Никoлай Артeмович прилeтел с конференции рано. До больницы от аэропорта 4 часа, хopошо, что жeна уже ждaла. Примчался, бегом на работу. Не успeл воздуха набрать, пришел раздocадованный зам. — Николай Артемович, Пeтрушев эту больную прооперировал сразу после Вашего отъезда. — Какую? — Ту, бeзнадежную, с 4 стадией. И Иванцова пoдбил, и Льва Семеновича, 7 часов… — Ну и? — Жива. Готoвим к выписке. Всю и на УЗИ и на КТ просмoтрели. Чисто. Даже не верится. Что с ними дeлать? Выговор я уже объявил, прeмии снял. Да только Льву Семеновичу от этого не жарко, не холодно. Он с прошлого месяца на пeнсии. А вон под окнами, с мальчиком на руках, так это ее муж. Машина за 12 миллионов, а он жену лечить в нашу прoвинцию привез. Вот нарoд странный. — Да отказались от нее везде. И в Изpаиле, и в Германии. Даже китайцы врать не стали, хотя поживиться за счет наших больных, особенно дeтишек с ДЦП, ой, как любят. — Понятное дело, отказались. Кто б согласился? — Петрушев рeшился. Авантюрист. Зoвите его ко мне. — Он на операции, как закoнчит, пeредам, что бы подoшел. — Да. Ругаться я уже устал. Эта, с 4 стадией, последняя капля. В нашей больнице, уж давно, самая низкая по области смертность. А тут он берет полутруп… Зам ушeл. Прибежала молоденькая сeкретарша, принесла кофе, крепкий, чeрный, без сахара, в крошeчной чашечке. Николай Артемович разбирал накопившиеся бумаги… Тогда, 20 лет назад, работал он в этом же, своем рoдном сeле, нынче ставшим мaленьким городом. На все рyки, как говорится. И хирург, и акушер. Все в одном флаконе. А когда двое уволились, то курсы закончил и стал еще стоматологом и патологоанатoмом. Постучали ему в окно, ночью. Он привык, вскочил, оделся. Благо больничка в двух шагах от дома. Мужчина внес на руках дeвушку, точнее молодую женщину. — Плохо ей, умирaет. Рак. Уже не лечат. Попросила перед смертью провезти по родным местам. Да мы застряли, трактoр вытаскивал. Сын спать захотел, раскапризничался, и ей совсeм нехорошо стало. Все, конец. Может хоть обезболивающее вкoлоть. За что? Падаль всякая живет, а Наташенька… Мужчина сел на лавку в коридоре и отчаянно, со всхлипами, заплакал. — Несите ее медицинские документы. Они у Вас с сoбой? — Давайте. Подписывайте согласие на операцию. Сразу предупреждаю. Шансов мeньше 1%. Николай Артемович вызвал операционную сестру и анeстезиолога. А вторая мeдсестра и санитарка были на месте. Подгoтовили операционную. Санитарка кинулась со всeх ног и привела свoего мужа, Василия Сергеевича, хиpyрга. Он уже месяц как был на пенсии, попивал потихоньку, но пришел на удивление тpeзвый. Глянул на мужчину, на 5-летнего малыша, осмотрел больную. Почитал медицинские документы. И пошли. Оперировали, оперировали, оперировали. Текла и таяла ночь. Расцвело, белый зимний короткий день пошел в сумерки. И когда уже заголубело, они закончили. Санитарка и медсестра сдали кровь, благо группа подошла. А Наташа опepацию перенесла… Через 3 недели она выписалась, похудевшая на 36 кг. Весила 39. Зато живaя. На удивление и начальство копий не ломало. Будто и не случилось ничего. А через 4 месяца в селе начали стрoить новую больницу. Не затягивали. А уж оснастили… не в каждой городской такое есть. И назначили Николая Артемовича главврачом. Вот такая Нaташа. Дочь председателя обкома оказалась. А муж и вовсе в Москве, в министерстве рабoтал… В кабинет постучали. В дверях стoял мужчина. — Я муж, ну, той больной, с последней стадией. Пришел сказать спасибо. Может чем-то мoжно помочь бoльнице? — Можно. И больнице, и оперировавшему хирургу. Врач жилье снимает. Удобства на улицe. Подойдите к секретарю. Она подготовит список, необходимого для бoльницы. Нам бы не помешал новый томограф, цифровой рeнтген аппарат. Сoбственно, банальные перевязочные материалы, шприцы, лекарства, кровати, белье, да мало ли еще что. Ни от чего не откажемся. Извините, что так прямо. Дипломатию крутить некогда. У меня через полтoра часа плановая операция. Но Вы должны понимать, что надо продолжать лечение и рецидив очень вероятен. — Я понимаю. Кyплю все, что смогу, не вопрос. Минут через 20 пришел Петрушев. — Ругаться будете? А помните, как мoю маму опeрировали? Вы у ней вроде как святoй. Как-то видел, перeкрестилась она на Вашу фотографию. У этой- то больной тоже ребенок малeнький. Жалко стало. Шансы ведь были, хоть и мизерные. И мы их схватили. Через 3 месяца возле больницы разгружали дорогостоящее оборудование. — Что там? – спрoсил Николай Артемович. — Да вот, неизвестный благодетель прислал всeго, всего. Стpoго в адрес нашей больницы. А если мол в другую попробуют обoрудoвание поставить, то он его отбepет. Миллионов на 300, а может больше. Не бедный видно человек. И с выкрутасaми. — А еще Петрушев, из съемной халабуды, въехал в однокомнатную. Говoрит, с неба упала. — Хорoшо день нaчался. В элитном детском саду Аристарх Семенов, 6 лет отроду, высунув кончик языка, старательно рисовaл. — Что же ты такoго страшного человека с ножом нарисовал, Арик? Это разбoйник? А почему он так стpaнно одет? — Это врач. Хирyрг. У него в руке – скaльпель. Он маму спас. Вырастy – стану хирургом. А настоящие разбойники ходят в дорогих кoстюмах с галстуками, так папа сказал. А это одeжда хирурга, и шапoчка. Ну, ничeго Вы не понимаете, Мapия Ивановна… Автор: Елeна Андpияш Отшельник -Нет у меня денег, чтобы каждую неделю покупать тебе подарки, понимаешь? Я и так нас обоих тяну, не от кого помощи ждать. Но это не значит, что ты можешь воровать! - кричала Ульяна, растирая слезы по щекам. -Я же сказал, что купил, а не украл. Купил приставку! На свои деньги, - Денис виновато мямлил, обнимая мать. -Вчера еще денег не было, а сегодня появились. Не ври! Украл или её или деньги! Немного поплакав о своей горькой судьбе и о том, что сын становится на скользкую дорожку, Ульяна пришла в себя и сказала: -А где ты деньги взял? Кто дал? За что ты их получил, - женщина не собиралась пускать это на самотёк. -Только не ругайся, пожалуйста. Я тебе собирался сказать, но никак не мог найти подходящее время… Отец объявился… Ульяна усмехнулась. Еще раз. Расхохоталась, закинув голову вверх. Смех сменился плачем. -Четырнадцать лет Егора не было. Знаю, что жил отшельником. А теперь объявился. Зачем? Что нужно? Алименты за все эти годы принёс? - Ульяна жалобно поскуливала, хоть и понимала, Денису лучше не видеть мать в таком состоянии. -Да. Он хочет денег дать. Сказал, что… Что нужно встретиться с тобой, - Денис гладил Ульяну по руке, осознавая свою вину, - я правда хотел сказать раньше. Боялся просто. -Мы как-то прожили без его денег, и сейчас они не нужны. Я запрещаю тебе с ним видеться и общаться. Просто знай это. А уж как поступишь, это на твоей совести будет. В этот же вечер Ульяне позвонили с незнакомого номера. Женщина сразу поняла, кто это. Но трубку взяла, хотела еще раз обозначить свою позицию. -Алло, - железным тоном сказала Ульяна. -Привет… Женщина узнала голос Егора. Уже не такой молодой. Но это голос её бывшего мужа. Мужчины, которого она когда-то очень любила. Была готова идти с ним на край мира. Это был мужчина, который просто исчез из её жизни, когда Ульяна находилась еще в роддоме. Он оставил ей небольшую сумму денег и короткое письмо. «Официальный развод оформим немного позже. Прости меня. Возможно, когда-то ты даже поймёшь. Искать меня не стоит, я все равно не вернусь» Ульяна тогда обзвонила всех его друзей. Единственное, что она узнала, Егор уехал в глухую деревеньку. Там была изба, доставшаяся ему от деда. Мужчина стал отшельником. Живет один, ни с кем не общается и возвращаться не собирается. Ульяна собрала остатки гордости и запретила себе думать о муже. Так и было все эти четырнадцать лет. Теперь же Егор объявился. -Уля, я хочу тебе денег дать… не перебивай! И нам надо встретиться… Подожди! Это касается Дениса. Ему может угрожать опасность! Такие аргументы подействовали. Женщина согласилась на встречу. Ульяна пришла в парк чуть раньше. Она хотела посидеть на лавке и настроиться на разговор. Но унять беспокойство не получалось. Женщина вставала, снова садилась, металась. -Привет! Вдруг перед ней возник Егор. Он выглядел старше своего возраста. Отрастил бороду. Походил на полярника, который живет по полгода в северных командировках. Неужели он провел все эти годы в той избушке? Егор слегка улыбнулся, и в его глазах блеснули слезы. -Я хотел бы расспросить тебя обо всем на свете. Но скажу другое, - Егор откашлялся, - только ты сразу не уходи, дослушай до конца, ладно? Ульяна кивнула и села на скамейку. Она боялась, что Егор захочет объясниться, возможно, вернуться. Но ему нужно просто сообщить информацию. Наверняка, его слова, что это касается Дениса, вранье. Просто повод. Но она согласна выслушать. Потом уйдёт. Все просто. Все хорошо. -Я отшельник. То есть по судьбе отшельник. Отец мой по судьбе был ученым. Дед - фермером. Его отец был врачом. У каждого своя судьба. Она определяется свыше. Но у нас особый род. Есть даже семейная легенда. Точнее, это не легенда. Это правда. Я ощутил все на себе. Надеюсь, Денис не ощутит. Иначе это конец… Так вот, легенда. Однажды Ангел благословил мужчину, чья жена не могла выносить ребенка. Ангел пожелал, чтобы будущий сын этого мужчины стал хорошим земледельцем. Ангел сказал: -И каждый из сынов будет получать свою судьбу при рождении. И я буду сообщать ее отцу младенца, явившись ему во сне. И будет так, пока твой род будет честно и хорошо работать. Много столетий над нашим родом были раскинуты крылья Ангела. А потом, видимо, появилась червоточина. Знаю, что кто-то из предков подался в преступники. Были разные случаи. Некрасивые, подлые поступки. Ангел предупреждал. Но это не помогло. В ночь, когда родился я, моему отцу приснился Ангел и сообщил, что мне по судьбе стать отшельником. Я должен уйти ото всех. Не имею права заводить семью, тем более, детей. На мне род должен завершиться. Род, на который возлагал надежды Ангел. Который благословил когда-то. Теперь все… Отец рассказал мне об этом, когда мне исполнилось пятнадцать лет. А я что? Подростковый бунт, конечно. Сам не понимал зачем, но хотелось идти наперекор. Кое-как отучился. Разругался с близкими. Потом армия. Потом тебя встретил. Решил, что не буду отшельником. Решил создать семью и жить счастливо. Я ведь ни в чем не виноват. Почему должен за всех расплачиваться. Теперь понимаю, что сделал только хуже. Теперь не только мне, но и моему сыну опасность угрожает. Когда Денис родился, ко мне во сне пришел Ангел. Он гневался, и глаза его сверкали. Сказал, что никто не прощен. Ведь прощения не просили. Я так и остался отшельником и все равно должен уйти. А сын… Сына он заберет с собой. Я проснулся в слезах. Не умел, но как мог, молился. Просил не за себя, а за Дениса. Просил, чтобы он жил. Умолял. К рассвету я четко услышал. -Ты отшельник, ты должен уйти. Твой сын последний. Род закончится на нем. Слово нарушите – заберу каждого из сынов. Мне пришлось уйти. Бросить вас, чтобы продлить жизнь сыну. Понимаешь? Ангел дал небольшую отсрочку. Разрешил пожить еще одному поколению в нашем роду. Но на нем все должно закончится. Денис не может заводить семью и жить в обществе. *** Егор замолчал. Ульяна продолжала сидеть с приоткрытым ртом. В ее голове еще не уложилась история с древней легендой, а уж осознать опасность для сына она сейчас точно не могла. -Ты наблюдаешься у врача? – Ульяна повернула голову к Егору. -Я знал, что ты об этом спросишь. В свое время каждый мужчина в нашем роду задумывался о своей вменяемости. Да, я проходил обследование. Я даже принес дневник деда и своего отца. Закладками я выделил те места, где они описывают свою встречу с Ангелом. Можно подумать, что это наследственная беда с головой, - Егор усмехнулся, - но я тебе еще и справку принес, что здоров. Подготовился. Знал, что не поверишь… Ладно, я пойду. Ты должна все рассказать Денису и как можно скорее. Тут Ульяна вскочила с лавки и дала звонкую пощечину бывшему мужу. -Ты… Ты смеешь вешать на меня свою… наследственную легенду? Ты не послушал, когда было сказано жить отшельником! Ты решил пойти наперекор судьбе! Ты – причина опасности моего, моего сына! Из-за твоего неповиновения ребенок будет страдать! Ты разрушил мою жизнь! Ты разрушил жизнь моего сына! А теперь ты просто сообщаешь мне все вот это и говоришь: ладно, я пойду. Ульяна тяжело дышала. А из ее глаз выкатывались крупными шарами прозрачные слезы. Женщина себя не контролировала и была готова наброситься на Егора. -В другом случае Дениса не было бы вообще. Да, у тебя скорее всего была бы счастливая семья, дети. Но не Денис. Его бы не было. Я виноват, я знаю. Но исправить не могу ничего, - Егор покорно опустил голову. Мужчина был похож на приговоренного, который ожидает свист и удар гильотины. Ульяна постояла еще минуту, а потом бросилась прочь из парка. ПРОШЛО ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ Ульяна устало опустилась на скамейку в парке и полезла в сумочку за лекарством. Неудачно взяв блистер, женщина выронила его на тропинку. Она наклонилась, чтобы поднять его. Но ее опередил мужчина. -Здравствуй, Уля, - уже совсем немолодым голосом сказал Егор, - не думал, что встречу тебя здесь. -А я-то уж как не ожидала, - женщина тяжело задышала, и ее подбородок затрясся, - ты что, снова вышел в люди? -Нет. Отшельник я. Просто сегодня решил прогуляться по памятным мне местам. Уля… А Денис? Ты сказала ему? – немного испуганно спросил Егор. Ульяна вытерла выступившие слезы. Шмыгнула носом. Кивнула. *** -Я боялась говорить. Тянула. Думала, может, как и у тебя, подростковый бунт начнется. Ждала. А в шестнадцать лет он мне сознался, что его подружка бeременна, - Ульяна закрыла рот рукой и спрятала горький всхлип, - он ребенок, который не знает, что может умерeть, если у него родится ребенок. И этот новорожденный тоже может умeреть. Как тебе история для испуганного подростка? Я ему говорю, идем знакомиться с родителями, обсуждать. Будем решать, что дальше делать. Он головой мотает. Говорит: -Я сказал ей, что бeсплоден, что детей у меня быть не может. Сказал, что она с кем-то другим, и ребенок не может быть моим. Но я просто испугался. Уверен, ребенок мой. Тем же днем мне позвонила мама девочки. Ну, там долгая история. Оказалось, что ребенок не Дениса. А он ко мне пристал… А вдруг я бeсплоден… А вдруг я бeсплоден… Я же болел в детстве свинкой… Давай сделаем анализ… Думаю, надо срочно с ним поговорить. Но сначала решила этот анализ сделать. Думаю, покажу ему, что с ним все в порядке. А потом объясню, что его ждет. Сдал он этот анализ. Ангел все-таки еще защищает мужчин рода. Он не дал Денису возможность создать ребенка. Тем самым защитил его от страшного разочарования, бремени этой легенды и обязанности жить по судьбе отшельника! Ангел ведь не сказал, что Денис отшельник. Ангел сказал, что ты должен уйти. А на сыне твоем закончится род. То есть Денису не обязательно уходить в леса и жить в одиночестве. Он счастлив. У него свое счастье. Да, твой род закончится на Денисе. Судьба такая. А вот наш род… Наш род будет долгим. *** Ульяна отвернулась от Егора и вытянула руки вперед. К ней уже мчались два светловолосых мальчишки. -Бабушка! Идем есть мороженое. Скорее, а то очень жарко, - защебетали они. -Идем, конечно. Бегите обратно на площадку, соберите свои игрушки и с ребятами попрощайтесь. И пойдем, - Ульяна снова повернулась к Егору, когда мальчишки убежали, - сын с невесткой усыновили мальчишек. Они не кровные, но родные. Род продолжается. Живем, Егор. И будем жить! Ульяна ушла, держа за руки двух внуков. А Егор еще долго тихонько плакал, сидя на скамейке. То ли от жалости к себе, то ли от счастья. Денис сумел избежать судьбы отшельника. Ведь он сумел стать отцом. Сумел продолжить свой род. Хоть и не кровные мальчишки ему, но родные. Автор Блог: Что-то не то - Вы беременны. Срок шесть-семь недель. Более точно после УЗИ. Оставлять будете? - Да,- ответила я. - Хорошо. Как старородящая, Вам надо пройти очень тщательное обследования. - Я, я старая? Как вы меня назвали? - прошептала я и разрыдалась. Ревела громко, навзрыд. Доктор спокойно, встала, налила мне воды, что-то туда накапала. - Выпейте, мамочка. Успокойтесь. Это гормоны. Я шла по городу и улыбалась. "Мамочка" - какое красивое слово. Восемнадцать лет я пыталась стать мамочкой и вот получилось. Первое, что пришло в голову: "Куда девать кота? Он у нас пять лет. Муж безумно его любит. А вдруг у малыша аллергия на шерсть? Ладно, маме отвезем. Муж. Надо Олегу позвонить. Нет, не надо. Скажу дома. Так будет лучше". - Лада, Ладушка, умница моя, красавица! Как же я тебя люблю! - Олег сиял, суетился, - Может хочешь что-нибудь? Ты полежи, я приготовлю. - Любишь? Я скоро буду толстой и ты меня разлюбишь, - я опять разревелась. Я ревела по поводу и без. Смотрю телевизор - реву, разговариваю с Олегом - опять реву. Слезы текли почти не переставая. Раздражало все. А еще я постоянно хотела есть. Утром, днем, вечером и даже ночью. Однажды мне так явственно захотелось соленые огурцы со сгущенкой. Я закрывала глаза и видела, как беру этот огурец, макаю в сгущенку и ем. Это фантастика. Так с ревом и обжорством мы добрались до 16 недели. Олег был очень терпелив к моим выходкам. Правда шутить перестал. Каждая шутка заканчивалась моим ревом. Когда мы узнали, что родится девочка, я сразу придумала ей имя. Люция. Очень красивое имя. Олег правда предложил Анной, но я решительно была не согласна. Только Люция! Затем начался кошмар. Ноги отекали. Нос распух и выглядел картошкой. Спать я не могла. Давление скакало. Голова кружилась. "Господи, когда же я рожу? Сил нет. Неужели это будет продолжаться вечно?" - постоянно думала я. Я походка? Я стала переваливаться, как утка. Стоять не могу, спина болит. Лежать не могу, живот мешает. "Наверное, я скоро умру"- эти мысли начали приходить все чаще и чаще. Чем дальше, тем хуже. Где-то на 36 недели я каждый день прощалась с мужем навсегда, писала завещание, просила у всех прощение. Позвонила бывшей подруге, с которой была в ссоре. У нее просила прощения. Однажды разделась, подошла к зеркалу. На меня смотрела огромная, толстая бабища с отекшим лицом. Сразу передумала умирать. Решила, что выглядеть в гробу буду очень плохо. Что люди подумают? Придут, а я вот такая страшная. Потерплю. Как бы я не собиралась и не готовилась к родам, они начались очень неожиданно. Олег запаниковал. Я была абсолютно спокойна. Накапала ему валерьянки и мы поехали в больницу. От обезболивающих я отказалась. Погорячилась. Я орала так, что у самой уши закладывало. - Мамочка, вот Ваша доченька. Какая красавица. Я протянула руки. Маленький сопящий комочек прижался ко мне. Я замерла. Вот оно настоящее счастье. - Здравствуй доченька. Здравствуй Анечка. Я могу пройти этот путь много раз, лишь бы услышать биение ее сердечка. Рождение ребенка - красивая, вечная тайна! Автор: Лидия. . Не могу на тебе жениться, это же мой ребенок... - Ир, у тебя пустой вагон, один пассажир в пятом купе остался. - Да ну?! – Ира реагирует мгновенно, хоть и спросонок. По инерции натягивает форму, тянется за расческой. – Я сейчас, - она торопливо собирается. - Да не торопись, успеешь, - напарница с соседнего вагона стоит в служебном купе, где обычно отдыхают проводники, - так-то все в полном порядке, прибралась, как могла, а остальное – тебе. - Ладно-ладно, и так спасибо, я хоть вздремнула… надо же – один пассажир, редко такое бывает. - Ага, и едет до конечной. - Галка, спасибо, дальше сама управлюсь. - Ну, я пошла, титан, правда, холодный, не стала из-за одного… в общем, разберешься. Ирина кивнула, дав понять, что готова заступить на смену. В этот раз в вагоне одна, ну или можно по-другому сказать: два вагона на троих. Такое бывало, когда некого поставить, и тогда приходили на помощь проводники соседнего вагона. Отдохнув, она снова приступила к своим обязанностям. Впереди целая ночь, а утром – дома. Вагон слегка покачивало, но Ира, привыкнув, уверенно шла, будто всю жизнь работала на железной дороге. А на самом деле, пришла не так давно – два года назад, и прежде отучилась на курсах проводников. Прошлась по всем купе, проверив постельное и убрав лишнее. - Вряд ли будет много нарду, - подумала она, - а может вообще никого не быть. - Стала потихоньку прибираться, забыв про единственного пассажира. - Хозяйка, чайку можно? - услышала она голос пассажира, когда возилась возле титана. - Можно, - откликнулась она, не поворачиваясь, - еще минут пять и будет чай. Прошло минут десять, а пассажир так и сидел в купе. – Надо сказать, что чай готов, - решила она и пошла в пятое купе. Мужчина сидел, ссутулившись, и смотрел в окно, за которым уже было темно, лишь отдаленные огоньки мелькали. - Вы чай спрашивали: вам принести? или только кипяток нужен? Он посмотрел на нее – задержал взгляд. Показалось – вздрогнул, или даже испугался чего-то. - А-ааа, да, спасибо, я сам, у меня заварка есть, - сказал он с хрипотцой в голосе. Она закрыла купе и пошла в «служебку», слегка пошатываясь. Но в этот раз не от того, что вагон качало, а от того, что узнала… узнала она его, хоть и изменился сильно. Постаревший, он выглядел старше своего возраста. - А может не он? – подумала она, закрывшись. – Да вроде он, невозможно ошибиться… и голос его, это значит, я спала, когда посадка была, при Галке вошел. Ирина сидела, словно в забытьи, еще не до конца понимая, ошиблась она или нет, всё-таки двадцать семь лет прошло. Специально не считала, как-то сама собой эта цифра застряла в сознании. - Да что же я сижу? Это же просто… - Она достала папку с билетами, в которой был один-единственный – как раз пассажира пятого купе. – Лапшин П.П. – прочитала она едва слышно. – Все верно, Лапшин Павел Петрович, можно было и не сомневаться, сразу ведь узнала… а он? узнал меня? Она задумалась. Хотела ли она, чтобы он узнал ее? Столько лет прошло, многое забылось, выветрилось, да и встречи с ним никогда не искала. Она вышла из купе, застав пассажира у титана. Он как-то виновато смотрел на нее. – А я тут чайку решил… - Смотрите, а то разольется и обожжетесь, - напомнила она. Он как-то виновато усмехнулся. – А я уже обжегся, давно еще обжегся… здравствуй, Ира. Еще подумал: ты или нет. А потом смотрю: почти не изменилась. - Ну да, за четверть века какие изменения? - пошутила она. - Только возраст в паспорте другой. - А я вот еду, понимаешь, вчера сел, не видел тебя… значит, на железной дороге работаешь… - Да, всего два года. - Тяжело, наверное? - По-разному бывает, привыкла. - А я смотрю: один я тут вроде… - Скоро станция, может еще кто будет, хотя, если на одну ночь, то в купейный мало пассажиров. - Ир, ты это, зайди… хоть поговорим. - Так на работе я, какие разговоры… - Ну хоть ненадолго, а то когда еще свидимся… это же чудо какое-то, что встретились… зайди, очень прошу. – И взгляд у него был такой просящий, будто от того, что она зайдет, зависело что-то важное в его жизни. Он пошел к себе, держась одной рукой за поручень, боясь расплескать кипяток. - Зайду, вот станцию проедем и зайду, - крикнула она вслед. Станционные огни освещали перрон, несколько человек торопились в плацкартный вагон. – Надо же, снова никого, - удивилась Ирина, - поднявшись в вагон. Когда отъехали, вспомнила, что обещала заглянуть в пятое купе. Она вообще могла не заходить туда, просто не обязана. Даже если бы он упрашивал, все равно могла отказать. Но почему-то согласилась. Может потому, что уже все давно прошло, все отболело. - Не холодно? – спросила Ирина, войдя в купе. - Нет, что ты, у меня ведь куртка, если что. - Зачем куртку? Могу второе одеяло дать, если холодно будет ночью. Он снова виновато улыбнулся. - Похудел ты, Павел, - сказала она. - И постарел, - добавил он. - Ну, понятно, не молодеем. - Нет, ты еще молодая. Раньше думал: вот встретимся случайно в городе, и я обязательно поговорю с тобой. А не получилось… как назло. - А чего встречаться, какая надобность? – спросила она с безразличием. Мужчина снова виновато отвел взгляд. Потом засуетился, достал из пакета шоколадку. – Забыл, шоколад есть… вот… угощайся, - он неуклюже стал предлагать, желая угодить. - Да не голодная я… скажи лучше, откуда едешь? - Ездил в кардиологический центр… вот так, Ира, давно уже с сердцем маюсь, спасибо, лечат. А ты? ты-то как? как здоровье? - Да хорошо здоровье, не считая возраста. Хотя какой это возраст, наши бабушки в эти годы еще рожали. – Она ответила и замолчала, решив, что сказала что-то неуместное. - Да-да, так и есть… дети, ох дети… - Что ты так вздыхаешь? Кто у тебя тогда родился-то? – спросила она. - Дочка. – С грустью ответил он. - Еще дети есть? - Нет. Только дочка. И вроде бы все забылось, но воспоминания накатили волной и застряли как ком в горле. Ира вспомнила, как стояли они под весенним дождем, и ее трясло то ли от холода, то ли от слов Павла. И как давно это было, а кажется будто вчера. - Ира, ну не знал, честное слово не знал! – Говорил он ей тогда. - Мы же расстались с ней, больше полугода прошло, как расстались. - Ты же говорил, что ничего серьезного у вас не было! – сквозь слезы кричала Ира. - Да, говорил, но близки-то мы были… она родит скоро, понимаешь? Ребенок у меня будет... я на днях узнал. И как я теперь… я не могу на тебе жениться, это же мой ребенок… - А я? со мной что будет? что родители скажут? У нас с тобой через неделю свадьба… - Ира, ну прости, пойми меня… Наташа ребенка ждет… как их могу оставить? Кто я после этого? - Так ты из-за ребенка? – она старалась смотреть ему в глаза. И он посмотрел ей в глаза, но не выдержал и отвел взгляд. - Да, из-за ребенка… нам с тобой еще не поздно все поменять, а там… я должен быть с ней, ей и так беременность тяжело дается. Она вытирала лицо от капель дождя и от слез. А потом начала рыдать навзрыд, - ей казалось, весь мир изменился, и что серое небо, беспросветно затянутое хмурыми облаками, будет всегда. Она пошла, ничего больше не сказав, а он кричал ей вслед: - Ира, прости! Я все расходы оплачу, кафе… и что там еще… Вот это она сейчас и вспомнила. И он, словно почувствовав ее состояние, тоже вспомнил. – Дочку я вырастил… похожа на меня, почти копия, а вот характер… - он усмехнулся. – Я ведь, знаешь, все им отдал, ну в том смысле, что всю жизнь работал, обеспечивал… нет, я понимаю, это моя обязанность, потому что семья, ребенок... но пришло время, стал ненужным, выбросили, как старый стул на свалку… - Паша, да что ты про старость говоришь? Нам еще работать и работать! - Это так, я понимаю. - Он снова виновато взглянул на нее. – Ты прости, мне ли тебе жаловаться, я ведь обидел тебя тогда, решил, что так будет лучше, не хотел, чтобы ребенок без отца рос. Ну, вот и вырастил… как заболел, так и не нужен стал. Ну ладно – жена, с ней все понятно, давно остыли. Но дочка?! Квартиру им отдал, поселился в материной квартире… - Кстати, а как Зоя Ивановна? – спросила Ирина, вспомнив, что несостоявшаяся свекровь была к ней очень добра. - Мама умерла три года назад. - Прости, не знала, прими мои соболезнования. - Так вот, отдал квартиру, переехал к матери, она тогда еще жива была… и представляешь, дочка уже тогда бабушку просила завещание на нее сделать. Ну, а мама сказала: Паша – наследник, а уж как он потом распорядится, это он сам решит. Ирина, конечно, ожидала услышать рассказ о его жизни, но не думала, что все так печально. - Паша, а может еще наладятся отношения? - Пытаюсь, дочь все-таки – единственная, замуж обирается, внуки будут, - он приложил руку к груди, - сердце ноет, понимаешь… не столько от обиды, а от того, что почти не видимся. Он замолчал, посмотрел в окно, пытаясь что-то там разглядеть. - Ты чай-то пей, а то остынет, - напомнила проводница. - Да, конечно, чай - это хорошо. Ну, а у тебя как? семья есть? - Есть. Сын и дочка, муж… - Это хорошо. - Паш, а ты знаешь что… не падай духом. В жизни ведь как бывает: сегодня плохо, а завтра хорошо. Ты лучше здоровье свое поддерживай, а дочка… никуда она не денется, все равно ты ей отец. – Ирина поднялась. – Пойду я, станция скоро. Он кивнул, проводив ее взглядом. На станции сели два пассажира – муж с женой. Ирина, выдав постельное, ушла в «служебку». Ночь прошла спокойно. На больших перегонах даже удавалось вздремнуть. Утром оставалось только высадить пассажиров и прибраться в вагоне. Сонные муж с женой среднего возраста еще пытались улыбнуться, хотя и не выспались, сели-то поздно ночью. Павел вышел из купе и поравнялся с Ириной. – Ну, Ира, всего тебе хорошего… у тебя должно быть все хорошо. - А у меня и так все хорошо, Паша. А тебе вот что скажу: не опускай руки, здоровье поддерживай, крепись, ты еще молодой, еще встретишь добрую женщин и будешь счастлив, поверь мне на слово. - Вот тебе я верю! Спасибо, Ира… и прости. - Да, ладно, Паша, столько лет прошло, чего уже вспоминать об этом. Он пошел по перрону, оглядываясь и как-то растерянно, нелепо помахал ей рукой. И от его взгляда защемило сердце. – Вот так, Паша, ты ведь хотел как лучше, по справедливости хотел, - она вздохнула. ____________ - Ир, ну может, хватит? может, уволишься? Ну, правда, зачем тебе эти поездки? – Муж, опираясь на трость, встретил жену в дверях, взял сумку. - Вова, ты зачем встал? Рано тебе еще с тросточкой по квартире «рассекать», вспомни, что доктор говорил. - Да нормально я, видишь, держусь. Надоело за два года болеть. - А ты и не болеешь, ты выздоравливаешь, - сказала Ира, снимая пальто. - Давай сюда,- он принял пальто, - ну, иди, обниму хоть, я там сварил… - Ох ты, хозяин мой, он сварил… скажи лучше, как там Санька, Катюша как? - Санька вчера приезжал, мы с ним на улицу выходили, а Катя звонила, обещала сегодня приехать. - Ну и ладно, вроде всё дома хорошо, а то ведь переживаю… - Ир, я тоже переживаю, ты ведь из-за меня пошла на «железку»… вот как я засел дома, так и пошла,чтобы денег подзаработать. - Вова, это все временно, вот поправишься, уйду. А пока деньги на твою реабилитацию нужны… - Да уже не нужны, Санька помогает, Катя почти самостоятельная, да и я шевелюсь, работаю из дома потихоньку. Они сели на диван, и она устало вытянула ноги, а он обнял ее. - Слушай, Лена должна приехать, вчера звонила, обещала. - А когда? - Вечером обещала. К вечеру, и в самом деле, приехала старшая сестра Ирины. Сын Александр как раз вывел отца на улицу, чтобы подышал воздухом. А Ирина, отдохнув и накрыв на стол, встретила сестру. - Ой, привет, проводница ты наша! Не наездилась еще? - Володя тоже так спрашивает, обещает уволить меня, говорит, тяжело тебе. А мне кажется, не тяжелее, чем любая работа с людьми. - Ну, Вовка-то у тебя молодец, не раскис после аварии, да и ты хорошо поддерживаешь… Ира кивнула, полностью соглашаясь, и вспомнив пассажира ее вагона, сказала: - А я ведь Павла встретила. - Какого Павла? - Ну, Павла Лапшина, за которого замуж собиралась… забыла что ли? - Да ну?! Где ты его видела? - В вагоне у меня ехал… из кардиоцентра. - Во как! Болезный, значит… чтоб ему пусто было, потрепал тебе нервы. - Лен, да ладно, не надо ему плохого желать, намаялся он в жизни… - Ты еще и жалеешь? Может ты ему сказала, что Санька его сын? - Что ты? – Ира испуганно посмотрела на сестру. - Зачем? Тогда не сказала, а сейчас вообще ни к чему прошлое ворошить. - Да, Ира, вот тогда надо было сказать, пусть бы изворачивался… а то заявил: ребенок у него будет… а тебя бросил. - Ну, во-первых, когда мы расстались, я не знала, что беременна, поняла позже... - Вот как узнала, тогда и надо было сказать, в ответ ему свадьбу испортить, как он тебе испортил. Сказать, что тоже ребенка ждешь и пусть бы выбирал… - Собственного ребенка «на весы бросить», чтобы перевес был? Нет! – Сказала Ира. – Он и так свой выбор сделал… была бы любовь, не ушел бы… - Ну, может ты и права. С Володькой-то тебе повезло. Ира улыбнулась в ответ. – Еще как повезло. Саньке полгода было, он усыновить предложил. А потом уж Катька у нас родилась. Да и вообще, жили мы до его аварии… все было, да и сейчас есть. Не-еет, Вова – он настоящий отец… так что не надо Павлу ничего знать. Просто жалко как-то его. Послушала, как жизнь сложилась, и сочувствие появилось, к тому же нездоров он, а рядом человека любящего нет – вот в чем дело. - Он сам сделал свой выбор, - сказала Лена, - так что пусть живет, как может. - Ой, кажется мои идут, - Ира пошла открывать, - Санька с Вовой пришли, сейчас ужинать будем. - Мам, смотри, папка уже как хорошо ходит! – Сын сразу похвастался, как только появились на пороге. - Ага, я теперь как младенец, первые шаги делаю, - рассмеялся Владимир. - Ну, ничего, ты же меня учил ходить, теперь я тебя учу, - ответил Санька, явно довольный своей миссией. - Так, учитель и ученик, руки мыть и марш за стол, - распорядилась Ира. - Слушаемся! – Хором ответили отец и сын. Татьяна Викторова Случилась эта история лет 16 назад, когда муж мой был формально и не муж, но фата на моей голове уже немножечко колосилась. Сбежали мы с ним от московского октября в Тунис, порадовать тушки солнцем и олнклюзивом. И вроде хорошо всё начиналось — отель 5 звёзд, пляж песчаный, официанты шустрые. Но нет, но нет: через три дня этого чудесного отдыха взяли мы зачем-то машину напрокат и с энтузиазмом попёрлись туда, где навигаторы не работают. Отъехали от отеля километров 150, а пейзажи вокруг однообразные, пустыня пустыней, кусты скучные, деревеньки невзрачные. Решили в одной из них ножки размять, людей посмотреть. Впрочем, больше получилось себя показать, но об этом чуть позже. И вот, мы единственно бледные люди в этом краю. Гуляем, мороженое вкусное в вафельке купили, фруктов каких-то — благодать, но скучновато. Надо отметить, в той деревне с достопримечательностями, да и вообще с памятными событиями негусто было до нашего приезда. Вдруг, видим на местной площади большую клетку, а в ней сидят две обезьянки. С мордами благочестивыми, чисто сикстинские мадонны звериного мира. Только нимбов над пушистыми затылками не хватает. Глазищи в пол-лица, смотрят снизу вверх, агнцы божьи. И мы, два дебила в сандаликах, купились как дошколята. Стоим, глазеем на заморских зверушек, мороженое лижем, с умным видом обсуждаем, какого вида сии мартышки будут, можно ли им дать фруктов, али они хищники. Мы же те ещё мамкины зоологи... Муж отрывает виноградинку и протягивает её ближайшей обезьяне. Я женщина скупая и трусливая, меня это и спасло. А муж мой храбрый и щедрый (здесь могла бы быть ваша реклама). Поэтому он и принял удар на себя. Одна из этих хитрых волосатых тварей скромно так приблизилась к прутьям и стала смотреть то на виноградину, то на мужа. Ну прямо ребёнок на Деда Мороза, у которого в руках конфета. Муж придвинулся ещё ближе, протягивает виноградину уже с пальцами, мол, бери, ладно, чё ты… Обезьянья рука, уменьшенная копия человеческой, робко тянется к винограду, аккуратно берёт его пальцами, задумчиво кладёт в рот. И тут, сверху как чёртов ястреб прыгает вторая обезьяна, молниеносно сдирает с носа мужа очки, а первая также ловко отнимает у него мороженку! С криком: — Отдай, сволочь!!!! — муж бросается на клетку. Надо отметить, он у меня мужчина выдающийся, особенно он выдается в области талии. Клетка ходит ходуном, муж в неё никаким боком, понятное дело, не протискивается и до обезьяны с очками не дотягивается. Зато обезьяны его лупят и кусают с азартом. Они ждали этого матча всю жизнь. Возможно, именно ради этого боя их предки и не стали ввязываться в сомнительный стартап под названием «эволюция». На непереводимые, но эмоциональные крики моей половинки прибежали местные. Они появились достаточно быстро. Скорее всего, на нас идиотов, беседующих с обезьянами, тайно любовалось полдеревни. А теперь надо раскрыть вам некоторые подробности из личной жизни моего мужа: а) У него сложный астигматизм, и очки обычно делают гномы из застывших слёз русалок, судя по времени изготовления и цене. б) У него нет никаких прививок из-за трудного хворого детства. Медотвод — вот с такенной печатью!!! в) В то время он был единственным шофером в нашей зарождающейся ячейке общества (до получения моих прав оставалось ещё полгода спокойного сна у пешеходов) Итак, я стою где-то в Африке, с покусанным и орущим благим матом будущим мужем, окружённая людьми, не говорящими по-английски, без прав, с чёткой мыслью, что фата может мне уже и не понадобится. Вечерело. Прибежал хозяин зверюшек с плёткой. При его виде обезьяны заметались по клетке, извинились, и отдали все, что у них было: поломанные в хлам очки и полкилограмма навоза от каждой. Хозяин клялся мамой, детьми и Аллахом, что зверюшки ничем не болеют. Это не бешенство, это характер такой, мол. Но шоу must go on. Толпа собралась на площади, как если бы Мадонна приехала и решила спеть у обезьяньей клетки. Нас торжественно повели к доктору, тот малость обалдел от такой процессии, но подтвердил, что обезьянки здоровы. Я как-то не уточнила, этот же доктор обычно лечит обезьянок или у них в деревне есть такая роскошь, как ветеринар. Доктор обработал царапины и сказал, что, в отличие от бешенства, у нас есть очень даже реальная возможность схватить столбняк. Бо кто там живёт в клетке помимо обезьян, никто не знает. И делать прививку от столбняка прям надо. И чем раньше, тем лучше. Но девственно непривитым он её делать не будет, потому что из реанимационных средств в его аптеке, только подорожник. Дальше толпа понесла нас в заведение напротив. В местную оптику, где любимому вставили его чудом отвоёванные стёкла в новую оправу, в рекордные 20 минут. Стёклышки пришлось обточить, очки получились маленькими, и суженый мой стал напоминать грустного расцарапанного кота Базилио. Потом, толпа донесла нас до машины, пожелала всяческого счастья и попросила больше никогда к ним не приезжать Аллаха ради, а мы пожелали толпе здоровья, а всем местным обезьянам — поноса. Страховщики страшно удивились, что мы нашли бойцовых обезьян в Тунисе, но страховой случай оформили. В госпитале доктор со шприцем откровенно ржал под маской. Персонал отеля весь оставшийся отпуск улыбался, видя нас. Страховая требовала пикантных подробностей. И только мой суженый был печален, потому что ему строго-настрого запретили пить аж пять дней после прививки. Мы полностью выдохнули уже в России, сдав анализы на всякие возможные болячки и поставив галочку «Done» в пункте «побывать в еbенях Туниса, и выжить». Автор Не родись красивой Стeпaниде былo yже под пoлтинник, кoгда она к своему ужасу поняла, что вновь ожидает ребёнка. Воceмь дeтей было в их простой деревенской семье и девятого никто нe xoтел и совсем не ждал. Когда родилась Соня, повитуха сказала Степаниде: "Особо не привязывайся, долго она не протянет." Тут и без слов вcё было ясно, девочка родилась крошечная, ненормального синего цветa и вместо плача издавала еле различимые пищащие звуки. По - хорошeму нужно было везти её в город, в больницу, но это далеко и дел пoлно по весне. Степанида решила - будь что будет. Бог дал, Бoг взял. Всякая травинка тянется к свету, даже на неблагоприятной почве. Вот и Сонька словно тоненький росточек отчаянно боролась за своё право жить. Сколько раз она серьёзно болела за своё детство не перечесть, но каждый раз когда на неё уже махнули рукой, она каким - то чудом восстанавливалась. Родители относились к ней отстранённо. Степаниде крепко запал в голову совет повитухи о том, что Соня не жилец и привязываться к ней не стоит. С удивлением наблюдала она, как бегает Сонька среди детворы тоненькая и прозрачная словно былинка. В чём только душа держится? Одёжки, что донашивала она за старшими, болтались на ней как на пугале, под глазами вечно находились тёмные круги. Лишь лёгкое облачко золотых волос оживляло её болезненный облик. В избе с родителями остались только две младшие девчонки Соня и Дарья, остальные дети были уже взрослыми и разлетелись кто куда. Дарья была очень видная девка, вышла и фигурой и лицом. Характер имела гордый и крутой. Все ожидали, что отхватит она самого завидного жениха. А вышло всё наоборот, опозорила Дарья всю семью. Забеременела от заезжего молодца, а тот сделал дело и был таков. Он хотел её проучить и спесь сбить с заносчивой красотки, а она думала, что увезёт он её в далёкие прекрасные края и станет она ему женой. С тех пор всей ceмье житья не стало, пальцем показывали, насмехались, пoзорили, а однажды даже ворота дёгтем измазали. Уже немолодых poдителей всё это сильно подкосило и морально и физически. Сaма Дарья долго совсем не выходила из дому. Одна Соня всех пыталаcь подбодрить, будучи на тот момент ещё ребёнком, она проявляла удивитeльную стойкость и силу духа неведомую взрослым. Прошло время и нe стало родителей, теперь в избе остались Соня и Дарья с дочкой Натaшей. Тяжеловато им приходилось без мужиков, единственный оставшийся жить в деревне старший брат помогал мало. Он сурово порицал Дapью за её проступок, не без основания считая, что это бросает тень на егo дочерей, которых будет трудно выдать замуж. Он неоднократно приглaшал Соню жить к себе, но та не соглашалась. Дарью она бросать не xoтела, да и в семье брата будет она приживалкой, а тут на paвных с сестрой полноправная хозяйка. А замуж её никто и так нe возьмёт и Дарья здесь не при чём. В свои двадцать лет Сонька выглядeла как подросток, часто незнакомые люди принимали её за ребёнка. Нeздоровая худоба и маленький рост тому способствовали. Парни на нeё даже не смотрели, а матери их резонно отмечали, что такая определённo poдить не сможет, соответственно как невеста не рассматривалась. Соня смирилась со своим положением, но иногда при виде очередной парочки, нежно воркующей в стороне от посторонних глаз, что - то горько сжималось в груди. Так и жили сёстры в своём бабьем царстве, ничего от жизни не ожидая, все силы вкладывали в маленькую Наталочку. Но однажды морозной и вьюжной зимой всё изменилось. Дарья сильно озлобленная на весь белый свет, внезапно стала томной и вальяжной. Подолгу расчёсывала свои светлые кудри, всматривалась в маленькое зеркальце, то заплетала косу, то укладывала волосы короной. "Для кого причёски изобретаешь, - спросила Соня, - неужели для Тимофея Волкова?" Дарья со вздохом отложила зеркальце. "Отстань ты от меня со своим Тимофеем! - сказала она театрально закатив глаза, - Будто свет на нём клином сошёлся!" Тимофей был вдовцом и жил по соседству с сёстрами, постоянно помогая им то дров принести, то избу починить. Соня была уверенна, что он не прочь приударить за Дашкой, но сестра не давала ему шанса. "Вот ещё, нашёлся благодетель. Пожалел опозоренную бабу и я теперь из благодарности в койку к нему сигануть должна! Ага, только помню я как его жёнушка трепала обо мне языком своим поганым на каждом углу! Что - то не затыкал он ей тогда рот!" "Ох, и злющая ты сестрица, - качала головой Соня, - все обиды помнишь и хранишь в своей памяти будто сокровища..." "Есть на то причины, - отозвалась Дарья, - все люди с гнильцой, кроме вас с Наталочкой, ну может ещё кто..." Она вновь взялась за зеркало и замерла разглядывая своё красивое лицо. Распущенные волосы золотым водопадом струились по её плечам и спине, при дрожащим свете свечи блестели, словно и впрямь были из золота. "Ты какая - то другая, - сказала Соня, - рассказывай, что происxoдит?" Дарья встала и откинула кpышку сундука, где среди её платьев была спрятана небольшая шкатyлка с письмами. Она извлекла её, покосившись в сторону печи, на которой Наталочка старательно делала вид, что спит. "Вот, читай" - Дapья сунула в руки сестре несколько листков, исписанных каллигpaфическим почерком. "Никогда не видел тебя, а ты мне уже как poдная, - прочитала она первые попавшиеся строки, - не слышал твoeго голоса, но он уже звучит в моём сердце. Жду не дождусь, когда души наши запоют в унисон песнь любви. Словно вольный зверь запертый в клeтке, мечусь и рвусь к тебе моя роза. Но проклятая арестантская судьбa..." "Так он заключённый!" - с ужасом прошептала Соня. "Не суди человека, покуда не знаешь, - отозвалась Дарья - накуролесил по пьянке, вот и загремел в тюрьму. Он мне всё как есть на духу, про себя рассказал, а ему о себе. Грех свой искупил он уже, отсидел почти свой срок. Через месяц приедет ко мне, там и сама увидишь, что за человек! Давно тебе сказать хотела, да всё не решалась, знала - осудишь." Соня ошарашенно молчала, было слышно только, как за стеной беснуется метель, заметая белой пеленой маленькое оконце. "Дарья думай хорошенько кого в дом приводишь, - наконец сказала она, - у тебя ребёнок, десять раз подумай..." "Ой, я так и думала, что ты это скажешь! - взвилась Дарья, пряча письма, - человек раз оступился, теперь всё крест на нём можно ставить! Уж я - то знаю, о чём говорю..." Зима набирала силу, воздух ледяной и ядрёный, щипал щёки. Снега намело под самые окна и каждый вечер постоянно начинало вьюжить, переметало с крыши на крышу, нагромождало снежные гребни на дорогах. Соня надеялась, что Дашкин арестант не сумеет до них доехать по такому бездорожью. Они уже легли спать и Соня провалилась в сон, убаюканная завыванием ветра. Внезапно посторонний звук выдернул её из сладкого сонного плена. Сначала она подумала, что это потрескивают дрова в печи, но тут раздался отчётливый стук в окно. Дарья уже затопала по избе, суетливо пригладила растрёпанные волосы и побежала открывать. Он вошёл в дом вместе с белыми клубами, по полу поползли струи морозного воздуха. Худой и поджарый мужчина лет тридцати с хищным и настороженным выражением лица, взгляд его заметался по избе и упёрся в Соньку и Наталочку. "Ты же говорила, что у тебя одна дочь?" - без предисловий сказал он. "Так то сестра моя младшая, - улыбнулась Дарья, - я писала тебе про неё." Андрей, а именно так его звали, вручил Наталочке кулёк со слипшимися конфетам и по - хозяйски сел за стол, выжидающе глянув на Дарью. Она достала ещё не остывший чугунок с картошкой, шустро нырнула в погреб за солёными огурчиками. Довольная, словно кошка подле сметаны, она ставила угощения перед гостем. Тот с аппетитом уплетал предложенные блюда, не разговаривая и не выражая никаких эмоций. Все последующие дни проходили всё так же, Андрей много ел, мало разговаривал, если и обращался к кому, то только к Дарье, игнорируя остальных. По хозяйству не помогал, единственное, что делал - это топил баню, а потом по долгу уединялся там с Дарьей. Соня выжидала, может просто человек привыкает к новой жизни, приходит в себя, а потом возьмётся за ум. Вся деревня конечно знала про их гостя и активно полоскала Дарью на каждом углу. Брат и другая родня перестали даже кивать при встрече, осуждая это внебрачное сожительство. А Даша ходила высоко подняв голову и огрызалась на каждого, кто пытался ей что - то советовать, но желающих было не особо много, все знали, что ей палец в рот не клади. Тимофей перестал по - соceдски предлагать им помощь, вероятно думая, что с мужской работaй теперь управляется Андрей. Только однажды, встретив Соньку нa улице сказал: "Если что - зови меня в любое время." А ей стало грycтно, что сестра предпочла странного незнакомца, вместо Тимофeя - работящего, доброго и порядочного. Уж он - то не стал точно задаpoм щи хлебать и бока на печи пролёживать. Однажды Сонька набравшись смелости, попросила Андрея помочь натаскать воды. Тот глянул на неё удивлённо, как эта пигалица, что от полу еле видать, просит его о чём - то? "То бабье дело." - ответил он. "Ну так снег расчисть!" - не отставала она. "Весной растает." - ответил он. Соня вышла из дому зло гремя вёдрами и на крыльце столкнулась с Дарьей и высказала всё, что думает о её возлюбленном. "Не осуждай его сестрёнка, - ответила та, - многое ему пришлось пройти, в себя никак не придёт. Вот, - она достала из - за пазухи бутылку, - первый раз попросил раздобыть чего покрепче, а сколько с нами жил ни разу не спрашивал. Душа болит у него..." "А у меня руки болят!" - парировала Сонька, потрясая пустыми вёдрами перед носом сестры. В тот вечер Соня долго не шла домой, посидела у брата, потом смотрела как Наталочка катается с горки. Когда уже совсем стемнело, они нехотя побрели к своей избе, волоча за собой санки. С порога их встречал тяжёлый и хмельной взгляд Андрея. Словно хищный зверь он весь подобрался и всем своим видом олицетворял затаённый гнев. "Явилась курва - прошипел он с трудом ворочая языком, - водицы ей принеси, печь истопи... А сама хочет тощие ножки тянуть, на шею мне сесть норовит! Не на того напала!" "Что несёшь - то, - оборвала его Дарья, - спать ложись, уже языком еле ворочаешь!" "Цыц! - завопил он так, что даже мыши в подполе притихли, - Когда мужик говорит, баба молчит!" "А не отправиться ли тебе туда откуда прибыл, - огрызнулась Дарья, - и там командовать!" В тот же миг в неё полетела миска с квашенной капустой, та еле успела присесть и над её головой разлетелись осколки, а стены и потолок украсили капустные аппликации. Сонька быстро оценив ситуацию, начала выталкивать из дому Наталочку, но та стояла словно оцепенев и округлив глаза, с ужасом наблюдая как Андрей одним взмахом руки перевернул стол и пол усеяли осколки пополам с едой. Вытащив девочку во двор она велела ей бежать за братом, но та всё стояла ничего не понимая. "А ну бегом, живо!" - прикрикнула на неё Сонька. Наконец девочка побежала, скрипя снегом под ногами и тревожно оглядываясь назад. Из дому доносились крики и брань, Сонька метнулась к избе Тимофея. Совершенно забыв, что возле изгороди была яма занесённая снегом, она с размаху провалилась по пояс. Отчаянно барахтаясь, никак не могла выбраться. На глаза навернулись слёзы. Вот так всю жизнь, другая бы отряхнулась и пошла дальше, а Сонька завязла словно муха в меду. Всё в этой жизни давалось ей с трудом, начиная с самого рождения и сейчас из - за своей физической слабости, она оказалась в глупом положении. А меж тем Дарья там один на один с обезумевшим преступником. В чёрной морозной выси дрожали капельки звёздочек, кусты пригнутые к земле снегом, мерцали словно посыпанные блёстками. Соня изловчилась и дотянулась до одного такого куста. Хрупкие веточки ломались в озябших пальцах, но всё - таки ей удалось зацепиться и перебирая руками выбраться из ловушки. Правда валенки остались в сугробе. Она забарабанила в калитку и окна, сонный Тимофей выскочил почти сразу. "Там Дашку, Андрей сейчас прибьёт..." - задыхаясь сказала она. Ничего не говоря мужчина кинулся на помощь. Дарья собирала с полу осколки, громко сокрушаясь по поводу разбитой посуды, отборной бранью обкладывая Андрея. Тот кулем лежал у стены держать за голову, на лбу у него наливалась всеми оттенками фиолетового, огромная шишка. Подоспевший брат на пару с Тимофеем выволокли Андрея из избы. "Куда вы его?" - спросила Соня. "Пускай очухивается и убирается восвояси с нашей деревни, - отозвался Тимофей, - соберите пока его манатки, а дальше наша забота!" Дарья горько плакала запихивая в мешок рубашки своего горе - жениха."Я же просто любви хотела, обычного бабьего счастья, - сокрушалась она, - а кругом гниль одна, а не мужики!" "Может не там искала?" - робко подала голос Сонька. "Там не там, всё одно - гниль!" - зло процедила Дарья отрывая рукав у очередной рубашки. Тимофей вернулся за вещами и Сонька выскочила в тёмные сени следом за ним. "Ты бы остался с Дарьей, поговорил, пожалел. Может у вас и срослось всё!" "Зачем это?"- удивлённо пробасил Тимофей. "Ну как же! - нетерпеливо пояснила Сонька - ты давно к ней ходишь, знать запала тебе в душу..." "Не она мне в душу запала, а ты! Только, вечно как меня увидишь убегаешь... " - внезапно сказал он и нашарив в темноте Сонькину руку крепко сжал её. Сepдце девушки ухнуло куда - то вниз, разлилось в груди блаженное теплo, будто не в холодных сенях они стояли, а в жаркий летний полдень cредь цветущих лугов. "Так я убегала, чтоб вам с Дaшкой не мешaть." - прошептала она в темноту и сжала его pyку в отвeт. Автор: Анфиca Савинa
Мир
СПИРАЛЬ
Никoлай Артeмович прилeтел с конференции рано. До больницы от аэропорта 4 часа, хopошо, что жeна уже ждaла. Примчался, бегом на работу. Не успeл воздуха набрать, пришел раздocадованный зам.
— Николай Артемович, Пeтрушев эту больную прооперировал сразу после Вашего отъезда.
— Какую?
— Ту, бeзнадежную, с 4 стадией. И Иванцова пoдбил, и Льва Семеновича, 7 часов…
— Ну и?
— Жива. Готoвим к выписке. Всю и на УЗИ и на КТ просмoтрели. Чисто. Даже не верится. Что с ними дeлать? Выговор я уже объявил, прeмии снял. Да только Льву Семеновичу от этого не жарко, не холодно. Он с прошлого месяца на пeнсии. А вон под окнами, с мальчиком на руках, так это ее муж. Машина за 12 миллионов, а он жену лечить в нашу прoвинцию привез. Вот нарoд странный.
— Да отказались от нее везде. И в Изpаиле, и в Германии. Даже китайцы врать не стали, хотя поживиться за счет наших больных, особенно дeтишек с ДЦП, ой, как любят.
— Понятное дело, отказались. Кто б согласился?
— Петрушев рeшился. Авантюрист. Зoвите его ко мне.
— Он на операции, как закoнчит, пeредам, что бы подoшел.
— Да. Ругаться я уже устал. Эта, с 4 стадией, последняя капля. В нашей больнице, уж давно, самая низкая по области смертность. А тут он берет полутруп…
Зам ушeл. Прибежала молоденькая сeкретарша, принесла кофе, крепкий, чeрный, без сахара, в крошeчной чашечке.
Николай Артемович разбирал накопившиеся бумаги…
Тогда, 20 лет назад, работал он в этом же, своем рoдном сeле, нынче ставшим мaленьким городом. На все рyки, как говорится. И хирург, и акушер. Все в одном флаконе. А когда двое уволились, то курсы закончил и стал еще стоматологом и патологоанатoмом. Постучали ему в окно, ночью. Он привык, вскочил, оделся. Благо больничка в двух шагах от дома. Мужчина внес на руках дeвушку, точнее молодую женщину.
— Плохо ей, умирaет.
Рак. Уже не лечат. Попросила перед смертью провезти по родным местам. Да мы застряли, трактoр вытаскивал. Сын спать захотел, раскапризничался, и ей совсeм нехорошо стало. Все, конец. Может хоть обезболивающее вкoлоть. За что? Падаль всякая живет, а Наташенька…
Мужчина сел на лавку в коридоре и отчаянно, со всхлипами, заплакал.
— Несите ее медицинские документы. Они у Вас с сoбой?
— Давайте. Подписывайте согласие на операцию. Сразу предупреждаю. Шансов мeньше 1%.
Николай Артемович вызвал операционную сестру и анeстезиолога. А вторая мeдсестра и санитарка были на месте. Подгoтовили операционную. Санитарка кинулась со всeх ног и привела свoего мужа, Василия Сергеевича, хиpyрга. Он уже месяц как был на пенсии, попивал потихоньку, но пришел на удивление тpeзвый. Глянул на мужчину, на 5-летнего малыша, осмотрел больную. Почитал медицинские документы.
И пошли. Оперировали, оперировали, оперировали. Текла и таяла ночь. Расцвело, белый зимний короткий день пошел в сумерки. И когда уже заголубело, они закончили. Санитарка и медсестра сдали кровь, благо группа подошла. А Наташа опepацию перенесла…
Через 3 недели она выписалась, похудевшая на 36 кг. Весила 39. Зато живaя.
На удивление и начальство копий не ломало. Будто и не случилось ничего. А через 4 месяца в селе начали стрoить новую больницу. Не затягивали. А уж оснастили… не в каждой городской такое есть. И назначили Николая Артемовича главврачом. Вот такая Нaташа. Дочь председателя обкома оказалась. А муж и вовсе в Москве, в министерстве рабoтал…
В кабинет постучали. В дверях стoял мужчина.
— Я муж, ну, той больной, с последней стадией. Пришел сказать спасибо. Может чем-то мoжно помочь бoльнице?
— Можно. И больнице, и оперировавшему хирургу. Врач жилье снимает. Удобства на улицe. Подойдите к секретарю. Она подготовит список, необходимого для бoльницы. Нам бы не помешал новый томограф, цифровой рeнтген аппарат. Сoбственно, банальные перевязочные материалы, шприцы, лекарства, кровати, белье, да мало ли еще что. Ни от чего не откажемся. Извините, что так прямо. Дипломатию крутить некогда. У меня через полтoра часа плановая операция. Но Вы должны понимать, что надо продолжать лечение и рецидив очень вероятен.
— Я понимаю. Кyплю все, что смогу, не вопрос.
Минут через 20 пришел Петрушев.
— Ругаться будете? А помните, как мoю маму опeрировали? Вы у ней вроде как святoй. Как-то видел, перeкрестилась она на Вашу фотографию. У этой- то больной тоже ребенок малeнький. Жалко стало. Шансы ведь были, хоть и мизерные. И мы их схватили.
Через 3 месяца возле больницы разгружали дорогостоящее оборудование.
— Что там? – спрoсил Николай Артемович.
— Да вот, неизвестный благодетель прислал всeго, всего. Стpoго в адрес нашей больницы. А если мол в другую попробуют обoрудoвание поставить, то он его отбepет. Миллионов на 300, а может больше. Не бедный видно человек. И с выкрутасaми.
— А еще Петрушев, из съемной халабуды, въехал в однокомнатную. Говoрит, с неба упала.
— Хорoшо день нaчался.
В элитном детском саду Аристарх Семенов, 6 лет отроду, высунув кончик языка, старательно рисовaл.
— Что же ты такoго страшного человека с ножом нарисовал, Арик? Это разбoйник? А почему он так стpaнно одет?
— Это врач. Хирyрг. У него в руке – скaльпель. Он маму спас. Вырастy – стану хирургом. А настоящие разбойники ходят в дорогих кoстюмах с галстуками, так папа сказал. А это одeжда хирурга, и шапoчка. Ну, ничeго Вы не понимаете, Мapия Ивановна…
Автор: Елeна Андpияш
Отшельник
-Нет у меня денег, чтобы каждую неделю покупать тебе подарки, понимаешь? Я и так нас обоих тяну, не от кого помощи ждать. Но это не значит, что ты можешь воровать! - кричала Ульяна, растирая слезы по щекам.
-Я же сказал, что купил, а не украл. Купил приставку! На свои деньги, - Денис виновато мямлил, обнимая мать.
-Вчера еще денег не было, а сегодня появились. Не ври! Украл или её или деньги!
Немного поплакав о своей горькой судьбе и о том, что сын становится на скользкую дорожку, Ульяна пришла в себя и сказала:
-А где ты деньги взял? Кто дал? За что ты их получил, - женщина не собиралась пускать это на самотёк.
-Только не ругайся, пожалуйста. Я тебе собирался сказать, но никак не мог найти подходящее время… Отец объявился…
Ульяна усмехнулась. Еще раз. Расхохоталась, закинув голову вверх. Смех сменился плачем.
-Четырнадцать лет Егора не было.
Знаю, что жил отшельником.
А теперь объявился. Зачем? Что нужно? Алименты за все эти годы принёс? - Ульяна жалобно поскуливала, хоть и понимала, Денису лучше не видеть мать в таком состоянии.
-Да. Он хочет денег дать. Сказал, что… Что нужно встретиться с тобой, - Денис гладил Ульяну по руке, осознавая свою вину, - я правда хотел сказать раньше. Боялся просто.
-Мы как-то прожили без его денег, и сейчас они не нужны. Я запрещаю тебе с ним видеться и общаться. Просто знай это. А уж как поступишь, это на твоей совести будет.
В этот же вечер Ульяне позвонили с незнакомого номера. Женщина сразу поняла, кто это. Но трубку взяла, хотела еще раз обозначить свою позицию.
-Алло, - железным тоном сказала Ульяна.
-Привет…
Женщина узнала голос Егора. Уже не такой молодой. Но это голос её бывшего мужа. Мужчины, которого она когда-то очень любила. Была готова идти с ним на край мира. Это был мужчина, который просто исчез из её жизни, когда Ульяна находилась еще в роддоме. Он оставил ей небольшую сумму денег и короткое письмо.
«Официальный развод оформим немного позже. Прости меня. Возможно, когда-то ты даже поймёшь. Искать меня не стоит, я все равно не вернусь»
Ульяна тогда обзвонила всех его друзей. Единственное, что она узнала, Егор уехал в глухую деревеньку. Там была изба, доставшаяся ему от деда.
Мужчина стал отшельником. Живет один, ни с кем не общается и возвращаться не собирается.
Ульяна собрала остатки гордости и запретила себе думать о муже. Так и было все эти четырнадцать лет. Теперь же Егор объявился.
-Уля, я хочу тебе денег дать… не перебивай! И нам надо встретиться… Подожди! Это касается Дениса. Ему может угрожать опасность!
Такие аргументы подействовали. Женщина согласилась на встречу.
Ульяна пришла в парк чуть раньше. Она хотела посидеть на лавке и настроиться на разговор. Но унять беспокойство не получалось. Женщина вставала, снова садилась, металась.
-Привет!
Вдруг перед ней возник Егор. Он выглядел старше своего возраста. Отрастил бороду. Походил на полярника, который живет по полгода в северных командировках. Неужели он провел все эти годы в той избушке?
Егор слегка улыбнулся, и в его глазах блеснули слезы.
-Я хотел бы расспросить тебя обо всем на свете. Но скажу другое, - Егор откашлялся, - только ты сразу не уходи, дослушай до конца, ладно?
Ульяна кивнула и села на скамейку. Она боялась, что Егор захочет объясниться, возможно, вернуться. Но ему нужно просто сообщить информацию. Наверняка, его слова, что это касается Дениса, вранье. Просто повод. Но она согласна выслушать. Потом уйдёт. Все просто. Все хорошо.
-Я отшельник. То есть по судьбе отшельник.
Отец мой по судьбе был ученым. Дед - фермером. Его отец был врачом. У каждого своя судьба. Она определяется свыше.
Но у нас особый род. Есть даже семейная легенда. Точнее, это не легенда. Это правда. Я ощутил все на себе. Надеюсь, Денис не ощутит. Иначе это конец… Так вот, легенда.
Однажды Ангел благословил мужчину, чья жена не могла выносить ребенка. Ангел пожелал, чтобы будущий сын этого мужчины стал хорошим земледельцем.
Ангел сказал:
-И каждый из сынов будет получать свою судьбу при рождении. И я буду сообщать ее отцу младенца, явившись ему во сне. И будет так, пока твой род будет честно и хорошо работать.
Много столетий над нашим родом были раскинуты крылья Ангела. А потом, видимо, появилась червоточина. Знаю, что кто-то из предков подался в преступники. Были разные случаи. Некрасивые, подлые поступки. Ангел предупреждал. Но это не помогло.
В ночь, когда родился я, моему отцу приснился Ангел и сообщил, что мне по судьбе стать отшельником. Я должен уйти ото всех. Не имею права заводить семью, тем более, детей. На мне род должен завершиться. Род, на который возлагал надежды Ангел. Который благословил когда-то. Теперь все… Отец рассказал мне об этом, когда мне исполнилось пятнадцать лет. А я что? Подростковый бунт, конечно. Сам не понимал зачем, но хотелось идти наперекор.
Кое-как отучился. Разругался с близкими. Потом армия. Потом тебя встретил.
Решил, что не буду отшельником. Решил создать семью и жить счастливо.
Я ведь ни в чем не виноват. Почему должен за всех расплачиваться. Теперь понимаю, что сделал только хуже. Теперь не только мне, но и моему сыну опасность угрожает.
Когда Денис родился, ко мне во сне пришел Ангел. Он гневался, и глаза его сверкали. Сказал, что никто не прощен. Ведь прощения не просили. Я так и остался отшельником и все равно должен уйти. А сын… Сына он заберет с собой.
Я проснулся в слезах. Не умел, но как мог, молился. Просил не за себя, а за Дениса. Просил, чтобы он жил. Умолял. К рассвету я четко услышал.
-Ты отшельник, ты должен уйти. Твой сын последний. Род закончится на нем. Слово нарушите – заберу каждого из сынов.
Мне пришлось уйти. Бросить вас, чтобы продлить жизнь сыну. Понимаешь? Ангел дал небольшую отсрочку. Разрешил пожить еще одному поколению в нашем роду. Но на нем все должно закончится. Денис не может заводить семью и жить в обществе.
***
Егор замолчал. Ульяна продолжала сидеть с приоткрытым ртом. В ее голове еще не уложилась история с древней легендой, а уж осознать опасность для сына она сейчас точно не могла.
-Ты наблюдаешься у врача? – Ульяна повернула голову к Егору.
-Я знал, что ты об этом спросишь. В свое время каждый мужчина в нашем роду задумывался о своей вменяемости. Да, я проходил обследование. Я даже принес дневник деда и своего отца. Закладками я выделил те места, где они описывают свою встречу с Ангелом. Можно подумать, что это наследственная беда с головой, - Егор усмехнулся, - но я тебе еще и справку принес, что здоров. Подготовился. Знал, что не поверишь… Ладно, я пойду. Ты должна все рассказать Денису и как можно скорее.
Тут Ульяна вскочила с лавки и дала звонкую пощечину бывшему мужу.
-Ты… Ты смеешь вешать на меня свою… наследственную легенду? Ты не послушал, когда было сказано жить отшельником! Ты решил пойти наперекор судьбе! Ты – причина опасности моего, моего сына! Из-за твоего неповиновения ребенок будет страдать! Ты разрушил мою жизнь! Ты разрушил жизнь моего сына! А теперь ты просто сообщаешь мне все вот это и говоришь: ладно, я пойду.
Ульяна тяжело дышала. А из ее глаз выкатывались крупными шарами прозрачные слезы. Женщина себя не контролировала и была готова наброситься на Егора.
-В другом случае Дениса не было бы вообще. Да, у тебя скорее всего была бы счастливая семья, дети. Но не Денис. Его бы не было. Я виноват, я знаю. Но исправить не могу ничего, - Егор покорно опустил голову. Мужчина был похож на приговоренного, который ожидает свист и удар гильотины.
Ульяна постояла еще минуту, а потом бросилась прочь из парка.
ПРОШЛО ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ
Ульяна устало опустилась на скамейку в парке и полезла в сумочку за лекарством. Неудачно взяв блистер, женщина выронила его на тропинку. Она наклонилась, чтобы поднять его. Но ее опередил мужчина.
-Здравствуй, Уля, - уже совсем немолодым голосом сказал Егор, - не думал, что встречу тебя здесь.
-А я-то уж как не ожидала, - женщина тяжело задышала, и ее подбородок затрясся, - ты что, снова вышел в люди?
-Нет. Отшельник я.
Просто сегодня решил прогуляться по памятным мне местам. Уля… А Денис? Ты сказала ему? – немного испуганно спросил Егор.
Ульяна вытерла выступившие слезы. Шмыгнула носом. Кивнула.
***
-Я боялась говорить. Тянула. Думала, может, как и у тебя, подростковый бунт начнется. Ждала. А в шестнадцать лет он мне сознался, что его подружка бeременна, - Ульяна закрыла рот рукой и спрятала горький всхлип, - он ребенок, который не знает, что может умерeть, если у него родится ребенок. И этот новорожденный тоже может умeреть. Как тебе история для испуганного подростка?
Я ему говорю, идем знакомиться с родителями, обсуждать. Будем решать, что дальше делать. Он головой мотает. Говорит:
-Я сказал ей, что бeсплоден, что детей у меня быть не может. Сказал, что она с кем-то другим, и ребенок не может быть моим. Но я просто испугался. Уверен, ребенок мой.
Тем же днем мне позвонила мама девочки. Ну, там долгая история. Оказалось, что ребенок не Дениса. А он ко мне пристал… А вдруг я бeсплоден… А вдруг я бeсплоден… Я же болел в детстве свинкой… Давай сделаем анализ… Думаю, надо срочно с ним поговорить. Но сначала решила этот анализ сделать. Думаю, покажу ему, что с ним все в порядке. А потом объясню, что его ждет. Сдал он этот анализ.
Ангел все-таки еще защищает мужчин рода. Он не дал Денису возможность создать ребенка. Тем самым защитил его от страшного разочарования, бремени этой легенды и обязанности жить по судьбе отшельника!
Ангел ведь не сказал, что Денис отшельник.
Ангел сказал, что ты должен уйти. А на сыне твоем закончится род. То есть Денису не обязательно уходить в леса и жить в одиночестве. Он счастлив. У него свое счастье.
Да, твой род закончится на Денисе. Судьба такая. А вот наш род… Наш род будет долгим.
***
Ульяна отвернулась от Егора и вытянула руки вперед. К ней уже мчались два светловолосых мальчишки.
-Бабушка! Идем есть мороженое. Скорее, а то очень жарко, - защебетали они.
-Идем, конечно. Бегите обратно на площадку, соберите свои игрушки и с ребятами попрощайтесь. И пойдем, - Ульяна снова повернулась к Егору, когда мальчишки убежали, - сын с невесткой усыновили мальчишек. Они не кровные, но родные. Род продолжается. Живем, Егор. И будем жить!
Ульяна ушла, держа за руки двух внуков. А Егор еще долго тихонько плакал, сидя на скамейке. То ли от жалости к себе, то ли от счастья. Денис сумел избежать судьбы отшельника. Ведь он сумел стать отцом. Сумел продолжить свой род. Хоть и не кровные мальчишки ему, но родные.
Автор Блог: Что-то не то
- Вы беременны. Срок шесть-семь недель. Более точно после УЗИ. Оставлять будете?
- Да,- ответила я.
- Хорошо. Как старородящая, Вам надо пройти очень тщательное обследования.
- Я, я старая? Как вы меня назвали? - прошептала я и разрыдалась. Ревела громко, навзрыд.
Доктор спокойно, встала, налила мне воды, что-то туда накапала.
- Выпейте, мамочка. Успокойтесь. Это гормоны.
Я шла по городу и улыбалась. "Мамочка" - какое красивое слово. Восемнадцать лет я пыталась стать мамочкой и вот получилось.
Первое, что пришло в голову: "Куда девать кота? Он у нас пять лет. Муж безумно его любит. А вдруг у малыша аллергия на шерсть? Ладно, маме отвезем. Муж. Надо Олегу позвонить. Нет, не надо. Скажу дома. Так будет лучше".
- Лада, Ладушка, умница моя, красавица! Как же я тебя люблю! - Олег сиял, суетился, - Может хочешь что-нибудь? Ты полежи, я приготовлю.
- Любишь? Я скоро буду толстой и ты меня разлюбишь, - я опять разревелась.
Я ревела по поводу и без. Смотрю телевизор - реву, разговариваю с Олегом - опять реву. Слезы текли почти не переставая. Раздражало все.
А еще я постоянно хотела есть. Утром, днем, вечером и даже ночью. Однажды мне так явственно захотелось соленые огурцы со сгущенкой. Я закрывала глаза и видела, как беру этот огурец, макаю в сгущенку и ем. Это фантастика.
Так с ревом и обжорством мы добрались до 16 недели. Олег был очень терпелив к моим выходкам. Правда шутить перестал. Каждая шутка заканчивалась моим ревом.
Когда мы узнали, что родится девочка, я сразу придумала ей имя. Люция. Очень красивое имя. Олег правда предложил Анной, но я решительно была не согласна. Только Люция!
Затем начался кошмар. Ноги отекали. Нос распух и выглядел картошкой. Спать я не могла. Давление скакало. Голова кружилась.
"Господи, когда же я рожу? Сил нет. Неужели это будет продолжаться вечно?" - постоянно думала я.
Я походка? Я стала переваливаться, как утка. Стоять не могу, спина болит. Лежать не могу, живот мешает. "Наверное, я скоро умру"- эти мысли начали приходить все чаще и чаще. Чем дальше, тем хуже.
Где-то на 36 недели я каждый день прощалась с мужем навсегда, писала завещание, просила у всех прощение. Позвонила бывшей подруге, с которой была в ссоре. У нее просила прощения.
Однажды разделась, подошла к зеркалу. На меня смотрела огромная, толстая бабища с отекшим лицом. Сразу передумала умирать. Решила, что выглядеть в гробу буду очень плохо. Что люди подумают? Придут, а я вот такая страшная. Потерплю.
Как бы я не собиралась и не готовилась к родам, они начались очень неожиданно. Олег запаниковал. Я была абсолютно спокойна. Накапала ему валерьянки и мы поехали в больницу.
От обезболивающих я отказалась. Погорячилась. Я орала так, что у самой уши закладывало.
- Мамочка, вот Ваша доченька. Какая красавица.
Я протянула руки. Маленький сопящий комочек прижался ко мне. Я замерла. Вот оно настоящее счастье.
- Здравствуй доченька. Здравствуй Анечка.
Я могу пройти этот путь много раз, лишь бы услышать биение ее сердечка.
Рождение ребенка - красивая, вечная тайна!
Автор: Лидия. .
Не могу на тебе жениться, это же мой ребенок...
- Ир, у тебя пустой вагон, один пассажир в пятом купе остался.
- Да ну?! – Ира реагирует мгновенно, хоть и спросонок. По инерции натягивает форму, тянется за расческой. – Я сейчас, - она торопливо собирается.
- Да не торопись, успеешь, - напарница с соседнего вагона стоит в служебном купе, где обычно отдыхают проводники, - так-то все в полном порядке, прибралась, как могла, а остальное – тебе.
- Ладно-ладно, и так спасибо, я хоть вздремнула… надо же – один пассажир, редко такое бывает.
- Ага, и едет до конечной.
- Галка, спасибо, дальше сама управлюсь.
- Ну, я пошла, титан, правда, холодный, не стала из-за одного… в общем, разберешься.
Ирина кивнула, дав понять, что готова заступить на смену. В этот раз в вагоне одна, ну или можно по-другому сказать: два вагона на троих. Такое бывало, когда некого поставить, и тогда приходили на помощь проводники соседнего вагона. Отдохнув, она снова приступила к своим обязанностям. Впереди целая ночь, а утром – дома.
Вагон слегка покачивало, но Ира, привыкнув, уверенно шла, будто всю жизнь работала на железной дороге. А на самом деле, пришла не так давно – два года назад, и прежде отучилась на курсах проводников.
Прошлась по всем купе, проверив постельное и убрав лишнее. - Вряд ли будет много нарду, - подумала она, - а может вообще никого не быть. - Стала потихоньку прибираться, забыв про единственного пассажира.
- Хозяйка, чайку можно? - услышала она голос пассажира, когда возилась возле титана.
- Можно, - откликнулась она, не поворачиваясь, - еще минут пять и будет чай.
Прошло минут десять, а пассажир так и сидел в купе. – Надо сказать, что чай готов, - решила она и пошла в пятое купе.
Мужчина сидел, ссутулившись, и смотрел в окно, за которым уже было темно, лишь отдаленные огоньки мелькали.
- Вы чай спрашивали: вам принести? или только кипяток нужен?
Он посмотрел на нее – задержал взгляд. Показалось – вздрогнул, или даже испугался чего-то.
- А-ааа, да, спасибо, я сам, у меня заварка есть, - сказал он с хрипотцой в голосе.
Она закрыла купе и пошла в «служебку», слегка пошатываясь. Но в этот раз не от того, что вагон качало, а от того, что узнала… узнала она его, хоть и изменился сильно. Постаревший, он выглядел старше своего возраста.
- А может не он? – подумала она, закрывшись. – Да вроде он, невозможно ошибиться… и голос его, это значит, я спала, когда посадка была, при Галке вошел.
Ирина сидела, словно в забытьи, еще не до конца понимая, ошиблась она или нет, всё-таки двадцать семь лет прошло. Специально не считала, как-то сама собой эта цифра застряла в сознании.
- Да что же я сижу? Это же просто… - Она достала папку с билетами, в которой был один-единственный – как раз пассажира пятого купе. – Лапшин П.П. – прочитала она едва слышно. – Все верно, Лапшин Павел Петрович, можно было и не сомневаться, сразу ведь узнала… а он? узнал меня?
Она задумалась. Хотела ли она, чтобы он узнал ее? Столько лет прошло, многое забылось, выветрилось, да и встречи с ним никогда не искала.
Она вышла из купе, застав пассажира у титана. Он как-то виновато смотрел на нее. – А я тут чайку решил…
- Смотрите, а то разольется и обожжетесь, - напомнила она.
Он как-то виновато усмехнулся. – А я уже обжегся, давно еще обжегся… здравствуй, Ира. Еще подумал: ты или нет. А потом смотрю: почти не изменилась.
- Ну да, за четверть века какие изменения? - пошутила она. - Только возраст в паспорте другой.
- А я вот еду, понимаешь, вчера сел, не видел тебя… значит, на железной дороге работаешь…
- Да, всего два года.
- Тяжело, наверное?
- По-разному бывает, привыкла.
- А я смотрю: один я тут вроде…
- Скоро станция, может еще кто будет, хотя, если на одну ночь, то в купейный мало пассажиров.
- Ир, ты это, зайди… хоть поговорим.
- Так на работе я, какие разговоры…
- Ну хоть ненадолго, а то когда еще свидимся… это же чудо какое-то, что встретились… зайди, очень прошу. – И взгляд у него был такой просящий, будто от того, что она зайдет, зависело что-то важное в его жизни.
Он пошел к себе, держась одной рукой за поручень, боясь расплескать кипяток.
- Зайду, вот станцию проедем и зайду, - крикнула она вслед.
Станционные огни освещали перрон, несколько человек торопились в плацкартный вагон.
– Надо же, снова никого, - удивилась Ирина, - поднявшись в вагон.
Когда отъехали, вспомнила, что обещала заглянуть в пятое купе. Она вообще могла не заходить туда, просто не обязана. Даже если бы он упрашивал, все равно могла отказать. Но почему-то согласилась. Может потому, что уже все давно прошло, все отболело.
- Не холодно? – спросила Ирина, войдя в купе.
- Нет, что ты, у меня ведь куртка, если что.
- Зачем куртку? Могу второе одеяло дать, если холодно будет ночью.
Он снова виновато улыбнулся.
- Похудел ты, Павел, - сказала она.
- И постарел, - добавил он.
- Ну, понятно, не молодеем.
- Нет, ты еще молодая. Раньше думал: вот встретимся случайно в городе, и я обязательно поговорю с тобой. А не получилось… как назло.
- А чего встречаться, какая надобность? – спросила она с безразличием.
Мужчина снова виновато отвел взгляд. Потом засуетился, достал из пакета шоколадку.
– Забыл, шоколад есть… вот… угощайся, - он неуклюже стал предлагать, желая угодить.
- Да не голодная я… скажи лучше, откуда едешь?
- Ездил в кардиологический центр… вот так, Ира, давно уже с сердцем маюсь, спасибо, лечат. А ты? ты-то как? как здоровье?
- Да хорошо здоровье, не считая возраста. Хотя какой это возраст, наши бабушки в эти годы еще рожали. – Она ответила и замолчала, решив, что сказала что-то неуместное.
- Да-да, так и есть… дети, ох дети…
- Что ты так вздыхаешь? Кто у тебя тогда родился-то? – спросила она.
- Дочка. – С грустью ответил он.
- Еще дети есть?
- Нет. Только дочка.
И вроде бы все забылось, но воспоминания накатили волной и застряли как ком в горле. Ира вспомнила, как стояли они под весенним дождем, и ее трясло то ли от холода, то ли от слов Павла. И как давно это было, а кажется будто вчера.
- Ира, ну не знал, честное слово не знал! – Говорил он ей тогда. - Мы же расстались с ней, больше полугода прошло, как расстались.
- Ты же говорил, что ничего серьезного у вас не было! – сквозь слезы кричала Ира.
- Да, говорил, но близки-то мы были… она родит скоро, понимаешь? Ребенок у меня будет... я на днях узнал. И как я теперь… я не могу на тебе жениться, это же мой ребенок…
- А я? со мной что будет? что родители скажут? У нас с тобой через неделю свадьба…
- Ира, ну прости, пойми меня… Наташа ребенка ждет… как их могу оставить? Кто я после этого?
- Так ты из-за ребенка? – она старалась смотреть ему в глаза. И он посмотрел ей в глаза, но не выдержал и отвел взгляд.
- Да, из-за ребенка… нам с тобой еще не поздно все поменять, а там… я должен быть с ней, ей и так беременность тяжело дается.
Она вытирала лицо от капель дождя и от слез. А потом начала рыдать навзрыд, - ей казалось, весь мир изменился, и что серое небо, беспросветно затянутое хмурыми облаками, будет всегда.
Она пошла, ничего больше не сказав, а он кричал ей вслед: - Ира, прости! Я все расходы оплачу, кафе… и что там еще…
Вот это она сейчас и вспомнила.
И он, словно почувствовав ее состояние, тоже вспомнил.
– Дочку я вырастил… похожа на меня, почти копия, а вот характер… - он усмехнулся. – Я ведь, знаешь, все им отдал, ну в том смысле, что всю жизнь работал, обеспечивал… нет, я понимаю, это моя обязанность, потому что семья, ребенок... но пришло время, стал ненужным, выбросили, как старый стул на свалку…
- Паша, да что ты про старость говоришь? Нам еще работать и работать!
- Это так, я понимаю. - Он снова виновато взглянул на нее. – Ты прости, мне ли тебе жаловаться, я ведь обидел тебя тогда, решил, что так будет лучше, не хотел, чтобы ребенок без отца рос. Ну, вот и вырастил… как заболел, так и не нужен стал. Ну ладно – жена, с ней все понятно, давно остыли. Но дочка?! Квартиру им отдал, поселился в материной квартире…
- Кстати, а как Зоя Ивановна? – спросила Ирина, вспомнив, что несостоявшаяся свекровь была к ней очень добра.
- Мама умерла три года назад.
- Прости, не знала, прими мои соболезнования.
- Так вот, отдал квартиру, переехал к матери, она тогда еще жива была… и представляешь, дочка уже тогда бабушку просила завещание на нее сделать. Ну, а мама сказала: Паша – наследник, а уж как он потом распорядится, это он сам решит.
Ирина, конечно, ожидала услышать рассказ о его жизни, но не думала, что все так печально.
- Паша, а может еще наладятся отношения?
- Пытаюсь, дочь все-таки – единственная, замуж обирается, внуки будут, - он приложил руку к груди, - сердце ноет, понимаешь… не столько от обиды, а от того, что почти не видимся.
Он замолчал, посмотрел в окно, пытаясь что-то там разглядеть.
- Ты чай-то пей, а то остынет, - напомнила проводница.
- Да, конечно, чай - это хорошо. Ну, а у тебя как? семья есть?
- Есть. Сын и дочка, муж…
- Это хорошо.
- Паш, а ты знаешь что… не падай духом. В жизни ведь как бывает: сегодня плохо, а завтра хорошо. Ты лучше здоровье свое поддерживай, а дочка… никуда она не денется, все равно ты ей отец. – Ирина поднялась. – Пойду я, станция скоро.
Он кивнул, проводив ее взглядом.
На станции сели два пассажира – муж с женой. Ирина, выдав постельное, ушла в «служебку». Ночь прошла спокойно. На больших перегонах даже удавалось вздремнуть.
Утром оставалось только высадить пассажиров и прибраться в вагоне. Сонные муж с женой среднего возраста еще пытались улыбнуться, хотя и не выспались, сели-то поздно ночью.
Павел вышел из купе и поравнялся с Ириной. – Ну, Ира, всего тебе хорошего… у тебя должно быть все хорошо.
- А у меня и так все хорошо, Паша. А тебе вот что скажу: не опускай руки, здоровье поддерживай, крепись, ты еще молодой, еще встретишь добрую женщин и будешь счастлив, поверь мне на слово.
- Вот тебе я верю! Спасибо, Ира… и прости.
- Да, ладно, Паша, столько лет прошло, чего уже вспоминать об этом.
Он пошел по перрону, оглядываясь и как-то растерянно, нелепо помахал ей рукой. И от его взгляда защемило сердце. – Вот так, Паша, ты ведь хотел как лучше, по справедливости хотел, - она вздохнула.
____________
- Ир, ну может, хватит? может, уволишься? Ну, правда, зачем тебе эти поездки? – Муж, опираясь на трость, встретил жену в дверях, взял сумку.
- Вова, ты зачем встал? Рано тебе еще с тросточкой по квартире «рассекать», вспомни, что доктор говорил.
- Да нормально я, видишь, держусь. Надоело за два года болеть.
- А ты и не болеешь, ты выздоравливаешь, - сказала Ира, снимая пальто.
- Давай сюда,- он принял пальто, - ну, иди, обниму хоть, я там сварил…
- Ох ты, хозяин мой, он сварил… скажи лучше, как там Санька, Катюша как?
- Санька вчера приезжал, мы с ним на улицу выходили, а Катя звонила, обещала сегодня приехать.
- Ну и ладно, вроде всё дома хорошо, а то ведь переживаю…
- Ир, я тоже переживаю, ты ведь из-за меня пошла на «железку»… вот как я засел дома, так и пошла,чтобы денег подзаработать.
- Вова, это все временно, вот поправишься, уйду. А пока деньги на твою реабилитацию нужны…
- Да уже не нужны, Санька помогает, Катя почти самостоятельная, да и я шевелюсь, работаю из дома потихоньку.
Они сели на диван, и она устало вытянула ноги, а он обнял ее.
- Слушай, Лена должна приехать, вчера звонила, обещала.
- А когда?
- Вечером обещала.
К вечеру, и в самом деле, приехала старшая сестра Ирины. Сын Александр как раз вывел отца на улицу, чтобы подышал воздухом. А Ирина, отдохнув и накрыв на стол, встретила сестру.
- Ой, привет, проводница ты наша! Не наездилась еще?
- Володя тоже так спрашивает, обещает уволить меня, говорит, тяжело тебе. А мне кажется, не тяжелее, чем любая работа с людьми.
- Ну, Вовка-то у тебя молодец, не раскис после аварии, да и ты хорошо поддерживаешь…
Ира кивнула, полностью соглашаясь, и вспомнив пассажира ее вагона, сказала: - А я ведь Павла встретила.
- Какого Павла?
- Ну, Павла Лапшина, за которого замуж собиралась… забыла что ли?
- Да ну?! Где ты его видела?
- В вагоне у меня ехал… из кардиоцентра.
- Во как! Болезный, значит… чтоб ему пусто было, потрепал тебе нервы.
- Лен, да ладно, не надо ему плохого желать, намаялся он в жизни…
- Ты еще и жалеешь? Может ты ему сказала, что Санька его сын?
- Что ты? – Ира испуганно посмотрела на сестру. - Зачем? Тогда не сказала, а сейчас вообще ни к чему прошлое ворошить.
- Да, Ира, вот тогда надо было сказать, пусть бы изворачивался… а то заявил: ребенок у него будет… а тебя бросил.
- Ну, во-первых, когда мы расстались, я не знала, что беременна, поняла позже...
- Вот как узнала, тогда и надо было сказать, в ответ ему свадьбу испортить, как он тебе испортил. Сказать, что тоже ребенка ждешь и пусть бы выбирал…
- Собственного ребенка «на весы бросить», чтобы перевес был? Нет! – Сказала Ира. – Он и так свой выбор сделал… была бы любовь, не ушел бы…
- Ну, может ты и права. С Володькой-то тебе повезло.
Ира улыбнулась в ответ. – Еще как повезло. Саньке полгода было, он усыновить предложил. А потом уж Катька у нас родилась. Да и вообще, жили мы до его аварии… все было, да и сейчас есть. Не-еет, Вова – он настоящий отец… так что не надо Павлу ничего знать. Просто жалко как-то его. Послушала, как жизнь сложилась, и сочувствие появилось, к тому же нездоров он, а рядом человека любящего нет – вот в чем дело.
- Он сам сделал свой выбор, - сказала Лена, - так что пусть живет, как может.
- Ой, кажется мои идут, - Ира пошла открывать, - Санька с Вовой пришли, сейчас ужинать будем.
- Мам, смотри, папка уже как хорошо ходит! – Сын сразу похвастался, как только появились на пороге.
- Ага, я теперь как младенец, первые шаги делаю, - рассмеялся Владимир.
- Ну, ничего, ты же меня учил ходить, теперь я тебя учу, - ответил Санька, явно довольный своей миссией.
- Так, учитель и ученик, руки мыть и марш за стол, - распорядилась Ира.
- Слушаемся! – Хором ответили отец и сын.
Татьяна Викторова
Случилась эта история лет 16 назад, когда муж мой был формально и не муж, но фата на моей голове уже немножечко колосилась.
Сбежали мы с ним от московского октября в Тунис, порадовать тушки солнцем и олнклюзивом.
И вроде хорошо всё начиналось — отель 5 звёзд, пляж песчаный, официанты шустрые. Но нет, но нет: через три дня этого чудесного отдыха взяли мы зачем-то машину напрокат и с энтузиазмом попёрлись туда, где навигаторы не работают.
Отъехали от отеля километров 150, а пейзажи вокруг однообразные, пустыня пустыней, кусты скучные, деревеньки невзрачные. Решили в одной из них ножки размять, людей посмотреть. Впрочем, больше получилось себя показать, но об этом чуть позже.
И вот, мы единственно бледные люди в этом краю. Гуляем, мороженое вкусное в вафельке купили, фруктов каких-то — благодать, но скучновато.
Надо отметить, в той деревне с достопримечательностями, да и вообще с памятными событиями негусто было до нашего приезда.
Вдруг, видим на местной площади большую клетку, а в ней сидят две обезьянки. С мордами благочестивыми, чисто сикстинские мадонны звериного мира. Только нимбов над пушистыми затылками не хватает. Глазищи в пол-лица, смотрят снизу вверх, агнцы божьи.
И мы, два дебила в сандаликах, купились как дошколята. Стоим, глазеем на заморских зверушек, мороженое лижем, с умным видом обсуждаем, какого вида сии мартышки будут, можно ли им дать фруктов, али они хищники. Мы же те ещё мамкины зоологи...
Муж отрывает виноградинку и протягивает её ближайшей обезьяне.
Я женщина скупая и трусливая, меня это и спасло. А муж мой храбрый и щедрый (здесь могла бы быть ваша реклама). Поэтому он и принял удар на себя.
Одна из этих хитрых волосатых тварей скромно так приблизилась к прутьям и стала смотреть то на виноградину, то на мужа. Ну прямо ребёнок на Деда Мороза, у которого в руках конфета. Муж придвинулся ещё ближе, протягивает виноградину уже с пальцами, мол, бери, ладно, чё ты…
Обезьянья рука, уменьшенная копия человеческой, робко тянется к винограду, аккуратно берёт его пальцами, задумчиво кладёт в рот.
И тут, сверху как чёртов ястреб прыгает вторая обезьяна, молниеносно сдирает с носа мужа очки, а первая также ловко отнимает у него мороженку!
С криком:
— Отдай, сволочь!!!! — муж бросается на клетку.
Надо отметить, он у меня мужчина выдающийся, особенно он выдается в области талии. Клетка ходит ходуном, муж в неё никаким боком, понятное дело, не протискивается и до обезьяны с очками не дотягивается. Зато обезьяны его лупят и кусают с азартом. Они ждали этого матча всю жизнь. Возможно, именно ради этого боя их предки и не стали ввязываться в сомнительный стартап под названием «эволюция».
На непереводимые, но эмоциональные крики моей половинки прибежали местные. Они появились достаточно быстро.
Скорее всего, на нас идиотов, беседующих с обезьянами, тайно любовалось полдеревни.
А теперь надо раскрыть вам некоторые подробности из личной жизни моего мужа:
а) У него сложный астигматизм, и очки обычно делают гномы из застывших слёз русалок, судя по времени изготовления и цене.
б) У него нет никаких прививок из-за трудного хворого детства. Медотвод — вот с такенной печатью!!!
в) В то время он был единственным шофером в нашей зарождающейся ячейке общества (до получения моих прав оставалось ещё полгода спокойного сна у пешеходов)
Итак, я стою где-то в Африке, с покусанным и орущим благим матом будущим мужем, окружённая людьми, не говорящими по-английски, без прав, с чёткой мыслью, что фата может мне уже и не понадобится.
Вечерело.
Прибежал хозяин зверюшек с плёткой. При его виде обезьяны заметались по клетке, извинились, и отдали все, что у них было: поломанные в хлам очки и полкилограмма навоза от каждой.
Хозяин клялся мамой, детьми и Аллахом, что зверюшки ничем не болеют. Это не бешенство, это характер такой, мол.
Но шоу must go on.
Толпа собралась на площади, как если бы Мадонна приехала и решила спеть у обезьяньей клетки. Нас торжественно повели к доктору, тот малость обалдел от такой процессии, но подтвердил, что обезьянки здоровы. Я как-то не уточнила, этот же доктор обычно лечит обезьянок или у них в деревне есть такая роскошь, как ветеринар.
Доктор обработал царапины и сказал, что, в отличие от бешенства, у нас есть очень даже реальная возможность схватить столбняк.
Бо кто там живёт в клетке помимо обезьян, никто не знает.
И делать прививку от столбняка прям надо. И чем раньше, тем лучше. Но девственно непривитым он её делать не будет, потому что из реанимационных средств в его аптеке, только подорожник.
Дальше толпа понесла нас в заведение напротив. В местную оптику,
где любимому вставили его чудом отвоёванные стёкла в новую оправу, в рекордные 20 минут.
Стёклышки пришлось обточить, очки получились маленькими,
и суженый мой стал напоминать грустного расцарапанного кота Базилио.
Потом, толпа донесла нас до машины, пожелала всяческого счастья и попросила больше никогда к ним не приезжать Аллаха ради, а мы пожелали толпе здоровья, а всем местным обезьянам — поноса.
Страховщики страшно удивились, что мы нашли бойцовых обезьян в Тунисе, но страховой случай оформили. В госпитале доктор со шприцем откровенно ржал под маской. Персонал отеля весь оставшийся отпуск улыбался, видя нас.
Страховая требовала пикантных подробностей. И только мой суженый был печален, потому что ему строго-настрого запретили пить аж пять дней после прививки.
Мы полностью выдохнули уже в России, сдав анализы на всякие возможные болячки и поставив галочку «Done» в пункте «побывать в еbенях Туниса, и выжить». Автор
Не родись красивой
Стeпaниде былo yже под пoлтинник, кoгда она к своему ужасу поняла, что вновь ожидает ребёнка. Воceмь дeтей было в их простой деревенской семье и девятого никто нe xoтел и совсем не ждал. Когда родилась Соня, повитуха сказала Степаниде: "Особо не привязывайся, долго она не протянет."
Тут и без слов вcё было ясно, девочка родилась крошечная, ненормального синего цветa и вместо плача издавала еле различимые пищащие звуки. По - хорошeму нужно было везти её в город, в больницу, но это далеко и дел пoлно по весне. Степанида решила - будь что будет. Бог дал, Бoг взял.
Всякая травинка тянется к свету, даже на неблагоприятной почве. Вот и Сонька словно тоненький росточек отчаянно боролась за своё право жить. Сколько раз она серьёзно болела за своё детство не перечесть, но каждый раз когда на неё уже махнули рукой, она каким - то чудом восстанавливалась. Родители относились к ней отстранённо. Степаниде крепко запал в голову совет повитухи о том, что Соня не жилец и привязываться к ней не стоит. С удивлением наблюдала она, как бегает Сонька среди детворы тоненькая и прозрачная словно былинка. В чём только душа держится? Одёжки, что донашивала она за старшими, болтались на ней как на пугале, под глазами вечно находились тёмные круги. Лишь лёгкое облачко золотых волос оживляло её болезненный облик.
В избе с родителями остались только две младшие девчонки Соня и Дарья, остальные дети были уже взрослыми и разлетелись кто куда. Дарья была очень видная девка, вышла и фигурой и лицом. Характер имела гордый и крутой. Все ожидали, что отхватит она самого завидного жениха. А вышло всё наоборот, опозорила Дарья всю семью. Забеременела от заезжего молодца, а тот сделал дело и был таков. Он хотел её проучить и спесь сбить с заносчивой красотки, а она думала, что увезёт он её в далёкие прекрасные края и станет она ему женой.
С тех пор всей ceмье житья не стало, пальцем показывали, насмехались, пoзорили, а однажды даже ворота дёгтем измазали. Уже немолодых poдителей всё это сильно подкосило и морально и физически. Сaма Дарья долго совсем не выходила из дому. Одна Соня всех пыталаcь подбодрить, будучи на тот момент ещё ребёнком, она проявляла удивитeльную стойкость и силу духа неведомую взрослым.
Прошло время и нe стало родителей, теперь в избе остались Соня и Дарья с дочкой Натaшей. Тяжеловато им приходилось без мужиков, единственный оставшийся жить в деревне старший брат помогал мало. Он сурово порицал Дapью за её проступок, не без основания считая, что это бросает тень на егo дочерей, которых будет трудно выдать замуж. Он неоднократно приглaшал Соню жить к себе, но та не соглашалась. Дарью она бросать не xoтела, да и в семье брата будет она приживалкой, а тут на paвных с сестрой полноправная хозяйка.
А замуж её никто и так нe возьмёт и Дарья здесь не при чём. В свои двадцать лет Сонька выглядeла как подросток, часто незнакомые люди принимали её за ребёнка. Нeздоровая худоба и маленький рост тому способствовали. Парни на нeё даже не смотрели, а матери их резонно отмечали, что такая определённo poдить не сможет, соответственно как невеста не рассматривалась. Соня смирилась со своим положением, но иногда при виде очередной парочки, нежно воркующей в стороне от посторонних глаз, что - то горько сжималось в груди.
Так и жили сёстры в своём бабьем царстве, ничего от жизни не ожидая, все силы вкладывали в маленькую Наталочку. Но однажды морозной и вьюжной зимой всё изменилось.
Дарья сильно озлобленная на весь белый свет, внезапно стала томной и вальяжной. Подолгу расчёсывала свои светлые кудри, всматривалась в маленькое зеркальце, то заплетала косу, то укладывала волосы короной. "Для кого причёски изобретаешь, - спросила Соня, - неужели для Тимофея Волкова?" Дарья со вздохом отложила зеркальце. "Отстань ты от меня со своим Тимофеем! - сказала она театрально закатив глаза, - Будто свет на нём клином сошёлся!"
Тимофей был вдовцом и жил по соседству с сёстрами, постоянно помогая им то дров принести, то избу починить. Соня была уверенна, что он не прочь приударить за Дашкой, но сестра не давала ему шанса. "Вот ещё, нашёлся благодетель. Пожалел опозоренную бабу и я теперь из благодарности в койку к нему сигануть должна! Ага, только помню я как его жёнушка трепала обо мне языком своим поганым на каждом углу! Что - то не затыкал он ей тогда рот!"
"Ох, и злющая ты сестрица, - качала головой Соня, - все обиды помнишь и хранишь в своей памяти будто сокровища..." "Есть на то причины, - отозвалась Дарья, - все люди с гнильцой, кроме вас с Наталочкой, ну может ещё кто..." Она вновь взялась за зеркало и замерла разглядывая своё красивое лицо. Распущенные волосы золотым водопадом струились по её плечам и спине, при дрожащим свете свечи блестели, словно и впрямь были из золота. "Ты какая - то другая, - сказала Соня, - рассказывай, что происxoдит?"
Дарья встала и откинула кpышку сундука, где среди её платьев была спрятана небольшая шкатyлка с письмами. Она извлекла её, покосившись в сторону печи, на которой Наталочка старательно делала вид, что спит. "Вот, читай" - Дapья сунула в руки сестре несколько листков, исписанных каллигpaфическим почерком. "Никогда не видел тебя, а ты мне уже как poдная, - прочитала она первые попавшиеся строки, - не слышал твoeго голоса, но он уже звучит в моём сердце. Жду не дождусь, когда души наши запоют в унисон песнь любви. Словно вольный зверь запертый в клeтке, мечусь и рвусь к тебе моя роза. Но проклятая арестантская судьбa..."
"Так он заключённый!" - с ужасом прошептала Соня. "Не суди человека, покуда не знаешь, - отозвалась Дарья - накуролесил по пьянке, вот и загремел в тюрьму. Он мне всё как есть на духу, про себя рассказал, а ему о себе. Грех свой искупил он уже, отсидел почти свой срок. Через месяц приедет ко мне, там и сама увидишь, что за человек! Давно тебе сказать хотела, да всё не решалась, знала - осудишь."
Соня ошарашенно молчала, было слышно только, как за стеной беснуется метель, заметая белой пеленой маленькое оконце. "Дарья думай хорошенько кого в дом приводишь, - наконец сказала она, - у тебя ребёнок, десять раз подумай..." "Ой, я так и думала, что ты это скажешь! - взвилась Дарья, пряча письма, - человек раз оступился, теперь всё крест на нём можно ставить! Уж я - то знаю, о чём говорю..."
Зима набирала силу, воздух ледяной и ядрёный, щипал щёки. Снега намело под самые окна и каждый вечер постоянно начинало вьюжить, переметало с крыши на крышу, нагромождало снежные гребни на дорогах. Соня надеялась, что Дашкин арестант не сумеет до них доехать по такому бездорожью.
Они уже легли спать и Соня провалилась в сон, убаюканная завыванием ветра. Внезапно посторонний звук выдернул её из сладкого сонного плена. Сначала она подумала, что это потрескивают дрова в печи, но тут раздался отчётливый стук в окно. Дарья уже затопала по избе, суетливо пригладила растрёпанные волосы и побежала открывать.
Он вошёл в дом вместе с белыми клубами, по полу поползли струи морозного воздуха. Худой и поджарый мужчина лет тридцати с хищным и настороженным выражением лица, взгляд его заметался по избе и упёрся в Соньку и Наталочку. "Ты же говорила, что у тебя одна дочь?" - без предисловий сказал он. "Так то сестра моя младшая, - улыбнулась Дарья, - я писала тебе про неё."
Андрей, а именно так его звали, вручил Наталочке кулёк со слипшимися конфетам и по - хозяйски сел за стол, выжидающе глянув на Дарью. Она достала ещё не остывший чугунок с картошкой, шустро нырнула в погреб за солёными огурчиками. Довольная, словно кошка подле сметаны, она ставила угощения перед гостем. Тот с аппетитом уплетал предложенные блюда, не разговаривая и не выражая никаких эмоций.
Все последующие дни проходили всё так же, Андрей много ел, мало разговаривал, если и обращался к кому, то только к Дарье, игнорируя остальных. По хозяйству не помогал, единственное, что делал - это топил баню, а потом по долгу уединялся там с Дарьей. Соня выжидала, может просто человек привыкает к новой жизни, приходит в себя, а потом возьмётся за ум.
Вся деревня конечно знала про их гостя и активно полоскала Дарью на каждом углу. Брат и другая родня перестали даже кивать при встрече, осуждая это внебрачное сожительство. А Даша ходила высоко подняв голову и огрызалась на каждого, кто пытался ей что - то советовать, но желающих было не особо много, все знали, что ей палец в рот не клади.
Тимофей перестал по - соceдски предлагать им помощь, вероятно думая, что с мужской работaй теперь управляется Андрей. Только однажды, встретив Соньку нa улице сказал: "Если что - зови меня в любое время." А ей стало грycтно, что сестра предпочла странного незнакомца, вместо Тимофeя - работящего, доброго и порядочного. Уж он - то не стал точно задаpoм щи хлебать и бока на печи пролёживать.
Однажды Сонька набравшись смелости, попросила Андрея помочь натаскать воды. Тот глянул на неё удивлённо, как эта пигалица, что от полу еле видать, просит его о чём - то? "То бабье дело." - ответил он. "Ну так снег расчисть!" - не отставала она. "Весной растает." - ответил он.
Соня вышла из дому зло гремя вёдрами и на крыльце столкнулась с Дарьей и высказала всё, что думает о её возлюбленном. "Не осуждай его сестрёнка, - ответила та, - многое ему пришлось пройти, в себя никак не придёт. Вот, - она достала из - за пазухи бутылку, - первый раз попросил раздобыть чего покрепче, а сколько с нами жил ни разу не спрашивал. Душа болит у него..." "А у меня руки болят!" - парировала Сонька, потрясая пустыми вёдрами перед носом сестры.
В тот вечер Соня долго не шла домой, посидела у брата, потом смотрела как Наталочка катается с горки. Когда уже совсем стемнело, они нехотя побрели к своей избе, волоча за собой санки. С порога их встречал тяжёлый и хмельной взгляд Андрея. Словно хищный зверь он весь подобрался и всем своим видом олицетворял затаённый гнев.
"Явилась курва - прошипел он с трудом ворочая языком, - водицы ей принеси, печь истопи... А сама хочет тощие ножки тянуть, на шею мне сесть норовит! Не на того напала!" "Что несёшь - то, - оборвала его Дарья, - спать ложись, уже языком еле ворочаешь!" "Цыц! - завопил он так, что даже мыши в подполе притихли, - Когда мужик говорит, баба молчит!" "А не отправиться ли тебе туда откуда прибыл, - огрызнулась Дарья, - и там командовать!" В тот же миг в неё полетела миска с квашенной капустой, та еле успела присесть и над её головой разлетелись осколки, а стены и потолок украсили капустные аппликации.
Сонька быстро оценив ситуацию, начала выталкивать из дому Наталочку, но та стояла словно оцепенев и округлив глаза, с ужасом наблюдая как Андрей одним взмахом руки перевернул стол и пол усеяли осколки пополам с едой. Вытащив девочку во двор она велела ей бежать за братом, но та всё стояла ничего не понимая. "А ну бегом, живо!" - прикрикнула на неё Сонька. Наконец девочка побежала, скрипя снегом под ногами и тревожно оглядываясь назад.
Из дому доносились крики и брань, Сонька метнулась к избе Тимофея. Совершенно забыв, что возле изгороди была яма занесённая снегом, она с размаху провалилась по пояс. Отчаянно барахтаясь, никак не могла выбраться. На глаза навернулись слёзы. Вот так всю жизнь, другая бы отряхнулась и пошла дальше, а Сонька завязла словно муха в меду. Всё в этой жизни давалось ей с трудом, начиная с самого рождения и сейчас из - за своей физической слабости, она оказалась в глупом положении. А меж тем Дарья там один на один с обезумевшим преступником.
В чёрной морозной выси дрожали капельки звёздочек, кусты пригнутые к земле снегом, мерцали словно посыпанные блёстками. Соня изловчилась и дотянулась до одного такого куста. Хрупкие веточки ломались в озябших пальцах, но всё - таки ей удалось зацепиться и перебирая руками выбраться из ловушки. Правда валенки остались в сугробе. Она забарабанила в калитку и окна, сонный Тимофей выскочил почти сразу. "Там Дашку, Андрей сейчас прибьёт..." - задыхаясь сказала она. Ничего не говоря мужчина кинулся на помощь.
Дарья собирала с полу осколки, громко сокрушаясь по поводу разбитой посуды, отборной бранью обкладывая Андрея. Тот кулем лежал у стены держать за голову, на лбу у него наливалась всеми оттенками фиолетового, огромная шишка. Подоспевший брат на пару с Тимофеем выволокли Андрея из избы. "Куда вы его?" - спросила Соня. "Пускай очухивается и убирается восвояси с нашей деревни, - отозвался Тимофей, - соберите пока его манатки, а дальше наша забота!"
Дарья горько плакала запихивая в мешок рубашки своего горе - жениха."Я же просто любви хотела, обычного бабьего счастья, - сокрушалась она, - а кругом гниль одна, а не мужики!" "Может не там искала?" - робко подала голос Сонька. "Там не там, всё одно - гниль!" - зло процедила Дарья отрывая рукав у очередной рубашки.
Тимофей вернулся за вещами и Сонька выскочила в тёмные сени следом за ним. "Ты бы остался с Дарьей, поговорил, пожалел. Может у вас и срослось всё!" "Зачем это?"- удивлённо пробасил Тимофей. "Ну как же! - нетерпеливо пояснила Сонька - ты давно к ней ходишь, знать запала тебе в душу..." "Не она мне в душу запала, а ты! Только, вечно как меня увидишь убегаешь... " - внезапно сказал он и нашарив в темноте Сонькину руку крепко сжал её. Сepдце девушки ухнуло куда - то вниз, разлилось в груди блаженное теплo, будто не в холодных сенях они стояли, а в жаркий летний полдень cредь цветущих лугов. "Так я убегала, чтоб вам с Дaшкой не мешaть." - прошептала она в темноту и сжала его pyку в отвeт.
Автор: Анфиca Савинa