Люба вошла в деревенский магазин и встала в очередь.

Перед ней было человека три. От нечего делать глазела на полки с продуктами. Всё из города привезла, а вот хлеба и масла сливочного не догадалась захватить.
Взгляд упал на молодого мужчину, набирающего банки тушёнки, макарон и хлеба с песком. Мальчик лет пяти-шести деловито укладывал всё в рюкзак стоящий на полу.
Лицо мужчины показалось смутно знакомым. Люба присмотрелась. Точно. Два года назад бригада строителей ремонтировала дом деда Фёдора в соседней деревне. Сын раскошелился. Всё лето по округе раздавался стук молотков и визг пилы. Дом стал похож на терем, с красной покатой крышей, резными наличниками и застекленной верандой.
Ночевали рабочие тут же, а столовались у тёти Маши, крупной полной женщины. Иногда ходили в клуб играть в бильярд.
Мужчина почувствовал взгляд и оглянулся, скользнул по лицам, отвернулся. Именно он приходил и к ним поправить забор. Высокий, симпатичный, улыбчивый. Люба его хорошо запомнила. Её он не узнал.
Наконец, мужчина подхватил тяжёлый рюкзак, и они с мальчиком вышли из магазина. Очередь двигалась медленно. В деревне люди закупаются основательно. Забудешь, проворонишь, придётся ждать следующего привоза товаров. А это деревня, в лучшем случае раз в неделю машина приходит из города. Хлеб, правда, чаще привозят.
Дом им с мамой достался от бабушки и дедушки. Мама жила здесь почти всё лето. Люба по возможности приезжала ей помочь. Она выскочила замуж на втором курсе института за однокурсника. Но брак их не просуществовал и года. С детьми они сразу решили повременить до окончания учёбы. Больше она не стремилась заводить серьёзных отношений.
Когда садилась в машину, видела любопытные взгляды из окон домов. За поворотом Люба сразу увидела мужчину с рюкзаком и мальчика. Тяжеловато по жаре нести такую ношу. Услышав звук мотора за спиной, мужчина оглянулся и остановился. Люба притормозила.
- Вам в Марьяниху?
- Да, - удивлённо ответил мужчина.
- Садитесь, подвезу.
Люба видела, как нерешительно мужчина посмотрел на мальчика. Наверное, жалко стало мальца. Топать до деревни три километра. Он открыл заднюю дверь и поставил рюкзак на сиденье.
- А можно я впереди сяду? – с надеждой спросил мальчик отца.
- Нет, детям нельзя… - Оборвал его отец.
- Да бросьте. Здесь нет ни ГАИ, ни полиции. Пусть садится. – Разрешила Люба и улыбнулась мальчику.
Тот тут же подскочил к передней двери, двумя руками открыл и быстро уселся в кресло рядом с Любой.
- А папа тоже купит машину. Правда, пап? - Мальчик радостно обернулся.
Но увидел неодобрительный взгляд отца, выпрямился и перестал улыбаться. Ехали медленно. Пыльная дорога местами сильно разбита тракторами и грузовиками.
- А я вас знаю. Вы Роман. Два года назад вы строили дом деду Фёдору. И нам вы ремонтировали забор. – Люба поймала взгляд мужчины в зеркало заднего вида.
Он тут же отвел глаза и ничего не ответил.
Люба поняла, что разговаривать он не намерен и сосредоточилась на дороге. Прервал молчание Роман только когда попросил остановить у дома тёти Маши.
Они с сыном выбрались из машины, и Роман сдержанно поблагодарил Любу. Только мальчик радостно помахал ей рукой, когда она отъезжала от дома.
Жила Люба в соседней деревне, чуть дальше, через небольшое поле. В общем-то, раньше это была одна большая деревня. Как они разделились на две, ходило много легенд.
- Мам, ты знаешь, кто у тёти Маши живет, в Марьянихе? – спросила она, выгружая на стол покупки.
- Конечно, знаю. Роман. Его все знают. Приехал неделю назад с сыном в отпуск. Говорят, он весной тоже приезжал, огород ей копал. Хороший мужик, не пьющий. Он всем здесь помогает. Кому забор поправит, кому крышу. Берёт недорого. А ты чего интересуешься? – Мама заглянула Любе в лицо, и она смущённо опустила глаза. – А чего покраснела? Понравился? Ой, девка, смотри.
- Скажешь тоже. Просто подвезла их с сыном из магазина. Я ничего не забыла? – Люба постаралась перевести разговор.
- Говорят, сын ему неродной, его жены. А она их бросила. Да вроде всё есть. – Мама стала убирать продукты, а Люба решила не расспрашивать.
Ей действительно до него нет никакого дела.
Уезжая вечером в воскресенье в город, она с любопытством посмотрела на дом тёти Маши. Но никого не увидела.
На следующий выходной выбраться к маме в деревню не получилось. Пришлось работать. Приехала только через две недели. Продукты привезла, в магазин ехать незачем. Она взяла отгулы на работе за прошлые выходные и наслаждалась воздухом, речкой, тишиной и покоем нескольких блаженных дней. Так хорошо, что уезжать не хотелось. Решила ещё одну ночь провести в деревне и спать, как в детстве. Если выехать рано-рано утром, то успеет даже домой заехать переодеться перед работой.
Мама надавала ей с собой пирога, картошки и грибов. Август стоял тёплый, но по ночам уже чувствовалась осенняя прохлада. В пять часов утра плотный туман окутывал всё вокруг так, что не видать соседних домов. Обильная роса покрывала пожухлую траву. Люба поёжилась и от холода окончательно проснулась.
За деревней туман рассеивался, над полями висела лёгкая дымка, как вуаль. Поэтому она сразу увидела впереди на дороге фигуру мужчины с мальчиком на плечах и с двумя большими сумками в руках. Сердце застучало сильнее от радости и волнения. Сразу поняла, что это Роман с сыном.
Она поравнялась с ними, остановила машину и опустила стекло.
- На автобус? Садитесь, – сказала так, словно приказывала.
На этот раз Роман, не раздумывая, опустил сына с плеч. Люба вышла из машины и открыла багажник. Тяжело дыша, Роман погрузил туда две тяжёлые сумки.
Мальчик сел сзади вместе с отцом, привалился к его боку и сразу заснул.
- Вас мне просто ангел посылает. – Первый завёл разговор Роман.
Сердце Любы подскочило.
- Никто не посылает. Это деревня. Здесь куда ни иди, столкнёшься с кем-нибудь. Отпуск закончился? – Они разговаривали тихо, чтобы не разбудить мальчика.
- Нет. Ребята позвонили, заказ хороший получили. Зовут. А у малого температура два дня назад подскочила. Пришлось задержаться. Сейчас вроде нет, но квёлый какой-то.
- А с кем же он будет в городе? – спросила Люба и прикусила язык.
Вот ведь, дала понять, что расспрашивала о нём.
- Соседка помогает. Да он и один остаётся. Большой. Не хулиганит.
Они проехали большую деревню и в конце увидели толпу народа на остановке.
- Автобус приедет только через полчаса. Как вы на улице с больным ребенком ждать будете? Я предлагаю ехать до города со мной. Тем более ваш сын спит. И никаких «неудобно», «да что вы» и прочей чепухи. Ехать интереснее вместе, чем одной. - И она, не останавливаясь, проехала мимо, заметив несколько завистливых взглядов из толпы ожидающих.
- Меня Люба зовут. А вы Роман. А как зовут вашего сына? – вдруг, неожиданно для самой себя, спросила Люба.
- Павка. Павел, - поправился Роман. – Только он не мой сын, – немного помолчав, добавил он.
Люба не стала задавать вопросов, вела машину и ждала.
- Мы поженились с Оксаной, когда я закончил строить дом в Марьянихе. На эти деньги свадьбу сыграли. Квартира, хоть и однокомнатная, у меня есть. Хотел машину купить, но встретил её и влюбился. Голову потерял. И всё было хорошо. Только дети не получались. Переживала, плакала, когда врачи сказали, что детей у неё не может быть.
Я успокаивал. Врачи ведь тоже не боги, ошибаются. Ну, она тогда и рассказала, что сделала аборт в восемнадцать лет. Дело прошлое. Кто не ошибался в молодости. Чтобы утешить её, сказал, что можно ребёнка взять из детского дома или из дома малютки. Я вообще-то не очень детей любил, не хотел, честно говоря. Но ради неё готов был усыновить чужого.
Поехали мы в детский дом. А там нас сразу окружили дети. Смотрят, ждут, понравиться хотят. А Павка… Он смотрел такими глазами, что у меня всё внутри перевернулось. За руку меня взял. Дети его отпихивают, а он вцепился, не отпускает. Ему тогда ещё четырёх не было.
Оксана девочку хотела, присматривала. А мне пацана стало жалко. Такой маленький, а глаза, как у собаки, которая потерялась и ищет хозяина. Я предложил мальчика и девочку сразу взять. Но нам отказали. Если бы они были братом с сестрой, тогда можно, а так… В общем, сказали, чтобы мы выбрали только одного.
Я не мог забыть Павлика, как он смотрел на меня, как вцепился своей ручонкой. И сейчас, как вспомню, так слёзы наворачиваются. Оксана согласилась. А я пообещал, что потом ещё и девочку возьмём. – Роман погладил Павлика по голове.
- Он так смешно хотел ей понравиться. Старался, но, то тарелку разобьёт, то чай прольёт. Никак у них с Оксаной не получалось наладить отношения. Павлик всё ко мне лип, а она ревновала. Начали ссориться. Павлик переживал, что мы отдадим его назад.
Оксана стала как-то отдаляться от нас. Вроде всё как всегда, а только она с работы стала задерживаться. Я думал, что не хочет с Павликом сидеть. Я ведь работал допоздна. На машину копил. Совсем немного осталось.
Однажды пришёл с работы, а Павлик один. Спрашиваю, где Оксана, а он насупился, молчит. Игрушки стали убирать, я нашёл листок с её запиской. Он его уже изрисовал каракулями.
Просила прощения, что не может так больше жить, что взять Павлика было ошибкой… А я это ради неё сделал. Не отдавать же парня назад в детский дом. Да и прикипел я к нему. Он меня папкой называет.
Сунулся я в загашник, где деньги держал. Всё взяла. У меня часть денег на карте лежала, часть налом дома. И где её искать? Так и стали мы жить с Павликом вдвоём. В отпуск решил в Марьяниху приехать. Мальцу деревню показать. Он ничего не видел.
- А родители его? – Люба смотрела перед собой, едва сдерживая слёзы.
- Мать от него в роддоме отказалась. А тётя Маша его тоже полюбила. Он её бабушкой звал.
- Натерпелся мальчишка. – Люба посмотрела в зеркало заднего вида, но Роман опустил глаза, наверное, любовался на спящего Павлика.
- Не то слово. – Роман быстро взглянул в зеркало.
- И как вы управляетесь?
- Вечером, когда на работе задерживаюсь, соседка пенсионерка забирает из сада. Да он самостоятельный. На следующий год в школу пойдёт. Я свою жизнь без него теперь не представляю. Вот ещё немного подкоплю, и купим машину. Теперь уж точно. А там, глядишь, на юг к морю махнём…
За разговорами дорога пролетела незаметно. За окнами уже мелькала окраина просыпающегося города. Люба довезла Романа и Павлика до дома, дала номер своего телефона.
- Если что нужно, я помогу. И не стесняйтесь, звоните.
- Да что вы. Вы и так нам уже столько раз помогали. А знаете что? Павлику в октябре будет шесть лет. Я приглашаю вас к нам на день рождения. Придёте?
- Обязательно! Буду рада. – И Люба искренне улыбнулась.
Роман сначала отнёс сумки в квартиру, потом вернулся за Павликом. Осторожно вытащил его из машины и на руках понёс к подъезду. Мальчик прижался к нему, но не проснулся. У двери Роман оглянулся. Люба помахала ему рукой, уже не пряча слёз.
Живые страницы
Добытчик
— Чего разлеглась, Ленка? Иди котлеты жарь.
— Там всё есть в холодильнике, только разогреть надо, — тихо ответила Лена и снова принялась за чтение.
— Я не понял, ты чего? Я же говорю, что купил котлеты. Захотелось мне! Попросил тебя их пожарить!
— Ты не попросил! В приказном порядке было сказано, — ответила Лена и громко захлопнула книгу, которую читала. Она почувствовала, что внутри у неё всё буквально закипает. С некоторых пор муж ведет себя просто возмутительно. Очевидно, он забыл, каким он был два года назад! И кто ему помог, вытащил из болота.
Когда Лена и Владимир познакомились, то у него были серьёзные проблемы с работой и деньгами, хотя мама парня, Татьяна Романовна, утверждала, что ещё немного и сын прямо взлетит по карьерной лестнице, а его доход вырастет до невообразимых размеров. Но чудо всё не случалось.
Спустя годы Лена уже начинала жалеть кое о чём, однако прошлого не вернуть, такого опыта и ума как сейчас, очевидно у неё тогда не было, а имелась большая любовь к красавцу парню, которому отчего-то не везло.
Лена тогда решила, что это не главное! Главное чувства, а они есть и они настоящие и с ними можно через огонь, воду и медные трубы пройти. А невезение — вещь временная. Всё можно решить.
Поженились.
Татьяна Романовна очень значительную часть расходов на свадьбу взяла на себя (сняла подчистую свои накопления) уж очень ей понравилась Лена, упускать не хотелось, а хотелось создать благоприятное впечатление.
Приехали на свадьбу Ленины родители, буквально на три часа, они жили в соседнем городе и были очень заняты — у них имелся свой небольшой бизнес, который требовал их постоянного присутствия.
Деньги они на свадьбу дочери тоже дали, что-то добавила и сама Лена, которая, несмотря на достаточно молодой возраст, крепко стояла на ногах и хорошо зарабатывала, очевидно, родители смогли воспитать в ней правильные качества. Более того, они, купив дочери квартиру на восемнадцатилетие, поселили её отдельно, чтобы она самостоятельно научилась себя обеспечивать.
Девушка окончила институт, нашла работу и всё у неё сложилось. Только не было любви. Однако вскоре она встретила Володю и понеслось. От любви Лена и потеряла голову…
— Володя! Я всякий раз хочу спросить, для чего ты пошёл учиться на экономиста, если ненавидишь цифры, и вообще не любишь такую деятельность? Тебя что, силком туда тащили? — спросила как-то Лена через месяц после свадьбы. Муж, как раз, придя с работы, в очередной раз жаловался ей, как его утомили эти отчёты, таблицы и прочие документы. И какая низкая у него зарплата.
— Ну… силком, конечно, не тащили… А вообще, мама так велела. Сказала — иди туда, поступай на экономический, и без работы никогда не останешься. Ну, я и пошёл. Учился вроде не плохо, даже втянулся, решил, что смогу. А потом, когда окончил, то мама велела пойти в госучреждение, чтобы соцпакет был, белая зарплата и всё такое. Ну, я и пошёл. А там, знаешь, тоска такая, ну просто мухи дохнут. Не могу я! И не получается у меня ничего. Премию всем дают, а мне меньше всех. Начальник постоянно ругает. Я там, как мальчик для битья. Чувствую себя ущербным.
— Потому что это не твоё! — горячо сказала Лена и обняла мужа. — Надо искать то, что по душе! И всё получится.
— Сказки всё это! Сколько людей работают на нелюбимой работе и нормально. Только у меня ничего не получается. Место там такое. Гиблое.
— Ну, уйди оттуда! — сказала Лена.
— Страшно… Новое всегда страшно начинать… Лучше уж там как-нибудь, — грустно сказал Володя и замолчал. Он подумал о том, что мама наверняка не одобрит смену работы.
Лена целых две недели горячо убеждала мужа решиться сменить работу. И убедила. Но на новом месте Володя не прижился.
— Знаешь, только декорации поменялись, — сказал он. — А всё те же цифры. Бррр… Ненавижу!
— А что ты хотел? У тебя же диплом такой! — всплеснула руками Лена.
— Я хотел… Знаешь, я много думал и кажется понял, что я хотел бы. Только мама тогда, давно, покрутила пальцем у виска и сказала, что это ерунда, пустое. А сейчас я вижу, что такая деятельность очень даже ценится и хорошо оплачивается. И люблю я её, даже немного разбираюсь. Но образования-то по ней нет! Никто меня на работу не возьмёт.
— Будет! — решительно заявила Лена, стукнув ладонью по столу. — Надо его получить.
— Ты что? — опешил муж. — Опять учиться? Второе высшее в копеечку влетит!
— Нет. Не вуз. Есть же курсы! Ты главное хоть какую-то корочку получи, а дальше пойдёт! Если ты действительно это любишь, всё получится, вот увидишь!
Татьяна Романовна позвонила Лене через три недели. В панике.
— Леночка! Вразуми его! Он уволился! Уволился! — плакала она в трубку. — Твердит про какие-то курсы!
Лена удивилась. Про то, что муж уволился, она слышала в первый раз, но курсы они с мужем уже обсудили и даже оплатили.
— Лен, привет! О… ты с мамой разговариваешь, — Володя вошёл в квартиру и шагнул в комнату, однако, увидев Лену с телефоном в руках попятился обратно в прихожую и стал нарочито долго снимать куртку. Он сам хотел сказать Лене об увольнении, но мать, похоже, опередила его.
— Да. Конечно. Не волнуйтесь, я с ним обязательно поговорю, — сказала Лена и прервала разговор.
— Лен, я… Я сам хотел тебе сказать…— начал Володя.
— Я понимаю. Ты хочешь полностью отдаться новому делу, посвятив ему всё время. В принципе это логично. Курсы курсами, а ещё и осваивать всё это нужно дома за компьютером. Когда это делать, если целыми днями на работе? А мама твоя, извини, не права. Ты уже большой, хватит ей указывать, что тебе делать…
— Ленка, я тебя люблю, — Володя в порыве чувств закружил Лену по комнате. — Прости, что не сказал сразу о том, что с завтрашнего дня увольняюсь…
Целый год Володя учился. Сначала на одних курсах, потом на других. Он схватывал буквально на лету массу информации и упорно оттачивал мастерство дома на компьютере. И ему это дико нравилось.
Потихоньку пошли подработки. Платили за них сущие копейки, однако они были, и это уже вселяло надежду.
Всё это время Лена терпеливо сносила трудности. Работала за двоих, оплачивала учёбу мужа, да плюс ещё спонсировала приобретение довольно мощного компьютера для его новой деятельности. Молчала и не попрекнула ни разу. И оно того стоило! Спустя ещё некоторое время доходы мужа, сначала неуверенно, а потом стремительно, поползли вверх!
Володя нашёл работу на неполный рабочий день по новой специальности, а дома работал «во вторую смену», зарабатывая даже больше. Но официальное место работы давало ему спокойствие и уверенность в завтрашнем дне.
— Да ну… Заказы могут быть, могут не быть, а тут я всегда при деле, перекантуюсь если что, — говорил Володя.
Лена его поддерживала. Наконец-то она смогла расслабиться и перестать ощущать на себе груз ответственности за содержание их небольшой семьи. Они выдержали.
А свекровь, Татьяна Романовна «переобулась на ходу» и запела песню про гениальность сына, а также замечательность и прибыльность новой профессии, забыв, что именно она не дала когда-то ходу замыслам сына, заставив поступать туда, куда он не хотел.
— Мой сын, просто гений! — заявляла она. — Сам смог обучиться, сам всё освоил! Курсы ведь не могли дать ему всё! Тут ещё талант и упорство нужно. И ум недюжинный. А теперь-то зато как хорошо!
Лене всегда во время таких разговоров становилось обидно: про неё ни слова! Да если бы не она, Володька бы так и сидел в той конторе, прозябал и не решился бы ни на что! Это она убедила и вдохновила его, оплатила всё, это она содержала его эти годы, прежде чем он смог подняться. А теперь…
С некоторых пор Владимир стал сильно зазнаваться. Он почувствовал вкус денег и поначалу стал, было, ими сорить, пока Лена не надоумила его открыть вклад и вести накопления. Просто Лена испугалась, когда он чуть не просадил солидную сумму за один из месяцев и ему едва хватило денег до следующей зарплаты. Развлечения, гаджеты, дорогая еда, одежда…
— Слушай, ты поаккуратнее с деньгами-то, не всякий раз так получаться может, — предостерегла его Лена.
— Да ладно, — махал рукой Володя. — Всё будет хорошо, если ты не накаркаешь…
И так во всём. Он не только перестал ценить и слушать Лену, но ещё и обесценивал её вклад в семейный бюджет.
— Да сколько ты там получаешь-то? У меня в три раза больше выходит! Вот! Я добытчик! Я!
Видимо это крепко засело в его голове. «Такой своеобразный пунктик» — догадалась Лена и решила тактично пропускать мимо ушей слова Владимира о «добытчике».
Однако муж становился все наглее. Даже хамил ей. По дому ничего не делал, то и дело, заявляя, что он добытчик в семье и этого достаточно, и убираться ему не пристало, словно она совсем ничего не получала, а жила в приживалках.
Лена как то не выдержала и высказала ему всё. Что она когда-то содержала его и оплачивала то, что в конечном итоге и привело его к такому доходу. На что муж заявил, что Лена только что попрекнула его куском хлеба. Володя заявил, что разочарован и думал, что они семья, а Лена вот какая оказалась злопамятная. Они сильно поругались.
Потом помирились, конечно же, но зато случайно выяснилось совершенно возмутительное дело.
Лена вдруг узнала, что Володя регулярно огромную сумму денег из своей немаленькой зарплаты даёт своим «бедным родственникам»: двоюродной сестре Рите, тёте Маше и дяде Боре. Сначала мать просила его об этом. А теперь уже они сами, напрямую просят.
Лена попыталась вспомнить, что там была за двоюродная сестра Володи, которая присутствовала на свадьбе, и память ей услужливо нарисовала странного вида тётку с тремя детьми, мал мала меньше, которая, к тому же, воспитывала их без мужа…
Просто Татьяна Романовна имела неосторожность похвастаться доходом сына перед своей сестрой Марией, а та давай жаловаться, что дочь Рита совсем пропадает. Оказалось, что этой «пропадающей» Володя исхитрился за полгода обеспечить покупку машины (хоть и подержанной, но всё же), оплатить лечение одному из детей, а другому отдых в детском лагере.
А ещё дядя Боря, брат Татьяны Романовны, неблагополучный. Его лечили от зависимости на деньги Володи. Но не вылечили. Опять запил.
— Так что нет у меня, Ленка, никаких вкладов. Не скопил, — сказал как-то Володя. — Ну, мы же нормально вроде живём! Не бедствуем, а там видишь, помочь надо было!
Лена так и села от таких новостей.
— Вот оно что! Да ты скоро гол как сокол будешь от такой помощи! — сказала она.
В тот день супруги снова поругались. Каждый остался при своём мнении. Хоть Володю и самого уже начинало «подбешивать» от этой бесконечной помощи родным, но мама всегда говорила, что это по-людски, по-божески. И негоже родным отказывать! Вот и помогал. «Ты же добытчик!» — говорила ему мать, зная, на что давить. Очень ей нравилось быть хорошей перед родственниками за счёт сына.
***
— Лен, приезжай, перелом у меня, рука, да, правая. Упал неудачно, — Владимир позвонил жене, находясь в травмпункте районной больницы. Лена тут же примчалась.
— Работать не смогу одной рукой. Что делать, не знаю, — грустно говорил он, показывая на загипсованную руку от самых кончиков пальцев до локтя.
— Я знаю, горе моё горемычное, — вздохнула Лена. — На мои будем пока жить, мы же семья.
— Ты прости меня, Ленк, — Володя уткнулся ей лицом в шею и поцеловал.
— Молодые люди, вам тут не парк, хорош целоваться! — поругала их пожилая медсестра, которая вышла в коридор и позвала следующего больного: — Бахилы наденьте, бабуля. Полис при вас? Доставайте. Давайте, тихонечко поднимайтесь, так… Ох, гололед этот, будь он неладен, всегда работы нам прибавляет!
Лена и Володя переглянулись и засмеялись. Они поднялись с больничного диванчика и аккуратно пошли к выходу.
— Люблю я тебя, Ленка, ты не обижайся на меня, я всё понял. Вот выздоровею и начну жизнь сначала, вот увидишь. Деньги стану откладывать, стараться… А пока буду в гипсе, всю-всю работу домашнюю делать буду!
— Ладно тебе! — укорила его Лена, — Какой из тебя работник сейчас? Надо чтоб рука зажила нормально, а то…
— Всё заживёт, вот увидишь! А маме я скажу, что алкашу дяде Боре, тёте Маше и Ритке её многодетной, помогать больше не стану. Не для них я добытчик! У меня своя семья, нечего на мне ездить!
— Ну, тогда слушай новость, добытчик. У нас скоро будет малыш.
— Аааа… Ленка, я чуть снова не упал, ты что, серьёзно?! — всполошился Володя.
— Да шучу я, шучу, — захихикала Лена. — Хотела твою реакцию проверить. Однако у меня и правда есть сомнения, пойдём в аптеку, тест купим!
Ей было одновременно смешно и грустно смотреть на мужа. Он шёл такой угрюмый, прямо мрачный, словно туча. С жутко озадаченным видом.
«Вот и сдулся добытчик» — подумала Лена.
— Слушай, Лен, ты не подумай ничего плохого про меня, просто это неожиданно как-то, — наконец сказал он. — Если тест и вправду будет положительный, то даже хорошо, пусть! Я не боюсь ответственности, это ж всего два месяца и я поправлюсь, гипс снимут, буду как новенький, вот увидишь! Я постараюсь… Я очень-очень тебя люблю!
— Я тоже тебя люблю, Володя, — прошептала Лена и смахнула набежавшие слёзы. — А ты зазнаваться больше не будешь?
— Вот те крест, — заявил Володя. — Бежим, наш автобус!
— Куда бежим?! Гололёд! — закричала Лена, но побежала за мужем, крепко держа его за левую руку. Та рука, что в гипсе, была спрятана под курткой.
В автобусе, сев на самое заднее сиденье, они целовались, как подростки. И каждый из них думал о том, что их жизнь теперь точно изменится в лучшую сторону. Обязательно!
автор Жанна Шинелева
СУДЬБА И СЕРЫЙ
Его звали так совершенно неспроста. Просто он так выглядел. Серая шевелюра. Некая такая смесь седых волос и когда-то черных. Создавало совершенно конкретный цвет-серый, а кроме того. Торчащие в стороны, оттопыренные уши. Продолговатое лицо. Худоба и совершенно умопомрачительный способ бегать. Его ноги выгибались во время бега сразу в две стороны. Колени внутрь, а стопы наружу.
Всё это сочетание и вызывало смех у его сослуживцев. Да, да, именно так. Сослуживцев. Нет.
В армию его не взяли. Но в пожарную бригаду он попал. Как такое странное, худое и слабое существо попало в такое место?
А очень просто.
Война, дамы и господа. Большая часть этого подразделения была призвана. Вот ту он и подвернулся. Причём в буквальном смысле слова. Просто его выгнали с прошлого места работы. И он пришел сюда. Безо всякой надежды. И на тебе.
Взяли.
Накачанные и тренированные ребята потешались над тем, как Серый таскал на тренировках пожарный рукав, обливаясь потом и пытался подтянуться пару раз. А уж о его беге, ходили легенды. Ребята из других бригад специально приходили посмеяться.
В личной жизни было то же самое. Ну, что тут сказать?
Серый и серый. Не нравился он женщинам. И всё тут.
При тушении пожаров и разборе завалов, его отправляли на самые лёгкие участки и не допускали ни к чему серьёзному, а он.
Он был совершенно счастлив. Ещё бы. Первый раз в его жизни, ему доверили такое важное дело. Спасение людей. Он таскал ребятам пиво. Приносил им пиццу и старался подружиться. Но его сторонились. Пожарные решили, что судьба к нему очень неблагосклонна, а в их деле. Это важно. Когда идёшь в огонь и разрушающееся здание, такое понятие, как невезение. Может стать одним из главных.
Всё изменилось, когда после очередного попадания ракеты в многоэтажный дом.
Серый рискуя жизнью, а по сути. Идя на верную смерть. Вынес из пожара командира подразделения. На себе.
Как он его нёс, одному Богу известно. Наверное, обстоятельства придали ему силы. Но факт остаётся фактом. Упавшая балка, оглушила и придавила командира, а Серый.
Как он тут оказался?
-Судьба.
Улыбаясь, потом объяснял он.
Приподнял балку при помощи лома, вытащил того и потом. Дотащил до выхода из здания, а перед самым выходом. Отдал ему свой кислородный аппарат.
Серого успели откачать.
А когда через неделю он вернулся в бригаду. Все мужики молча встали и подошли к столу, за которым он сидел. Перед ним поставили большой пустой стакан и каждый пожарный. Отлил из своего немного ему.
Они так молча и стояли вокруг стола и тогда Серый встал и поднял свой.
Они молча чокнулись и выпили. Вот такой был обычай в этом пожарном подразделении.
Теперь Серый был своим. Над ним по-доброму подшучивали и страховали, а он. Был счастлив.
Пока на Салтовке, ракета не попала в пятиэтажный дом. Хрущовка на два подъезда. Всё строение рухнуло, рассыпавшись как карточный домик. Осталась только небольшая часть слева. Что-то вроде пирамиды с выступающими краями. Всё это шевелилось и грозило обвалиться в любую секунду.
Прибывшая пожарная и спасательная команды принялись за тушение и разборку завалов. Была ничтожная надежда, что под рухнувшими стенами могут оказаться живые люди.
Командир приказал всем отойти от опасно раскачивавшегося остатка здания и начинать работы на противоположном конце участка, но Серый.
Серый упрямо стоял рядом и смотрел вверх.
Командир подошел и задрал голову.
Там в самом верху. На уровне четвёртого этажа. На одном из выступов. Стояла и отчаянно кричала небольшая серая кошка, а рядом с ней. Пятеро котят.
-И даже думать не смей!!!
Приказал командир.
-Я не стану рисковать тобой. Это верная смерть. Из-за кошки? Ты с ума сошел? У нас люди под завалами!!! А ну, пошёл работать!
И он двинулся по направлению к своей группе, уже приступившей к выполнению обязанностей.
Рядом стояли несколько скорых. Они тоже надеялись спасти кого-нибудь.
В общем.
Всем было не до Серого, пока один из ребят не закричал.
-Командир! Командир, смотрите!!!
Серый выдвинул лебёдкой длинную пожарную лестницу и прислонил её к раскачивающемуся куску здания. Он уже был на самом верху. На уровне четвёртого этажа. И прятал в свою специальную пожарную куртку маму-кошку и её котят.
-Убью гада.
Прорычал командир.
И когда Серый спустился, он подбежал с намерением обматерить и уволить немедленно этого самоубийцу, но тут.
Тут он наткнулся на шесть пар глаз. Внимательно наблюдавших за ним из куртки Серого.
Кошка и её котята уставились на командира с любопытством.
Пальцы у Серго дрожали так, что он не мог вытащить из пачки сигарету.
Командир запнулся и вместо мата и увольнения сказал.
-Не мельтеши, гад. Ты знаешь, что ты нарушитель приказа и я могу отдать тебя под трибунал. Время-то военное.
-Знаю.
Ответил Серый стуча зубами и попытался улыбнуться.
Командир сделал суровое лицо и сунул в зубы Серого свою сигарету.
-Покури и успокойся.
Продолжил командир.
Отнеси своё семейство подальше, чтобы они не дай Бог, не прибежали сюда. И потом возвращайся. Понял?
-Понял.
Ответил Серый и поинтересовался.
-А как на счёт трибунала?
-Да пошел ты, со своим трибуналом!
Возмутился командир.
Серый унёс кошачью семью подальше. В самый конец парка. Снял с себя куртку и свитер. Положил свитер на скамейку и устроил там маму-кошку и котят.
-Ждите здесь.
Сказал он им.
-У меня много работы, но я обязательно вернусь за вами.
И тут.
Тут землю так тряхнуло, что он не удержался на ногах и упал. Гром был такой силы, что Серый оглох ненадолго, а когда пришел в себя.
То вскочил и не понял. Это он не слышит до сих пор, или просто тишина такая смертельная.
Он побежал к месту, где работала его бригада. Смешно побежал, выгибая колени внутрь и разбрасывая ступни в стороны.
Там теперь была большая воронка. Всё, что осталось после падения второй ракеты. Точно в то самое место. Всё вокруг дымилось. И совершенно никого.
Никого не осталось. Ни ребят из его бригады, ни спасателей, ни медиков. Просто, они все погибли. Разом.
Все до одного.
Серый упал на колени и стал, обрывая ногти и сдирая кожу с рук разбирать горячие кирпичи.
Прибывшая новая команда спасателей и медиков еле оттащила его сторону. Он дрался, как чёрт и кричал.
-Не трогайте меня!!! Я должен их спасти!!! Там же мои ребята!!!
Ему вкатили двойную дозу успокоительного. И когда он пришел в себя. Один из полицейских спросил его.
-Мужик. Ты ведь из пожарных? Ты скажи только, куда тебя отвезти? Где семья- то? Где?
Кто тебя ждёт?
И тут Серый вдруг успокоился. Он вспомнил. Его действительно ждёт семья.
Полицейский стоял и плакал, наблюдая как высокий худой человек, чёрный от копоти, гари и пыли. Единственный выживший. Прижимал к себе ободранными ладонями кошку и пять её котят.
Теперь Серый, большой человек. Он командир нового подразделения пожарных. Ребят набрали из молодняка. И он их гоняет, как сидоровых коз, но они.
Обожают своего командира и очень гордятся им. Рассказы о нём больше похожи на легенду.
И его приказы выполняют беспрекословно.
В пожарке у них живут шесть кошек. Кошка-мама и пять её деток.
И это просто ещё одна история об одном неизвестном Герое.
Одном из множества.
Который просто делает свою работу. Каждый день.
Изо дня в день.
И не считает это чем-то особенным.
Ведь ему так повезло. Он спасает людей.
Иногда, ценой своей жизни.
И даже не подозревает, что он герой.
Слава Героям!
автор Олег Бондаренко-Транский
Очень понравился🙏❤
А метель в тот день лютой случилась.
Мело так, что избы на другой стороне улицы было не видно. Поди поэтому Иван так рано с лесу и пришел?
- Ой! А ты чего так рано-то? - Глаша всплеснула руками.
- Отпустили, чо, пораньше, - хмуро ответил Иван, стряхивая веником снег с валенок. - Малые-то где?
- Андрюшка, Дашка, Петька еще в школе, где ж им быть-то?
- А Танька с Варькой?
- С горки катаются. Чо им пурга-то? Ты чо так рано-то, а?
Вместо ответа Иван шмыгнул, неторопливо снял валенки, положил ушанку на полку, туда же варежки. Варежки хорошие, на собачьей шерсти. Глаша и сшила их лет пять назад. Ничо, терпят еще. Хорошо сшила.
- Исти-то будешь?
- В леспромхозе пожрамши.
- Опять... Чо перед людями-то позоришь? В столовке жрешь. Или Парашка тамака лучше готовит?
Иван неопределенно промолчал в ответ и сел на табурет.
- Чо молчишь-то? Случилось чо али чо?
Он кашлянул, протер мокрые усы: с морозу лед настыл, в тепле растаял.
- Баньку затопи.
Глаша нахмурила брови:
- Среда ж, кака баня? Вань, ты чо?
- Кака, кака... Така вот. Сильно не топи. Не мыться будем.
- Охальник, - она сняла с плеча полотенце и не сильно шлепнула его по спине. - Чёй ты? Неколды мне, вона надо меньшим портки подшить, да вапче...
- Уполномоченный приехал. Повестки привез. Завтра на войну. Я, Михайла соседский, Фрол опять же, Кузьмич, ага, да Федька с той стороны.
- Че городишь-то? Че городишь-то? Ой... - она села на скамью, бессильно уронив полотенце на худые колени. - Вань, как же я-то? Леспромхоз опять же...
- Не вой, токма, Глаш. И без того тошно. Иди-кось баньку стопи. Водку достань, опять же.
Она закусила губу и мелко-мелко закивала:
- Котору на Рождество хранил?
- Ее.
- Яишню поди тебе?
- Пожрал же, говорю. Не. Не надоть. Ребенки пусть едят. Чо, я-то сытой, да там и харч казенный. Вам тут чо как оно, вот. Да.
Она сидела молча. Он сидел молча. Из красного угла сердито смотрели Никола Чудотворец и Спас Нерукотворный. Яблочный спас, вроде. Ваня не разбирался, так осталось от бабки. Отдельно смотрела Богородица с Христом-ребенком на коленках. Смотрела вниз, под ноги. А вроде и в тебя.
С теплой печки спрыгнул кошак, подошел к хозяину, потерся о потные носки, потом запрыгнул на колени и давай муркать на всю избу. Иван погладил его грубой, намозоленной рукой.
- Водку-то сейчас?
- Опосля.
- Агась...
Она встала, пряча руки в подоле, не глядя на мужа. Накинула цигейку, ступила в валенки. Он положил руки на стол. Дождался, когда жена стукнет дверью. Достал кисет, четвертушку газетную. Сыпанул табака, послюнявил. Свернул "козью ножку". Подумал. Посмотрел на печку. Вздохнул. Чиркнул спичкой прямо тут, за столом. Задымил. Обычно Иван дымил в саму печку, в поддувало там. Жена ругалася, когды он так дымил. А седни день такой. Седни можно.
Дверь скрипнула, потом бахнула, в дом ввалилась веселая, смеющаяся ребятня.
- Батька! А я пятерку по географии получила! - Дашка смешным колобком подкатилась к отцу.
- Снег-то стряхни, мамка заругатся, - приобнял он дочку.
Младшие дочки - все в снегу завалянные с визгом бросились на отца. Рук-от хватало и на их. Пацаны же неторопливо, снимали с себя полушубки.
- Батька, чо так рано-то? - ломающимся баском старший кивнул отцу.
- Эта, Андрюх, вот чо скажу. Опосля Нового Года сходи к директору леспромхоза. Оне дрова нам должны пару возов. Один-от воз с Петькой в сарайку. Второй не колите. Второй в город свезете, продадите. Мотрите, чоб ценой не обманули. Лучше какой конторе продайте. На базар не везите. Накрячут.
- Бать, а ты чо?
- А я на войну, сынок.
- Папка, чо, правда? - спросила Танька восхищенным шепотом. - А привези мне одного Гитлера, я ему усы дергать буду!
Иван усмехнулся, посадил младшенькую на колени:
- На-кось, подарок от зайчика, - и протянул ей конфетку. - В лесу встретил косого, тот мне говорит, не убивай меня, дядя Ваня, я твоей лапочке конфетку передам!
- А мне? - тут же надулась Варька. Варька хоть и была старше - чай, на следующий год в школу, но к малой Таньке все время ревновала.
- А тебе зайчик ничо не передал.
- Как это? - глаза Варьки тут же налились слезами. Это у нее завсегда - чуть-чуть и реветь.
-А он лисичку позвал, лисичка тебе подарок из лесу и передала.
И протянул такую же конфетку второй дочке.
- Бать, чо, правда на войну? - перебил девчачий смех старшой.
- Агась. Завтрева с утра. Слушай еще чо. По весне надо будет угол у избы поднять. Сходишь, опять же, к директору. Пусть технику пригонит. Сам-то не смогёшь, дак мужики подмогнут поди.
- Так к весне-то вернешься поди?
Иван хмыкнул.
Андрейка по-своему понял хмык отца.
- Ты, что ли, сводку не слышал? Наши в контрнаступление под Москвой перешли! Громят фрицев!
- Че ж их не громить? - согласился Иван. - Вот, поди до фронта и не доеду, война кончится.
- Тять, ты уж доедь за гитлером-то каким-ни то? Я его в школу приведу, ребятам хвастаться буду. У всех нету гитлера, а у нас есть! Ну тять!
- Подь-ка сюды. И ты, Дашка, подь.
И замер, обнимая детей. И они замерли, слушая биение сердца в большой отцовской груди.
- Вань, я затопила, - вернулась жена.
- Так пошли.
- Так холодно жеж.
- Ни чо, ни чо. Сойдет.
Метель ударила по щеке горстью колючего снега. Стремительно темнело, зажигались тусклые огоньки в маленьких оконцах вятских изб. Пахло ветром и дымом. Лениво брехнул здоровенный кобель цЫган - злющий черт, признававший только семью Ивана да соседей. Звали его цЫганом за черную масть.
Из предбанника дохнуло теплом, не жаром.
- Квасу-то принесла?
- А как жешь...
Они стали раздеваться, аккуратно складывая одежку в стопочки.
Пахло в бане дымом: каменка еще не толком разошлася.
Он сел на полок, положив черные руки на белые бедра:
- Поддай-ка.
- Че там поддавать то? Холодно жешь.
- Поддай, поддай. Куды хуже-то?
Лениво зашипели камни. Духмяный запах хлеба обволок стены и тела.
Она села рядом, ровно как муж: положив загорелые руки на свои полные бедра.
Молча они гляди в дощатый пол. Ступни мерзли. Капельки пота текли по спинам.
- Подь сюды, - сказал Иван.
Она придвинулась к нему.
- Да не сюды! Сюды!
Он приподнял ее, посадил на колени, лицом к себе. Ткнулся носом в грудь: белую, большую, мягкую. Вдохнул запах молока и хлеба. Замер. Она положила ему руки на голову, вороша мокрые волосы на макушке.
Она беззвучно плакала: слезы смешивались с потом, капали на голову мужа. Он молча плакал без слез. Мужчины плачут внутрь.
Потом он легко приподнял и опустил ее снова. Два естества стали одним, вздрагивая единовременно. Он снова узнавал ее изнутри, она снова брала из него.
...Родник и губы...
...Утром они ушли в метель. Ушли до станции, где их должен был встретить военный комиссар.
Ивана, Михайлу, Кузмича, Фрола, да Федьку с той стороны.
А вслед им смотрели бабы да дети. У Федьки только детей не было. Не успел сженихаться.
Когда весеннее солнце припекло так, что зима кончилась, старшой бросил школу да пошел в леспромхоз. Семью-то кормить надо.
А от Ивана весточек не было. Одно письмо пришло, сразу после нового, сорок второго года. Во-первых строках он обстоятельно передавал всем приветы, спрашивал как дела, напомнил старшому, чтобы тот забор ще поправил, забыл сказать, когда уезжал.
Письмо то читали вслух. Сначала всей деревней, потом улицей, потом всей семьей - все по нескольку раз. Потом Глафира читала уже сама, пряча его под пуховой подушкой. Карандашные строки разобрать было сложно, но она уже выучила письмо наизусть. Сидела ночами, глядела на Матерь Божью и губами неслышно шевелила: читала молитвой.
На улице кто-то долго и однообразно застучал топором. Поди Фролова супружница дрова вздумала колоть. Ребенки у Фрола с бабой еще махоньки, вот сама и справлялась как могла. Помогали, конечно, но ведь собой то в первую руку, а пОмочь - она потома-ка.
Тук да тюк, да тюк, да тук. Мужики - они не так дрова колют. Они весело, - йэех! хрясь! Бабы - оне тюкают вот... Ванька Андрюшку учил: что ж ты, ирод царя небесного, топором полено гладишь как бабу по пи... Потом осекся, на девок посмотрел. Так-то Ваня не матькался при жене и детях. Разве что под горячую руку вывернется крепкое слово.
Она накинула жилетку меховую, шубейку, потом шалью обернула голову. Оно хоть и греет, а ветер не ласковой.
Тюк-тук, тук-тюк.
Вышла во двор.
А там стоял муж. Неловко держа топор левой рукой, старательно бил им по покосившемуся забору.
- Ваня?
Он опустил топор и виновато посмотрел на жену.
- Вишь чо? - стыдливо показал он пустой правый рукав.
- Ой! - не заметила она и бросилась к мужу. Споткнулась ногой об ногу, упала, поползла, обхватила ноги, и, наконец, зарыдала.
- Глаш, чо ты, чо ты! - испуганно запричитал он и присел, гладя жену по сбившемуся серому платку. - Чо ты, Глашь, живой он я вот! Рука померла, правда. Чо ты, Глаш?
А она навзрыд.
- Глаш, люди смотрят, че ты?
А люди и впрямь подходили к покосившемуся забору. Люди, люди... Бабы.
- Вань, Фрол-то как?
- Ак отмаялся. Похоронка не пришла ли чо?
- Ак пришла, поди, чаю, ошибка?
- Не, Мань. Осколочком махоньким, на руках у меня помер.
- Ой, бабоньки, горе-то! - одна из баб упала наземь, точно Глаша и заколотила по земле кулачками.
- А Кузьмич?
- Живой Кузьмич, велел кланяться. Со мной в гошпитале лежал. Скоро, грил, выпишут. Михайла в танкистах, ремонтником. Федор при кухне, базлают. Сам не видал ажно с Горького.
- А чо письма-то, письма-то чо не шлют?
- Война-то, Вань, в каком году кончится?
- Дядь Вань! А сколько немцев-то убил?
- ТЯТЬКАААА!!!!!
- А я вот вам из лесу гостинчиков-то, гостинчиков, - тощий солдатский сидор полетел на снег. - Андрейка, чо ты топор-то бросил в снег? Заржавет. Варька, не привез я тебе гитлера-то.
- Дак тятька, ты хоть живой!
- Дак безрукой!
- Дак ведь живой, Ванюшка... Баньку-то стопить?
- А и стопи!
- Ак я ведь на сносях, Ванюшка!
- Да чо нам, солдатам...
Молча стояли бабы около забора, смотрели на чужое, однорукое счастье, вернувшееся с войны.
Стояли, пока не пошел дымок над маленькой банькой.
Потом разошлись по избам.
Ждать.
Автор Ивакин А.Г.
ТЫ, ГЛАВНОЕ, РОДИ
Все вокруг твердили Алине, что пора рожать ребенка.
Муж вечерами рассказывал, как мечтает о наследнике. Как будет с ним гулять, купать его и играть в машинки.
- А если родится девочка? – спросила как-то Алина.
Муж даже завис на пару секунд. Такое чувство, что он даже не рассматривал такой вариант.
- Не, - в итоге сказал он. – У нас в семье одни мужики рождаются.
- А у нас одни девчонки, - пожала Алина плечами. – Так что, ты будешь рад дочке?
- Конечно! – тут же ответил супруг. – Что-нибудь и с ней придумаю.
Мама Алины же, когда та приходила к ней в гости, с порога задавала вопрос:
ВК, ТГ и ОК - подписывайтесь и не теряйтесь!
- Когда внуки?
- Как только, так сразу, - отвечала Алина, уже привыкшая к подобным беспардонным вопросам.
- Ты же не молодеешь! Чем старше, тем сложнее родить! Я тебя родила в двадцать три года, а ты чего ждешь? – продолжала давить мама.
- Жду, когда сама решу, что пора рожать, - спокойно отвечала женщина.
- Я же тоже не молодею! Пока я себя еще хорошо чувствую, нужно рожать. Я буду с внуками гулять, приезжать тебе помогать. А как подрастут, так к себе на выходные забирать стану.
- Может, я тогда рожу и тебе сразу отдам? – со смехом спрашивала Алина.
- Не язви, - злилась мама. – И, главное, я понимаю, если бы ты не замужем была. А то вы уже три года в браке, а детей нет! Мне тут соседка сочувствовала, говорит, наверное, у Алины со здоровьем что-то.
- Не, мам, это у нее с головой что-то, - отвечала Алина. – Раз решает, что имеет право это обсуждать.
- А что такого? – тут же начала оправдывать мама соседку. – Конечно, мы говорим о своих детях. О чем нам еще говорить?
- О погоде, - буркнула Алина.
Со стороны родителей мужа давление тоже было неслабым. Но там больше почему-то возмущался свекор.
- Дай бог, - вздыхал он в очередной приезд Алины со своим мужем к ним в гости, - доживу я до внука. А то здоровье-то уже не то… А хочется его и на рыбалку поводить, и в лес по грибы…
- А если будет внучка? – задала как-то тот же, что и мужу, вопрос Алина.
Свекор тут же хмыкнул, словно это звучало, как шутка.
- Господь с тобой. У нас одни пацаны рождаются.
- Так, то у вас, - стараясь сохранять спокойствие, отвечала Алина. – А у меня может и девочка родиться.
Подруги тоже почему-то сговорились против Алины. Наверное, потому что каждая из них уже познала счастье материнства (читай: отстрадала свое) и, наверное, они хотели, чтобы Алина примкнула к их мамочкину клубу.
Притом каждая уверяла, что будет помогать Алине.
- Мы же знаем, как все это непросто. Будем приезжать, гулять с мелким. А ты отсыпаться. Да и вещей столько осталось, что хочется их кому-нибудь уже отдать.
То ли давление толпы подействовало, то ли Алина и впрямь созрела, но через какое-то время она сообщила мужу о том, что беременна.
Он безумно обрадовался. Правда, Алина попросила его пока никому не говорить, но уже вечером женщину поздравляли родители с обеих сторон.
- Я же тебя просила, - вздохнула она после очередного звонка одной из мам.
- Так я никому, - тут же заявил он. – Только родителям. Они-то должны знать.
Алина лишь закатила глаза. Куда ей ребенок? У нее же уже есть один, которому нужно уточнять каждую мелочь. Например, что у слова «никому» есть определенное значение. И родители – не исключение.
Поначалу муж безумно заботился об Алине, помня про ее положение. Но со временем, видимо, привык к этому, и забота слегка притупилась.
- Алинчик, ну если я тебя повезу завтра в консультацию, мне придется на час раньше вставать. Может, ты на такси поедешь? – спрашивал он страдальческим голосом.
А потом ему и за продуктами стало лень заезжать, и приходилось Алине самой таскать тяжелый пакет из магазина.
- Помощничек, - бубнила она. И что-то ей подсказывало, что и с ребенком все будет не так радужно.
Но что больше всего возмущало Алину, так это нежелание родителей слушать ее. Например, свекровь на днях притащила к ним коляску. Ярко синюю и очень страшную. Притом они еще даже пол ребенка не узнали, а Алина просила пока ничего не покупать. Да и коляску она выбрала уже давно, и даже показывала ее всем родителям. Но почему-то любимая свекровь решила, что ей виднее, какая коляска нужна ее внуку. И очень обиделась, что Алина не пришла в восторг.
А Алинина мама в каждый свой приход таскала ей одежду для малыша. В основном розового цвета (пол так и не был еще известен). Алина просила ничего не покупать до того момента, как останется пара месяцев до родов. Да кто ж ее слушать будет.
В итоге оказалось, что Алина ждет девочку. Свекор недовольно кряхтел, и Алина даже как-то раз услышала краем уха, что он сомневается, что это ребенок их сына. Дескать, пацан должен был быть. Муж, вроде, и не показывал расстройства и, слава богу, Алину в изменах не подозревал, но тоже уже не с таким энтузиазмом ждал рождения дочки.
Малышка родилась в срок. Очень забавная и безумно похожая на мужа. Даже свекру пришлось согласиться, что тут и тест ДНК не нужен.
Когда Алину выписали, и она вернулась в свою квартиру, она была в шоке.
- А почему так грязно? И почему ты не собрал кроватку? – спросила она у супруга.
- Да я не успел как-то, - начал оправдываться муж.
- Конечно, - разозлилась Алина. – А когда тебе успеть, если вы с родителями все эти дни отмечали рождения малышки? Как будто каждый из вас лично ее рожал в мучениях!
Почти сразу после родов началось паломничество. И хоть Алина просила первый месяц не приезжать, чтобы у ребенка сформировался иммунитет, но просьбы эти были проигнорированы. Как всегда.
А еще оказалось, что мечты мужа не совпали с реальностью. Он то думал, что будет купать уже чистого и довольного малыша, а вот то, что нужно будет менять подгузник и мыть ребенка под его рев, в его в планы не входило. Поэтому он быстренько открестился от этого занятия.
Да и гулять с дочкой оказалось приятно лишь в хорошую погоду. А когда шел дождь или было прохладно, супруг сразу находил тысячу дел, только чтобы не выходить на улицу.
Первые дни, когда это было и не нужно, бабушки и дедушки доставали Алину визитами. А потом, видимо, наигрались с внучкой. И когда Алина просила какую-нибудь из мам прийти и погулять с ребенком, чтобы она могла банально прибраться или просто помыться, у них сразу радикулит давал о себе знать. Либо же в поликлинику срочно нужно было идти. Ну, или, погода была неподходящей. В плане отмазок им равных не было.
- Так, эти помощники тоже мимо, - говорила сама себе Алина.
А вот от подруг она такой подставы не ожидала. Они же были на ее месте! Но, как оказалось, ни одной из них не хотелось снова во все это окунаться. Правда, вещей и впрямь кучу отдали. Даже таких, которым место давно уже было на помойке.
Когда малышка подросла, Алина намекнула бабушкам и дедушкам, что будет не против, если они вдруг хотят взять внучку на выходные. А она эти выходные проспит. Но тут вдруг оказалось, что никто из них не готов сидеть с таким маленьким ребенком.
- Пускай еще подрастет, - говорила ее мама. – Маленькая она еще.
- Позволь тебе напомнить, что я с года у бабушки проводила все выходные, - говорила Алина.
- Тогда другое время было! – злилась мама.
- Ну да, ну да… Это же другое…
Впрочем, Алина и сама отлично справлялась. Да и муж хоть и без особого удовольствия, но все же помогал. Однако она теперь точно знала, что в вопросах детей никому веры нет.
Но самое большое возмущение Алина испытала в новый год. Дочке было уже два годика, и за это время она ни разу не оставалась у кого-нибудь из бабушек хотя бы на день. Да и по пальцам рук можно было посчитать те дни, когда бабули и дедули приезжали погулять с ребенком. И вот, когда они все сели за стол, умиляясь такой красавице и умнице внучке, мама Алины вдруг заявила:
- Ну, что, когда за вторым?
- Да-да, - поддакнул свекор, - нам все же внук нужен!
Алину разобрал нервный смех. Все уставились на нее, ожидая ответа.
- Никогда, - перестав смеяться, проговорила она. – Вы так просили внучку, но она бабушек и дедушек почему-то видит раз в год. И где все ваши обещания, что моя жизнь будет наполнена вашей помощью? Больше я на это не поведусь. И если уж решусь родить, то точно буду знать, что рассчитывать я могу только на себя.
Родители тогда сильно обиделись. И даже муж сказал, что это прозвучало жестоко.
- Зато, может, отстанут, - буркнула она. – Помощники, блин.
автор Юля С.
Звонок
Мира пообедала, вымыла посуду и прилегла вздремнуть. Муж уехал на дачу к своему другу помочь починить забор. Вернётся только завтра к вечеру, в понедельник ему на работу. Мира год как вышла на пенсию, а Павлу до неё ещё два года работать.
Неожиданный звонок вырвал её из дрёмы. Мира не сразу сообразила, что это телефон.
- Да... – хриплым со сна голосом ответила она, даже не взглянув на экран.
А кто ещё ей мог ей звонить, кроме дочери и мужа? Павел звонить не любил, значит, дочь. Та жила с мужем в другом городе и скоро должна родить.
- Мира? Спала что ли? - раздался в трубке незнакомый женский голос.
- Кто это? – настороженно спросила Мира.
В трубке послышался демонстративно громкий вздох.
- Не узнала меня? Сколько же мы с тобой не виделись?
- Алла?.. Как ты узнала мой номер? – удивилась Мира и почему-то совсем не обрадовалась.
- Это так важно? Встретила несколько лет назад твою мать, она и дала.
Мира вспомнила, что-то такое мама говорила.
- Ты в городе? – Она и сама понимала, что задала глупый вопрос. Зачем звонить, если не из желания встретиться? - Ходили слухи, что ты в Америку уехала, - добавила она.
В трубке раздался смех, который тут же перешёл в стон.
- Что с тобой? Ты где? – встревожилась Мира.
- Я в больнице. Собственно, по этому поводу и звоню тебе. Ты можешь прийти ко мне? Хочу кое-что тебе сказать. Да, ничего не приноси, не нужно.
- В больнице? Ты заболела? – спросила Мира, окончательно проснувшись.
- Мне трудно говорить. Адрес пришлю эсэмэской.
- А в … - начала Мира, но в телефоне раздались короткие гудки.
Следом пришло сообщение с названием больницы. «Боже мой, у Аллы онкология!» – Мира растерянно перечитала сообщение.
Она посмотрела на часы - половина шестого. Пока доберётся до больницы, прием посетителей уже закончится. Она пошла на кухню и достала из морозилки курицу для бульона. Алла сказала, что ничего не приносить, но как идти в больницу с пустыми руками? Домашний бульон – это не еда, а лекарство. Мира положила курицу размораживаться в раковину, а сама села за стол. Дочери двадцать восемь, значит, столько же лет они не виделись с Аллой.
С возрастом все новости, даже хорошие, Мира привыкла встречать с осторожностью. После звонка Аллы она никак не могла избавиться от чувства тревоги. И Павла, как назло, нет дома. Может, это и к лучшему. Завтра с утра она сварит бульон, навестит Аллу и всё узнает. Вот только успокоиться никак не получалось.
Алку с десятилет воспитывала бабушка по отцовой линии. Ласки она не знала и часто допоздна сидела у Миры, вместе делали уроки. Бабка гнала самогон и снабжала им всех местных алкашей. Родители, естественно, тоже пили. Жёны алкашей грозились спалить бабкин подпольный завод. Может, и правда, кто-то приложили руку к пожару, а может, как считала милиция, отец уснул с зажжённой папиросой, но Алкины родители не смогли выбраться из горящего дома. Бабка куда-то ушла, а Алка, как всегда, была у Миры. Они остались живы. После пожара бабку с Алкой поселили в общежитие. На общей кухне самогон варить запретили. Бабка сразу погрустнела, стала считать копейки и оговаривать внучку за каждый съеденный кусок. Питалась Алка у Миры.
Бабка Алкину мать не любила, звала ведьмой, считала, что околдовала её сына, пропал он из-за неё, проклятой, запил. Что дома стоял дармовой самогон, бабка умалчивала. Мать Алки была красавицей. Редкий мужчина, независимо от возраста, проходил мимо, не обратив на неё внимания. Отец ревновал её страшно, даже бил.
Алка выросла и внешне стала очень похожа на мать. Такая же высокая, стройная, с копной кудрявых рыжих волос, с чёрными глазами и пухлыми губами. Веснушки по всему лицу совсем не портили её, наоборот, придавали золотистый оттенок.
Сразу после окончания школы Алка сбежала из дома с каким-то приезжим парнем. «Непутёвая, вся в мать», - говорила бабка, вздыхая.
Маме Миры дружба дочери с Алкой не нравилась, хотя жалела бедную девочку. Когда она сбежал из города, даже облегчённо вздохнула. Всегда боялась, что та собьёт Миру с правильного пути. Что их связывало? Сама Мира тоже не знала, хотя с Алкой было весело.
Мира окончила техникум, стала работать, познакомилась с Павлом и вышла за него замуж. Через год у них родилась дочка. Об Алке слышала только сплетни.
Мама Миры работала, не могла помочь, а вечерами, когда Павел был дома, приходить стеснялась. Так и крутилась Мира сама, от усталости в прямом смысле валилась с ног.
Единственное, о чём она мечтала в то время, выспаться. Стоило во время кормления дочери прикрыть глаза, Мира проваливалась в сон. Встряхивалась, пугаясь, что выронила дочь или та задохнулась под тяжестью большой груди. Дочка, наевшись, мирно спала на руках. Мира перекладывала её в кроватку и шла сцеживать молоко, готовить обед, стирать замоченные пелёнки, заставляя себя не закрывать глаза.
В это сложное для Миры время и объявилась Алка. Она стала ещё больше похожа на свою мать, ещё красивее, хотя куда уж больше.
- Ну и видок у тебя, подруга. Всегда знала, что замужество и материнство женщину не красят. Никогда у меня не будет детей, - как всегда, без привествия и вступления, сказала Алка, увидев Миру.
- Не зарекайся, - усмехнулась подруга.
Потом Алка рассказала, что сделала много абортов и родить уже никогда не сможет. Но материнские чувства в женщине заложены генетически. Алка с удовольствием помогала сидеть с ребёнком, гуляла с ним, пока уставшая Мира готовила обед или тупо спала.
Вскоре Алка бросила парня, с которым сбежала, сделав от него первый аборт. Следующий её мужчина был намного старше. Он снял Алке квартиру в центре Москве, приходил к ней дважды в неделю.
- Жила почти в шоколаде, - вздыхала, вспоминая те дни, Алка.
- Почему почти? – спросила Мира. Слушать про мужиков подруги было скучно и неинтересно, но ради приличия она разговор поддерживала.
- Старый, противный, - скривилась Алка. – Хотя не был жадным, денег давал много, золото дарил, шубы.
- А как же жена, дети?
- Причём здесь они? – отмахнулаась Алка.
Мужчина узнал, что в остальное время Алка встречается с другими, выгнал её из квартиры. Потом были другие, даже иностранец. Вот откуда пошли слухи, что она уехала в Америку. Хотя иностранец был из Норвегии.
- Что я всё о себе? Тебя-то как угораздило так вляпаться, превратиться в молочную фабрику? И это ты называешь счастьем? Не надо мне такого.
Павел отнёсся к Алке настороженно.
- Не знал, что у тебя такая подруга, – сказал он, увидев её впервые.
- Тише ты, услышит, - оборвала его Мира. – Она поживёт несколько дней у нас. Ей некуда идти, у неё никого нет, бабка и та умерла. Она добрая, только выглядит такой. Знаешь, как она мне помогает с Настей?
А потом у Насти поднялась температура, которую ничем не могли сбить. На третий день вызвали «скорую». Насте сделали укол и забрали в больницу. Мира выскочила из квартиры следом в чём была - в халате и тапочках.
Павел растерялся, а Алка принесла в больницу сменную одежду, шампунь, зубную пасту со щёткой… Через неделю их выписали. Мира оглядела чистую квартиру, в холодильнике стояла кастрюля с супом, котлеты в контейнере.
- Нежели ты сам приготовил? И полы помыл, – удивилась Мира.
- Алка это, - сказал Павел, отведя глаза в сторону.
- А ты говорил, шалава, – укорила мужа Мира. – А где она?
- Не знаю, уехала. Да что ты все о ней? Как дочка, расскажи.
Ночью Мира прижалась к мужу, соскучившись. Молоко от переживаний за дочку пропало. Теперь грудь не болела, а то она всегда вскрикивал от боли, когда Павел сильно обнимал её по ночам.
Но Павел пробубнил что-то бессвязное и отвернулся от неё. Так повторилось и на следующую ночь...
- Павел, что случилось? Ты разлюбил меня? Я уставала, спать хотела смертельно, но никогда не отказывала тебе в близости, - обиженно сказала Мира.
Он что-то говорил, оправдывался. Но со временем у них всё наладилось. Мира похудела, теперь не надо было много есть, чтобы прибывало молоко.
Выросла дочь и вышла замуж. Они с Павлом живут вдвоём, спокойно и дружно, как не жили в молодости.
И вот теперь этот звонок…
Мира не могла представить Алку смертельно больной. Ошибка какая-то. Ночью заснуть не могла, всё думала и вспоминала. Устав ворочаться, она встала и начала варить бульон.
Не стала ждать часов приёма, налила бульон в термос и поехала в больницу. Надеялась уговорить охранника, чтобы пропустил. В крайнем случае, предложит денег.
В узкой палате вдоль стен стояли две койки. На одной лежала худенькая женщина в платке. Из-за него она показалась Мире старушкой.
Она хотела спросить, не перепутала ли палату, как женщина открыла глаза, и… Мира узнала Аллу. Как же она изменилась! Личико маленькое, бледное, обтянутое кожей. Даже веснушки исчезли. Поверх одеяла лежали худые, как ветки, руки. Куда делась яркая цветущая Алка? Чёрные глаза потухли.
Видимо на лице Миры отразилась вся буря чувств.
- Не узнала, – сказала Алла.
Мира постаралась взять себя в руки, улыбнулась и подошла к постели.
- Что с тобой?
- Что заслужила. Присядь, - Алла скосила глаза на край кровати.
Мира присела. Вспомнила про бульон, начала торопливо доставать термос.
- Убери, не буду, – сказала Алла, не спуская с Миры тревожного взгляда.
- Я поставлю на тумбочку. Свежий, только что сварила. Может, потом поешь.
Алла не ответила.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила Мира, не зная, о чём можно спрашивать, чтобы не обидеть.
- Для последней стадии вполне.
- А операцию делали?
- Поздно. Не будем тратить время. Моих сил надолго не хватит. Я хотела сказать тебе…
- Что?
- Не перебивай, - оборвала её Алла и закашлялась.
- Всегда тебе завидовала,- сказала она, отдышавшись после натужного кашля. – Квартира, муж хороший, дочка, родители живы. Даже когда ты от усталости сидя засыпала, завидовала тебе, - Алла замолчала.
- Столько мужиков было, денег, а счастлива не была ни минуты. Хотя нет, была. Помнишь, ты с дочкой в больницу попала?
- Конечно. Ты мне тогда одежду принесла, - Мира улыбнулась.
- Думала, унесу свой секрет в могилу… А сейчас так страшно стало... Ты в больнице лежала, а я с Павлом… осталась. – Голос Аллы становился всё тише, она часто прерывалась, борясь с одышкой, выглядела еле живой.
Мира и тогда всё поняла, только не хотела сама себе признаваться. Кому от этого было бы лучше? Да и наладилось у них с Павлом тогда быстро.
- Я ведь так завидовала тебе, что решила… прикоснуться к твоему счастью... хоть чуточку… Соблазнила Павла… Стоило мне только захотеть, бросил бы он тебя… Уверена. – Алла прикрыла глаза.
- Всегда помнила те наши с ним несколько дней, - заговорила она через несколько минут. - Мне их надолго хватило…
- Почему сейчас сказала? - Мира смотрела в окно, не могла видеть тревожные, жаждущие прощения глаза.
- Я умираю. - Алла легонько дотронулась до руки Миры, словно бабочка села.
Мира отдёрнула руку, вскочила с кровати так резко, что легкое тело Аллы подпрыгнуло на распрямившихся пружинах.
- Прости, - прохрипела Алла.
Мира, не оглядываясь, выбежала из палаты.
- Напоследок решила отравить мне жизнь. Прощения она хочет. Даже сейчас завидует, умирает и завидует. Я буду жить, у меня есть муж, скоро будут внуки, а к ней и прийти некому. Скольким женщинам она испортила жизнь, путаясь с их мужьями, отбирая у семьи и детей деньги?
Раньше бы простила, а сейчас не могу. Не для своего спасения она рассказала, а чтобы мою жизнь разрушить напоследок... – Мира, задыхаясь, бежала по улице, не замечая слёз и того, что говорит вслух.
- Надеется, что устрою Павлу скандал. Поссорить нас решила. Всё рассчитала... – Мира остановилась, осмотрелась по сторонам и побрела дальше уже медленно, словно к ногам привязали гири.
Она увидела скамейку и опустилась на неё.
- Да что я, в самом деле? Она же умирает. Я ещё тогда догадалась обо всём, почувствовала. Молчала, потому что боялась одной остаться с дочкой на руках. Ты уехала, а я осталась. Прощу или нет, ты уже наказана. Умирать в таком возрасте страшно. Господи, что же я… - Мира вскочила со скамейки, снова села.
Потом решительно встала и пошла прочь. У ворот больницы стояла часовенка. Мира зашла, купила свечки, написала записочку о здравии тяжелоболящей Аллы.
- Как раз восьмого апреля будет день памяти святой мученицы Аллы Готфской, - улыбнулась ей женщина за свечным ящиком. – Родственница ваша? Сорокоуст закажите. Господь милостив, все наши грехи прощает... Домой Мира шла медленно, буря внутри улеглась.
Когда вернулся Павел, она накормила его и сказала, что была у Аллы в больнице.
- У какой? – спросил муж.
- Помнишь, приезжала к нам, когда я в больницу с Настей попала? Она умирает. Позвонила, просила прийти, я ей бульон отнесла.
Ей показалось или Павел действительно напрягся? Смотрел на неё внимательно, ожидая продолжения, вопросов.
- Ну, а ты как? Забор поставили? – перевела разговор Мира, убирая со стола посуду.
Павел шумно выдохнул и стал рассказывать.
- Слушай, а может, купим небольшой домик за городом? Посадишь цветы перед окнами, клубнику будем выращивать, по ночам соловьёв слушать… Внуков брать на лето будем. Собаку заведём. Грибы будем собирать в лесу, на рыбалку ходить… – мечтательно говорил Павел, лежа ночью рядом с Мирой.
- А что? Прекрасная идея, - сказала Мира, улыбнувшись
Она чувствовала себя легко и спокойно.
«Зачем ворошить прошлое? Столько лет прошло. Мы с мужем одно целое. А у кого не было ошибок? Не ушёл же, не бросил меня с ребёнком. А мог бы. Мог бы? Наверное. Что ж, не увела мужа, и на том спасибо…» - думала, засыпая Мира, прижавшись к тёплому боку Павла.
Через два дня ей позвонили из больницы и сообщили, что Алла умерла.
- Вы родственница? Хоронить вы будете? – спросили в трубке.
«Нет!» - хотела крикнуть Мира, но промолчала.
Она поехала в больницу, заказаа всё, что нужно для похорон. Одна стояла у могилы. Потом, должен же кто-то проводить Аллу в последний путь по-человечески.
«Бог велит прощать, - вспомнила она слова женщины из часовни при больнице. - Не простишь – себе навредишь…»
«Алка завидовала мне, может, не мне одной. И что с ней стало? Я, может, в сто раз хуже была бы, если бы без родителей росла, с бабкой-самогонщицей…» - думала над могилой Мира.
«…Обида тоже душу выжигает, тоску и болезни притягивает…»
- Вот и всё. Я простила, а с Богом сама разбирайся, - сказала Мира, бросая в могилу горсть земли.
Она шла с кладбища, вдыхая весенний апрельский воздух. На деревьях набухли почки, вдоль дорожек пробивалась молодая трава. «Скоро придёт с работы Павел, нужно успеть приготовить ужин…» Мира увидела подъехавшее к воротам кладбища такси и поспешила к нему…
«Простить – это не значит забыть! Хотя иногда я ловлю себя на мысли, спрашиваю себя: «Я забываю?» Я забываю, да. Но я – помню! Конечно, все помню!»
Мария Метлицкая «После измены»
Автор рассказа: Галина Захарова