Не сейчас, не с этим человеком

Я думаю, если что-то долго не происходит в вашей жизни, несмотря на все ваши старания и многократные попытки, значит, это и не должно произойти. Во всяком случае, не сейчас. Или не с этим человеком. Или не с этим местом работы. Не в этих обстоятельствах.
Так для вас будет лучше. Даже если в этот момент больно, и произошедшее кажется несправедливым, потом, спустя многие годы, вы будете благодарить жизнь за то, что уберегла вас от еще больших страданий.
Когда я не проходила собеседования, я огорчалась. Потом слышала, например,что директора по персоналу меняются в этой компании каждые полгода. Когда мужчина проявлял интерес, звонил, писал, но не звал на свидания, я недоумевала. Потом обнаруживалось, что он живет с девочкой в непонятном статусе и с туманными отношениями. Когда я не могла решить квартирный вопрос, я злилась. Спустя пару лет я приобретала двухкомнатную квартиру вместо однокомнатной. И я уверена, если мужчина долго не зовет замуж, а вы-таки через несколько лет дожимаете его, в долгосрочной перспективе счастья все равно не будет.
Возможно, это известная истина - не ломиться в закрытую дверь. Но ее каждый должен прочувствовать сам. Сделали несколько шагов к цели - не получается, надо отступить. Отпустить ситуацию. Перевести внимание на что-то другое. Возможно, потом измените алгоритм действий, поменяете подход или способ достижения цели потеряет актуальность.
Придет время - все двери откроются, если вы знаете, куда вам надо.
Или не откроются - если для вас здоровее и счастливее будет не ходить туда.
Лилия Ахремчик
Итак пророчество Хайдакана Бабаджи о России!
🇷🇺☑️
"Сейчас я бы хотел немного рассказать вам о земле России. Существуют пророчества, и эти пророчества достаточно широко известны в Индии, что Россия должна возродиться, Россия должна стать страной, которая будет основана на новых принципах, на принципах истинной Веры..
"Люди, которые жили все это время на территории России и продолжают жить сейчас, несмотря на все трудности, получили самые высокие посвящения, сравнимые с посвящениями, которые давали своим ученикам величайшие адепты прошлого. И по количеству людей, достигших сознания Христа, Россия занимает ведущее место в мире.
Поэтому Россия будет той страной, куда будут приезжать люди со всего земного шара и проходить свое обучение. То богатство, которое имеет Россия, не находится в земле. Это не золото, это не нефть. Богатство России имеет гораздо более высокую ценность, и оно сосредоточено в сознании лучших представителей народов, населяющих эту страну".
"Россия не только выживет в грядущих катастрофах, но и станет колыбелью новой расы людей, венцом грядущей Сатья-Юги или Золотого Века.
В России же самым священным местом Бабаджи считал Сибирь, так как, по его мнению, ранее здесь находился Храм Ханумана, и в этих краях происходили события, описанные в эпосе "Рамаяна"
Женщина в зеленом
Есть у меня знакомый по интернет-переписке, часто болтаем на разные темы.... Зашла как-то речь о всякой мистике. Он сам человек Запада- то есть прагматик до мозга костей... Но уже под конец разговора он признался, что есть одна история, в которую он верит. И мало того- содрогается от страха. Хотя ему-то тут ничего не угрожает....
Он живет в небольшом Шотландском городке, название я указывать не буду, незачем. И есть в этом горном городке легенда, что наводит страх на людей, а особенно на молодые семьи...
Есть поверье, что по улицам этого городка, как сгустятся сумерки, ходит женщина в длинных зеленых одеждах с младенцем на руках. Младенец этот недвижим, будто мертв... В древности, когда она только появилась, сердобольные горожанки пытались подать ей милостыню, оказать помощь.... Но женщина оставалась глуха и ни на кого не обращала внимания... Так и бродила она по улицам города, со странно тихим дитя на руках до темноты. Потом, она куда-то исчезала. Никто не мог понять, куда? Ведь вот же стоит она, и вдруг.... А наутро родители находили мертвых младенцев. И не просто мертвых, а словно обескровленных! В домах никто ничего не слышал, даже если родители спали в одной комнате с малышом- до утра не просыпался ни один.
Горожане очень быстро связали появление незнакомки и эти странные смерти. На нее охотились, устраивали облавы, как на ведьму. Но она ускальзала, а смерти продолжались. Неизвестно, откуда появились подробности, но городская молва твердит, что женщина проникала в дома, как лунный свет. Ей не было дела до дверей и ставень. Клала своего ребенка на пол у камина и разворачивала пеленки. И сразу становилось видно, какой это уродливый и сморщенный младенец, и каким адским огнем горят его глаза. Потом она брала новорожденного, и перерезала ему горло. А его кровью омывала свое дьявольское дитя, и было видно, как оно оживает...
Так продолжалось довольно долго, но потом, она куда-то исчезла сама. Неясно по каким причинам. Можно было бы списать все на старые легенды и бабкины сказки, но....
Там до сих пор есть маленькое кладбище, стоящее отдельно от основного. С чередой маленьких могилок. Их постояльцы прожили от нескольких недель до нескольких месяцев. Ни один- больше полугода.
И жители боятся. Она сама пропала. Сама может и вернуться.
Вся в зеленом, ищущая свежую кровь для своего дьявольского дитяти.
Вот это и рассказал мне мой друг. Прагматик, не верящий ни в Бога, ни в черта. Но до дрожи испуганный видом древних могилок, которые одиноко стоят рядом с заброшенной церквушкой...
🌲🪐
🕯ВРЕМЯ МИСТИЧЕСКИХ ИСТОРИЙ🕯
Вот она и крутилась в местах, где можно найти молодых людей, готовых продать свою душу взамен на сиюминутные желания. Если мамы нет в кафе, значит ваша подруга пятнадцатая. Только вот не верю я, что демон сдержал обещание.
- Ну а гребешок? С ним-то что?
- А что гребешок? Это всего лишь предмет. Не в нём дело. Дело в контракте. Ваша подруга согласилась принять гребешок добровольно, а демон перекрёстка педант. У него всё по пунктам, по полочкам.
- По пунктам, говорите? - задумалась Света. Не зря она училась на юридическом, - Если там бюрократия, значит и законы и правила свои есть. Оля приняла гребешок под гипнозом. И вообще - одна душа за пятнадцать новых, мошенничеством попахивает!
Олеся удивлённо посмотрела на Свету, а барон ухмыльнулся:
- Может, ты и права. Только вот подтвердить или опровергнуть твои догадки может только человек знающий все эти тонкости. Здесь таких нет, Лада, которая могла вам помочь, недавно покинула этот мир. Дочка её только учится всему, что знала Лада... - задумчиво рассуждал барон.
- Кажется, у меня есть одна идея, - сказала Олеся, - В любом случае, спасибо вам за то, что пролили свет на произошедшее. Теперь мы хотя бы знаем, от чего плясать.
Девушки попрощались с бароном и уже собрались было уходить, как вдруг Света обернулась и спросила:
- А как же Вадома? Что будет с ней?
Барон тяжело вздохнул:
- Ей уже не помочь. Её контракт, если так можно выразиться, юридически чист. Скорее всего её уже нет в живых, она больше не нужна демону, свою миссию она выполнила.
***
С тяжёлыми мыслями девушки покидали цыганское поселение. Несчастная обманутая женщина стала жертвой своего желания, да ещё и потянула за собой пятнадцать человек! Невероятно.
- Ну вот забрал он душу, а дальше что? - спросила Света у Олеси, когда они подошли к автобусной остановке.
- Что-что, продолжает жить бездушный мешок с костями! - усмехнулась Олеся, - Ты думаешь, кем "Чёрный дельфин" наполнен? И не нужно этому мешку ничего: нет ни сожаления, ни сочувствия, ни милосердия, ни грёз, ни того, что называется человечностью. И так, пока его биологическое время не закончится. Горько это. Спасать Олю надо. И похоже, не только Олю. Тень меня учуяла, Света.
Света удивлённо посмотрела на Олесю:
- Да ладно. Но ты ведь не заключала контракт!
- Душа ведьмы - ценный трофей, - вздохнула Олеся, - А этот демон не соблюдает правила, так что отсутствие контракта ему не помеха. Боюсь, демон может совсем распоясаться и начать собирать души уже без всяких контрактов, так что опасность грозит всем. Вообще всем, понимаешь?
Свете стало страшно. Это что, грядущий апокалипсис?
***
От тяжёлых мыслей Свету отвлёк звонок. Оля. Легка на помине!
- Да, Оль, - ответила Света.
- Мне нужна помощь, - послышался в трубке грустный голос подруги, - давай встретимся в кафе?
- Я знаю, Оль. Сейчас мы приедем.
- Мы? - переспросила Оля.
- Да, мы. Я и Олеся. У неё, кажется, есть идея.
Света убрала смартфон в карман и повернулась к Олесе:
- Кстати, что у тебя за идея?
Олеся хмыкнула и ответила:
- Лучше тебе в это не ввязываться. Сама боюсь, если честно.
Оля в одиночестве сидела за дальним столиком и задумчиво помешивала ложкой уже остывший кофе. Она была озабочена и испугана, потому что не до конца понимала, что с ней происходит.
В таком виде и застали её Света и Олеся.
- Девочки, что со мной, а? - вместо приветствия озадаченно спросила Оля.
- Ничего хорошего, - коротко и прямо ответила Олеся и плюхнулась на стул напротив Оли.
Оля в недоумении уставилась на Свету, как бы спрашивая её, что здесь делает Олеся.
- Она пытается помочь, Оль, - пояснила Света.
- Так, давай рассказывай всё-всё по порядку. Что ты чувствуешь, что видишь, как всё это происходит. Для стимула скажу тебе: ты теряешь части души. Если это не прекратить, от тебя останется только тушка, - без лишних вступлений сказала Олеся.
Оля вновь озадаченно посмотрела на Свету. Света одобрительно кивнула, и Оля, собравшись с мыслями, начала говорить.
***
- Так, всё ясно, - внимательно выслушав рассказ Оли о ночных кошмарах, резюмировала Олеся, - во сне ты - это ещё ты, и именно во сне он забирает части твоей души.
Олеся вздохнула и, немного подумав, сказала:
- Вы пока побудьте здесь, а мне нужно домой, сделать кое-что, что вам лучше не видеть. Как закончу, я позвоню.
С этими словами Олеся вскочила со стула и, не дожидаясь ответа девушек, выбежала из кафе. Нужно было спешить, чтобы успеть до ночи. Олеся чувствовала, что времени у Оли не много.
Олеся вошла в квартиру, и, не разуваясь, прошла к своей тумбочке. Девушка выдвинула нижний ящик, покопалась в тетрадях и достала с самого дна старую, потрёпанную книгу в чёрном переплёте.
Олеся тяжело вздохнула, смахнула пыль с книги и пробормотала:
- Ну что, бабуля, пришло время нам с тобой поговорить.
В верхнем ящике Олеся хранила все атрибуты для перехода в загробный мир. Она вывалила всё на стол, задернула шторы и принялась готовиться к путешествию в мир, где сейчас находится её бабушка. Девушка никогда не делала этого раньше и очень волновалась. Да, в теории она всё знала, но практика и теория вещи разные.
Когда всё было готово, Олеся открыла книгу, нашла нужное заклинание, решительно произнесла его и в тот же миг её сознание перенеслось туда, где её уже ждала покойная бабушка.
***
Старый, обветшалый дом бабушки встретил Олесю неприветливо. Вокруг стоял густой туман. В этом мире круглые сутки были сумерки - не для кого здесь светить солнцу.
Олеся толкнула провисшую, чёрную от времени дверь и осторожно ступила внутрь. Сгнившие половицы скрипели под ногами, и скрип этот раздавался эхом по опустевшей деревне. Это была всё та же деревня, где когда-то жила баба Шура, но не здесь, не в мире живых. Сейчас Олеся находилась на другой стороне бытия.
Она отчётливо понимала, где она, и от этого становилось не по себе.
В доме было очень темно, пахло сыростью и чем-то ещё: от кисловато-терпкого запаха слезились глаза и хотелось зажать нос пальцами. Запах тлена.
- Олеся, ты пришла? - послышался из глубины избы хриплый голос бабушки.
- Бабуля? Где ты? - Олеся прищурилась, чтобы рассмотреть бабушку, но увидела только стоящий в углу тёмный силуэт.
- Ты просто не хочешь увидеть, - голос бабушки стал насмешливым.
Олеся замолчала и сосредоточилась. В следующий миг в избе посветлело, и силуэт бабушки обрёл ясные очертания. То, что увидела Олеся, не очень понравилось ей: баба Шура стояла в углу, одетая в истлевшие лохмотья, оставшиеся от её одежды. Кожа на её теле кое-где отвалилась, обнажая сгнившие мышцы, седые волосы свалялись. Глазницы бабушки пустовали и зияли на её лице чёрными дырами.
- Бабуля, что с тобой? - удивлённо спросила Олеся.
- А что со мной? Всё то же, что и с любой ведьмой, не передавшей свой дар! - усмехнулась бабушка, обнажая гнилые зубы.
- Мне нужна помощь, бабушка, - тихо сказала Олеся.
- Я знаю. Я расскажу тебе, что делать, но и мне нужна помощь. Я хочу уйти, милая. Прими дар и отпусти меня. Тебе всё равно придётся его принять, иначе ты не сможешь закончить дело.
Олеся опустила глаза, раздумывая над словами бабушки. Она не хотела быть ведьмой. Но придётся, видимо. И из-за демона, и ради самой бабушки.
- Хорошо, бабушка, - вздохнув, ответила Олеся.
- Ну что ты расстроилась? Никто и никогда не заставит тебя использовать дар во зло, - улыбнулась своей жутковатой улыбкой бабушка, - А теперь слушай внимательно и запоминай...
***
Оля и Света застали Олесю в квартире слегка взволнованной.
За окном уже стемнело. Тёплый летний вечер располагал скорее к приятной прогулке по городу, нежели к ночной встрече с демоном. Но, если ничего не делать, таких тёплых вечеров могло больше и не быть. Поэтому Олеся решительно сказала:
- Оля, доставай свой гребешок. Сегодня нам со Светой необходимо наведаться в твой кошмар.
Оля замялась, но подала Олесе злосчастный гребешок, а Света открыла рот от удивления и спросила:
- Так гребешок вроде ни при чем... И я... Что я могу сделать?
- Гребешок - предмет-проводник. Да, дело не столько в нём, но и без него ничего не выйдет. А ты тоже нужна. Ты свидетель. Дай бог нам сил! - судорожно вздохнула Олеся и провела гребешком по своим белокурым волосам.
Она передала гребешок Свете, и та тоже неохотно поднесла его к голове. Затем уже привычным движением гребешком причесалась Оля.
Олеся положила гребешок под подушку Оле и скомандовала:
- Света, ложись рядом с Олей. Я лягу на свою кровать, мне не нужно быть настолько близко к гребешку, у меня хватит сил оказаться в сне Оли. Встретимся на той стороне.
Уже через несколько мгновений девушки, словно по команде, провалились в глубокий сон...
***
Вихри красного песка буквально сливались с красным заревом, застилающим пустошь, в которую перенеслось сознание троих девушек.
Каждая сидела в своём кресле из человеческой кожи: в центре находилась Олеся, а по краям Оля и перепуганная Света. Хуже всего было Оле: от неё почти ничего не осталось. Лишь истерзанное туловище с не менее изуродованной головой кое-как держалось в кресле.
Олеся взглянула на то, что осталось от Оли, точнее, от её души, и поняла, что сегодня после шанс.
Двигаться было трудно. Неведомая сила удерживала их парализованные души в этих креслах.
Света тихонько заскулила от страха, озираясь по сторонам. Громкий стон вырвался из её груди, когда она взглянула на Олю.
- То, что ты сейчас видишь, не совсем реально, - поспешила успокоить её Олеся, - Это наша не внешняя оболочка, это наши души, наше сознание.
Вглядевшись вдаль, Олеся увидела приближающуюся фигуру мужчины. Да, это он. Азаэль. Демон перекрёстка в облике красавца.
Азаэль приблизился невероятно быстро.
- Ммм, ведьма сама пришла, даже не пришлось идти за ней! - ехидно произнёс он, сверкнув жёлтыми глазами, - Да к тому же с подарочком в виде ещё одной невинной душеньки!
Демон хищно взглянул на Свету, отчего та сжалась в кресле, насколько это было возможно. Девушка с отчаянием покосилась на Олесю, но та кивком головы дала понять, что пока у неё всё под контролем.
- Азаэль собственной персоной, - усмехнулась Олеся, - Весело тебе? Посмотрим, как ты сейчас посмеёшься!
С этими словами Олеся достала из кармана небольшой клинок, сделала надрез на своей ладони и громко произнесла заклинание.
В этот же миг вихрь закрутился ещё сильнее, из-под земли вырвался столб оранжевого света и перед Азаэлем возник ещё один мужчина. Он был ещё более красив: крупный, высокий, такой же темноволосый, с правильными чертами лица.
Азаэль поменялся в лице и моментально плюхнулся на колени перед незнакомцем.
- Ваше величество...
- Азаэль, что это значит? Кто посмел потревожить меня?! - громогласно проговорил мужчина.
- Это я потревожила Вас, Люцифер! - ответила Олеся, - Я потомственная ведьма, и я призвала Вас, чтобы сообщить о нарушении!
Люцифер вопросительно посмотрел на Олесю. Его глаза сияли ярко-красным пламенем, а от самого его исходила невероятная мощь.
- Говори, ведьма!
- Азаэль ведёт дела не честно! Он мошенник, пытающийся выслужиться перед Вами, - голос Олеси слегка дрожал. Ещё бы - не каждый день приходится говорить с самим Люцифером.
- Азаэль, что несёт эта ведьма? - гневно посмотрел на подчинённого Люцифер. Азаэль молча опустил голову.
- Он мухлюет, собирая с помощью тех, кто продал ему душу, лишние души. Вот эта девушка не заключала с ним прямой контракт, её заставили обманом. Я знаю, у Вас правила, закон: души переходят Вам только посредством заключения договора.
- Да, я пунктуален, - хмыкнул Люцифер, - Я не нарушаю правила и не позволяю этого своим подчинённым. Иначе могу нарваться на Его гнев. Есть вселенские законы, неподвластные даже мне.
Люцифер многозначительно указал пальцем на красное небо.
Вихрь в пустоши стал понемногу стихать. Азаэль всё так же стоял на коленях с опущенной головой, а Люцифер внимательно слушал подробный рассказ Олеси о том, как Азаэль "улучшал показатели".
- Азаэль, - выслушав Олесю, обратился Люцифер к демону, - Я доверял тебе, готовил для тебя повышение, а ты вон что проворачивал за моей спиной! А дальше что? Начал бы собирать все подряд души, разгневал бы Его, спровоцировал бы войну между небесами и адом? Не ожидал. Ты разжалован. Сейчас же верни все души, которые тебе не продавали!
- Да, ваше величество, - тихо ответил Азаэль и щелкнул пальцами.
В это же мгновение тело Оли стало меняться. Вновь появились руки, ноги, глаза... Только вот красота исчезла, а волосы вновь превратились в растрёпанное гнездо. Но Оля с восторгом рассматривала свои конечности, понимая, что сегодня её могло совсем не стать.
Люцифер обвёл взглядом девушек и сказал:
- Сегодня вам повезло. Но запомните: одно неловкое движение, и ваши души будут принадлежать мне!
Он усмехнулся, хлопнул в ладоши и в следующий миг красная пустошь стала растворяться в воздухе.
Девушки очнулись в квартире, будто бы и не было ни Азаэля, ни истерзанной Оли, ни самого Люцифера.
Оля принялась судорожно ощупывать себя, Света молча сидела, уставившись в одну точку, а Олеся вскочила и сунула руку под подушку Оле. Гребешок исчез.
- Вот и всё, - удовлетворённо произнесла она, - Всё кончилось, всё получилось. У нас получилось, понимаете, девочки?
Наконец Олеся осознала, что сейчас произошло: она смогла вызвать самого Люцифера, её сила дала ей двигаться и разговаривать в кресле. Она приняла дар и стала ведьмой. А значит, и бабушка теперь свободна - её душа может уйти.
Отойдя от шока, Оля встала с кровати и побрела в ванную. Так и есть. На голове всё та же "швабра", но как же Оля была рада эту "швабру" видеть! Оля заплакала от радости, осознав наконец, что могло произойти непоправимое. Осознав, что теперь она снова человек, который умеет чувствовать, любить, сопереживать. Всё, чего она была лишена в последние дни.
- Спасибо вам, девочки, что не бросили меня. И извините...
Олеся пожала плечами, а Света, ещё находящаяся под впечатлением, только молча улыбнулась.
***
Конечно, девушки не видели, как в этот же миг несколько парней и девушек так же стояли перед зеркалом, глядя на себя, будто впервые. У них у всех вернулись их недостатки внешности, исчезло то, что им не принадлежит, но вернулось то, без чего они не были людьми. Да, не у всех осталась на земле телесная оболочка - несколько столбов света вырвались из-под земли и ринулись в небо. Это души, у которых не осталось тела на земле, улетели в небеса...
Автор Светлана А. 🌲🪐
Обернитесь, я здесь
Игорь не мог выбраться из «Форда. Замки заклинило к чертям собачьим. Вода заполнила салон. Игорь высоко задирал голову, жадно вдыхая последние глотки воздуха.
Но теперь и голова оказалась под водой.
Игорь задержал дыхание. Он дергал ручки автомобиля, стучал кулаком по окну. Через лобовое стекло виднелось расплывчатое очертание солнца. Сердце панически сжималось. Игорь не мог поверить, что не выберется, но близкие люди мелькали у него перед глазами. Мать, отец, братья и… Света. Их супружеской жизни было всего три дня.
Из-за воды кольцо начало соскальзывать с безымянного пальца. Игорь переодел его на средний. Так оно точно никуда не денется!
Он пинал дверь ногой. Заклинило! Проклятая машина! Они со Светой предпочли машину пышной свадьбе! Зачем?!
Какие-то золотистые тени возникли за стеклом автомобиля. Что это?
Тени приняли очертания мужчины и женщины. Игорь чувствовал, что они зовут его, что они могут его спасти.
Легкие больше не могли задерживать воздух. Мужчина медленно выдохнул его, выпустив изо рта множество пузырьков.
Пора делать вдох.
Слезы лились из глаз, растворяясь в грязной речной воде. За лобовым стеклом сияющие силуэты мужчины и женщины манили Игоря к себе. Они стали четче, можно было разглядеть их лица, если бы они повернулись. Они же могут его спасти!
В голове возник образ Светы. Силуэты начали удаляться.
«Кто вы?! Подождите! Я здесь!»
Мама, папа, братишки, я люблю вас. Света, я люблю тебя.
Игорь резко вдохнул, наполняя легкие ледяной водой.
**
Игорь резко вдохнул и проснулся. Сердце неистово колотилось. За окном темно. Жена мирно спала рядом. Господи, что это за сон?
Он ощупал правую руку. Кольцо на безымянном пальце. Приснится же такое!
Игорь прижал к себе Свету, поцеловав в плечо. Утром надо будет позвонить родителям.
Он словно заново родился. Правильно говорят, что только будучи на волосок от смерти можно полюбить жизнь. Теперь Игорь узнал, что еще и через смерть. Во сне.
Мужчина снова заснул, крепко обняв жену.
**
- Мне такая жесть сегодня приснилась!
Игорь вошел в просторную светлую кухню, где жена готовила завтрак.
- Кто-то умер? – встревоженно спросила Света, отвлекаясь от разливания чая.
- Я, - нарочито беззаботно хмыкнул Игорь.
- Значит, жить будешь долго, - жена подошла и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щечку.
- А то, - мужчина поднял ее над собой и поцеловал. – Черт, надо машину на прогрев поставить.
**
Позже на автостоянке Игорь долго ходил вокруг машины, проверяя двери на свободное открывание-закрывание. На улице было минус двадцать, но даже это не помешало механизмам хорошо работать.
Света смеялась, переступая с ноги на ногу в попытках согреться. Из ее рта вырывались облачка пара.
- Машине нет и двух недель, какие могут быть косяки?
- Доверяй европейским производителям, но проверяй! – усмехнулся муж. Тревога после сна рассеивалась. Двери открывались как положено, ничего не заедало, не клинило…
На выезде Игорь махнул охраннику стоянки и только собрался жать на газ…
- Стой! – воскликнула жена. Игорь ударил по тормозам.
Дорогу медленно переходила черная кошка. Крупная, шерсть ее лоснилась. Она шагала важно, как будто нарочно привлекала к себе внимание.
- Тьфу ты, бл***! – ругнулся Игорь. – Было бы из-за чего тормозить!
- Животное. Жалко же, - Света провожала кошку взглядом.
- Черная кошка – это не животное, это несчастье, - буркнул мужчина.
До Светиной работы ехали в полном молчании.
Возле торгового центра Игорь остановил машину.
- Я люблю тебя, - виновато произнесла жена и, поцеловав мужа в щеку (он на это холодно отреагировал, даже не взглянув на нее), пошла в офис.
Игорь включил радио.
«Я не знаю, кто вы есть, и какой несете крест… Обернитесь, я здесь!» - трагично допели мужские голоса. Тело Игоря покрылось мурашками. Он вспомнил свой сон, как кричал золотистым силуэтам: «Я здесь!».
Радостный голос радиоведущего прервал размышления мужчины:
«Наконец-то пятница, друзья! Пят-ни-ца! Почему же мы любим этот день? Нет-нет, не потому что с четверга на пятницу сны сбываются! Хотя в этом тоже есть свой маленький плюсик!»
Игорь побледнел и переключил радиоволну.
«Гороскоп! – возвестил торжественный голос. – Водолей!»
«Света,» - подумал Игорь.
Женский голос продолжил:
«Некоторым водолеям сегодня предстоит серьезное испытание. Главное – держать себя в руках. Берегите своих близких!»
Игорь выключил радио. Ничего, в пробке можно постоять и в тишине.
Расслабившись и периодически поддавливая на газ, Игорь вел «Форд» по проспекту. Пробка должна кончиться перед въездом на мост. Десять минут тут, десять минут на мосту – и он на работе.
В окно постучали. Игорь недовольно повернулся.
Через стекло на него смотрела цыганка, до того старая и безобразная, что Игорь не смог скрыть выражения отвращения на своем лице. Худое лицо мало того что было морщинистым, как сухофрукт, так на правой щеке еще красовалась припухлость размером с грецкий орех. Пальцы протянутой руки были желто-серыми, под ногтями собралась грязь. Один глаз затянут белым бельмом.
Старуха выжидающе смотрела на Игоря. Он отрицательно покачал головой. Она поглядела мимо него на место, где сидела Света. Там валялись какие-то копейки.
Можно было отдать их цыганке, но если она заразна?
Игорь повторно покачал головой.
Следом произошло несколько вещей.
Старуха стукнула кулаками окну, а потом прижалась к стеклу лицом. Позади сигналили машины, и Игорь автоматически надавил на газ.
«Форд» ринулся вперед, старуха, вскрикнув, исчезла из вида. Игорь в зеркало увидел, как она упала на асфальт. Медленно поднявшись, она смотрела вслед мужчине и грозила кулаком.
«Черт!» - выдохнул Игорь. Нужно было выйти и помочь ей подняться. Хрен с осторожностью, отдаст он эти копейки!
Впереди движение автомобилей стало свободней. Игорь думал, тратить ли время на старуху…
Ему вновь посигналили, и Игорь поехал на мост.
**
Глаза странно защипало. Мужчина потер их одной рукой, другой удерживая руль в правой полосе.
Открыв глаза, он с ужасом обнаружил, что все перед ним расплылось! Глаза словно заволокло паутиной!
Игорь сбавил скорость и пытался нашарить на панели кнопку включения аварийной остановки. Ему в третий раз посигналили, и он снова автоматически нажал на газ.
**
Все заняло секунды. Громкий непрерывный гудок грузового автомобиля нарушил привычный гул. Игорь тер глаза, пытаясь разглядеть дорогу. Раздался визг тормозов. Что-то сзади со всей мощи ударило «Форд». Игорь стукнулся грудью о руль. Машина подлетела и приземлилась на перилах моста, опасно балансируя.
Игорь открыл глаза. Изображение снова стало четким. Впереди была пустота и темные воды реки, от которых на морозе поднимался пар.
Туловище болело. Удивительно, что он не ударился головой.
Машина качалась на ветру.
Игорь повернулся, но машина заколыхалась еще сильней.
В зеркало он видел, что грузовик перегородил движение полностью. Люди выскочили из машин. Некоторые достали телефоны и снимали его «Форд». А кто поможет?!
Игорь расстегнул ремень безопасности и опустил спинку сиденья, чтобы перебраться назад. Но едва он пошевелился, как машина угрожающе закачалась.
Неужели никто не поможет?
Если спокойно сидеть, то помощь обязательно придет. День погожий, морозный, ветра никакого…
Игорь осмотрел салон и увидел монеты, рассыпавшиеся по полу. Надо было не торопиться, а отдать их старой попрошайке.
Внезапный порыв ветра начал раскачивать «Форд». Амплитуда движений увеличивалась, и сердце Игоря с каждым разом замирало сильнее и сильнее.
Машина остановилась в страшном наклоне. Игорь видел темные воды с серебристым паром перед собой в каких-нибудь пятидесяти метрах.
И «Форд» сорвался.
**
Река приблизилась, и капот машины пронзил ее поверхность.
**
Игорь не мог выбраться из «Форда. Замки заклинило к чертям собачьим. Вода заполнила салон. Игорь высоко задирал голову, жадно вдыхая последние глотки воздуха.
Но теперь и голова оказалась под водой.
Игорь задержал дыхание. Он дергал ручки автомобиля, стучал кулаком по окну. Через лобовое стекло виднелось расплывчатое очертание солнца. Сердце панически сжималось. Игорь не мог поверить, что не выберется, но близкие люди мелькали у него перед глазами. Мать, отец, братья и… Света. Их супружеской жизни было всего три дня.
Из-за воды кольцо начало соскальзывать с безымянного пальца. Игорь переодел его на средний. Так оно точно никуда не денется!
Он пинал дверь ногой. Заклинило! Проклятая машина! Они со Светой предпочли машину пышной свадьбе! Зачем?!
Какие-то золотистые тени возникли за стеклом автомобиля. Что это?
Тени приняли очертания мужчины и женщины. Игорь чувствовал, что они зовут его, что они могут его спасти.
Легкие больше не могли задерживать воздух. Мужчина медленно выдохнул его, выпустив изо рта множество пузырьков.
Пора делать вдох.
Слезы лились из глаз, растворяясь в грязной речной воде. За лобовым стеклом сияющие силуэты мужчины и женщины манили Игоря к себе. Они стали четче, можно было разглядеть их лица, если бы они повернулись. Они же могут его спасти!
В голове возник образ Светы. Силуэты начали удаляться.
«Кто вы?! Подождите! Я здесь!»
Мама, папа, братишки, я люблю вас. Света, я люблю тебя.
Игорь резко вдохнул, наполняя легкие ледяной водой.
Организм сразу отвергнул воду. Игорь закашлялся и снова непроизвольно вдохнул воду, которая обожгла все внутри.
Перед глазами все меркло. Сознание покидало его.
А силуэты стали приближаться.
🌲🪐
В начале сотворил Бог небо и землю.
Земля же была покрыта брокколи, цветной капустой, шпинатом и овощами разными: зелеными, желтыми и оранжевыми всех видов, и у Адама с Евой жизнь была долгой и здоровой...
Но сотворил Сатана мороженое и бублики с маслом.
И спросил Сатана Адама: «Хочешь ли ты отведать жирного сыра с бубликом?»
И ответил Адам: «Да!»
И добавила Ева: «И я хочу! Добавь солений!»
И поправились Адам с Евой, каждый на 3 килограмма.
И сотворил Бог живой биойогурт, чтобы Ева смогла сохранить фигуру, которую так любил Адам.
Но сотворил Сатана белую пшеничную муку, дрожжи и тростниковый сахар, и перемешал их.
И перешла Ева с 36 размера на 44-й.
И сказал Бог: «Ешь с аппетитом этот зеленый салат из моего райского сада!»
И сказал Сатана: «И добавь в него соус из голубого сыра, и положи рядом чесночный хлеб».
И расстегнули Адам и Ева свои пояса после трапезы.
И сказал Бог: «Послал я вам свежие овощи для здорового сердца и оливковое масло холодного отжима».
И выложил Сатана на стол бараний кебаб, шaурму в пите и курицу, жаренную в панировочных сухарях, и предложил есть, не стесняясь.
И подскочил у Адама и Евы холестерин до небес.
И сотворил Бог картофель с повышенным содержанием калия и других полезных ингредиентов, запеченный в духовке без масла.
Но почистил Сатана картофель, и нарезал его на тоненькие ломтики, и пожарил в глубоком масле, и назвал его «чипсами», и щедро посолил.
И Адам еще набрал вес. А у Евы выскочили прыщи.
И сотворил Бог кроссовки для бега, и дал их своим детям, чтобы сожгли они излишек веса.
Но дал Сатана Адаму и Еве кабельное телевидение с пультом дистанционного управления, чтобы не напрягались они, если захотят переключить программы.
И смеялись, и плакали Адам и Ева напротив мерцающего экрана, и надели удобные домашние треники с резинкой на животе.
И дал Бог Адаму и Еве постное мясо, диетические продукты, нежирные сосиски, чтобы не набирали они много калорий.
Но сотворил Сатана «Макдоналдс» и чизбургер за пять долларов.
И сказал Сатана Адаму: «Хочешь чипсов?»
«Да! — ответил Адам. — Увеличенную порцию!»
И получили Адам и Ева инфаркт.
И вздохнул Бог, утирая пот со лба, и создал операцию по шунтированию сосудов сердца.
И усмехнулся Сатана, продолжая борьбу, и создал министерство здравоохранения
В один не то чтобы прекрасный день Олина бабушка Элиза Матвеевна, пожилая энергичная и решительная дама слегка за 60, сказала:
— Оля! Я долго ждала, долго молчала, но мое терпение лопнуло. Ты когда-нибудь дашь мне спокойно помереть?!
Тоненькая брюнетка Оля, искусствовед, бабушку любила и потому очень удивилась, откуда столь странные вопросы.
— А оттуда, что ты меня в гроб раньше времени загонишь, — нелогично продолжила бабушка. — Ты когда замуж выйдешь?! Чтоб я могла упокоиться с умиротворенной душой! Тебе почти 27! Чтоб не мешать, я на все лето съехала на дачу к этой старой дуре Василевич. Три месяца по двадцать раз на дню сочувствовала ее геморрою. Что толку в моих страданьях — ты за это время даже не познакомилась ни с кем!
— Бабушка, когда и где мне знакомиться? Работа, испанский, диссертация. А в моем музее из холостых мужчин только Аркадий Палыч, ты же его видела.
— Да, Аркадий Палыч — это на безрыбье даже не рак, а полудохлая креветка, — мрачно согласилась бабушка.
А на следующий день позвонила старой дуре Василевич и выяснила, что василевичская внучка познакомилась со своим будущем мужем в ночном клубе.
По телевизору Элиза Матвеевна услыхала, что в ночной клуб вход с 21 до 24 для девушек и женщин бесплатный. Следующим вечером она туда и направилась, сообщив Оле, что идет прогуляться перед сном.
В считанные минуты разгромив охрану, пытавшуюся что-то слабо вякать о возрасте, добив их ехидной фразой — Плохо держите удар, любезные! — Элиза Матвеевна уселась (с помощью той же охраны) на высокий стул у барной стойки и строго оглядела окрестности.
— Ну и как вам у нас? — робко осведомился бармен, пододвинув ей высокий стакан. — Это за счет заведения. Безалкогольный.
— Бесперспективно, — припечатала Элиза Матвеевна, — порядочной девушке тут ловить нечего. Кстати, не разорились бы, если б плеснули ложку коньяку. А вон тот рыженький — у него что-то с тазобедренными суставами или сейчас так танцуют?
В тот вечер в клубе было нервно. Как на школьном собрании в присутствии родителей и директора по случаю застукивания все тем же директором группы семиклассников за распитием пива на спортплощадке.
До нового года Элиза Матвеевна посетила рок-концерт, выступление заунывного барда, файер-шоу, соревнование по экстремальному велоспорту, преферансный турнир и, уже от полного отчаянья, семинар молодых поэтов.
Закидывать наживку смысла не было — не дай бог, клюнет. Поэты ее доконали.
— В свое время я полгода выбрать не могла между твоим дедом и десятком других, не хуже деда. Даже у этой старой дуры Василевич был какой-никакой выбор. Хотя она все равно всю жизнь страстно пялилась на твоего деда. Но нынче молодые люди, Оленька, поразительно измельчали, не за кого взглядом зацепиться.
В марте Элиза Матвеевна, навестив старую дуру Василевич, решила заехать к Оле на работу. На подходе к музею поскользнулась и грохнулась. Хорошо — не на ступеньках. Какой-то военный бросился поднимать ее. Элиза Матвеевна проинспектировала себя на предмет отсутствия перелома шейки бедра, внимательно посмотрела на доброхота и сказала:
— Господин майор, вы, я вижу, танкист, мой покойный муж командовал танковым полком, скажите, господин майор, у вас найдется час свободного времени?
Майор, осознавший, что придется тащить бывшую мать-командиршу на себе до ее местожительства, проклял себя за неуместное проявление христианских чувств и обреченно кивнул.
— Прекрасно. Скажите, вы бывали в историческом музее? Нет? Напрасно. Очень советую. Только попросите, чтобы экскурсию провела Ольга Рашидовна, замечательный экскурсовод, не пожалеете.
Майор и сам толком не понял, какого черта он потащился в этот музей. Как загипнотизированный.
Недавно Элиза Матвеевна тихонько сказала спящему Митеньке:
- Вот ты, солнышко мое, медвежонок, пойдешь в школу, твой папа закончит военную академию, бабушке и умирать можно. А еще мама твоя докторскую допишет — я и уйду со спокойным сердцем. И сестричка тебе нужна, воробышек мой, что ж ты один расти будешь. Вот родится твоя сестричка, потом в школу пойдет, а потом… ну, потом мы еще посмотрим…
Автор: Наталья Волнистая
🌹#РассеянныйХореограф
#ДоСлёз
Ранним утром весеннего дня у двухэтажного старого деревянного дома с разобранным давно на дрова крыльцом стояла женщина. Темные волосы её под лёгкой косынкой были старомодно уложены кольцом вокруг головы. Она была одета в ватник, узкая её талия перетянута солдатским ремнем, за спиной наплечный мешок. На окна второго этажа она смотрела боязливо.
Но вот тяжело вздохнула, в глазах блеснул лихорадочный огонь – она перешагнула порог дома. Поднялась на второй этаж на ватных ногах и повернула влево по коридору.
Эту комнату муж получил ещё до войны. Здесь и Зиночка у них родилась.
В коридоре напротив показалась глазастая старушка. В коротком пальто поверх ночной рубашки, от подола до старых калош белели голые дряблые худые ноги.
– Ктой-те это? Господи! Неужто Ольга вернулась!
Женщина присмотрелась, узнала соседку.
– Я, тетя Ксень. Я...
– От ведь! А я говорила Федьке – гляди, Федька, жена приедет! – она качала головой, – Живая, значит... Хорошо...
Ольга сделала несколько шагов к старушке.
– А Вы как тут? Живы, здоровы?
– Та какая жись! Не померли – и ладно. Голодали... Ох, голодали, Оленька! Вот только Федька твой и жирует. Но тоже досталось ... Порезало его ведь ...
– Чего?
– Не знала что ль? На заводе рука в станок попала, нету топерича пальцев у него на правой руке. Но хоть рука осталась, и ладноть ... Катька его и выходила. Она так-то не жадная, в столовке работает, потому не пропадут оне..., – старушка опомнилась – кому говорит, махнула рукой, – Ой, не слушай меня, дуру старую. Стучи, дома оне ... спят.
И старушка пошлепала калошами по лестнице на двор, что-то про себя приговаривая.
На Ольгу опять накатила боязнь, но она смахнула её.
Чего она, не домой что ли вернулась? Что муж живёт с другой, она узнала ещё в лагере. Не поверила сначала, да и сейчас до конца не верила. Все считала это ошибкой. Но с ним осталась дочка, которую не видела она четыре с лишним года. И это её дом по закону, а не какой-то там пришлой Катьки ...
Она глубоко вдохнула и решительно постучала. Потянулись тоскливые мгновения. Никто не откликнулся. Комната была глуха и к стуку в дверь, и к громкому стуку сердца Ольги.
Она постучала ещё раз. И, наконец, из-за двери она услышала знакомый голос, и хотя он был тихий и сонный, Ольга узнала его сразу – Федор.
– Кого черт принес? Поспать дайте, ироды!
У Ольги перехватило горло, она тяжело задышала, сжала твердые тёмные губы, не смогла ничего сказать. Стояла молча.
В комнате – тишина.
По лестнице застучали калоши тети Ксении.
– Чё? Не пущают?
Ольга пожала плечами, отошла и привалилась к стене. Старушка подошла к двери, постучала, и, приблизив старое свое лицо к щели, громко крикнула:
– Федька, открывай, жена вернулася.
Заскрипела кровать, кашель.
– Я тебе сейчас пошуткую, бабка! – внутри зашаркали шаги, стук крючка, скрипнула и открылась дверь, Федор в белой майке и трусах стоял на пороге.
Ольгу, стоящую в стороне, заметил не сразу.
– С ума сошла, дай поспать! Чай, выходной, а ты ..., – но тут его глаза поднялись, и он увидел провалившуюся к стене жену, – Ольга! – выдохнул,– Ольга!
Он пошатнулся и шире открыл дверь. Тетка Ксения перекрестилась и пошла к своей двери.
– Приехала, значит..., – похоже Федор убеждал сам себя.
Он отступил вглубь комнаты, пропуская Ольгу. Она прошла совсем рядом с ним, почувствовала запах тела мужа. Давно забытый запах.
Не виделись они четыре долгих года.
Ольга огляделась. Все та же мебель – светлый деревянный шкаф, самодельный стол под кипельно-белой скатертью, стулья в накидках, швейная машинка, детская кровать, сооруженная из старого сундука, с накидушкой на треугольно поставленной подушке.
Чистота и порядок.
Вот только кровать железная за шторами на натянутой верёвке. И там скрипели пружины, кто-то вставал.
Зиночка? Или....
Ольга решительно и благостно сняла кирзовые сапоги, ноги ее болели от них. Ещё там, в лагере, все мечтала – вернётся и больше никогда их не наденет.
Очень хотелось сорвать эту штору и увидеть дочь, обнять... Но время и лагерная дисциплина научили ее выдержанности, да и детского присутствия там не ощущалось. Детская кровать – вот, убранная.
Она отодвинула стул и села, начала расстёгивать ремень, раздеваться.
Федор тоже нырнул за штору, лёгкий шепот, вскоре вышел он уже в брюках и рубашке, виновато улыбнулся Ольге, взял что-то из шкафа и опять на секунду нырнул за штору.
Потом сел на стул напротив.
– Приехала, значит... , – повторил.
– Да, приехала. Амнистия. Отпустили нас, тех у кого дети. Зиночка где?
– Так, ....– Федор распрямился, – Все хорошо у нее. А ведь выходной нынче, так вот к бабке отправили. Пусть дитя молочка козьего попьет. А так-то ведь в школу вот пошла. В первую... Хвалят ее там, вон ..., – он махнул рукой на шторку перед кроватью и осекся.
– У какой бабушки? – спросила Ольга.
– Так ведь у тетки Шуры, это мать ... – он опустил голову, провел ладонью по седым уже волосам и обречённо договорил, слегка махнув на штору, – Катеринина, вон, мать.
Во взгляде его не было вины, только какая-то грустная житейская констатация и озабоченность.
И тут штора отодвинулась и деловито поправляя почти оправленную кровать показалась женщина. Она спокойно разгладила складки на покрывале, повернулась к ним и резко и несколько вызывающе произнесла:
– Здрасьте!
Ольга увидела миловидное круглое лицо, выщипанные и подведенные брови, черный лоск волос, убранных в скорый пучок, пышное тело. Катерина была в синей кофте и цветастой юбке. Поджав губы, она повязывала на голову платок.
Она подошла к столу, живо стащила скатерть.
– Угощай тут, а мне на работу. Зину в обед приведу.
Она ещё собрала что-то в холщовую сумку, деловито расхаживая по комнате мимо них, и ушла, не прощаясь.
Ольга наблюдала за ней. Была Катерина полна, налита и молода.
Ольга подумала о себе. Она за лагерные годы совсем изменилась, наверное, в глазах Федора.
Она была высока ростом, и всегда гордилась этим, но сейчас сама себе напоминала оглоблю. Лопатки выпирали , грудь едва заметна, а колени и локти округлились и обтянулись загрубевшей кожей.
Она, по-прежнему, была мила лицом, вот только темные круги под глазами уже не пропадали даже после сна.
Федор накрывал стол. Достал из-за окна пакет, из-под стола банки. Ловко орудуя левой здоровой рукой и придерживая правой, нарезал вяленое мясо, соленые огурцы, хлеб. Носил все под локтем.
Ольга сглотнула слюну. Ехала она больше двух суток, а нормально ела только первые. Да и мясо вот так не ела уж лет сто.
– Голодная чай? Давай, поешь! – предлагал Федор.
И Ольга пошла к рукомойнику, сполоснула руки и принялась за еду.
Федор смотрел на нее жалостливо.
– Ты не писала последнее время. Думал, может ... может уж жись своя у тебя там.
Он погладил себе лоб искалеченной рукой и Ольга только сейчас как следует разглядела её.
– Я писала, но не знала, что тетя Сима померла. Да какая там жись! Я домой хотела. Думала, вернусь, семья...
– А я вот стервец такой, да?
Ольга молчала, хлебала чай.
Федор сидел, уронив руки и смотрел за окно.
– Мы голодали тут сильно, Оль. Зина маленькая, а мне работать. Стал ее с собой на завод брать, ревела одна-то дома, а соседи тоже, знаешь ли... Голод ведь, кормить нечем, самим бы прокормиться, а с голодным-то ребенком как? Смотрю – сохнет она у меня, животом мается. А там она в столовке со мной и перекусит.
Катерина начала ее оставлять потихоньку, она ж в столовке работает в нашей. Подкармливать начала. Страху натерпелись, конечно. Ты вот за что села? Да ни за что.... Вот и Катерина боялась. Но Зинка наливаться начала, ожила так, в куклы заиграла. А потом ... а потом я вот, – он махнул искалеченной рукой, – И меня выходила. Так и сошлись.
– А сейчас она какая?
– Кто? А Зинка-то? Какая? Боевая, мальчишками вон во дворе порой, смотрю, командует. Учиться хорошо, хвалят, Катерина говорит.
– У нас письма раз в месяц забирали. Я писала Симе, чтоб она тебе приносила и читала. Уж потом мне Колька отписал, что умерла тетка Сима и письма мои не носила тебе.
– Давно уж померла, два года как. А я решил, что сгинула ты, или жись своя там..., – оправдывался Федор.
– Ага, ждал, что пропаду, а я вот явилась, как снег на голову, – Ольга развела руками, улыбнулась горько.
Федор вскочил с табурета.
– Да что ты, Оль! Я ж... Если б думал. А так...
Он подскочил к ней, приподнял за локоть и обнял, прижал к себе, притиснул ее такое исхудавшее тело, прижал, чтоб ушло ощущение ее худобы и горести, чтоб передать ей часть самого себя.
Они долго так стояли, он потерся щекой о ее знакомую с юных лет косу вокруг головы, погладил здоровой ладонью ее волосы.
Она подняла на него затуманенные слезной пеленой глаза.
– Приведи мне Зину, Федь. Пожалуйста, приведи...
– Чего делать-то будем, Оль?
– Приведи Зиночку.
Федор опустил ее, засобирался.
– Ладно, приведу. А ты легла бы. С дороги ведь.
– Лягу...
Федор быстро и ловко одной рукой заправил брюки в носки, натянул сапоги, чуть не спутав сапоги с Ольгиными, накинул фуфайку и, немного задержавшись, оглянулся, как будто проверял – не померещилось ли, правда ли Ольга здесь.
А она подошла к окну. Смотрела на сутулую фигуру мужа, скрывающуюся за аркой. По всему было видно – плохо и ему.
Она села на постель дочки, стянула накидушку и легла, вдыхая запах, стараясь вспомнить родное, убеждая себя, что помнит.
Когда осудили ее на десять лет Зиночке не было и четырех. А теперь уж восемь. Нашли у нее припрятанную под койкой вот этой, что за шторкой сейчас, кукурузу. Неполный мешок.
Удружила ей знакомая с работы– позвала на станцию, а там народ кукурузу из открытого вагона по мешкам рассовывает. Времена голодные...
Все волокли, и она. Дочку кормить, поменять может на хлеб.
Десять лет дали. Человек восемьдесят тогда из их городка судили одним судом.
В щель вагонную она все на Зиночку смотрела, махала. А та глазками водит, не видит маму, к отцу прижимается.
Федор писать не умел, читал с трудом. Письма Ольга писала Серафиме – родственнице. С ее слов и знала, как дела у мужа с дочкой. Вот только померла тетка уж давно. Ольга не знала, писала, но письма никто не носил уже.
Ольга села на кровати, сняла теплую кофту, подошла к шкафу, открыла его.
Чужое все... Вроде дома она. Там, куда так рвалась, куда ехала, где рассчитывала – наступит, наконец, покой, конец тяжёлой лагерной жизни, где почувствует она счастье. Ей всего двадцать девять.
Она дома, а и не дома. Другая здесь хозяйка.
Так вот у открытой дверцы шкафа и застала ее Катерина. Она резко шагнула в комнату, стянула с головы платок.
– Проверяешь? – сказала с сарказмом.
Ольга показала кофту.
– Положить хотела.
Катерина резво подошла к шкафу, двумя руками взяла белье со средней полки, переложила на кровать, потом ещё...
– Ложи...
– Да ладно, это необязательно, – Ольга свернула кофту и сунула на полку над вешалкой у двери.
Катерина, прямо в пальто села на стул. Ольга стояла в двери.
– Я стараюсь, чтоб порядок был. У меня и Федя и Зиночка ухожены, знаешь как!
– Я вижу, у вас чисто.
– Ага, у меня и в столовке ни соринки, все начальство удивляется.
– Хорошо...
И тут Катерина вскочила и в два шага оказалась возле Ольги.
– Уходи, а! Уходи али уезжай лучше. Хорошо ему со мной, понимаешь? Ему ни с кем так хорошо не будет, как со мной. И Зиночку оставь нам. Я ж застуженная, не будет своих-то. А Зиночка меня ж мамкой считает. И все так считают, и в школе...никто ж и не думает, что не родная я ей. А тебя она не помнит совсем. Уезжай!
Грудной голос Катерины наполнен был страданьем. А смятение Ольги так велико, что она никак не могла взять в толк, о чем просит ее эта женщина. Лицо Катерины сейчас было нездоровым, оно ее пугало.
А когда, наконец, поняла, перевела дыхание, спокойно ответила:
– Я не уеду никуда. Я к дочке вернулась, к мужу и домой. Федя за Зиной пошел.
Катерина опустила от груди руку, платок упал на пол.
– Да знаю я, он в столовку забежал – сказал. Бабку сейчас огорошит. Знаешь, как она к ней привязалась – не переживет. Пойду к ней вечером, а то как бы не померла с горя, – Катерина бухнулась на стул.
– Разве это горе, коль живая мать вернулась? – Ольга шагнула к ней.
– Не уедешь, значит? – Катерина ее не слышала, она вся ушла в себя.
– Не уеду, – Ольга упрямо прошла мимо нее и села на дочкину постель, – Не уеду, а он пусть сам решает, с кем. Это его дело.
Катерина встала, повернулась к ней.
– Да что он решит! Самим надо. Давай сами решим, как быть тут.
– Это может решить только он сам.Только дочку не отдам. Зина – моя, а Федор пусть сам решает.
Катерина махнула рукой.
– Вот, значит, как? Ясно...он же любит дочку, он к тебе переметнется. Ты этого хочешь, да? Хитрая какая! Чё ты там за четыре года никого не нашла что ли? Говорят там мужиков сосланных тьма. А ты, прям, святая, прям, ни с кем! Такая ж как все – лагерная! – Катерина сказала, как плюнула.
Слова жёстко хлестали Ольгу, она закрыла глаза, вытянулась. Сколько слышала она криков и оскорблений в годы последние! Сначала пугалась, терялась и плакала от унижений – с сосланными не церемонились.
А потом научилась у тех, кто духом не падал и там, кто честь не терял, кто и в самых трудных испытаниях – оставался человеком с большой буквы.
– Есть еще время до смерти — значит есть и возможность жить по-человечески, – говорила Клавдия Сергеевна, репрессированная старая учительница.
Она так и жила. До самого своего конца, по-человечески. А Ольга была с ней до конца в старом бараке, впитывала.
– Вы потом пожалеете, Катя! Зачем Вы так? – Ольга сморщила лоб, как будто жалела собеседницу.
И Катерина, привыкшая к отпору криком, готовая ругаться, выбивать себе счастье хоть кулаками, озадаченно смотрела на Ольгу. И после небольшой паузы повалилась на кровать и завыла.
– О-ой! Нее забирай его у меня! Не забирай... Ты же столько лет без него жила, и дальше проживёшь, и без Зины ...., а я пропаду, не будет жизни мне...
Она раскачивалась, сидя на кровати, стонала, старалась жалостью вырвать уступку, вырвать женское свое счастье.
Схватить мешок и убежать отсюда на все четыре стороны хотелось Ольге очень.
Но она закрыла лицо руками, уперев локти в стол, и сидела так, не шелохнувшись. Она никуда не уйдет, пока не увидит дочку. Да и некуда ей идти. Родня только дальняя, да и забыли ее уж все.
Наконец, Катерина успокоилась, громко высморкалась, подняла с пола платок, повязала.
– Пошла я... ,– сказала напоследок и вышла из комнаты.
Ольга никак не могла собрать свои мысли, она ходила по комнате бесцельно и быстро из угла в угол, смотрела в окно. Ревности не было. Долгая разлука лишила права на ревность.
Как ни странно, но она понимала Федора. Он потерял надежду дождаться ее и жил своей жизнью.
Что же делать? Забрать Зиночку и уйти? Уехать в Витебск? Туда ее очень звала лагерная подруга Татьяна. Адрес помнит. Наверное, это выход.
Ольга автоматически переложила свои вещи ближе к выходу, засобиралась. Но потом опять села на детскую кроватку, прилегла и поняла, что смертельно устала. Так и лежала, опустошенная и растерянная, пока не уснула.
Проснулась от шуршания, звука лёгких шагов. В дверь вошла длинноногая девочка в зелёном клетчатом пальтишке, пушистом белом пуховом платке. За ней – Федор. Они тихо переговаривались, раздевались.
Ольга села на кровати.
– Вот, Зина! Мамка твоя вернулась.
Зина была похожа на нее в детстве. Тяжёлый, красиво заплетённый в две баранки волос, пронзительный взгляд, плотно сжатые губы.
Уезжала от малышки, а вернулась... Ольга не верила своим глазам, не смогла вымолвить ни слова, не смогла даже встать на ноги, они онемели. Хоть тысячу раз и представляла она эту встречу, но сейчас лишь протянула руки.
Зина растерянно оглянулась на отца и спросила:
– А мама где?
– Придет скоро, поздоровайся..., – Федор подтолкнул дочку к Ольге.
– Здравствуйте, – кивнула та.
– Зина! – голос сел, – Зин, ты забыла меня? – Ольга встала.
– Нет, я помню, – девочка опустила голову.
Ольга поняла, что бросаться в объятия не стоит – испугается Зина.
Она взяла ее за руку и усадила на стул, села рядом.
– А я тебя совсем маленькой помню. Расскажи, что помнишь ты?
– Я ... карусели помню, и как Вы...ты...как Вы меня с горки катали на санках помню, – она покосилась на отца, – А мама скоро придет?
– На работе она. Ты ж знаешь...
Федор сказал это, озабоченно глядя в окно, не оборачиваясь.
– Чего там? – Зиночка подскочила к окну, выглянула и помахала кому-то рукой.
Ольга подошла к окну тоже и увидела, как шарахнулась назад от ее появления старушка в каракулевом полушубке. Она качнулась назад, отвернулась и пошла прочь, припадая на одну ногу и с каким-то страхом оглядываясь на их окно.
– Бабка это, мать Катеринина, – пояснил Федор, – Говорил ей – не ходить, а она... Они не разлей вода с Зинкой. Переживает...
Зина так и осталась стоять у окна. И Ольга вдруг поняла, как тяжело сейчас ее дочке. Мир рушится... Была мама, папа, бабушка, и вдруг...приехала она. По сути – чужая тетка. Да ещё и амнистированная зечка, неустроенная и безденежная.
И тут же все и решила. Само решение пришло. Значит так!
Шепнула Федору, чтоб вышел. Подошла к дочке сзади.
– Зин!
Дочка обернулась, посмотрела на нее и опять опустила глаза.
– Зиночка! Я ненадолго. Я так скучала по тебе, вот приехала повидаться. Скажи, тебе хорошо с мамой твоей, с Катей?
Зина кивнула.
– Любит она тебя?
Зина кивнула опять.
– А никто тебя не обижает?
Зина мотала головой.
– Вот и хорошо, вот и ладненько. Так и живи. Учись хорошо, а я навещать тебя буду, помогать буду, чем только нужно. У меня, кроме тебя, никого и нет больше. Ты читаешь уже?
Зина, наконец, подняла на нее полные слез глаза и, как показалось Ольге, они уже не были так напуганы.
– Да, читаю.
– Вот и хорошо. Я письма тебе писать буду, а ты обязательно отвечай, ладно?
– Ладно...
И Ольга решительно обняла и прижала к себе Зину – ее дитя, девочку, которую она вспоминала больше четырех лет, благодаря которой, наверное, и выжила там...
Ком встал в горле. Сил терпеть это не было больше никаких сил, она силой воли отстранилась от дочки, быстро натянула сапоги, ватник. Взяла мешок.
– Прощай, Зиночка, – ком сделал голос грудным, не своим.
Она вышла в коридор, быстро подошла к стоящему поодаль Федору.
– Прощай, Федор. Живите. Дочку береги!
Он даже не успел ничего сказать, открыл рот с прилипшей к губе папиросой. Смотрел ей вслед.
Бежать! Надо было скорей исчезнуть отсюда, чтоб не свалиться в бездну отчаяния. Там, в вокзальной суете она отойдет духом, спасётся.
Она, как виртуозная пианистка клавиши, перебрала ногами ступени лестницы и вылетела во двор.
Глотнула прохладного весеннего воздуха и направилась к арке. Только не оглядываться! Уйти отсюда, пережить боль, а потом все встанет на свои места. Все встанет.
И вдруг, как трель, которую выткал сам свист ветра:
– Мама! Мама! Не уезжай! Мама!
Она оглянулась – наполовину свесившись в открытое окно, ее звала дочка. И вдруг она быстро исчезла в оконном проёме.
И Ольга бросилась бежать обратно. Встретились они на лестничной площадке, дочь обхватила ее за талию, прижалась щекой.
– Мама! Мамочка! Я помню тебя, честное слово – помню. Я ждала, когда ты вернёшься...
– Зина, доченька моя...
И не было больше слов...
Потом Федор курил, ходил по комнате, а Ольга сидела не раздеваясь. Рядом с ней, прижавшись сидела Зина.
– Ну, решай, Федя. Тебе решать...
Федор не сомневался.
– Чего решать? Жена ты мне. Раздевайся давай, здесь будешь жить.
– А с Катериной как?
– Решу я... Да и дом у неё есть, материнский.
И он сам начал снимать с жены фуфайку.
Вечером следующего дня приехала на телеге с возчиком Катерина, опухшая от слез.
– Мама! – встретила ее Зиночка.
Катерина погладила ее по голове, молча прошла к шкафу, начала собирать свое добро. Зина бросилась ей помогать.
Катерина тихонько приговаривала, перебирая вещи.
– Ты чулки эти помнишь? Велики они ещё, не забудь после. И платье синее одень на праздник, а на новый год уж белое мало тебе, верно. Другое надо. Скажешь матери.
Зина косилась на мать Ольгу. Не обижает ли, общаясь с мамой второй? Та заваривала чай.
Катерина собрала только свою одежду.
– Может ещё что тут ваше, забирайте, – Ольга показала на кухонный стол, посуду.
Катерина махнула рукой.
Она уже собралась было уходить с простынями, завязанными узлами, как Ольга позвала.
– Давайте, Катерина, чаю выпьем.
– Так ведь ждут меня, – она пожала плечами, – Но давай, коли скоро...
Сначала молча, скованно они пили чай, а потом Катерина заговорила.
– Федор борщи хорошо ест. Я прям только их и варила. Супы не так любит. И рука лучше стала. Теперь хоть ночами не стонет, а то стонал все...А Зине сладкого много не давай, с зубами у нее беда. Коренные уж болят. И это ... уши у нее, ну, расскажешь, Зин, как зимой-то болела.
– Спасибо!
Ольга помогла стащить узлы вниз, вместе с возчиком закинули их на телегу. Из окон повысовывались соседи – виданное ли дело, чтоб жена любовнице вещи забирать помогала.
Но, то ли война сгладила людские души, то ли голодные времена заставили посмотреть на все с другой стороны, многие и не сильно удивлялись.
– Это, – Катерина встала перед ней, опустив глаза, – Ты прости меня, коли виновата.
– Считайте, простила. А я за Зину благодарю и Федора. Чай нелегко было на себя дитя взвалить и его – больного.
– Да ладно, – Катерина покраснела от похвалы, – Оль, – она положила руку на высокую грудь, – Поклянусь тебе, что Федька – твой. И в сторону его не гляну, хоть и люблю его, гада. Но Богом прошу – позволь Зину видеть мне и матери. Прикипели мы к ней. Мать слегла, места себе не находит, как скучат. Мы ж ее, как родную..., – и Катерина горько заплакала, в горле ее заклокотали слезы.
– Я обещаю, Кать. Пусть прибегает. Не против я. Уж и правда, как родные.
***
Следующим летом тут же во дворе Зина сидела на скамье, покачивая в низенькой коляске маленького Мишутку.
Ольга появилась из арки, запыхалась, а увидев Зину с коляской, сразу сбавила шаг. Бегала она в поликлинику. Переживала – Мишка без груди у Зины раскапризничается.
Но Мишка спал. Ольга устала, упала на скамью.
– Мам, папа приходил, мы пообедали уж. Ешь иди, посижу я.
– Да ладно, я уж и с Мишей пообедаю.
– Ну, тогда пойду я к бабе Шуре. У нее там щавель вырос, ну и пополю в огороде чуток.
– Ступай. На дороге только смотри...
Зина вспорхнула, помчалась к арке.
– Зин, – окликнула её мать, – И передай там тете Кате поздравления мои. Скажи, мама велела, чтоб счастлива была в законном браке!
***
У каждого времени свой уровень боли и прощения. Или это не так?