полно, а у вас уникальные возможности. Что же вы ими не пользуетесь?
— Ну ладно. Чтобы домовитая еще была! — загибал пальцы Василий. — Шуршала по хозяйству, кормила вкусно, убирала, и чтобы в голову ей не пришло требовать всю эту бaбскую xoбoтню от меня — это раз. Чтобы никогда не выносила мозг, подходила всегда с лаской, радовалась, глядя на меня — это два. И чтобы не хотела от меня никаких детей — это три. Это очень важное условие, все же знают, что дети нужны женщинам. Мне они совсем не нужны. Пожалуй, все.
— Скромненько как-то… — состоящее из серого дыма существо помотало головой и еще раз обратилось к Василию. — Я, конечно, не вправе вам советовать, но может, вы выберете внешность? Просто таких женщин, как вы описали, вы и сейчас можете встретить немало, многие мужчины так и делают. Только эти женщины будут не очень красивые и намного старше, а вам, наверное, студенточку встретить хочется?
— Да, да, студенточку! — Василий аж подпрыгнул от радости, что не упустил самое главное. А то мало ли что. Высокую, красивую, стройную, с нежной, словно персик, кожей. Но при этом добрую, жалостливую, с большим сердцем. А то современные девицы измельчали, сами знаете…
— Конечно, знаю! — сказало существо. И Василию даже на секунду показалось, что оно недобро улыбается. Хотя как может улыбаться дым. Впрочем, это было совершенно не важно. Скоро он встретит ту самую. Точнее, она встретит его, приведет домой, и…
Василий сладострастно зажмурил глаза. А очнулся вдруг в снегу на какой-то незнакомой помойке. Рядом с ним валялась оболочка от сосиски и рыбий остов. Нестерпимо болел бок. Все вокруг казалось огромным и непривычным. И только молодой женский смех, нежным колокольчиком разливающийся по двору, по-прежнему казался завораживающим.
— Настя, смотри какой милый котик! Бедненький, собаки обидели, наверное! Я возьму его домой! Буду заботиться, гладить, кормить!
— Доброе у тебя сердце, Анечка! — откликнулся второй женский голос, какой-то более жесткий и неприятный. — Вот увидела животное, и сразу домой несешь. А оно тебе надо? А если он орать по весне начнет? Котят делать захочет…
— Не начнет, я его к ветеринару отведу. — Иди-ка сюда, малыш…
Цепкие женские ручки крепко прижимали котика к себе. Василий хотел закричать, но из его рта раздавалось только жалобное мяуканье…
Курс дружбы
― Добрый день, это же ломбард? Я не нашел вывеску ― какой-то парень сказал, что вы находитесь здесь, ― обратился Дима к мужчине за дешёвой, протертой до опилок стойкой.
Тип был полностью погружён в полировку наручных часов и, не поднимая глаз, ответил:
― Добрый день, всё верно ― это ломбард.
― Слава богу, ― облегченно выдохнул Дима. ― Мне срочно нужны деньги на мотоцикл. Говорят, что вы тут, вы… ― он закашлялся и, прочистив горло, закончил фразу, ― скупаете всякое.
― Всякое? ― продолжая полировать часы, переспросил мужчина.
― Ну да… Ду́ши там, любовь, дружбу… ― Дима говорил тихо, явно стесняясь.
― Ах, да-да, скупаем… Всякое, ― подтвердил мужчина и наконец отложил часы в сторону, а затем спросил: ― Что бы вы хотели продать?
― Ну-у, душу я вам продавать не собираюсь…
― А зря! ― мужчина перевалился через стойку и впился своим взглядом в глаза Димы. ― Души нынче идут по хорошему курсу, можно нехило так поднять денег за пару минут.
― Н-н-нет, ― как можно деликатнее отказал Дима, ― мне много денег не нужно. Думаю, что обойдемся одной какой-нибудь дружбой.
― Ну что ж, дружбой так дружбой, ― пожал плечами мужчина и достал откуда-то ноутбук, а затем, методично вбив в систему данные клиента, спросил: ― С кем будем прощаться?
― Хм. А цена зависит от качества дружбы?
― Разумеется! Чем сильнее связь, тем выше оплата, без обмана! ― деловито произнёс мужчина и снова впился взглядом в клиента.
― Дайте подумать, ― Дима закусил губу и через несколько секунд выдал: ― Давайте с Марком.
Мужчина вбил имя в компьютер, пару раз щелкнул мышкой, с серьёзным видом что-то прочитал и наконец сказал:
― Марк вам никакой не друг, ― и добавил, глядя в упор на Диму: ― Вы что, думаете, мы тут фуфло всякое скупаем?
― Нет! Что вы, ничего такого не думаю! Ну хорошо, давайте Пашу Семикозова!
Мужчина нахмурился и снова вбил данные в компьютер, а затем ответил:
― Пиво по субботам и разговоры о работе не делают вас друзьями.
― Да что же такое, ― пробубнил себе под нос, опустив взгляд в пол, Дима. ― А Инна?
― С Инной вы давно не друзья, ― усмехнулся мужчина, едва взглянув на экран. ― Дружеский секс, как вы его тогда восхищённо называли, всё испортил. Теперь вы просто любовники.
― Да что же это такое! У меня что, друзей совсем нет? ― негромко возмущался клиент, глядя на торговца.
Мужчина нахмурился ещё сильней и, долго крутя колёсико мышки, что-то неслышно произносил еле шевелящимися губами, а затем, остановившись, ответил:
― Увы, но из настоящих друзей у вас только Сёма.
― Сёма? ― неуверенно переспросил Дима.
― Да, Сёма. Но, знаете, судя по всему, друг-то он так себе: не разговорчивый особо, совета мудрого не даст, коньяка с вами за потерянную любовь не выпьет. Да и за всё время вашего знакомства Сёма приносил исключительно убытки. Он вам друг, конечно, но мой совет ― продавайте его.
― Но я не могу Сёму… Нас ведь столько связывает…
― Чего вас связывает? Три года? Ха-х! ― усмехнулся работник ломбарда. ― Да вы Толика с детсадовской скамьи знаете, он с вами и поговорить сможет, если его выцепить между работой и выходными, и на футбол с вами сходит…
― …Если жена отпустит, ― закончил за ним фразу Дима. ― Толик мне не друг и никогда им не был, да вы и сами это знаете, а вот Сёма…
― Слушайте, да сдался он вам? Я вам за это бонусом накину, в честь того, что вы впервые у нас, ― начал наседать торговец, чувствуя сомнения клиента.
Лицо Димы подергивалось от волнения.
― Ну что? ― посмотрел исподлобья торговец.
― Ладно, Сёма так Сёма. А выкупить я смогу, если что, нашу дружбу? Вы ведь ломбард, ― с надеждой в голосе спросил парень у торговца.
― Конечно сможете, но, знаете, редко кто приходит обратно.
― Хорошо. Где подписать? ― уверенным голосом спросил Дима и схватился за шариковую ручку, прикреплённую к столу резинкой.
― Вот тут, тут, а еще расшифровку и дату, ― тыкал торговец сухим сморщенным пальцем в бумагу.
― Куда мне поставить нашу дружбу? ― спросил Дима, покончив с бумагами.
― А, бросьте куда-нибудь, хоть в самый грязный угол, ― махнул рукой мужчина, отсчитывая деньги.
― Это всё? ― спросил Дима, забрав причитающееся ему.
― Да, можете идти. Если вдруг будет любовь или ещё что-то в этом духе, тащите всё мне, я дам лучшую цену, ― улыбнулся мужчина и, достав из стола часы, начал снова протирать их.
― А вещи вы тоже принимаете? ― спросил напоследок Дима.
― Нет, вещи мне неинтересны. Это у меня в руках чужое время. Человек продал мне пару своих лучших лет ради новой машины.
― Что ж, до свидания, ― поклонился Дима и вышел из ломбарда.
Только сейчас он заметил на грязном потемневшем стекле двери небольшую табличку: «Ломбард «30 Сребреников». Работаем без выходных и праздников уже 2000 лет».
***
Домой Дима пришёл в приподнятом настроении. Деньги приятно оттягивали карман, а суть сделки он уже и забыл, пока не открыл свою дверь и не обнаружил, что никто не вышел его встречать.
― Эй, Сёма, ты где? Сёма, фью-фью-фью, ― посвистел Дима, разыскивая глазами пса.
Было ужасно непривычно приходить домой и не чувствовать, что кто-то норовит сбить тебя с ног и залить слюнями.
― Сёма, ну ты где? Я на новом мотоцикле приехал! Там и для тебя коляска есть, ― позвал ещё раз своего питомца Дима.
Сёма лежал на кухне под столом, свернувшись калачиком и отвернувшись к стене.
― Ну ты чего? Разве не рад меня ви…
Дима осёкся. Он вдруг вспомнил, что сделал, и всё встало на свои места.
― Разве такое возможно? Ты же собака, просто собака, у тебя нет души, сплошные инстинкты, ― обращался Дима к псу, но тот никак не реагировал.
― Я думал, что этот идиот ошибся и ничего не изменится, ведь наша дружба — она ненастоящая… ― оправдывался Дима, глядя на поникшего пса, который лишь благодаря дыханию выглядел живым. ― Ну прости меня! Хочешь, пойдём погуляем?! ― задорным голосом предложил Дима.
Обычно после этих слов Сёма срывался с места и сломя голову нёсся за ошейником, а сейчас даже ухом не повёл.
― Да что же это такое? Я ведь не на тушёнку тебя продал…
Пёс не умер. Он продолжал есть, пить, гулять, спать, лаять, но что-то в нём изменилось. Дима вспомнил слова торговца о том, что Сёма неразговорчив и совета мудрого не даст. Но то молчание Сёмы, те его взгляды были самыми мудрыми, а его добрый ласковый скулёж — самым многословным. А теперь он действительно замолчал.
***
― Заберите ваши проклятые деньги! Верните мне друга! ― кричал Дима, влетая в ломбард.
В этот самый момент торговец заключал сделку с одной молодой женщиной, которую Дима нахальным образом подвинул.
― Вы в своём уме? Успокойтесь и дождитесь своей очереди! ― рявкнул на него торговец.
― К чёрту вашу очередь! И вас — тоже! ― не собирался успокаиваться Дима. ― Вы обманщик и аферист! Верните мне друга, я без него не могу!
Женщина, завидев такое поведение клиента, собрала свои вещи и быстро покинула ломбард.
― Осёл! ― вспылил в ответ торговец. ― Она же почти продала мне свои материнские чувства!
― Ей вы тоже наплели, что они ничего не стоят?! Что дети и не дети вовсе, а так ― сопливые кашееды и бесчувственные плаксы?! ― стучал кулаком по стойке Дима.
― Не перекладывайте на меня свои решения! Вы пришли сюда самостоятельно и сами всё подписали, я вас не уговаривал! ― оправдывался торговец.
― Но Сёма был моим единственным другом, только он понимал меня без слов, только он лечил меня своим сердцем, а теперь, теперь…
― Теперь ваша дружба стоит в два раза больше! ― поставил точку торговец.
― Как это? ― испуганно произнёс Дима, чувствуя, как все его внутренности сжимаются: мотоцикл он и без того продал дешевле, чем покупал.
― А вот так. Или ты думал, что если легко продал, то так же легко восстановишь? Даже предав собаку, нельзя просто щелкнуть пальцами и сделать вид, что ничего не было. Хотя почему — даже? Тем более! Эта дружба была самой искренней и чистой! Такое вернуть ― дорогого сто́ит, ― торговец произнес эти слова со злорадной ухмылкой.
— Но я не могу без Сёмы. Я… я же не справлюсь без него, а деньги… У меня нет столько, ― задыхаясь от волнения, бормотал Дима.
― Увы, ничем не могу помочь, ― развёл руками торговец.
― А давайте я добро какое-нибудь продам? ― загорелись глаза у Димы.
― У меня этого добра знаешь сколько? Целый склад. А от добра добра не ищут. Я его бесплатно принимаю ― как пожертвования нуждающимся.
― Может, совесть тогда заложу? ― продолжал торговаться Дима.
― Ха! После продажи друга ты мне совесть предлагаешь? Прости, мы подделки не принимаем. Ну артист, ― смеялся торговец.
― А душу, душу ты мою примешь? Или она тоже подделка?
― Душу? За пса?! ― удивился торговец.
― Не за пса… За друга! ― злобно рявкнул Дима и схватил ручку на резинке. — Где подписать?!
― Хм… ― пошкрябал торговец ногтями по своему подбородку. ― Так и быть, отдавай то, что я тебе заплатил, и можешь выкатываться отсюда со своей дружбой и душой.
― А что такое? Почему ты не хочешь брать душу? ― удивился Дима.
― Больно она у тебя быстро в цене скачет, за курсом не успеваю, ― обиженно пробубнил мужчина.
Дима покорно выплатил всю сумму, поблагодарил торговца за возврат и спросил:
― А могу я поделиться своей дружбой с кем-то так же, как у вас тут добром делятся?
― Можешь конечно. Поставь на верхнюю полку, на самое видное место, это у нас всегда ходовой товар, ― улыбнулся торговец. ― Если бы все сразу с такими намерениями приходили, то, поверь, проблемы бы у вас решались гораздо проще.
Дима кивнул и, поставив дружбу как было велено, поспешил домой. Ему не терпелось выговориться своему лучшему другу и получить взамен понимающий молчаливый взгляд. Парень обязательно раскается в своём поступке, он принесет тысячу извинений другу, и тот… обязательно его простит, он сможет, ведь на то она и дружба…
***
Этим же вечером в квартиру к Диме и Сёме постучались.
― Добрый вечер, ― произнёс какой-то щуплый, сморщенный от холода старичок в обветшалом пиджаке. ― Мне тут в ломбарде ваш адрес дали и дружбу, которую вы предлагаете. Я решил зайти, попытать удачу, а то мне так одиноко. Можно с вами пообщаться? ― смотрел он щенячьими глазами на Диму и на Сёму.
― Конечно! Проходите, ― впустил Дима старика. — Чем вы увлекаетесь? Как проводите время?
― О-о-о! Мне есть что вам рассказать! ― радостно произнёс тот. ― Я тридцать лет занимался мотоспортом, и у меня есть такой замечательный мотоцикл… Правда, я уже десять лет как на нём не катаюсь, давно думаю продать или подарить кому… А вы любите мототехнику?
- Мам, я пойду, погуляю, - десятилетний Стёпка стоял в дверях.
- Холодно и ветер. Куда ты собрался? Даже собак в такую погоду не выпускают, - сказала мама, не отрываясь от компьютера.
- Мам, ма-а-ам. Я недолго, - канючил Стёпка.
- Ладно, только оденься тепло.
- Хорошо! - крикнул Стёпка уже из прихожей.
В общем-то, он оделся давно, осталось только куртку, сапоги и шапку надеть.
Степка слетел с лестницы и еле открыл подъездную дверь, борясь с напором ветра. Новый порыв захлопнул её за ним и бросил в лицо пригоршню мелкого снега. Стёпка забежал в соседний подъезд к Димке, но, ни его, ни его родителей не оказалось дома. Филю отправили на выходные к бабушке, а Данила заболел.
Расстроенный мальчик походил по двору, сбивая носком ботинка снег с шин, наполовину врытых в землю в качестве ограждения детской площадки. Одному скучно и холодно гулять, он понуро побрёл к своему подъезду. Краем глаза заметил шевелящийся тёмный комочек у сугроба, наметенного дворником сбоку от ступенек крыльца.
Мальчик наклонился, всматриваясь. Из комочка выглянул нос и уши. Щенок! Не раздумывая, мальчик взял щенка на руки. Маленькое невесомое тело била мелкая дрожь. Чтобы открыть дверь, пришлось снова ждать, когда стихнет новый порыв ветра.
Тихо зашёл в квартиру, разделся, стараясь не шуметь. В своей комнате укутал щенка в тёплый свитер и оставил на диване.
- Только молчи, ладно? А то мама выгнать может. Ты полежи, а я принесу тебе поесть, - прошептал Стёпка щенку.
- Ты вернулся? Почему так рано? – Услышал он голос мамы и замер в коридоре по дороге в кухню.
- Ребят никого дома нет. Скучно одному, – ответил Стёпка, стараясь, чтобы голос не выдал его волнения, и продолжил свой путь.
Стёпка налил молока в стакан, положил одну котлету со сковороды на тарелку и, крадучись, пошёл назад. Он смотрел на стакан, чтобы не пролить молоко, поэтому не заметил маму, стоявшую в дверях комнаты.
- Ты куда это несешь? – спросила подозрительно мама, и Стёпка от неожиданности вздрогнул, молоко выплеснулось на пол. - Ну-ка, пойдём. - Мама прошла вперёд и открыла дверь в его комнату.
Свитер валялся на полу, рядом поблескивала лужица, а у батареи сидел дрожащий и испуганный щенок. Надо сказать, что Стёпка с раннего детства не мог пройти мимо брошенных на улице щенков и кошек, всех приносил домой. Марине, его маме, приходилось бороться между согласием оставить очередного найдёныша и не превратить квартиру в приют для бездомных животных.
- Так. Снова кого-то принёс. – Марина переводила строгий взгляд с лужи на Стёпку, потом на щенка, потом снова на лужу, подперев бока руками.
- Мам, он маленький, замёрзнет на улице. Пусть хоть до лета останется, – мямлил Стёпка, чуть не плача. – Мам, ну пожалуйста. Я сам за ним ухаживать буду. – И Стёпка поставил стакан и тарелку на стул, проявляя готовность прямо сейчас бежать за тряпкой и убрать лужу.
Марина посмотрела в виновато-просительные, испуганные глаза сына, на дрожащие от сдерживаемых слёз губы и вздохнула.
- Ну что с тобой делать. – Она махнула рукой и вышла из комнаты.
- Спасибо, мам! – радостно крикнул ей вслед Стёпка и побежал в ванную за тряпкой.
Так началась дружба Стёпки с Роем – так он назвал щенка. Рой сразу признал в мальчике хозяина. Встречал его из школы, нетерпеливо подпрыгивая в прихожей, заслышав на лестнице знакомые шаги. Стёпка входил, бросал сумку, вставал на колени и трепал щенка за ушами. А тот старался дотянуться до лица и лизнуть шершавым влажным языком, радостно виляя хвостом.
Со временем щенок превратился в крупного пса с умными чёрными глазами и шерстью цвета молочного шоколада. Степан тоже вырос, окончил школу и поступил в университет. Теперь домой он приходил поздно. Верный Рой терпеливо ждал в прихожей, положив голову на лапы и глядя на входную дверь. Марина выходила к нему, качала головой, предлагала погулять, но пёс лишь поводил ушами.
Степан оканчивал университет, а Рой старел и храпел по ночам. Как у всех стариков, у него бывала бессонница. Тогда он, стуча по полу когтями, ходил по квартире и вздыхал. Марина Андреевна давно привыкла к доброму и неприхотливому псу.
Пришла весна. По тротуарам бежали ручейки от тающих под тёплыми лучами солнца, спрессованных снежных островков по краю дороги. Птицы заливисто пели, а весенние запахи пробуждали давно забытые чувства даже у стареющего пса.
Степан возвращался в темноте, остывая от жарких поцелуев и улыбаясь уголками губ. Он проводил однокурсницу Наташу до дома, и они долго целовались, прощаясь у подъезда. Осталось защитить диплом и тогда поженятся. Не хотелось жить с родителями и сидеть на их шее. Вот устроятся на работу, снимут квартиру, тогда…
Рой давно догадывался, что у Степана появилась подруга по рассеянному, отстранённому взгляду, чужому запаху. Немного ревновал, но понимал, прощал и всё также ждал, лёжа в прихожей перед дверью.
Степан свернул в тёмный переулок, сокращая дорогу к дому. Осталось пройти совсем немного, когда навстречу ему вышел парень из-за дерева в надвинутой вязаной шапке до самых глаз, держа руки в карманах. Холодок от тревожного предчувствия, невесть откуда взявшегося, пробежал по позвоночнику.
Парень, глядя перед собой, прошёл мимо. Степан выдохнул облегченно, и тут же получил удар в спину. От неожиданности споткнулся, не удержавшись на ногах, упал плашмя на мокрый асфальт. Поднимаясь, успел заметить приближающихся ещё двоих парней. Новый удар в живот выбил воздух из лёгких, Степан согнулся пополам. От удара по голове он потерял сознание.
А в квартире, Рой поднял голову, прислушиваясь к чему-то, только ему одному ведомому, повёл ушами, вскочил на лапы и залаял, бросившись к двери.
- Степана услышал? – спросила из комнаты Марина Андреевна, но дверь не открылась.
Она отложила книгу и вышла в прихожую. Рой бросился к ней, потом отбежал назад, скуля и переступая нетерпеливо лапами.
- Гулять хочешь? Сейчас. – Марина Андреевна села на пуфик и стала обуваться. Рой ткнулся мордой в её колени, лизнул руку, снова побежал к двери. - Потерпи, сейчас, - добавила женщина.
Пёс от нетерпения поскуливал, пока Марина отпирала замок, протиснулся в открывающуюся дверь и пулей бросился вниз по лестнице. Марина услышала нетерпеливый лай снизу и заторопилась следом. Выпущенный на улицу, Рой мгновение постоял, прислушиваясь, а потом рванул со скоростью, на какую был способен в преклонном возрасте, через двор.
- Рой, стой, куда ты?! – кричала Марина, но пёс уже исчез в проходе между домами.
Трое парней избивали ногами Степана, лежавшего на асфальте. Он вздрагивал от сыпавшихся на него ударов, прижав колени к груди, защищая живот, руками закрывал голову. Встать, ответить нападавшим, убежать, не было никакой возможности.
Пёс, не останавливаясь, бросился вперёд, вцепился зубами в руку одного из парней, всем телом повиснув на ней. Парень взвыл от боли, пытаясь стряхнуть неожиданно появившегося пса. Но Рой не отпускал своей жертвы, глубже вонзая клыки в руку.
Парни отставили Степана и бросились на помощь подельнику. Самый крупный из них ударил носком ботинка в бок Рою. Пёс заскулил и выпустил из пасти руку, отлетев в сторону. Хулиган сел на корточки, прижал окровавленную руку к груди, и завыл, матерясь.
Рой стоял, широко расставив лапы, ощерившись и склонив голову к земле. Его чёрные глаза горели огнём мести, верхняя губа задралась, обнажив жёлтые зубы, кожа на морде подрагивала.
- Рой… Ко мне… - прохрипел Степан, увидев своего друга.
Пёс не сводил глаз с парня с ножом в руке, от которого исходили волны опасности. Он утробно зарычал и бросился на него. Всё произошло мгновенно. Крик Степана слился с жалобным визгом Роя. Его тело безвольно упало на асфальт рядом с хозяином. Пёс пытался подняться на лапы, но они подгибались. Из ножевой раны в боку толчками хлынула кровь.
- Рой… Сволочи! – прошептал Степан и уткнулся головой в подергивающееся тело друга.
Он не заметил, когда и куда исчезли парни. Корчась от боли в боку, сел, нащупал в кармане телефон. Стекло треснуло, но экран, мобильник работал. Степан вызвал такси, потом завернул друга в свою куртку и держал на руках, пока не приехала машина.
- В ветлечебницу на Вагжанова, быстро, - прохрипел он, открывая заднюю дверь.
- Нет, парень. Ты мне весь салон кровью испачкаешь. – Пожилой таксист повернул ключ зажигания, собираясь уехать.
- Я заплачу, сколько скажете, пожалуйста, быстрее. – Степан, корчась от боли, уже садился на заднее сиденье, не выпуская Роя из рук.
- Хорошо, только поаккуратнее там, - уже спокойнее ответил таксист и тронул машину с места.
Степан ждал в коридоре, освещённом одной дежурной лампочкой на потолке, вдыхая стойкий запах лекарств, дезинфицирующих растворов и шерсти. Наконец, из операционной вышел ветеринар, устало снимая маску. Степан вскочил и тут же упал на стул, схватившись за бок.
- Тебе в больницу надо, парень, - сказал ветеринар. – Я сделал всё, что смог. Но возраст… Он старый, крови потерял много... Удивительно, что не сразу умер от такого удара. - Степан закрыл лицо ладонями.
- Давайте, хоть ваши раны обработаю. – Ветеринар ушёл и вернулся с лотком, в котором лежали пластырь, марлевые салфетки и два флакона. - Если хотите, мы можем кремировать вашу собаку, - предложил он, обрабатывая раны на лице и руках Степана.
- Нет. Если можно, пусть у вас побудет. Я завтра утром заберу, – сказал, поморщившись от боли, Степан.
- Можно. - Ветеринар кивнул.
Следующим утром такси остановилось у леса на окраине города. Водитель посмотрел подозрительно на парня с большой тяжёлой сумкой и лопатой, направившегося к лесу, и тут же уехал.
Копать ещё не оттаявшую землю было тяжело. Пожалел, что не воспользовался предложением ветеринара. Каждый вдох, движение, отдавали резкой болью в боку. Когда могила была готова, вытащил из сумки тело Роя, завёрнутое в простынь, и положил на землю у могилы. Прежде чем закопать друга, долго сидел на поваленном дереве, вспоминая тот ветреный день, когда нашёл щенка у подъезда, годы дружбы... По щекам текли солёные слёзы.
Почему парни напали на Степана, он не знал. Наверное, от скуки, от избытка силы или от обиды, которую надо было на кого-то выплеснуть. А может, просто искали приключений.
Верный старый Рой отдал сою жизнь, защищая друга. Чем всё закончилось бы, не почувствуй он опасность, грозившую хозяину, спасшего его от верной смерти в сугробе, кто знает. Что может быть лучше такой смерти?
Говорят, что псы не умирают, а уходят за Радугу. А людям, любившим их, остаётся незатухающая с годами память о преданном друге.