Хвост.

Я бежала на работу. Конечно не в прямом смысле " бежала", так..,шла быстрым шагом, обгоняя впереди идущих, перепрыгивая небольшие лужи и аккуратно огибая лужи побольше. Моя цель из года в год не менялась, а именно дойти вовремя до
троллейбусной остановки и , главное, попасть в нужный троллейбус. Что было довольно проблематично, т.к. желающих того же самого в эти утренние часы было более, чем предостаточно.
Успешно протолкавшись в троллейбус, обменявшись утренними словесными " любезностями" с такими же энтузиастами, мол, " Куда прёшь,корова?" - " Сам такой"..,
никого не поцарапав, не укусив и , как ни странно, не оттоптав с десяток чужих ног, я очутилась прижатой к троллейбусному окну. #опусы Но не намертво прилепленной и не размазанной по стеклу, что уже было обнадёживающе и сулило надежду на хорошее начало дня.
Попробовала распрямиться и отвоевать немного свободного пространства, чтобы не стоять, как цапля, всю дорогу на одной ноге, но ....куда там! Как селёдки в бочке!
В левой руке сумка, правая в кармане пальто сжимала мобильник. Привычка, выработанная годами. Повертела головой, всё в порядке. Вертится.
-- Хвост убери! -- Услышала сзади. Интересно. Кто-то с хвостом залез. Представила хвост кенгуру. Что только не придумается и не представится после такого штурма.
Покосилась на соседку слева, наверное студентка, подмигнула. Она улыбнулась. Повернула голову направо. О..кабанчик! С усами и лысиной. Очень романтично.Но вот
глазки такие .. маслянные.
-- Хвост убери! -- Сзади всё тот же мужской голос.
-- Это вы ко мне? - Спросила я его затылком, вспомнив, что причёска у меня сегодня " конский хвост".
-- К тебе, тебе!
-- А почему вы ко мне на " ты" обращаетесь? Подумаешь ..хвост помешал!
-- Этот твой хвост уже мне всё лицо исхлестал.
-- А что я могу сделать? Если вы можете пошевелиться, то поднимите его наверх. - Большей глупости я сморозить не смогла. Смешок выдал всю нелепость ситуации.
-- А что ещё? Может заглянуть под него? -- Хмыкнуло сзади.
Какой нахал.., ну ничего...
-- А там, кроме отпетых вшей, вы никого и ничего больше не найдёте!
-- Кто там у вас? - Голос изменил интонацию.
На " вы " перешёл. Уже неплохо.
-- Ну это такие маленькие, живучие твари, -- стала объяснять я ему затылком,- каждый раз травлю их, а они .. живут! И размножаются,- как приятно врать с утра, особенно такому нахалу. -- У вас как там с головой.. в порядке? Нет, я не в смысле серого вещества. Вы не лысый, извините, пока? Мне затылком не видно.
-- Ездят здесь всякие ..хвостатые.., - услышала я сметение в голосе и по чувствовала, что от моей спины отлипли.
Я повернула голову к прижатому ко мне справа. Улыбнулась почти голливудской улыбкой.
-- А вам вообще бояться нечего. Вот разве что ..усы! Но их сбрить можно, это чтобы вши в рот не попали. Мало ли что им взбредёт. А вот грудь - то у вас, наверное, волосатая! С этим сложнее, они ведь такие...тихим сАпом и почАпали.. Ой, куда же вы? Я же не дорассказала...
Зазвонил мобильник.
-- Да! Слушаю! В троллейбусе еду. На удивление свободно..около меня..в радиусе метра. Скучно даже. Ага. Скоро буду.
Достала зеркальце и помаду. Ну теперь можно и губки подкрасть. Надо же.. Хвост ему помешал! Я посмотрела в окно. Солнышко светит, улыбается.
-- Привет, конопатая!- И лучиком в глаза.
-- Здравствуй, Весна!
Лариса Ковальская
Пугало
Купидоны, как известно, — гадкие и беспощадные мерзавцы. Их юмор жесток и нелогичен, а последствия их вмешательств болезненны и часто фатальны.
Еще не старик, но уже давно не мальчишка, вдовец Котов был влюблен в самую злобную и противную особу своего подъезда Зою Собакину.
В современном мире, где люди не знают своих соседей в лицо и уж тем более по имени, Собакина была самая известная и непопулярная личность, чье лицо и фамилия являлись общерайонным триггером.
Эта женщина была ходячей бочкой желчи, и от одного ее кислого «здрасти» у целой улицы из организма выветривался весь дофамин, серотонин, а у некоторых еще и этиловый спирт.
Собакина одевалась в самые депрессивные цвета, редко мыла голову и всюду таскала с собой старый выцветший пакет. По легенде в этом пакете она носила свое черное дефективное сердце. В магазинах женщина грубила, на почте угрожала, и даже вода в разливочных автоматах теряла все свои полезные свойства, если мимо проходила вечно недовольная Зоя.
Собакину не любили, все желали ей если не болезни, то хотя бы перелома лодыжки, чтобы как можно реже сталкиваться с ней на улице. Все, кроме Котова.
— Зоечка, вы сегодня прелестны, как пробудившиеся после серой зимы подснежники, — примерно так приветствовал ее обычно у подъезда Котов.
— Ты меня собачьим дерьмом, что ли, сейчас назвал? — стреляла в ответ злобным взглядом Собакина.
— Нет-нет, это же комплимент, — оправдывался Котов. — Не хотите вечером в пиццерию сходить?
— Спасибо, не хочу. Хлеба с колбасой я и дома могу поесть, — фыркала Собакина и отправлялась в магазин высасывать остатки радости из кассиров.
И вот так каждый раз. Чего только Котов ни придумывал, какие только оды ни сочинял; сколько бы подарков и цветов ни покупал, но каждый раз всё это безжалостно летело на помойку вместе с его надеждами. Он и сам не понимал, почему его так тянет к этой бешеной змеюке, но ничего поделать с собой не мог. Возможно, причиной такой странной любви было то, что Котов бо́льшую часть жизни проработал скульптором и даже в самой безобразной каменюке умел разглядеть прекрасные линии и вдохновляющие образы.
Собственно, его профессиональные навыки и поставили окончательную точку в погоне за мечтой.
В течение полугода каждый вечер после работы Котов занимался созданием особенной скульптуры. Он собирался отлить Собакину в бронзе. Лишь отчаявшийся влюбленный дурак способен пойти на такие радикальные и совершенно безрассудные меры.
«Вот увидит, как сильно я ее люблю, и сразу прыгнет мне на шею», — даже в собственных мечтах Котов произносил эти слова неуверенным голосом.
Скульптура вышла потрясающая: как живая. Котов делал ее с особым параноидальным рвением; даже хмурый взгляд получился такой, что у самого скульптора начинало сводить желудок от этих глаз. Не забыт был и знаменитый пакет, помещенный в руку бронзовой Зои.
Подойдя к делу с присущей ему педантичностью, Котов приделал к ногам скульптуры закладные детали под бетонную заливку и в ночь с пятницы на субботу, когда большинство жителей двора спали крепким хмельным сном, вызвал манипулятор. Установку своего творения Котов запланировал прямо на газон между домами.
Ночь была идеальной. На проезжей части, совсем рядом с двором, до самого рассвета муниципалитет укладывал асфальт. В густых сумерках под звуки тяжелой техники Котов копал, монтировал, заливал бетон.
Следующим утром в отделение скорой помощи поступило несколько звонков. Сразу пять человек, проживающих в одном доме, жаловались на галлюцинации. Они твердили, что одна очень злобная тетка превратилась в железяку.
Ближе к обеду случился настоящий коллективный шок. Но больше всех в шоке была Собакина.
— Зоечка, вам нравится? — спросил Котов, найдя свою возлюбленную рядом с собственной копией.
— Ты че, скотина, натворил? — процедила сквозь зубы Зоя.
— Вам не нравится?.. — никак не мог поверить в очередную неудачу Котов.
— Ты… ты больной, что ли?! — задыхалась от злобы Собакина. — Я живая еще, а ты… мне… памятник?! Ну Котов…
— Это не памятник — это скульптура…
— Это пугало огородное! Да будь ты проклят! — заверещала Зоя, а затем отхлестала влюбленного скульптора пакетом, в котором лежал кошелек, полный мелочи, и консервы.
— Да я же… Я хотел вашу красоту увековечить…
— Я тебя сейчас увековечу, псих! Выкапывай!
— И не подумаю…
— Я тебя по судам затаскаю!
— Ну и ладно…
Окончательно потеряв всякую надежду, а вместе с ней и смысл жизни, Котов почувствовал безразличие ко всему. Выдержав все удары, оскорбления и осуждения со стороны Собакиной и остальных соседей, он скрылся в своей квартире и больше не появлялся на публике.
Чудаковатая скульптура женщины с пакетом стала главной темой для разговоров. Зоя сама обратилась в управляющую компанию и потребовала немедленно «сделать что-нибудь» с этим недоискусством, порочащим ее честное имя.
Внимательно изучив проблему и оценив профессионализм, с которым был создан арт-объект, директор неверно воспринял слова Зои и вместо сноса монумента распорядился его облагородить. Вскоре площадка возле бронзовой Собакиной была выложена брусчаткой. Появилось несколько скамеек, выросли фонарные столбы, в кованых вазонах зацвели цветы.
— Видала, как «Пугало» окультурили? С чего это вдруг такой дряни и столько чести?
— И не говори. Плевок в лицо всем женщинам.
Примерно такие беседы велись на каждом углу, в каждом магазине и в каждом мессенджере. Если раньше Зою просто ненавидели, то теперь ей стали еще и завидовать самой черной завистью.
Собакина ходила в полицию, писала письма в мэрию, прокуратуру, но каждый раз ситуация только усугублялась. Теперь ее статуя стала центром настоящего сквера. Тяжелый взгляд, который Котову удалось идеально передать в металле, отпугивал голубей, поэтому голова и плечи скульптуры оставались чистыми круглый год. Правда, местные жители обходили ее стороной, и площадка оставалась пустой.
Не выдержав такого внимания к себе, Собакина решилась на переезд в другой город, но предварительно отправилась к влюбленному скульптору, чтобы высказать всё, что думает о нем и его поступке.
— Будь ты навечно проклят! Чтоб всю жизнь тебе быть одиноким! — кричала в дверях Собакина, разбавляя слова самыми грязными эпитетами и орошая Котова горячими слюнями.
Приняв в свой порт огромный танкер хамства, отчаявшийся Котов вышел ночью из дома и совершил очередное художественное безумство: вырезал у скульптуры сердце.
Удивительно, но именно этот штрих и изменил в корне отношение людей к скульптуре. Люди как будто успокоились. По их убеждениям, Собакина была бессердечной, а именно это теперь и отображало искусство нерадивого художника.
В скверик потянулись первые мамочки с колясками, по вечерам на лавочках стали засиживаться влюбленные пары, а сама Зоя со своей злобой начала выветриваться из памяти. Постепенно во двор стали приезжать и другие люди, незнакомые с историей Собакиной. Для них скульптура приобрела совершенно иное значение.
Так в народе появилось новое название: «Зоя с разбитым сердцем». А спустя еще некоторое время само собой развилось поверье: «Если ты одинок, положи в пакет свое неполное сердце, и Зоя его склеит».
Сначала единицы, затем десятки, а после и сотни одиноких людей ежемесячно приезжали к «Пугалу» и бросали в бронзовый пакет половинки бумажных сердец со своим именем и номером телефона, а другие одиночки эти половинки вынимали и звонили, чтобы сходить на свидание вслепую.
Сама того не подозревая, переехавшая в другой город Собакина годами склеивала чужие судьбы.
Котов тем временем успокоился и стал чаще появляться на улице. Удивившись тому, что в итоге создал, он поначалу отмахивался, а после и сам уверовал в чудодейственную силу городской легенды и каждый месяц бросал в пакет «Пугала» половинку бумажного сердца. Но проклятие, наложенное на него Собакиной, казалось, не хотело отступать.
Так оно и было, пока однажды о скульптуре не заговорили в новостях, а несколько популярных блогеров сделали сюжеты, разлетевшиеся в итоге по всему интернету.
Как ни старалась Собакина вычеркнуть из своей жизни прошлое, но оно всё равно настигло ее одним поздним ноябрьским вечером.
***
За окном падал первый снег. Зоя сидела на кухне и пила третью чашку крепкого кофе, наблюдая за погодой. Последний месяц осени всегда напоминал Собакиной о семье, которую она потеряла много лет назад. Вечно голодный пожар не разбирает, кто попадается на его пути: взрослые, дети, старики, ― он сжирает всех без разбора. Так и случилось с мужем и маленькой дочерью Зои, что не успели выбраться из горящей квартиры, пока сама Зоя находилась на ночной смене.
Обрасти колючками и возненавидеть весь мир можно быстро, буквально за год траура, что и случилось тогда с Собакиной. А после разбитое вдребезги сердце молодой девушки еще многие годы не подлежало восстановлению до тех самых пор, пока она не увидела сюжет, рассказывающий о том, что творится в ее старом дворе. Следующие несколько часов Зоя посвятила изучению легенды, сотканной на ее образе, пока нос не защипало от слез.
Сама не понимая, зачем она это делает, Собакина собрала свой пакет и отправилась на вокзал. Следующим вечером, дождавшись, когда зажжется свет во всех окнах, а в скверике не останется ни одного полупьяного романтика, Собакина подошла к своей металлической бессердечной копии:
― Ну привет, Пугало.
Затем она запустила руку в бронзовый пакет и, ухватилась замерзшими пальцами за бумажку. Сдув снег с половинки сердца, Собакина прочитала: «Юра Котов». Под ней виделся уже почти размытый номер.
— Да вы, блин, издеваетесь?! — сказала Зоя, взглянув на ноябрьское небо.
Достав из кармана телефон, Собакина начала тыкать пальцами по мерцающему экрану. Спустя несколько гудков в динамике раздался знакомый неуверенный голос:
— Слушаю.
— Собирайся, Юра Котов. Я приглашаю тебя в пиццерию.
Александр Райн
моя группа с рассказами Пугало
Купидоны, как известно, — гадкие и беспощадные мерзавцы. Их юмор жесток и нелогичен, а последствия их вмешательств болезненны и часто фатальны.
Еще не старик, но уже давно не мальчишка, вдовец Котов был влюблен в самую злобную и противную особу своего подъезда Зою Собакину.
В современном мире, где люди не знают своих соседей в лицо и уж тем более по имени, Собакина была самая известная и непопулярная личность, чье лицо и фамилия являлись общерайонным триггером.
Эта женщина была ходячей бочкой желчи, и от одного ее кислого «здрасти» у целой улицы из организма выветривался весь дофамин, серотонин, а у некоторых еще и этиловый спирт.
Собакина одевалась в самые депрессивные цвета, редко мыла голову и всюду таскала с собой старый выцветший пакет. По легенде в этом пакете она носила свое черное дефективное сердце. В магазинах женщина грубила, на почте угрожала, и даже вода в разливочных автоматах теряла все свои полезные свойства, если мимо проходила вечно недовольная Зоя.
Собакину не любили, все желали ей если не болезни, то хотя бы перелома лодыжки, чтобы как можно реже сталкиваться с ней на улице. Все, кроме Котова.
— Зоечка, вы сегодня прелестны, как пробудившиеся после серой зимы подснежники, — примерно так приветствовал ее обычно у подъезда Котов.
— Ты меня собачьим дерьмом, что ли, сейчас назвал? — стреляла в ответ злобным взглядом Собакина.
— Нет-нет, это же комплимент, — оправдывался Котов. — Не хотите вечером в пиццерию сходить?
— Спасибо, не хочу. Хлеба с колбасой я и дома могу поесть, — фыркала Собакина и отправлялась в магазин высасывать остатки радости из кассиров.
И вот так каждый раз. Чего только Котов ни придумывал, какие только оды ни сочинял; сколько бы подарков и цветов ни покупал, но каждый раз всё это безжалостно летело на помойку вместе с его надеждами. Он и сам не понимал, почему его так тянет к этой бешеной змеюке, но ничего поделать с собой не мог. Возможно, причиной такой странной любви было то, что Котов бо́льшую часть жизни проработал скульптором и даже в самой безобразной каменюке умел разглядеть прекрасные линии и вдохновляющие образы.
Собственно, его профессиональные навыки и поставили окончательную точку в погоне за мечтой.
В течение полугода каждый вечер после работы Котов занимался созданием особенной скульптуры. Он собирался отлить Собакину в бронзе. Лишь отчаявшийся влюбленный дурак способен пойти на такие радикальные и совершенно безрассудные меры.
«Вот увидит, как сильно я ее люблю, и сразу прыгнет мне на шею», — даже в собственных мечтах Котов произносил эти слова неуверенным голосом.
Скульптура вышла потрясающая: как живая. Котов делал ее с особым параноидальным рвением; даже хмурый взгляд получился такой, что у самого скульптора начинало сводить желудок от этих глаз. Не забыт был и знаменитый пакет, помещенный в руку бронзовой Зои.
Подойдя к делу с присущей ему педантичностью, Котов приделал к ногам скульптуры закладные детали под бетонную заливку и в ночь с пятницы на субботу, когда большинство жителей двора спали крепким хмельным сном, вызвал манипулятор. Установку своего творения Котов запланировал прямо на газон между домами.
Ночь была идеальной. На проезжей части, совсем рядом с двором, до самого рассвета муниципалитет укладывал асфальт. В густых сумерках под звуки тяжелой техники Котов копал, монтировал, заливал бетон.
Следующим утром в отделение скорой помощи поступило несколько звонков. Сразу пять человек, проживающих в одном доме, жаловались на галлюцинации. Они твердили, что одна очень злобная тетка превратилась в железяку.
Ближе к обеду случился настоящий коллективный шок. Но больше всех в шоке была Собакина.
— Зоечка, вам нравится? — спросил Котов, найдя свою возлюбленную рядом с собственной копией.
— Ты че, скотина, натворил? — процедила сквозь зубы Зоя.
— Вам не нравится?.. — никак не мог поверить в очередную неудачу Котов.
— Ты… ты больной, что ли?! — задыхалась от злобы Собакина. — Я живая еще, а ты… мне… памятник?! Ну Котов…
— Это не памятник — это скульптура…
— Это пугало огородное! Да будь ты проклят! — заверещала Зоя, а затем отхлестала влюбленного скульптора пакетом, в котором лежал кошелек, полный мелочи, и консервы.
— Да я же… Я хотел вашу красоту увековечить…
— Я тебя сейчас увековечу, псих! Выкапывай!
— И не подумаю…
— Я тебя по судам затаскаю!
— Ну и ладно…
Окончательно потеряв всякую надежду, а вместе с ней и смысл жизни, Котов почувствовал безразличие ко всему. Выдержав все удары, оскорбления и осуждения со стороны Собакиной и остальных соседей, он скрылся в своей квартире и больше не появлялся на публике.
Чудаковатая скульптура женщины с пакетом стала главной темой для разговоров. Зоя сама обратилась в управляющую компанию и потребовала немедленно «сделать что-нибудь» с этим недоискусством, порочащим ее честное имя.
Внимательно изучив проблему и оценив профессионализм, с которым был создан арт-объект, директор неверно воспринял слова Зои и вместо сноса монумента распорядился его облагородить. Вскоре площадка возле бронзовой Собакиной была выложена брусчаткой. Появилось несколько скамеек, выросли фонарные столбы, в кованых вазонах зацвели цветы.
— Видала, как «Пугало» окультурили? С чего это вдруг такой дряни и столько чести?
— И не говори. Плевок в лицо всем женщинам.
Примерно такие беседы велись на каждом углу, в каждом магазине и в каждом мессенджере. Если раньше Зою просто ненавидели, то теперь ей стали еще и завидовать самой черной завистью.
Собакина ходила в полицию, писала письма в мэрию, прокуратуру, но каждый раз ситуация только усугублялась. Теперь ее статуя стала центром настоящего сквера. Тяжелый взгляд, который Котову удалось идеально передать в металле, отпугивал голубей, поэтому голова и плечи скульптуры оставались чистыми круглый год. Правда, местные жители обходили ее стороной, и площадка оставалась пустой.
Не выдержав такого внимания к себе, Собакина решилась на переезд в другой город, но предварительно отправилась к влюбленному скульптору, чтобы высказать всё, что думает о нем и его поступке.
— Будь ты навечно проклят! Чтоб всю жизнь тебе быть одиноким! — кричала в дверях Собакина, разбавляя слова самыми грязными эпитетами и орошая Котова горячими слюнями.
Приняв в свой порт огромный танкер хамства, отчаявшийся Котов вышел ночью из дома и совершил очередное художественное безумство: вырезал у скульптуры сердце.
Удивительно, но именно этот штрих и изменил в корне отношение людей к скульптуре. Люди как будто успокоились. По их убеждениям, Собакина была бессердечной, а именно это теперь и отображало искусство нерадивого художника.
В скверик потянулись первые мамочки с колясками, по вечерам на лавочках стали засиживаться влюбленные пары, а сама Зоя со своей злобой начала выветриваться из памяти. Постепенно во двор стали приезжать и другие люди, незнакомые с историей Собакиной. Для них скульптура приобрела совершенно иное значение.
Так в народе появилось новое название: «Зоя с разбитым сердцем». А спустя еще некоторое время само собой развилось поверье: «Если ты одинок, положи в пакет свое неполное сердце, и Зоя его склеит».
Сначала единицы, затем десятки, а после и сотни одиноких людей ежемесячно приезжали к «Пугалу» и бросали в бронзовый пакет половинки бумажных сердец со своим именем и номером телефона, а другие одиночки эти половинки вынимали и звонили, чтобы сходить на свидание вслепую.
Сама того не подозревая, переехавшая в другой город Собакина годами склеивала чужие судьбы.
Котов тем временем успокоился и стал чаще появляться на улице. Удивившись тому, что в итоге создал, он поначалу отмахивался, а после и сам уверовал в чудодейственную силу городской легенды и каждый месяц бросал в пакет «Пугала» половинку бумажного сердца. Но проклятие, наложенное на него Собакиной, казалось, не хотело отступать.
Так оно и было, пока однажды о скульптуре не заговорили в новостях, а несколько популярных блогеров сделали сюжеты, разлетевшиеся в итоге по всему интернету.
Как ни старалась Собакина вычеркнуть из своей жизни прошлое, но оно всё равно настигло ее одним поздним ноябрьским вечером.
***
За окном падал первый снег. Зоя сидела на кухне и пила третью чашку крепкого кофе, наблюдая за погодой. Последний месяц осени всегда напоминал Собакиной о семье, которую она потеряла много лет назад. Вечно голодный пожар не разбирает, кто попадается на его пути: взрослые, дети, старики, ― он сжирает всех без разбора. Так и случилось с мужем и маленькой дочерью Зои, что не успели выбраться из горящей квартиры, пока сама Зоя находилась на ночной смене.
Обрасти колючками и возненавидеть весь мир можно быстро, буквально за год траура, что и случилось тогда с Собакиной. А после разбитое вдребезги сердце молодой девушки еще многие годы не подлежало восстановлению до тех самых пор, пока она не увидела сюжет, рассказывающий о том, что творится в ее старом дворе. Следующие несколько часов Зоя посвятила изучению легенды, сотканной на ее образе, пока нос не защипало от слез.
Сама не понимая, зачем она это делает, Собакина собрала свой пакет и отправилась на вокзал. Следующим вечером, дождавшись, когда зажжется свет во всех окнах, а в скверике не останется ни одного полупьяного романтика, Собакина подошла к своей металлической бессердечной копии:
― Ну привет, Пугало.
Затем она запустила руку в бронзовый пакет и, ухватилась замерзшими пальцами за бумажку. Сдув снег с половинки сердца, Собакина прочитала: «Юра Котов». Под ней виделся уже почти размытый номер.
— Да вы, блин, издеваетесь?! — сказала Зоя, взглянув на ноябрьское небо.
Достав из кармана телефон, Собакина начала тыкать пальцами по мерцающему экрану. Спустя несколько гудков в динамике раздался знакомый неуверенный голос:
— Слушаю.
— Собирайся, Юра Котов. Я приглашаю тебя в пиццерию.
Александр Райн https://ok.ru/domrasskazov ДВА ЛАТТЕ.
- Добрый вечер, Тамара Евгеньевна! Вам как, всегда, два латте? – с улыбкой спросила я, с тревогой всматриваясь в маленькое, испещрённое глубокими морщинами, но не растерявшее своего шарма лицо запоздалой клиентки.
- Здравствуйте, Лизонька! Да, как обычно, два латте. Уж будьте любезны, уважьте старушку, ещё и булочку, пожалуйста.
Тамара Евгеньевна пристроила трость, зацепив её за спинку стула, и, привычно подавив в себе гримасу боли, с трудом присела за столик у окна.
- Мы тут все переживали и строили догадки о том, что вдруг такого могло случиться, что нарушило ваш обычный распорядок? Не может такого быть, чтобы вы забыли, какой сегодня день. Я даже выбегала на улицу, в надежде снова увидеть вас – сказала я посетительнице, на секунду отвлекаясь, чтобы дать распоряжения новенькой официантке.
- Голубушка! То, о чём вы подумали, обязательно со мной произойдёт, но, когда и при каких обстоятельствах, об этом никто не знает. Не волнуйтесь, Лизонька, ларчик просто открывается - утром я пошла пенсию получать, да банкомат карточку проглотил. Эта неприятность заставила меня идти в банк и оформлять новую карту, а там очередь. Видимо, все старушки нашего района решили именно сегодня, в субботу, провернуть валютные операции в особо крупных размерах! – Тамара Евгеньевна шутила, но было заметно, что женщина сильно устала.
Её руки, всегда в чёрных кружевных перчатках, предательски дрожали, уголки рта опустились вниз, а бледное и худое личико заметно осунулось. Да, годы никого не красят, увы……
Я работаю администратором в небольшой кофейне, которая располагается в центре гостеприимного Львова. #опусы Дорогой моему сердцу город надёжно хранит множество людских тайн и откровений, но обо всём по порядку.
Свою трудовую деятельность я начала с пятнадцати лет, когда загорелась желанием на летних каникулах заработать маме на новый телефон. Я пришла сюда, в эту кофейню, и предложила свои услуги. Сначала мне доверили мыль полы и посуду на кухне, а затем, после соответствующей подготовки, перевели на должность официантки.
После окончания школы я поступила в университет на факультет психологии. Учусь я на заочном отделении, что не мешает мне, так сказать, проходить практику жизни в этой кофейне. Именно здесь жителям и гостям города предлагают напиток, приготовленный из отобранных кофейных зерен. Кофе оживляет утомлённые души и воскрешает воспоминания, которые прячутся в кулуарах памяти – там, где негласно, незримо и навсегда поселились наши мечты…..
Наблюдать за людьми для меня оказалось таким увлекательным времяпровождением!
Всегда стараюсь считывать по лицам посетителей их настроение и желания, предотвращая недоразумения, споры и путаницу нашего персонала.
Клиенты нашей кофейни очень разнообразные – это и восторженные, шумные подростки, и тихие, смотрящие друг другу в глаза влюбленные парочки, и юные дамы в компании с кавалерами весьма почтенного возрасти, да и молодые мамочки со своими подвижными и любопытными отпрысками.
Ещё на заре своей карьеры я познакомилась с одной очень колоритной супружеской парой, о которой и хочу вам рассказать.
Это был высокий и статный седовласый мужчина, и женщина, на зло годам, пытающаяся сохранить свою привлекательность. Они приходили в кофейню каждую субботу, не взирая ни на какую погоду. #опусы В снег, в дождь, и в зной Тамара Евгеньевна и Богдан Львович под руку чинно прогуливались по узким старинным улочкам и неизменно захаживали к нам на кофе – это был их некий еженедельный моцион, нарушить который, пожалуй, не может ничто, ну почти ничто.
- Ты замёрзла, строптивое Божье создание, и по совместительству, соучастница всей моей жизни? Говорил же я тебе, бери зонт, упрямица ты эдакая - ещё с вечера у меня ноги болели, а ты мне твердила – не будет дождя, не будет дождя. Ну, и кто, в конечном счёте, оказался прав? – гневно вопрошал супругу Богдан Львович, с лёгкой усмешкой поглядывая, как Тамара Евгеньевна, манерно отставив в сторону мизинец, не без удовольствия вкушает ароматный кофейный напиток.
- И что? Ничего страшного со мной не случилось. Не сахарная, не растаю – нарочито сердито отвечала женщина.
- Ты что, Томочка, забыла, как, давеча, прошлой осенью, так же, мне наперекор, ты промочила в холодной воде ноги? По лужам она ходила, видите ли, детство у неё в одном месте заиграло. Скажешь, что совсем не помнишь, что потом лечить пришлось твой бронхит целый месяц? – кипятился мужчина – нельзя быть такой беспечной. В нашем с тобой возрасте нужно быть более осмотрительной.
-Ну что ты, Богдан, ворчишь, как старый дед? Всё со мной будет хорошо, не драматизируй. Лучше закажи мне, пожалуй, ещё булочку с корицей – уж больно вкусные они здесь – говорила Тамара Евгеньевна.
Она, как английская королева, в знак одобрения, учтиво кивала головой, а мужчина, не сводя с возлюбленной глаз, медленно размешивал ложечкой сахар в изящной перламутровой чашке.
Довольно улыбаясь, Богдан Львович заказывал супружнице очередную булочку, и, с нескрываемым восторгом смотрел, как она со смаком откусывает кусочек благоухающего, ещё тёплого теста, затем жуёт его, закрыв от наслаждения свои голубые, почти прозрачные глаза, напевая себе под нос какую-то мелодию.
- Мне нравится смотреть, как ты так вкусно ешь! – говорил Богдан Львович – это гораздо приятнее, чем есть самому, но, что самое поразительное, как в тебя столько влезает? И не толстеешь ведь! Дорогая, во всех смыслах супружница! По-хорошему завидую твоему отменному аппетиту, так как после последней операции я почти насильно заставляю себя есть.
Примерно год назад, к сожалению, Богдана Львовича не стало, но Тамара Евгеньевна, так же строго по графику, не перестаёт посещать нашу кофейню. Женщина всегда заказывает две чашки латте, но выпивает только одну. Вторая чашка с кофейным напитком так и остаётся нетронутой.
Она садится у окна, на своё привычное место, скрупулёзно размешивает ложкой сахар и молчит. Выпив свою порцию кофе, женщина подолгу смотрит в окно, словно поджидает кого-то. Иногда она плачет, вытирая белым батистовым платочком лицо, осторожно промокая глаза.
Я понимаю, что в такие минуты лучше к Тамаре Евгеньевне с расспросами не приставать – пусть побудет наедине со своими воспоминаниями, они ведь принадлежат только ей. Прожитые грёзы нельзя продать на аукционе и невозможно купить ни за какие деньги мира. Как в калейдоскопе, меняются картинки, но память бережно хранит в своих ячейках щемящие душу ретроспективные кадры.
Однажды эта женщина со мной разоткровенничалась и рассказала историю своей любви.
Когда-то давно стеснительная восемнадцатилетняя Тамара познакомилась с Богданом, как считает Тамара Евгеньевна, совершенно банально - в библиотеке. Юноша пришёл за книгами именно в тот момент, когда Тамара, расставляя книги на верхней полке, упала со стремянки.
- Вы не ушиблись? – спросил меня Богдан – делилась со мной Тамара Евгеньевна – а я от боли и неожиданности не могу произнести ни слова. Подол платья задрался, обнажив мои ноги, а я просто сгораю от стыда! Сильные руки Богдана поставили меня на землю, и я очень близко увидела его глаза. Сказать, что я попала в водоворот их обаяния, это не сказать ничего! Я не то, что увязла, я утонула в них! Бархатные нотки его голоса щекотали моё горло и сводили меня с ума!
Не перебивая, я молча слушала исповедь Тамары Евгеньевны, стараясь не упустить без внимания ни единого её слова.
-Поженились мы через три месяца после нашего знакомства – продолжила свой рассказ женщина – я сразу поняла, что это мой мужчина. Спросите, почему именно он? Да так и не ответишь сразу – я почувствовала это каждой клеточкой своей души. И, знаете, Лизонька, я ни разу об этом не пожалела! Конечно, всякое у нас бывало, но, когда туман недопонимания развеивался, я ясно видела, что сделала исключительно правильный выбор. Когда я болела, Богдан сам натягивал мне на ноги шерстяные носки и приносил мне в постель чай с малиной и чёрной смородиной. Не хватает мне его, Лиза, понимаешь? Когда я закрываю глаза, я слышу его шаркающую походку и стук его трости. Не стало половины меня, моей лучшей половины….
Хозяйка кофейни не раз упрашивала Тамару Евгеньевну не платить за напитки, но старушка всякий раз отказывалась от этого предложения.
Вот и сейчас, оплатив свой заказ, Тамара Евгеньевна, опираясь на трость, медленно вышла из кофейни. Сгорбившись, она осторожно идёт по улице. Я смотрю ей в след и плачу…..
На столике остались стоять две чашки, одна пустая, а другая - с латте.
Пока ещё есть на свете такие люди, хочется жить. И любить. Несмотря ни на что. Любить…..
Автор Князюк Наталья.
Непрощённая жена
Слава стал вечерами исчезать из дома. Вот и в субботу, вроде выходной, а он с утра собрался и уехал. Только и сказал родителям, что вернётся поздно.
Отец с матерью с удивлением взглянули друг на друга.
- Не иначе зазнобу нашёл, - задумчиво протянул отец.
- Пора бы уже и найти. Парню 30 лет, а всё один. Не дело это. Да, хоть бы хорошая попалась, - ответила жена.
Слава был младшим сыном в семье. Старшие два брата давно жили своими семьями, а он всё никак не мог оторваться от родителей. Как говорила мать, сильно смирный у неё младшенький.
Слава был с детства необщительным, тихим, даже стеснительным. Он жил в постоянном страхе сделать или сказать что-нибудь не так, поэтому говорил мало, только в крайних случаях.
С годами он не стал общительнее. После школы Слава выучился на крановщика и работал на стройке. В армию его не взяли из-за экземы, которая появлялась в холодное время года.
Слава был домоседом. Он много читал, помогал родителям на даче. Купил подержанную машину, которой уделял много внимания и сил. В общем, жил спокойной размеренной жизнью, поэтому родителей так удивили его отлучки из дома.
Вскоре ситуация прояснилась. Слава сообщил родителям, что собирается жениться. Его избранницей стала Светлана, их новая табельщица. Светлана на четыре года старше. Она вдова, её муж погиб в автокатастрофе 2 года тому назад. У Светланы трое детей: девочка 12-ти лет, и два сына 7-ми и 4 -х лет.
Отец только и сказал, - Это большая ответственность заменить детям отца. -
Мать запричитала, - Ох, чуяло моё сердце, что здесь что-то нечисто! Это надо же было так сподобиться и найти невесту с тремя детьми? -
Отец осадил её, - Замолчи! Это его жизнь. Пусть женится, а не то так и останется бобылём. -
И Слава женился. Светлана настаивала на свадьбе, но он согласился только на скромную регистрацию.
- Ничего, я скоро сделаю из тебя человека, - пообещала с улыбкой жена.
Светлана была весёлой и общительной, у неё было много подруг и друзей. Она любила компании, любила принимать гостей у себя, и ходить в гости.
Жена бросила все свои силы, чтобы ввести в свой круг мужа, но он
не стремился к общению, и скоро она поняла, что его не переделать. За столом он больше молчал, алкоголь не любил. В разгар веселья Слава старался незаметно выйти из-за стола и заняться чем-нибудь с детьми.
С детьми он сразу поладил. Он с ними разговаривал, пожалуй даже больше, чем с женой. Он прививал им любовь к чтению, старшим помогал делать уроки, младшему рассказывал сказку на ночь.
Скоро младшие мальчики Даня и Кирюша стали называть его папой, а вслед за ними и Настя, назвала отчима отцом.
Так они и жили. Можно сказать, хорошо жили. Светлана и Слава работали. Дети подрастали. Каждый год их семья ездила отдыхать на юг. Слава не забывал и своих родителей, часто ездил к ним, помогал в случае необходимости.
Прошло 12 лет.
Вышла замуж дочь Настя. Родители помогли молодым с покупкой квартиры, выделили деньги на первоначальный взнос.
Даниил поступил в университет, Кирилл ещё учился в школе. Слава уже не работал на кране, спустился на землю.
Светлана выглядела чудесно, гораздо моложе своего мужа. Она много внимания уделяла своей внешности. В тот год у них не получилось вместе поехать на отдых, отпуск мужа не совпадал с её отпуском.
Светлана поехала на море одна. А через неделю позвонила и сказала, что встретила любовь. Она о такой любви мечтала всю свою жизнь.
Дети были в шоке! Слава страдал молча, он почернел от горя.
Жена приехала через две недели и потребовала у мужа свою половину денег. У них были общие накопления в долларах и в рублях. Муж не спорил.#опусы Он молча отдал ей деньги. Он не скандалил и не пытался остановить жену. Он с первого взгляда понял по её выражению лица и безумному блеску в глазах, что остановить её в таком состоянии невозможно.
- Неужели ты думаешь, что я тебя могла полюбить? Ты мне нужен был только для того, чтобы вырастить детей, - заявила она цинично мужу.
Светлана забрала деньги, свои вещи, золотые украшения и счастливая отбыла в новую жизнь. Перед отъездом она пообещала подать на развод чуть позже.
Муж остался жить с сыновьями. Младший пошёл в выпускной класс и отец не мог в такой момент оставить его без присмотра. Да и старший сын был ещё несамостоятельным. На пенсию, которую они получали за отца им не прожить, это Слава хорошо понимал.
- И о чём думала Светлана, бросая пацанов в таком возрасте? - с горечью думал он долгими бессонными ночами.
Она им даже не звонила. Кирилла с днём рождения не поздравила. Забыла?
Не прошло и полгода, а точнее, через четыре месяца блудная мать вернулась. Куда делась вся её красота? Светлана похудела, поблекла... Одним словом, она сильно подурнела.
- Как хорошо, что я не продала квартиру! А Саид настаивал, - сказала жена.
А случилось то, что должно было случиться. Новоявленный возлюбленный после того, как забрал деньги Светланы, стал поколачивать её, сначала не сильно, а потом, как получится. Она стала продавать своё золото, это ненадолго успокаивало Саида.
Светлана поняла, что надо спасаться. Она продала свои последние любимые серёжки с бриллиантами и убежала на вокзал, села на первый отходящий поезд. Так на перекладных и добралась до дома. В дороге её подкармливали добрые соседи по купе.
Слава собрался и уехал к отцу. Матери уже не было, отец был совсем старый.
Светлана пыталась просить у него прощения. Сыновья уговаривали вернуться.
- Нет. Никогда, - как отрезал Слава, а потом добавил, обращаясь к сыновьям, - Вы можете в любой момент приезжать ко мне, рассчитывать на мою помощь, но жить с вашей матерью под одной крышей я не могу. -
Они официально оформили развод. Дети общаются с отцом, но у них табу, они не вспоминают мать. Отец не желает о ней ничего знать.
Вот такая история.
ДзенБлог: Простые люди - Сибирь
— Елена Сергеевна, у вас что-то случилось?
— Нет, Анечка.
— Вы плакали, я же слышала.
— Все нормально. У меня сын женится…
— Так радоваться надо!
— Я и радуюсь.
— Со слезами на глазах?
— Это от радости. Девушка любит Бориса. Я это вижу. О чем еще мечтать? Сразу и бабушкой стану…
— Как, бабушкой?
— У нее от первого брака маленькая дочка. Сын к ней относится как к родной. Только останусь теперь одна. Боря считает, что они должны жить отдельно. Вот и вся история.
— Главное, чтобы молодые жили хорошо, без ссор.
— Теперь буду гулять по набережной с мопсом по вечерам после работы… Как дама с собачкой.
Вдруг вбежала перепуганная секретарша шефа:
— Елена Сергеевна! Вас Анатолий Вениаминович вызывает. Там какой-то yжас! Нику до слез довел. Она заявление на увoльнeние написала.
Елена подошла к зеркалу. «Хороша, краса-девица сорока пяти лет… Глаза красные, нос картошкой… Только в таком виде на люди и показываться, чтобы потенциальных заказчиков пугать…»
Из приемной выбежала злющая Ника, красная как рак… «Видимо, дело совсем плохо. Ника молодая и перспективная переводчица… Только не поняла, что это работа, а не поиск богатенького престарелого жениха, который клюнет на ее неземную красоту, а потом скoнчается от любви к ней и оставит все свои богатства по завещанию,»- подумала про себя Елена Сергеевна, входя в кабинет.
Ее удивило, что всесильный шеф стоял почти по стойки смирно и растерянно оправдывался перед мужчиной, сидящим спиной к двери. Она тут же про себя отметила дорогой костюм и туфли ручной работы посетителя. В этом разбиралась хорошо, даром что много лет проработала переводчиком при посольстве…
— Вызывали?
— Елена Сергеевна… Василий Николаевич Стрельников… Ему требуется переводчик с отличным знанием французского… Ника не справилась…
— Мне нужен профи. Контракт на шесть месяцев, а дальше будет видно. Вы можете с ним ознакомиться, и, если условия устроят, то ответ жду завтра. На этом этапе пока все, — сказал, как отрубил, Василий Николаевич и вышел.
— Елена Сергеевна, контракт просто отличный… Предполагаются поездки за границу… Очень достойная оплата… И для агентства приличные комиссионные, если вы устроите Стрельникова как специалист… Соглашайтесь.
— Хорошо, я подумаю…
— Читайте и подписывайте, голубушка, даже не раздумывайте.
Она вернулась в кабинет, где уже вовсю обсуждали увoльнeние Ники, а та, в свою очередь, рассказывала, что за свoлoчь этот «гад с противным характером, зануда, придирa и сyхарь. Даром, что от него много лет назад жена сбежала, а любoвницы вообще не задерживаются. Да, еще сестра как крыcка Лариска во все дела свой нос сует…»
— Ну, вам-то, Елена Сергеевна, ничего не грозит. Вы же у нас педантка и тоже хорошая зaнуда… Сработаетесь. Вам же кроме работы ничего не надо… Его не интересуют пожилые женщины, а вы и так уже сбитая летчица, — со злoбой выкрикнула Ника в адрес, читающей договор, Елены Сергеевны.
— Да, уж куда мне… Вы злитесь на меня, Ника? Не пойму, чем вас обидела. Условия контракта очень выгодные, и я, пожалуй, его подпишу… Не на злo вам. Просто меня все устраивает.
Утром Елена Сергеевна была в «Тревaл Компани» с подписанным контрактом и готовностью приступить к своим обязанностям.
Василий Николаевич встретил, конечно, не с распростертыми объятиями и сразу дал понять, где ее место: небольшая комната, стол, два кресла, настольная лампа, шкаф, куча бумаг и ничего личного. С чего начать она не знала, и машинально стала разбирать документы, лежащие на краю стола. Было такое впечатление, что корреспонденцию Ника несколько дней складывала в одну стопку и больше ею не интересовалась.
Это заняло часа два, потом вызвали к боссу. Ему требовался переводчик для беседы с партнерами.
День пролетел незаметно, как в прочем, и последующие пара месяцев: переговоры, поездки и переводы. За это время в жизни Елены Сергеевны мало что изменилось, разве только то, что сын благополучно женился и переехал с семьей на съемную квартиру.
Она полюбила вечерние прогулки по набережной в компании своего верного мопса Марсика. Это был отдых для души после, пускай, не пыльной работы, но требующей умения держать себя в руках независимо от ситуации.
Был осенний, еще по-летнему, солнечный субботний день. Елена Сергеевна сидела за переводом статьи, которую не успела закончить, но та могла понадобится в понедельник. #опусы К ней подошел Марсик с поводком в зубах, показывая этим, что пора гулять, а иначе он за себя не отвечает. Ничего не оставалось делать, как собраться и идти на прогулку.
Елена стояла, положив руки на балюстраду гранитной набережной, задумчиво глядя на бегущие воды реки. На память приходили разные слова из стихов, которые так или иначе были связаны с течением волн… Вода всегда успокаивала, и на нее женщина могла смотреть долго, не отрываясь.
Она не сразу заметила, как кто-то подошел и встал рядом. Когда оглянулась, то очень удивилась – это был Стрельников.
— Добрый день, Елена Сергеевна. А я проезжал мимо. Смотрю и вижу вас… Не могли бы составить мне компанию? Например, посидеть в каком-нибудь кафе?
— Здравствуйте, Василий Николаевич. Нет. Я не одна…
— Простите, а с кем? Не вижу вашего спутника или спутницу.
— С собаками в кафе не пускают, — улыбнулась она.
Тут Стрельников заметил сидящего мопса, с собачьим интересом рассматривающего его ботинки.
— Давайте завезем песика домой, а потом посидим в кафе или прогуляемся просто так. Я знаю здесь одно очень замечательное заведение с хорошей кухней, но самое главное, там подают великолепный кофе.
— Не знаю… Не очень удобно, — попыталась отказаться она.
— Елена Сергеевна… Мы же с вами взрослые люди… И не смотрите на меня сейчас как на босса… Соглашайтесь. Пожалуйста.
— Ладно, уговорили.
Они первый раз за время, что были знакомы, разговаривали не как шеф и подчиненная, а просто как два человека. Сидя за уютным столиком, Василий Николаевич говорил весь вечер не умолкая, но ей почему-то больше запала в душу его трогательная и неуверенная улыбка. Должно быть, эта самая улыбка и решила все.
Василий Николаевич стал часто подвозить Елену Сергеевну после работы. Они могли часами прогуливаться по улицам, когда появлялось свободное время. Он оказался великолепным рассказчиком историй о родном городе. Еще когда учился в школе любил литературу и историю, думал, что и дальше будет этим заниматься, но жизнь распорядилась совсем по-другому…
Все остальное между ними случилось как-то само собой. Они поехали в Швейцарию… Елена Сергеевна думала, что это очередная встреча с партнерами, но оказалось – отдых на два дня: катание на лыжах и полное безделье. Там он и сделал ей предложение.
Она переехала к нему. До знакомства с его сестрой Елена не была в чем-то уверена, и боялась не понравиться, но все случилось наоборот. Они подружились.
В офисе тихо злорадствовали, что кто высоко залез, тому больно падать. Кто-то откровенно завидовал – из грязи в князи…
Елена Сергеевна старалась не обращать внимание на злопыхателей. Она была просто счастлива. Василий Николаевич настоял, чтобы она ушла с работы.
До определенного момента Елена Сергеевна не замечала изменений в отношениях с мужем. В ее доме никогда не было лжи, и она верила каждому его слову.
Когда в начале весны он стал часто задерживаться, объясняя работой над новым контрактом, у нее не возникло тени сомнения, что это не так.
Она даже не обратила внимание на случайно услышанный обрывок разговора между братом и сестрой, в котором Лариса просила его что-то или кого-то бросить и не портить жизнь…
Июнь незаметно перешел в июль. Золовка переехала на дачу. Елена с Василием тоже собирались на Черное море в Левадию. Уже была заказана гостиница, билеты на самолет лежали на столе, паковался чемодан…
Но за пару дней до отъезда Василий Николаевич пропал. Всю ночь его телефон был отключен. Елена нервничала, ходила из угла в угол и не сомкнула ни на минуту глаз, обзванивая больницы. Утром неожиданно вернулась с дачи Лариса.
Когда зазвонил ее телефон, она с возмущением ответила звонившему: «Ты не знаешь, что творишь. Решил вернуться в прошлое? Нет, дорогой, приезжай сюда, и сам объясняй жене… Если же нет, то ты трус и слепец… Да, да, слепец!»
Время тянулось очень долго, как резиновое… Приехал Василий. Он подошел к жене и хотел ее обнять, но она отстранила его руки…
— Лена, прости, но я сегодня улетаю в Нью-Йорк, – он не успел закончить, как вошла Лариса.
-Ты сходишь с ума… Все повторяется опять и летит в бездну… Я думала, что эта… уже забыла о тебе или нашла новую жертву. У тебя жена, дела, – возмутилась она.
— Сестренка, давай обойдемся без комментариев, — резко ответил Василий.
— Опять хочешь все пустить под откос? Сломать жизнь себе и другим людям? – крикнула Лариса и, резко развернувшись, вышла из комнаты.
— Лена, понимаешь, двенадцать лет назад я встретил женщину молодою, красивую, своенравную, капризную. Она была замужем и не собиралась разводиться. Это было какое-то наваждение. Я влюбился, бросил все к ее ногам… Мне было без разницы, что творилось с моим бизнесом… Когда счета арестовали, не смог дать того, что она хотела. Я старался любым способом удержать ее рядом. Думал, что Алиса меня любит, но она с мужем внезапно уехала в СЩА. Только о ней забывал, как будто чувствуя, она звонила и приезжала… Долгое время жил мыслями только о ней. Она обещала, что разведется с мужем, но этого не произошло… Алиса вдруг перестала приезжать и звонить, а я начал менять женщин, как перчатки. Так жил до твоего появления. Увидел тебя там, в кабинете, и во мне что-то изменилось. Думал все с прошлым покончено раз и навсегда… Этот год я был счастлив с тобой… Но Алиса приехала на Новый Год… Мы с ней встречались. Она нисколько не изменилась ни характером, ни в капризах, и также прекрасна, как в тот день, когда ее встретил первый раз. Она развелась с мужем и вернулась за мной. Простишь ли ты меня или проклянешь, но я не в силах бороться с этим чувством. Меня к ней тянет, как магнитом… Она… Мы… Прости, но самолет сегодня ночью…
Слез у Елены не было, нет они были, но еще где-то глубоко, только сердце бешено колотилось в груди, и мыслей никаких, кроме одной: «За что?».
— Поступай как знаешь, — сказав, она ушла в комнату к Ларисе. Та, накапав успокоительное, заставила его выпить и уложила невестку на диван.
Елена только слышала, как хлопнула входная дверь, и провалилась в тяжелый сон. Проснулась она от того, что очень хотелось пить. Тихо встав, чтобы не разбудить Ларису, на цыпочках прошла на кухню. Из-под двери выбивалась тонкая полоска света. Когда открыла дверь, то увидела, мужа. Он сидел за столом и, положив голову на руки, спал.
Будто почувствовав ее появление, Василий открыл глаза, вскочил и прижал к себе. У Елены не было сил сдерживать слезы, которые потекли сами собой, будто внутри что-то оборвалось.
— Прости… Прости… Я виноват перед тобой, — твердил он, целуя ее мокрые щеки.
— Ты опоздал на самолет? – прошептала она.
— Нет… Я не доехал до аэропорта… Просто не смог уехать, потому что очень тебя люблю… Понял… Не нужна мне никакая Алиса, не нужен адреналин в крови от этих отношений… Я понял, что хочу думать по дороге домой только о тебе, и знать, что ты меня ждешь… Прости меня, родная…
-Я люблю тебя, — ответила Елена.
Ирина Рябинина (Лучихина)
Лепешки лучше есть в своем доме
Дoчь прeдложила своим родителям пeреехать к ней. Потoму что им по 85 лет. Она живeт где-то под Ворoнежем. С сeмьeй. Там у нее трехкомнатный дом. Участoк. Чистый вoздух. А стаpики на Урале. Одни.
Она мнoго думала на эту тему. Размышления тревогу вызвали. Думала так: я живy в мягкoм климате. Всякие овощи, ягоды, яблoки-груши, а они в миллионном горoде. И каждую мoрковку пoкупают.
Сoбралась перед нaчалом огoродного сезoна и прикатилa к ним – угoваривать.
А рoдители живyт так, как жили. Как старoсветские пoмещики у Гоголя. По утрaм бабушка кoрмит своего дедушку кашей. Кружка кaкао. Или чай с лeпешкой.
После брeдут на прoгулку, медленно, никуда не торопясь. По давней привычкe покупают в киоскe газeту. Приходят домой. Жена что-то разoгревает к обeду. Или готовит новое. Он прoсматривает газету. Стaвит карандашом галочки напрoтив тех матeриалов, которыe будyт интeресны его бабушкe.
Затем обeд. Отдых. Так прoходит дeнь. Вечерoм, если по тeлевизору нечего смотреть, то дeд читает своей жeне пoмеченные стaтьи.
Каждый текст oбсуждается. Особенно любят на рeлигиозные тeмы. Такие статьи в «Рoссийской газeте». Или прo судьбу чeловека.
И с утренним чаем, и на прoгулке тоже хорошо - лепешечка.
Прoчитают, как кто-то замаялся с крeдитом, или у кого-то жилье мошенники выманили, и радуются оба, что их Бог миловал. И дружно мошенников oсуждают. Говорят, что у них «совести нет». Вoзмущаются.
Жизнь тихая и размeренная. Без нeожиданностей. И это очeнь хорoшо.
На уговoры дочери переехать ответили решительным отказом. Пусть под Воронежем хорошо. Пусть там чистый воздух и яблоки. Пусть! Им и здесь неплoхо. А яблок много не съешь – живот заболит. Так, одно в день, может.
Сидят вечером за чаeм. И мудрый дед рассказывает уже немолодой дочери про жизнь. Говoрит, что она, дoчь, их с матерью не пoнимает. Может, после поймет. В шкoле учишься – ждешь каникул. И выходных. В училище или в институтe – диплом. Нравится учиться – но все равно диплoма ждешь.
На рабoте ждешь отпуска и получки. Большинству работа не нравится. Днем ждешь, чтобы домой пойти. Деньги копишь – ждешь, когда можно то или сё купить. Все ждешь, ждешь и ждeшь. И постоянно разные желания терзают душу. Отсроченная жизнь.
Люди думают, что на пeнсии – дoживание. Ничeго подoбного! На пенсии – жизнь. Тoлько в чистом виде. Потому что желания подавлены, устранены, выгнаны из жизни. Это потом поймешь, не в молодости. Живешь на пенсии сиюминутным. Находишь радость в тeкущем моменте. Если ты не бoлен, кoнечно. И это утeшение.
Дoчь спрoсила: «А eсли»? И не смoгла закончить вoпрос. То eсть если кто-то рaньше помрет. Как тогда? Это имeла в виду. Но осeклась.
Умные старики пoняли. И дeд сказал: «Что будeт, то и будет. Чeго сейчас-то перeживать»?
А пока они будyт стряпать лепешки и пить какaо. И читaть вслух гaзету. А ехать к дочери? Зaчем? Чтобы почувствовать сeбя в гостях? Ходить и бoяться, что кому-то мешаeшь?
И со стариковской прямoтой oтрезал: «Пoнимаешь, я могу в своeм туaлете хоть час сидеть. Потому что это мoй туалет. А в твoем я издeргаюсь. Потoму что это не мой туалет. Пoняла»?
Дoчь тoлько головoй кивнyла.
А что? Этo и есть мyдрость. Не дoживание, а жизнь.
Гeoргий Жapкoй
Ирина Горбачева
ДУРА
Вера чистила овощи для приготовления обеда. Она никак не могла унять набирающее силу раздражение. Вчера муж пришёл домой опять очень поздно. И явно не с работы, о чём говорило амбре, разнёсшееся по спальне. На глаза навернулись слёзы. С мужем они живут в браке более двадцати лет. Вырастили сына. Но от мысли, что теперь она им не нужна, ей стало горько и обидно.
Муж поднялся по служебной лестнице. И Вера, как хорошая жена, как могла, помогала ему в этом. Костя делился с ней проблемами на службе, рассказывал о своих делах, планах. А она с интересом выслушивала его, что не маловажно было для него. Он всегда гордился её участием. Гордился ею.
А теперь… Теперь у него появилась своя жизнь. Теперь он чаще стал приходить домой поздно. Молча ел. Молча ложился спать, ничего не объясняя терзающейся в страшных догадках Вере. Это молчание Кости её раздражало. Даже то, что он стал более аккуратен и придирчив в выборе одежды, наводило её совсем на не радужные мысли.
– Правильно говорила мама про эти новые веяния времени: «Сейчас так принято. У каждого начальника по молодой длинноногой любовнице, а возможно, и не по одной. Думаешь, эти новшества тебя обойдут стороной?» Да, мама была права, – думала Вера, – взял моду, по ночам приходить. Крадется, как мышь, а от самого коньяком разит. А уж когда обедал дома, я и забыла! Готовь ему! Если бы не сын Серёжка, я бы ему наготовила! Паразит, сына даже не стесняется! Пример какой ему подаёт! Дожилась! Неужели всё-таки молодую завёл на стороне? – Вера с ожесточением стала тереть морковь о тёрку и так теранула, что вскрикнула от боли в пальцах.
– Ну вот, теперь заживать будет неизвестно сколько. Больно как! Если бы ты знал, как это больно, когда тебя бросают! Правильно! Была молодой, красивой, стройной, конечно, нужна была. «Ты моё украшение, ты моё всё, если замечу – убью, но никому не отдам»! Лгун, предатель! Предатель! А я-то, дура! Всю жизнь на него положила! Костику институт надо окончить. Один, потом второй! На что жили? На его степешку да на мой мизерный оклад. А в основном на мою экономию! Колготок вдоволь не наносилась. Всё руками: штопала, вязала, шила, перекраивала, заказы на дом брала. Господи! Где моя молодость? На что она ушла?
Вера стала шинковать лук.
– Урод! Урод! Урод! – у неё непроизвольно потекли слёзы. Она присела на кухонный диванчик, протерла глаза полотенцем, лежавшим на столе. От этого в глазах защипало ещё больше.
– Урод! – слёзы потекли ручьём, женщина закрыла лицо полотенцем и разрыдалась.
– Правильно, – стала она говорить вслух сама себе, – а когда я захотела поступить в институт, даже не на вечерний, на заочный, так сразу папочка твой прибежал с нравоучениями: – Вера, ты хорошо подумала? Косте учиться надо. И вообще, я считаю, что женщине необязательно учиться. Главное мужу получить образование. Он добытчик. Да чего там говорить, как дети появятся, на кого оставлять их будешь? – Я считаю! Я считаю! А со своей дочкой по-другому насчитали! Считальщики! Там у них зять дурак, ему учиться не зачем. А я и правда, дура, дура, дура! На всё соглашалась, на всё шла. Лишь бы Косте было хорошо, – Вера встала, прошла в ванну, умылась холодной водой.
– Господи, сколько я вынесла. Тогда была совсем девчонкой. Что я понимала? Всем верила! Всем угождала! Особенно твоей мамочке, которая не переставала щипать меня своими дурацкими придирками: – Почему Костя спит у окна? Ему там дует! А ему нельзя, у него в три года грыжу вырезали!
Вера с раздражением чистила овощи для приготовления обеда. Вчера муж пришёл домой опять поздно и явно не с работы, о чём говорило амбре, разнёсшееся по спальне. На глаза навернулись слёзы. Прожив в браке более двадцати лет, вырастив сына, ей стало горько от мысли, что она им уже совсем не нужна. Ни сыну, ни мужу – её любимому Косте.
Муж поднялся по служебной лестнице, и у него появилась своя жизнь. Раньше он делился с ней проблемами на службе, рассказывал о своих делах, планах. А теперь…
Теперь он чаще стал приходить домой поздно. Молча ел. Молча ложился спать, ничего не объясняя терзающейся в страшных догадках Вере. Это молчание Кости её раздражало. Даже то, что он стал более аккуратен и придирчив в выборе одежды, наводило её совсем на не радужные мысли.
– Правильно говорила мама про эти новые веяния времени! Сейчас так принято. У каждого начальника по молодой длинноногой любовнице, а возможно, и не по одной. Думаешь, эти новшества тебя обойдут стороной?
– Может мама права, – думала Вера, – взял моду, по ночам приходить. Крадётся, как мышь, а от самого коньяком разит. А уж, когда обедал дома, я и забыла! Готовь ему! Если бы не сын Серёжка, я бы ему наготовила! Паразит, сына даже не стесняется! Пример какой ему подаёт! Дожилась! Неужели молодую завёл на стороне? – Вера с ожесточением стала тереть морковь о тёрку и так теранула, что вскрикнула от боли в пальцах.
– Ну вот, теперь заживать будет неизвестно сколько. Больно как! Если бы ты знал, как это больно, когда тебя бросают! Правильно! Была молодой, красивой, стройной, конечно, нужна была. Ты моё украшение, ты моё всё, если замечу – убью, но никому не отдам! Лгун, предатель! Предатель! А я-то дура! Всю жизнь на него положила! Костику институт надо окончить. Один, потом второй! На что жили? На его степешку да на мой мизерный оклад. А в основном на мою экономию! Колготок вдоволь не наносилась. Всё руками: штопала, вязала, шила, перекраивала, заказы на дом брала. Господи! Где моя молодость?! На что она ушла?!
Вера стала шинковать лук.
– Урод! Урод! Урод! – у неё непроизвольно потекли слёзы. Она присела на кухонный диванчик, протерла глаза полотенцем, лежавшим на столе. От этого в глазах защипало ещё больше.
– Урод! – слёзы потекли ручьём, женщина закрыла лицо полотенцем и разрыдалась.
– Правильно, – стала она говорить вслух сама себе, – а когда я захотела поступить в институт, даже не на вечерний, на заочный, так сразу папочка твой прибежал с нравоучениями.
– Вера, ты хорошо подумала? Косте учиться надо. И вообще, я считаю, что женщине необязательно учиться, главное мужу получить образование. Он добытчик. Да чего там говорить, как дети появятся, на кого оставлять их будешь?
– Я считаю! Я считаю! А со своей дочкой по-другому насчитали! Считальщики! Там у них зять дурак, ему учиться не зачем. А я и правда дура, дура, дура! На всё соглашалась, на всё шла. Лишь бы Косте было хорошо, – Вера встала, прошла в ванну, умылась холодной водой.
– Господи, сколько я вынесла. Тогда была совсем девчонкой. Что я понимала? Всем верила! Всем угождала! Особенно твоей мамочке, которая не переставала щипать меня своими дурацкими придирками. «Почему Костя спит у окна? Ему там дует! А ему нельзя, у него в три года грыжу вырезали»! Как она меня доставала твоей грыжей вырезанной! «Косте тяжести нельзя ни в коем случае, у него грыжа была». А как ты в булочную на подработку устроился? Прибежала и с порога! – «Вера ты, о чём думаешь! Косте нельзя! У него молодой организм, он должен высыпаться! Учись экономить!»
Вот и научилась на свою голову! На себе экономить. Всё Косте, потом сыну, потом кому что необходимо, а мне? А зачем? Никуда не хожу, ничего не вижу! А куда ходить? Работу потеряла. Раньше хоть концерты посещали, в кино ходили, театр. А сейчас только и слышу: Вера, какое кино, какой театр? Я так устал! Всё и по телевизору можно посмотреть! – гад!
Вера ударила ножом по капустному кочану так, что нож отлетел и упал на пол.
– Вся жизнь впустую! Никакой благодарности! Всё забыл! – она стала быстро шинковать твёрдый кочан, – любовница! Это же надо! Чтоб та любовница!
Вера не успела договорить, как нож соскочил с упругого кочана, и на пальце образовалась небольшая ранка. Присев на стул, она заплакала от боли, от обиды, от неизвестности. Её рыдания прервал сигнал домофона, – кто это так рано, – подумала она.
Открыв входную дверь, она увидела огромных размеров букет. Нет, не букет, букетище прекрасных бордовых роз, как на картинке! Цветы были сложены так красиво, что Вера онемела от созерцания этого чуда. Из-за горы роз выглянула улыбающаяся голова Кости.
Вера убрала с лица непроизвольную улыбку и нарочито строго спросила, – это кому?
– Как кому? Верунчик конечно, тебе!
– А разве сегодня восьмое марта или моя круглая дата? В честь чего такая роскошь?
Муж передал ей букет и стал снимать куртку. Обул домашние тапочки, а Вера стояла и не могла пошевелиться. Она никак не ожидала такого поворота событий в её размышлениях.
– А что у нас сегодня на обед? – спросил Костя, довольно потирая ладони.
– Я отвыкла от таких твоих ранних приходов. Не ждала тебя так рано, – сказала растерянно Вера, – привыкла, что ты возвращаешься тогда, когда я сплю. Придётся подождать.
– Верунчик, не сердись! Ты же знаешь, как я тебя люблю! А что это у тебя? Кровь? Порезалась? Бедная моя, давай пожалею, и всё пройдёт.
Костя взял букет из рук Веры, положил его на кухонный стол, обнял её за плечи, прижал к себе. Она хотела оттолкнуть мужа, высказать всё, что наболело. Но от его неожиданной нежности защемило сердце. Она заплакала.
– Ну что ты, родная, успокойся! Всё хорошо! Мы с Серёжкой совсем тебя замотали. Бедная наша мамочка. Успокойся. Этот месяц выдался таким ужасным!
Костя помог Вере сесть за стол, сам сел напротив и стал потихоньку, неумелыми движениями шинковать капусту, – представляешь, наш президент компании сказал мне нет, просто приказал, чтобы я делал с англичанином всё, что хотел, но чтобы договор был подписан. Как я только ни ухищрялся, куда только я его не водил, но своего добился! А чего ты так смотришь на меня? Никакого разврата и криминала! Всё чинно, красиво и порядочно! А сегодня, представь! Сегодня я англичанину сказал "гудбай" и из Шереметьева сразу домой. И вообще! Вот что я скажу, моя дорогая, давай-ка собирайся, пойдем, отобедаем вне дома! Всё! Никаких возражений!
На улице витал лёгкий запах ранней весны. Тёплый ветерок ласкал своим прикосновением красные веки Веры. Костя взял жену под руку, и они медленно шли. Он всё говорил и говорил. А Вера слушала и еле сдерживала слёзы.
Верочка, ты уж прости меня. Думаешь, я незамечал, как ты мучаешься? Заперли мы тебя на кухне. Умная, красивая женщина, а всю жизнь истратила, всю молодость потратила на меня. На мои эти чёртовы университеты. Ты не думай, я всё помню. Думаешь, я не помню, как ты шила, кроила, что-то перешивала ночами? Как за копейки работала, лишь бы платили? Понимал всё… Но, прости, слов не находил, чтобы поддержать тебя. Всё некогда, бегом. Да и за своих родителей мне стыдно было. Но молчал. Не мог им ответить. Не мог защитить тебя.
– Ладно тебе, Костя! Кстати, – перебила мужа Вера, – надо к твоим заехать, старенькие совсем, тебе надо чаще с ними общаться. Ты же сын!
– Да, сын… Думаешь, я не помню, как Серёжка болел?! Бедная моя, – он прижал Веру к себе, – я всё помню, как ты добилась и устроилась в больницу нянечкой, лишь бы только выходить сына.
– Перестань, чего ты взялся за воспоминания? Цветы вот принёс…
– А тебе не понравился букет?
– Ну, что ты! Просто, по какому случаю?
– А без случая. Захотел и всё. Я и раньше всегда хотел тебе цветы дарить.
– Ты и дарил. Мне грех жаловаться.
– Что мог подарить бедный студент, потом инженер? Нет, мать! Всё! Начинаем новую жизнь!
Они шли, крепко держа друг друга за руки, Костя не прекращал своих воспоминаний, а у Веры крутилась только одна мысль, – всё! Старею. Дура, дурой стала! Бедный мой Костенька, не надо мне никакой новой жизни, лишь бы ты был рядом.
И она крепче прижалась к плечу своего любимого.