О том, что дворник Рома наркоман, еретик и насильник, знал каждый куст северо-западного района.

Из проверенных источников, что концентрировались около подъездов, почтового отделения и сбербанка, в изобилии приходила информация о том, что именно в этих кустах дворник и творил свои дьявольские злодеяния, когда солнце передавало бразды правления луне, а мужчина брал в руки метлу и выходил убирать опустевшие улицы.
Дворник уже давно стал символом несчастий и бед у местного населения. Его имя всегда шло бок о бок с тревожными событиями, несчастиями и любыми, даже самыми нелепыми, преступлениями. Если у кого-то пропадал велосипед из подъезда — это, несомненно, было дело рук Ромы. Кто-то сломал качели на детской площадке — это дворник, урод, он ненавидит детей за то, что те раскидывают листву и фантики от конфет.
Недавно за гаражами были найдены чьи-то кости и обглоданная свиная голова. Никто не сомневался в том, что здесь Рома проводил свой очередной дьявольский ритуал, ведь именно на следующий день после находки умер дядя Андрей из пятого подъезда, который тридцать лет назад учился с Ромой в одном классе и смеялся над его большим носом и родимым пятном на пол-лица.
— От нормальных мужиков жёны не уходят и не исчезают, — услышал я как-то разговор между двумя соседками в одном из магазинов, где в этот момент отоваривался дворник.
— Я её вообще больше не видела. Не такой большой у нас город, чтобы мимо пройти да на глаза не попасться. Я точно тебе говорю: убил он её и в овраге закопал, — женщины шептались возле помидоров, а слышно было даже в отделе бытовой химии.
Рома же молча ставил в корзину две коробки молока, несколько подложек куриных желудков, с которых капала кровь, и какие-то дешевые рыбные консервы, не обращая внимания на то, что только ленивый не смотрит в его сторону. Кассирша отводила глаза, когда угрюмый ночной служитель чистоты оплачивал покупки. Пакет Роме не предлагали по умолчанию, а он и не спрашивал, всё так же молча складывая покупки в грязный вонючий портфель, из которого выпирало что-то объёмистое и тяжелое, и, скорее всего, являлось орудием очередного убийства.
Роме постоянно ломали мётлы, снимали колёса с тележки, плевали в окно первого этажа, за которым он вёл своё скромное существование.
― Мы хотим другого дворника! ― заявляла толпа особо социально активных жильцов района на пороге кабинета директора управляющей компании.
― А чем вас этот не устраивает? У вас самые чистые улицы! Урны всегда пустые, даже воду в лужах собирает, чем недовольны? ― удивлялся директор, театрально размахивая руками.
― Он убирается по ночам, где это видано?! ― крикнул кто-то с задних рядов.
― И что? Разве это плохо? Вы встали с утра, а у вас уже всё чисто и опрятно!
― Я видела, как он по ночам в кустах с кем-то разговаривает! Наркотики там прячет или, наоборот, собирает! А еще он оборотень, точно вам говорю. Слышала, как он воет на луну и землю роет. А вчера у меня Анечка проснулась, попить на кухню вышла, в окно глянула, а там как раз под фонарём Ромка идёт и тележку свою катит. Руки у него в крови были, и он на телеге своей кого-то вёз. Ребенка убил, я вам точно говорю! У меня дитё уже сутки в себя прийти не может, боится на улицу выходить.
Директор управляющей компании, немолодой уважаемый человек, бывший капитан танковых войск, не выносил подобные бредни и беспочвенные обвинения, к тому же к Роме относился с уважением. Ещё бы, на весь город единственный непьющий дворник, человек, благодаря которому его управляющая компания была в списке самых образцовых организаций области. Таким кланяться при встрече должны, а ему в рожу плюют и гонят в шею.
― Всё, пошли вон! Рома остаётся! А если кому не нравится, мы вас тут не держим, переезжайте, ― не выдерживал начальник и выгонял толпу на улицу, громко хлопая дверями.
Люди расходились по домам, а через неделю снова заявлялись на порог с новыми историями и обвинениями.
Я переехал в этот район лишь две недели назад и уже был наслышан об этом злодее, что насилует и убивает никому не известных людей, которых не показывают в новостях и которых не ищут родственники. Хотя пару раз я видел, как к Роме заходил участковый, и слышал, как тот допрашивал его по поводу исчезновения детей, что пропали за тысячу километров от нашего города. Но весь этот допрос выглядел вяло и проводился лишь потому, что кто-то из жильцов посмотрел новости и сделал донос в полицию с просьбой проверить местного «бандита», якобы потенциального претендента на роль маньяка.
Участковый всегда уходил от Ромы красный от стыда и оставлял за собой горстку извинений, которую Рома сметал веником и выбрасывал вместе с остальным мусором, что сваливали ему на голову соседи. Призна́юсь, всеобщие убеждения и уверенность целого района в абсолютной и безапелляционной вине дворника во всех возможных грехах вселенной не обошли стороной и меня. И, заразившись этим сумасшествием, я тоже стал верить в их правдивость.
Как-то раз я задержался в гостях у друга, а когда вышел, чтобы заказать такси, на улице уже стояла безоблачная сентябрьская ночь. Хороший коньяк грел кровь, давал силу ногам и провоцировал на подвиги, а ночная прохлада приятно остужала голову. Было принято решение пройтись. Пара километров должны были успокоить разгорячённое сердце и помочь нагулять сон.
Я вышагивал по пустынным улицам, освещённым редкими оранжевыми фонарями и чистой молочной луной. Спальный район хорош тем, что способен похвастаться такой тишиной, при которой можно услышать, как неподалеку за городом по рельсам тащится товарный поезд, а в его кабине зевает машинист.
Каждый шорох, тем более стук металла, не может остаться без внимания. Так было и в этот раз. Что-то звонко бахнуло неподалеку от тренажёрного городка, установленного в прошлом месяце. Плескавшийся в желудке коньяк блокировал страх и располагал к азарту, а пять звёзд заставляли меня ощущать себя офицером полиции, оказавшимся в гуще внезапных событий. Я притормозил и прислушался. Со стороны тренажёров доносились шорохи. Кто-то тяжело дышал: было похоже, что в кустах рядом идёт борьба.
Внезапно почувствовав за собой гражданский долг, я решил, что нужно обязательно выяснить причину столь позднего шума, и затаился неподалеку за недействующим фонарным столбом. Кусты тряслись всё сильней, в них неизвестный и прокуренный до сиплости голос велел кому-то вести себя тише.
Дав глазам привыкнуть к темноте, я внимательно оглядел местность и обнаружил то, что заставило меня слегка протрезветь, а сердце заныть от участившегося биения.
Рядом с тренажёрами стояла печально известная двухколесная тележка, на которой наш дворник (местный садист, наркоман и почитатель дьявола) возил листву и, возможно, мёртвые детские тела. Азарт стал потихоньку убывать, ему навстречу пришло волнение и логическое мышление, которое говорило мне, что нужно срочно звонить реальным полицейским. Но я не спешил. Дворник годами создавал себе репутацию и не был пойман ни разу, хотя его видели неоднократно за темными делами. Он всегда сбега́л от правосудия, потому что никто не осмеливался бросить ему вызов в открытую и поймать за руку. Я же был так близок к тому, чтобы навсегда подарить району умиротворение и покой, поэтому решил не спешить со звонками.
Нужно было срочно вооружиться и подойти ближе, чтобы оценить степень тяжести преступления. Прижавшись как можно ниже к земле, я на корточках перебрался к спортгородку и спрятался за самым большим тренажером так, чтобы меня было не видно из-за кустов, где, кажется, находились дворник и его жертва или тайник с наркотиками. Добравшись до укрытия, я остался сидеть на корточках и попытался замедлить раскочегаренное от волнения дыхание, глубоко втягивая ноздрями остывший за ночь воздух. Неподалеку от себя я увидел большую ветку, которую спилили работники управляющей компании, когда ставили спортгородок. Она и должна была стать моим оружием в случае возможной схватки. Я снова прислушался.
― Хватит! Отпусти, кому говорят, успокойся, не видишь, что ли, дура, у меня нож!
«Чёрт, кажется, всё-таки насилует», ― подумал я, и от этого мне стало ещё страшнее, ведь здесь фигурировали такие слова, как «дура» и «нож». Им он мог пырнуть меня, а мог пырнуть жертву. В случае если что-то пойдет не так, я мог стать причиной этих возможных последствий.
― Пока не отрежу ― не лезь, нужно со всеми делиться, а не жадничать, ― уже более спокойно произнёс голос.
Я ничего не понимал. Может, он всё-таки со своими подельниками наркоманами делил добычу и их тут несколько человек ― тогда мне точно несдобровать. Нужно было подождать. Нервный ком в горле не давал нормально дышать, а ноги затекали, но я не двигался.
― Вот, молочка попей. Как жаль, что Тимохи нет с нами, он молоко любил, ― кажется, Рома говорил сам с собой и нёс при этом какую-то околесицу.
«Какое молоко? Какой Тимоха? О чём он вообще?» ― я ничего не понимал, но нужно было выяснить всё, прежде чем атаковать.
― Линда, не жадничай, поделись с братом. Кому говорят, не жадничай!
Я был в полном замешательстве и наконец решился выглянуть из-за тренажера.
Увиденное поразило меня настолько, что я, кажется, снова опьянел. Рома, тот самый сторож-садист, сидел боком ко мне на корточках и кормил собак. Рядом с ним стояла одна большая пушистая дворняга, а вокруг крутилось несколько кутят. На земле валялась коровья нога, а в металлические миски было налито молоко. Собаки чавкали и постоянно пытались отобрать друг у друга еду, потому Ромка и отреза́л от ноги куски своим огромным кухонным ножом. Затем он встал и, обтерев руки о штаны, погладил по очереди собак.
― Всё, я пошёл дальше, а вы давайте аккуратнее, эти твари ещё могут быть где-то здесь. Могут и вас порезать, если не будете внимательны. Он схватил телегу, в которую кинул метлу, и пошел за дом в сторону гаражей.
Я проследовал за ним. Там его уже ждала другая банда: штук десять котов нервно терлись о железные листы гаражей в ожидании кормежки.
Ромка достал из портфеля подложки с куриными желудками и поставил их на землю. Затем открыл консервы и налил молоко. Голодная орава набросилась на еду и принялась громко чавкать.
Последним местом был старый овраг. Я почему-то решил, что это моё дело и нужно обязательно дойти до конца этот путь, который, судя по всему, дворник проделывал каждую ночь.
Дойдя до старого моста, который был перекинут через овраг, поросший камышом и наполовину заполненный мусором, дворник остановился.
― Федя, ― негромко позвал он.
Сегодня я впервые слышал голос этого человека. Думаю, я был одним из немногих, кому вообще довелось его слышать за долгие годы. И за это мне было очень стыдно.
― Федя, ты живой? ― снова раздался голос дворника.
«Кого он там зовёт? Тролля, что ли? Может, он водит знакомство с нечистью?»
Из-под моста наконец раздался голос:
― Пока да. Чего припёрся?
― Сигарет тебе принёс и пожрать.
Я всё это время прятался по кустам и ждал. С какой-то поганой и злой надеждой ждал, что Рома всё-таки окажется злодеем. Что все эти нехорошие мысли в его адрес были не напрасны, что я не чудовище, которое может вот так безосновательно осуждать человека за то, в чём он никогда не был виноват, и даже наоборот, был в сотни раз лучше меня и всех людей вокруг. Но это было не так, и я ненавидел себя.
Из-под моста вылез бородатый одноногий «тролль» Федя с перебинтованной головой, который на самом деле был обычным бездомным стариком, одетым в замасленный армейский бушлат.
― Ты когда ко мне переедешь? ― спросил Ромка, протягивая пачку сигарет «троллю».
Тот закурил.
― Не дождешься! Мне твоя халупа даром не сдалась. Ты посмотри, какое небо, — поднял он голову и выпустил в холодный воздух струю дыма. — Разве смогу я спать под потолком, когда такая красота над моей головой?!
― Нет, не сможешь, ― грустно ответил Рома и тоже закурил.
Они постояли так минут десять, а потом Рома двинул в сторону домов, где принялся наконец за свою работу.
Я подошел к нему осторожно со спины, не зная, что сказать, но чувствовал, что сказать что-то нужно.
― Чего тебе? ― спросил он вдруг, не оборачиваясь.
― Я... Я это... Поздороваться хотел, ― ничего на ум не шло.
― За этим всю ночь за мной следишь?
«Так он видел меня! И ничего не говорил!»
― Нет. Я просто хотел...
― Хотел поймать меня за какой-нибудь гадостью?
Я молчал.
― Расстроил я тебя? ― он говорил, по-прежнему стоя спиной ко мне, подметая асфальт и дымя сигаретой.
― Простите меня. Я думал, что вы маньяк. А вы, оказывается...
― Кто? ― он наконец обернулся, и в свете луны я увидел его полные жизни, мудрости и доброты глаза. Он был изгоем общества, но он не был тем, кем его считали, не мог быть в принципе.
Я не нашел слов. Чувствовал себя глупо, поэтому перевёл тему.
― А что с Тимохой случилось?
― Какие-то сволочи его порезали. Бедный пёс не выжил. Пришлось похоронить.
«Так вот почему у него были руки в крови, и вот кого он вёз в тележке!»
― А с Федей что? Почему он живёт под мостом?
― Федя болен. Не буду говорить чем — не твоё это дело. Он сам решил для себя, что является обузой для всех, вот и живёт там, доживает. А я не настаиваю, он взрослый мальчик, это его дело. Я, чем могу, помогаю.
― А почему вы остальным не расскажете, чем занимаетесь? Все же думают, что вы маньяк!
― Пусть думают, что хотят, они тоже не малые дети. Мне оправдываться не перед кем. Обиды, зависть, злость ― это мусор, и он копится в душе, а потом, когда его становится очень много, он лезет через край и вываливается на других. Отсюда и грязные слова. Из своей души я давно всё вымел, там тишина и покой. А вот тебе ещё предстоит взять в руки метлу и разобраться с тем, что у тебя внутри. Главное ― мести качественно, не оставлять ни соринки, иначе можно не заметить, как грязь налипнет, превратится в гору и её уже ничем не отшкрябать, ― он показал мне на подметенный участок.
Я посмотрел на асфальт, он был идеально чистым, таким же чистым, как и Ромина совесть.
Следующей ночью я шёл навстречу Роме с пакетом продуктов в руках и метлой: мне тоже не терпелось навести порядок в душе́.
Александр Райн
Сыночек
-Ох, Витя, сынок, что же ты у меня такой глупый?
-А? Что? Кто? Мама ты чего здесь? Что случилось? Болит что -то?
Виктор соскочил и сел в кровати смотря на мать огромными глазами, та сидела как детстве у него в изголовье и тихо улыбалась.
Лида, молодая жена Виктора, пугливо натянув одеяло до самого подбородка, лежала не шевелясь, от страха даже не мигая.
-Ма, ты чего? Мы же спим, ночь на дворе.
-Так спите, нешто я не даю? - удивляется Зоя Петровна, - спи, спи, Витюша. А то может пойдёшь в горницу? Там кровать побольше? А Витя? Неудобно тебе, поди? А я здеся лягу, с краю, мне много места не надо...
Супружница твоя развалилась на всю кроватю.
Зоя Петровна злобно зыркнула на вжавшуюся в стенку Лиду.
-Мать! Ты вообще, что ли? Иди к себе, мы спать хотим.
-Совсем взрослый стал, уже не хочет, чтобы мамка его тетёшкала, спи, спи сыночка, а я рядышком посижу...
-Мама, иди в свою комнату, ты что?
-Иииии, это она, она змеюка подколодная от родной матери ребёнка отбила...
Плача и всхлипывая, Зоя Петровна ушла к себе.
-Прости, прости, Лидуша, ну она уже старая, прости, правда...
-Да я понимаю, понимаю Витенька, только...
-Что только?
-Да ничего, ничего, спи...
Мать родила Виктора почти в сорок, разница со старшими сёстрами двадцать лет, отца своего Виктор не знает, мать так и не сказала, сжав губы ответила однажды, как отрезала, что не скажет ничего, незачем, её Витенька, её и всё.
Отец сестёр, фронтовик, умер за десять лет до появления на свет Вити, мать сама тянула девчонок, а на старости лет, как она сама однажды выразилась, дала слабинку.
-Стыдно было, да, - рассказывает мать подросшему Витьке, когда он однажды спросил, как умудрилась мать родить его Витьку через столько лет после того, как отца не стало, - хотела грех на душу взять, да девки, сёстры твои отговорили, вот и появился ты у нас, куклёночек, ягодка наша...
Витя просил, требовал, даже угрожал, чтобы мама сказала ему кто отец, но она упёрлась и всё ты тут.
-Хошь режь меня, хошь ешь меня, не скажу ничего не доводи меня, Виктор...
Витя обижался на мать, потому что хотел тоже, хоть и не признал бы даже его отец, но он хотел хвалиться им, или хотя бы знать, что он есть.
Отца Виктору заменил зять Егор, муж старшей сестры, Катерины.
Он и воспитал из мальчишки мужика, а то не пойми что бы выросло от такой материнской любви и опеки.
После армии Виктор уехал поступать в университет, уж как мать им гордилась, гордилась и непременно наказывала привезти городскую невестку, чтобы интеллигентная была, непременно интеллигентная.
Жениться Витя не спешил, после учёбы завербовался на север, зарабатывал хорошо, мать не обижал, денег ей слал, раз в месяц перевод на сто рублей, стабильно, а куда ей столько? Складывала на книжку, конечно.
Вот дождалась сыночка, телеграфировал, одним словом, едем.
Поняла, что сын не один, что с невестой, уже планировала какую свадьбу отгрохает, чтобы удивить городскую, представляла какая она, непременно зовут Настя или Наташа, да Наташа, точно.
Вся такая интеллигентная, учёная, говорит уверенно, учительша или врачица, под стать Виктору, красавица.
Так замечталась старуха, что сама влюбилась в свою вымышленную невестку Наташу, даже поверила в свои фантазии и начала всем говорить какая Наташа умница, да красавица, как Виктора любит.
Пошла к портнихе, Зине Ковалёвой, платье для Наташи заказывать, материал выбрала, из которого платье шить будут...
А как приехал Виктор, так чуть волком не взвыла мать, как увидела какую кулёму привёз Виктор.
— Вот мама, познакомься, это моя Лида, - подтолкнул девчончишку к матери.
А она...в чём душа держится, платьишко коротенькое, живот торчит, как у карася глистастого, божечки...
-А, где же Наташа? - спросила растерянно.
-Какая Наташа, мать, ты что? Не было у меня никакой Наташи, вот Лидушка, жена моя законная, скоро внук и ли внучка у тебя родится, так что с внуками нанянчиться успеешь, а то со старшими не довелось толком, я маленький был.
-Наташа...Интеллигентная, городская, учительша, али врачица...Где же...сынок?
-Мать? Ты приболела? Или от радости ошалела? Что за Наташу ты мне тут плетёшь, проводи в дом -то нас, устали с дороги, да Лиде отдых нужен.
Как на ватных ногах прошла в дом Зоя Петровна вот так да...Вот тебе и платье для Наташи...
Уже вечером, когда Лида спала, с дороги устала, выговаривала мать любимому сыну, упрекала, корила его, как не оправдал надежд материнских.
-Мама, ты узнаешь Лиду получше, ты её полюбишь, она знаешь какая хорошая!
-Не полюблю, не хочу...Ишшо и порченая, на что она такая, как свадьбу играть?
-Мать, какая свадьба? Мы там на севере ещё год назад сыграли свадьбу я тебе писал, ты что не читала?
-Так я сынок и так плохо грамоту знаю, а тут ишшо что-то глазами мучиться стала, я положила их все письна -то твои, на божничку, думаю приедешь, да так расскажешь.
-Мама! Ты же мне писала каждый месяц, про корову, про кабанчика, про Шарика, мама!
-Та я писать -то могу, а читать совсем что-то...
-Ах, мама, мама...
-Не ругайся, сыночек, Витенька. Лучше скажи, ты на совсем приехал?
-Не знаю ещё, мама, я что зря столько лет учился? Вот думаю Лиду оставлю, а сам в город поеду, обустроюсь, а потом и вас к себе заберу.
-Ково заберёшь? Куды?
-Вас мама, Лиду с ребёнком и тебя...
— Вот ишшо, никуда я не поеду, а ты сынок вот чего, послушай мать...избавьси от этой...увези её откуда привёз, на что она тебе, ты себе в городе хорошую найдёшь...Наташу.
-Мама, да что такое, какая Наташа?
-Ну Настю, сынок, послушай ты меня, не губи себя, на что тебе эта нужна?
-Мама, Лида моя жена, она носит моего ребёнка, я её люблю в конце концов.
-Ой, ребёнка, а твой ли, ребёнок - то тот? Любит...Что -то выдумал, любовь какую-то. Увези, увези её сынок, я тебя прошу, послушай меня, не пара она тебе, чумичка какая-то...
Так ни о чём Виктор не договорился с матерью.
А ночью вот такой концерт, пришла как в детстве посидеть, полюбоваться на сыночка.
Уснуть Лида после визита свекрови больше не смогла, да и Виктор крутился.
Побыв дома три дня, так толком ни о чём не договорившись с матерью, Виктор поехал устраиваться в город.
А свекровь начала тихонько выживать Лиду.
То рассказами про мифическую Наташу, которую её сын привезёт, и они поженятся, рассказывала какую свадьбу закатит она сыну.
-Он женат, на мне, - пытается вразумить свекровь Лида.
-Ничё, ничё, как женился, так и разженится, обуяла парнишку, радуешься, а вот тебе, накося, выкуси...
Навязалась на нашу голову, откуда только вылезла ты, ну ничего, скоро Наташа приедет, да порядок наведёт, будешь лететь вперед манаток своих, чумичка.
Лида старалась не обращать на злобную старушку внимания, хотя по Витиным рассказам его мама была самая лучшая на свете...
Лида была из детского дома, она так радовалась, что у неё будет семья наконец -то появится человек, которого она сможет ласково называть мамой.
Не появился.
Свекровь ненавидела её всё больше и больше, когда Витя приезжал на выходные, свекровь и минутки не давала им остаться вдвоём, исподволь выведывала про Наташу, не встретил ли?
Виктор ругался на мать, отмахивался, но та продолжала гнуть своё.
Начала ходить по каким-то гадалкам, таскала домой разную воду, подкрадывалась и опрыскивала исподтишка Лиду, молодая женщина пугалась, старалась меньше сталкиваться со свекровью.
Говорила Виктору, что как только он за ворота, Лида бежит к мужикам.
-Ой, сынок, ну учудила твоя супружница, как кобели гужевались всю ночь, по ограде бегали, в окна стучали, один заходит, второй выходит...
-Кто, мама? - сердится сын.
-Так мужики к Лидке твоей, мокрохвостая она, ково ты пригрел, сынок.
На следующей неделе, не успел Виктор зайти в дом, кинулась ему мать в ноги, показывая синяк на руке, причитала что злобная Лидка голодом морит её и бьёт.
-Выгони, выгони её подлую.
-Да что ты выдумываешь, мама!
-Ах так, матери родной не веришь? Чумичку в богини возвёл, на божничку посади, да молись на неё.
В другой раз приехал неожиданно, среди недели и увидел сидящую на завалинке Лиду, притулилась к углу дома и дремлет.
-Лида? Ты чего здесь?
-Дома невозможно находиться...Зоя Петровна, потравила каких-то тараканов и ушла на ночь к подружке своей, там вонь такая.
-Каких тараканов, Лида?
-Я не знаю...Отвези меня на вокзал, Витя, не могу я, уеду домой, там у меня комната есть какая - никакая...Девчата не бросят, а ты…ищи свою Наташу, мы проживём не переживай.
Сил нет...
-Ты что, Лидуша? Ты что? Собирайся.
-Куда? В комнате у меня поживём, быстрее квартиру дадут, там я и двое парней, ничего страшного раскладушку попросим, ты на кровати, а я на раскладушке.
Виктор вошел в дм за вещами жены, воняло нещадно, уже когда шли на остановку, чтобы успеть на вечерний автобус, прибежала мать.
Так кричала чтобы Виктор увёз куда подальше Лидку эту...
Квартиру ребятам дали, родился мальчик, Серёжа.
Мать так и не смирилась с тем, что Виктор не женился на интеллигентной Наташе, которая непременно, вот-вот уже, должна была встретиться ему на пути.
Мать никуда не денешь, из сердца не выкинешь.
Виктор ездил к ней один, Лида собирала передачки.
-От ней? От змеи разлучницы этой? Не возьму, и исти не буду, мне поперёк горла от неё...
-Мама, хоть бы внука посмотрела.
-Нет, - сказала, как отрезала.
-Да что же ты за человек, - сказал однажды в сердцах, - я без отца вырос и моему ребёнку такой судьбы желаешь, ладно...живи как хочешь.
Рассердился Виктор тогда, сильно рассердился и не поехал к матери.
Сёстры далеко поуехали, один он рядом, у тех уже внуки, своим детям помогают.
Лида добрая душа отправляет Витю к матери, поезжай, да поезжай.
Поехал всё же, как вовремя, она лежит, упала и встать не может, еле до кровати доползла.
Увёз в больницу, а там за ней уход нужен, что поделаешь, мать всё же, ухаживал, слова не проронил, где санитарке рубль сунет, где сам.
А тут срочно на объект с ночи уехал, что делать? Знала Лида что никто больно -то не будет прыгать около старухи, да ещё с характером таким, делать нечего придётся самой ехать. Собрала Серёжу и поехала в больницу.
Увидела её злобная старуха и к стенке отвернулась.
Усадила Лида Серёжу на стул и молча начала переодевать, обмывать свекровь, та злобно глазами зыркает, но молчит.
-Мама, ето ктё?
-Бабушка твоя, Серёжа. Иди погладь бабушку по головке, пожалей, ей больно, ножка болит и ручка.
Замерла старуха, когда маленькая ручка её внука коснулась старой, седой головы.
-Ладно, Зоя Петровна, мы пойдём, Витя на объекте, завтра он придёт сам, извините что я так...бесцеремонно, выхода не было. Прощайте.
-Лида, - позвала свекровь тихонько, шёпотом.
Лида в дверях уже стояли Серёжей, - Лидуша...прости меня...Спасибо что внука показала перед уходом.
Лида вернулась.
-Перед каким уходом? Вы что? Зоя Петровна, вы даже с внуком не познакомились, а ну прекратите...
Плачет беззвучно старуха, слёзы катятся, смотрит на внука своего и сердце топится...
Каждое утро уже начавшая тихонечко ходить Зоя Петровна выглядывала в окно.
-А что милочка, дочка с внуком не пришли ли?
-Да вон по коридору идут...
-Бабуска, бабуска. я тебе одуванциков пинёс, они жовтые такие, зовотые, ты их понюфай — вот так, понюфай и выздоровишь.
-Ах ты мой золотенький, ах ты бабушкина радость, ты мой солнышко.
Лидушка, ну какой же он, какой куклёночек. Вылитый Витюшка в детстве...
-Прости ты меня, Лида, сколько я зла тебе причинила, вовек не искупить, - говорит Зоя Петровна, тихонечко семеня ногами и держась за руку снохи.
-Забудьте вы всё плохое, мама...
-Лида, я злая, вредная, упёртая, с характером своим, да и старость уже, но я подлой никогда не была. У кого хошь спроси, я думаешь из-за того, что заболела приняла тебя?
Нет, моя милая, как увидела, что сынок мой счастлив, как убедилась в этом, так и поняла, что всё хорошо.
Гордость моя не дала мне через себя переступить и стыд, думаешь я не хотела покаяться перед тобой, иии, милая, ещё как хотела.
Серёжу на руках маленького не подержала, ох и глупостей я наворотила.
Думаю, Наташу -то успею подержать? Потетёшкать?
-Какую Наташу, мама, - испуганно спрашивает Лида.
Лида, я троих дитёв родила, нечто думаешь не замечаю ничего? Вон пятна коричневые по лицу, девка будет, красоту из матери тянет...
Потетёшкала Зоя Петровна и Наташу, до последнего в посёлке жила, потом уже Виктор забрал её, так всё старалась Лиде помочь, всё облегчить ей.
-Мама, да сядьте, отдохните уже, вот вы неугомонная, - смеясь скажет Лида.
-Лидушка, я столько времени упустила, столько сказать, да сделать надо...
Когда пришло её время, старушка будто почуяла, сказала, что со спокойной душей оставляет сыночка, с такой женой ему не пропасть.
Поцеловала внучаток своих и ушла тихо...
Мать бросила Ольгу, когда ей было пять лет.
Нет, девочку не отдали в детдом. Мать удачно вышла замуж, и новому супругу чужой ребёнок был не нужен. Потом Ольга поняла, как ей повезло, что бабушка согласилась воспитывать внучку, иначе мать точно отдала её в казённое учреждение.
Женщина несколько раз приезжала, и дочь с плачем прижималась к родному человеку. Бабушка молча смотрела, как радуется ребёнок, а потом отправляла внучку в кровать.
-Ну бабушка, ну пожалуйста, ну ещё чуть чуть.
-Нам с твоей мамой надо поговорить. Иди, деточка, ложись.
-А мама ко мне придёт?
-Посмотрим, - уклончиво отвечала пожилая женщина.
Девочка делала вид, что отправляется в постель, а сама подслушивала за дверью, ожидая, когда мать зайдёт в комнату. И они как раньше будут разговаривать. Смеяться. Дурачиться. Она ей расскажет свои секреты, о которых не знает даже бабушка, а потом мама ляжет на диван, и они уснут. А утром - она проснётся, и первой, кого увидит, будет мама. Они пойдут гулять, держась за руки, а когда устанут, она покажет маме скамейку под плакучей ивой, в которой сидишь как в домике. Они с подружкой часто воображали, что находятся в волшебном лесу, а не в парке, до того тихое было место, вдалеке от тропинок...
Ольга долго сидела под дверью, а потом засыпала, так и не дождавшись мать. Впоследствии она припоминала обрывки разговоров, уже в том возрасте, когда могла из анализировать и делать выводы.
-Ты пойми, люблю я его.
- То же самое ты говорила и про отца Оли. Люблю, рожу ребёнка, он обязательно на мне женится...
-Мама, но сейчас любимый сделал мне предложение. Ну сама посуди, сколько со мной будет Оля? Лет тринадцать? А потом - замуж, и забудет про меня. А я останусь одна, без дочери и мужа. Бабий век короток, кому я нужда буду под сороковник.
-Не суди по себе. Не всем рвёт крышу от штанов так, что они забывают о собственном ребёнке.
-Ты не поймёшь, - грустно говорила мать.
-Я всё прекрасно понимаю. Тебя позвал замуж мужик из большого города, с квартирой.
-Вовсе нет, даже если бы он был обычным трудягой, живущий в общежитии, я всё равно бы в него влюбилась. Ты не представляешь, каково это - бояться потерять любимого мужчину, без которого не мыслишь своего существования.
-Конечно, представляю. Ведь он - единственный на планете, и если ты от него откажешься, другого уже не найдёшь.
-Так и знала, что бесполезно тебе объяснять. Не могу я без него. Думаешь, я не просила, чтобы он разрешил Ольке с нами жить? Просила, чуть ли не на коленях стояла. Не хочет он, мама.
-Мужика я понимаю. Тебя - нет. Не жалко дочь?
-Я уверена, что ты сделаешь для неё всё необходимое....
Бабушка закрывала за дочерью дверь, перекладывала уснувшую малышку на кровать, и ложилась сама. Завтра на работу. До пенсии ещё не скоро, дочь не помогает, и в дальнейшем не будет, у неё деньги между пальцев уходят. Надо откладывать уже сейчас внучке на образование.
Немолодая уже женщина чувствовала свою вину. Где она упустила дочь? Почему она такой выросла? Нет, не злой. А безалаберной, не думающей на шаг вперёд, и живущей чувствами, а не мозгом. Или это и есть настоящее зло? В отсутствии эмпатии к человечку, который не простил, чтобы его рожали. Хорошо, не можешь полюбить ребёнка, ну так хотя бы скрывай это от неё! Проводи с ней время, познавайте вместе мир, общайтесь. Ребёнку нужна мать, пусть даже такая как ты! Но нет. Ольга стояла на пути к замужеству, а значит....Отодвинем её в сторону, чтобы не мешала и начнём жизнь с любимым человеком без докучливого напоминания о прошлом.
И бабушка принялась аккуратно доносить до внучки мысль о том, что мама не приедет. Нет, не потому что ты плохая. У мамы новая семья. А у нас - своя семья, нам ведь и вдвоём неплохо.
Немолодая женщина страдала. Она бы очень хотела, чтобы дочь хоть изредка навещала её и Ольгу, но Лидия перестала ездить вообще. Деньги...Бог с ними, она и сама заработает. Но почему ты не приезжаешь?
Лидия звонила, спрашивала как дела. Нет, она не может приехать. Муж требует, чтобы жена сидела дома и жарила котлеты, а не разъезжала по родственникам. Немного погодя дочь забеременела, родила девочку, через год - ещё одну.
И окончательно забыла про старшую дочь.
Ольге десять лет. Она рассматривает социальные сети матери. Все профили - закрытые, и её не пускают, хотя она очень хочет. Мать раз за разом отклоняет заявку в друзья. Неверно, это не мама, а её злой муж не хочет, чтобы она дружила с мамочкой. Общалась. Обменивалась фотографиями. Девочка горько плачет от жалости к матери. Противный мужик её не любит и обижает, маме надо приехать к ним, чтобы с головой окунуться в дочернюю любовь.
Ольге пятнадцать лет.
Она всё поняла. Девушка создала фальшивые аккаунты и добавилась в друзья к сёстрам, которые не в курсе о её существовании. Зато она очень даже в курсе, и, злобно сжав кулаки, рассматривает фоточки девчонок из Турции. Египта. Куба и Тайланд. А своём городе - аквапарк, парки, кафешки. Мать обнимает дочек и Ольга с ума сходит от ревности. Как так? Она же тоже её дочь. И очень хочет обняться с матерью. И не нужны ей Кубы и Тайланды. Ей нужно то, что есть у девочек, и они воспринимают это как должное. Они росли с мамой. Им не приходилось умолять, чтобы она не уходила. Мама - всегда рядом. А значит, они росли с любовью, заботой и чувством защищённости.
Ольге восемнадцать, и она готовится к экзаменам. Девочка давно не питает иллюзий. Она не просто ревнует. Её сжигает изнутри чувство злобы. Днём, занятая делами, она ещё в состоянии отвлечься от нехороших мыслей. Но ночью мозг, освобождённый от оков, показывает всё то, о чём она и сама боится себе признаться. Посредством снов, разумеется. Ей постоянно снится мать. Вот она с дочерьми сидит на берегу на пустынном пляже. Внезапно небо заволакивает тучами, и на них обрушивается ураган, смывающий всех троих в море. Несчастные женщины кричат, умоляя о помощи. А вот и она, Ольга. Стоит неподалёку, но помогать не спешит. Наоборот, ей нравится, что их уносит в бушующее море.
Сновидения посещали девочку всё чаще, давая понять, что обиды не прошли, а, наоборот, усиливаются день ото дня. Обеспокоенная бабушка пытается воздействовать на внучку. Конечно, она понимает в чём дело.
-Оля, не надо. Не держи на неё зла. Отпусти. Бог её накажет.
-Бог не накажет, бабушка. Создать вселенную, планеты, разработать сложнейшую клетку, на основе этой клетки создать организмы, миллиарды лет их обкатывать, довести проект до организма с самоосознанием, отключить ему инстинкты и включить самообучение и заучивание реакций не по факту рождения, а по факту воздействия внешнего мира. А потом наказывать за плохое поведение....Делать ему нечего.
-Ты бы лучше думала о поступлении...
-Я о нём и думаю. Ты же знаешь...
Бабушка знала. С недавних пор внучка стала учиться прекрасно. Другая бы радовалась её успехам, но немолодая женщина догадывалась, что послужило стимулом...
Ольге двадцать три.
Она закончила университет, и работает. Переехала в город, где жила мать, выходные проводит у бабушки.
-Ты её разыскала?
-Ага. Пару раз видела. Усаживалась с дочками и мужем в автомобиль.
Злость, доведённая до высшего градуса накала может быть очень опасной. Как минимум, разрушает психику, а то и здоровье. Значит, надо как-то избавляться от неё, чтобы не сходить с ума от ревности и нехороших мыслей, грызущих днём и ночью. Она ничем не хуже этих девочек. Так почему же мать выбросила её на помойку, как щенка? Хотя не каждый человек и щенка выбросит, совесть потом замучает.
Это ей повезло, что бабушка согласилась взять за неё ответственность, а то бы в детдом отдала, чтобы не мешала простому женскому счастью.
Ольге двадцать пять, и она, наконец, стала хорошо зарабатывать. Молодая девушка сидит в комнате с парнем, продающим вполне определённые услуги за деньги. Большие деньги, что и понятно, ведь наряду с красивой внешностью и атлетической фигурой ему нужно обладать чутьём особого рода, той самой психологией, которой не научишься. Она должна быть врождённой.
-Мой папа был кубинец, - с ленивой грацией говорит мужчина. - От него, наверно, досталось....
Действительно, обаяния и харизмы у него - выше крыши. Ему не надо даже раскрывать рот, чтобы соблазнить даму, достаточно посмотреть. Даже она почувствовала жар.
Ольга расстегнула пуговку. Да, мать не устоит. Однозначно.
-Окончательная сумма будет такой, - мужчина написал цифру и протянул Ольге. -беру оплату вперёд. За результат - ручаюсь. В противном случае - отдам деньги, у меня принципы. Впрочем, беспокоиться нечего, у меня ещё ни разу осечек не было, а тут по ней видно, что устала от мужа и быта, и не против прогуляться налево.
-Пригласишь её к себе. Сделаешь видео, да такое, чтобы от стыда провалиться было можно. Отправишь мне.
-Да понял уже, всё стандартно. Думаешь, ты одна такая? Сделаю в лучшем виде.
Лидия возвращалась из фитнес клуба. Завтра у девчонок выступление. Обе делают успехи в художественной гимнастике. Несмотря на возраст, у них и звания, и награды. О их будущем можно не беспокоиться.
Она решила посидеть в кафешке, после бассейна всегда так хочется есть. Вот в этом заведении прекрасно готовят форель. Самой ей лень возиться с рыбой, проще прийти туда, где её приготовят по всем правилам и подадут в красивой посуде....
Она достала телефон, чтобы написать подружке.
-Можно? - за столик уселся мужчина, при виде которого ей захотелось немедленно сбросить десяток - другой лет.
-Простите, если помешал. Скажу сразу, я не любитель растекаться мыслью по древу. Ты мне понравилась с первого взгляда. Понимаю, что звучит странно в наше циничное и злое время, но вот тем не менее.
Сначала Лидия хотела возмутиться, но что-то её остановило. Возможно, безбашенный взгляд зелёных глаз, странно смотревшихся на загорелом лице. А может - хищные как у дикого зверя или домашнего кота движения, ленивые и несуетливые, но невыразимо прекрасные.
-Можно тебя угостить? - фамильярность, которую она не потерпела бы ни от кого другого, в нём не раздражала, наоборот.
Какие у него длинные аристократичные пальцы. А как замечательно сидит строгий офисный костюм! Ни разу она не видела, чтобы он шёл мужчине. А парфюм....Очень дорогой, и чувственный, с ноткой грехопадения и страданий.
А голос! Негромкий неторопливый голос с интонациями, которые в дрожь бросают.
У домашней хозяйки не было ни единого шанса против опытного в своём деле мачо.
Ольга разослала позорное видео всем. Мужу Лидии (она не звала её матерью). Сводным сёстрам. Подругам Лидии. Конечно, она сделала это с левого номера. Теперь бабе не поздоровится.
Ольга прислушалась к ощущениям. Кажется начинает отпускать.
В эту ночь она впервые спала без сновидений, а наутро проснулась не от слёз, а оттого, что пора было вставать. С души как камень упал, и она весело напевала, собираясь на работу.
-Ты сегодня как-то по другому выглядишь! - восхитился коллега. - В лотерею выиграла?
-Гораздо лучше!
-Может, тебе не с кем отметить это замечательное событие? - намекнул коллега, любуясь сияющим личиком девушки.
-Да, я сама хотела предложить. Надо же, как у нас мысли в одну сторону работают...
-Квартира добрачная, автомобиль на моей матери, девочки по суду останутся со мной, - перечислял супруг. - Чемоданы я собрал, дверь открыта....
-Дай мне поговорить с дочерьми.
-Они ходят к психологу, Лида. А знаешь, почему? Потому что у них мать прос_титутка. Им выписали снотворное, они не могут спать после просмотра того видео. А если уснут, кричат во сне. Девочки забросили гимнастику, потому что тренер и другие гимнастки тоже получили видео, и они не могут с ними общаться, зная, что те в курсе.... Девочки даже слышать о тебе не хотят. Это того стоило? Кстати, устраивайся на работу, чтобы платить алименты. Я не нуждаюсь в деньгах, но за подобные поступки надо наказывать.
Лидия постучалась в родной дом, где она прожила детство и юность. Откуда ушла много лет назад, будучи уверенной, что никогда сюда не вернётся.
-Мы купили этот дом год назад у старенькой бабушки. Её внучка все документы оформила.
-Адрес знаете?
-Нет, но есть телефон внучки.
-Давайте!
-Привет, мамуля. Вспомнила про меня? - А я ведь про тебя не забывала. Это я заплатила Карлосу и разослала видео. А знаешь почему? Потому что ты выбросила меня ради своей новой семьи. Вы замечательно жили всё это время, а мы с бабушкой копейки считали. Они получили от тебя любовь и заботу, а я - только слёзы и бесконечное ожидание.
Тебе жить негде? Какая жалость. Кстати, я взяла двухкомнатную квартиру в ипотеку, и купила дачу, чтобы бабушке было чем заняться летом.
-Мне некуда пойти, муж меня вот вот выпишет по суду, - женщина ещё не осознала размеры катастрофы.
-Очень этому рада. Теперь твоя очередь считать копейки и ощущать себя выброшенной на помойку, - согласилась Ольга.
Она уничтожила симку.
Не надо говорить бабушке об этом.
Пожилая женщина догадывается, но одно дело предполагать, а совсем другое - знать точно.
Матери в её жизни больше не будет.
Кто придумал, что месть иссушает душу?
Душу иссушают обиды, которые остались безнаказанными. Когда ты днём и ночью думаешь, что с тобой обошлись несправедливо и подло. И ты это исправляешь как можешь.
Она чувствует необыкновенный подъём, будто сбросила с плеч тяжесть, давившую на неё всё это время.
Тоска и кошмары, наконец, отступили.
Она, наконец, начала жить. Возможно, выйдет замуж.
И если родит ребёнка, то будет его любить.
Никогда не бросит.
И всегда будет рядом.
Потому что очень хорошо знает, каково это - жить без матери.
Автор канал на дзен: Ягушенька.
НЕ СПЕШИТЕ ПРЫГАТЬ С ОБРЫВА
Человек сидел на самом краю обрыва. Трудно решиться, даже если пришел самый последний край. Трудно сделать последнее движение. Он смотрел вниз и бездна вглядывалась в него и манила.
- "Подвинься", сказал голос справа. Человек повернул голову. Большой черный кот с белой полосой на лбу стоял рядом. Человек не удивился. Чему ещё может удивляться тот, кто сидит на самом краю? Он подвинулся и кот сел рядом.
- "Любовь, женитьба, дети, ссуда на квартиру и машину?" спросил пушистый.
- "Точно", ответил человек. Всё правильно. А платить нечем, нет денег. Какой я им отец и муж, если не могу. Им будет лучше без меня.
- "Вот оно что", протянул кот. Да у меня то же самое, только без ссуды. Мы с тобой вроде как друзья по несчастьям. Видимо, прыгать вместе придется.
Человек посмотрел на кота. А я и не знал, что у вас тоже такие проблемы.
- "А то", ответил кот. А знаешь- сказал он. Если ты не против то прыгнем через часок. Ты бы угостил меня на последок виски, очень уж я люблю его.
- "Да неужто пьешь", удивился человек.
- "Бывает", ответил кот.
- "А у меня денег нет", сказал человек и полез в карман. Бумажка зашуршала между пальцами.
- "Ты смотри", удивился он, откуда бы? Откуда она взялась? И он вытащил пятьдесят долларов и долго их рассматривал. Потом встал и они с котом пошли в самый большой бар. Кот сказал, что ему там очень нравится. Человек сел и заказал на все деньги виски.
- "Для меня и кота", сказал он и официант поперхнулся, но привычка выполнять заказы взяла своё. А потом они пили, говорили и плакали, а потом обнимались и смеялись вспоминая счастливые минуты жизни. А потом кто-то включил веселую музыку и они не смогли удержаться. А потом такси увезло их к дому человека.
Когда кот подвел его к дому, оба были пьяны. Человек еле стоял на ногах. Он боялся звонить домой и сел возле дверей. Сел и уснул, а кот... А кот приблизил к нему свою морду.
- "Я ведь не забыл тот кусок мяса", сказал он. Помнишь, тот из бутерброда, который ты отдал мне. Это был самый вкусный ужин в моей жизни. Мой последний ужин, а ты съел кусок хлеба потому что отдал своё мясо голодному, мокрому, черному коту на углу. Это был я. Я не забыл тебя. Спи спокойно. Теперь есть у тебя свой кошачий ангел, а мы своих не сдаём. Кот развернулся и вышел на улицу. Большие черные крылья раскрылись за спиной и он взлетел в черное ночное небо. Туда, к звездам. Туда, где живут ангелы и все светлые души.
А наутро хозяйка самого большого бара, которую все называли Железная леди за характер и тяжкую судьбу пришла на работу. Официант смеясь рассказал ей про странного плохо одетого мужика с пятьюдесятью долларами, который говорил, что напротив него сидит черный кот.
Железная леди побледнела и схватилась руками за горло.
- "Черный с белой полосой на голове?" спросила она.
- "Да", ответил официант. Откуда вы знаете? Знаю- сказала она. Это был он. И она бросилась к телефону и долго звонила в службу такси упрашивая дать ей номер того, кто вчера отвозил мужчину от их бара. А потом выгребла всё из кассы, а потом поехала к банку и сняла все деньги. А потом достала заветную старую коробку из под туфель с надписью 1875 год. Она сложила туда пачки денег и поехала на такси к тому дому.
Дверь ей открыла маленькая женщина в старом халатике. За него держались двое детишек. Мальчик и девочка.
- "Я приехала отдать вам коробку, которую вчера забыл ваш муж" сказала Железная леди. Женщина взяла тяжелую коробку и открыла её.
- "Боже мой!" вскрикнула она и уронила её на пол. У моего мужа не может быть столько денег.
- "Это от друзей", сказала хозяйка бара.
- "Нет у моего мужа друзей", ответила женщина и вообще никого кроме нас нет.
- "Теперь есть", сказала Железная леди. Теперь у него много друзей. Мы все его друзья и она обняла маленькую женщину.
- "Я не могу вам всего объяснить, но вы должны взять эти деньги", сказала хозяйка бара. Это мой долг ему. Так надо. Возьмите для детей. И она повернулась и пошла, а маленькая женщина в стареньком халатике долго смотрела ей в след.
Железная леди сидела на скамейке. Сигарета дрожала в руках, а по щекам текли слезы. Она вспомнила, как черный кот с белой полосой пришел к ней, когда наступил самый последний день. Он пришел и не дал ей сделать тот последний шаг с обрыва. А на следующее утро к ней домой постучал странный, смешной и толстый хозяин картинной галереи в дорогом костюме и долго доказывал ей, что она забыла у него вот эту самую коробку с надписью 1875год набитую деньгами. А потом он умаявшись стал перед ней на колени и просто попросил взять всё это. Просто, потому что так надо.
На эти деньги она открыла самый большой и самый лучший бар в городе. А ту галерею ей так и не удалось найти, хотя потом она объездила весь город. Так и хранилась у неё эта коробка из под старых туфель. А теперь вот понадобилась. Пригодилась.
Железная леди встала и пошла. Она шла просто по улице. А черный кот смотрел на неё и улыбался. Он знал, что коробка пойдет дальше. Пойдет дальше между людьми и обязательно попадет в руки тому, кто не пожалеет своего последнего куска для голодного, мокрого и дрожащего от холода кота.
Не спешите прыгать с обрыва. Не спешите. Может быть у вас за спиной стоит черный кот с белой полосой на голове. Он никогда не забывает. Никогда. И обязательно придёт. Надо только верить."(С)
Олег Бондаренко
Не знаю, что именно тогда произошло между моими родителями и хорошо ли, плохо ли они жили до этого. Я тогда был еще маленький и не понимал всех тонкостей человеческих отношений. Но только вскоре мой отец куда-то пропал, а вместо него появился дядя Витя.
Дядю Витю я жутко невзлюбил. От него пахло сигаретным дымом, и как-то раз я увидел, как он на кухне целует мою маму. Я так разозлился, защищая нашу собственность, мою, и моего папы, что из всех сил стал дубасить дядю Витю в спину. Ну, или куда там дотягивались мои ручонки.
— Саш, можно с тобой поговорить? — спустя какое-то время после моего нападения на него, дядя Витя подошел ко мне и завел разговор.
Я насупился и ничего не отвечал. Тогда он присел на полу прямо перед моим носом и, глядя мне в глаза, произнес:
— Понимаешь, я люблю твою маму! Больше жизни люблю. И это на всю жизнь. Навсегда! Потому что я не смогу жить без нее, а она без меня. А ты часть своей мамы, поэтому тебя я тоже буду всегда любить, даже если ты этого не желаешь.
Я запомнил эти слова на всю жизнь. Как бы пропитался ими насквозь, сам того не понимая. Мне просто понравилась такая интерпретация любви, связанная со словом вечность. Она дарила надежду и радость бытия, она согревала изнутри, а это в жизни самое главное. Много лет спустя, я и сам сумел полюбить так же сильно, как Виктор мою маму. Наверно, потому что искал именно такое чувство, то которое объемлет тебя целиком, заставляя и мир двигаться в нужном тебе направлении.
Однако тогда в детстве, после его слов, я возненавидел Виктора еще сильнее. Мне показалось, что он пробрался внутрь меня самого как рак. Я тогда уже знал, что существует такое заболевание. От него недавно умерла моя бабушка. Она и рассказала мне, что внутри нее поселился рак, который постоянно растет и никак нельзя его из бабушки вытащить. Я, кстати, до сих пор с осторожностью отношусь к членистоногим. Слишком живым воображением я тогда обладал.
Когда я впервые после длительной разлуки снова увидел своего отца, то немедленно бросился ему на шею.
— Папа! — прокричал я, вложив в это слово все свое накопившееся отчаяние. Вообще-то пока мы жили вместе, отец не особо проявлял какие-либо эмоции в отношении меня. И я в его присутствии тоже старался держать себя в руках. Ну, там не ныл, отец этого не любил, мог даже залепить оплеуху. Не приставал к матери с целью погладь, пожалей, полюби меня и так далее. Мужиком старался быть. Хотя видимо не всегда понимал, что это значит, потому что все равно получал затрещины. После больнючей оплеухи мне полагалось не реветь, а стиснув зубы молчать, иначе следующая затрещина будет еще больнее.
Но сейчас все это я успел позабыть и, уткнувшись в плечо отца, произнес на выдохе:
— Я тебя заждался!
Отец похлопал меня по спине и поставил на пол.
— Держи, — сказал он и протянул мне машинку. Дешевую, невзрачную, но самую прекрасную! Потому что эта была первая машинка, что дал мне отец. Обычно игрушки покупала мама. Ну, или бабушка, та, которую сожрал рак. Мой отчим, а мама с Виктором на тот момент уже поженились, и я стал слышать это странное слово, само похожее на затрещину, часто приносил мне машинки. Они были классные! Большей частью металлические, словно детеныши настоящих автомобилей. Но я не играл с ними. Все его подарки валялись на полке, покрываясь пылью. Когда мама вытирала эту пыль, она тяжело вздыхала и с печальными глазами целовала меня в макушку
— Спасибо, пап! — я расплылся в счастливой улыбке, прижимая к груди игрушку.
Потом мы с отцом ходили в кафе, и он купил мне мороженое. Правда, не с шоколадом, как я любил, а обычное, ванильное. Но я не возражал. Сидеть вместе с отцом за столом кафе было так не привычно и здорово, что я чувствовал себя самым счастливым на планете.
Осенью я пошел в первый класс и у меня почти как-то сразу не сложились отношения с математикой. Вот у всех мальчишек в классе сложились, а у меня нет. Учительница, в очередной раз, разглядывая мои каракули, сказала:
— Саша, попроси папу объяснить тебе сложение и вычитание. Возможно, у него лучше получится.
Она, конечно, имела в виду Виктора, потому что учительница знала — Виктор преподает в университете, причем как раз этот предмет. Но я Виктора отцом не считал и дождался встречи с настоящим папой, чтобы попросить его разъяснить мне, что к чему.
Как раз во время этой нашей встречи, отец решил представить мне свою новую жену Галину. Обычная такая женщина, работала медсестрой, на меня вообще не обращала внимания. Но, отцу очень не понравилось, что я выставил себя дураком перед Галиной. Если человек не может понять основы математики, то он же явно дурак и не в отца пошел. В тот день я снова испытал боль от очередной затрещины. Так как эту боль я уже успел подзабыть, то она показалась мне очень сильной. Ну, или папа немного подрос и стал сильнее.
Шли годы. Я свыкся с мыслью, что родители теперь живут отдельно. Даже стал понемногу привыкать к Виктору. Он тогда все же объяснил мне азы математических действий и впоследствии не выпускал эту тему из виду, постоянно занимаясь со мной. В конце концов, я не только стал лучшим математиком в классе, но еще и сумел искренне полюбить эту науку.
С Виктором у нас сложились вот такие отношения — когда я был не в духе, а мой взрослеющий организм часто выдавал подобные финтили, то мы как бы жили параллельными жизнями. То есть старались не пересекаться. Но, иногда, когда, например одноклассница Светка ни с того ни с сего улыбнулась мне, ну или мы с пацанами провернули удачную шутку над физруком, я сам приходил в комнату мамы и Виктора, с целью поболтать по-мужски. Виктор, чем бы ни был занят на тот момент, всегда сразу оставлял свои дела и с интересом выслушивал все мои рассказы. И про Светку, и про физрука. С советами он никогда не лез, ну или давал их так, что я даже не замечал, что это было наставление. Вроде бы Виктор просто рассказал случай из жизни одного своего знакомого, или что-то в этом роде. Но, я непременно мотал на ус полезные сведения и часто поступал потом именно так, как герои из рассказанных Виктором историй.
С отцом мы виделись не так часто, как мне бы хотелось. У него уже была третья по счету жена, не считая мамы. Эта была красивая и имя у нее было чудное Марианна, как у тетки из телевизора. Отец иногда звал ее Машей. А я никак не звал. На всякий случай, вдруг «Маша» отцу не понравится, а «Марианна» я выговорить не мог, меня одолевал хохот.
Мне было на тот момент четырнадцать, а Марианне где-то двадцать четыре. Пацан я был рослый, особенно в последнее время, вымахал за лето и страшно гордился этим. К тому же на моем подбородке и еще кое-где появилось некое подобие поросли. И этот факт моментально сделал из меня мужика. В моих глазах, так уж точно.
— Саша, ты мог бы помочь мне? — донеслось из спальни отца и Марианны. В эти выходные я гостил у папы. У него сейчас был большой загородный дом и мне, конечно, несколько льстило находиться здесь. Я чувствовал себя этаким крутым, хвастаясь потом перед одноклассниками, какая современная техника установлена в доме отца. Видеомагнитофон, компьютер и прочее.
Я пошел на зов Марианны, а когда вошел в спальню, то застыл на месте. Мне даже показалось, что я окаменел. Марианна была совершенно обнажена. Она с улыбкой наблюдала за моей реакцией, а потом неспешной походкой направилась в мою сторону. Она подошла ко мне вплотную. А затем еще и, прижавшись всем телом, уткнулась носом в мою шею и задышала. Это продолжалось всего несколько секунд, когда я, наконец, пришел в себя, отпихнул Марианну и выбежал вон из спальни.
Я несся вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Мне было ужасно страшно. Я испугался, что сейчас вернется отец и все узнает, хотя он только-только умчался решать какие-то дела в городе.
Само собой разумеется, я никому ничего не сказал, но эта дура Марианна, наверно испугавшись, что я доложу обо всем отцу, сама все рассказала. Правда она преподнесла ситуацию так, будто это я накинулся на нее, улучив момент, когда она переодевалась в спальне.
Буквально на следующий день отец приехал к нам домой, с целью убить меня.
Хорошо, что на тот момент мама была в магазине, да еще встретила там какую-то знакомую и проболтала с ней целых полчаса. Разбирали ситуацию мы втроем. Я, мой отец и мой отчим. Я впервые видел Виктора с таким выражением лица и впервые слышал от него матерные слова. Мои оправдания отец совершенно не слушал, а вот слова Виктора имели магическое действие. Виктор сказал моему отцу о том, что тот совершенно не знает своего сына. И посоветовал лучше следить за своими б… Тут Виктор произнес такое слово, которое я мог употреблять только в кругу своих друзей, но не дома. Затем Виктор пригрозил, что посадит в тюрьму эту извращенку жену моего отца, а сам отец пойдет как соучастник.
Я совсем ничего не понял из этих слов, но после этого отец резко замолчал, глядя на Виктора и багровея лицом.
— Думаешь, правда, она сама? — задал он вопрос, обращаясь к отчиму.
— Уверен, в этом.
— Убью су…!
С этими словами отец покинул нашу квартиру, и я его очень долго после этого не видел. Так и не знаю, убил он тогда Марианну, или нет, в те времена и не такое людям с рук сходило. Точно скажу только одно, я ее больше никогда в своей жизни не встречал.
После случившегося Виктор стал мне роднее некуда. Ему я об этом, понятно, не говорил, но в душе чувствовал, что могу опереться на его плечо в любой жизненной ситуации. Я стал уважать его! И, пожалуй, даже восхищаться! Все это конечно втайне от него самого.
Отчим к тому же сумел как-то безболезненно объяснить мне, что такое вообще плотская любовь и все что с ней связано. Математически точно провел урок анатомии, заставив меня полюбить любовь. И именно той самой, особой и чистой любовью. Человеческой, а не животной.
Я в свое время пробовал поговорить так же точно со своим сыном. Но думаю, у меня это плохо получилось, потому что ребенок смотрел на меня, как на инопланетянина. Хотя, конечно, времена изменились, и дети сейчас ко всему по-другому относятся. Ну или Виктор знал какой-то особый секрет.
С отцом мы конечно после того случая не перестали общаться, но это были крайне редкие встречи. По-моему, нам просто не о чем было говорить, вот мы и не стремились навстречу друг к другу. Когда я вступил во взрослую жизнь, у меня уже был надежный провожатый. Я привык интересоваться мнением Виктора почти по каждому вопросу. Он множество раз помогал мне в жизни избежать неправильных поворотов. Точно знаю, что если бы не отчим, в девятом классе я мог бы загреметь по малолетке, как это случилось с парой моих знакомых.
С Варей я познакомился тогда, когда уже более-менее твердо стоял на ногах, окончил институт и спокойно двигался вперед по карьерной лестнице. Я сразу узнал ее среди тысячи лиц, как и говорил мне когда-то Виктор. Все, что было связано с ней, стало для меня самым родным и дорогим на свете. Ее родители, ее работа, ее друзья, ее интересы и увлечения. Если бы у Вари был маленький сын, я полюбил бы и его! И полюбил бы огромной любовью.
Был самый счастливый день в моей жизни — день нашей с Варей свадьбы. Я помню, как в загсе отец хотел встать рядом со мной. Но я остановил его: «Пап, прости, но это место Виктора!», — твердо сказал я и умоляюще посмотрел на отчима. «Ты мне нужен! Без тебя мне не справиться!», — говорил мой взгляд. И отчим встал рядом со мной, и мне стало спокойно. Тогда я твердо взял за руку свою любимую, и мы уверенно вошли в нашу жизнь.
Через год у нас с Варей родилась первая дочка Маша. Потом через два года сын Кирилл, а еще спустя пять лет появилась наша младшая дочь Ксюша. Так вот я и стал счастливым отцом счастливого семейства.
Мой родной отец в моей жизни появлялся крайне редко, только, чтобы отметить очередное рождение внука и то не каждого. Когда родилась Ксюша, например, отец не смог приехать, так как он на целый год уехал в Грецию. Младшую внучку он увидел, только когда девочка уже самостоятельно пошла. Помню, как это произошло, кстати.
— Саша, Варя, а Ксюша сегодня ножками пошла, — радостно сообщила мама, вытирая руки передником. Дети гостили у бабушки, пока мы с женой ходили в театр.
— Правда? Как вам это удалось, нам казалось, она жутко боится.
— Виктор позвал ее, она и потопала! — рассмеялась мама и от ее глаз в разные стороны разбежались лучики морщинок.
Все наши дети называли Виктора дедом. Никто из них никогда даже не задумывался над тем, что дед — это вовсе не дед, а отчим их папы. Лицо их настоящего деда, моего отца дети успевали забывать, поэтому при встрече относились к нему очень настороженно. Да и он иногда путал их имена.
Когда умерла моя мама, мне было сорок три года.
После похорон на Виктора было больно смотреть. Обратная сторона медали. Когда любишь настолько сильно, не можешь перенести разлуку с любимым человеком. Как можно оторвать кусочек тебя самого?
В то время мы старались сделать так, чтобы Виктор никогда не оставался в одиночестве. Дети по очереди гостили у него, Варя приходила прибраться. Я придумывал различные причины посидеть с ним. То финал матча по футболу по телику, а какой дурак смотрит его в одиночестве? То совет мне его нужен по работе, то еще что. Часто оставался ночевать у него, и мы просиживали на кухне почти до утра. Виктор много говорил о маме. Рассуждал над свойствами ее души, даже такими, каких я никогда в ней не замечал. Мне даже стало страшно, когда я подумал — а, любил ли я свою маму, так же сильно как Виктор?
Как раз во время одного из моих таких дежурств у Виктора и случился сердечный приступ. Пока я ехал вместе с ним в скорой, то не стеснялся жидкости, непроизвольно капающей из моих глаз. Я не мог смириться с тем, что его тоже не станет. Я все повторял про себя, только бы он выжил, только бы выжил!
Потом были страшные дни ожидания. Я вздрагивал от каждого телефонного звонка, а в больнице, сидя возле него, неизменно называл его отцом. Нужно было делать это и раньше, не знаю, почему я упустил столько времени?
Когда Виктор пошел на поправку и уже мог нормально разговаривать, он сказал мне:
— Не знаю, зачем мне теперь жить, без нее.
Я схватил его руку и с жаром заговорил:
— Как же не знаешь? А мы? Ты сам когда-то говорил, что я часть ее. А теперь частички маминой души живут и в моих детях! И ты нам нужен! Нужен как никто другой!
Виктор долго смотрел на меня внимательным взглядом, а потом слабо улыбнулся:
— Ты совершенно прав, Саша. Что-то я тут залежался, пора и честь знать.
После больницы Виктор не возражал, когда я пригласил его поселиться вместе с нами. Он сказал — дети сейчас в таком возрасте, что лишняя пара глаз для присмотра за ними не помешает. А я больше, чем кто-либо другой знал, как Виктор может повлиять на становление личности моих детей и доверил бы ему все что угодно.
***
Сегодня мы праздновали восьмидесятилетие моего отчима. Отца! Потому что уже много лет я называю его так, а не иначе. Отец бодрится, хотя утром еще жаловался на боль в груди.
— Посмотри-ка, Саша, как расплодилось наше семейство, — улыбается отец, глядя на новорожденную правнучку. Эта вроде бы как на прабабушку очень похожа.
— Точно! И Варя так сказала — вылитая мама Люба, — закивал я.
— А как назовете? — спросил отец, обращаясь к Ксюше, нашей младшей дочери, а теперь новоявленной мамаше.
Ксюша бросила на меня многозначительный взгляд.
— Дед, вот так и назовем, как прабабушку, Любой.
— Правда? — голос Виктора дрогнул.
Ксюшка-егоза поцеловала его в морщинистую щеку и сказала:
— Конечно, правда, дед!
Вечер прошел шумно и весело. Наше семейство действительно разрослось. И вот, когда гости разошлись, и я зашел в комнату отца еще раз поздравить этого аксакала с юбилеем, Виктор, полулежа на подушке, попросил меня:
— Присядь Саша. Ты только не обижайся, но я собрался пойти к ней. Уж очень сильно соскучился! Понимаешь?
— Понимаю, пап, — я помолчал, а потом грустно улыбнулся, — передавай маме привет. Скажи, я вас люблю. Обоих, и ты это знай. А еще хочу сказать тебе спасибо, не припомню, чтобы говорил это раньше. Ты спас меня, я это точно знаю! Именно ты подарил мне мою такую замечательную жизнь, полную любви.
Я что-то еще говорил, только чтобы не думать, что прощаюсь с ним. Но он уже не слушал меня, наверно отправился на свою долгожданную встречу, потому что на его лице застыла мечтательная улыбка.
Синдром попутчика.
Ему было года полтора. Но он не вставал. Сидел или ползал по кроватке. Медсестрички постоянно забегали в палату. То переодеть, то покормить, или просто погладить и улыбнуться.
Он смотрел на всех открыто и доверчиво. Глазенки – как синее небо. Чистые, светлые. Отвести от них глаз невозможно. Он держал.
Просто смотрел в твои глаза, и держал. Заглядывая глубоко, внутрь. Будто читая или ища ответ на своей немой вопрос.
Зашла сюда и Лида. Случайно зашла. Остановилась, и увидела этот вопрос. Испугавшись, вышла. Потом сразу снова открыла двери. Мальчик следил за ней. И широко ей улыбался.
Женщина подошла к кроватке. Мальчонка не растерялся, и потянулся к ней.
Лида отпрянула, вновь испугавшись. Но малыш продолжал улыбаться и тянуться.
- Чего боишься? – грубовато одернула девушку санитарочка. – Он не кусается. Правда же, Сережка?
Но Лида быстро покинула палату. Забыв, похоже, зачем сюда пришла.
В машине долго не могла прийти в себя. К мальчику хотелось вернуться. Будто он был ее. Да и воспоминания накрыли с головой…
У них с мужем тогда случился первый раздор. Она сообщила мужу о беременности. Первой за 5 лет их жизни. Ну, тут и началось.
- Я не хочу ребенка, ты понимаешь? Он не входит в мои планы сейчас! – сказал тот, как отрезал, срываясь на крик.
- Я хочу, Миша. Ты понимаешь это? – заплакала в ответ Лида.
Но слезы не помогли. Лиде пришлось избавиться от бремени. Со слезами, горечью. Она плакала ночами в подушку. Утром вставала с опухшим лицом. Муж не догадывался ни о чем. У него бизнес пошел.
Прошло еще 5 лет. Однажды после завтрака муж сделал важное заявление.
- Ну, Лидуся, будем рожать? У меня все готово! - сказал, похлопав себя по карманам.
А что Лидуся? Она не знала, как сообщить ему о том, что после той операции у нее не будет детей.
- Как это – не будет? – возмущенно заорал он в ответ.
- А вот так, Миша. Не будет.
Мужчина не стал утешать плачущую жену. Молча встал из-за стола. А на следующий день заявил, что подал на развод.
Лида переехала к маме. Все у нее складывалось хорошо. Только не было семейного счастья.
- Мать, прекрати страдать! – утешала подруга.
- Да, тебе хорошо, ты, вон, уже скоро третьего родишь, - рыдала Лидуся.
- Все будет хорошо, вот увидишь! – твердила Зоя.
Подруга благополучно родила. Но через неделю слегла с малышом в больницу. Лидуся шла навестить их. Да вот… двери перепутала.
Сережу мама оставила в роддоме. Ей сказали, что у него порок сердца. Отказ написала, и ушла.
А он эти полтора года так и жил сначала в роддоме, потом в детской больнице. Переходил, как эстафетная палочка, из одного отделения в другое.
Медсестры его обожали. Верили, что у мальчика будет своя семья.
Лида стала навещать Сережу. Приносила одежки, игрушки. Занималась с ним. Учила говорить, ходить. А он, завидев ее, носился по кроватке и что-то лопотал на своем языке.
А однажды… Сережка долго не отпускал ее. Заплакал, когда она взялась за ручку двери. Вот тут-то Лидуся и приняла то судьбоносное решение.
Прошло 35 лет. Сережа не просто стал хорошо ходить и разговаривать. Он получил высшее образование. Защитил диссертацию. Получил ученую степень. И женился на любимой девушке.
Лида теперь - счастливая бабушка двух внуков-близнецов. «Сережка нарожал!» - гордо рассказывает она знакомым, кто еще не знал об изменениях в ее жизни…
Ведь она познала все прелести материнской любви. И ей удалось тогда усыновить и вырастить того безнадежного, как считали врачи, ребенка...
Автор Жизнь как она есть