В Новогоднюю ночь Катя решила натянуть пижаму, обжечь губы чаем, поплакать и уснуть.
Дело в том, что пару лет назад перед самым праздником ушла мама и забрала с собой волшебство. С тех пор не хотелось ни базарной елки, ни «Jingle bells». Мама всегда была затейницей. Устраивала «Веселые старты» и игру в «шандер-стоп». 31 декабря наливала в термос душистый чай, сочиняла бутерброды и снаряжала экспедицию в лес. Там они искали мышиные следы, норки ежей, избушку Бабы Яги. Определяли север-юг. Как только в воздухе разливалась синева, мамуля становилась задумчивой и делилась предчувствием, что дома их ждет чудо. Так и происходило. Открытая форточка с торчащим красным лоскутом ходила ходуном, а под елкой отогревались подарки. В пять лет Катя фанатично мечтала об «игре с вырубными картинками». В детском саду они имелись в единственном экземпляре и доставались более пробивным друзьям. Поэтому, когда обнаружила именно такие: с жирафом, зайчатами и желтым слоном, целый час ревела от счастья. И вот опять конец декабря. Суета, шелест фольги, цитрусовые дольки и вифлеемские звезды. Чтобы не травить себе душу, девушка сидела до упора на работе. Чистила папки, отправляла поздравления, считала огни. Возвращалась поздно, около десяти. В тот вечер поднялась на свой этаж и обомлела. Под ее дверью крепко спал Дед Мороз, завернувшись в «шубу». С него слетела шапка и было понятно, что парень молод, возможно, даже ровесник и оставлять его на цементном полу – преступление. Уже к утру разыграется бронхит или даже воспаление легких. Поэтому втащила ряженого в дом, укрыла одеялом и устроилась рядом. Ровно в полночь бедолага заворочался. Затем сел, извинился, смущенно представился и рассказал свою историю. Он шел мимо детского сада, как вдруг из калитки выскочила большеглазая тетка и стала умолять сыграть Деда Мороза. Чей-то дедушка, которого ангажировали на эту роль, попал в больницу с инсультом, а дети уже натянули заячьи уши. Пришлось согласиться, впрыгнуть в валенки, украшенные битыми игрушками, прицепить бороду и запахнуть красный халат. Отыграть шесть утренников и сорвать голос. Когда вернулся в подсобку, чтобы переодеться, та оказалась закрытой. Заведующая ушла домой, покачивая сумкой с презентами, дежурная воспитательница, отдав последнюю «снежинку», цедила с нянечкой винишко, а сторож заладил, что у него нет полномочий. Пришлось без денег и в гриме переться на автобусную остановку. Народ в транспорте попался веселый, тут же посыпались приглашения в гости и угощения коньяком. Он обошел все квартиры, поздравил ребятишек и свалился без сил. Катя с Дедом Морозом проговорили всю ночь. Под утро парень хлопнул себя по лбу, полез в мешок и выудил для девушки скромную коробочку. Она вместо рассмеяться, почему-то, заплакала, хотя в ней оказались всего лишь «вырубные картинки» с жирафом, зайчатами и желтым удивленным слоном. Ирина Говоруха С момента своего рождения Стасик не спал. Вернее, не спала я. Он спал, но исключительно на руках или в коляске, непременно движущейся. До шести месяцев бессонные ночи списывались на животик, после — на режущиеся зубки. Рассвет часто заставал меня в кресле со спящим младенцем на руках. За девять месяцев жизни Стаса я из цветущей, привлекательной женщины превратилась в бесполое существо с красными глазами и сальным хвостиком на голове. Сын рос и поправлялся, я хирела и худела. Когда-то я свысока, с легким презрением смотрела на затурканных, замученных мамаш с облупившимся лаком на ногтях. Со мной такого не случится никогда. Святая наивность. Брак трещал по швам. Помощи ждать неоткуда, с матерью и ее очередным мужем супруг не общался, своих родителей давно похоронила. Квартира — в ипотеке, поэтому на няню денег нет, едва хватает на самое необходимое. Выходных я ждала как манну небесную. Вручала мужу орущего Стасика и засыпала, не успев коснуться головой подушки. Если Андрея вызывали на выходных на работу, у меня начиналась истерика. Мужа я понимала и не винила. Кому понравится плаксивое существо с глазами на мокром месте? Андрей мрачнел и замыкался в себе. Я плакала ночи напролет, укачивая Стасика. Никогда не верила ни в Бога, ни в черта. Теперь не знала каким богам молиться. Да что там богам? Я готова была продать душу дьяволу за один день отдыха. Только нужна ли она ему, моя жалкая душонка? Сильно сомневаюсь. Еще я часто вспоминала добрую, всепрощающую маму. Почему? Но почему она покинула меня так скоро? Именно в тот момент, когда мне так необходима ее помощь. Подруга посоветовала обратиться к колдунье. Якобы она и порчу снимает, и сглаз отливает, и любимых возвращает. Ну-ну. Настроена я была скептически, но все-таки позвонила и пошла, благо идти недалеко. Типичная «хрущевка» с загаженным подъездом, воняющим мочой и кошками. Обитая дерматином дверь и дребезжащий звонок не прибавили мне веры в магические силы так называемой «колдуньи». Открыла дряхлая, сгорбленная старуха. — Проходи, дочка, проходи, — прошамкала она беззубым ртом. Преодолевая брезгливость, последовала в захламленную комнату. Колдунья согнала с дивана вальяжно развалившуюся кошку, и пригласила сесть. Меня затошнило. Крепко прижимая к себе Стасика, опустилась на самый краешек. — Принесла, давай, — бабка протянула дрожащую руку со скрюченными пальцами. Я полезла в пакет, достала заранее заготовленную булку черного хлеба, церковную свечку, сырое яйцо. Старуха водрузила это все на тарелку, воткнула свечку в хлеб, зажгла, долго что-то шепелявила. Водила яйцом по ладоням. Потом разбила его в миску. Продемонстрировала содержимое. — Видишь сгустки крови. Это на тебе сглаз, сильный сглаз. Приходи завтра в это же время, — вынесла вердикт колдунья. — И долго это лечить? — с сарказмом спросила я. — Не знаю, дочка, не знаю. Когда яйцо совсем чистым будет. Значит сглаза больше нет, — ответила старуха, ловко сграбастав деньги. Причем немалые. Везя домой хныкающего Стасика, ругала на чем свет стоит и себя, и подругу. Да чтоб я и завтра поперлась к этой ведунье, держите карман шире. Но подруга вразумила: — Дура ты, Наташка. Она, правда, колдунья сильная. На работе у нас одной мужа домой вернула. Вот так. Кажется, я дошла до ручки. Стасик не спал всю ночь и капризничал все утро. Днем я не смогла его укачать даже на руках. Напевая колыбельную, скользила по квартире. Очнулась у распахнутого окна. Двенадцатый этаж. Голова закружилась. Дрожащими руками закрыла раму. Затянула на голове традиционный хвостик, влезла в кроссовки, пуховик, собрала Стасика и поплелась к колдунье. Через неделю «сеансов» и существенной бреши в итак скудном бюджете, яйцо, слава Богам, очистилось. — Ну, дочка, помощь придет, откуда ее и не ждешь, — напророчила бабка, закрывая за нами дверь. Прошла неделя. Сижу, как дура, жду. Терпение на исходе. Так и подмывает пойти к колдунье и потребовать вернуть потраченные впустую деньги. Хотя, сама ж носила, добровольно. Кроме себя винить некого. Первые лучи солнца застали меня в кресле. Проревела над спящим сыном всю ночь. С трудом выползла из кресла, я разминала затекшие члены, когда раздался звонок в дверь. «Кого там принесла нелегкая?» На пороге стояла маленькая, сухонькая старушка в повязанном под подбородком платочке. Линялый плащ неопределенного цвета, в руках котомка. — Вам кого? — недружелюбно спросила я, автоматически качая орущего младенца. — Я — к вам. А кто это у нас такой? — старушка улыбнулась и, о чудо, Стасик заулыбался в ответ и потянул к ней ручонки. — Где у вас ванная? — Старушка бросила в прихожей котомку и уже вешала на крючок плащ. Я молча указала пальцем на дверь, уже перестав удивляться и смирившись с неизбежным. Хуже все равно не будет, потому как хуже уже некуда. — Меня, кстати, баба Маша зовут, — представилась пожилая женщина, ловко подхватывая Стаса, ощерившего щербатый ротик. — Ты иди, поспи, замучилась ведь. Я безропотно двинулась в спальню, повалилась на кровать и провалилась в сон. Проснулась почти через три часа. «О, Боже, где сын? Я оставила ребенка на попеченье незнакомой женщины». Но испугаться по-настоящему не получилось. Навалилось безразличие и апатия. Полежав еще минут пятнадцать, я выползла из комнаты. В коридоре пахло чудесно, чем-то съедобным. У меня даже слюнки потекли. На готовку времени совсем не оставалось. Жили на подножном корму. Все время целиком и полностью посвящалось Стасику. На столе — горка желтых блинов, истекающих маслом и исходящих ароматным паром. Довольный Стасик восседает в своем стульчике, как божок на троне, и изо всех силенок стучит ложкой по столу. — Ты, садись, покушай, голуба, Стасик поел уже, — баба Маша суетилась возле плиты, выливая половником тесто на сковороду. Я села на стул и крепко зажмурилась. «Сейчас я проснусь». Но, к моему облегчению, ни баба Маша, ни, главное, блины, никуда не исчезли. Окуная жирные конвертики в густую сметану, вполуха слушала объяснения бабы Маши. — Я из деревни приехала. Мне твоя мать-покойница адрес дала, на случай если шо понадобится в первопрестольной. Эх, хорошая была баба, да померла рано. Я наворачивала блины и, внимая «окающей» и «шокающей» бабе Маше, что-то бормочащей о цели своего визита, таяла, как масло на сковороде. Если не видеть лица, то иллюзия, что рядом сидит мама, будет полной. Под вечер с работы пришел хмурый и усталый муж. Я заметила, как поползли наверх его брови при виде старушки. — Вы, идите, сходите куда-нибудь. А я со Стасиком посижу, — предложила баба Маша. Меня не пришлось просить дважды. Нацепив первое попавшееся платье, болтавшееся на мне, как на вешалке, потуже затянув поясок, я схватила под руку ошарашенного мужа и потащила его прочь из дома. Хоть куда, лишь бы подальше. Он начал мне выговаривать уже в лифте. — Наталья, ты соображаешь? Ты оставила ребенка какой-то незнакомой старухе, — назидательно вещал Андрей. — Во-первых, не старухе, а бабе Маше, а во-вторых, почему незнакомой? Она подруга моей мамы, я ее прекрасно помню, — беззастенчиво врала. В тот момент я готова была лечь костьми, но отстоять присутствие у нас бабы Маши. — Ты как хочешь, а я — возвращаюсь, — произнес он. — Только попробуй, я с тобой завтра же разведусь, — прошипела в ответ. Андрей тяжело вздохнул. Скандалить ему не хотелось, поэтому он нехотя поплелся за мной. Пломбир из упаковки, нарезанный крупными кусками и политый джемом из тюбика в ближайшей забегаловке имел божественный вкус. А кофе из пакетика — вообще предел мечтаний. Я отрывалась по полной. Еще бы не видеть недовольную физиономию Андрея, цедившего кофе из терявшейся в его большой руке чашечки. Впрочем, я старалась не смотреть. Баба Маша стала жить у нас, взяв на себя львиную долю забот. Я начала походить на человека. Из зеркала на меня уже не смотрел красными глазами «Нафаня». По крайней мере, без труда угадывался пол. Отношения с Андреем тоже налаживались. Как только он в первый раз смог в субботу попить пиво с друзьями, его отношение к бабе Маше резко изменилось в лучшую сторону. Еще бы! У бабы Маши, помимо остальных прекрасных качеств, было одно, делавшее ее просто незаменимой. Она могла быть незаметной. Вообще. Она не лезла с советами, не читала нотаций, не увещевала и ни на чем не настаивала. Могла целый день молчать, пока ее не спросишь или не попросишь о чем-либо. Стасик в ней души не чаял. После традиционных «мама» и «папа», он смешно шепелявил «баба Маса». Мы с Андреем тоже к ней привязались и не представляли жизни без нашей спасительницы. Время летело незаметно, Стасику исполнялся годик. Мы решили его окрестить. Собрать друзей, знакомых, после посидеть в кафе. Баба Маша отказывалась наотрез. Как только я ее ни уговаривала, как только ни ластилась, как ни умасливала. Нет — и все тут. Я — атеистка, в Бога не верю и в церковь не пойду. Я сдалась. Ну, что тут поделаешь? Стасику исполнилось четыре, он ходил в садик, я вышла на работу. Ничего не предвещало беды. Утром все, как обычно, разошлись по своим делам. Забрав сына из садика, вернулась домой и увидела на столике в прихожей записку: «больше ни нужна ухожу ни паминайти лихам» Я опустилась на пуфик, слезы градом полились из глаз. — Мама, мама, что случилось? — вопрошал недоумевающий сын. Он сам был готов зарыдать. — Ничего, дорогой, ничего, — я прижала к себе малыша, и мы вместе залились слезами. Так нас и застал Андрей. — Что случилось? Молча протянула записку. Он прочел. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Только брови сошлись на переносице. — Стасик, разувайся, пойдем кушать. Кусок в горло не лез. Я пошла в спальню, упала на кровать. Муж, надо отдать ему должное, меня не беспокоил. Было такое чувство, что у меня снова отняли маму. Во второй раз. Андрей спокойно сказал: — Ну, что ж, она так решила. Ее решение нужно уважать, — как отрезал. Я же, втайне от мужа, твердо решила искать бабу Машу. Но как? За столько лет — ни одной фотографии, ни адреса, ни фамилии. «Дура, вот дура, — корила я себя». Но когда баба Маша была с нами, это все казалось неважным. А теперь… Первым делом кинулась к колдунье. Типичная «хрущевка» с загаженным подъездом, воняющим мочой и кошками. Второй этаж. Но вместо обитой дерматином двери — современная железяка, домофон. Позвонила. — Вы к кому? — Здесь раньше бабушка жила… — неуверенно протянула я. Я ждала услышать что угодно, но только не это. — Девушка, я здесь уже двадцать лет живу. Вы ошиблись подъездом. «Ошиблась подъездом, ошиблась подъездом» — убеждала я себя по пути домой. Убедила. Почти. Кинулась искать мамину тетрадь с записями. Наконец, отыскала адрес соседки, написала письмо. Но уже предчувствовала, каким будет ответ: «Никакой бабы Маши в деревне сроду не было. Была одна, да померла давно». Позвонила подруге, спросила про колдунью, заранее зная ответ: «Ты о чем? Какая колдунья?». Мне стало реально страшно. Я прекратила поиски. Опасаясь за свой рассудок, была вынуждена прекратить. Годы шли, воспоминания стирались, как рисунок мелком на асфальте. Проблемы, работа, ребенок — закружили, не оставляя места сантиментам. Жизнь идет. Ничего не поделаешь. Самым верным оказался Стасик. Он еще долго спрашивал про бабу Машу. А еще говорят, что детская память — коротка. Сыну исполнилось семь. Уже первоклассник. Мы с Андреем решили завести второго ребенка — девочку. Всю беременность я слушала уверения подруг, что все дети разные и двух одинаковых не бывает. Форумы и статьи в Интернете это подтверждали. Я верила. Старалась верить. Очень хотела верить. Святая наивность. С момента своего рождения Верочка не спала. Вернее, не спала я. Она спала, но исключительно на руках или в коляске, непременно движущейся. До шести месяцев бессонные ночи списывались на животик, после — на режущиеся зубки. Рассвет часто заставал меня в кресле со спящим младенцем на руках. Я не молилась богам, вспоминала и звала бабу Машу. — Баба Маша, где ты? Верочка не спала всю ночь и капризничала все утро. Днем я не смогла ее укачать даже на руках. Напевая колыбельную, скользила по квартире. Разорвавший тишину звонок не застал меня врасплох. Я знала, кто за дверью. На пороге стояла маленькая, сухонькая старушка в повязанном под подбородком платочке. Линялый плащ неопределенного цвета, в руках котомка. Не обращая внимания на орущего в кроватке младенца, я уронила голову ей на грудь и разрыдалась... Анна Рожкова Колька Зарубин милостыню никогда не подавал. За свои почти тридцать два года он всегда проходил мимо тех, кто сидел на паперти или просил денег. И всё потому, что в пять лет мать дала ему карамельку и отправила купить хлеба в сельмаг. А Колька, выскочив из магазина, наткнулся на деда, просящего копейки на опохмелку у тех, кто выходил. Мальчишка и кинул конфету в шапку какому-то обросшему деду у крыльца, а тот крепко выругался и выкинул карамельку на снег рядом с собой. Колька обиделся и никогда никому больше ничего не подавал. *** Дела застали Николая прямо посередине рабочего дня в центральном парке города. Расположившись на скамейке, он решал рабочие вопросы по телефону. Домой в посёлок возвращаться только вечером, нужно было всё успеть. Мимо него то и дело суетливо пробегали прохожие. Колька оторвал взгляд от телефона и осмотрелся. Необходимо было наполнить желудок едой. Мозг отказывался работать без топлива. Рядом с выходом из парка располагалось кафе. Зарубин не думая отправился прямиком в забегаловку. Купив себе сэндвич, кофе и, выйдя из кафе, Николай упёрся в старушку, просящую купить ей батон или хлеба. Зарубин посмотрел женщине в глаза и немного смутился. Ему показалось, что старушку он где-то видел. Её страдальческое почти серое лицо, исчерченное морщинами, определённо он видел раньше, но не мог вспомнить где. Старушка стояла прямо, расправив плечи, не сгорбившись, как будто собиралась декламировать стихи. За Николаем из кафе вышла девушка и он, опомнившись, продолжил путь, пройдя мимо. *** Люди на перроне толкались и торопились заскочить в вагон. Колька, не привыкший к толкотне, сначала пытался пропускать всех. Но волна подхватила его и сама внесла в вагон электрички. Зарубин осмотрелся, быстро прошёл и занял место у окна. Часть дороги он смотрел в окно, потом пытался заснуть. Но шум и гам, создаваемый атмосферой, наполнял уши, давил на грудь и не давал расслабиться. Николай снова осмотрелся. И вдруг его взгляд упал на ту самую старушку. Она сидела в начале вагона. Напротив неё расположилась женщина с детьми. Дети постоянно требовали печенье и булочки и мать, чтобы занять детей, всё доставала и доставала еду из пакета. Старушка напротив не сводила глаз с пакета и провожала каждое движение женщины взглядом. Николай смутился. Правильная осанка, чуть отведённые назад плечи худенькой старушки вновь напомнили ему кого-то. Николай тихонько сфотографировал старушку и отвернулся. Но мысль, засевшая в его голове, не давала покоя. Николай вновь посмотрел в начало салона. Вновь вошедшие пассажиры расположились на первых посадочных рядах вагона. Двое парней сели напротив старушки через проход и принялись уплетать хот-доги. Часть булки у одного из молодых людей выпала на пол, и он подтолкнул её ногой под скамейку. Через две остановки парни вышли. А старушка пересела на их место и, наклонившись, достала из-под скамейки кусок булки. Она сжала его в руке и засунула в сумку. Николай обомлел. Никогда он не видел, чтобы люди были настолько голодны, чтобы поднимать упавшие куски. Зарубин ехал домой с пустыми карманами, поужинав в городе, и предложить старушке ему было нечего. Она вышла раньше его на одну остановку. Эта остановка была мужчине знакома. Почти двадцать лет назад в небольшом селе, которое расположено на этой станции за лесополосой, жили его бабушка с дедушкой. И до шестого класса Николай учился в местной сельской школе. Но после бабушка осталась одна, и родители перевезли её в посёлок, где получили маленький дом от фабрики. А Николай перешёл в другую школу. *** Жена ждала Николая у накрытого стола. Зарубин умылся с дороги, сел за стол и понял, что еда не лезет в горло. Перед его глазами всё стояла старушка с куском поднятого хлеба. - Я к бабуле забегу, - засобирался Николай. - Коля, ну ведь ничего не поел, - сетовала жена. - С дороги не хочу. Вернусь, чай попью, - ответил Николай. Бабушка жила в старой части посёлка, в том самом доме, что когда-то получили родители. Когда Николай пришёл, родственница сидела в кресле и смотрела какой-то мыльный сериал по телевизору. - В городе был? - поинтересовалась она. - Да, очки и лекарство тебе привёз, на столе выложу. - Спасибо, Коленька. Присаживайся, расскажи, как там в городе, что интересного? Николай взял табуретку, сел рядом и стал рассказывать о том, что считал нужным: как выкупал очки; по какой цене взял лекарство и опять наказывал не брать ничего в местной аптеке, а обращаться к нему, если нужно что-то купить; затем стал рассказывать, как неудобно ездить в электричках... и вдруг замолчал задумавшись. - Ба, а не помнишь эту женщину? - и Николай показал бабушке фотографию на телефоне. Родственница долго рассматривала снимок. А потом сказала: - Да, стареем мы. Время никого не щадит. Это... это... фамилию не помню. Мария Фёдоровна, учительница географии, ты не помнишь разве её? Николай обомлел: "Точно, он вспомнил! Но тогда это была не старушка..." - А что это ты её сфотографировал? - поинтересовалась бабушка. - Да так, увидел в электричке..., не вспомнил просто, - ответил внук и засобирался домой. *** Через неделю Зарубин снова отправился в город. Бумаги, которые он отдавал на согласование в прошлый раз, были готовы, пора было их забрать. Ещё накопились мелкие дела, и Николай решил сделать всё в один день. Так и вышло. Всё успел. Пора домой. Вечерний город стал зажигать огни, улицы наполнялись спешащими домой людьми и одинокими парочками, неспешно прогуливающимися по скверам. Николай тоже спешил. Вечерняя электричка уже прибыла на перрон. В привычном 6 вагоне Николай осмотрелся, чтобы найти свободное место, и вновь увидел учительницу, жмущуюся к окну. Сидение напротив было пустым. И Николай уверенно прошёл и сел на свободное место. Мария Фёдоровна смущённо опустила глаза и отвернулась к окну. Николай понял. "Узнала". Некоторое время он смотрел в окно, а когда сосед старушки отправился на выход, пересел. Она стала прятать руки с заметными синеватыми подтёками, натягивая рукава старенькой кофты. Зарубин достал из рюкзака булку с повидлом и протянул ей. - Держите, Мария Фёдоровна. - Спасибо, Коленька, я не голодна, - тихо ответила она, посматривая на булку. - Спросите столицу любого государства, если не отвечу - булку съем сейчас же сам, если отвечу правильно, то съедите вы. Она улыбнулась. Как-то мило и спокойно. В забитой, страшной старушке вдруг проснулась та самая учительница, которую помнил Коля. - Столица Македонии? - спросила она. Николай, включивший в этот момент гугл помощник, прочитал ответ: - Скопье! Ешьте! - и сунул булку в её сложенные руки. - Правильно, - улыбнулась она, не отводя взгляд от мужчины. Булку она держала, не отпуская, - я дома с чаем попью, - добавила она. - Мы так не договаривались, - возмутился Николай, - я ответил правильно — ешьте. Ей было неловко, она медленно стала разворачивать пакет. Глаза её увлажнились, когда она откусила маленький кусочек от булочки. - Вкусная, - даже не начиная жевать, сказала она. - Она с повидлом, я одну съел перед отъездом, свежая. Мария Фёдоровна в подтверждение качнула головой и продолжала откусывать от булочки небольшие кусочки. Он не видел, как она жевала, казалось, глотала так, чтобы еда быстрее попала в желудок. - Что это? - спросил Николай, указывая на синяки на запястьях. - Упала, - отмахивалась она. - И кто это такой крепкий, на кого вы упали? - Неудачно упала на ... кровать, знаете, такая с железными спинками. - Ясно, - ответил Николай. - Руками и лицом ударились сразу? - не отставал мужчина, заметив ещё один синяк на подбородке. - Да, Николай. - Мария Фёдоровна, я понимаю, что это не моё дело. Но давайте не как ученик и учитель, а как два взрослых человека обсудим. То, что я увидел на прошлой неделе и сейчас — это не нормально. Вы же учитель! - Я давно на пенсии, Коленька и... - Тем более, разве заслуженный учитель может жить так? - А как Коленька? - Ну, так? Выпрашивая хлеб у кафе и с побоями на теле. Я может чего не понимаю, но я свою жену ни разу не ударил. Это же подло! - Подло, Коленька, - повторила она и опустила глаза, - Подло. - А пойдёмте ко мне домой, я вас с женой познакомлю. - Мне домой надо. Спасибо за приглашение, Коленька, меня муж ждёт. Разговор оборвался. Зарубин вдруг понял, что ей нужна помощь, но сама она никогда не решиться. Он принял решение сам. За неё и за свою жену. На следующей остановке Мария Фёдоровна засобиралась выходить. Прощалась. Николай всячески пытался немного её задержать, а после встал в проходе, загородив дорогу и твёрдо сказал: - Пока вы не расскажите как живёте, я не отойду. Учитель не имеет право обманывать, я жду от вас правду! - Мы же разговаривали как взрослые люди, а взрослые люди не суют нос в дела других, - резко ответила она. Николай опешил. - Дайте я пройду, - сказала она и пошла к выходу. Зарубин медлил. Двери в вагон закрылись. Колька выдохнул. Успел выскочить. Марии Фёдоровны нигде не было видно. Колька побежал к лесополосе. Выскочив на дорогу к селу мужчина осмотрелся. Дорога была пуста. "Пошла огородами" - подумал он и поплёлся к школе. Дверь главного входа в школу была закрыта. Колька стукнул пару раз кулаком по дереву. Глухое эхо раздалось по пустой территории около здания. Зарубин сел на крыльцо и глубоко вздохнул. - Чего тарабанишь? Для ученика стар, для учителя пришёл поздно? - рассуждал дедушка в смешной шляпе и с седой бородкой. Внешне он очень походил на Старичка-Боровичка из мультфильма. - Вечер добрый. Я в школе этой учился лет двадцать назад. Вот пришёл вспомнить, посмотреть, как изменилось всё. - Ну и? Изменилось? - Изменилось, дедушка. Вас тоже не припомню. Тогда сторожем Матвей Сергеевич был. - Так помер уж давно Сергеевич. Я уже лет десять как сторожу. - Я из учителей только географичку и помню. Марию Фёдоровну. - А, была такая — Никулина. Не работает только, на пенсии давно. Живая. - А где живёт не подскажите? - На Степной, пятый дом с зелёной крышей такой. Только ходить не советую. Мужик её больно шумной, когда выпьет, а пьёт часто и много. Здоровый. Во, - и дед показал необъятность вверх и в ширину, сколько позволяла длина рук... Колька Зарубин не был трусом. Он был неконфликтным человеком. Все неурядицы и проблемы в его жизни всегда решались просто и легко, без кулаков, соплей, нытья и прочих ужасов. Да. Даже в детстве. Гладко и ровно шла его линия жизни на руке, и от этого сейчас ему было противно. Он в первый раз в жизни корил себя за то, что в семь лет решил вопрос с Серёгой Сиплым без кулаков. Надо было тогда начинать отстаивать свои интересы на крови. Сейчас было бы проще: пришёл, набил морду и вопрос решён. Невысокий, щуплый Зарубин больше похожий на подростка, чем на взрослого мужчину, плёлся по улице. Он ёжился и не понимал, что делать дальше. Можно было поехать домой и оставить всё как есть. Но тогда зачем всё это было нужно? Зачем появились все эти переживания и действия. "Надо идти до конца раз задумал". И Николай пошёл. Прямиком в магазин. Зарубин помнил что, во времена его детства сельмаг был в самом конце улицы. Пустынная, тёмная дорога заканчивалась тремя светящимися лампочками на высоких столбиках. Сельмаг так и стоял на том же месте. Выкрашен только теперь он был в ярко-голубой цвет, который местами уже выгорел. На скамеечке у магазина всё также сидели "отдыхающие" грохоча стаканами. Коля бросил взгляд на мужиков и открыл дверь магазина. - Здравствуйте, четок, - протянул деньги Николай. Продавщица подала бутылку Зарубину и сдачу. Тот сунул всё в рюкзак. На крыльце он замешкался, услышав знакомую фамилию. - Так сходи и забери, раз Никулин тебе должен. Продолжим? -Привет, мужики, - вмешался Зарубин. - Э, ты кто такой? Как зовут? Откуда? - посыпались со всех сторон вопросы. Табачный дым окутал Николая. - Малая Родина моя здесь, на Садовой жил. Мимо Никулина пойду, сказать, чтобы пришёл с деньгами? - Ха-ха-ха! - схватились за животы мужики. - Чтобы Никулин и сам пришёл!! Ты, наверное, его не знаешь. Он три года как откинулся. Четыре раза точно сидел. Такие сами не ходят. К таким ходят, - смеялись мужики. У Зарубина пересохло в горле. - Домой! Срочно домой!!! Он спустился с крыльца и пошёл на станцию. Сначала шёл не торопясь, потом ускорил шаг, а в конце побежал. Бежал до самого перрона. На станции сел на скамейку и открыл рюкзак. Четок. Николай не пил крепкие напитки. Купил, чтобы сыграть сценку перед мужем Марии Фёдоровны. А теперь испугался. За себя, за свою жизнь. За ребёнка, которого носит жена. - Коленька! - услышал он и обернулся. Какая-то женщина подзывала сынишку к себе. "Коленька! Коленька! Эх, Коленька!". Зарубин встал со скамейки и побежал назад. У дома Никулиных он вытащил из рюкзака бутылочку, открыл, отпил глоток и долго полоскал горло содержимым. Выплюнул. Потом отхлебнул глоток для храбрости и, не увидев звонок, стал тарабанить. Залаяла собака. Зарубин опять постучал. Собака ответила. И тишина. Николай глубоко вздохнул и стал колотить, не переставая, в такт бешено бьющемуся сердцу. Дверь дёрнулась и открылась со скрипом. Николай поднял голову, чтобы посмотреть в лицо Никулину. Стало жутковато. - Чё на...?!- начал, было, Никулин. - Никулин? - перебил Зарубин. - Ну, - ответил тот. В темноте лицо его расплывалось и от того казалось ещё шире и больше. - Тебе с зоны гостинчик передали, - Колька протянул четок и продолжил, - Вот купил на своё усмотрение. Мужиков у магазина встретил, поговаривают, что ты им денег должен. - Не должен. Кому должен — простил. - Ты это, на денег, сходи тогда в магазин, возьми на своё усмотрение. - Не пойду, скажу - сам купишь и принесёшь. - Так я до утра идти буду, у вас тут темень, я споткнулся, ногу подвернул, - и Колька демонстративно поднял одну ногу и стал подпрыгивать на другой, а потом сел на лавку у забора и достал деньги. Увидев деньги, Никулин открыл дверь настежь и вышел на улицу. - Давай! - рявкнул он и выхватил купюру из рук Николая. "Пятнадцать минут есть, не больше", - подумал Зарубин, сердце бешено заколотилось. Он дождался, когда мужик отойдёт дальше и заскочил во двор. Собака залаяла. - Мария Федоровна! - позвал Николай. Он сиганул в дом, крикнул ещё раз. Её нигде не было. Тогда Колька выбежал в огород, мимо собаки, которая тявкала и не понимала, что происходит. В потёмках постройки и заросший огород сливались в одно тёмно-серое пятно. - Коленька? - послышалось где-то совсем рядом, и из пустого курятника вышла старушка. - Что ты здесь делаешь? -Бежим! Слышите! Берите документы, вещи и бежим. Муж ушёл в магазин, скоро вернётся. - Куда Коленька? Я к сестре на север уезжала, освободился, приехал туда и жизни ни мне, ни ей не давал. К дочери пошла, она сказала — твой муж, сама и решай с ним вопросы. Я в полицию ходила. Ничем помочь не могут. Пока ничего не совершил, он волен делать, что хочет. Документы у меня забрал. Я не знаю где они, он на почте за меня пенсию получает. Без документов сам знаешь — ничего не сделать. Хорошо, хоть бездомных в городе кормят бесплатно. Я и ездила... - Документы новые сделать можно и фамилию сменить. Но так нельзя! - Нельзя, Коленька. Вот и живу от одного его заключения до другого. Богу молюсь, чтобы не вернулся. Развестись боюсь, прибьёт. В курятнике всё лето живу, а зимой в бане. Зарубин подошёл к ней и сказал: - Другого шанса может и не будет, бежим. - Хороший ты человек, Коленька! Забудь и живи счастливо! Спасибо, что хотел помочь, но с ним кто только не разговаривал, как не упрашивали. А выпьет — и не человек вовсе, а зверь. Зарубин достал деньги, выгреб и отдал всё, оставив только на дорогу. - Держите. Спрячьте. Если надумаете, то на электричке следующая остановка, Гризодубова, 18-56. В кассе работает моя соседка, если забудете, то она подскажет. Николай пошёл в конец огорода и перелез через забор. Больше он не оборачивался. Боялся сделать хуже. До лесочка добрался быстро. Электричка уже не ходила. Надо было идти на дорогу, ловить попутку. Дома Николай сел на диван и долго сидел. Дожидавшаяся его жена уже легла спать. А ему не спалось. Хотел, очень хотел помочь, не получилось. Лёг на диване. Утром Николай предупредил жену, что после работы задержится, заедет к бабушке. Бабушка сидела у телевизора. Николай зашёл и спросил с порога: - Ба, привет. Скажи, в детстве твоём трудно жили? - Николай, проходи, здравствуй. Честно сказать? - Да, ба, конечно. - Плохо жили, бедственно сначала, как нас сюда в Сибирь переселили. А потом хозяйством обросли. Работали. Много нас было — это и спасло. Работали от зари и до зари, тем и жили. - А дед тебя бил? - Бог с тобой, никогда. А что это ты всё расспрашиваешь? Николай поставил табуретку напротив кресла и сел. Он долго собирался с мыслями, думал с чего начать. Рассказал. Рассказал бабушке всё. Даже свои мысли и ощущения. Та перевела взгляд в окно и долго не отвечала. А потом сказала: - "Всякому просящему у тебя — дай". Милостыня — это хорошо, это, Коля, правильно. - Ба, так я ничего ей не подал. - Как не подал? Милостыня - это же не только мелочь в шапку, это добрые поступки для ближнего. Я очень надеюсь, что ты ей дал повод ещё раз задуматься над тем существованием, в котором она сама себя держит. Ты правильно поступил! *** Прошёл месяц. Николай почти забыл о данном случае. Пару раз он ездил в город за прошедший месяц, но ни в электричке, ни в городе больше не видел Марию Фёдоровну. Жена вот-вот должна была родить, а на работе как назло всё прибавлялось и прибавлялось работы. Приходилось задерживаться. - Николай, тебя, - протянул трубку сослуживец. - Жена? С роддома? - засуетился Зарубин и схватил трубку. - Полиция? Какая полиция, - удивился Николай. - Да, знаю Марию Фёдоровну. Сейчас приеду. В тёмном коридоре полицейского участка было прохладно. Николай получил пропуск у дежурного и прошёл в конец коридора. Нашёл кабинет с номером 34 и постучал. -Войдите! - послышался голос из-за двери. Николай вошёл. Комнатка была совсем маленькая, метров 8-9 не больше. Почти сразу перед дверью стоял стол, за которым сидел полицейский в форме и мужчина в штатской одежде. Чуть правее стоял третий стул, на нём сидела Никулина. - Зарубин... Николай, - представился Коля. - Проходите, - сказал мужчина в штатском. Сесть он никуда не указал, так как свободного стула не было. - Вот гражданка Никулина утверждает, что приехала к нам в посёлок к вам. Фамилию вашу не помнит, адрес тоже. Два дня бродяжничала на вокзале. Требовала от кассира на перроне дать ваш адрес. Всё верно говорю? - мужчина посмотрел на Марию Фёдоровну. Та кивнула головой. - Так и было, - подтвердил Николай, - я Марии Фёдоровне сказал, чтобы приехала ко мне, если адрес не вспомнит, пусть узнает у кассира на вокзале, которая является моей соседкой. - А было ли вам известно, Зарубин, что соседка ваша в отпуске? - Нет, конечно, - удивился Николай. - Зачем же вы дали ложную информацию пожилой женщине? Вот так в одночасье Николай превратился в обвиняемого и опустил глаза в пол. - Забирайте женщину и впредь давайте людям чёткие адреса. Пишите на бумаге, я не знаю, на салфетке углём... Давайте пропуск, - сказал мужчина в штатском. Мария Фёдоровна поднялась со стула. Сейчас она была ещё бледнее и худее, чем раньше. Николай схватил её за руку и вывел из участка. **** Жена открыла дверь и поздоровалась. - Привет, - поцеловал супругу Николай. - Это Мария Фёдоровна, я тебе о ней рассказывал, - улыбнулся Коля. Жена понимающе улыбнулась в ответ и пригласила войти. - За стол, за стол! - командовала жена. - Я как раз сварила куриный супчик с лапшой. Мойте руки. За столом Николай всё поглядывал на Марию Фёдоровну, ничего не спрашивал, не требовал. Пришла — значит так надо, значит решилась. Суп в тарелке закончился. Мария Фёдоровна воровато стянула ещё один кусочек хлеба с тарелки и принялась, отламывая кусочки, вытирать ими тарелку. - Добавки? - спросила жена. - Нет, спасибо. Мне нельзя много есть, плохо станет, - ответила женщина и пододвинула кружку с чаем к себе. А недоеденный кусочек хлеба взяла в руку, чтобы никто не видел. - Ну, всё, спасибо за обед, я на работу. Мария Фёдоровна, до вечера, - засобирался Николай и в дверях шепнул жене: - Корми её каждые два часа понемногу, хорошо? Жена кивнула в ответ. Вечером жена показала Николаю, что Мария Фёдоровна, отламывает кусочки хлеба и раскладывает в зале то за цветок, то за настольную лампу. - Ничего, - успокаивал Зарубин супругу, - немного пообвыкнет и перестанет прятать. Голод делает с людьми странные вещи. Спасибо, что поддержала меня. Сегодня я был у бабушки, она настаивает поселить Марию Фёдоровну у неё. И ей веселее и нам будет просторнее с малышом. Я сказал, что подумаю и спрошу у вас обеих. - Пусть Мария Фёдоровна решает. Я в любом случае не буду против, - ответила жена. А Николай потом ещё долго лежал и рассматривал потолок. На потолке каждый раз, когда мимо проезжал автомобиль, обрисовывалась тень так похожая на кусок хлеба... 1. Подарок. Руслану уже 8 лет. Но перед самым Новым Годом он вдруг заявляет - хочу де чтобы дед Мороз принес ему квадрокоптер, в который бы садились игрушечные десантники, которые бы выпрыгивали из него и у них раскрывался парашют. Ну ни хрена себе думаю, еще и парашюты для десантников искать Нее говорю ,дорогой, дед Мороз он только к тем, кто в детский сад ходит - прилетает. А ты уже школьник, так что извини, не могу замолвить словечко. Старый ты уже, взрослый. Поплакал наш мужчина и пошел себе собираться на поезд. Дело в том, что мы именно в ночь 31 декабря едем к бабушке в Минск (это не традиция, а просто такая у нас с мужем работа). Что-то не сложилось, едем мы в плацкарте. Муж вверху, мы с сыном на нижних полках. Выпили за Новый Год шампанского, укладываемся. И тут к Руслану подходит проводник и спрашивает - мальчик, а как тебя зовут. - Руслан. Все правильно. К машинисту прилетал дед Мороз и просил передать мальчику Руслану подарок. И дает нашему мужчине коробочку. Там не было ни квадрокоптера, ни десантников, а был набор конфет и мягкая игрушка. Но надо было видеть потрясение Руслана. Мама,папа,а вы выговорили, что дед Мороз не прилетает к старикам. Блииин. Оказывается у РЖД была акция - вот они и дарили детям подарочки. Спасибо вам, проводники. - Знаешь Руслан, говорю, дед Мороз он очень добрый, а ты так горько плакал ,вот он взял и прилетел к тебе. Добро оно всегда помогает тем, кому плохо. Так и уснул наш Русланчик, счастливый, прижимая к себе коробочку от РЖД. Не всегда и нужны эти десантники для счастья. 2. Деды Морозы. Отцу Руслана с коллегами на работе подарили сувенирных оловянных солдатиков - мельчайшие детали, яркие цвета, опушка, ружья которые одевались на крохотном кожаном ремне, бархатная коробочка - красота необыкновенная. Руслан не расставался с коробочкой и всегда носил ее с собой в рюкзачке. Это так, преамбула. Гуляем мы по новогоднему Минску. Рядом с минским ГУМом в стеклянном переходе сидит группа украинских рабочих, гастарбайтеров. Видно, что добираются домой откуда-то из Прибалтики. Черные от усталости и похоже что-то случилось. Может обманули, может ограбили. Двое спят, точнее просто упали на мешки от усталости. А третий никого не замечая сидит понурившись, свесив черные натруженные руки с колен. - Кто это, спрашивает Руслан. - Рабочие, едут домой. - А почему они такие грустные. - Наверное плохо им, может ограбили, или потеряли зарплату, или заболел кто-то. Руслан задумался. Снял рюкзак. Достал заветную коробочку, отдал мне рюкзачок и подошел к сидящему мужичку. Что то спросил и протянул ему своего солдатика. Мужик ошарашенно смотрел на мальчика на коробочку опять на мальчика опять на коробочку. Медленно взял ее дрожащими руками. Русланчик счастливый подбежал к нам, взял свой рюкзачок. Пошли - говорит. Ну человек принял решение. Сам. Пошли. Уже на входе в арку мы слышим: - Хлопчик, хлопчик. И нас догоняет тот самый работяга и дарит Русланчику литовскую или латышскую куколку в национальном костюмчике. - Будь ласка, говорит ему. А нам виновато - Нічого іншого немає. И пошел назад. Чувствую муж сильно напрягся. - Идите, говорит он, вон в ту кафешку, я вас догоню. А сам пошел к этим мужикам. Убью, думаю, если отнимет солдатика у трудяг. Гляжу муж кому-то звонит, передает телефон мужику, тот обратно ,опять друг другу. Что то пишут. Жмут руки и разбегаются. Довольный подходит к нам. - Чего стоим - говорит, кого ждем? На немой вопрос отвечает: - Михалыч дом строит, вот я их и сосватал ему. Оглядываюсь - мужики проснулись, что-то довольные обсуждают, разглядывают нашу коробочку и машут нам руками. Жизнь налаживается. А мужики мои довольные вышагивают рядом. Теперь я знаю, откуда потом берутся деды Морозы. 3. Пошли мы на новогодний концерт. Оказался концерт классической музыки. Мы сидим на антресолях (галерке) практически одни. Руслан посидел на всех стульях. Очень хорошее интермеццо. Он полежал под стульями. Очень красивая ария из оперы. Он оторвал ковер у входа - пианист прекрасно исполняет концерт №21 Брамса или еще кого-то. Публика в восторге. Пианист раскланивается. Руслан радостно бежит к выходу. И тут пианист начинает исполнять этюд Шопена на бис. Руслан - ну почему? Понимаешь, говорю, пианист так хорошо играл, что его публика попросила исполнить еще раз. Это называется исполнение на БИС. Руслан в слезах - Я! НЕ ПРОСИЛ!!! Витя сидел на кухне, подперев подбородок руками, и сотрясал воздух своими томными вздохами. Он уже два часа бился с одним единственным примером по математике, которых всего в его списке было 10. Прошло не так много времени с тех пор, как он смог подружить иксы и игрики с числами, а тут какие-то левые синусы с косинусами появились и дискриминанты, которые тоже требуют внимания. Мальчик увлеченно ковырял в носу, подсознательно надеясь найти там вековые залежи нефти, тем самым обеспечить себе богатую и беззаботную жизнь, где нет смысла учить уроки и вообще посещать школу. Но нефть почему-то не хотела находиться, а вот кровь пару раз пробивалась наружу, за что Витя получил нагоняй от матери и полкилограмма ваты в нос. Из зала доносились громкие разглагольствования отца о том, что в эти годы он уже чуть ли не докторскую защитил, а параллельно работал на фабрике, вскапывал в деревне в одиночку гектар земли и рыбу ловил на гарпун из арматуры, а тут, видите ли, с каким-то примерчиком справиться не может. Витя в очередной раз тяжело вздохнул и вернулся к задачке: Два «бэ» в квадрате минус четыре — одно только прочтение этих иероглифов провоцировало зевоту и вызывало жуткую аллергию, от которой у Вити распухали уши. Этими распухшими ушами он хорошо слышал доносившиеся со двора звуки смеха и веселья, характерные для теплого майского вечера. А ведь именно на сегодня были запланированы скачки по гаражам и пал прошлогодней травы. — Ну, вы! Примеры! А ну быстро решайтесь или я вас порву! — прыскал слюной Витя и пару раз стукнул кулаком по столу для убедительности. Но это не помогло. Примерам были до фонаря его угрозы, а также тот факт, что Витя собирался стать аквалангистом и математика его, в принципе, волновать не должна. — Галя, я жрать хочу, сколько он там еще сидеть будет?! — выл за стеной, точно подбитый лось, отец. — Так иди и помоги! А то от его тяжелых вздохов уже кот в депрессию ушел, все шторы ободрал. И Есенин, вон на полке, замироточил! — Ещё чего! Мне в его возрасте помогал лишь отцовский ремень и пионерский галстук! Если после ремня решение в голову не приходило, отец наматывал мой галстук на руку и срывал крапиву, которой проходил по тем же местам, где следы от ремня еще не остыли. Неделю сидеть не мог, зато примеры как орешки щелкал, и осанка была как у Ленина! — Так, может, тебя опять ремнем мотивировать, чтобы ты сдачу нормально в магазине считал и на диване меньше сидел? А то кассирша себе уже, наверно, на первоначальный взнос по ипотеке накопила, да и осанку твою в пролежнях не разглядишь. — Ладно, ладно, иду, — диванные пружины так резко и громко заскрипели, что кот от неожиданности бросил драть шторы и десантировался в окно. Благо этаж был первый. —Ну, чего там у тебя не получается, — спросил, зевая, отец, а сам полез в холодильник, откуда достал сосиски и принялся жевать их сырыми. — Вот! — показал Витя на первый пример. — Пф, дискриминант! Да ничего проще нет! Так, самое главное — вспомнить формулу. Четыре «бэ» квадрат минус или плюс, или «бэ» квадрат минус, — чесал затылок отец, задумчиво откусывая от сосиски. — Пап, а тебе вот в жизни дискриминант сильно пригодился? — Ещё бы! Как я, по-твоему, расход солярки считаю?! Сын пожал плечами. — Да, чтоб ты знал, при помощи математики всё что угодно можно решить и объяснить! — гордо заявил мужчина и вытащил изо рта обертку, которую забыл снять с сосиски. — А можешь мне при помощи математики объяснить, откуда дети берутся? — Легко. Дети — это как тригонометрическое уравнение, которое родителям нужно решить в первую брачную ночь. Представь, что твой папка — это синус, а мама косинус. — Ага, ты на нашей свадьбе так с моим братом наклюкался, что когда пришло время брачной ночи, то сам был полным косинусом, а уравнение мы с тобой только на третий день решать начали, а решили спустя месяц, когда я противотригонометрические таблетки пить перестала, — послышался из комнаты голос матери. Отец раскраснелся. — Да чего ты мне тут лапшу на уши вешаешь, сам все давно в интернете посмотрел, давай лучше уравнение решать! Витя смущенно заулыбался. —Так, «бэ» квадрат минус, — опять затянул отец. — Пап, в учебнике формула есть. — Отставить! Когда на права сдавать будешь, тоже по учебнику поедешь? Сын снова пожал плечами, не понимая, куда ведет логика отца, но спорить не стал. — О! вспомнил! «Бэ» квадрат минус четыре, минус… Галя, помоги ты мне, в конце концов! В прихожей зажегся свет, было слышно, как мать надевает туфли. — Ты куда?! — опешил отец. — За крапивой! Сам же просил помочь! — Отставить крапиву! А ну, как там дальше? «Бэ» квадрат минус… — Понятия не имею, я на биолога училась, у паука восемь ног! — Ну и помощница! Отошедший от стресса кот наконец-то решил вернуться на базу и теперь сидел за окном, стуча лапой по стеклу. — Ладно, открывай уже свой учебник! — сдался отец и, впустив кота, снова пропал головой в холодильнике, откуда достал плошку с салатом. — Ну, я же говорю! «Бэ» квадрат минус четыре «а» «цэ», — прочавкал он. — Всё, дело сделано! Решай! — Да не знаю я, как решать! — чуть ли не плача, произнес Витя. — Что значит — не знаю?! Вот же формула, подставляй теперь свои данные! Сын смотрел на отца с видом полной безнадеги. — Вот же «бэ», вот «а», чего тут непонятного? Ну и сын у меня растет, ты, случаем, не соседский? В этот момент в квартиру зашла мать с целым букетом свежесорванной крапивы. Услышав последние слова, она, не разуваясь, пошла сразу на кухню, замахнувшись зеленой охапкой. — Шучу, родная! — только и успел крикнуть муж, прежде чем огреб по незащищенному одеждой торсу. — Ну что, Ленин, как успехи?! — злобно гаркнула мать и замахнулась снова. Отец, корчась от полученных «мотивационных» ожогов, мастерски подставил все цифры в формулу и предъявил полученные данные жене. — Вот, почти решили! — А ты был прав, крапива тебе действительно помогает! — злобно улыбнулась жена и пошла в комнату. — Чего ржёшь? Решай давай! Спустя пятнадцать минут первый пример был, наконец, побежден. Настенные часы пробили девять. — Так, что там у тебя дальше? — поинтересовался отец, расчесывая красноту на груди. — Решите квадратное уравнение выделением квадратного двучлена, — медленно, запинаясь, прочел отец, а затем глубоко вздохнул. — Слушай, я тут подумал, ты же ведь аквалангистом хотел стать? Я лучше тебе дам денег на курсы, иди, погуляй полчасика, а решение завтра у одноклассников спишешь, — с этими словами отец достал из шкафчика кастрюлю и зажег плиту. — А ты чего делать собрался? — поинтересовался сын, закрывая учебник. — Щи крапивные варить, пока твоя мать ремень не нашла... Автор: Александр Райн Маргарита торопливо собиралась на работу. Было раннее утро, но Рита не чувствовала ни усталости, ни сонливости - она быстро приготовила мужу бутерброды, завернула в фольгу и положила на стол. Миша работал в автосервисе, обеды у них не были предусмотрены и каждый раз приходилось что-то брать с собой. Сама Маргарита работала в столовой поваром. Её предприятие было далеко от дома, поэтому женщине приходилось много времени тратить на дорогу и она вставала на два часа раньше мужа, как говорят - была жаворонком и ранние подъёмы не тяготили её. На улице накрапывал дождь и женщина потянула на тебя зонт, который лежал на верхней полке в прихожей. Зонт выскользнул из рук и упал на пол. Маргарита замерла, потом заглянула в спальню - муж не проснулся. Рита улыбнулась: «Вот она растяпа-женщина!» и осторожно выскользнула за дверь. Маршрутка пришла на удивление быстро. Рита устроилась у окна и стала смотреть на просыпающийся город. Женщина думала о своей жизни. Она уже не была молоденькой девушкой, годы приближались к тридцати, она была счастлива замужем… Несмотря на то что жили они как и многие теперь не богато, но как ей казалось дружно. И только одно печали Риту - не было у них с мужем детей, а так хотелось чтобы у неё был малыш, и совсем не важно девочка это будет или мальчик. Три долгих года, что она находилась в браке, Рита ходила к врачам, но те только разводили руками и говорили что всё у неё в порядке. Маршрутка остановилась, выдернув Риту из раздумий. Женщина расплатилась и вышла на улицу - оставалось пройти через сквер, за которым располагалась столовая. Сделав несколько шагов по аллее Маргарита остановилась в недоумении - на мокрой скамейке сидела маленькая девочка и плакала. На ней была тоненькая курточка и девчушка зябко поеживалась от холода, мокрые волосы на липли на лицо, а по щекам перемешиваясь с каплями дождя текли слёзы. Рита подошла к ребёнку и осторожно спросила: - Привет! А ты почему здесь сидишь одна? - Мама выгнала. - Девочка всхлипнула. - Как это выгнала? - Удивилась Рита - это показалось ей не правдоподобным - выгнать собственного ребёнка под дождь! - Она спала, а я хотела кушать. Я разбудила её и всё... мама раскричалось… и выгнала меня. Я сначала под лестницей поспала, а потом пошла сюда… вот… - А как тебя зовут? - Даша. - Что же мне с тобой делать Даша? - Рита задумалась, потом взглянула на часы. - Ладно пойдём. Ты где живёшь? Далеко отсюда? - Нет, тут рядом. - Девочка неопределенно махнула рукой. Они пошли по направлению указанному Дашей и уже через пять минут стояли возле квартиры. Рита нажимала на кнопку звонка, но к двери долго никто не подходил. Наконец дверь открыла заспанная странная женщина в грязном растянутом халате, давно немытые нечёсаные волосы обрамляли помятое опухшее лицо. Она с удивлением посмотрела на Риту, потом перевела бессмысленный взгляд на Дашу и ничего не понимая отступила в сторону: Рита молча переступила через порог. В квартире стоял невообразимый запах, от которого женщину сразу стало подташнивать. На грязном полу валялись какие-то тряпки, бутылки, а слой пыли на серванте говорил о том, что здесь очень давно никто не наводил порядок. Растерянно оглядываясь Рита заметила на полке серванта фотографию - она уже видела её в альбоме мужа, только та фотография, которая находилась у них дома, была неровно обрезана и на оставшемся фрагменте оставался её муж Миша. На этом фото тоже был Михаил, но рядом с ним стояла молодая красивая женщина, в которой Рита с трудом и не сразу разглядела хозяйку квартиры. Маргарита повернулась и с недоумением посмотрела на эту неухоженную женщину. - Что, ну? – Маргарита, вспомнив как тут оказалась, взяла себя в руки. - Ваша дочь сидит в сквере и плачет, спит под лестницей в подъезде! А вам и дела мало?! Что вы за мать? - А ты меня поучи! Своих воспитывать иди! А к моей не лезть! - Женщина круто повернулась к дочери. - Ты где шлялась, дрянь такая? Я тебе покажу как мать позорить! Девочка бойко юркнула в соседнюю комнату и закрыла за собой дверь. Мать подошла и начала стучать по ней кулаком выкрикивая ругательство и проклятия. Маргарита поняла что ей здесь делать нечего, развернулась и ушла. Весь день её мучили мысли о девочке, о фотографии и о той неопрятной женщине, которая видимо имела какое-то отношение к её мужу. Вечером Рита, протягивая Мише обрезанное фото, спросила кто был рядом с ним. - Я тебе рассказывал когда-то про Милану, ну, мы с ней долго встречались и хотели пожениться, но она встретила другого и бросила меня. - А зачем ты обрезал фотографию? - Да я не мог простить ей того, что она избавилась от моего ребёнка - когда мы расстались она была беременна, но из-за того другого избавилась от него. А я уехал из города чтобы встретить тебя. Ну, а вернулись сюда мы уже вместе с тобой - как видишь скрывать мне нечего. Но почему ты спрашиваешь? Михаил внимательно выслушал жену, потом спросил сколько девочке лет? Рита ответила, а он задумался. Да, она могла быть его дочерью. - Где, ты говоришь, они живут? Рита подробно рассказала и отправилась спать - она чувствовала себя усталой, разбитой и к тому же сильно разболелась голова. С трудом она уснула, а когда в половин второго ночи проснулась заметила, что в кухне горит свет. Не слышно она подошла и заглянула в приоткрытую дверь. Михаил сидел за столом и о чём-то думал. На следующий день Миша позвонил в дверь своей бывшей возлюбленной. Ему открыла Даша. Девочка стояла и смотрела на незнакомого мужчину, который почему-то ей улыбался. - Здравствуй! Ты Даша? А где твоя мама? - Девочка повернулась и побежала в глубь квартиры. - Мама! К тебе пришли! - Кто? - Из комнаты выглянуло опухшее лицо женщины. Михаил смотрел и не узнавал Милану – девушку, которую он когда-то очень сильно любил. - Ты? - Она вскинула брови. - Ты чего здесь? Что тебе надо? Михаил прошёл в квартиру не дожидаясь приглашения с трудом вдыхая спёртый воздух этих стен. - Милана, я должен знать правду. Даша, судя по возрасту, могла бы быть моей дочерью. Это так? Женщина покачнулась, икнув, и подняла взгляд на Михаила: - Одолжи денег, а? Ну, очень надо… Алименты ты же мне не платил. А я её, вон кормлю, пою - с тебя копейке не брала. Дай хоть сотку. - Почему ты обманула меня? Ты же сказала, что избавилась от ребёнка. - Я хотела, но Валентин сказал, что хочет этого ребёнка, станет отцом ему… Потом бросил меня, когда Дашке было 3 месяца, сказал, что не намерен чужих детей воспитывать. Я хотела к тебе вернуться, Но ты уехал из города. - Я хочу сделать тест ДНК - если Даша на самом деле моя - я заберу её. - Бери хоть сейчас, а то путается под ногами – надоело - кормить надо, одеть надо, я себе пиво порой не покупаю, чтобы ей Роллтон купить. Да жизнь… Дай денег, Мих. Даша не смело подошла к мужчине: - Ты мой папа? - Девочка смотрела на него глазёнками-вишенками и не моргала. - Да, Даша, я твой папа. Я хочу забрать тебя к себе. Ты согласна? Девочка боязливо посмотрела в сторону матери и тихо спросила: Миша тяжело вздохнул и сказал почему-то изменившимся голосом: - Нет, Даша, никогда. Девочка кивнула: Миша погладил её вихрастую голову и вышел. Уже на лестнице его догнала Милана: - Это… ну… деньги есть? Одолжи. - Миша протянулся несколько купюр - лицо женщины расплылось в улыбке. Миша не выдержал и вернулся в квартиру. Даша всё также стояла посреди коридора, в «вишенках» читалась грусть. - Одевайся. Пойдём. – В голове стучала одна мысль: «Это моя Даша! Я не имею права её здесь оставлять». Через полчаса Даша переступила порог Мишиной квартиры. Она сразу узнала тётю, которая недавно отводила её домой, а Рита стояла, смотрела на неё и не верила, что всё это правда. А когда искупанная и накормленная Даша играла в комнате с котом Рита посмотрела на мужа: - Ты всерьёз полагаешь, что правильно поступил? Ты ведь ничего не знаешь о ней. - Вот и узнаю. Конечно правильно - разве можно иначе относиться к родному ребёнку. Рита повернулась и ушла на кухню. Она сидела и плакала даже не стараюсь сдерживать свои эмоции. Ну, вот почему это происходит с ней? Рита очень хотела детей, но не могла родить, а ведь она бы со своего малыша пылинки сдувала бы. Теперь эта Даша. Как же ей к ней относиться? Плохо - она не сможет, хорошо – ну, а что если у неё не получится? Ещё Маргарита испытывала жгучую обиду на мужа, на Милану, на жизнь… В это время она почувствовала как кто-то погладил её по голове. Рита подумала, что это муж. Но, когда подняла голову, увидела, что это Даша. - У тебя что-то болит? Или ударилась? Я когда удаляюсь - тоже сильно плачу. Хочешь, я тебе хорошую сказку расскажу? Я знаю одну. Маргарита всхлипнула и прижала девочку к себе. Прошёл год. Анализ ДНК Михаил сделал, но только для того, чтобы было меньше проблем с удочерением, для себе супруги сразу решили, что в любом случае, не зависимо от результата, Даша останется с ними и они будут за неё бороться. Маргарита искренне полюбила приёмную дочь, они дарили другу всю свою нерастраченную любовь и нежность. Михаил тоже привязался к девочке - они стали счастливой семьёй. Но однажды случилась беда - Маргарита заболела. Это произошло внезапно. С утра она почувствовала себя плохо, хотела даже остаться дома, но потом всё-таки пошла на работу, но отработав несколько часов, женщина почувствовала сильную слабость, а потом упала на руки подбежавших сотрудниц. Обморок был продолжительным, и когда Рит очнулась увидела над собой лица врачей - она была в больнице. - Что со мной, доктор? - Маргарита никогда не болела и внезапное недомогание всерьёз испугало её. - Мы сделали анализы - очень скоро картина прояснится, но пока вам придётся остаться у нас. Ваши родные скоро приедут - им сообщили уже, не волнуйтесь. Вскоре после ухода доктора в палату вошли Миша и Даша. - Ничего, Дашенька, всё в порядке. Мне просто надо отдохнуть. В это время вернулся врач: - Ну-с, милочка, почему вы сразу не сказали что беременны? Так со своим здоровьем шутить нельзя. В общем диагноз прост - вы в положении и иных проблем в вашем организме мы не выявили. А значит… Значит будем делать всё, чтобы беременность протекала легко и спокойно. Сегодня же отправляйтесь в женскую консультацию - потому что здесь вам оставаться совершенно бессмысленно. - Что? Что вы сказали, доктор? Я беременна? Миша, что он такое говорит? Но это была правда - мечта Риты исполнилась. Она родила крепкого здорового мальчика которого назвали Егором. Даша во всём помогала своей приёмной маме. Рита даже не представляла - как бы она сама справлялась со всем, если бы не её старшая умница-дочка. А потом родилась маленькая Настя. Радости Миши и Риты не было предела - теперь их семья была большой, дружной и счастливой, и Маргарита была уверена, что это счастье пришло однажды в её дом вместе с маленькой несчастной девочкой с доброй большой душой. Автор: Ирина Кудряшова Молодую учительницу определили на временное подселение к старому деду, одиноко жившему в большом доме. Старик встретил девушку приветливо, отвёл большую и светлую комнату, помог с вещами, показал, что да где. К вечеру дед накрыл стол и пригласил гостью к самовару. Сидели долго, разговаривали, пили чай с вкусными вареньями, и когда стемнело, девушка, поблагодарив деда, хотела встать из-за стола, но не тут-то было. Увидев, что девушка хочет уйти, дед сказал: - Ну, раз попила чаю, теперь показывай жопу! Девушка онемела, ноги от такого предложения аж к полу приросли, а дед, глядя ей так приветливо в глаза, продолжает: - Ну что, жопу покажешь али ещё чаю? Растерявшись и не зная, что делать, молодая учительница еле вымолвила: - Чаю... Дед налил ей чаю и продолжил разговор о бытие-житие, о селе, о своей покойной бабке. Говорил спокойно и доброжелательно, и девушка успокоилась и решила, что всё это ей просто послышалось. Наконец, она вновь, поблагодарив, хотела уйти из-за стола, как вдруг снова чётко и ясно услышала: - Так жопу-то показывать будешь? Советская девушка, комсомолка, отличница, даже не целовалось ни разу и вдруг такое! И девчонке стало страшно. Напротив неё сидел хоть и довольно старый, но крепкий ещё и большой дед. - Ну что, жопу аль ещё кружку чая? Девушка обречённо вздохнула и пискнула: - Чаю! - Крепкая однако, - сказал дед и налил ей ещё одну большую глиняную кружку. Третья кружка уже не лезла в горло, но девушка через силу глотала глоток за глотком. - Ох, милая, вижу, совсем утомилась, - вдруг сказал дед и, допив свою кружку, перевернул её и поставил на стол донышком кверху. - Ну вот, чаю попили, теперь и почивать можно... Как оказалось, в том селе "показать жопу" - это старинный обычай, когда гость и хозяин переворачивают кружку, показывая тем самым своё уважение друг к другу: мол, всё выпил до конца, было вкусно, спасибо. А донышко кружки - это и есть та самая жопа...
Мир
В Новогоднюю ночь Катя решила натянуть пижаму, обжечь губы чаем, поплакать и уснуть.
Дело в том, что пару лет назад перед самым праздником ушла мама и забрала с собой волшебство. С тех пор не хотелось ни базарной елки, ни «Jingle bells».
Мама всегда была затейницей. Устраивала «Веселые старты» и игру в «шандер-стоп». 31 декабря наливала в термос душистый чай, сочиняла бутерброды и снаряжала экспедицию в лес. Там они искали мышиные следы, норки ежей, избушку Бабы Яги. Определяли север-юг. Как только в воздухе разливалась синева, мамуля становилась задумчивой и делилась предчувствием, что дома их ждет чудо. Так и происходило. Открытая форточка с торчащим красным лоскутом ходила ходуном, а под елкой отогревались подарки. В пять лет Катя фанатично мечтала об «игре с вырубными картинками». В детском саду они имелись в единственном экземпляре и доставались более пробивным друзьям. Поэтому, когда обнаружила именно такие: с жирафом, зайчатами и желтым слоном, целый час ревела от счастья.
И вот опять конец декабря. Суета, шелест фольги, цитрусовые дольки и вифлеемские звезды. Чтобы не травить себе душу, девушка сидела до упора на работе. Чистила папки, отправляла поздравления, считала огни. Возвращалась поздно, около десяти.
В тот вечер поднялась на свой этаж и обомлела. Под ее дверью крепко спал Дед Мороз, завернувшись в «шубу». С него слетела шапка и было понятно, что парень молод, возможно, даже ровесник и оставлять его на цементном полу – преступление. Уже к утру разыграется бронхит или даже воспаление легких. Поэтому втащила ряженого в дом, укрыла одеялом и устроилась рядом.
Ровно в полночь бедолага заворочался. Затем сел, извинился, смущенно представился и рассказал свою историю.
Он шел мимо детского сада, как вдруг из калитки выскочила большеглазая тетка и стала умолять сыграть Деда Мороза. Чей-то дедушка, которого ангажировали на эту роль, попал в больницу с инсультом, а дети уже натянули заячьи уши. Пришлось согласиться, впрыгнуть в валенки, украшенные битыми игрушками, прицепить бороду и запахнуть красный халат. Отыграть шесть утренников и сорвать голос. Когда вернулся в подсобку, чтобы переодеться, та оказалась закрытой. Заведующая ушла домой, покачивая сумкой с презентами, дежурная воспитательница, отдав последнюю «снежинку», цедила с нянечкой винишко, а сторож заладил, что у него нет полномочий. Пришлось без денег и в гриме переться на автобусную остановку.
Народ в транспорте попался веселый, тут же посыпались приглашения в гости и угощения коньяком. Он обошел все квартиры, поздравил ребятишек и свалился без сил.
Катя с Дедом Морозом проговорили всю ночь. Под утро парень хлопнул себя по лбу, полез в мешок и выудил для девушки скромную коробочку. Она вместо рассмеяться, почему-то, заплакала, хотя в ней оказались всего лишь «вырубные картинки» с жирафом, зайчатами и желтым удивленным слоном.
Ирина Говоруха
С момента своего рождения Стасик не спал. Вернее, не спала я. Он спал, но исключительно на руках или в коляске, непременно движущейся. До шести месяцев бессонные ночи списывались на животик, после — на режущиеся зубки. Рассвет часто заставал меня в кресле со спящим младенцем на руках. За девять месяцев жизни Стаса я из цветущей, привлекательной женщины превратилась в бесполое существо с красными глазами и сальным хвостиком на голове.
Сын рос и поправлялся, я хирела и худела. Когда-то я свысока, с легким презрением смотрела на затурканных, замученных мамаш с облупившимся лаком на ногтях. Со мной такого не случится никогда. Святая наивность.
Брак трещал по швам. Помощи ждать неоткуда, с матерью и ее очередным мужем супруг не общался, своих родителей давно похоронила. Квартира — в ипотеке, поэтому на няню денег нет, едва хватает на самое необходимое. Выходных я ждала как манну небесную. Вручала мужу орущего Стасика и засыпала, не успев коснуться головой подушки. Если Андрея вызывали на выходных на работу, у меня начиналась истерика. Мужа я понимала и не винила.
Кому понравится плаксивое существо с глазами на мокром месте? Андрей мрачнел и замыкался в себе. Я плакала ночи напролет, укачивая Стасика. Никогда не верила ни в Бога, ни в черта. Теперь не знала каким богам молиться. Да что там богам? Я готова была продать душу дьяволу за один день отдыха. Только нужна ли она ему, моя жалкая душонка? Сильно сомневаюсь. Еще я часто вспоминала добрую, всепрощающую маму. Почему? Но почему она покинула меня так скоро? Именно в тот момент, когда мне так необходима ее помощь.
Подруга посоветовала обратиться к колдунье. Якобы она и порчу снимает, и сглаз отливает, и любимых возвращает. Ну-ну. Настроена я была скептически, но все-таки позвонила и пошла, благо идти недалеко. Типичная «хрущевка» с загаженным подъездом, воняющим мочой и кошками. Обитая дерматином дверь и дребезжащий звонок не прибавили мне веры в магические силы так называемой «колдуньи». Открыла дряхлая, сгорбленная старуха.
— Проходи, дочка, проходи, — прошамкала она беззубым ртом. Преодолевая брезгливость, последовала в захламленную комнату. Колдунья согнала с дивана вальяжно развалившуюся кошку, и пригласила сесть. Меня затошнило. Крепко прижимая к себе Стасика, опустилась на самый краешек.
— Принесла, давай, — бабка протянула дрожащую руку со скрюченными пальцами.
Я полезла в пакет, достала заранее заготовленную булку черного хлеба, церковную свечку, сырое яйцо. Старуха водрузила это все на тарелку, воткнула свечку в хлеб, зажгла, долго что-то шепелявила. Водила яйцом по ладоням. Потом разбила его в миску. Продемонстрировала содержимое.
— Видишь сгустки крови. Это на тебе сглаз, сильный сглаз. Приходи завтра в это же время, — вынесла вердикт колдунья.
— И долго это лечить? — с сарказмом спросила я.
— Не знаю, дочка, не знаю. Когда яйцо совсем чистым будет. Значит сглаза больше нет, — ответила старуха, ловко сграбастав деньги. Причем немалые.
Везя домой хныкающего Стасика, ругала на чем свет стоит и себя, и подругу. Да чтоб я и завтра поперлась к этой ведунье, держите карман шире. Но подруга вразумила:
— Дура ты, Наташка. Она, правда, колдунья сильная. На работе у нас одной мужа домой вернула. Вот так.
Кажется, я дошла до ручки. Стасик не спал всю ночь и капризничал все утро. Днем я не смогла его укачать даже на руках. Напевая колыбельную, скользила по квартире. Очнулась у распахнутого окна. Двенадцатый этаж. Голова закружилась. Дрожащими руками закрыла раму. Затянула на голове традиционный хвостик, влезла в кроссовки, пуховик, собрала Стасика и поплелась к колдунье.
Через неделю «сеансов» и существенной бреши в итак скудном бюджете, яйцо, слава Богам, очистилось.
— Ну, дочка, помощь придет, откуда ее и не ждешь, — напророчила бабка, закрывая за нами дверь.
Прошла неделя. Сижу, как дура, жду. Терпение на исходе. Так и подмывает пойти к колдунье и потребовать вернуть потраченные впустую деньги. Хотя, сама ж носила, добровольно. Кроме себя винить некого.
Первые лучи солнца застали меня в кресле. Проревела над спящим сыном всю ночь. С трудом выползла из кресла, я разминала затекшие члены, когда раздался звонок в дверь. «Кого там принесла нелегкая?»
На пороге стояла маленькая, сухонькая старушка в повязанном под подбородком платочке. Линялый плащ неопределенного цвета, в руках котомка.
— Вам кого? — недружелюбно спросила я, автоматически качая орущего младенца.
— Я — к вам. А кто это у нас такой? — старушка улыбнулась и, о чудо, Стасик заулыбался в ответ и потянул к ней ручонки. — Где у вас ванная? — Старушка бросила в прихожей котомку и уже вешала на крючок плащ.
Я молча указала пальцем на дверь, уже перестав удивляться и смирившись с неизбежным. Хуже все равно не будет, потому как хуже уже некуда.
— Меня, кстати, баба Маша зовут, — представилась пожилая женщина, ловко подхватывая Стаса, ощерившего щербатый ротик. — Ты иди, поспи, замучилась ведь.
Я безропотно двинулась в спальню, повалилась на кровать и провалилась в сон. Проснулась почти через три часа. «О, Боже, где сын? Я оставила ребенка на попеченье незнакомой женщины». Но испугаться по-настоящему не получилось. Навалилось безразличие и апатия. Полежав еще минут пятнадцать, я выползла из комнаты. В коридоре пахло чудесно, чем-то съедобным. У меня даже слюнки потекли. На готовку времени совсем не оставалось. Жили на подножном корму. Все время целиком и полностью посвящалось Стасику.
На столе — горка желтых блинов, истекающих маслом и исходящих ароматным паром. Довольный Стасик восседает в своем стульчике, как божок на троне, и изо всех силенок стучит ложкой по столу.
— Ты, садись, покушай, голуба, Стасик поел уже, — баба Маша суетилась возле плиты, выливая половником тесто на сковороду. Я села на стул и крепко зажмурилась. «Сейчас я проснусь». Но, к моему облегчению, ни баба Маша, ни, главное, блины, никуда не исчезли. Окуная жирные конвертики в густую сметану, вполуха слушала объяснения бабы Маши.
— Я из деревни приехала. Мне твоя мать-покойница адрес дала, на случай если шо понадобится в первопрестольной. Эх, хорошая была баба, да померла рано.
Я наворачивала блины и, внимая «окающей» и «шокающей» бабе Маше, что-то бормочащей о цели своего визита, таяла, как масло на сковороде. Если не видеть лица, то иллюзия, что рядом сидит мама, будет полной.
Под вечер с работы пришел хмурый и усталый муж. Я заметила, как поползли наверх его брови при виде старушки.
— Вы, идите, сходите куда-нибудь. А я со Стасиком посижу, — предложила баба Маша.
Меня не пришлось просить дважды. Нацепив первое попавшееся платье, болтавшееся на мне, как на вешалке, потуже затянув поясок, я схватила под руку ошарашенного мужа и потащила его прочь из дома. Хоть куда, лишь бы подальше. Он начал мне выговаривать уже в лифте.
— Наталья, ты соображаешь? Ты оставила ребенка какой-то незнакомой старухе, — назидательно вещал Андрей.
— Во-первых, не старухе, а бабе Маше, а во-вторых, почему незнакомой? Она подруга моей мамы, я ее прекрасно помню, — беззастенчиво врала.
В тот момент я готова была лечь костьми, но отстоять присутствие у нас бабы Маши.
— Ты как хочешь, а я — возвращаюсь, — произнес он.
— Только попробуй, я с тобой завтра же разведусь, — прошипела в ответ.
Андрей тяжело вздохнул. Скандалить ему не хотелось, поэтому он нехотя поплелся за мной. Пломбир из упаковки, нарезанный крупными кусками и политый джемом из тюбика в ближайшей забегаловке имел божественный вкус. А кофе из пакетика — вообще предел мечтаний. Я отрывалась по полной. Еще бы не видеть недовольную физиономию Андрея, цедившего кофе из терявшейся в его большой руке чашечки. Впрочем, я старалась не смотреть.
Баба Маша стала жить у нас, взяв на себя львиную долю забот. Я начала походить на человека. Из зеркала на меня уже не смотрел красными глазами «Нафаня». По крайней мере, без труда угадывался пол. Отношения с Андреем тоже налаживались. Как только он в первый раз смог в субботу попить пиво с друзьями, его отношение к бабе Маше резко изменилось в лучшую сторону.
Еще бы! У бабы Маши, помимо остальных прекрасных качеств, было одно, делавшее ее просто незаменимой. Она могла быть незаметной. Вообще. Она не лезла с советами, не читала нотаций, не увещевала и ни на чем не настаивала. Могла целый день молчать, пока ее не спросишь или не попросишь о чем-либо.
Стасик в ней души не чаял. После традиционных «мама» и «папа», он смешно шепелявил «баба Маса». Мы с Андреем тоже к ней привязались и не представляли жизни без нашей спасительницы.
Время летело незаметно, Стасику исполнялся годик. Мы решили его окрестить. Собрать друзей, знакомых, после посидеть в кафе. Баба Маша отказывалась наотрез. Как только я ее ни уговаривала, как только ни ластилась, как ни умасливала. Нет — и все тут. Я — атеистка, в Бога не верю и в церковь не пойду. Я сдалась. Ну, что тут поделаешь?
Стасику исполнилось четыре, он ходил в садик, я вышла на работу. Ничего не предвещало беды. Утром все, как обычно, разошлись по своим делам. Забрав сына из садика, вернулась домой и увидела на столике в прихожей записку: «больше ни нужна ухожу ни паминайти лихам»
Я опустилась на пуфик, слезы градом полились из глаз.
— Мама, мама, что случилось? — вопрошал недоумевающий сын.
Он сам был готов зарыдать.
— Ничего, дорогой, ничего, — я прижала к себе малыша, и мы вместе залились слезами. Так нас и застал Андрей.
— Что случилось?
Молча протянула записку. Он прочел. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Только брови сошлись на переносице.
— Стасик, разувайся, пойдем кушать.
Кусок в горло не лез. Я пошла в спальню, упала на кровать. Муж, надо отдать ему должное, меня не беспокоил. Было такое чувство, что у меня снова отняли маму. Во второй раз.
Андрей спокойно сказал:
— Ну, что ж, она так решила. Ее решение нужно уважать, — как отрезал.
Я же, втайне от мужа, твердо решила искать бабу Машу. Но как? За столько лет — ни одной фотографии, ни адреса, ни фамилии. «Дура, вот дура, — корила я себя». Но когда баба Маша была с нами, это все казалось неважным. А теперь… Первым делом кинулась к колдунье. Типичная «хрущевка» с загаженным подъездом, воняющим мочой и кошками. Второй этаж. Но вместо обитой дерматином двери — современная железяка, домофон. Позвонила.
— Вы к кому?
— Здесь раньше бабушка жила… — неуверенно протянула я. Я ждала услышать что угодно, но только не это.
— Девушка, я здесь уже двадцать лет живу. Вы ошиблись подъездом.
«Ошиблась подъездом, ошиблась подъездом» — убеждала я себя по пути домой. Убедила. Почти. Кинулась искать мамину тетрадь с записями. Наконец, отыскала адрес соседки, написала письмо. Но уже предчувствовала, каким будет ответ: «Никакой бабы Маши в деревне сроду не было. Была одна, да померла давно». Позвонила подруге, спросила про колдунью, заранее зная ответ: «Ты о чем? Какая колдунья?». Мне стало реально страшно. Я прекратила поиски.
Опасаясь за свой рассудок, была вынуждена прекратить.
Годы шли, воспоминания стирались, как рисунок мелком на асфальте. Проблемы, работа, ребенок — закружили, не оставляя места сантиментам. Жизнь идет.
Ничего не поделаешь. Самым верным оказался Стасик. Он еще долго спрашивал про бабу Машу. А еще говорят, что детская память — коротка.
Сыну исполнилось семь. Уже первоклассник. Мы с Андреем решили завести второго ребенка — девочку. Всю беременность я слушала уверения подруг, что все дети разные и двух одинаковых не бывает. Форумы и статьи в Интернете это подтверждали. Я верила. Старалась верить. Очень хотела верить. Святая наивность.
С момента своего рождения Верочка не спала. Вернее, не спала я. Она спала, но исключительно на руках или в коляске, непременно движущейся. До шести месяцев бессонные ночи списывались на животик, после — на режущиеся зубки. Рассвет часто заставал меня в кресле со спящим младенцем на руках. Я не молилась богам, вспоминала и звала бабу Машу.
— Баба Маша, где ты?
Верочка не спала всю ночь и капризничала все утро. Днем я не смогла ее укачать даже на руках. Напевая колыбельную, скользила по квартире. Разорвавший тишину звонок не застал меня врасплох. Я знала, кто за дверью.
На пороге стояла маленькая, сухонькая старушка в повязанном под подбородком платочке. Линялый плащ неопределенного цвета, в руках котомка. Не обращая внимания на орущего в кроватке младенца, я уронила голову ей на грудь и разрыдалась...
Анна Рожкова
Колька Зарубин милостыню никогда не подавал. За свои почти тридцать два года он всегда проходил мимо тех, кто сидел на паперти или просил денег. И всё потому, что в пять лет мать дала ему карамельку и отправила купить хлеба в сельмаг. А Колька, выскочив из магазина, наткнулся на деда, просящего копейки на опохмелку у тех, кто выходил. Мальчишка и кинул конфету в шапку какому-то обросшему деду у крыльца, а тот крепко выругался и выкинул карамельку на снег рядом с собой. Колька обиделся и никогда никому больше ничего не подавал.
***
Дела застали Николая прямо посередине рабочего дня в центральном парке города. Расположившись на скамейке, он решал рабочие вопросы по телефону. Домой в посёлок возвращаться только вечером, нужно было всё успеть.
Мимо него то и дело суетливо пробегали прохожие. Колька оторвал взгляд от телефона и осмотрелся. Необходимо было наполнить желудок едой. Мозг отказывался работать без топлива. Рядом с выходом из парка располагалось кафе. Зарубин не думая отправился прямиком в забегаловку.
Купив себе сэндвич, кофе и, выйдя из кафе, Николай упёрся в старушку, просящую купить ей батон или хлеба. Зарубин посмотрел женщине в глаза и немного смутился. Ему показалось, что старушку он где-то видел. Её страдальческое почти серое лицо, исчерченное морщинами, определённо он видел раньше, но не мог вспомнить где. Старушка стояла прямо, расправив плечи, не сгорбившись, как будто собиралась декламировать стихи. За Николаем из кафе вышла девушка и он, опомнившись, продолжил путь, пройдя мимо.
***
Люди на перроне толкались и торопились заскочить в вагон. Колька, не привыкший к толкотне, сначала пытался пропускать всех. Но волна подхватила его и сама внесла в вагон электрички.
Зарубин осмотрелся, быстро прошёл и занял место у окна. Часть дороги он смотрел в окно, потом пытался заснуть. Но шум и гам, создаваемый атмосферой, наполнял уши, давил на грудь и не давал расслабиться.
Николай снова осмотрелся. И вдруг его взгляд упал на ту самую старушку. Она сидела в начале вагона. Напротив неё расположилась женщина с детьми. Дети постоянно требовали печенье и булочки и мать, чтобы занять детей, всё доставала и доставала еду из пакета. Старушка напротив не сводила глаз с пакета и провожала каждое движение женщины взглядом. Николай смутился.
Правильная осанка, чуть отведённые назад плечи худенькой старушки вновь напомнили ему кого-то. Николай тихонько сфотографировал старушку и отвернулся. Но мысль, засевшая в его голове, не давала покоя. Николай вновь посмотрел в начало салона.
Вновь вошедшие пассажиры расположились на первых посадочных рядах вагона. Двое парней сели напротив старушки через проход и принялись уплетать хот-доги. Часть булки у одного из молодых людей выпала на пол, и он подтолкнул её ногой под скамейку. Через две остановки парни вышли. А старушка пересела на их место и, наклонившись, достала из-под скамейки кусок булки. Она сжала его в руке и засунула в сумку. Николай обомлел. Никогда он не видел, чтобы люди были настолько голодны, чтобы поднимать упавшие куски.
Зарубин ехал домой с пустыми карманами, поужинав в городе, и предложить старушке ему было нечего. Она вышла раньше его на одну остановку. Эта остановка была мужчине знакома. Почти двадцать лет назад в небольшом селе, которое расположено на этой станции за лесополосой, жили его бабушка с дедушкой. И до шестого класса Николай учился в местной сельской школе. Но после бабушка осталась одна, и родители перевезли её в посёлок, где получили маленький дом от фабрики. А Николай перешёл в другую школу.
***
Жена ждала Николая у накрытого стола. Зарубин умылся с дороги, сел за стол и понял, что еда не лезет в горло. Перед его глазами всё стояла старушка с куском поднятого хлеба.
- Я к бабуле забегу, - засобирался Николай.
- Коля, ну ведь ничего не поел, - сетовала жена.
- С дороги не хочу. Вернусь, чай попью, - ответил Николай.
Бабушка жила в старой части посёлка, в том самом доме, что когда-то получили родители. Когда Николай пришёл, родственница сидела в кресле и смотрела какой-то мыльный сериал по телевизору.
- В городе был? - поинтересовалась она.
- Да, очки и лекарство тебе привёз, на столе выложу.
- Спасибо, Коленька. Присаживайся, расскажи, как там в городе, что интересного?
Николай взял табуретку, сел рядом и стал рассказывать о том, что считал нужным: как выкупал очки; по какой цене взял лекарство и опять наказывал не брать ничего в местной аптеке, а обращаться к нему, если нужно что-то купить; затем стал рассказывать, как неудобно ездить в электричках... и вдруг замолчал задумавшись.
- Ба, а не помнишь эту женщину? - и Николай показал бабушке фотографию на телефоне.
Родственница долго рассматривала снимок. А потом сказала:
- Да, стареем мы. Время никого не щадит. Это... это... фамилию не помню. Мария Фёдоровна, учительница географии, ты не помнишь разве её?
Николай обомлел: "Точно, он вспомнил! Но тогда это была не старушка..."
- А что это ты её сфотографировал? - поинтересовалась бабушка.
- Да так, увидел в электричке..., не вспомнил просто, - ответил внук и засобирался домой.
***
Через неделю Зарубин снова отправился в город. Бумаги, которые он отдавал на согласование в прошлый раз, были готовы, пора было их забрать. Ещё накопились мелкие дела, и Николай решил сделать всё в один день. Так и вышло. Всё успел. Пора домой. Вечерний город стал зажигать огни, улицы наполнялись спешащими домой людьми и одинокими парочками, неспешно прогуливающимися по скверам. Николай тоже спешил. Вечерняя электричка уже прибыла на перрон.
В привычном 6 вагоне Николай осмотрелся, чтобы найти свободное место, и вновь увидел учительницу, жмущуюся к окну. Сидение напротив было пустым. И Николай уверенно прошёл и сел на свободное место.
Мария Фёдоровна смущённо опустила глаза и отвернулась к окну. Николай понял. "Узнала". Некоторое время он смотрел в окно, а когда сосед старушки отправился на выход, пересел. Она стала прятать руки с заметными синеватыми подтёками, натягивая рукава старенькой кофты.
Зарубин достал из рюкзака булку с повидлом и протянул ей.
- Держите, Мария Фёдоровна.
- Спасибо, Коленька, я не голодна, - тихо ответила она, посматривая на булку.
- Спросите столицу любого государства, если не отвечу - булку съем сейчас же сам, если отвечу правильно, то съедите вы.
Она улыбнулась. Как-то мило и спокойно. В забитой, страшной старушке вдруг проснулась та самая учительница, которую помнил Коля.
- Столица Македонии? - спросила она.
Николай, включивший в этот момент гугл помощник, прочитал ответ:
- Скопье! Ешьте! - и сунул булку в её сложенные руки.
- Правильно, - улыбнулась она, не отводя взгляд от мужчины. Булку она держала, не отпуская, - я дома с чаем попью, - добавила она.
- Мы так не договаривались, - возмутился Николай, - я ответил правильно — ешьте.
Ей было неловко, она медленно стала разворачивать пакет. Глаза её увлажнились, когда она откусила маленький кусочек от булочки.
- Вкусная, - даже не начиная жевать, сказала она.
- Она с повидлом, я одну съел перед отъездом, свежая.
Мария Фёдоровна в подтверждение качнула головой и продолжала откусывать от булочки небольшие кусочки. Он не видел, как она жевала, казалось, глотала так, чтобы еда быстрее попала в желудок.
- Что это? - спросил Николай, указывая на синяки на запястьях.
- Упала, - отмахивалась она.
- И кто это такой крепкий, на кого вы упали?
- Неудачно упала на ... кровать, знаете, такая с железными спинками.
- Ясно, - ответил Николай.
- Руками и лицом ударились сразу? - не отставал мужчина, заметив ещё один синяк на подбородке.
- Да, Николай.
- Мария Фёдоровна, я понимаю, что это не моё дело. Но давайте не как ученик и учитель, а как два взрослых человека обсудим. То, что я увидел на прошлой неделе и сейчас — это не нормально. Вы же учитель!
- Я давно на пенсии, Коленька и...
- Тем более, разве заслуженный учитель может жить так?
- А как Коленька?
- Ну, так? Выпрашивая хлеб у кафе и с побоями на теле. Я может чего не понимаю, но я свою жену ни разу не ударил. Это же подло!
- Подло, Коленька, - повторила она и опустила глаза, - Подло.
- А пойдёмте ко мне домой, я вас с женой познакомлю.
- Мне домой надо. Спасибо за приглашение, Коленька, меня муж ждёт.
Разговор оборвался. Зарубин вдруг понял, что ей нужна помощь, но сама она никогда не решиться. Он принял решение сам. За неё и за свою жену.
На следующей остановке Мария Фёдоровна засобиралась выходить. Прощалась. Николай всячески пытался немного её задержать, а после встал в проходе, загородив дорогу и твёрдо сказал:
- Пока вы не расскажите как живёте, я не отойду. Учитель не имеет право обманывать, я жду от вас правду!
- Мы же разговаривали как взрослые люди, а взрослые люди не суют нос в дела других, - резко ответила она.
Николай опешил.
- Дайте я пройду, - сказала она и пошла к выходу. Зарубин медлил. Двери в вагон закрылись. Колька выдохнул. Успел выскочить. Марии Фёдоровны нигде не было видно. Колька побежал к лесополосе. Выскочив на дорогу к селу мужчина осмотрелся. Дорога была пуста. "Пошла огородами" - подумал он и поплёлся к школе.
Дверь главного входа в школу была закрыта. Колька стукнул пару раз кулаком по дереву. Глухое эхо раздалось по пустой территории около здания. Зарубин сел на крыльцо и глубоко вздохнул.
- Чего тарабанишь? Для ученика стар, для учителя пришёл поздно? - рассуждал дедушка в смешной шляпе и с седой бородкой. Внешне он очень походил на Старичка-Боровичка из мультфильма.
- Вечер добрый. Я в школе этой учился лет двадцать назад. Вот пришёл вспомнить, посмотреть, как изменилось всё.
- Ну и? Изменилось?
- Изменилось, дедушка. Вас тоже не припомню. Тогда сторожем Матвей Сергеевич был.
- Так помер уж давно Сергеевич. Я уже лет десять как сторожу.
- Я из учителей только географичку и помню. Марию Фёдоровну.
- А, была такая — Никулина. Не работает только, на пенсии давно. Живая.
- А где живёт не подскажите?
- На Степной, пятый дом с зелёной крышей такой. Только ходить не советую. Мужик её больно шумной, когда выпьет, а пьёт часто и много. Здоровый. Во, - и дед показал необъятность вверх и в ширину, сколько позволяла длина рук...
Колька Зарубин не был трусом. Он был неконфликтным человеком. Все неурядицы и проблемы в его жизни всегда решались просто и легко, без кулаков, соплей, нытья и прочих ужасов. Да. Даже в детстве. Гладко и ровно шла его линия жизни на руке, и от этого сейчас ему было противно.
Он в первый раз в жизни корил себя за то, что в семь лет решил вопрос с Серёгой Сиплым без кулаков. Надо было тогда начинать отстаивать свои интересы на крови. Сейчас было бы проще: пришёл, набил морду и вопрос решён.
Невысокий, щуплый Зарубин больше похожий на подростка, чем на взрослого мужчину, плёлся по улице. Он ёжился и не понимал, что делать дальше. Можно было поехать домой и оставить всё как есть. Но тогда зачем всё это было нужно? Зачем появились все эти переживания и действия. "Надо идти до конца раз задумал".
И Николай пошёл. Прямиком в магазин. Зарубин помнил что, во времена его детства сельмаг был в самом конце улицы. Пустынная, тёмная дорога заканчивалась тремя светящимися лампочками на высоких столбиках. Сельмаг так и стоял на том же месте. Выкрашен только теперь он был в ярко-голубой цвет, который местами уже выгорел.
На скамеечке у магазина всё также сидели "отдыхающие" грохоча стаканами. Коля бросил взгляд на мужиков и открыл дверь магазина.
- Здравствуйте, четок, - протянул деньги Николай.
Продавщица подала бутылку Зарубину и сдачу. Тот сунул всё в рюкзак.
На крыльце он замешкался, услышав знакомую фамилию.
- Так сходи и забери, раз Никулин тебе должен. Продолжим?
-Привет, мужики, - вмешался Зарубин.
- Э, ты кто такой? Как зовут? Откуда? - посыпались со всех сторон вопросы.
Табачный дым окутал Николая.
- Малая Родина моя здесь, на Садовой жил. Мимо Никулина пойду, сказать, чтобы пришёл с деньгами?
- Ха-ха-ха! - схватились за животы мужики.
- Чтобы Никулин и сам пришёл!! Ты, наверное, его не знаешь. Он три года как откинулся. Четыре раза точно сидел. Такие сами не ходят. К таким ходят, - смеялись мужики.
У Зарубина пересохло в горле.
- Домой! Срочно домой!!!
Он спустился с крыльца и пошёл на станцию. Сначала шёл не торопясь, потом ускорил шаг, а в конце побежал. Бежал до самого перрона. На станции сел на скамейку и открыл рюкзак. Четок. Николай не пил крепкие напитки. Купил, чтобы сыграть сценку перед мужем Марии Фёдоровны. А теперь испугался. За себя, за свою жизнь. За ребёнка, которого носит жена.
- Коленька! - услышал он и обернулся. Какая-то женщина подзывала сынишку к себе.
"Коленька! Коленька! Эх, Коленька!".
Зарубин встал со скамейки и побежал назад. У дома Никулиных он вытащил из рюкзака бутылочку, открыл, отпил глоток и долго полоскал горло содержимым. Выплюнул. Потом отхлебнул глоток для храбрости и, не увидев звонок, стал тарабанить. Залаяла собака. Зарубин опять постучал. Собака ответила. И тишина.
Николай глубоко вздохнул и стал колотить, не переставая, в такт бешено бьющемуся сердцу. Дверь дёрнулась и открылась со скрипом. Николай поднял голову, чтобы посмотреть в лицо Никулину. Стало жутковато.
- Чё на...?!- начал, было, Никулин.
- Никулин? - перебил Зарубин.
- Ну, - ответил тот. В темноте лицо его расплывалось и от того казалось ещё шире и больше.
- Тебе с зоны гостинчик передали, - Колька протянул четок и продолжил, - Вот купил на своё усмотрение. Мужиков у магазина встретил, поговаривают, что ты им денег должен.
- Не должен. Кому должен — простил.
- Ты это, на денег, сходи тогда в магазин, возьми на своё усмотрение.
- Не пойду, скажу - сам купишь и принесёшь.
- Так я до утра идти буду, у вас тут темень, я споткнулся, ногу подвернул, - и Колька демонстративно поднял одну ногу и стал подпрыгивать на другой, а потом сел на лавку у забора и достал деньги.
Увидев деньги, Никулин открыл дверь настежь и вышел на улицу.
- Давай! - рявкнул он и выхватил купюру из рук Николая.
"Пятнадцать минут есть, не больше", - подумал Зарубин, сердце бешено заколотилось. Он дождался, когда мужик отойдёт дальше и заскочил во двор.
Собака залаяла.
- Мария Федоровна! - позвал Николай.
Он сиганул в дом, крикнул ещё раз. Её нигде не было. Тогда Колька выбежал в огород, мимо собаки, которая тявкала и не понимала, что происходит.
В потёмках постройки и заросший огород сливались в одно тёмно-серое пятно.
- Коленька? - послышалось где-то совсем рядом, и из пустого курятника вышла старушка.
- Что ты здесь делаешь?
-Бежим! Слышите! Берите документы, вещи и бежим. Муж ушёл в магазин, скоро вернётся.
- Куда Коленька? Я к сестре на север уезжала, освободился, приехал туда и жизни ни мне, ни ей не давал. К дочери пошла, она сказала — твой муж, сама и решай с ним вопросы. Я в полицию ходила. Ничем помочь не могут. Пока ничего не совершил, он волен делать, что хочет. Документы у меня забрал. Я не знаю где они, он на почте за меня пенсию получает. Без документов сам знаешь — ничего не сделать. Хорошо, хоть бездомных в городе кормят бесплатно. Я и ездила...
- Документы новые сделать можно и фамилию сменить. Но так нельзя!
- Нельзя, Коленька. Вот и живу от одного его заключения до другого. Богу молюсь, чтобы не вернулся. Развестись боюсь, прибьёт. В курятнике всё лето живу, а зимой в бане.
Зарубин подошёл к ней и сказал:
- Другого шанса может и не будет, бежим.
- Хороший ты человек, Коленька! Забудь и живи счастливо! Спасибо, что хотел помочь, но с ним кто только не разговаривал, как не упрашивали. А выпьет — и не человек вовсе, а зверь.
Зарубин достал деньги, выгреб и отдал всё, оставив только на дорогу.
- Держите. Спрячьте. Если надумаете, то на электричке следующая остановка, Гризодубова, 18-56. В кассе работает моя соседка, если забудете, то она подскажет.
Николай пошёл в конец огорода и перелез через забор. Больше он не оборачивался. Боялся сделать хуже. До лесочка добрался быстро. Электричка уже не ходила. Надо было идти на дорогу, ловить попутку.
Дома Николай сел на диван и долго сидел. Дожидавшаяся его жена уже легла спать. А ему не спалось. Хотел, очень хотел помочь, не получилось. Лёг на диване.
Утром Николай предупредил жену, что после работы задержится, заедет к бабушке.
Бабушка сидела у телевизора. Николай зашёл и спросил с порога:
- Ба, привет. Скажи, в детстве твоём трудно жили?
- Николай, проходи, здравствуй. Честно сказать?
- Да, ба, конечно.
- Плохо жили, бедственно сначала, как нас сюда в Сибирь переселили. А потом хозяйством обросли. Работали. Много нас было — это и спасло. Работали от зари и до зари, тем и жили.
- А дед тебя бил?
- Бог с тобой, никогда. А что это ты всё расспрашиваешь?
Николай поставил табуретку напротив кресла и сел. Он долго собирался с мыслями, думал с чего начать. Рассказал. Рассказал бабушке всё. Даже свои мысли и ощущения.
Та перевела взгляд в окно и долго не отвечала. А потом сказала:
- "Всякому просящему у тебя — дай". Милостыня — это хорошо, это, Коля, правильно.
- Ба, так я ничего ей не подал.
- Как не подал? Милостыня - это же не только мелочь в шапку, это добрые поступки для ближнего. Я очень надеюсь, что ты ей дал повод ещё раз задуматься над тем существованием, в котором она сама себя держит. Ты правильно поступил!
***
Прошёл месяц. Николай почти забыл о данном случае. Пару раз он ездил в город за прошедший месяц, но ни в электричке, ни в городе больше не видел Марию Фёдоровну.
Жена вот-вот должна была родить, а на работе как назло всё прибавлялось и прибавлялось работы. Приходилось задерживаться.
- Николай, тебя, - протянул трубку сослуживец.
- Жена? С роддома? - засуетился Зарубин и схватил трубку.
- Полиция? Какая полиция, - удивился Николай. - Да, знаю Марию Фёдоровну. Сейчас приеду.
В тёмном коридоре полицейского участка было прохладно.
Николай получил пропуск у дежурного и прошёл в конец коридора. Нашёл кабинет с номером 34 и постучал.
-Войдите! - послышался голос из-за двери.
Николай вошёл. Комнатка была совсем маленькая, метров 8-9 не больше. Почти сразу перед дверью стоял стол, за которым сидел полицейский в форме и мужчина в штатской одежде. Чуть правее стоял третий стул, на нём сидела Никулина.
- Зарубин... Николай, - представился Коля.
- Проходите, - сказал мужчина в штатском. Сесть он никуда не указал, так как свободного стула не было.
- Вот гражданка Никулина утверждает, что приехала к нам в посёлок к вам. Фамилию вашу не помнит, адрес тоже. Два дня бродяжничала на вокзале. Требовала от кассира на перроне дать ваш адрес. Всё верно говорю? - мужчина посмотрел на Марию Фёдоровну.
Та кивнула головой.
- Так и было, - подтвердил Николай, - я Марии Фёдоровне сказал, чтобы приехала ко мне, если адрес не вспомнит, пусть узнает у кассира на вокзале, которая является моей соседкой.
- А было ли вам известно, Зарубин, что соседка ваша в отпуске?
- Нет, конечно, - удивился Николай.
- Зачем же вы дали ложную информацию пожилой женщине?
Вот так в одночасье Николай превратился в обвиняемого и опустил глаза в пол.
- Забирайте женщину и впредь давайте людям чёткие адреса. Пишите на бумаге, я не знаю, на салфетке углём... Давайте пропуск, - сказал мужчина в штатском.
Мария Фёдоровна поднялась со стула. Сейчас она была ещё бледнее и худее, чем раньше. Николай схватил её за руку и вывел из участка.
****
Жена открыла дверь и поздоровалась.
- Привет, - поцеловал супругу Николай. - Это Мария Фёдоровна, я тебе о ней рассказывал, - улыбнулся Коля.
Жена понимающе улыбнулась в ответ и пригласила войти.
- За стол, за стол! - командовала жена. - Я как раз сварила куриный супчик с лапшой. Мойте руки.
За столом Николай всё поглядывал на Марию Фёдоровну, ничего не спрашивал, не требовал. Пришла — значит так надо, значит решилась.
Суп в тарелке закончился. Мария Фёдоровна воровато стянула ещё один кусочек хлеба с тарелки и принялась, отламывая кусочки, вытирать ими тарелку.
- Добавки? - спросила жена.
- Нет, спасибо. Мне нельзя много есть, плохо станет, - ответила женщина и пододвинула кружку с чаем к себе. А недоеденный кусочек хлеба взяла в руку, чтобы никто не видел.
- Ну, всё, спасибо за обед, я на работу. Мария Фёдоровна, до вечера, - засобирался Николай и в дверях шепнул жене:
- Корми её каждые два часа понемногу, хорошо?
Жена кивнула в ответ.
Вечером жена показала Николаю, что Мария Фёдоровна, отламывает кусочки хлеба и раскладывает в зале то за цветок, то за настольную лампу.
- Ничего, - успокаивал Зарубин супругу, - немного пообвыкнет и перестанет прятать. Голод делает с людьми странные вещи. Спасибо, что поддержала меня. Сегодня я был у бабушки, она настаивает поселить Марию Фёдоровну у неё. И ей веселее и нам будет просторнее с малышом. Я сказал, что подумаю и спрошу у вас обеих.
- Пусть Мария Фёдоровна решает. Я в любом случае не буду против, - ответила жена.
А Николай потом ещё долго лежал и рассматривал потолок. На потолке каждый раз, когда мимо проезжал автомобиль, обрисовывалась тень так похожая на кусок хлеба...
1. Подарок.
Руслану уже 8 лет. Но перед самым Новым Годом он вдруг заявляет - хочу де чтобы дед Мороз принес ему квадрокоптер, в который бы садились игрушечные десантники, которые бы выпрыгивали из него и у них раскрывался парашют. Ну ни хрена себе думаю, еще и парашюты для десантников искать
Нее говорю ,дорогой, дед Мороз он только к тем, кто в детский сад ходит - прилетает. А ты уже школьник, так что извини, не могу замолвить словечко. Старый ты уже, взрослый. Поплакал наш мужчина и пошел себе собираться на поезд.
Дело в том, что мы именно в ночь 31 декабря едем к бабушке в Минск (это не традиция, а просто такая у нас с мужем работа). Что-то не сложилось, едем мы в плацкарте. Муж вверху, мы с сыном на нижних полках. Выпили за Новый Год шампанского, укладываемся.
И тут к Руслану подходит проводник и спрашивает - мальчик, а как тебя зовут. - Руслан. Все правильно. К машинисту прилетал дед Мороз и просил передать мальчику Руслану подарок. И дает нашему мужчине коробочку. Там не было ни квадрокоптера, ни десантников, а был набор конфет и мягкая игрушка.
Но надо было видеть потрясение Руслана. Мама,папа,а вы выговорили, что дед Мороз не прилетает к старикам. Блииин. Оказывается у РЖД была акция - вот они и дарили детям подарочки. Спасибо вам, проводники.
- Знаешь Руслан, говорю, дед Мороз он очень добрый, а ты так горько плакал ,вот он взял и прилетел к тебе. Добро оно всегда помогает тем, кому плохо. Так и уснул наш Русланчик, счастливый, прижимая к себе коробочку от РЖД. Не всегда и нужны эти десантники для счастья.
2. Деды Морозы.
Отцу Руслана с коллегами на работе подарили сувенирных оловянных солдатиков - мельчайшие детали, яркие цвета, опушка, ружья которые одевались на крохотном кожаном ремне, бархатная коробочка - красота необыкновенная. Руслан не расставался с коробочкой и всегда носил ее с собой в рюкзачке. Это так, преамбула.
Гуляем мы по новогоднему Минску. Рядом с минским ГУМом в стеклянном переходе сидит группа украинских рабочих, гастарбайтеров. Видно, что добираются домой откуда-то из Прибалтики. Черные от усталости и похоже что-то случилось. Может обманули, может ограбили. Двое спят, точнее просто упали на мешки от усталости. А третий никого не замечая сидит понурившись, свесив черные натруженные руки с колен.
- Кто это, спрашивает Руслан.
- Рабочие, едут домой.
- А почему они такие грустные.
- Наверное плохо им, может ограбили, или потеряли зарплату, или заболел кто-то.
Руслан задумался. Снял рюкзак. Достал заветную коробочку, отдал мне рюкзачок и подошел к сидящему мужичку. Что то спросил и протянул ему своего солдатика. Мужик ошарашенно смотрел на мальчика на коробочку опять на мальчика опять на коробочку. Медленно взял ее дрожащими руками. Русланчик счастливый подбежал к нам, взял свой рюкзачок. Пошли - говорит.
Ну человек принял решение. Сам. Пошли. Уже на входе в арку мы слышим:
- Хлопчик, хлопчик.
И нас догоняет тот самый работяга и дарит Русланчику литовскую или латышскую куколку в национальном костюмчике.
- Будь ласка, говорит ему. А нам виновато - Нічого іншого немає. И пошел назад.
Чувствую муж сильно напрягся.
- Идите, говорит он, вон в ту кафешку, я вас догоню.
А сам пошел к этим мужикам. Убью, думаю, если отнимет солдатика у трудяг. Гляжу муж кому-то звонит, передает телефон мужику, тот обратно ,опять друг другу. Что то пишут. Жмут руки и разбегаются.
Довольный подходит к нам.
- Чего стоим - говорит, кого ждем?
На немой вопрос отвечает:
- Михалыч дом строит, вот я их и сосватал ему.
Оглядываюсь - мужики проснулись, что-то довольные обсуждают, разглядывают нашу коробочку и машут нам руками. Жизнь налаживается. А мужики мои довольные вышагивают рядом. Теперь я знаю, откуда потом берутся деды Морозы.
3. Пошли мы на новогодний концерт. Оказался концерт классической музыки. Мы сидим на антресолях (галерке) практически одни. Руслан посидел на всех стульях. Очень хорошее интермеццо. Он полежал под стульями. Очень красивая ария из оперы. Он оторвал ковер у входа - пианист прекрасно исполняет концерт №21 Брамса или еще кого-то. Публика в восторге. Пианист раскланивается. Руслан радостно бежит к выходу. И тут пианист начинает исполнять этюд Шопена на бис. Руслан - ну почему? Понимаешь, говорю, пианист так хорошо играл, что его публика попросила исполнить еще раз. Это называется исполнение на БИС. Руслан в слезах - Я! НЕ ПРОСИЛ!!!
Витя сидел на кухне, подперев подбородок руками, и сотрясал воздух своими томными вздохами. Он уже два часа бился с одним единственным примером по математике, которых всего в его списке было 10.
Прошло не так много времени с тех пор, как он смог подружить иксы и игрики с числами, а тут какие-то левые синусы с косинусами появились и дискриминанты, которые тоже требуют внимания.
Мальчик увлеченно ковырял в носу, подсознательно надеясь найти там вековые залежи нефти, тем самым обеспечить себе богатую и беззаботную жизнь, где нет смысла учить уроки и вообще посещать школу. Но нефть почему-то не хотела находиться, а вот кровь пару раз пробивалась наружу, за что Витя получил нагоняй от матери и полкилограмма ваты в нос.
Из зала доносились громкие разглагольствования отца о том, что в эти годы он уже чуть ли не докторскую защитил, а параллельно работал на фабрике, вскапывал в деревне в одиночку гектар земли и рыбу ловил на гарпун из арматуры, а тут, видите ли, с каким-то примерчиком справиться не может.
Витя в очередной раз тяжело вздохнул и вернулся к задачке:
Два «бэ» в квадрате минус четыре — одно только прочтение этих иероглифов провоцировало зевоту и вызывало жуткую аллергию, от которой у Вити распухали уши.
Этими распухшими ушами он хорошо слышал доносившиеся со двора звуки смеха и веселья, характерные для теплого майского вечера. А ведь именно на сегодня были запланированы скачки по гаражам и пал прошлогодней травы.
— Ну, вы! Примеры! А ну быстро решайтесь или я вас порву! — прыскал слюной Витя и пару раз стукнул кулаком по столу для убедительности. Но это не помогло. Примерам были до фонаря его угрозы, а также тот факт, что Витя собирался стать аквалангистом и математика его, в принципе, волновать не должна.
— Галя, я жрать хочу, сколько он там еще сидеть будет?! — выл за стеной, точно подбитый лось, отец.
— Так иди и помоги! А то от его тяжелых вздохов уже кот в депрессию ушел, все шторы ободрал. И Есенин, вон на полке, замироточил!
— Ещё чего! Мне в его возрасте помогал лишь отцовский ремень и пионерский галстук! Если после ремня решение в голову не приходило, отец наматывал мой галстук на руку и срывал крапиву, которой проходил по тем же местам, где следы от ремня еще не остыли. Неделю сидеть не мог, зато примеры как орешки щелкал, и осанка была как у Ленина!
— Так, может, тебя опять ремнем мотивировать, чтобы ты сдачу нормально в магазине считал и на диване меньше сидел? А то кассирша себе уже, наверно, на первоначальный взнос по ипотеке накопила, да и осанку твою в пролежнях не разглядишь.
— Ладно, ладно, иду, — диванные пружины так резко и громко заскрипели, что кот от неожиданности бросил драть шторы и десантировался в окно. Благо этаж был первый.
—Ну, чего там у тебя не получается, — спросил, зевая, отец, а сам полез в холодильник, откуда достал сосиски и принялся жевать их сырыми.
— Вот! — показал Витя на первый пример.
— Пф, дискриминант! Да ничего проще нет! Так, самое главное — вспомнить формулу. Четыре «бэ» квадрат минус или плюс, или «бэ» квадрат минус, — чесал затылок отец, задумчиво откусывая от сосиски.
— Пап, а тебе вот в жизни дискриминант сильно пригодился?
— Ещё бы! Как я, по-твоему, расход солярки считаю?!
Сын пожал плечами.
— Да, чтоб ты знал, при помощи математики всё что угодно можно решить и объяснить! — гордо заявил мужчина и вытащил изо рта обертку, которую забыл снять с сосиски.
— А можешь мне при помощи математики объяснить, откуда дети берутся?
— Легко. Дети — это как тригонометрическое уравнение, которое родителям нужно решить в первую брачную ночь. Представь, что твой папка — это синус, а мама косинус.
— Ага, ты на нашей свадьбе так с моим братом наклюкался, что когда пришло время брачной ночи, то сам был полным косинусом, а уравнение мы с тобой только на третий день решать начали, а решили спустя месяц, когда я противотригонометрические таблетки пить перестала, — послышался из комнаты голос матери.
Отец раскраснелся.
— Да чего ты мне тут лапшу на уши вешаешь, сам все давно в интернете посмотрел, давай лучше уравнение решать!
Витя смущенно заулыбался.
—Так, «бэ» квадрат минус, — опять затянул отец.
— Пап, в учебнике формула есть.
— Отставить! Когда на права сдавать будешь, тоже по учебнику поедешь?
Сын снова пожал плечами, не понимая, куда ведет логика отца, но спорить не стал.
— О! вспомнил! «Бэ» квадрат минус четыре, минус… Галя, помоги ты мне, в конце концов!
В прихожей зажегся свет, было слышно, как мать надевает туфли.
— Ты куда?! — опешил отец.
— За крапивой! Сам же просил помочь!
— Отставить крапиву! А ну, как там дальше? «Бэ» квадрат минус…
— Понятия не имею, я на биолога училась, у паука восемь ног!
— Ну и помощница!
Отошедший от стресса кот наконец-то решил вернуться на базу и теперь сидел за окном, стуча лапой по стеклу.
— Ладно, открывай уже свой учебник! — сдался отец и, впустив кота, снова пропал головой в холодильнике, откуда достал плошку с салатом.
— Ну, я же говорю! «Бэ» квадрат минус четыре «а» «цэ», — прочавкал он. — Всё, дело сделано! Решай!
— Да не знаю я, как решать! — чуть ли не плача, произнес Витя.
— Что значит — не знаю?! Вот же формула, подставляй теперь свои данные!
Сын смотрел на отца с видом полной безнадеги.
— Вот же «бэ», вот «а», чего тут непонятного? Ну и сын у меня растет, ты, случаем, не соседский?
В этот момент в квартиру зашла мать с целым букетом свежесорванной крапивы.
Услышав последние слова, она, не разуваясь, пошла сразу на кухню, замахнувшись зеленой охапкой.
— Шучу, родная! — только и успел крикнуть муж, прежде чем огреб по незащищенному одеждой торсу.
— Ну что, Ленин, как успехи?! — злобно гаркнула мать и замахнулась снова.
Отец, корчась от полученных «мотивационных» ожогов, мастерски подставил все цифры в формулу и предъявил полученные данные жене.
— Вот, почти решили!
— А ты был прав, крапива тебе действительно помогает! — злобно улыбнулась жена и пошла в комнату.
— Чего ржёшь? Решай давай!
Спустя пятнадцать минут первый пример был, наконец, побежден.
Настенные часы пробили девять.
— Так, что там у тебя дальше? — поинтересовался отец, расчесывая красноту на груди.
— Решите квадратное уравнение выделением квадратного двучлена, — медленно, запинаясь, прочел отец, а затем глубоко вздохнул.
— Слушай, я тут подумал, ты же ведь аквалангистом хотел стать? Я лучше тебе дам денег на курсы, иди, погуляй полчасика, а решение завтра у одноклассников спишешь, — с этими словами отец достал из шкафчика кастрюлю и зажег плиту.
— А ты чего делать собрался? — поинтересовался сын, закрывая учебник.
— Щи крапивные варить, пока твоя мать ремень не нашла...
Автор: Александр Райн
Маргарита торопливо собиралась на работу. Было раннее утро, но Рита не чувствовала ни усталости, ни сонливости - она быстро приготовила мужу бутерброды, завернула в фольгу и положила на стол. Миша работал в автосервисе, обеды у них не были предусмотрены и каждый раз приходилось что-то брать с собой. Сама Маргарита работала в столовой поваром. Её предприятие было далеко от дома, поэтому женщине приходилось много времени тратить на дорогу и она вставала на два часа раньше мужа, как говорят - была жаворонком и ранние подъёмы не тяготили её.
На улице накрапывал дождь и женщина потянула на тебя зонт, который лежал на верхней полке в прихожей. Зонт выскользнул из рук и упал на пол. Маргарита замерла, потом заглянула в спальню - муж не проснулся. Рита улыбнулась: «Вот она растяпа-женщина!» и осторожно выскользнула за дверь.
Маршрутка пришла на удивление быстро. Рита устроилась у окна и стала смотреть на просыпающийся город. Женщина думала о своей жизни. Она уже не была молоденькой девушкой, годы приближались к тридцати, она была счастлива замужем… Несмотря на то что жили они как и многие теперь не богато, но как ей казалось дружно. И только одно печали Риту - не было у них с мужем детей, а так хотелось чтобы у неё был малыш, и совсем не важно девочка это будет или мальчик. Три долгих года, что она находилась в браке, Рита ходила к врачам, но те только разводили руками и говорили что всё у неё в порядке.
Маршрутка остановилась, выдернув Риту из раздумий. Женщина расплатилась и вышла на улицу - оставалось пройти через сквер, за которым располагалась столовая. Сделав несколько шагов по аллее Маргарита остановилась в недоумении - на мокрой скамейке сидела маленькая девочка и плакала. На ней была тоненькая курточка и девчушка зябко поеживалась от холода, мокрые волосы на липли на лицо, а по щекам перемешиваясь с каплями дождя текли слёзы.
Рита подошла к ребёнку и осторожно спросила:
- Привет! А ты почему здесь сидишь одна?
- Мама выгнала. - Девочка всхлипнула.
- Как это выгнала? - Удивилась Рита - это показалось ей не правдоподобным - выгнать собственного ребёнка под дождь!
- Она спала, а я хотела кушать. Я разбудила её и всё... мама раскричалось… и выгнала меня. Я сначала под лестницей поспала, а потом пошла сюда… вот…
- А как тебя зовут?
- Даша.
- Что же мне с тобой делать Даша? - Рита задумалась, потом взглянула на часы. - Ладно пойдём. Ты где живёшь? Далеко отсюда?
- Нет, тут рядом. - Девочка неопределенно махнула рукой.
Они пошли по направлению указанному Дашей и уже через пять минут стояли возле квартиры. Рита нажимала на кнопку звонка, но к двери долго никто не подходил. Наконец дверь открыла заспанная странная женщина в грязном растянутом халате, давно немытые нечёсаные волосы обрамляли помятое опухшее лицо. Она с удивлением посмотрела на Риту, потом перевела бессмысленный взгляд на Дашу и ничего не понимая отступила в сторону:
Рита молча переступила через порог. В квартире стоял невообразимый запах, от которого женщину сразу стало подташнивать. На грязном полу валялись какие-то тряпки, бутылки, а слой пыли на серванте говорил о том, что здесь очень давно никто не наводил порядок.
Растерянно оглядываясь Рита заметила на полке серванта фотографию - она уже видела её в альбоме мужа, только та фотография, которая находилась у них дома, была неровно обрезана и на оставшемся фрагменте оставался её муж Миша. На этом фото тоже был Михаил, но рядом с ним стояла молодая красивая женщина, в которой Рита с трудом и не сразу разглядела хозяйку квартиры. Маргарита повернулась и с недоумением посмотрела на эту неухоженную женщину.
- Что, ну? – Маргарита, вспомнив как тут оказалась, взяла себя в руки. - Ваша дочь сидит в сквере и плачет, спит под лестницей в подъезде! А вам и дела мало?! Что вы за мать?
- А ты меня поучи! Своих воспитывать иди! А к моей не лезть! - Женщина круто повернулась к дочери. - Ты где шлялась, дрянь такая? Я тебе покажу как мать позорить!
Девочка бойко юркнула в соседнюю комнату и закрыла за собой дверь. Мать подошла и начала стучать по ней кулаком выкрикивая ругательство и проклятия. Маргарита поняла что ей здесь делать нечего, развернулась и ушла.
Весь день её мучили мысли о девочке, о фотографии и о той неопрятной женщине, которая видимо имела какое-то отношение к её мужу. Вечером Рита, протягивая Мише обрезанное фото, спросила кто был рядом с ним.
- Я тебе рассказывал когда-то про Милану, ну, мы с ней долго встречались и хотели пожениться, но она встретила другого и бросила меня.
- А зачем ты обрезал фотографию?
- Да я не мог простить ей того, что она избавилась от моего ребёнка - когда мы расстались она была беременна, но из-за того другого избавилась от него. А я уехал из города чтобы встретить тебя. Ну, а вернулись сюда мы уже вместе с тобой - как видишь скрывать мне нечего. Но почему ты спрашиваешь?
Михаил внимательно выслушал жену, потом спросил сколько девочке лет? Рита ответила, а он задумался. Да, она могла быть его дочерью.
- Где, ты говоришь, они живут?
Рита подробно рассказала и отправилась спать - она чувствовала себя усталой, разбитой и к тому же сильно разболелась голова. С трудом она уснула, а когда в половин второго ночи проснулась заметила, что в кухне горит свет. Не слышно она подошла и заглянула в приоткрытую дверь. Михаил сидел за столом и о чём-то думал.
На следующий день Миша позвонил в дверь своей бывшей возлюбленной. Ему открыла Даша. Девочка стояла и смотрела на незнакомого мужчину, который почему-то ей улыбался.
- Здравствуй! Ты Даша? А где твоя мама? - Девочка повернулась и побежала в глубь квартиры.
- Мама! К тебе пришли!
- Кто? - Из комнаты выглянуло опухшее лицо женщины.
Михаил смотрел и не узнавал Милану – девушку, которую он когда-то очень сильно любил.
- Ты? - Она вскинула брови. - Ты чего здесь? Что тебе надо?
Михаил прошёл в квартиру не дожидаясь приглашения с трудом вдыхая спёртый воздух этих стен.
- Милана, я должен знать правду. Даша, судя по возрасту, могла бы быть моей дочерью. Это так?
Женщина покачнулась, икнув, и подняла взгляд на Михаила:
- Одолжи денег, а? Ну, очень надо… Алименты ты же мне не платил. А я её, вон кормлю, пою - с тебя копейке не брала. Дай хоть сотку.
- Почему ты обманула меня? Ты же сказала, что избавилась от ребёнка.
- Я хотела, но Валентин сказал, что хочет этого ребёнка, станет отцом ему… Потом бросил меня, когда Дашке было 3 месяца, сказал, что не намерен чужих детей воспитывать. Я хотела к тебе вернуться, Но ты уехал из города.
- Я хочу сделать тест ДНК - если Даша на самом деле моя - я заберу её.
- Бери хоть сейчас, а то путается под ногами – надоело - кормить надо, одеть надо, я себе пиво порой не покупаю, чтобы ей Роллтон купить. Да жизнь… Дай денег, Мих.
Даша не смело подошла к мужчине:
- Ты мой папа? - Девочка смотрела на него глазёнками-вишенками и не моргала.
- Да, Даша, я твой папа. Я хочу забрать тебя к себе. Ты согласна?
Девочка боязливо посмотрела в сторону матери и тихо спросила:
Миша тяжело вздохнул и сказал почему-то изменившимся голосом:
- Нет, Даша, никогда.
Девочка кивнула:
Миша погладил её вихрастую голову и вышел. Уже на лестнице его догнала Милана:
- Это… ну… деньги есть? Одолжи. - Миша протянулся несколько купюр - лицо женщины расплылось в улыбке.
Миша не выдержал и вернулся в квартиру. Даша всё также стояла посреди коридора, в «вишенках» читалась грусть.
- Одевайся. Пойдём. – В голове стучала одна мысль: «Это моя Даша! Я не имею права её здесь оставлять».
Через полчаса Даша переступила порог Мишиной квартиры. Она сразу узнала тётю, которая недавно отводила её домой, а Рита стояла, смотрела на неё и не верила, что всё это правда. А когда искупанная и накормленная Даша играла в комнате с котом Рита посмотрела на мужа:
- Ты всерьёз полагаешь, что правильно поступил? Ты ведь ничего не знаешь о ней.
- Вот и узнаю. Конечно правильно - разве можно иначе относиться к родному ребёнку.
Рита повернулась и ушла на кухню. Она сидела и плакала даже не стараюсь сдерживать свои эмоции. Ну, вот почему это происходит с ней? Рита очень хотела детей, но не могла родить, а ведь она бы со своего малыша пылинки сдувала бы. Теперь эта Даша. Как же ей к ней относиться? Плохо - она не сможет, хорошо – ну, а что если у неё не получится? Ещё Маргарита испытывала жгучую обиду на мужа, на Милану, на жизнь… В это время она почувствовала как кто-то погладил её по голове. Рита подумала, что это муж. Но, когда подняла голову, увидела, что это Даша.
- У тебя что-то болит? Или ударилась? Я когда удаляюсь - тоже сильно плачу. Хочешь, я тебе хорошую сказку расскажу? Я знаю одну.
Маргарита всхлипнула и прижала девочку к себе.
Прошёл год. Анализ ДНК Михаил сделал, но только для того, чтобы было меньше проблем с удочерением, для себе супруги сразу решили, что в любом случае, не зависимо от результата, Даша останется с ними и они будут за неё бороться. Маргарита искренне полюбила приёмную дочь, они дарили другу всю свою нерастраченную любовь и нежность. Михаил тоже привязался к девочке - они стали счастливой семьёй.
Но однажды случилась беда - Маргарита заболела. Это произошло внезапно. С утра она почувствовала себя плохо, хотела даже остаться дома, но потом всё-таки пошла на работу, но отработав несколько часов, женщина почувствовала сильную слабость, а потом упала на руки подбежавших сотрудниц. Обморок был продолжительным, и когда Рит очнулась увидела над собой лица врачей - она была в больнице.
- Что со мной, доктор? - Маргарита никогда не болела и внезапное недомогание всерьёз испугало её.
- Мы сделали анализы - очень скоро картина прояснится, но пока вам придётся остаться у нас. Ваши родные скоро приедут - им сообщили уже, не волнуйтесь.
Вскоре после ухода доктора в палату вошли Миша и Даша.
- Ничего, Дашенька, всё в порядке. Мне просто надо отдохнуть.
В это время вернулся врач:
- Ну-с, милочка, почему вы сразу не сказали что беременны? Так со своим здоровьем шутить нельзя. В общем диагноз прост - вы в положении и иных проблем в вашем организме мы не выявили. А значит… Значит будем делать всё, чтобы беременность протекала легко и спокойно. Сегодня же отправляйтесь в женскую консультацию - потому что здесь вам оставаться совершенно бессмысленно.
- Что? Что вы сказали, доктор? Я беременна? Миша, что он такое говорит?
Но это была правда - мечта Риты исполнилась. Она родила крепкого здорового мальчика которого назвали Егором. Даша во всём помогала своей приёмной маме. Рита даже не представляла - как бы она сама справлялась со всем, если бы не её старшая умница-дочка.
А потом родилась маленькая Настя. Радости Миши и Риты не было предела - теперь их семья была большой, дружной и счастливой, и Маргарита была уверена, что это счастье пришло однажды в её дом вместе с маленькой несчастной девочкой с доброй большой душой.
Автор: Ирина Кудряшова
Молодую учительницу определили на временное подселение к старому деду, одиноко жившему в большом доме.
Старик встретил девушку приветливо, отвёл большую и светлую комнату, помог с вещами, показал, что да где.
К вечеру дед накрыл стол и пригласил гостью к самовару. Сидели долго, разговаривали, пили чай с вкусными вареньями, и когда стемнело, девушка, поблагодарив деда, хотела встать из-за стола, но не тут-то было.
Увидев, что девушка хочет уйти, дед сказал:
- Ну, раз попила чаю, теперь показывай жопу!
Девушка онемела, ноги от такого предложения аж к полу приросли, а дед, глядя ей так приветливо в глаза, продолжает:
- Ну что, жопу покажешь али ещё чаю?
Растерявшись и не зная, что делать, молодая учительница еле вымолвила:
- Чаю...
Дед налил ей чаю и продолжил разговор о бытие-житие, о селе, о своей покойной бабке. Говорил спокойно и доброжелательно, и девушка успокоилась и решила, что всё это ей просто послышалось. Наконец, она вновь, поблагодарив, хотела уйти из-за стола, как вдруг снова чётко и ясно услышала:
- Так жопу-то показывать будешь?
Советская девушка, комсомолка, отличница, даже не целовалось ни разу и вдруг такое!
И девчонке стало страшно. Напротив неё сидел хоть и довольно старый, но крепкий ещё и большой дед.
- Ну что, жопу аль ещё кружку чая?
Девушка обречённо вздохнула и пискнула:
- Чаю!
- Крепкая однако, - сказал дед и налил ей ещё одну большую глиняную кружку.
Третья кружка уже не лезла в горло, но девушка через силу глотала глоток за глотком.
- Ох, милая, вижу, совсем утомилась, - вдруг сказал дед и, допив свою кружку, перевернул её и поставил на стол донышком кверху. - Ну вот, чаю попили, теперь и почивать можно...
Как оказалось, в том селе "показать жопу" - это старинный обычай, когда гость и хозяин переворачивают кружку, показывая тем самым своё уважение друг к другу: мол, всё выпил до конца, было вкусно, спасибо. А донышко кружки - это и есть та самая жопа...