Оно постучится в дверь

Грустная история о загадочном нечто, которое повлияло на судьбы героев рассказа. А возможно судьба предрешена, а нечто просто появляется, когда время пришло.
Это был один из последних летних вечеров. Все вокруг остывало, готовясь к осени. Уже послезавтра будет линейка, а в моей комнате немым напоминанием на письменном столе лежали новенький дневник, тетрадки и полученные учебники для 7 класса. Мы с дедом сидели на лавке из старых досок во дворе нашего домика, под абрикосовым деревом. В тот вечер я впервые ощутил, как время утекает сквозь ставший уже прохладным ветерок и шелест пока еще зеленых листьев...
«Не смотри на звёзды»
Время чтения: ~30 мин.
КРИПОТАНе смотри на звёзды
15 января 2024 от КРИПОТА
- Кажется, это Большая Медведица?
- Не знаю, я никогда не умел определять.
Юля посмотрела на меня с непередаваемой смесью насмешки и недоумения, выгнув левую бровь.
- Да ладно, не все прирожденные астрономы. - я потянулся к бутылке белого сухого и разлил остатки в наши бокалы.
- Неужели тебе в детстве родители не рассказывали про созвездия? Никогда не поверю.
- Ну как сказать...что-то рассказывали. Дед говорил, что ночью нельзя смотреть на звезды.
- Чегооо?? - Юля рассмеялась.
- Там бесы. Если долго всматриваться в ночное небо, они тебя заметят. Это как знаешь - если долго всматриваться в бездну, бездна начнет всматриваться в тебя.
Я сделал серьезное лицо, но не выдержал и улыбнулся. Юля улыбнулась в ответ:
- Ты же сейчас в это не веришь, я надеюсь?
- Да нет, конечно.
∗ ∗ ∗
Я удивленно глядел на деда - какие еще бесы? Да, где-то в далекой, далекой галактике наверняка сидит Дарт Вейдер, но как он меня увидит аж оттуда?
- Меньше знаешь - крепче спишь. - он тепло улыбнулся и потрепал меня по макушке.
Это был один из последних летних вечеров. Все вокруг остывало, готовясь к осени. Уже послезавтра будет линейка, а в моей комнате немым напоминанием на письменном столе лежали новенький дневник, тетрадки и полученные учебники для 7 класса. Мы с дедом сидели на лавке из старых досок во дворе нашего домика, под абрикосовым деревом. В тот вечер я впервые ощутил, как время утекает сквозь ставший уже прохладным ветерок и шелест пока еще зеленых листьев.
В школьные будни я втянулся быстро: радость от встречи со школьными друзьями после летней разлуки, хлопоты в виде уроков и в целом природное умение человека адаптироваться делали свое дело. Я жил с дедушкой и бабушкой, - родителей я совсем не помню, они погибли, когда я был еще младенцем. Дед был умеренно суеверным, а бабушка же, напротив, классической идейной атеисткой(и комсомолкой, да). Но именно той осенью она превратилась из крепкой, бодрой старушки с командным голосом и несгибаемым оптимизмом в дряхлую, угасающую и набожную бабку.
Началось все, как мне кажется, с осенних каникул. Пользуясь тем, что не надо никуда рано вставать, я мог валяться в постели до обеда, а добрые дедушка с бабушкой не пытались меня разбудить и заставить что-то делать. В один из таких дней я проснулся довольно рано - ежедневный подъем в школу настроил биологические часы примерно на 7 утра. Я уложил подушки и поудобнее устроился с книжкой. За окном бледно-серое небо, совсем недавно охваченное рассветом, рассыпалось мелкими каплями дождя, которые застенчиво и едва слышно ударялись о стекло и медленно стекали вниз. Дождь, теплая постель, очередное приключение Тома Сойера и осознание того, что сейчас каникулы, и завтра тоже, и даже послезавтра, - все это обволакивало не просто уютом, а каким-то тихим, спокойным счастьем. Идиллию нарушили встревоженные голоса из кухни - кажется, бабушка была чем-то напугана.
- Петя, ты меня слышишь вообще? Я что, по твоему, сама себя так схватила?
- Ну, послушай, иногда люди во сне делают всякие вещи, это нормально...
- Издеваешься? Я психичка какая-то, да? Психичка??
Я услышал сдавленные всхлипы. В груди появилась тяжесть - не припомню, чтобы бабушка плакала при мне хоть раз, даже когда были какие-то неприятности, или они с дедом поцапались из-за чего-то, и поэтому я так встревожился и перепугался. Отложив книгу, я тихо подошел к двери и прильнул ухом к замочной скважине.
- Отвези меня в больницу, прямо сейчас!
- А Вовка? Он же проснется скоро небось, а нас нет, завтрака нет, что пацан подумает? Давай горячку не пори, а? Сейчас чайку заварю, с ромашечкой, сразу полегчает, ну?
- Петя, ты НЕ ПОНИМАЕШЬ! Он ткнул своим когтем мне в живот, и у меня там все почернело. Я боюсь...
- Да елки палки, это просто сон, чего ты с ума сходишь, в самом деле!?
Дед тоже повысил голос. Снова послышались рыдания, неразборчивый и тихий голос деда, успокаивающий ба. Затем я услышал звук шагов, приближающийся к моей двери, и, пулей влетев под одеяло, сделал вид, что мирно сплю. Дверь осторожно открылась.
- Так жалко будить его...
- О, а вы чего тут?
- Внучок, мы с бабушкой съездим на базар, через несколько часов вернемся. Борщ в холодильнике. Бабушка сделала строгое лицо:
Я сонно покивал, и старики ушли, аккуратно затворив за собой дверь.
В больнице бабушку осмотрел врач, куда-то направил, взял какие-то анализы - и в результате почти полуторамесячных визитов, переживаний и обследований оказалось, что у ба рак. Рак поджелудочной, на неоперабельной стадии. Странно было то, что не было никаких симптомов, со слов стариков. Ничего не болело, и ба была более менее здорова, для человека ее возраста так просто образец. Конечно, была борьба. В ход шли и экспериментальные лекарства, и народная медицина, и разные экзотические терапии, даже воду перед телеком заряжали все вместе. Дед продал свою "шестеру", чтобы доставать все эти лекарства. А потом ба обратилась к Богу. Только это было не так, как в каких-то киношных драмах - когда человек становится смиренным, всех прощает, стремится замолить грехи напоследок и все в этом роде. У бабушки это все проявлялось иначе: резко вся наша семья стала верующей - меня заставили покреститься, угрожая лишить телека на месяц, а то и два, в постные дни наш стол лишался молока и мяса, а мне запрещалось смотреть мультики. Ба заставляла читать молитвы утром и вечером и строго следила за этим. По углам появились иконы, а в их с дедом спальне у иконы даже горела лампадка. Не скажу, что я проникся всем этим, но я проникся тем, что она медленно угасала на наших с дедом глазах, и я просто не мог позволить себе капризничать и качать права в такой ситуации. Как мне казалось, ничего такого тяжелого делать не приходилось, и в целом мои подростковые дела никак не страдали, но если бабушке от этого было легче - я готов был потерпеть. Так продолжалось до начала зимы.
Помню, утром того дня выпало много снега, и мы с приятелями, как уважающие себя школьники, после уроков вдоволь наигрались в снежки, извалялись в снегу и даже умудрились найти где-то большую, замерзшую лужу, присыпанную снегом. Катаясь по свежему льду, мы представляли себя крутыми сноубордистами где-то на крутых горных склонах. Домой я пришел в мокрых ботинках, но счастливый. Получив дежурную взбучку за шалости, я сел за стол. Мы ужинали все вместе, и в тот вечер была какая-то особая идиллия. Забылось все плохое, и казалось, что теперь-то уж точно все будет хорошо. После ужина мы сидели все вместе в гостиной и смотрели по телеку "Поле чудес". Во время рекламы бабушка куда-то пошла, кажется, на кухню попить воды. Когда она открыла дверь, мы все услышали короткое "Бу.", сказанное глубоким мужским голосом. Именно сказанное, примерно как когда хотят кого-то "напугать" в шутку, то есть только обозначить это. Но на ба это произвело совсем другой эффект - она резко захлопнула дверь и медленно повернулась к нам. Лицо было почти таким же белым, как снег, из которого я сегодня лепил снежки, а из глаз текли слезы. Дедушка бросился ее успокаивать. Бабушка так ничего и не объяснила, по крайней мере при мне. Когда она немного пришла в себя, дед вышел из комнаты и обошел квартиру, но никого там не нашел. Тогда я не понимал, что произошло и что все это значит - мне просто было страшно за ба. На следующий день, вернувшись из школы, я застал её за странным занятием: она что-то бормотала и рисовала над каждой дверью копотью свечки кресты. Дед сидел на кухне, за столом, и задумчиво смотрел в кружку с чаем. Я попытался узнать, в чем дело, и что все-таки случилось вчера вечером, но он только покачал головой и отправил делать уроки. А к ужину позовут.
Вскоре после этого случая здоровье ба резко ухудшилось - она буквально слегла. Дед неотступно находился рядом с ней, ухаживал и как мог успокаивал. Больше мы не ужинали все вместе, и не смотрели после ужина "Поле чудес". Часто, сидя в своей комнате с книжкой или просто за уроками, я слышал стоны, наполненные болью, из комнаты стариков, и сердце в эти моменты обрывалось и падало куда-то вниз.
Бабушка сгорела ближе к Новому Году. Родни у нас практически не было, поэтому поминки справили узким, тесным кругом. Я не плакал, как и дед. Но я чувствовал, что мою жизнь покинула какая-то очень важная ее часть, а я сам словно опустел и ничего не чувствовал. Даже Новый Год, с салютом, украшенной елкой(дед все-таки расстарался, пытаясь хоть немного меня порадовать) не вызвали во мне каких-то чувств. Дед заплакал, когда вручил мне подарок - новенький Пентиум, пусть и не самый последний, но вполне ничего. Он сказал, что они с бабушкой долго откладывали на него и хотели вместе подарить его мне. Учись, мол, внучок. Тут уж и я не сдержал слезы.
Спустя несколько месяцев, когда мы стали понемногу привыкать к жизни без ба, я все-таки всеми правдами и неправдами уговорил деда рассказать мне, что же случилось в тот вечер, и почему бабушка плакала тем утром, когда все началось. Это был выходной, мы пообедали и еще сидели за столом
- Сон ей дурной приснился. Я думал - ну кошмар и кошмар, а оно вишь как...
- А что за сон?
- Снилось ей, что во двор к нам мужик какой-то зашел. Обычный совсем на вид. Она к нему подошла, значит. Ты, дескать, кто таков будешь и как во двор к нам влез? А у него рога...
- Какие рога??
- И, говорит, смотрит на нее, прям с ненавистью. А Люде страшно так стало, убежать хотела, а он схватил ее за руку, за запястье, и держит крепко так, не вырваться.
Я затаил дыхание. Было и страшно, и интересно, как в то утро, когда я подслушал их разговор. Дед снова замолчал.
- А дальше... он все сильнее сдавливал руку, бабушка твоя кричать во сне начала, разбудила меня. А потом он протянул к ней другую руку, с длинным когтем на указательном пальце, и легонько коснулся ее живота. Сказал еще ерунду какую-то, то ли "бум", то ли еще что-то такое, бессмыслица одним словом. И у бабушки живот начал чернеть. Ну и в этот момент мне удалось ее разбудить.
- Офигеть... и после этого она заболела???
- Ты где так выражаться научился? - дед строго посмотрел на меня.
Я густо покраснел и отвел взгляд.
- Не знаю, после этого или нет, но только рука у нее в синяках была и болела потом долго...
- А... а тогда, вечером? Тогда что случилось?
- Да что вечером...дверь она открыла - а там упырь этот стоит, из сна, и говорит "Бу". Я потом пошел все комнаты проверил, нигде нет его, дверь тоже изнутри заперта...
Рассказ деда тогда произвел на меня впечатление. Я, конечно, не стал суеверным, набожным или свято верить во всякую мистику, но сомнений по поводу однозначности окружающего мира сильно прибавилось.
Жизнь шла своим чередом - приближались выпускной и вступительные экзамены. Дед за эти несколько лет заметно постарел, осунулся и ослаб. Поступать я решил в соседнем крупном городе, чтобы хотя бы на выходных ездить домой, проведывать деда.
Безмятежное лето - в школу больше идти не придется, зато впереди совсем другая, почти взрослая жизнь в общаге. Я целыми днями гулял с друзьями, предвкушая студенческое веселье, но готовиться к экзаменам тоже не забывал, уделяя этому пару дней в неделю. В один из таких дней он вернулся.
Залитый солнцем полдень, ледяной компот в граненом стакане и кучка учебников на письменном столе - так начинался мой день подготовки к экзаменам. Я читал, зубрил, конспектировал, мысли периодически растекались по тексту, и стекались в совсем другие образы - вечеринки в общаге, алкоголь, девчонки - все то, что, как мне казалось, должно было ждать меня уже осенью. В ворота кто-то сильно постучал - так, что они заходили ходуном. Грохоту было - как будто постучали не рукой, а кирпичом. Окно в моей комнате выходило на часть двора возле ворот, где их было отлично видно. Видно было и часть улицы за воротами - дорогу и дома на другой стороне улицы. Я озадаченно встал, прикидывая, кто бы это мог быть? И зачем так молотить? Друзей я вроде предупредил, что сегодня не выйду, гости у нас бывают редко. Из прихожей крикнул дед: "Я сам выйду щас и вкручу фитиль шутникам этим, мне все одно к Иванычу за инстрУментом. А ты сиди учись!", и хлопнул дверью. Кричать было поздно - дед уже подходил к воротам. От входной двери до них было шагов 10, не больше. А крикнуть я хотел, чтобы остановить деда - из-за ворот выглядывали толстые, коричневые рога, загнутые назад. Примерно как в игре Diablo 2, в которую раньше рубились со школьными друзьями.
С тревогой я смотрел, как дед довольно бодро для своих лет подходит к воротам, открывает их и застывает на несколько секунд, глядя наружу. А потом выходит и аккуратно закрывает за собой. Больше я его никогда не видел.
∗ ∗ ∗
Мы еще немного посидели на веранде, болтая о том о сем, и Юля пошла спать. Я не поддался на уговоры и остался посидеть еще немного. Задумчиво смотрел туда, где, вроде бы, была эта Большая Медведица. Кто же там может меня увидеть? Я прокручивал в голове тот летний вечер и последующие события, пытаясь найти какую-то связь. Связать-то все можно было, но получается какая-то совсем уж чертовщина. Да и не очень логичная как будто - почему пострадали мои близкие, почему он, или оно не пришло ко мне? Почему так растянуто по времени? Ответов у меня не было. Я смотрел на усыпанное светящимися точками ночное небо, а в голове голос деда повторял, не умолкая: "Не смотри на звезды".
Следующий день затянул в себя рутиной - как только мы с Юлей вернулись с дачи и я проводил ее домой, мелкие неприятности посыпались как из ведра: вечером отрубили свет во всем доме, засорилась раковина, банкомат сожрал карточку. Купленное на остатки налички мясо оказалось тухлым, несмотря на то, что срок годности не вышел - можно долго продолжать этот список, но наверняка многим знакомо ощущение, когда навалилось все и сразу, и пусть не произошло ничего катастрофичного, приятного тут все равно мало. Я не падал духом - и не такое бывало. Выпил чашку зеленого чая перед сном, зажег припасенные когда-то "на всякий" свечи, взял с полки первую попавшуюся книжку - это оказалась "Приключения Тома Сойера". Что-то кольнуло в груди, но я открыл первую главу и уснул, не дойдя даже до второй.
Наслаждаться отпуском мне оставалось еще 4 дня, вместе с выходными, а с понедельника снова предстоит погрузиться в офисный мир скучной, но достаточно оплачиваемой работы. Проснулся я раньше обычного; за окном едва рассвело, и октябрьский дождь мерно отстукивал свой марш. Я широко зевнул. Впереди целый день безделья, и чего в такую рань делать? Я решил поспать еще, может, даже до полудня, если повезет. Уже проваливаясь в дрему, я услышал тихий стук в дверь моей комнаты и глубокий мужской голос из-за двери спросил:
И снова тихий стук.
В этот раз я проснулся быстро. Вставать с кровати не спешил, но мои глаза были широко распахнуты, а от затылка до лопаток скользнул холодок. Я молчал и пытался соображать - кто, откуда, вообще как? Какой-то шиз пролез в квартиру? Розыгрыш от Юльки?
- Не ходишь ты в церковь, вот и липнут к тебе несчастья! - ба строго отчитывала меня. - Перекрести дверь, сразу поймешь, что помогло.
Я осторожно встал с кровати, стараясь не издавать звуков. Понятно, что дверь в комнату не заперта, и кто бы там ни был за дверью - спокойно может войти внутрь. Но ведь почему-то он этого не сделал? Не знаю, для чего, но я решил вступить в диалог.
- ВыхОдите из квартиры, затем спускаетесь вниз, из подъезда налево, через дорогу, и метров 100 направо, там увидите.
Абсурдность диалога немного притупила страх ситуации. "Перекрести дверь, кому сказано?" - бабушка была непреклонна. Я, на ходу вспоминая, как складывать пальцы, все-таки осенил дверь крестным знамением и прислушался в ожидании.
Последовал сильный удар в дверь, чудо, что она из петель не вылетела.
- Открой. - все тот же голос из тихого и немного робкого стал звучным и властным. Почему-то ему очень хотелось подчиниться, и к своему удивлению я практически не находил в себе сопротивления.
Медленно шагая к двери, я все же перекрестился, и стало легче сопротивляться.
Я остановился на полпути и прислушался. Было тихо. Может, шестым чувством, может, еще как-то - я прямо-таки чуял, что этот визитер и тот, кто приходил в моем детстве - один и тот же... человек? Едва ли просто человек. Простояв так еще минут десять, периодически что-то спрашивая вслух и не получая ответа, я подумал, что, скорее всего, он ушел, и рискнул открыть дверь. За дверью меня встретил пустой коридор.
После этого случая на какое-то время все постепенно наладилось. На всякий я освятил квартиру, а Юльке не стал ничего рассказывать - не поверит, а если поверит, так бояться сильно будет. Ни к чему это, тем более жизнь понемногу вошла в привычное русло.
Где-то в середине следующего отпуска, летом, я получил короткое смс от шефа: "Мы закрылись, можешь не приходить." Это было очень внезапно - дела у фирмы шли вроде как хорошо, сверху никто не давил. Я решил позвонить шефу, однако он только сухо все подтвердил и бросил трубку. Остался неприятный осадок, но - я снова не падал духом. Где наша не пропадала? Юля отнеслась с пониманием. Был конец лета: мы съездили с ней на море, а потом я принялся искать новую работу; у Юли тем временем начался предпоследний семестр. Я был полон сил и энтузиазма, хорошо отдохнув, но с работой упорно не ладилось. Мои отклики упрямо даже не смотрели, как будто я в какой-то шэдоубан попал. Даже заново регистрировался на сайтах, заново создавал резюме - все по нулям. Мистика какая-то. Начал искать через знакомых, хотя бы временно куда-нибудь - так я рассуждал. И случилось чудо - бывший однокурсник предложил подработку в своей фирме, пока на полставки, а там видно будет. Буквально через пару дней я вышел на работу, и все как будто бы снова начало налаживаться, но не тут-то было. В один из выходных, холодных дней мы с Юлькой собирались просто поваляться у меня дома, посмотреть какое-нибудь аниме или сериал с пиццей. Проснувшись, я первым делом взял телефон, чтобы пожелать ей доброго утра, но не успел - она написала первой: "Доброе утро. Я не приеду". Возможно, иногда я излишне чувствительный - не то что бы мне часто об этом говорили, но и сам я к такому выводу тоже приходил. Сразу почувствовал холод от этого сообщения, и понял, что что-то случилось. Разумеется, попытался узнать в чем дело, но... "Я думаю, я вообще больше не приеду, и нам не стоит общаться больше. Прости, дело во мне. Уверена, у тебя все будет хорошо". Не буду утомлять подробностями этого разговора и последующего выяснения отношений. Скажу только, что это - то, что по-настоящему меня надломило. Весь мой оптимизм и несгибаемую, как мне казалось, волю, будто что-то сломало изнутри, и теперь это все не работало, как положено. В лучшем случае в половину мощности. Наверняка многим знакомо это состояние - кажется, что погасло солнце, что мир рассыпался, что потерян ориентир и прочие подобные эпитеты. И я погрузился в это с головой, не находя для себя соломинки. Все бы ничего, однажды я бы оправился и снова широким шагом отправился бы к светлым видам на не менее светлое будущее. Но именно в тот момент я снова потерял работу - фирма однокурсника попала в какую-то нехорошую историю с налогами, и меня вежливо попросили. Я снова остался без работы, теперь еще и без денег и совсем один.
- Да нуууу тебя. Где наша не пропадала? - образ деда в голове залихватски подмигивал.
В этот же период вернулся мой старый и, к сожалению, знакомый. Казалось, в этот раз он решил взяться за меня всерьез. Сначала я увидел его на улице, на остановке. Был декабрь, валил снег, и я прятался под козырьком в ожидании своего автобуса. Он выглядел как обычный, умеренно пьющий мужик - темные, растянутые джинсы, черная, замусоленная куртка и шапка-гандонка, под которой среди темных мешков блестели глаза. Ногами в грязных, стоптанных ботинках он переминался, будто замерз. Видя, что он мне что-то говорит, я вынул один наушник и вопросительно посмотрел на него.
- Я говорю, спасибо, что подсказал, где остановка. Ты же домой? Поедем вместе.
И он широко улыбнулся. Улыбка у него была какая-то ну очень широкая, зубы были крупными, как у лошади, и местами черные, местами буро-желтые. Десны кровоточили. Я узнал его голос. Это он был за моей дверью тогда, а теперь стоит передо мной, буквально в метре, и доброжелательно улыбается своей мерзкой улыбкой. Несмотря на мороз, меня прошиб пот. Недолго думая, я развернулся и просто побежал. Метров через 50 оглянулся - он стоит на остановке и машет мне вслед рукой. Домой я пришел поздно - тогда, днем, я побежал в другую сторону, и, сделав крюк, я дошел домой пешком. Смертельно устал и прилично замерз: хоть меня и посещали мысли о том, что он может караулить меня у подъезда или вообще у квартиры, я настолько хотел попасть в тепло и хоть немного передохнуть, что не обратил на эти тревоги никакого внимания.
Дальше - больше. Я стал замечать его в окне проезжающих машин или автобусов - он неизменно неприятно улыбался и махал мне рукой. Я решил сначала, что я все-таки немного поехал головой на фоне стресса и разыгравшихся воспоминаний, даже сходил к психиатру и начал пить выписанные им препараты. Видимо, не помогло: в канун нового года я заказал кучу готовой еды к празднику доставкой, так как готовить не было ни желания, ни сил после тяжелой подработки. Мне позвонил курьер - он заблудился.
- Я прошу прощения, вы не могли бы меня проводить?
Сказано это было той же самой интонацией и, разумеется, тем же самым голосом, что и тогда, за дверью.
Я отложил телефон в сторону, вышел на балкон и закурил. Пачка сигарет валялась на холодильнике уже несколько лет - тогда я бросил курить, но не выкидывал пачку. Во-первых - на всякий случай, а во-вторых - я тренировал таким образом силу воли, по типу - вижу, но держусь. Странно как-то выходило - неужели и правда кто-то там, на далекой звезде увидел тогда меня, мелкого пацана, и вот так среагировал? Бред какой-то. Я не знал, как это все прекратить. Мне не к кому было обратиться за помощью - со временем друзья юности пропали с радаров, заведя свои семьи. Родных у меня не осталось, Юлька - и та ушла. И вряд ли кто-то в это поверил бы. За неполный декабрь я успел побывать и в церкви, и у гадалки, и у психиатра - и в итоге я там, где я есть. Да и зачем прекращать? Я чувствовал, как усталость придавила меня бетонной плитой вниз. Безумно устал справляться, и безумно устал бегать от этого "знакомого". Я в очередной раз вспомнил тот летний вечер с дедом, и как я подумал тогда о Дарте Вейдере. Если и так, то наверняка и Скайуокер там найдется. Докуривая, я перезвонил "курьеру". Трубку сняли моментально.
- Да-да?
- А вы где сейчас?
- А я у вас прямо за дверью.
- Ок, сейчас открою.
Автор: gt gt
Подростковый рай
Динамичная, с атмосферой 90-х, грустная и достойная вашего прочтения паста.
Он сделал шаг в чарующую темноту прошлого. Дверь закрылась за его спиной, оставив один на один с квадратом света под потолком.
«Навсегда»
Время чтения: ~ 30 мин.
КРИПОТАНавсегда
17 ноября 2023 от @creepy_firsthorror
Стас помнил ее в мельчайших подробностях — дверь в пристройку около школы.
Она была деревянная, обитая с двух сторон неровными листами металла. Всюду торчали шляпки гвоздей (сейчас уже покрытых густой ржавчиной), кое-где гвозди свернулись, сделавшись похожими на высохших червячков. Дверь покрасили зеленой краской, оставив по углам светлые разводы от широкой кисти. Краска за двадцать лет выцвела, приобрела желтоватый оттенок, вздулась морщинистыми пятнышками и местами осыпалась.
Раньше наверху висела прямоугольная табличка, на которой было написано: «Секция по боксу». Никакой секции на самом деле там никогда не существовало. За дверью находился локальный подростковый рай.
Стас понял, что разглядывает белое пятно на месте таблички. Только сейчас до него дошло: он совершенно не понимает, что здесь делает. Каким ветром судьбы его вообще сюда приволокло?
Он отошел на несколько шагов, осмотрелся. Старая закрытая школа. Заиндевевшие ступеньки. Заколоченные двери и выбитые окна. Сетчатый забор, заклеенный афишами — с внутренней стороны были видны только кляксы клея на белой глянцевой поверхности.
В голове медленно рассеивался туман. Стас вспомнил, что получил письмо, а затем, будто обезумевший, спешил на Московский вокзал, покупал билеты и почти сутки ехал из Питера на поезде. В Мурманске прямо у платформы подхватил таксиста и за две тысячи примчался в этот крохотный и богом забытый городок на краю Кольского полуострова. Городок, где Стас родился и прожил шестнадцать лет.
Воспоминания.
Стас запустил руку в карман брюк, выудил легкий бумажный конверт, повертел его (тысячу раз уже, наверное, вертел), отогнул надорванный лохматый край, вытащил письмо. Всего одна страница в клеточку, а текста на ней — несколько предложений. Размытая губная помада внизу. Наташкина помада, чья же еще? И почерк ее. Невероятно, но факт.
Письмо принес курьер. Позвонил в полседьмого утра в дверь — настойчиво и терпеливо. Оглядел сонного Стаса от старых тапочек до короткого ежика волос, сказал:
— Это от кого? — пробормотал Стас.
Курьер пожал плечами и был таков.
Обычно в полседьмого утра курьеры к Стасу не заглядывали. Да что там, последний раз он получал письма лет десять назад, когда еще была жива мать. С тех пор даже по телефону ему звонили исключительно из банка или по работе, а смски приходили только рекламные.
И вот конверт.
Сначала увидел фамилию отправителя — Егорова. Потом имя — Наталья. Нахмурился (бывают же совпадения), пробежал взглядом по адресу. Тут уже кольнуло в душе. Он вспомнил тот самый день, когда виделся с Наташкой в последний раз. Почувствовал холодные капли дождя на коже, запах горячего мокрого асфальта и пыли. Еще вспомнил вкус ее губ. Сладкий. Эхо голоса, когда она шептала на ухо:
— Это странное слово «навсегда».
Двадцать пять лет прошло с тех пор. Стас не был уверен, что сможет с точностью сказать, какого цвета были Наташкины волосы. Но тот самый поцелуй… те самые слова, которые она прошептала на прощание...
Трясущимися руками Стас вскрыл конверт, уронил его под ноги, развернул лист бумаги, и первое, что увидел — нежные очертания ее губ в розоватом отпечатке губной помады. Долго разглядывал, не в силах ничего понять. Перевел взгляд на первые строчки.
«Здравствуй…»
Мысли в голове были лохматыми, как край конверта. Всего двадцать минут назад Стас вышел из такси и направился по тропинке в сторону школы. Под ногами хрустела галька. Прохладный осенний ветер забирался под куртку. Стас знал в этом городе каждую подворотню, каждый подъезд и закоулок. Он мог дойти от продуктового магазина «Нерпа» до школы с закрытыми глазами. Но тут почему-то споткнулся, болезненно ударил мизинец о камень и остановился. Около серых панельных пятиэтажек за волнистые изгибы сопок заходило багровое солнце. Как в детстве. Много лет назад из детской комнаты Стаса был хорошо виден закат. Стас любил забираться на подоконник с ногами и, обхватив колени, смотреть, как солнце медленно ускользает за холм. Сходство с картинкой из прошлого так поразило Стаса, что он несколько секунд тер виски (все еще спрашивая сам себя — как я тут очутился?), а потом перевел взгляд на дверь в пристройку.
Она даже без таблички «Секция по боксу» казалась точно такой же, как прежде. Подумаешь, немного облупилась и вылиняла краска. Стас взялся за ручку, потянул. Дверь со скрипом приоткрылась. В образовавшемся проеме затрепетали обрывки паутины, пахнуло холодом и слякотью — совсем не детскими воспоминаниями. Показалось даже, будто что-то заворочалось в темноте, а потом из проема выпорхнул крохотный красногрудый снегирь. Он метнулся в сторону, взвился под козырек школьного крыльца, в невероятном пируэте изменил траекторию и был таков. Стас непроизвольно взмахнул рукой с конвертом, и бумага жалобно хрустнула, складываясь пополам.
Стас раскрыл дверь шире — ее заклинило где-то на середине — и протиснулся внутрь. Под ногами захрустело стекло. Почти весь коридор занимал старый грязный матрас в окружении пустых пивных бутылок. Единственное окошко на улицу под потолком, будто штора, занавешивала паутина. Стены были исписаны, и среди подростковых каракулей слово «сосет» оказалось самым безобидным. На двери в конце коридора кто-то, безусловно, талантливый нарисовал гигантский красный член в пиджаке и при галстуке. Надпись внизу гласила: «Привет девяностые».
В девяносто первом году в полуподвальном помещении у школы, за дверью с табличкой «Секция по боксу» появился видеосалон. Ходили слухи, что это директор привез из-за границы японский видеомагнитофон и кучу кассет. В помощники он взял физрука дядю Егора, который оборудовал зал — расставил в семь рядов стулья, повесил под потолком телевизор, туда же запихнул подмигивающий красной лампочкой видеомагнитофон. Еще дядя Егор сидел на кассе, продавал билеты, рассказывал, что за фильмы будет сейчас показывать, и гонял малолеток. Дядя Егор обожал фильмы, особенно с Брюсом Ли.
Физрук был лысеющий мужчина с темными мешками под глазами, с золотыми зубами и широким морщинистым лбом. Он всегда носил спортивный костюм, а на шее — свисток. Дядя Егор любил свистеть им три раза перед началом сеанса, прикрикивая в черноту зала: «Как в театре, ля… Сидим и не жужжим!». Смеялся дядя Егор противно, повизгивающим смехом, будто захлебывался воздухом.
Сейчас Стас был готов поклясться, что слышит эхо этого смеха. Слабые отзвуки его зародились внутри головы, расползлись по сырым стенам коридора, отразились от осколков стекла, покрывающих пол и грязный матрас.
Их-их-их-их.
Стас взялся за фанеру и принялся ее отдирать. Угол фанерного листа изогнулся и лопнул с сухим треском, выпуская свет острым клином в коридор. Закружились встревоженные пылинки. Стас отломил большой кусок и швырнул его в сторону.
— Здарова, корова! — подмигнул дядя Егор. Он сильно постарел за это время, облысел окончательно, потерял золотые зубы, обзавелся еще более глубокими морщинами и темными пятнами, облепившими лоб. На нем был такой же спортивный костюм, как и много лет назад, а на старческой шее в складках темной кожи на шнурке висел потертый до блеска свисток.
Холодные и влажные пальцы дотронулись до его кисти. Дядя Егор взял деньги. Подмигнул:
— Думаешь, брат, удивил вопросом? Я тут фильмы показываю. Кручу на видике по две трехчасовые кассеты за раз. Для желающих.
— Вас же закрыли.
— Кто б посмел! — отозвался дядя Егор. — Все в порядке, Стасян. Не парься.
— А вы… — Стас запнулся, мимолетно отметив, что дядя Егор назвал его по имени. Показал физруку конверт. — Вы не в курсе, что это такое может быть?
— В курсе, конечно. Это, брат, письмо твоей юности. — Дядя Егор тяжело поднялся, щелкнул выключателем чайника. Достал откуда-то граненый стакан и наполнил его кипятком. Потом запустил руку глубоко в карман, выудил пакетик кофе, надорвал край и высыпал содержимое в кипяток. — Письмо юности, брат.
…и какого черта я вообще здесь нахожусь?..
— На сеанс опоздаешь, идиот, — буркнул дядя Егор, размешивая кофе в стакане указательным пальцем. — Деньги-то заплочены.
Стас закивал, будто действительно собирался идти в кино. Направился к двери, давя ботинками куски штукатурки и осколки стекол. Из-за двери слышались какие-то звуки. Он взялся за ручку и потянул. Дверь приоткрылась на удивление легко. Звуки сделались четче. Играла музыка. Гнусавый переводчик из прошлого сбивчиво и бегло читал текст. Где-то скрипнул стул, кто-то негромко, но отчетливо захихикал.
Заглядывая внутрь, Стас уже знал, что там увидит. Вернее, он вспомнил — темный зал с рядами стульев. Телевизор под потолком. Две старые колонки на столе, откуда с грохотом льются звуки. Мальчишеские головы над стульями. Возня. Хихиканье. Блеск фонарика.
Невероятно.
Он сделал шаг в чарующую темноту прошлого. Дверь закрылась за его спиной, оставив один на один с квадратом света под потолком.
∗ ∗ ∗
В девяносто третьем году родители Стаса решили переехать жить в Питер. Папу заманивали переходом на более высокую должность. Грех было не согласиться, тем более что с будущим крохотного северного города все обстояло довольно туманно. Тут мир вокруг рушится, что уж говорить о забытых всеми городках.
Стас и рад бы был уехать, но Наташка — любимая Наташка — оставалась здесь. Он обещал ей, что приедет при первой же возможности, что будет много писать, и как только поступит в училище, то сразу же приедет за Наташкой и заберет ее к себе. Наташка мягко соглашалась на все его предложения. В какой-то момент он даже сам стал верить, что все будет хорошо. Потом, правда, понял, что дело в Наташке. Она хотела, чтобы последние недели их первой влюбленности прошли как можно безболезненней. Оттягивала расставание. Ничего не обещала, но и не отказывала. Стас до последнего не замечал, как исчезают дни, как стремительно подбирается дата переезда.
Стас обожал, когда они с Наташкой садились бок о бок, задевая друг друга локтями, упирались спинами в стену. Вокруг них была чернота, а перед глазами — блеск телевизора. Стас чувствовал Наташкино дыхание, ощущал прохладу ее кожи (когда будто невзначай дотрагивался), а еще он мог незаметно поцеловать ее в ухо или в шею, уверенный, что никто вокруг не видит. Другим подросткам в самопальном игровом зале вряд ли было дело до двух влюбленных.
Однажды она спросила, не отрывая взгляда от экрана:
— Ты никогда не задумывался, почему в фильмах постоянно оправдывают всяких отрицательных героев?
— Я про фильмы вообще, — продолжала она, ловко вдавливая кнопки джойстика. Надо отдать должное, Наташка умела играть в приставку не хуже любого парня в школе. — Всегда есть какое-то оправдание. Например, в человека вселился демон, и человек начал убивать. Ну, не виноват он. Его как бы подчинили себе, да? Или злые души начинают нашептывать что-то, и герой сходит с ума. Как в «Сиянии». Он же, по сути, сам бы никогда не убил. Его заставили. Показывают так, будто есть оправдание. Будто эти люди не просто так захотели убивать, а их склонили.
— Думаешь, акулу из «Челюстей» тоже склонили?
— Ага. Она из-за голода убивала. С животными вообще все просто. Я про людей. Мы подсознательно стараемся оправдать злодея, понимаешь? Каким бы он маньяком ни был, все равно в фильме есть мотивы и обстоятельства, которые подталкивают его к убийствам. Проблемы в семье, детские обиды, унижения одноклассниками, ну, много всего.
Стас не понимал, к чему она ведет, поэтому кивал, продолжая играть. Супербосс никак не желал умирать.
— Интересно, существуют ли в реальной жизни маньяки, которые убивают просто так? Ну, потому что им хочется. Без всякой причины.
— Всегда убивают ради чего-то. Или кого-то.
— Вот и я об этом думаю. Никто не рождается с желанием убивать. А, значит, любого злодея можно оправдать с точки зрения общества. Его заставили.
∗ ∗ ∗
Стас вспомнил этот разговор с такой ясностью, будто только что поставил игру на паузу и вышел посмотреть фильм.
Надпись на витрине: «Прачечная»
Послушай, Джо, я не думаю, что это хорошая идея
На стульях никто не сидел. Стас подошел к одному, обнаружил вмятину на мягком сиденье, еще не успевшую распрямиться. Кто-то шикнул:
— Не мешайте!
Стас вытянул шею, пытаясь различить хоть кого-то, но успел заметить только блики фонарика.
Я много раз бывал в этом отеле
Капрал, позвольте вас представить
Его мамаша никуда не делась
По затылку пробежали холодные мурашки. Стас почувствовал зарождающийся в груди страх — то самое состояние, когда ноги делаются ватными, руки безвольно повисают вдоль тела, а сердце начинает колотиться в груди, будто перепугавшийся снегирь. Воспоминания закружились в голове, выплывая из потока мутных и лохматых мыслей.
Почему ты решил, что это письмо от девушки, которая пропала много лет назад?
Разве она не говорила тебе? Не рассказывала о своей бабушке?
А почему ты уехал? Сопливый маменькин сынок!
— Господи! — Стас вздрогнул, перевел взгляд на телевизор. Голос Володарского сделался тише, перешел в невнятное бормотание. Серая рябь на экране завораживала.
Тогда Стас бросился вдоль рядов, опрокидывая стулья, к двери во вторую комнату. Сердце заколотилось еще сильнее. Ему показалось, что в спину кто-то смотрит. Стас обернулся. Он знал, кого там увидит.
Наташку.
Но в зале было темно и пусто. Из темноты сказали:
— Не мешай смотреть, козлина!
Наташка проводила здесь все вечера. Ей попросту некуда было идти.
Стас толкнул плечом дверь и ввалился внутрь игрового зала.
∗ ∗ ∗
Конечно, он вспомнил. Как вообще можно забыть такое?
Идиотское правило жизни — с каждым годом воспоминания тускнеют, стираются, будто буквы на бумаге, исчезают. Проходит десяток лет, и уже не вспомнить, как выглядели лица твоих одноклассников. Еще десять лет, и из памяти вычеркнуты имена, фамилии, адреса. К старости воспоминания становятся похожи на невзрачных рыбешек на мелководье; выуживаешь их с радостью младенца и не понимаешь, что всем на них наплевать.
У Наташки не было матери. Она умерла при родах. Отец привез из какого-то южного города свою мать — тучную пожилую женщину с огромным задом и сросшимися бровями. С Наташкиных слов выходило, что была она дурой, которая закатывала истерики по любому поводу. Бабушка визгливо кричала на Наташкиного отца:
— Я тебя вырастила! Я ради тебя сквозь огонь и воду! А ты, ты, сучонок этакий!..
А на саму Наташку вопила:
— Мелкая стерва! Знала бы ты, сколько нервов я на тебя угробила!
Бабушка жила с мнением, что если бы не она, то ни папа, ни Наташка не выжили бы в этом суровом мире. Она постоянно варила бульоны на мясе, от которых в кухне стоял приторный запашок, а стекла на окнах запотевали. На столе неизменно стоял чайных гриб в трехлитровой банке, и Наташка не садилась обедать, пока не выпивала стакан. Бабушка была уверена, что от телевизора, магнитофона, жвачек, джинсов и уж тем более от шоколада одни проблемы. Вредные излучения, слишком много сахара, ну и так далее. Поэтому в Наташкиной семье налегали на сырую тертую морковь, редис в масле, настойки из сока свеклы. Одежду Наташка носила ту, которую покупала ей бабушка (за очень редким исключением). Радио считалось устройством разрешенным, оно работало сутки напролет. В шесть утра Наташка просыпалась в своей комнате под звуки гимна. В такт торжественной мелодии скрипели пружины на диване — пробуждалась бабушка, которой предстояло поставить на плиту мясной бульон, натереть морковку, погладить Наташкину школьную форму (не беда, что форму отменили несколько лет назад), сварить папе несколько яиц и процедить два стакана грибного чая.
— Она вообще чокнутая, — рассказывала как-то Наташка, когда сидели вдвоем перед телевизором в игровом зале и пили на двоих «Юпи». — У нее что-то там в голове провернулось за последние десять лет. Считает себя чуть ли не спасителем. Будто бы папа вообще ничего не умеет, а она приехала и вытащила нас из пропасти.
— А это не так? — спрашивал Стас. — Она же у тебя вроде мамы?
— Я не знаю, как ведут себя мамы. А бабушка сбрендила. У нее все по расписанию. Меню на неделю, как в столовой, представляешь? Макароны с сахаром на завтрак в понедельник, омлет с молоком на ужин в четверг, всякая другая фигня. Во вторник я должна надевать красные носки, а в среду — белые. У папы галстуки тоже по дням недели висят в шкафу. Если он наденет другой, то бабушка закатывает истерику. Опять про то, как она жизнь на нас положила, ради нас живет и все такое. А костюмы у папы висят в целлофановых пакетах, чтобы дольше служили.
— Вы не пробовали отправить ее обратно, откуда привезли?
— Папа целыми днями работает. Бывает, по вечерам тоже уходит, и до утра его нет. Я думаю, он трахается с кем-то. Нашел себе симпатичную и сисястую.
Хорошо, что в темноте не было видно, как Стас покраснел.
— Ему-то вообще хорошо, — продолжала Наташка. — Готовить не надо, стирать и убирать тоже. Послушает иногда бабушкины истерики и снова уходит. А на меня наплевать. Я уже скоро вырасту и сама решу, что делать.
— Поэтому ты здесь все время проводишь?
Стас не спорил. Последние три месяца они каждый вечер смотрели фильмы и играли на приставке. Он сдавал бутылки, чтобы наскрести денег на очередной сеанс, а еще научился виртуозно клянчить у родителей на книжки, благо, они так и не заметили, что книг у Стаса в комнате не прибавлялось.
Наташка могла просмотреть четыре фильма подряд. Стас любовался ее профилем, освещенным бледным светом экрана. Чуть вздернутый носик, большие ресницы, тонкие губки. А после фильмов они переходили в игровой зал и играли до тех пор, пока дядя Егор не свистел в свисток три рада и не орал из коридора:
— Это странное слово — «навсегда».
∗ ∗ ∗
В одном из старых писем Наташка писала о бабушке.
Писала, что та совсем сбрендила. Заставила выбросить старую обувь и купила всем одинаковые ботинки и туфли. Темно-серого цвета. Это был цвет спокойствия, говорила бабушка, а в нашей семье необходимо быть предельно спокойным. Когда Наташка заявила, что не выбросит свои голубые туфли на молнии, бабушка взяла ножницы и изрезала туфли в лохмотья. Одной рукой бабушка не давала Наташке приблизиться, а второй щелкала ножницами
щелк-щелк!
распарывая ткань, ломая молнию. Седые волосы сползли ей на лоб и на глаза, на висках пульсировали вены.
«Я ее ненавижу! — писала Наташка. — Когда-нибудь убью и закопаю!»
В том же письме она сообщила, что даже папа не выдержал. Он назвал бабушку дурой и ушел, хлопнув дверью. Спустя десять минут Наташка выскочила за ним следом, намереваясь больше никогда не возвращаться.
В игровом зале работали телевизоры. На трех из них по экрану бежала серая рябь. На четвертом одинокий танчик героически защищал орла в кирпичном квадрате. По залу разносился монотонный звук, имитирующий работающие гусеницы.
Стас различил в темноте приставку «Денди» с вставленным в нее желтым картриджем. Один джойстик валялся на краю табуретки, шнур от второго тянулся куда-то в сторону, и Стас проследил его глазами. У стены на куске тряпки сидела, поджав ноги, Наташка. Та самая Наташка из прошлого — семнадцатилетняя, светловолосая, с чуть вздернутым носиком и большими глазами. Сидела, закусив нижнюю губу и держа в руках джойстик.
— Привет, — сказала она, не отрывая взгляда от экрана. — Я думала, ты никогда не приедешь. Думала, не увижу больше.
— О господи, — шепнул Стас.
Внезапно он ощутил себя чрезвычайно, необратимо старым. Ему недавно стукнуло сорок два. Годы проредили его шевелюру, изрезали легкими морщинами лицо, округлили живот. Появилась одышка, замучила изжога, постоянно кололо в печени, а еще по вечерам дрожали от усталости кончики пальцев.
И вот он стоял перед молодой Наташкой, в которую был влюблен все это время, образ которой хранил в памяти, и чувствовал, что жизнь изменила его навсегда.
Она усмехнулась, поставила игру на паузу и в наступившей внезапно тишине с грохотом отбросила джойстик в сторону. Легко поднялась:
— Я очень по тебе скучала все это время. Размышляла, написать или нет. Пригласить ли.
— А почему не писала раньше? — Стас увидел, что одета Наташка была в свои любимые старые джинсы и рубашку в клеточку, которую завязывала узелком на пупке, как героиня сериала «Элен и ребята».
— Боялась разрушить твою жизнь.
— Какая там жизнь… Баловство одно.
— Нет.
— Дети?
— Не случились.
— Скучаешь по прошлому?
Он пожал плечами:
— Странно все это.
— Ничего странного. Помнишь, мы говорили друг другу, что останемся вместе навсегда? Так вот, я решила, что это «навсегда» уже пришло. — Наташка протянула руки. — Давай обнимемся, что ли. Как в старые добрые времени.
— Я не понимаю. Почему ты не изменилась? Почему ты здесь? Почему не ответила на мое письмо, а теперь вот зовешь сюда, в старый заколоченный видеосалон. Он же не работает, верно? Давным-давно не работает…
— Ты ошибаешься.
— Видеосалон работает, — ответила Наташка. — Можем посмотреть «Техасскую резню бензопилой» или «Хэллоуин». Двести пятьдесят рублей…
— Что, блин, происходит?
— Я скучала по тебе. Поэтому решила написать письмо. Я гадала, что будет, если ты приедешь. Понимаешь, если бы ты не приехал, если бы у тебя было все хорошо, и ты бы подумал, что письмо — это просто чей-то розыгрыш, я бы смирилась и еще сто лет проходила эти хреновы уровни в «Танчиках». А что делать, если ты будешь вот так стоять здесь? Я не ожидала. Не верила в такое счастье. Я ведь хотела остаться с тобой навсегда. С того самого вечера.
— Глупый, — отозвалась Наташка и вдруг неуловимо быстро оказалась рядом со Стасом. Он заметил, какая нежная и молодая у нее кожа. Уловил легкий аромат духов. — Я бы с радостью написала, если бы могла. Но обстоятельства изменились.
Наташка положила руки Стасу на плечи и заглянула ему в глаза. Взгляд ее заставил Стаса задрожать — от жгучего желания прикоснуться губами к ее молодым губам.
Она проговорила:
— Я все расскажу, — и поцеловала Стаса так сладко, что он едва не потерял сознание.
∗ ∗ ∗
Чем больше бабушка сходила с ума, тем чаще отсутствовал папа. Иногда его не было по несколько дней, и жизнь один на один с бабушкой делалась невыносимой. Наташка предпочитала возвращаться домой из видеосалона поздно, когда бабушка уже спала.
Папа приходил молчаливый и спокойный, подолгу лежал на диване в зале и смотрел телевизор, ни на что не реагируя. Послушно ел кашу из вареной тыквы и выслушивал причитания своей матери о том, какая Наташка растет неуправляемая, и что с этим надо делать. Бабушка считала, что Наташка вырастет или проституткой, или наркоманкой. Мнения самой Наташки при этом никто не спрашивал.
Потом папе надоедало, и он снова уходил, чтобы успокоиться. Наташка часто уходила следом. Он мечтала подойти к папе на улице и предложить ему вдвоем сбежать из городка, оставив бабушку. Однажды она даже едва это не сделала. В тот вечер она шла позади папы метрах в тридцати и, вдруг решившись на разговор, начала ускорять шаг, чтобы догнать его. Но когда Наташка была так близко, что могла взять отца за руку, тот неожиданно свернул в какую-то подворотню и растворился в темноте. Она последовала за ним, еще ни о чем не подозревая, но уже твердо решив проследить за папой до конца. Заметила, как он исчезает за следующим поворотом. Догнала, стыдливо прячась. Папа выныривал из одной подворотни и исчезал в другой. Петлял, бродил кругами, торопливо проходил мимо освещенных подъездов и старался избегать фонарей. На улице наступила ночь, папа кружил по городу уже второй час. Наконец он остановился у недостроенного здания спортивной школы, постоял немного, запустив руки в карманы, и зашел внутрь. Наташка, недолго думая, поспешила следом. Она часто играла тут с подругами в прятки, поэтому знала лабиринты недостроенных секций и залов наизусть.
Где-то в темноте заблестел огонек зажигалки. Наташка ориентировалась по нему. Она слышала, как папа идет впереди.
В какой-то момент стало светлее, зажигалка погасла. Наташка видела папин силуэт. Она шла осторожно и тихо, чтобы отец ее не заметил. Она не знала, что он тут делает и зачем пришел, но понятно же было, что просто так люди на заброшенные стройки не забираются.
Свет сделался ярче. Наташка различила бетонные стыки подвального помещения — небольшого закоулка, из которого был только один выход. На низком щербатом потолке раскачивалась электрическая лампочка. У одной из стен сидел подросток. Наташка его узнала, это был парень из девятого класса, он отлично играл в баскетбол. Мальчишка был обнажен по пояс, руки и ноги смотаны веревкой и завязаны между собой в смыкающий узелок спереди. Рот заткнут тряпкой. Левый глаз разбит и набух. Струйка крови текла по щеке к скуле.
Папа сказал:
— Пожалуй, ты будешь пятым.
Он произнес это с небрежностью и даже ленцой в голосе. Будто расставлял на полке книги и решал, куда же поставить томик Эрла Стенли Гарднера.
Вот только дальнейшие его действия не отличались небрежностью и ленью.
Папа достал из кармана нож с откидным лезвием. Дома он этим ножом срезал с сала корочки, которые так любила грызть Наташка.
Папа нажал на кнопку. Лезвие бесшумно выскользнуло.
Папа взял подростка за волосы и несколькими быстрыми движениями срезал с его лица кожу. Он провел лезвием по часовой стрелке — по лбу, по щеке и скуле, под подбородком, по другой щеке. Будто счищал кожуру с апельсина. Брызнула кровь. Парень задергался, замычал истошно, до хрипа, захлебываясь криком.
Папа взялся пальцами за надрез над глазами и рванул кожу вниз.
От чавкающего, рвущегося звука Наташка вскрикнула. Вдруг скрутило живот, и ее стошнило. Перед глазами поплыло. Выпрямившись, она увидела, что папа смотрит на нее. В его глазах не было удивления или растерянности. Это был взгляд того самого папы, который приходит домой и валяется на диване перед телевизором. Того папы, который ест морковку и не обращает на бабушку внимания. Папы, которому всё равно.
Тогда Наташка бросилась бежать. Во рту было кисло от рвоты, в животе кололо. Казалось, что она слышит за спиной хриплое дыхание отца.
Наташка выскочила на свежий воздух, ветер обжег ее разгоряченные щеки. Она бежала без остановки несколько кварталов, не оглядываясь и стараясь не думать о том, что папа может ее догнать. На глазах навернулись слезы. В какой-то момент она споткнулась и упала, содрав в кровь колени. Поднялась, побежала дальше, прихрамывая. В какой-то момент оказалась около школы и свернула к пристройке, к двери с надписью «Секция по боксу». Не раздумывая, почти не отдавая себе отчета в своих действиях, купила билет в видеосалон, прошмыгнула в темноту зала. Сеанс уже шел. Людей было немного, несколько рядов стульев пустовало. Здесь Наташка чувствовала себя в безопасности. Не первый год она прятала в видеосалоне свои несчастья. Тут можно было успокоиться и все хорошенько обдумать.
Наташка смотрела в телевизор, не понимая, что за фильм там идет. Был бы здесь Стас, он бы решил проблему. Он бы подсказал, как быть.
А ведь она до сих пор не ответила на его письмо…
Внезапно где-то сбоку вспыхнул тонкий луч фонарика, забегал по залу, кого-то выискивая. Наташка подавила острое желание вскочить и броситься прочь из видеосалона.
Мало ли кого могут искать в этой темноте?
Свет фонарика погас. С экрана гнусавый голос сказал:
— Мне искренне жаль вас!
— Прости меня, пожалуйста, — шепнул в ухо папа. — Я не могу так больше жить. Ты будешь у меня шестой.
Он зажал дочери рот ладонью и воткнул ей нож в сердце — прекрасно зная, где оно находится. Наташка почувствовала солоноватый привкус его потной ладони у себя на губах. Жизнь утекла стремительно, за считанные секунды. Наташка умерла, сидя на стуле в четвертом ряду, все остальные места в котором в тот вечер пустовали.
— Мама рассказала тебе, что в городе исчезло шесть подростков, — шепнула Наташка на ухо. — Так вот, исчезло только пятеро. Шестой жертвой была я. Трупы пятерых мальчишек нашли позже, почти год спустя, в сопках. Их изнасиловали, а с лиц содрали кожу. Смертельные раны были нанесены в сердце — точно таким же ударом, каким убили и меня.
— А директор? — спросил Стас.
— Он попал под горячую руку. Сначала взялись за дядю Егора, ведь это он проводил сеанс, на котором меня убили. Но у него на момент моей смерти было алиби. Поэтому взяли директора. А пропавшие все мальчишки учились в одной школе, и директору уже было не выкрутиться. Правосудию все равно, кого наказывать. Главное, что убийства прекратились.
Она замолчала, ласково перебирая тонкими пальцами волосы Стаса.
— Такой же мечтатель, как и мы с тобой. Вечный киноман и кинолюб. Ждет неприкаянные души и продает им билеты на последние сеансы.
Какая же все-таки Наташка молодая и красивая! Он снова залюбовался легкой прозрачностью ее кожи, тонкими чертами лица, изяществом ее движений. Немного сбивала с толку дыра в рубашке на уровне груди — дыра с лохматыми краями.
— Давай пройдем тот проклятый уровень в «Чипе и Дейле»? — предложила Наташка. — А потом вернемся в зал и досмотрим «Еву-разрушительницу». Фильм — полная чушь, но интересно, чем закончится.
— Всегда готов.
Что-то кольнуло сердце Стаса, когда он садился у стены. Наверное, это игла любви. Та самая, о которой он мечтал много-много лет.
Двое были счастливы и связаны этим странным словом — навсегда.
Автор: Александр Матюхин
Счастливый путь
- Курьерская служба "Счастливый путь", меня зовут Инга, чем могу Вам помочь?
- Здравствуйте... Подскажите, я на Вашем сайте видела набор для мужчины. Хотела бы заказать его в подарок мужу, это возможно?
- Конечно! Подскажите, как могу к Вам обращаться?
- Лика.
- Лика, очень приятно! Подскажите, какой именно набор из представленных Вам понравился?
- Тот, что с кожаным бумажником и ежедневником.
- Отличный выбор! У Вас очень хороший вкус! Подскажите, когда необходима доставка?
- В пятницу утром, в полдень, есть возможность?
- Конечно! Подскажите, куда прислать реквизиты для оплаты?
Завершив разговор с любезной девушкой, Лика откинулась в кресле. Внутри что-то подрагивало, а уж от стоимости подарочного набора хотелось взвыть, но... Лика с любовью посмотрела на Антона, который сидел на соседнем кресле и наслаждался морепродуктами. Этот ресторан был баснословно дорогой, но Лика не стеснялась тратить свои деньги, чтобы побаловать своего молодого любовника.
У них была разница в двадцать лет, и она без памяти влюбилась в Антона. Сама Лика была замужем за бизнесменом Янковским, который владел почти доброй половиной их относительно небольшого города. Лика была красавицей, пусть и третьей женой бизнесмена. В своё время она приложила массу сил и средств, чтобы опутать бизнесмена своими чарами, и на свадьбе с плохо скрываемым торжеством поглядывала на своих завистливых подружек.
Вся жизнь Лики была сосредоточена на собственном благополучии. Она хотела жить хорошо и мечтала о сытной жизни, и именно Янковский стал её счастливым билетом. Хотя и пришлось потрудиться, чтобы избавиться от его второй жены, но это того стоило! Но теперь... теперь она влюбилась! И, понимая, что её молодой возлюбленный не сможет обеспечить ей требуемый уровень жизни, решила избавиться от своего мужа. По брачному договору, если вскроется её измена, то она ничего не получит при разводе! И не взирая на то, что она не работала ни дня, она считала что, за потраченное на Янковского время, ей положена нехилая компенсация. Да, она много приложила сил, чтобы получить заветное предложение. Янковский очень любил свою бывшую жену, да ещё и слух был, что она в положении. Но она неожиданно исчезла, оставив мужу только записку о том, что уходит от него, и Лика вовремя оказалась рядом.
А теперь ещё и появился Антон, который больше походил на греческого бога своей красотой и статью! Он умело околдовал её, и пусть она понимала, что он привык жить за счёт женщин, не жалела никаких денег, чтобы содержать его и удерживать рядом!
А теперь эта служба... "Счастливый путь". Лика никогда не связывалась с криминалом, но эту компанию ненавязчиво посоветовала ей одна знакомая, которая внезапно овдовела. Пусть и вскользь, оговорками, но Лика поняла всё сразу же и попросила визитку этой компании.
Она долго не решалась набрать заветный номер. Но Антон... О, прекрасный мужчина! Он ускорил принятие ею решения. В конце концов, она ведь просто заплатит денег кому надо, и ей ничего не будет! Компания "Счастливый путь" гарантировала конфиденциальность, а с учётом цен на её сайте, Лика в этом не сомневалась. Тем более, деньги у неё были - муж щедро её одаривал и никогда ни в чём не отказывал, в плане денежного содержания. Но она даже не думала о том, что тратит его деньги на его собственное... устранение.
Антон взглянул на неё, и женщина лучезарно улыбнулась, представляя, как будет нежиться с любовником на тёплом песочке. Наверняка ведь никто не подумает на него. Мало ли кому Янковский мог перейти дорогу? Он ведь бизнесмен! Так что, Лика была уверена в собственных силах и нисколько не переживала за свой поступок.
Разве что... Дёргало что-то глубоко внутри, наверное в душе, но она старательно игнорировала это чувство.
Она торжествовала от ощущения того, что в пятницу будет полностью свободна и с внушительным приданным!
Завершив ужин, они страстно распрощались с Антоном, и женщина отправилась домой, пребывая в любовной эйфории.
Жили они с Янковским в его загородном коттедже, и увидев, что нет его машины, Лика окончательно расслабилась. Она лихо припарковалась, чуть не снеся ворота, после чего выпорхнула из машины. Прислуги уже не было, а охрану она ещё утром отпустила, предпочитая жить без соглядатаев. Хотя муж всегда был недоволен этой её манерой, но Лика в ответ только нос задирала.
Мелодично мурлыкая себе под нос какую-то незамысловатую мелодию, прошла в дом, и на ходу разбрасывая свои вещи, отправилась для начала в ванную. Она до сих пор чувствовала на своей коже прикосновения любовника и совсем не хотела смывать их, но... Должен был вернуться муж, поэтому, с разочарованием, в душе она помылась, после чего отправилась отдыхать перед телевизором.
Она даже умудрилась задремать, когда её разбудил звонок в дверь.
Скорчив недовольную мину, она пошла открывать.
Распахнув дверь, она наткнулась взглядом на большой букет из красных роз, что держал в руках молодой человек в красной бейсболке, что была низко надвинута на глаза. Лика удивлённо распахнула глаза, а после радостно разулыбалась, представляя, что этот букет прислал ей Антон. Хотя конечно она прекрасно понимала, что у Антона нет на это денег, и букет скорее от мужа. Радостное выражение медленно сползало с её лица, словно подтаявшая восковая маска. Она подняла взгляд на курьера и замерла, прочитав надпись на бейсболке.
"Счастливый путь".
Она открыла рот, чтобы спросить, но громкий хлопок лишил её этой возможности. Женщина опустила голову, рассматривая расплывающееся алое пятно на своей груди, а после чего рухнула на пол. Последнее, что она запомнила, так это шорох роз и их удушающий запах, когда курьер уронил букет прямо на неё.
А потом сознание Лики навеки померкло.
***
Сергей Янковский находился в своём офисе, разбираясь с внушительной пачкой бумаг, что скопилась за последнее время. Он бросил взгляд на часы и увидев, что почти полдень, подумал о том, что нужно сходить на обед. Заодно, быть может, позвонить жене и осведомиться, чем она занята? Хотя ответ он прекрасно знал.
Сергей Николаевич был умным человеком и сразу заметил изменения в поведении жены. Но ничего делать с этим не стал, прекрасно понимая, что у него у самого желания нет как-то бороться с собственной женой. Любви давно уже не было, да он вообще сомневался, что любовь какая-то была. Скорее минутное помутнение, что позволило Лике с удобством устроиться на его шее.
Он сильно подозревал, что она причастна к исчезновению его бывшей жены, но сколько бы не искал доказательств, прямых найти не мог.
Сейчас пелена с его глаз упала, но он пока не принял решение, что делать с Ликой. Денег ему было не жалко - деньги дело наживное. Но ему хотелось наказать жену за её поведение, но вот как?
Он думал об этом, одновременно разбирая скопившиеся документы, когда в его кабинет постучались. Он отложил бумаги, провел ладонями по лицу, после чего пригласил посетителя войти.
На пороге возникла худая высокая женщина в деловом костюме, и они кивнули друг другу, приветствуя. Женщина плотно закрыла дверь, после чего прошла к столу и изящно опустилась в кресло для посетителей.
- Здравствуй, Жанна. Приятно видеть, что ты цветёшь и пахнешь.
- Сергей, ты как обычно. - Женщина белозубо ему улыбнулась, но её лицо оставалось серьёзным. - Но я тут не для обмена комплиментами. У тебя есть время?
- Для тебя всегда найдётся. - Сергей откинулся в кресле и сцепил пальцы, готовясь выслушать давнюю подругу, а по совместительству и, в некотором роде, свою правую руку.
- Я нашла следы твоей бывшей жены. - Не стала тянуть Жанна, после чего протянула ему планшет. - Здесь последняя запись с камеры наблюдения. Посмотри внимательно.
Сергей забрал планшет и открыл видеофайл. Просмотрев его несколько раз, он положил планшет на стол и провёл обеими ладонями по своему лицу. Вот оно, единственное доказательство, которое он искал! Видеофайл был с камеры, что висела на каком-то мосту. Это произошло глубокой ночью. Перед мостом остановилась машина, которую водила Наташа - бывшая жена Сергея. Из водительской двери вышла Лика - он без труда узнал её даже в тёмном парике, обошла машину и помогла выбраться Наташе с пассажирского сиденья. Наташа едва держалась на ногах, но это не помешало "подруге" усадить её за руль и немного проводить машину. После они исчезли из поля зрения камеры.
- Ты нашла её? - Глухо спросил Сергей, чувствуя с каким сочувствием на него смотрит Жанна. Сам он не мог поднять на неё взгляд.
- Да. Я нашла машину. Там очень мало кто ездит, а машина улетела под мост, поэтому за столько времени никто не смог её найти... Да и кому искать? Там несколько старых ржавых машин лежало, поэтому она не выделялась на общем фоне.
Сергей поднялся с кресла и подошёл к окну, сцепив руки за спиной. Он чувствовал в груди невыносимую боль и старался не показывать дрожащие руки. Он не мог поверить в то, что его бывшая жена... Что с ней такое произошло. Он надеялся на то, что она просто сбежала, как в этом его пыталась убедить Лика, оказавшись рядом в нужное время и говоря нужные слова. Он облизнул губы.
- Серёж, она была там. Я распорядилась перевезти её в морг... пока что. - Тихо продолжила Жанна. - И есть ещё одна новость. Лика звонила в "Счастливый путь". Она тебя заказала.
Она видела, как дрогнули плечи старого друга. После чего он развернулся, и тень боли, что была на его лице, куда-то исчезла.
- Заказала, значит? - Сергей криво усмехнулся. - На мои деньги? Какая... хитрая женщина.
- Твои распоряжения? - Жанна чуть склонила голову на бок.
Сергей немного подумал.
- Она вряд ли знает, что "Счастливый путь" принадлежит мне. Вернее она совсем этого не знает. Неустойку сотрудникам я закрою, но я хочу прислать ей букет из алых роз. Доставьте их сегодня вечером, и пусть вопрос этот будет закрыт.
Жанна кивнула, после чего поднялась. Немного поколебавшись, она подошла к Сергею и осторожно коснулась его плеча. Наверное, она пыталась разделить его боль, помня, как он метался после исчезновения своей бывшей жены, что оставила только лаконичную записку. Сергей улыбнулся старой подруге.
- Я сам займусь похоронами. А ты займись Ликой. Пожалуйста.
После чего он вернулся в своё кресло, и Жанне показалось, что когда она выходила из кабинета, она услышала приглушённый всхлип.
Но ей наверняка всего лишь показалось.
КОНЕЦ