Василий завёл себе ужа.

Назвал Васькой.
Я не очень удивилась: последние три его кошки были Васятки.
Ужик худенький и простодушный. У него внимательные глазки, растрескавшаяся, как сухая земля, макушка и чернильные дырочки ноздрей.
По вечерам оба Василия выползают наружу, один из дома, другой из-под крыльца, и встречаются возле скамейки.
– Образовываю я его, – флегматично говорит Василий. – Объясняю ему, как у нас тут всё устроено.
– А почему не кошкам?
– Кошки что, – отмахивается Василий, – кошки дуры. Перебивают только.
Ужик лежит у него на коленях, острым подбородком уткнувшись в Васину ладонь.
– Про реку вот ему рассказывал, – Василий почесывает ужу загривок. – Про труп врага. Ну, который мимо плывёт. Пока не проплыл, из реки пить можно было. А проплыл – и всё, хана. Испортил водопой, гнида, лучше б не подыхал, от живого вреда меньше. А чего смеёшься-то? Чего смеёшься! Не, ну ты хуже кошки.
Ужик молча крутит головой. Возле скамейки толпятся старые седые одуванчики. Ветер шевелит жёлтую стружку берёзовых листьев.
– Я его яйцом кормлю, – говорит Василий. – Яйцо он уважает. Как думаешь, он зиму переживёт?
– Переживёт, – говорю. – Заныкается под домом и проспит до весны.
– Вот и мне бы, – говорит Василий, – заныкаться и до весны.
С веток боярышника воробьи стреляют ягоды, как мальчишки сигареты у прохожих – с опаской и восхищением от собственной дерзости. Над соседской баней шерстяной столб дыма, такой густой, что из него можно прясть кудель.
– Что-то ты редко приезжаешь, – говорит Василий. – С кем мне про Ваську разговаривать?
– Да здесь полно народу, – говорю. – Найдёшь, кому про ужа рассказать.
– Сказать-то есть кому, – говорит Василий. – Сказать всегда есть кому. Поделиться не с кем.
Автор Елена Михалкова
Генка вернулся домой из тюрьмы.
Всё это время он почти не рассчитывал, что молодая жена его дождется-семь лет его не было, срок не малый.
Первые два года писала письма каждую неделю, признавалась в любви и клялась, что обязательно дождется любимого. Он, поначалу, искренне верил, что жена и не подумает искать другого, как такое возможно? У них самая настоящая любовь.
-Генка, мы почти все через это прошли. Неужто будет губить баба молодая, красивая, свои годы самые лучшие?
Так и вышло - жена стала писать всё реже, а потом и вовсе прекратила. Как себя не готовил к этому, всё же было очень тяжко, почти год страдал, писал в пустоту, без ответа, умолял потерпеть еще немного, ведь она - его единственный свет в этом мире. Приехала, не глядя в глаза, попросила написать согласие на развод и кинув вслед "спасибо, пока", с облегчением убежала из его жизни.
Обида ушла с годами, понял её, простил и забыл потихоньку. Сошелся с Аленой, с приятной и милой женщиной чуть постарше себя и сынишкой восьми лет, Витей. Как родного сына растил мальчика, ни разу не вспомнил про то, что не свой. Витюша рос хулиганистым, озорным, бывало ходил в школу Геннадий, выслушивал жалобы учителей, но там защищал его, мол мальчишкам - сам бог велит озорничать.
Переехав к Алене, Гена поразился, насколько запущена была квартира. Оно и не удивительно - что может женщина одна, да еще с дитем? То ли на обои деньги трать, то ли на сапоги ребенку. Принялся приводить в порядок жилище - сменил всю проводку, трубы заменил.
Ремонт начал с Витюшиной комнаты - полностью отскоблил старые обои и, как полагается стал заново штукатурить, шпаклевать. Продав свою комнату в общежитии, полностью сменил окна в квартире, а на оставшиеся деньги прикупили добротную мебель во все комнаты. Мужики, с кем работал на мебельной фабрике Генка, ухмылялись.
-И надо тебе это? Чужую квартиру так вылизывать? Случись какой спор, тебе там ничего не светит.
-Ну как же, чужую? Я там живу, Алена, считай, моя жена. Да и Витька, пусть хулиган, уже как сын мне, других у меня нету и не будет.
Подростком, Витя стал бузить - грубил, особенно отчиму. Когда тот пытался его приструнить, парень как с цепи срывался.
-Ты мне никто и нечего командовать тут!
Алёна, благодаря мягкому и ласковому нраву, умудрялась сохранять худой мир, утихомиривала своих мужчин и, временами, в их семье наступал настоящая тишь да благодать. Геннадию было хорошо рядом с ней, легко, особенно вечерами, когда после работы садились вдвоем перед телевизором, пили чай, говорили по душам. Тем более Витя уже подрос и по вечерам редко был дома.
Когда Витя привел жену, красивую и добрую Женю, Гена переживал, что будет тесно, напряженно. Хоть и большая квартира, трехкомнатная, а всё же молодые редко уживаются с родителями.
Его опасения оказались напрасными - Женя, характером чем-то похожая на Алену, ласково завершала конфликты на корню, не давала мужу распоясаться. А тот, видно испытывая к ней теплые чувства живо просил прощения и бежал в ближайший ларек за цветами для женщин или пивом для отчима.
-Всё, все, я больше ни словечка! Идем, дядь Ген, пива с рыбкой отведаем, а наши женщины нам чего вкусного приготовят.
Родился у Витьки с Женей сынок, Артемка. Взял Гена его на руки, аж прослезился - такой маленький, родной. Пришло такое сладкое ощущение, что не зря всё это он затеял, не чужой он им.
Подрастал внучок и только за дедом Геной, как хвостик бегает, всё как он хочет делать - и кран починить, и кресло передвинуть, даже в магазин за продуктами вдвоем ходят, как попугайчики- неразлучники. Правильно, папка с мамой на работе, бабуля в делах вся, готовит, убирает. Всё было как полагается, жили не тужили, да Витя пристрастился к беленькой...
Приглашал друзей, коллег просил Женю накрывать на стол, привечать гостей. Сначала ей тоже было по нраву веселье - друзья приходили с жёнами, посиделки были шумные, интересные, что еще молодежи надо? Со временем, компания менялась, приходили уже не товарищи, а просто желающие выпить. После выпивки Витя становился драчливым, злым- всем доставалось и Женьке, и Артему. Гена пытался усмирить пасынка.
-Витька, хватит водить сюда кого попало! Покутили и хватит!
-Нечего мне указывать! Я тут хозяин, а ты никто тут. Артемка! Это не наш дед, нечего виснуть на нём.
Перебранки превращались в скандалы, доходило до драк и часто, Женя вызывала такси, в чем есть убегала куда глаза глядят. Одним днем не выдержала, да ушла насовсем от мужа, прихватив Артема. Алёна, видно от стресса заболела, сгорела за несколько месяцев, ушла, не в силах смотреть как единственный сын губит свою жизнь.
Гена долго горевал, ругался с Витькой, тот совсем ему жизни не давал. Уйти бы, да куда в таком возрасте? Не гонит, уже спасибо. Совсем невмоготу стало жить так. Артёмка перестал приезжать, Женя и подавно. "Оно и понятно, кто я им, не родня. Женька, наверно, Артему так и сказала, мол он не наш дедушка и нечего разъезжаться". Соседка Марья Михайловна отвлекла его от тягостных дум, заколотила в дверь
-Геннадий Петрович, помоги, бога ради! У меня там беда!
Женщина жила у детей всю зиму - уезжала к себе в деревню ранней весной и возвращалась с первыми заморозками. Испугавшись, что могло случится такого страшного, бежал по ступенькам за прыткой женщиной, еле поспевал. В голове рисовались невообразимые картины, типа разрушенной квартиры, или того хуже – с внуками чего случилось. По пути соображал, куда бежать вызывать подмогу. Оказалось, все плохо, но не настолько – решила приготовить к приходу детей ужин, доставала с полки перец и соль. Чуть сильнее потянула за дверцу, та и слетела с петель, повисла, вот-вот свалится. Она была так расстроена, что говорила чуть не плача.
-Придут дети, скажут, мамка вместо того, чтобы помочь, устроила тут свистопляску.
Починив полку за пять минут, Гена помог собрать с пола рассыпавшиеся приправы и захотел немного разрядить обстановку.
-Ты когда отчаливаешь, Михайловна?
-Да вот, уже собираюсь душой. Зять с работы отпросится на два дня, если отпустят, на этих выходных хочу.
-А чего зятя беспокоить? Давай я тебя на жигуленке своем отвезу? Не суперлюкс, конечно, но до деревни доедем. Мне все равно на входных из дел, только с Витькой собачится.
-Да неудобно, как-то Геннадий. Что люди скажут?
-Скажут, что девка к мужику в машину села да поехала, ни стыда, ни совести.
-Ну тебя в баню, Геннадий Петрович!
***
В доме у Михайловны было, опрятно, но покосившиеся окна и прогнившие полы портили вид. Краска с дома облупилась, крыльцо съехало так, что под ступенькой жил бездомный пес Буран. Печка голландка совсем закоптилась, побелка с русской печи облупилась, пошла трещинами, а снизу обвалились старые кирпичи. Понятно, почему женщина не остается на зиму- тут околеешь с такой обстановкой. Марья, угадав мысли соседа засмущалась, пристыдилась.
-При покойном муже еще был тут порядок. Я бы и не уезжала отсюда, коли дом был годный. Думаешь хорошо мне у детей жить, мешаться им в тесной квартире? Считай почти полгода там кукую. По весне, душа моя так и рвется сюда, сил нет, назад не хочется, хотя дети словом ни разу не упрекнули. Ты сегодня оставайся, ночуй в первой половине, две дороги в день тяжело будет.
Утром, перед отъездом, взял отвертку и немного подтянул двери, потом приладил несколько досок к крыльцу, чтобы тот окончательно не съехал, хотя бы этим летом. Под стуки молотка не услышал, как сзади подошла Марья и что-то сказала.
-Что говоришь, Михайловна? Не слышу. Сейчас закончу, поеду. А то тут совсем ступить страшно.
-Оставайся, говорю. Не уезжай. Знаю, тебе там не сладко совсем, да и мне одной тоскливо.
-А что дети скажут твои?
-Чай не пристрелят уж думаю.
***
Закипела работа – крыльцо полностью разобрал, поставил новое. Сходил на лесопилку, купил досок, сменил полы в бане, потом начал потихоньку в доме менять. Собрал соседей, домкратами подняли дом, законопатили щели. Одну печь почти полностью переложил, побелил. Каждый день красил, пилил – за два месяца дом стал как новый, ладный весь, не узнать.
Дети на днях должны были приехать из города. Гена с Марьей волновались, переживали как подростки. Женщина не знала, как сообщить им новость, боялась, что не поймут, осудят, а Гена был уверен, что они покажут ему на дверь и рассердятся, что уже столько времени жил на, считай их территории.
Сутра готовились, убирались, кашеварили вместе, топили баню. Сын Марьи, Матвей приехал с детьми и женой, ближе к вечеру -угрюмый, большой. Вытащил все сумки и что-то недовольно сказал жене. Та посмеялась в ответ и помогла выбраться детям из машины. Зайдя во двор, даже не поздоровавшись с матерью, грозным тоном загудел.
-Дядь Ген, ну ты совсем обнаглел!
У Геннадия что-то оборвалось внутри. Он подался было вперед, чтобы обнять этого огромного мужчину, прижаться к нему по-отчески, почувствовать, как тот обнимает его в ответ. Но замер от его слов, вдруг захотелось бегом бежать от стыда, обиды, что его всю жизнь шпыняют как плешивого, бездомного кота.
Нигде он выгоды не искал, всегда хотел семью, большую дружную семью, чтобы вот так собираться вместе, ждать в гости внуков, детей, пусть даже не своих, не родных. Вырос в детдоме, мечтал народить кучу детишек, так хотел тепла, что ему не хватало всю жизнь. Не жалел сил, здоровья украшал то место, где жил от всего сердца, от души, в надежде, что именно тут ему будут рады.
-Дядь Ген, чего замер-то? Говорю обнаглел совсем, женился, затворником стал. Женя с Артемкой приходили, искали тебя, за дедушку своего переживали. Адрес дал ваш с мамкой, жди гостей на днях, обещались приехать, ближе к выходным. Артем сказал на лето останется у вас.
У Геннадия отлегло. Он не верил словам Матвея. В голове звучали слова - «Ваш. Ваш с мамкой адрес». Теперь сердце готово было выпрыгнуть от радости. «Приняли, значит, не будут против»
-Мам, вы чего какие странные, словно нашкодили? Дай хоть обниму тебя. Дом что ли новый поставили? Ну мать, тебя теперь зимой в город не затащишь!
Внучка Марьи, девчушка трех лет, подошла к Геннадию и обняла его ногу.
-А вы теперь что, наш дедушка?
Марья немного смутилась, а её сын захохотал грубым басом.
-Наш он, наш!
Автор: Светлый путь.
Прасковья смотрела на своего внука и хотела подвесить таких тумаков, чтобы помнил силу бабушкиного шлепка всю жизнь. Хотела так ударить по заднице, чтобы та загорелась огнём. И у Петра появилось бы желание снять штаны и остудить попу в ледяной воде.
В окно она увидела, как Петька и Ванька - ушастый подфутболивали буханку хлеба. Один нёс его в сумке, и та порвалась. Хлеб выпал на землю. А другой поддал буханку ногой. Так и начали пинать вместо мячика - хлеб своими ногами два сорванца.
Когда Прасковья увидела, ЧТО они пинают, то не поверила глазам. С диким криком, с воплями старалась быстрее выбежать из дома, но получился бег на одном месте. Сначала вырвался крик из груди, а потом ком в горле перегородил дорогу словам. К внуку Прасковья подбежала с широко открытым ртом, хватая воздух, как рыба.
С шипением произнесла:
- Это же хлебушек, это же святое, как же так?
Дети остолбенели, увидев, как бабушка опустилась на колени и, поднимая хлеб, заплакала.
Прасковья поплелась домой медленными заплетающимися шагами, прижимая хлеб к груди.
Дома, увидев в каком состоянии мать, ее сын спросил, что случилось, и по грязной, растерзанной буханке ему все стало ясно без слов. Молча снял ремень с брюк и вышел на улицу. Прасковья слышала рев Петра, но не тронулась с места, чтобы защитить его, как делала раньше.
Раскрасневшийся, зареванный Пётр прибежал домой и быстро скрылся на печке. А сын, размахивая ремнем, сказал, что с сегодняшнего дня Пётр жрать будет без хлеба, щи ли, суп ли, котлеты, которые он уминал по семь штук, молоко или чай: без хлеба, без баранок, без булок, а вечером грозился сходить к родителям Ваньки - ушастика и рассказать, какого славного футболиста они вырастили.
Отец Ваньки был комбайнером - тот точно ноги укоротит своему игроку. А дед вообще, за буханку хлеба отсидел десять лет в Сталинские времена - точно отхлестает.
Прасковья свежеиспеченную лепешку, как правило, перекрестит, поцелует, а потом с улыбкой на глазах, прижимая к груди, начинает резать большими пластинами. В магазине она редко покупала хлеб, все время с невесткой пекла в русской печке. Выпекали сразу по несколько больших лепешек. Душистый, румяный, мягкий. Своим ароматом он обволакивал все уголки добротной просторной хаты. Этот запах долго не успевал выветриваться, постоянно щекотал ноздри и будил аппетит. Всегда хотелось отрезать поджаристого хлебушка и с молоком умять за милую душу.
Фёдор на самом деле сходил к родителям Ивана. Взял в руки ту буханку хлеба и пошёл. Соседи удивились, увидев такой хлеб на столе. В это время они как раз садились ужинать.
Увидев Фёдора и хлеб, Иван заерзал, как на раскаленных углях. Но дед его быстро утихомирил, взявшись за его ухо.
В двух словах Фёдор объяснил, в чем дело. Недолго думая, дед Митя отрезал от этой буханки большой ломоть и сказал:
- Вот этот хлеб будет есть Иван, пока не съест весь, Не говорю, что за день. Вот, когда весь съест, только тогда прикоснется к другому хлебушку.
И сам тут же отодвинул нарезанный ранее, а положил вываленный в грязи хлеб перед самым носом внука.
Петька на утро к хлебу не прикоснулся. Помнил наказ отца, да и помнил, как его любимая бабушка босая опустилась на колени, плача, поднимала хлеб. Ему было стыдно до слез. Он не знал, как подойти к бабушке, как извиниться.
Прасковья вела себя с внуком отчужденно, стала его не замечать. Если раньше перед школой носилась с тарелками и кружками, уговаривая поесть, то сейчас поставила кружку молока, каши тарелку и ни кусочка любимого, поджаристого, душистого хлебушка.
А Иван, тот вообще шёл в школу и скрипел на зубах песком, чуть не плача. Просил друга прийти и помочь съесть побыстрее – тот - выпачканный ими хлеб. Но Пётр ответил, что он не дурак, хватит на заднице от ремня подтеков.
Вечером Пётр подошёл к бабушке и обнял её.
Прасковья как сидела с опущенными руками так и сидела. Пётр и так и этак, и про пятёрки, и про задачи решенные, но Прасковья сделалась глухой. Не выдержал Пётр и заплакал. Он присел на пол перед бабушкой и положил свою голову на её колени, поднятыми руками хотел обнять свою любимую, самую добрую, самую нежную свою заступницу.
Бабушка своими натруженными ладонями подняла голову внука и посмотрела в его глаза.
Никогда не забудет Пётр того взгляда. Боль, обида, разочарование и жалость, словно на листке бумаги прочитал внук.
Усадив внука рядом, тихо попросила выслушать и не хлюпать носом:
- Запомни, мой любимый внучок. Есть в жизни очень высокий порог, через который нельзя перешагивать никогда, нигде, и ни с кем. Это: обижать престарелых родителей, издеваться над безответной животиной, изменять Родине, ругать и гневить Бога, и не ценить хлеб. Я, когда была ребёнком, да и в войну, да и после неё - проклятущей, об одном мечтала, чтобы хлеба вволю поесть, без мякины, картошки, крапивы - чистого хлебушка. Да мечтала самой его испечь, когда захотела и сколько пожелала бы. Испокон веков встречают молодых или гостей хлебом с солью. Хлеб пнуть - что матери в лицо плюнуть. В войну бывало, побирушкам отрежешь хлебушка мякинного, а они руки лезут целовать. А вы его ногами. Ты же большой детина, вроде книги читаешь, а в голове больше соломы, чем мозгов. В войну Петенька каждым колоском дорожили. Бывало, на коленях у бога просили погоды для уборки хлеба. Боялись, не успеть за погоду убрать. Каждое зернышко ласкали, каждый пуд муки был на вес золота, а вы ногой – да в грязь. Как вы могли, как только ноги не отсохли.
Пётр от стыда хотел зареветь, но сдержался.
Тут в самый разгар беседы, пришёл Ванька. И ему бабушка тоже велела присесть и послушать.
Ванька рассказал, что дед сначала ему чуть ноги не выдернул, а потом заставил присесть и выслушать, что такое хлеб, и какое он заслуживает к себе уважение. Как дорожили хлебом и как ценили его.
Иван заплакал и начал просить прощения у бабушки.
Сердце не может долго клокотать на ребятню. Обнимая, Прасковья повела их к столу пить чай.
Иван сказал, что еле-еле тот хлеб может есть, так как песок скрипит на зубах. А Пётр с сожалением сказал, что ему вообще хлеба не положено. Но бабушка от краюхи отрезала им по ломтю и сказала, что это видит только бог и она, но они никому не скажут.
- Так что уплетайте свеженький, хрустящий, сладенький, ароматный. Уплетайте и помните, хлеб это сила, это божий дар, это достаток. Хлеб всему голова!
Наталья Артамонова
Сестренка
Антон как из армии вернулся, так к Ритке сразу наведался. А она еще красивее стала. Встречались с ней до тех пор, пока мать не узнала. А уж как узнала, в ноги к сыну бросилась:
- Гулящая, - говорит, - зазноба твоя. Ведь кого только у неё не было. И прохожие и проезжие и женатые. Пообещай, - говорит, - что не женишься ты на ней.
Пообещал Антон. Стал присматриваться, правду мать говорит. Гулящая Ритка. Красотой своей глаза ему застила, не заметил сразу. Без всяких объяснений стал с Катериной встречаться. Она хоть и не такая красивая как Ритка, а добрая и домашняя. И пахнет от неё пирогами. Пару месяцев повстречались, и послал сватов Антон к Катерине. А Рита уехала в город.
Вроде и правильно все сделал. А как приснится ему Ритка беспутная, так места себе не находит. Может, надо было взять её и увезти подальше от деревни. Мало ли почему человек таким становится. Не боролся он за любовь свою.
А через год у Антона с Катериной сынишка родился. Затянула жизнь семейная, так что думать уже о Ритке с её любовью некогда. Совхоз землю выделил. Дом срубили большой, теплый пятистенок. И Кольке уже в школу скоро, ему бы сестренку родить. Да все не получается. Не даёт Бог девочку, как ни стараются.
Катерина пришла однажды опечаленная.
- Антон, - говорит, а сама в глаза не глядит, - тут письмо тебе пришло. Написано, что Антону Фролову и деревня наша. А ни улицы, ни дома не указано. Ты читать-то будешь?
Открыл Антон конверт, а нам написано: « Меня зовут Зинаида, я соседка Риты. Дочка у неё есть. Ей бы в школу ходить, а она от родной матери по подъездам прячется. Улучшит момент, когда пьяная мать уснет, украдет со стола что. А если Ритка заметит, изобьет. Говорит, что твой папаша бросил меня беременную, денег не дает. Так не имеешь ты никакого права, есть. Девчонка вся в лохмотьях, голодная и в синяках от тяжелой руки родной матери.
Я спросила у неё кто отец Лизы. Она мне на Вас и указала. Заберите ребенка, разве же так жить можно».
Антон долго письмо в руках крутил. Как поступить, примет ли Катерина чужого ребенка. Да и кто знает от кого она. Ритка-то не была целомудренной. И оставить дитя, когда ты знаешь о нём не просто. Пока думал Антон, Катерина уж все решила.
- Кто знает, - говорит она, - чей это ребенок. Но коль мы узнали о ней, так надо спасать её от родной матери. Завтра прямо за ней и поедем. Пока не случилось чего.
Пораньше утром выехали. Встретила их Зинаида, повела к Ритке. А там бутылки валяются, люди какие-то спят вповалку. Еле Ритку добудились. Она проснулась, глянула:
- Чё, - говорит, - приперлись. Или за Лизкой? Так её дома нет. Найдешь, забирай. Мне этот довесок не нужен.
- Весело ты живешь, Ритка, - только и сказал Антон.
- А не тебе меня судить, - со злостью крикнула Рита, - обрюхатил и бросил. А я тут крутись, как хочешь.
Нашли Лизу в подъезде под лестницей, где коляски детские стоят. Она исподлобья глядит, словно звереныш. Насилу уговорили её вместе с Антоном и Катериной поехать. Катя всю дорогу проплакала. Это же надо, кому Господь ребенка не дает, а кому он не нужен. Это как же можно так к дитю собственному относиться. Ведь рожала же Ритка её в муках. По дороге накупили всякой одежды и еды, дают Лизе, а она не берет, боится. Катерина ничего сказать не может, плачет. Антон тогда сам подошел:
- Я, - говорит, - отец твой. Ничего не бойся. Я теперь тебя защищать стану. - Тогда только Лиза согласилась переодеться и поесть.
Коля сестренку недоверчиво встретил.
- Я большой уже и понимаю. Чтобы сестренка появилась, надо чтобы мама с большим животом ходила. Как тетя Аня. А такие большие сестренки не появляются.
- Это у кого как, - Катерина глубоко вздохнула, да и как рассказать сыну то, что сама еще до конца не осознала, - а твоя сестренка потерялась. Потом папе письмо пришло, где её искать. А ты её защищать должен. В школу её не водили. А значит, вы в одном классе учиться будете.
Лето хорошо прошло. Лиза будто здесь всегда жила. Крутится вокруг Кати, помочь старается. То пол подметет, то вместе пирожки делают. Обжилась за лето.
Только вот деревня есть деревня. Разве же здесь утаишь что. Первый школьный день, Катерина как чувствовала, вокруг школы ходила. Тут выбегает Лиза в слезах:
- Мам Кать, - а сама плачет, вздохнуть не может, - не отдавайте меня никому.
- Что ты, милая, кому это я могу доченьку свою отдать? Наша ты и не слушай никого.
Следом Колька вышел.
- Никто тебя больше не обидит, - говорит, - давно я хотел этому Сережке по глазу дать.
- Да разве же можно так? – Катерина хотела примирить детей, - неужто он слов бы не понял.
- Я говорил, что мою сестренку задирать не надо. А он: ты не теть Катина дочь. Мать твоя Ритка гулящая. Ну, я и не выдержал.
- Ну и правильно, - согласилась Катерина, - раз он слов не понимает. А я еще его родителям расскажу.
Колька гордый идет, как велел отец, он теперь сестренку защищает. Пусть теперь боятся Лизу задирать. И Лиза довольная улыбается. Её это семья. Мама Катя и папа Антон. А еще брат, который в обиду не даст.
Долгая дорога
У моей знакомой трое деток, все погодки 2 девочки и мальчик. Мальчик родился семимесячным, причем родился мертвым, его реанимировали, в итоге куча проблем со здоровьем, половина тела у него была парализована.
Родители прошли семь кругов ада по кабинетам врачей вместе с малышом за первых 3 месяца его жизни. Но результата они не видели.
Потом одна врач-невропатолог сказала им завести собаку чау-чау или лабрадора. Знакомая пыталась возразить, мол, трое карапузов, один из них больной, куда еще и собаку? Но доктор сказала, что это не совет, а приказ.
Купили чау-чау, девочку 3 месяца. У старших девочек счастья было по уши, но собака не обращала на них внимания, а подползала к мальчику и грызла его!
Родители в шоке, но странно, что грызла собака только парализованный бок, решили не запрещать это. К ним ходила массажистка, она стала упрекать родителей в том, что нельзя ребенку делать 2 массажа сразу.
А когда узнала, КТО ему делает массаж, отказалась ходить к ним.
Сказала, что она не сможет сравниться с собакой. Ведь у собаки получается настоящий точечный массаж. И чудо свершилось, через месяц малыш потянулся ОБЕИМИ ручками к собаке. Позже собака начала ворочать малыша, как своего щенка обхаживала его.
Сейчас мальчику больше года и он прекрасно двигается и ходит. А врачи в шоке!
Иду как-то домой с тренировки. И вижу в одной из улочек огромное дерево с шелковицей. Ветки прям до земли, а на них спелые, аж падают от малейшего ветерка, ягоды.
Я не выдержал. Пристроился, стою ветки обгладываю.
И тут идёт мимо добропорядочная матрона со своим чадом. Ребёнок на меня посмотрел и сам потянулся к веткам. Мамаша как зашипит: «Ты с ума сошёл?? Они же грязные, сейчас мы пойдём в магазин, я тебе куплю, мы дома помоем и ты скушаешь. Никогда, слышишь, никогда не делай как этот дядя. Это же микробы, они могут тебя убить!!!»
Ребёнок вздохнул и с сожалением посмотрел на дядю, которого по версии мамы, страшные микробы уже должны были оттащить за ногу в овраг и там дожрать.
А дядя застыл, с ртом, набитым ягодами и листьями.
И пронеслось у меня перед глазами мое детство.
Просыпаешься, схватил хлеб, колбасу, нож. Мама кричит: «порежешься -убью». Херачишь себе по пальцу. С рукой за спиной, бочком, по стеночке, выбираешься на улицу. Пучка болтается на волоске. Приклеиваешь ее клеем ПВА, сверху подорожник. Главное, чтоб мама не узнала. Ибо прибьёт.
На улице Барсик. Жрешь бутерброд на двоих с ним. Кусь он, кусь ты, по-братски. Бутерброд падает. По закону подлости колбасой вниз. Но у нас же в детстве был ещё закон «быстро поднятое не считается упавшим». Отряхиваешь колбасу, продолжаешь трапезу с Барсиком.
Поскакал к своим дружбанам. Играли в войнушки. Тебя подбили из рогатки. Раз 15. Ну живучий оказался, чего уж. Сидишь, облепился подорожником.
Сделали из резины тарзанку. Ты самый смелый, тебя запулили дальше всех. Приземляешься лицом об лавку. Ломаешь нос, разбиваешь губы, надщербливаешь зуб. Кровь хлещет фонтаном. Пихаешь в ноздри подорожник. Главное, чтоб мама не узнала. Убьёт.
Сделали деду с сестрой «потолок». Это когда человек спит, ты натягиваешь над ним простынь и орешь «потолок падает!». Сидели три дня на липе. Пытались есть кору. Дед ходил внизу с палкой, бубнел «эх, дробовичек бы хороший сейчас».
Погнали на ставок. По трое на одном велосипеде. Кому-то ногу цепью зажевало, кто-то через руль кувыркнулся. До точки назначения добрались не все. Боевые потери. По пути наворовали огурцов, помидоров и арбузов с колхозного поля. Главное, дома в огороде у каждого свои арбузы. Но трофейные же вкуснее.
На ставке херачишь арбуз об колено или об камень. Жрешь без ножа и вилки. Сидишь довольный, липкий, весь в арбузных семечках. Мухи у тебя на затылке арбузный сок облизывают.
Поспорил с пацанами, что переплывешь ставок. Ну а что , ты ж уже три дня как плаваешь! Спас мужик на лодке. Сидишь, отплёвываешь ил и лягушек, молишься, чтоб маме не сказали. Мама утопит нахер.
Обсохли, сварганили костёр. Напуляли туда патронов и шифера. Схоронились в овраге. После «обстрела» выползли по пластунски, то есть пузом по земле. Враг не дремлет, жопу поднимешь - завалят.
Накидали картошки в костёр. Сожрали вместе с лушпайками и головешками.
Ночью пошли обносить соседскую черешню. Сосед спустил собаку. Собака погрызла жопы и пятки. Опять же, здравствуй, подорожник, давно не виделись.
Бабушка гнала домой и лупила палкой по хребту. Ты думал - фиг с ним, маме только не говори. Мама прибьёт.
Короче, нам в детстве никакие микробы были не страшны.
Это микробы нас боялись.
А мы боялись только маму.
Ибо мама прибьёт.
Автор: Максим Мельник
Когда мне было 6 лет, мне радостно сообщили, что мама поехала в магазин за сестрой... Мамы не было 12 дней... А потом набежали всякие тетки, соседки с подарками и пинетками и все радовались и смотрели на нечто, лежащее на МОЕЙ кровати и постоянно зевающее... Мне сказали, что это теперь МОЯ СЕСТРА. Хорошенько рассмотрев "сестру" я задала маме только два вопроса: "Мам, ты что, в магазине получше выбрать не могла? И чего она все время рожи корчит?"
Так в моей жизни появилась сестра...
Вскоре я поняла, что весь мир принадлежащий раньше мне, теперь стал принадлежать ТОЛЬКО ЕЙ... А про меня все забыли... И меня никто не любит... А еще ее надо было постоянно выгуливать на улице... и на цыпочках заходить в МОЮ комнату, чтобы она не проснулась... Скоро она стала ползать и ее надо было ото всюду ловить... Один раз я не поймала... Мама сильно наругалась... а я так и не поняла за что... Ведь не я же поползла с дивана на пол?
Когда она стала ходить, я поняла, что теперь всю жизнь я буду самой несчастной, потому что С НЕЙ НАДО ВСЕМ ДЕЛИТСЯ: МОИМИ любимыми игрушками и карандашами и даже КОНФЕТАМИ, что было самое страшное... Но нет, самое страшное было еще впереди: теперь я никуда не могла пойти без нее - это было мое приложение... По другому меня не пускали на улицу. При этом, я должна была следить, чтобы она не сидела на земле, не брала в рот грязные пальцы и не ела всякую гадость... По первому требованию "хочу есть" или "хочу писать" ее надо было вести домой...
Ситуация ухудшалась с каждым днем и вскоре она добралась до моих сокровищ, которые доставались мною по великим праздникам... Однажды, когда я вернулась из школы, МОЯ помада была безвозвратно испорчена, тем, что не закрутив... на нее надели колпачок, а МОИМИ тенями была раскрашена какая-то газетина, причем тени использовались как краски и были разбавлены водой... Побила ЕЕ, а вечером мама побила меня...
Решила уйти из дома...
Назавтра учительница, проверяя сочинения, улыбнулась и, развернув мою тетрадку перед всем классом, спросила: "Что это"? Под "ЭТИМ" подразумевалось два страшных "таракана" (синий и коричневый), которые держали друг друга за руки и были любовно нарисованы МОЕЙ сестрой во весь разворот тетради... Целый день думала, когда она успела все это сделать и положить обратно в мой портфель? Решила, что приду домой, опять побью ее, а потом уйду из дома. До глубокой ночи пришлось переписывать не только "разрисованное" сочинение, но и все предыдущие листы тетради... Мама сказала, что ОНА маленькая, а я должна лучше следить за своими вещами. "Точно уйду из дома... от этой вселенской несправедливости". Долго не могла заснуть... еще и потому, что ОНА во сне постоянно закидывала на меня свои руки и ноги или приползала на мой край двуспальной кровати... а мне было жарко... А еще она ничего не знала, ей ВСЕ надо было показывать и объяснять и постоянно отвечать на дурацкие вопросы... И почему - то, когда она дома делала гадости и потом мило смотрела на родителей своими большими карими глазами... ей все прощали... А я ВСЕГДА была старшая...
Однажды наступило первое сентября и мы пошли в школу: я - в седьмой, а она в первый класс. В школе ей не понравилось и она постепенно (к третьему классу) стала двоечницей (вернее троечницей) и не хотела учится... А мне было стыдно... Я была отличница, а ее учили все мои учителя... И фамилия у нас была одинаковая... И пришлось мне учится заново вместе с ней: разбирать правила, заставлять писать красиво в тетрадках, учить вместе стихотворения и
делать "домашку", в том числе заполнять вместо нее контурные карты про погоду... И не одна драка и ссора состоялась между нами по проводу: "Хочу на улицу" и "Ты еще не все уроки сделала"... Часто я побеждала, так как была физически сильнее и могла отобрать ключи... а без них на улицу не пойдешь... Однажды она заявила, что уроки все сделала, а по русскому ничего не задавали, так как они писали сочинение... Когда я незаметно залезла в ее портфель убедится так ли это, я обнаружила там сочинение на тему: "Моя семья" с оценкой 5/2. В нем было 36 грамматических ошибок, но по содержанию учительнице
оно понравилось.
Так вот, самый большой абзац был написан про меня. И выглядело это примерно так: "У меня есть старшая сестра. Она для меня ближе всех, потому что, сколько я помню себя, я всегда вместе с ней. Она никогда на меня не обижается и во всем мне помогает и делает со мной уроки, даже когда хочет спать. Она очень умная и добрая... А еще она умеет играть на гитаре. Когда мне плохо, она всегда придумает, как меня рассмешить. У нее много друзей и все ее любят. Она научила меня завязывать шнурки и заплетать ровные косички, а еще когда я была маленькая, она всюду брала меня с собой. Она очень смелая: однажды в деревне за нами погнались гуси, а сестра подняла меня на руки, а сама стала от них отбиваться и они ее покусали, а она даже не заплакала, чтоб меня не пугать, хотя ей было очень больно. А когда я наступила на яблоко и меня ужалила оса, она вытащила у меня из ноги жало и потом меня успокаивала. А еще моя сестра научила меня кататься на велосипеде и плавать, хотя я очень боялась. А однажды меня ударил какой-то мальчик, и она подралась с ним из-за меня, хотя вообще не дерется. И когда зимой я потеряла в школе свои варежки, она надела мне свои, потому что было очень холодно, а потом заболела. А еще она красивая и на нее засматривается какой-то жених. Когда я выросту, я очень хочу стать такой как она, потому что она самая лучшая... и когда она станет старенькая, я буду ей помогать во всем, завязывать шнурки и ухаживать, как она за мной в детстве"...
А теперь моя сестра уже взрослая... И завтра у нее день рождения... Она студентка последнего курса университета и гордость школы... А еще, она самое родное и очень надежное плечо в моей жизни: помощница, защитница, поддержка и лучшая подруга... Хотя разница между нами 6 лет... Она меня очень любит, а я люблю ее. Чтобы там ни говорили... никто не поймет тебя так, как поймет, поддержит и порадуется за тебя сестра, РОДНАЯ сестра (разве что только мама...)Особенно та, которую ты растила, ругала, успокаивала... и любила (только сама этого еще не понимала)... И мне так нравится, когда я слышу фразу... "Ой, ВЫ СЕСТРЫ... У вас глаза одинаковые!"
Да, у меня много друзей, замечательная семья, хорошая работа... но иногда я ловлю себя на мысли, какой пустой могла бы быть моя жизнь не будь в ней этого замечательного и родного человека, если бы много лет тому назад моя мама решила бы не пойти в магазин, где продаются дети).
©️ OLICA
ПРОСТИ МЕНЯ, ДОЧЕНЬКА
К вокзалу Сергей Андреевич подъехал на такси. Не торопясь зашёл в свой плацкартный вагон. Мог бы купить билет и в купейный. Всё же зав кафедрой в областном университете. Мог бы и на своей машине доехать до соседней области. Но он направлялся в командировку в такой же университет в соседней области, на такой же факультет. По дороге хотелось отдохнуть от суматохи, поговорить с попутчиками, просто о жизни, никак не связанной с образованием. Да и ехать-то всего восемь часов.
Зашёл в своё купе, если так можно назвать отсек в плацкартном вагоне. Там уже сидел какая-то женщина, похоже, с сыном. На обоих сиденьях пакеты.
- На следующей выходим, - как бы в оправдания произнесла женщина, а парень переставил поклажу на соседнее сиденье.
Перед самым отправлением забежала девушка лет восемнадцати.
- Моё восьмое место, - произнесла, глядя на номерки.
- Мы на следующей выходим, - повторила женщина, а Сергей подвинулся к окну.
Поезд тронулся. Прошла проводница, собрала билеты.
Знакомство и разговор сразу не получился. О чём говорить, если одни то и дело смотрят на часы, а девушка уткнулась в телефон.
***
Поезд остановился через полчаса, и мать с сыном вышли. Девушка тут же пересела на другую сторону, поставила сумку на верхнюю полку и вновь уткнулась в телефон.
«Что-то мне сегодня с попутчиками не повезло, - мелькнула мысль у Сергея. – Одни сразу вышли. Девушка какая-то грустная и задумчивая, похоже проблему у неё. А я ведь сегодня не обедал и даже не завтракал. Ничего, супруга мне целую пакет продуктов наложила».
- Девушка, вы не против, если я пообедаю?
- Обедайте!
Сергей стал доставать бутерброды с ветчиной, помидоры, пакетик с шоколадными конфетами.
Сходил купил два стакана чая. Возвращаясь, перехватил взгляд девушки на его снедь. Та сразу уставилась в телефон. Он сел и подвинул один из стаканов своей соседке:
- Составите мне компанию?
- Нет, спасибо!
- Ладно, не стесняйтесь! В следующий раз вы меня угостите.
- Следующего раза не будет, - на её лице мелькнула улыбка.
- В жизни каких только случайностей и совпадений не бывает. Вас как зовут?
- Аня.
- Меня Сергей Андреевич, - подвинул к девушке бутерброд и пакет с конфетами. – Можно буду к тебе на «ты» обращаться, я тебе в отцы гожусь.
- Можно, - и её рука потянулась к бутерброду.
По лицу девушки иногда скользила мимолётная улыбка, но через мгновение лицо становилось грустным, словно, что-то мучило её и никак от этого не избавиться. Сергей не выдержал и спросил:
- Аня, у тебя проблемы?
- Да…, - она неопределённо махнула рукой.
- Рассказывай! – уверенно произнёс попутчик.
- В институт не поступила одного балла не хватило.
«Ну, вот, - мысленно усмехнулся Сергей Андреевич. – Хотел поговорить, о чем-то необычном, а вновь приходится говорить об образовании».
- А в какой?
- В политех, он сейчас к университету относится и по-другому называется.
«Ух, ты! Сейчас ещё скажет, что поступала на мою кафедру «Машиностроения».
- А на какую специальность:
- Технология материалов.
«На соседнюю кафедру».
- А что же ты такую не женскую специальность выбрала?
- У нас в городе один завод, машиностроительный. В мечтах, конечно, хотела остаться в областном центре. Затем маму к себе взять. Не получилось бы, вернулась в свои родной город, - она махнула рукой. – Да, что теперь об этом говорить».
Тут на телефоне девушки вспыхнул дисплей и заиграла мелодия.
- Мама, звонит! – улыбнулась девушка и стала разговаривать.
***
А память унесла Сергея на двадцать лет назад, когда его, студента последнего курса университета, отправили на практику преподавать «технологию машиностроения» в колледж небольшого городка Энска, который как раз на пути следования их поезда.
Там он познакомился с Мариной. Такая у них любовь была. Обещал, что вернётся и женится. Не вернулся. После практики, сдал в университет на отлично все экзамены, получил красный диплом, и его оставили на кафедре. Прошел путь от простого преподавателя до заведующего кафедрой. Женился. Два сына, один в девятый перешёл, другой – в седьмой.
***
И вот сейчас на дисплее телефона своей попутчицы Сергей увидел образ Марины:
«Может показалось? Да, вроде, зрительная память у меня хорошая. А как фотография Марины могла оказаться в телефоне моей попутчицы. Может и Аня из Энска. Мы через два часа будем мимо проезжать. А кем она Марине приходится? Если поступала в институт, значит её восемнадцать, девятнадцатый. А я там был, где-то девятнадцать-двадцать лет назад, - от следующей мысли Сергею Андреевичу стало не по себе. – Выходит, Аня моя дочь?! Нет, не может быть. Какое-то нелепое совпадение».
- Мама, звонила, - сообщила попутчица, окончив разговор.
- На дисплее она?
- Да, когда молодая была.
Девушка включила телефон и повернула к нему. На него, словно из прошлого, взглянула Марина.
- Что с вами, Сергей Андреевич?
- Красивая у тебя мама, - поднял глаза на девушку и невольно произнёс, - и ты на неё похожа.
- Спасибо!
- А папа у тебя, кто? – это вырвалось как-то непроизвольно.
- Папы у меня нет, - Аня опустила голову, словно была виновата в этом. – Мама до последнего времени, мне всё сказки рассказывала, кто мой папа, а он просто… Я недавно узнала, он студент, был в нашем городке на практике…
Девушка отвернулась к окну, по-детски провела рукой по глазам, видно, это была больная для неё тема.
Сергею готов был провалиться сквозь землю или через пол вагона, в душе ещё надеясь, что этот подлец-отец не он. Захотелось что-то сделать хорошее для этой девочки, пусть даже она не его дочь.
- А как маму зовут, - и это вырвалось само-собой.
- Марина.
«Это моя дочь, теперь уж сомнений нет. Представляю, как это тяжело никогда не видеть отца. Надо перевести тему разговора, а девочка сейчас расплачется. Как бы самому не расплакаться».
- Аня, ты говоришь, что ты не поступила, а ведь документы можно на другую специальность передать.
- На другие специальности в институте конкурс ещё больше. Можно, только в колледж. Он у них там при университете. Я документы ещё не забрала. Через неделю, когда вывесят официально списки поступивших, передам документы в колледж на «машиностроение».
- Я уверен, у тебя всё будет хорошо.
- Спасибо, Сергей Андреевич! – девушка встала и потянулась к своей сумке. – Мне пора, я в Энске выхожу.
***
Аня сидел возле окна и смотрела, как капли дождя бьют по стеклу. Она понимала, что именно сейчас кончилось её детство и началась взрослая жизнь, где всё зависит только от тебя, а так хотелось, чтобы кто-то помог, хоть немного:
«Не получилось у меня поступить в институт. Обидно! Там будут учиться не только те, кто сдал экзамены лучше меня, а и те, у кого отцы богатые. Ведь и мой папка где-то живёт и даже не знает, что я существую на белом свете. Так хочется, чтобы он знал обо мне. Помог».
На телефоне заиграла мелодия. С удивлением посмотрела на незнакомый номер:
- Я вас слушаю.
- Это Богданова Анна? – раздался женский голос.
- Да.
- Я секретарь кафедры «Машиностроения» ОГУ. У нас оказалось одно свободное место для абитуриентов. Вы не желаете учиться по этой специальности.
- В институте?! – Ане показалось, что её кто-то разыгрывает.
- Да, в институте.
- Вы шутите?
- Девушка, я работаю, - строгим голосом произнесла женщина.
- Извините! Конечно, согласна.
- Тогда жду вас завтра у нас на кафедре.
***
Сергей Андреевич в окно своего кабинета смотрел на свою счастливую дочь, радостно выбежавшую из дверей института.
«Прости меня, доченька, за все эти восемнадцать лет! Пусть я не могу обнять тебя, сказать, что я твой отец. Я сделаю всё, чтобы ты нашла свою дорогу в жизни!»
Автор рассказа: Рассказы Стрельца. Дзен