☆☆☆ • YT♡ •

😯📓🖋️✨
Она вошла в больничную палату, и все изменилось вокруг.
- Здорово, девчата, - произнесла она звучным и красивым голосом.
Ей ответили все четверо обитательниц палаты в разнобой, тихими голосами.
- А что так тихо отвечаете?
- Так больница же. Нужно вести себя потише, - сказала молоденькая Леночка.
- А что? Есть тяжелобольные?
- Да нет. Все ходячие.
- А если все ходячие, так чего шептать. Успеем еще, нашепчемся. А ну-ка, встрепенитесь все, да к столу. Я молока из деревни привезла на всех, постряпала в дорогу. Все диетическое. Ватрушки с творогом сами в рот просятся.
Сумку свою она опустошила почти всю. Столько гостинцев она выложила на общий стол в палате. Потом разложила вещи свои в тумбочке, повесила на спинку кровати цветное полотенце. На прикроватную тумбочку положила очки и книгу, на обложке книги были нарисованы молодые мужчина и женщина, устремленные друг к другу в порыве страсти. Библиотека любовного романа. Так называлась серия книг, частью которой была она. Выбор жанра женщиной преклонных лет и удивлял, и настораживал.
От угощения в палате никто не отказался. Все уселись вокруг стола.
- Вот так-то лучше. Налягайте! Меня Татьяна Никифоровна зовут. Я – женщина простая. В деревне живу. Так вот мы с мужем по гарнизонам все жили, да жили, а как он вышел в отставку, так и говорит, что оба мы – деревенские, а значит и жить теперь в деревне будем. Поближе к земле. А то в городе на этажах пропадем до времени. А у него в деревне родни не осталось совсем. А у меня - две сестры здесь. Присмотрели нам домик за хорошую цену. Фотографии выслали. Нам понравилось очень. На бугорке стоит, и река рядом шумит. И горку я с детских лет эту помню. Она раньше Полячихой называлась. Там Поляковы жили в этом месте. Раскат был с неё прямо на лед реки.
А дети у нас самостоятельно живут. Все образованные. Все - в достатке.
А мы переехали и всех сюда переманили. В город, конечно. Они теперь рядом с нами живут. Каждое воскресение дом наш полнится внуками нашими. Огород у нас, сад, хозяйство держим, пасека небольшая есть. Прикладываем силы свои. Так что я вам о себе почти все и рассказала. Я - воспитателем в детском саду работала. Муж настоял, чтобы я школу вечернюю закончила и техникум заочно педагогический. Так я только к тридцати годам образованной стала. А замуж пошла обманом. Обманул меня мой Степан. Когда свататься пришел - обманул, а потом еще долго обманывал жестоко. Так что жизнь моя замужняя с обмана началась.
И Татьяна Никифоровна засмеялась счастливым смехом. И так смех её не соответствовал смыслу сказанных слов, что все женщины переглянулись с недоумением.
- Так что все я вам о себе доложила, а вы мне про себя постепенно расскажите, если будет время и желание. А я поговорить люблю. Меня не переслушаешь. Так уже седьмой десяток разменяла. Ого-го сколько пережито всего. Начнешь рассказывать - не перескажешь.
И новенькая в палате стала очень быстро своей. Она взяла шефство над Леночкой, которая почему-то заболела диабетом на последних месяцах беременности.
- Подумаешь, диабет. Да я вот сколько уже болею. Десятки лет. Дисциплина у меня. Диета. Режим строгий. Никому мой диабет по наследству не достался. Так что не горюй, прорвемся.
Большой живот не давал Леночке помыть ноги. А Татьяна Никифоровна без всякого стеснения принесла прямо в палату таз из ванной комнаты, наклонилась и помыла ножки будущей маме, потом привела в порядок ей ногти, смазала кремом пяточки. В палате женщины средних лет примолкли. Им бы давно нужно было догадаться самим помочь молодой женщине.
- А Вы красавицей были в молодые годы, - сказала Татьяне Никифоровне Лена.
И она была совершенно права. Следы былой красоты юности были еще видны в облике этой пожилой женщины. Она сохранила стать свою, и свою летящую походку, и красоту движения рук, и радостный, звонкий голос, и сияние улыбки на лице. Серые и большие глаза её были густо опушены рыжими ресницами. И волосы у неё были красивого каштанового цвета. Большая тяжелая коса была уложена узлом на затылке и скреплена шпильками, а в ней уже было полно седых волос, но они еще не полностью победили красоту природного цвета. И рыжеватый оттенок искрился на солнышке.
- Была, - улыбнулась собеседница, - да укатали Сивку крутые горки. Жизнь прожить – не поле перейти. Не стоит жизнь на месте. Девочки, потом мы - невесты, потом - молодые жены, матери, а там - рукой до внуков подать.
Оглянуться не успеешь - бабушка. И опять на руках тяжесть детского тельца ощущаешь и неповторимое дыхание ребенка слышишь. У меня детей - четверо, три сыночка и лапочка дочка. Младшенькая. Уж мы и не надеялись со Степаном на это чудо. Да повезло нам с четвертого раза. А уж красавица то она у нас - заглядеться можно! На отца похожа. Врачом-кардиологом в детской больнице работает. Тоже за военного замуж пошла. Только он рано в отставку вышел. Мастерскую ремонтную основал. Бизнесмен. А сыновья в МЧС работают. Старший как пошел на пожарного учиться, так потом всех за собой и увел. Внуков у меня - девять человек. Богатая я женщина!
И точно. Потоком шли навестить Татьяну Никифоровну: и дети, и внуки, и Степан приезжал через день. Всегда поднимался в палату, стучался, входил.
- Ну, как ты тут, мое рыжее солнышко?
И, не стесняясь никого, нежно целовал свою единственную.
И как такой мужчина мог обманом взять в жены юную девушку?
Непонятно.
Завеса тайны исчезла, когда однажды вечером в палате Антонина, довольно нудная, некрасивая и недовольная всем женщина, завела разговор о болезнях. Она громко, хорошо поставленным голосом рассказывала, где и как у неё колет во время приступов, куда боль отдает, и как она отзывается во всем теле. Татьяна Никифоровна остановила её.
- Да что мы о болячках то говорить будем? Давайте лучше о любви поговорим! Вот послушайте, я расскажу вам, как я замуж пошла. А вы, я чувствую, к этой истории любопытство имеете. Ну, как же! Я же назвалась обманутой невестой. Вот и послушайте, как на самом деле все было. Молодость вспоминать сладко!
За окном стоял месяц май. В больничном саду цвели черемуха и кусты рябины, густо посаженные вдоль дорожек. И столько красоты было и жизни вокруг, что в такую пору только о любви и можно было говорить. Когда же, если не весной?
Женщины в палате заулыбались и приготовились слушать. Антонина смотрела на Татьяну Никифоровну чуть насмешливо и снисходительно. А ту не смутил её взгляд. Она устроилась на кровати поудобнее.
- Слушайте! А вот жила я в деревне нашей, а рядом в селе Дубовом часть стояла. Жениха у меня никакого не было. Послевоенное время было. У нас в деревне тогда школы не было. Мы ходили за четыре километра пешком. Дадут мне родители хлеба и молока на завтрак в школу, а мальчишки отнимут у нас и съедят все еще до прихода в школу. И сидим мы в классе голодные. А домой по любой погоде идем и даже подташнивает нас от голода. И я в шестом классе школу бросила. А мама меня тогда на ферму взяла. Вот я телятницей и работала с четырнадцати лет. И в поле работала на всех полевых работах. И была у меня подружка Оля. Вот прожига была. Нам уже по восемнадцать было, когда она к нам примчалась под вечер и говорит, что в Дубовом в части в столовую офицерскую подавальщицы нужны. И позвала меня пойти устраиваться на работу.
- Хватит телятам хвосты крутить. А там мы найдем женихов себе, выйдем замуж за офицеров и поедем по свету мир смотреть.
Мама слушала нас и улыбалась, но мое решение одобрила.
- А что, доченька, попытай счастья! У тебя как раз завтра выходной. Сходи в часть.
Вот и встали мы на рассвете и пошли пешочком через поля, напрямую в это село. Дорога была привычная. Мы с мамой часто в военный поселок и молоко на продажу носили, и творог, и зелень всякую с огорода. Смотрю, а у подруги моей кофточка на груди так приподнялась как-то неестественно.
- Что у тебя там?
- Да мама моя мне гнездо птичье на удачу дала. Сказала, чтобы спрятала за пазуху. Колючее, из травинок. Она нашла на болоте в прошлом году. Птичка птенцов уже вывела, а мама на болото за тырсой - травой такой ходила, чтобы кисти для побелки сделать. И вот гнездо ей и попалось. Она его подняла и домой принесла. Говорит, что если я возьму гнездо - мне удача будет. Я послушалась. Но колется оно сильно. Может быть тебе половинку отдать? Чтобы и тебе счастье было!
Я от гнезда отказалась. Буду я еще высохшую траву за пазухой носить. Я в приметы и ворожбу никогда не верила. Пришли мы. Нас к строгому начальнику отвели. Он расспросил нас обо всем. Но нужна им была всего одна подавальщица. Вот он и выбрал подружку мою. У нее гнездо было за пазухой, и вид был пышногрудой красавицы. Обманчивый вид. А меня с естественной моей красотой на работу не взяли. Я горько плакала, когда мы назад шли.
- Да найду я тебе жениха подходящего. Ты какого хочешь? Высокого? Низкого? Толстого? Худого?
А я и растерялась. Я никогда и не думала над этим. Нецелованная я была. Замуж не очень собиралась. За парнями не бегала. А портрет словесный мужа будущего нарисовала. И рост у него должен быть высокий, и танцор он должен был быть хороший, и на гармошке играть чтобы умел, и чуб был пшеничный, а глаза - карие, и смеялся чтобы красиво. Не знала я тогда, что блондин с карими глазами - это редкость.
Переехала моя подружка к тете своей в ту деревню, где часть стояла, и пошла работать в столовую. Перестали видеться мы. И вдруг, как-то вечером сижу я на крыльце своего дома в застиранном платьишке, только из бани - суббота была, и большим деревянным гребнем чешу свои волосы. Коса до пояса и даже ниже была. Чуть не реву я от того, что никак расчесать не могу.
- Вот грива противная! И когда мне мама разрешит обрезать её? Вон все стригут волосы, а мне - нельзя что ли?
- Да зачем лишаться такой красоты? - голос мужской и чистый, как гром среди ясного неба!
Да кто же со мной это разговаривает? Я волосы за спину метнула, глянула и обомлела. Стоит передо мной парень. Ну, точно такой, какого я подружке описывала. И даже гармошку в руках держит. У меня сердечко прямо в пятку метнулось, замерло, а потом забилось сильно при сильно. Стоит рядом с моей подружкой. Она привела его со мной знакомиться. Своего жениха привела с родителями познакомить, и мне жениха привела прямо в соответствии с моим запросом. И гармонист, как я хотела, и кареглазый блондин. Я платьице на колени натягиваю, а оно коротенькое. Выросла я из него давно. И порозовела я вся. А этот молодец такой красивый говорит, что его Степаном зовут, и что я его не разочаровала. Именно такой он меня и представлял. И представьте себе прямо сразу и говорит, что готов на мне жениться. Вот так вот с бухты-барахты. Не оглянуться, ни подумать нет никакого времени. А я рассердилась. Ах ты, думаю, а я не сробею, я отвечу тебе.
- Согласна я. Пойду.
И прямо в глаза ему посмотрела. Смело. Теперь он оторопел. Он не ожидал, что я так ему отвечу. А друг моей подруги засмеялся громко и сказал, что готов быть нашим сватом. И чтобы я готовилась, вечером они свататься придут.
Вот я переполошилась. В доме у нас всегда чисто было, но я полы до блеска просто отмыла, везде все прибрала, к маме на ферму побежала.
- Дождалась и ты, доча, своего счастья, - сказала мама и заплакала.
Да к бригадиру, да отпросилась, да домой почти бегом с ней побежали. Стали готовить праздничную еду. Отец с поля приехал, а у нас уже сваты за столом сидят.
А я сижу и не верю, что так вот можно в одночасье свою жизнь поменять. Минутой какой-то. Что он за человек? Я его ведь впервые вижу. А уже готова с ним жизнь разделить. А он все о себе рассказывает. Что из далеких краев, что младший лейтенант, что ждет повышения по службе, что комната есть в офицерском общежитии, что хозяйки нет у него настоящей.
- А ты её обижать не будешь? - строго и серьезно отец мой его спросил.
Степан аж вскинулся. Он не обидит.
- А что же же это ты, зятек, говорят с гармошкой приходил днем, а свататься без неё пришел.
Степан растерялся, заморгал часто своими карими глазами, а друг говорит, что они Ольге дрова рубили, и Степан руку ударил. И не может пока играть. Ну, не может и не может. Заживет рука, послушаем гармонь, еще успеем!
Свадьбу было решено через две недели сыграть. В начале лета свадьбу скромную сыграли. Расписали нас в Сельском Совете, пожелали нам любви и достатка в доме.
Вы не поверите мне, но платье подвенечное мне из простынки мама сшила. Да вышила васильками. И не догадаться было. На Свадьбе гармонист деревенский наш играл, а у Степана все рука болела. Переехала я к молодому мужу, стала хозяйничать в комнате, а гармошки нигде не видно. Говорит - в ремонт отдал. Что-то там сломалось. Ну я и не смутилась даже. В ремонт, так в ремонт. И только когда я уже на шестом месяце была в ожидании нашего первенца Костика, Степан мне сознался, что никакой он не гармонист. Обманул он меня. Пришел с гармошкой чужой. Для убедительности. Друг ему посоветовал.
А мне уже давно это было неважно. Удачно я вышла замуж. И век свой с хорошим человеком разделила. И дети, и внуки у нас хорошие. Только мы и по сей день смеемся со Степаном над тем, что он гармошку с собой приволок, когда подружка его в нашу деревню знакомиться со мной привела. Чтобы соответствовать моему запросу, так он мне со смехом говорил. Он не только играть на гармошке не умел! Ни петь, ни плясать он тоже был не мастер. Оля ему сказала, что я хочу за гармониста выйти замуж. Вот и пришел с гармошкой. Напрокат взял. Обманул он честную девушку, но произвел неизгладимое впечатление. И как только по жаре с этой гармошкой пешком в такую даль пришел? Вот таким вот обманом и взял меня в жены. Как же - гармонист. Все по моему заказу!
Татьяна Никифоровна примолкла и улыбнулась. И все слушательницы улыбнулись тоже. Так и виделся всем молодой и красивый лейтенант с гармошкой в руках. Да перед таким трудно устоять!
- Я вам, бабоньки, по секрету добавлю, что поет мой Степан, хоть святых выноси! Гудит, как паровоз охрипший. А характер у него легкий. И петь он любит. И всегда напевает, когда работает. Но верите, все песни на один мотив поет. И даже из самых лирических песен маршевые делает. "За рекой, над косогором, - раз-два - встали девушки гурьбой - раз-два! Здравствуй, все сказали хором - раз-два- черноморский наш герой - раз-два!" Если бы Людмила Зыкина, и его и моя любимая певица, услышала бы эту песню в его исполнении, она бы дара речи лишилась. Степан у меня - веселый человек. Любит шутки-прибаутки, анекдоты умеет рассказывать, но смеяться совсем не умеет. Если уж ему невыносимо смешно, он гы-гы - и все. Весь его смех! Так что за двоих я пою, танцую, и даже смеюсь! Дорожу я своим обманщиком. А с годами еще больше дорожить стала. Как прихворнет - птицей над ним крылья распускаю. И он надо мной. Везде вместе, везде - рядом. Иногда я его спрашиваю лукаво, а когда же он мне на гармошке сыграет?
- Каюсь, обманул маленько, боялся, что откажешь. А я в тебя по фотокарточке влюбился, которую мне Оля показала.
Да! Оля мне нашла жениха хорошего, а сама за неподходящего вышла. Бросил он её с дитем малым на руках. Она одна сыночка поднимала. Так что гнездо ей счастья не принесло. А вот мне выходит - принесло. Вот как на свете бывает.
- Да при чем тут гнездо? - сказала Антонина, - это судьба такая. И Ваша красота, и доброта, и широта души.
Антонина умела говорить красиво. Она преподавала литературу в школе. Только в голосе её не было той задушевности и искренности, какие были в голосе Татьяны Никифоровны. И того дыхания жизни. Подлинной жизни. Без всяких прикрас.
Встреча с таким человеком - это как маленький подарок от жизни. Когда мне взгрустнется, и когда так хочется пожаловаться родным на свои болезни, я всегда вспоминаю Татьяну Никифоровну и ей прекрасную фразу: "Да что про болезни то говорить? Давайте лучше про любовь поговорим! Веселее всем будет!"
А, давайте! Весна пришла. Пора любви. А все хорошее на свете происходит только от любви! Помоем окна чистой водицей, чтобы больше света было в домах, прикоснемся к земле в огородах и на дачах, бросим семена в землю и будем ждать урожая.
Валентина Телухова
Фото из сети
☆☆☆ • YT♡ •
😯📓🖋️✨
*БАБА ЯГА*
Валю так называли ещё со школы. И было за что: на шее горб, голова почти втянута в плечи и наклонена чуть вперёд; вместе с орлиным носом она как бы говорила: «Это что вы тут делаете? Я вот вас выведу на чистую воду…».
Девчонки с ней почти не общались. Порой только хихикали, украдкой глядя на неё. А пацаны рисовали на неё карикатуры, увеличивая до гигантских размеров горб и нос.
Валя и сама не хотела ни с кем разговаривать. Она осознавала свою неприглядность и сторонилась людей.
Правда, у неё была Лида – девочка, живущая с ней в одном доме. Иногда она приходила к Вале в гости – в основном чтобы похвастаться своим новым платьицем или туфельками, которыми её баловали родители. Тогда мама Вали бегала в магазин за пирожными или конфетами, чтобы угостить Лиду. Она была очень рада, что её дочь хоть с кем-то общается и не замыкается в себе.
Лида часто защищала свою подругу от мальчишек, обзывавших Валю или пытавшихся тайком повесить ей на спину листок с надписью «БАБА ЯГА». Больше заступиться за Валю было некому (её отец ушёл из семьи почти сразу, как узнал, что у дочери врождённый сколиоз). Валя была благодарна Лиде за дружбу, но просила её не ссориться из-за неё с ребятами. И именно тогда, со школы, у неё появилась традиция ежегодно поздравлять Лиду с днём рождения и дарить ей подарки. Правда, она видела, что Лиде они не очень нравились. И было отчего: её богатые родители дарили своей «ягодке» такое, о чём Валя не могла даже мечтать. А Валя с мамой жили бедно, экономя каждую копейку, и подарки Вале приходилось делать самой. Тряпичную куколку, гербарий из цветов или что-то в этом роде. Словом, то, что Лида считала «безделушками». Хотя всегда говорила подруге «спасибо» и обнимала её…
Правда, в старших классах и Лида как-то начала от неё удаляться. Дети выросли. Из «гадких утят» они превратились в прекрасных «белых лебедей» и, естественно, начали влюбляться. Расходиться, так сказать, по парам. Лида за десятый класс сменила несколько «кумиров». И на вопрос Вали, не много ли, ответила, махнув рукой:
- А! Всё не то, мелочь…
Конечно, Валя завидовала ребятам. Она хоть и любила больше всего сказки и легенды, но и романы на любовную тему тоже читала. И даже иногда над ними плакала…
Однажды все старшеклассники школы выехали «на картошку». Валя, чураясь компаний с их песнями под гитару, уединилась в лес. Она любила слушать шелест листвы и пение птиц… И вдруг из чащи берёз вышел рыжий лохматый парень с веснушками на лице.
«Емеля, - сразу мелькнула у Вали мысль, - из сказки «По щучьему велению».
Каково же было её удивление, когда тот вдруг сказал:
- Любите лес? Я тоже. Меня Емельян зовут…
Валя чуть не упала.
- П-почему Емельян? – и улыбнулась.
- В честь Емельяна Пугачёва. Отец у меня партийный работник; ну, и настоял…
Потом они почти целый час болтали о берёзах, соснах и цветах… Мальчишка, оказывается, учился в параллельном классе. После школы собрался поступать на биологический. Валю как током ударило: «Точно, надо на биологический. Жить в лесу, изучать природу, и чтобы меня никто не видел»…
- И кем ты станешь? – спросила она.
- Буду ездить в экспедиции, с группой учёных… Или преподавать биологию…
Валя погрустнела: «Опять на людях…»
Они ещё долго бродили по лесу. И Валя ощущала в своём сердце что-то тёплое. Она с восторгом смотрела на Емельяна, и ей безумно хотелось прижаться к его сильному плечу. Почувствовать любовь, защищённость и надёжность…
«А вдруг… - стучало у неё в висках.
Она уже точно знала, что этот вечер не забудет никогда…
Даже когда однажды на перемене увидела Емельяна с красивой девушкой. Они о чём-то оживлённо беседовали, улыбаясь друг другу.
«Так и должно быть… - Валя бежала домой, чуть не плача. – Так и должно быть…»
… Ещё с восьмого класса Валя думала, куда себя деть после школы. Так, чтобы спрятаться в «какую-нибудь конуру», подальше от людских глаз… А сразу после выпускного решила, что станет бухгалтером. Как мама. В математике она разбирается. Будет сидеть тихонечко в уголке, щёлкать костяшками счёт и не высовываться…
И однажды попросила маму взять её с собой на работу - посмотреть, что и как. Сказав, что хочет пойти «по её стопам». Та согласилась.
Но едва вошла в бухгалтерию, увидела на себе пристальный и удивлённый взгляд маминых сослуживцев. А у одной из женщин на лице появилась такая страдальческая гримаса!
«Боже, как их много!», - мелькнуло у Вали в голове.
Она шла домой, и её душили слёзы…
А когда вечером мать спросила дочь, отчего она целый день молчит, Валя не выдержала:
- Ну почему!.. Мама, почему-у!.. – Она зарыдала. – Лучше бы ты эту беременность прервала!..
Мать закрыла лицо руками и ушла в свою комнату…
Конечно, Вале было жалко маму. Утром пришлось её успокаивать. Сказать, что это были минуты слабости и прочее... Но для себя Валя решила, что после мамы она жить не станет. Даже выписала себе на листок название снотворного, которое купит в аптеке и выпьет целую горсть. «Только бы дотянуть», - думала она…
А однажды в парке она увидела плачущего карапуза лет трёх-четырёх. Которого безуспешно пытались развеселить родители. И вдруг, сама не зная почему, Валя подошла к нему, скорчила рожу и проговорила, специально не выговаривая несколько букв и коверкая слова, чтобы было смешно:
- Я злая-презлая баба Яга. Всех детишек, которые плачут, я жарю на сковородке и л-лопаю! С хрустом!..
И заработала челюстями:
- Хрум, хрум!..
Малыш застыл как вкопанный… А потом протянул к Вале свою ручонку; и, тронув её нос, рассмеялся…
Родители были в шоке… Они поблагодарили девушку и, взяв младенца за руки, пошли с ним дальше по парку. Карапуз время от времени оборачивался и, улыбаясь, смотрел на Валю. Которая растерянно смотрела ему вослед. Не понимая, как это у неё получилось…
Через несколько дней она, как обычно, пришла к Лиде поздравить её с днём рождения. И, зная, что её мать работает на высокой должности в гороно, спросила, не могла бы она устроить её на работу в какой-нибудь детский садик. Чтобы работать с детьми. Лида пообещала узнать. И через день сказала, что есть вакансия младшего воспитателя, но со временем нужно получить соответствующее педагогическое образование.
- Опять учиться? – погрустнела Валя.
- Можно заочно, - ответила Лида. – Не посещая лекций, приезжая только сдавать экзамены…
… Валя оторопела. Она впервые увидела взгляд, в которых не было места насмешкам и ехидству. Десятки детских глаз смотрели на неё с любопытством и радостью…
Она была для них бабой Ягой, кикиморой, Василисой Прекрасной, Емелей, царевной лягушкой и Иваном–царевичем – всеми сразу, поочерёдно меняя костюмы, причёски и интонацию голоса. Дети то настороженно смотрели, то визжали от восторга. То огорчались, то хлопали в ладоши.
Воспитатели сначала с недоверием отнеслись к новой сотруднице. Но, узнав от родителей, что их дети бегут в садик к Валентине Сергеевне без оглядки, даже обрадовались. У ребят, смотревших выступления «тёти Вали», улучшалось настроение, аппетит и самочувствие в целом.
А Валя летела к ним как на крыльях. Уже с вечера приготовив очередное представление. Русские народные сказки она ещё со школы знала отлично, а многие диалоги даже наизусть. Ей нравилось, что добро в них всегда побеждает зло. И что уродцы всегда превращаются в красавцев. Как, например, в «Аленьком цветочке» или «Царевне-лягушке»…
А ещё она любила делать декорации к сказкам. Вырезала из картона и раскрашивала. Или сшивала из лоскутков разной ткани. А однажды уговорила заведующую построить прямо на участке избушку на курьих ножках, ступу и на ней бабу Ягу с метлой. Чтобы разыгрывать представления во время прогулок. Сама нарисовала эскиз, по которому рабочие смастерили фигуры. Сама их и покрасила. Дети были в восторге…
Со временем Валентина стала замечать, что у некоторых ребят есть особый интерес и даже талант к какому-либо занятию. Леночка, например, прекрасно подыгрывала ей в спектаклях. Изображая гномика с колпаком на голове или дюймовочку в белом платьице. Валентина Сергеевна научила её делать это искренне и натурально. Она часто репетировала с ней во время прогулок. И Лена спрашивала её, а как лучше сыграть здесь или изобразить героиню повзрослевшую. И когда после замечаний воспитательницы у них это получалось, обе обнимались. «Фаина Раневская», - говорила о своей подопечной Валентина. А в группе Лену так и прозвали - «дюймовочка».
Володя очень любил сказки и разные интересные истории. Даже когда Валентина Сергеевна заканчивала читать всей группе, он подходил к ней и просил её рассказать, чем закончится дело. Воспитательница трогала его пальцем за нос и говорила:
- Много будешь знать – скоро состаришься… Володенька, завтра мы обязательно продолжим…
- А я бы на месте князя Гвидона… - не унимался тот и начинал придумывать, как бы он поступил, будь героем сказки…
Валентина Сергеевна заметила, что Володя очень складно и интересно рассказывает. Как они, например, ходили в лес с родителями и встретили там оленя. Мальчик так натурально описал животное, его настороженный взгляд и как тот «шевелил ноздрями», что Валентина время от времени начала просить его описать что-то ещё из своей жизни или, например, из жизни группы. И, действительно, у Володи получалось неплохо. А вскоре он стал рассказывать свои истории собравшимся вокруг него детям. За что его в садике прозвали «Вовкой-болтуном».
Димочка любил исследовать насекомых. Однажды он поймал на окне муху, долго на неё смотрел; а затем взял и оторвал у ней лапку. Валентина Сергеевна это увидела и как крикнет:
- Что ты делаешь? Ей же больно!
Мальчик удивлённо посмотрел на муху, потом на воспитательницу и сказал:
- Я хочу узнать, чем у неё ножка крепится…
- Я вот тебе сейчас покажу, чем она крепится, - в сердцах сказала Валентина. – Выпусти муху и вымой руки!..
Конечно, вскоре они помирились. И Валентина Сергеевна сказала Диме, что зверушки, птицы и насекомые – живые существа и что им тоже больно, когда их обижают. Затем она показывала ему скворечники и гнёзда в их садике и рассказывала, что птицы растят в них своих птенцов. И что им бывает голодно, особенно зимой, и рядом с их домиками нужно оставлять кусочки хлеба или горстку пшена. Дима слушал раскрыв рот… А вскоре Валентина Сергеевна стала приносить ему книжки о разных животных, с цветными фотографиями. И мальчик листал их с нескрываемым восторгом. «Димка-птичник» - стали называть его окружающие.
Крохотная Танечка любила рисовать. Валентина Сергеевна учила её правильно подбирать цвета, смешивать краски и учитывать пропорции предметов. Они иногда усаживались под елью, коих было много на территории садика, и рисовали домики и строения на участке.
- Художница ты моя, - гладила её по головке Валентина.
А Любочка всё время возилась с куклами. Разговаривала с ними, переодевала их, умывала и укладывала спать. Словом, нянчилась. Валентина Сергеевна учила её правильно подбирать куклам одежду и петь колыбельные песни. Любу все прозвали «нянькой»…
Детишек Валентина Сергеевна любила всех. Многих запоминала по имени и фамилии на долгие годы. Дома хранила фотографии с театральными представлениями и утренниками. Но одно её всегда огорчало. Подготовительная группа. После которой с ребятами приходилось расставаться. Навсегда. А как иначе? Дети подросли, и им нужно было идти в школу. Валентина долго сидела со своими любимцами перед выпускным днём, разговаривала с ними, смеялась… Но на душе у неё скребли кошки… И всё же она пересиливала себя. Ночью, лёжа в постели, она в слезах говорила:
- До свидания, мои птенчики. Ваша баба Яга своё дело сделала. Теперь Вы её забудете. Ну что ж, это нормально. Летите, устраивайте свою жизнь. А я буду воспитывать других неоперившихся птенцов…
… Когда Валентине Сергеевне было за сорок, её вызвали в гороно и предложили должность главного специалиста в отделе общего и дополнительного образования. Валентина задумалась… а потом ответила:
- Я лучше с детишками…
А проходя мимо доски почёта, увидела на ней фотографии молодых и красивых учителей и воспитателей. Хотела было, как в юности, сказать про себя: «Рожей не вышла…», но тут же спохватилась: «Как не стыдно!» И мысленно пожелала молодым педагогам успеха…
Стала Валентина Сергеевна уставать. Да и не мудрено. После мамы приходилось убирать квартиру и стирать самой. Готовить что-то себе у неё уже не оставалось сил. Чай с булочкой или печеньем – и довольно.
Не забывала она и поздравить свою подругу Лиду с днём рождения. С удивлением разглядывала её очередного мужа (уже четвёртого по счёту!), новую мебель, импортные сапожки, шубки и прочую утварь.
- Шикарно живёшь, - говорила ей.
- Ты бы видела, как живут в Европе! – загорались у той глаза. – А ты ходишь как старая бабка…
«И впрямь, - думала, вернувшись домой, Валентина. – Как бабка… Впрочем, для кого мне наряжаться?..»
… - Послушайте, Валентина Сергеевна, - сказал ей как-то председатель комиссии, прибывшей в детский сад с проверкой. – Дошкольное образование не ставит своей задачей выявление у ребёнка того или иного таланта. В таком возрасте говорить об узкой специализации рано. Дети должны учиться всему, но понемногу. А талант в них определит школа. И то только в старших классах…
Валентина Сергеевна хотела возразить; но заведующая так на неё взглянула, что та промолчала…
… Точно в положенный срок её отправили на «заслуженный отдых».
Как ни умоляла она оставить её в садике, начальство было непреклонно…
- Валентина Сергеевна, - говорила ей методист, - это же такое счастье – подальше от сплошного визга, крика!..
- А мы Вас, - говорила заведующая, - на доску почёта поместим…
Но от коллег Валентина слышала, что один из чиновников города просто решил пристроить воспитателем в их садик свою дочку...
… Тяжко стало Валентине Сергеевне. Грустно. Не будут больше её встречать ребятишки. Не станут визжать от восторга, когда она закатывала им очередное представление или рассказывала интересную историю…
Наведать Лиду? Но она теперь живёт на окраине города, добираться тяжело, с пересадками…
Что теперь? Заваривать чай? Зачем? Чтобы после опять ложиться на диван? Да и с чем пить? Нет ничего.
«Господи, да что же это я. Нужно сходить в магазин, хоть карамелек купить… И как-то вызвать слесаря, кран совсем течёт…»
«Опять вставать, - Валентина Сергеевна кряхтя поднялась с кровати. – Опять что-то делать. И который уже год… Боженька, забери меня поскорей. Сил нет это терпеть…»
И вдруг она услышала детский смех. Выглянула в окно. Точно, детишки. Бегают во дворе.
И Валентине Сергеевне так захотелось выйти к ребятам и сыграть им смешную бабу Ягу! Как всегда – картавя и шепелявя. Но она понимала, что их мамы или папы, которые сидят на скамеечке, не так её поймут. Да ещё милицию вызовут…
- Господи, какая тоска!
И тут вспомнила:
«Сегодня же двадцать второе…»
… Она вошла в телефонную будку и набрала номер.
- Слушаю, - ответил ей мужской голос.
- Будьте добры Лидию Петровну…
- Её нет, а кто спрашивает?
- Это её подруга детства. У Лиды сегодня день рождения, и я хотела бы...
- Ничего не получится, и сюда больше не звоните. Ваша подруга теперь в дурдоме, на Содышке. Спит как сурок. Поздравляйте её там.
- Как на Содышке? Она больна?
- Здоровее нас с Вами. Но Вы можете себе представить, что значит ютиться в одной квартире с женой, двумя детьми, да ещё со старухой матерью! Которая постоянно ворчит и брюзжит! У нас просто не осталось сил и выбора. Мы предлагали ей решить вопрос по-хорошему, но эта ведьма даже…
Валентина Сергеевна не стала дослушивать, повесила трубку и направилась в магазин.
«Боже мой, Лидочка… - думала она. – Как же так…»
И у неё внезапно потемнело в глазах…
… - Вам, бабушка, надо себя беречь – спустя неделю сказала ей докторша в белом халате, - лежать дома в постели и никуда не выходить. Иначе схлопочете инсульт. У Вас гипертония. Напишите заявление в собес, и продукты Вам будут приносить домой…
- Какая я бабушка, – ответила Валентина Сергеевна, – у меня же нет внуков. И вообще никого нет. Вон, ко всем в палате кто-то приходит. А ко мне никто никогда не придёт… Так что никакая я не бабушка, а просто старуха.
- Ну, хоть кто-то из родственников или близких людей должен быть. Пусть иногородние. Дайте адрес, мы сообщим.
- Один есть, - улыбнулась Валентина Сергеевна. – Такой рыжий, с веснушками. Зовут Емеля. Только адреса его я не знаю…
Одна из больных в палате, Ирина, стала крутить пальцем у виска. Показывая врачу, что, мол, бабуля уже давно того…
- Ну ладно, отдыхайте, - вздохнула докторша и вышла…
А Валентина Сергеевна подумала, что теперь, в могиле, её горб и нос наконец-то «рассосутся» и перестанут портить её внешность. Даже успела улыбнуться своей мысли и мгновенно заснула…
Разбудил её голос медсестры.
- Кто Виноградова?
Валентина Сергеевна услышала свою фамилию:
- Я.
- На выход. К Вам пришли.
- Ко мне?..
Она оделась и вышла в коридор. Прошла в вестибюль, увидела кучу народу. Присмотрелась. Никого из знакомых.
- Ерунда какая-то…- прошептала она. – Перепутали…
И направилась было обратно.
- Валентина Сергеевна? – услышала она женский голос. Взглянула на симпатичную даму, с модной причёской, в дорогом белом костюме. Поморщилась.
«Точно перепутали».
И пошла в палату.
- Она? – дама обвела взглядом нескольких мужчин и женщин в толпе.
- Господи, она, - ответила ей другая женщина.
- Да-да, - подтвердил мужчина.
- Тётя Валя! – почти крикнула женщина.
Валентина Сергеевна застыла на месте. Затем резко обернулась. И медленно подошла к толпе.
- Я Елена Николаевна. В девичестве Рожкова.
- Рожкова? – Валентина Сергеевна наморщила лоб, вспоминая… А затем трясущейся от волнения рукой потрогала лицо женщины. – Это… ты? Леночка, ты? Моя «дюймовочка»?
- Я, тётя Валя, узнали, – женщина смахнула с ресницы слезу и шмыгнула носом. – Вот, разрешите доложить, дорогой мой воспитатель, что Ваше дело живёт. Помните наши репетиции? Теперь я заслуженная артистка России…
- Боже мой, - произнесла Валентина Сергеевна, и по её щекам тоже потекли слёзы.
Они обнялись.
- Владимир Иванович Горюнов, - выступил вперёд солидный мужчина в очках. – Член Союза журналистов России и главный редактор одной из центральных газет.
- Горюнов? - Валентина Сергеевна присмотрелась… Затем закивала головой: - Точно, он. «Вовка-болтун». Который постоянно донимал меня своими историями.
И она крепко его обняла.
- Я теперь, Валентина Сергеевна, о Вашей работе большую статью напишу. Вся страна о Вас узнает…
- А это… - обратилась она к худенькому мужчине, - никак наш «Димка-птичник»? Который любил отрывать мухам лапки, чтобы посмотреть, как у них всё устроено.
- Один только раз, тётя Валя, - пролепетал мужчина.
- Теперь Дмитрий Николаевич – доктор биологических наук, - ответила женщина, державшая его под руку, - и к тому же заместитель председателя Общества Защиты Животных, курирует приюты для бездомных зверушек.
- А кто это там притаился? – с иронией спросила Валентина Сергеевна. – Уж не Танечка ли «художница»?
- Я, тётя Валя, - улыбнувшись, ответила женщина. – Художник-реставратор нашей Епархии.
- А Любочку-«няньку» помните, тётя Валя? – спросила женщина, стоявшая рядом.
- Как же, - обняла её Валентина Сергеевна, - как же не помнить девчушку, постоянно возившуюся с куклами.
- Я теперь работаю в областном отделе народного образования соседнего региона…
Валентина Сергеевна обошла ещё с три десятка человек, обнимаясь с каждым и делясь воспоминаниями.
- Как же Вы меня нашли, ребятишки? – оглядела она всех.
- Всё наша артистка, - ответил Владимир, указав на Елену Николаевну, - проезжала мимо Управления образования и увидела Ваше фото. Зашла, поинтересовалась о Вас. Ей назвали Ваш домашний адрес. А уж от соседей она узнала, что Вы здесь. Написала в соцсети, выложила старые фотографии…
- Мы теперь Вас не оставим, Валентина Сергеевна, - сказала Люба. – Отремонтируем Вашу квартиру, наймём хорошего врача и медсестру, чтобы делать Вам уколы…
Они ещё долго разговаривали, вспоминали прошлое… Затем попросили у медсестёр два электрических чайника, чашки, сбегали в соседний магазин и прямо в вестибюле стали пить чай с печеньем и пряниками. Валентине Сергеевне оставили сразу пять номеров телефонов и подарили мобильник… А она попросила у них ручку и лист бумаги. И, написав на ней фамилию, имя и отчество Лиды и её адрес, сказала:
- Ребятушки, дорогие. Это моя хорошая подруга. Сын упёк её в психиатрическую клинику на Содышке. Пожалуйста, поговорите с ним и вытащите её оттуда. И пристройте куда-нибудь. Может, хоть в дом престарелых…
Елена Николаевна взяла листок.
- Постараемся, тётя Валя…
Вечером Ирина, которая тоже была в вестибюле, удивлённо спросила вошедшую в палату Валентину Сергеевну:
- А эти люди, они кто?
- Мои детишки…
- Ты же говорила, что у тебя никого нет.
- Дура была…
Ночью, лёжа в постели, Валентина Сергеевна смотрела в окно на мерцающие звёзды. По её щекам не переставая текли слёзы, а губы шептали:
- Господи, благодарю Тебя за всё. Ты слышишь? За всё! И за горб тоже…
Утром, потянувшись и хрустнув костями, Ирина произнесла:
- Бабуля, вставай, пошли завтракать…
Оделась и снова посмотрела в сторону Валентины Сергеевны:
- Бабушка, пора завтракать!
Подошла и тронула её за плечо. Тут же отдёрнула руку и с криком выбежала из палаты.
«Какой завтрак, - мелькнуло в сознании Валентины Сергеевны. – Послушай, как красиво!..»
В этот момент ей пели ангелы…
☆☆☆ • YT♡ •
😯📓🖋️✨
Новая соседка появилась в нашем в старом двухэтажном в два подъезда доме около года назад. Поселилась она, к моей радости, под моей квартирой. Городок наш маленький, но чистый и уютный. И хотя находится на самом краю области, но не на краю цивилизации. У нас в малом количестве имеется всё, что имеется в большом мегаполисе. Беспроводной интернет, большой торговый центр и несколько супермаркетов.
Рядом неплохая поликлиника, врачи все свои, знакомые, кто из местных, а кто из близлежащего городка. Летом, просто дача на свежем воздухе для пенсионеров, конечно. Рабочие места наперечёт, молодые перебираются ближе к большим городам. Да, это и понятно.
Не поработаешь, не поешь.
До новой соседки в квартире, на первом этаже жил очень пьющий мужчина, у которого, однажды не выдержав многодневного алкогольного возлияния, остановилось сердце. Его квартира, как раз находилась под моей. И за долгие годы такого соседства, я настрадалась вволю.
Его родственники, скорее всего, за недорого и как-то очень быстро продали его однокомнатную квартиру на первом этаже здания пятьдесят третьего года постройки. Меня удивил быстро законченный ремонт у новых соседей и старенькая мебель, которую рабочие внесли квартиру. Сначала я расстроилась, предположив, что одного весёлого соседа мне заменили на другого, но с такими же наклонностями к «радостям жизни».
Но, вскоре я удивилась ещё больше.
Как раз я стояла на балконе, когда услышала разговор незнакомых мне людей.
– Ну, я поехал, – сказал мужчина лет ближе к пятидесяти, – вы же сами сможете донести чемодан до квартиры, он на колёсиках. Первый этаж, вон ваши окна.
Усадив пожилую женщину на лавочку, рядом с нашим подъездом, он сунул ей ключи.
– Хорошо, хорошо, езжай, – как-то грустно произнесла старушка.
– Всё, некогда. Пока доеду, сейчас час пик, заторы на дорогах. Всё пока! – сказал мужчина и укатил на своём импортном авто.
На вид новой соседке было далеко за семьдесят. Пока она разговаривала с мужчиной, она сидела на кончике лавки с прямой спиной. Но как только он отъехал, она, словно съёжилась. На её коленях лежала небольшая дамская сумочка, сухими старческими пальцами, она нервно теребила её ручки, замороженным взглядом глядя на большой, наверняка, тяжёлый чемодан. Прислонившись к лавке, стояла старенькая трость.
Одета она была скромно, но весь её облик выдавал в ней недавнюю даму с хорошим вкусом. Под тоже стареньким, но прилично выглядевшим плащом, выглядывала тёмная юбка и блузка с большим воротником «бант». Хотя весна уже заканчивала своё шествие по городу, и было тепло, на её голове красовалась маленькая элегантная шляпка «пилюля», прикрывавшая аккуратно собранные волосы в причёску «почти Бабета».
– Ну и родственнички, – сказала я в сердцах, и вышла на улицу.
Тогда мы и познакомились с моей новой соседкой, и я узнала, что зовут её Зоя Ивановна. Она не стала рассказывать мне подробную историю появления в нашем доме. Просто объяснила, что после смерти мужа, двое её детей решили продать их с мужем квартиру, а её переселить сюда. Ближе к природе.
– Вы не думайте, я на них совсем не обижена. У нас с мужем раньше была дача. Но сейчас молодёжь выбирает отдых заграницей или на море. Я думаю, правильно. Чего сидеть на одном месте, мир тоже надо посмотреть. Да и на даче мне одной жить, тяжело. Дом, есть дом. За ним, как за ребёнком постоянный присмотр, уход нужен. Поэтому, вот, продали и дачу, а мне и здесь будет хорошо. У вас зелено, воздух чистый.
Я не стала задавать лишних вопросов и помогла ей пройти в её новое жилище. Переступив порог квартиры, я по глазам Зои Ивановны поняла, что ей, просто страшно оставаться одной в этой квартире. Я представила себя, на её месте.
Не страшно, что комната небольшая, для пожилого человека, чем площадь уборки меньше, тем легче наводить чистоту и порядок. Но на стенах красовались обои такого качества и такой расцветки что, наверное, дешевле их не нашлось в магазинах всей нашей области. Пустые полки допотопного серванта, вместо люстры лампа, висящая на проводе. Вместо кровати крепкий, но старенький диван. Всё это придавало вид унылости и неустроенности.
– Даже шторы не на что повесить, – неожиданно вырвалось у меня.
– А мне, дочь и тюль не положила, – по её смущению я поняла, что это тоже непроизвольно вырвалось у Зои Ивановны.
Мы прошли в кухню. Там приятные сюрпризы нас тоже не ожидали. Зоя Ивановна обессиленно присела на стул у кухонного столика. Я видела её растерянность и обиду.
Она посмотрела на отключённый приоткрытый холодильник с пустыми полками и виноватым взглядом, словно это она в этом повинна, извиняющимся тоном сказала:
– Ничего, ничего, дорогая, Виктор сказал, что здесь рядом хороший большой магазин. Я немного отойду от дороги и схожу, куплю всё, что нужно, – сказала она мне, видя моё раздражением и пытаясь оправдать своих детей.
Конечно, она жила в других условиях. И, конечно же, она не думала доживать свой век в чужих, незнакомых, неуютных стенах.
Но случается, что в жизни бывает не так, как нами задумано. Да ещё эта бесплатная приватизация. Она, конечно, показала всю человеческую сущность. Изнанку родительской любви и всю подноготную правду о тех, кого воспитали.
Интересно. Как раньше жили без приватизации? Только без сказок, что «тогда» квартиры давали по очереди. Жили почти все тесно, «крутились», чтобы получить новые или старые метры.
Но такого массового жлобства за свои полтора метра, которые отрывают у детей, матерей, не было. А эти бесстыдные слова, камнем в родительские сердца:
– Вы и на нас получали метры?
Получали, чтобы в удобствах росли сами дети. Выросли, не сложилось получить своё, так неужели нельзя найти слов, чувств, вариантов по-ря-дочных для слуха и жизни с родителями или без них?
Тема «скользкая», но обширная, поэтому, я не стала делиться своим мнением и так с полностью обессиленной старушкой.
– Ну, нет! – сказала я ей, – давайте сделаем так. Поднимемся ко мне и сегодня сделаем тайм-аут. Вы придёте в себя. А завтра мы решим, что делать. Не переживайте, мы вас не оставим одну.
Зоя Ивановна, сначала хотела отказаться от моего предложения, но под моим напором согласилась и мы поднялись ко мне на второй этаж.
Пробыла она у меня неделю. За это время, я переговорила со всеми малочисленными жильцами нашего небольшого дома и мы как «тимуровцы», распределив свои силы и ресурсы, превратили квартирку новой соседки в уютное гнёздышко. Каждый поделился всем, чем мог и сделал то, что смог. Так, что когда Зоя Ивановна вошла в квартиру, то она блистала не только чистотой.
Стены мы оклеили новыми с приятным рисунком обоями. А от большого абажура с кистями, который свисал над столом, и который можно было, при желании поднять вверх под потолок, хозяйка была в особенном восторге.
– Почти такой абажур, у нас с мужем висел на даче. Ах, какое чудо! – постоянно повторяла она.
На пустых полках, обновлённого нашими мужчинами буфета, стояла различная посуда. Белоснежная тюль свисала с окон, а шторы не пропускали в квартиру жару.
Молодой парнишка из соседнего дома даже телевизор принёс. Холодильник был заполнен разными домашними вкусностями. Особенно она радовалась кровати, которая как раз вместилась в небольшую комнатную нишу. Это и понятно.
Мне было страшно за Зою Ивановну. Она суетилась, благодарила всех по сто раз, и я опасалась, за её самочувствие. Сердечный удар, дело такое. Он может ударить как от горестных событий, так и от добрых человеческих поступков. Проводив всех, я задержалась, и ушла только тогда, когда удостоверилась, что Зоя Ивановна приняла все положенные ей лекарства.
Каждый день, я справлялась о её самочувствии и видела, как она успокоилась, мне даже показалось, что она теперь рада, что так произошло в её жизни, потому, что она стала всем нам очень близка. Зоя Ивановна ожила. Из окон её квартиры неслись вкусные запахи, на которые сбегались наши кумушки и требовали рецепта, то пирогов, то необыкновенного супа или варенья. Мы полюбили нашу соседку, от которой не отходила и наша малышня. Только время, от времени я замечала в её глазах тоску.
Мне была понятна причина этой тоски. Уже лето на исходе, а дети даже не наведались к своей матери.
– Может их заставляет так поступать с ней большая обида на что-то? – думала я, – но какая такая обида может заставить забыть свою мать?
В начале осени, около нашего дома остановилась иномарка, из которой вышел мужчина, но не тот, который привозил Зою Ивановну. Пробыв с ней некоторое время, он уехал. Мне неудобно было к ней лезть с расспросами, но когда я вышла во двор, меня взяла на абордаж наша местная сорока Галина. Женщина, которая решила, что она должна знать обо всех и желательно всё.
– Подожди, что скажу, – кинулась она ко мне, – ты куда идёшь?
– В магазин, за хлебом.
– Правильно, иди, его только привезли. Я уже взяла, мягкий и чёрный бери, тоже свежий. Слушай, к нашей-то, сын сегодня приезжал.
– Галка, откуда тебе всё известно?
– Я нечаянно услышала.
– Так и говори, подслушала.
– И чего подслушивать? Окно у Ивановны всё время открыто! Тепло же, так слушай, не хочу. Значит так. Он ей говорит: прости мама, раньше приехать не мог, но говорит, сестра хорошо тебя устроила. Уютненько. Представляешь? Это сестра-то устроила! Ну, я не могу! А она ему, не дай Бог, чтобы так её саму в моём возрасте устроили её собственные дети.
– А он, что?
– Он выслушал. А когда Ивановна рассказала, куда её поселили и как мы ей помогли, только и сказал, что нехорошо вышло. Оставил ей денег и телефон. Ещё сказал, что деньги на телефон сам будет класть, и что бы она звонила если что.
– А она?
– Она сказала, что денег ей и своих хватает, и что если он будет переживать за неё, пусть сам звонит. Вот! Он обиделся, наверное. Быстро уехал. Да, вот растишь, их растишь, а на старости им только добро бы твоё продать, а сама ты им даром не нужна.
– Откуда тебе известно о нажитом ею добре, Галка?
– Знаю. Мне всё положено знать. А чего они свою мать сюда притащили и бросили? Тогда уж отдали бы в дом престарелых.
– Ну, ты скажешь тоже. Наверное, Зоя Ивановна наотрез от такого варианта отказалась.
– Ну да, она, конечно, ещё в силе. И всё равно, я бы своих деточек убила бы, а она с ними ещё церемонится.
– Конечно. Только у тебя ни своих деток, ни чужих нет. Рассуждать всегда легче.
Это случилось воскресным утром. Меня разбудил какой-то шум. Прислушавшись, я поняла, что в квартире у Зои Ивановны что-то происходит. Накинув халат, я сбежала вниз по лестнице и хотела войти к ней, когда услышала громкий разговор какой-то женщины с Зоей Ивановной. Мне стало понятно, что это приехала её дочь.
– Что ты всё прибедняешься? Чего тебе не хватает? Ты получила свою долю. На эти деньги мы купили тебе, извини уж, на что хватило. Мы не Рокфеллеры. А в нашей квартире все имели свои доли. Ремонт, мебель. Ты считала, сколько ушло денег? Или ты хотела в эту маленькую квартирку свою мебель забрать? А куда. Скажи, куда бы ты её поставила? Сюда машину заказать дороже, чем сама мебель стоит.
– Успокойся, я никаких претензий к тебе не имею. Езжай с Богом, – расстроенно отвечала ей Зоя Ивановна.
– Нет, ты меня унизила перед братом. И я же вижу, что ты недовольна. Но послушай, вы с отцом эту квартиру и на нас получали, но почему мы должны ждать, не известно, сколько времени? Может, ты ещё до девяноста лет проживёшь. А о внуках ты подумала? Им надо где-то жить. Я тебе сразу сказала, что ни метра своего никому не отдам. И лишнего я не взяла.
– Ну, теперь ты спокойна? Я же тебе сразу сказала, что трогать вас не буду. Живите спокойно. Делайте, что хотите. Я всем довольна.
– Я вижу, как ты довольна. Ну, в прочем, как хочешь, я приехала наладить отношения с тобой, а ты как всегда… Ладно, с тобой говорить совершенно бесполезно. У тебя своя, правда, у меня своя.
– Нет, дочь, правда, всегда одна, это мы с тобой разные.
Дочь Зои Ивановны махнула рукой, и пошла к выходу, но тут вспомнила что-то и вернулась к столу, где сидела её мать, над которым свисал абажур.
– Чуть не забыла, – она достала из сумки маленькую стопку писем и бросила их на стол, – додуматься надо до такого, мёртвому писать, с живым не наговорилась?
Чуть не сбив, и окинув меня презрительным взглядом, она вышла из подъезда. Я влетела в комнату. Зоя Ивановна сидела неподвижно и смотрела на разбросанные по столу письма.
Не дожив с нами и года, после празднования Пасхи она умерла. Говорят, что в эти дни умирают очень достойные люди, которые сразу попадают в Рай. Очень хотелось бы верить в это.
Как всегда, по утрам, я спустилась к Зое Ивановне, узнать о проведённой ночи, о её самочувствии. В этот раз её дверь была приоткрыта. На прикроватной тумбочке стояли открытые пузырьки с её лекарствами. Казалось, что Зоя Ивановна крепко спит.
На столе, под её любимым абажуром лежала записка, адресованная мне и стопка конвертов с её письмами к мужу.
В записке она просила похоронить её вместе с письмами на нашем местном кладбище, предварительно позвонив сыну. Мы тщетно звонили, по номерам, записанным в её маленьком мобильном аппарате, но ответа не дождались ни по одному из них. Отправив сообщения о смерти матери дочери и сыну, мы похоронили нашу соседку, как она и просила на нашем кладбище с её письмами ранее ушедшему мужу.
Неизвестно, что она писала и чем делилась с душой умершего мужа, но думаю в последнем своём письме, она задала ему сложный для обоих вопрос:
– Как, получилось, что мы вырастили таких детей? ..
Из сети