Даже не так - боготворил. Он был "неродным" - отчим моей мамы. Бабушка вышла за него через несколько лет после войны, когда по мужу отплакала. Не любила. Но с ребенком одной было тяжело. В доме сестры, к тому же. А тут - свой дом. Так бывает. А уж после войны часто было. Оставшимся без мужей женщинам надо было выживать, растить детей. Не мне судить.Я с детства знала, что он - "неродной". Ведь не могли же мне не рассказать о родном, который пропал без вести над Сталинградом в 1942 году. Десантник был.Но я всегда считала деда Василия родным. Ведь я была смыслом его существования. Конечно, ребенок на такую преданность и любовь откликнулся.Меня принесли в их дом из роддома. Отец, подводник, был в автономке. Мама приехала рожать к бабке и деду. Она рассказывала, что, увидев меня, дед как будто переменился. Оттаял душой. Мама говорила, никогда не знала его таким. Он был злым и нервным. Заикался сильно - последствия контузии.Я росла в доме дедушки и бабушки. Мама моталась за отцом по гарнизонам, но мне был противопоказан дальневосточный климат. И мое детство - это любовь деда Василия. Бабушка меня тоже очень любила. Но дед... Это он учил меня кататься на коньках и на велосипеде. Он водил в лес, по грибы. И приходил в ужас от того, что я простывала. И со мной он не заикался.Он никогда не говорил о войне, хотя дошел до Берлина. Он всегда отмечал День Победы, и на праздник надевал ордена и медали.Он дожил до 94 лет. И только после его смерти я узнала: его жена и маленькая дочь погибли, когда он был на фронте. Не знаю, как. И мама не знала. Он молчал. Мама только сказала, что у него всегда была с собой маленькая фотография дочери.У него больше не было своих детей. А мою маму он по-настоящему полюбить не смог, этот покалеченный войной, нервный, сильный человек. Но он ее вырастил и поднял.Обычная история обычного человека.Я была его конечной остановкой. Единственной любовью, которую он смог осилить после войны. Воплощением того, что не сбылось. Памятью о маленькой дочке.Спасибо ему, родному-"неродному". Спасибо двум родным дедам, которых я не знала. Оба погибли.Спасибо миллионам таких, как они.Низкий поклон и вечная память.©️ Диана УдовиченкоСамым страшным документом в годы Великой Отечественной войны стала официальная бумага-извещение о гибели близкого человека, которую в народе называли "похоронкой". Получив такую похоронку, жены в одночасье становились вдовами, а дети сиротами. Именно такая ситуация изображена на картине художника Петра Семенова "Похоронка с фронта".На картине мы видим убитую горем мать, получившую зловещую похоронку. В отчаянии она положила голову на скатерть и раскинула свои руки по столу. Натруженные, почерневшие от работы кисти рук выдают в ней простую крестьянку, которая работает в колхозе от зари до зари. После получения похоронки на её плечи полностью ляжет и забота о детях, которые потеряли отца.Обращает на себя внимание реакция детей. Дочка сжала кулачки и видимо не может поверить до конца в то, что папы больше нет. Подросток, напротив, понимает что теперь он главный мужчина в доме и теперь вместо отца ему нести ответственность за семью.Художник Петр Садофьевич Семенов родился в 1934 году. Он встретил войну глазами 7-летнего ребенка в родной деревне, из которой в 1941 году мужчин начали призывать на фронт. Прошло совсем немного времени и в деревню начали приходить горестные письма-похоронки. Страшная весть пришла и в семью Семеновых. Отец художника погиб смертью храбрых незадолго до Победы, в феврале 1945 года. Поэтому в картине "Похоронка с фронта" полностью отражены детские впечатления художника и его семьи, понесшей непереносимое горе утраты..."Что вы все носитесь с этой Победой?": как Василий Лановой поставил на место дерзкого журналиста и почему об этом важно помнить.Однажды западные журналисты решили побеседовать с артистом Василием Лановым.В ходе интервью иностранные корреспонденты осудили русских людей за так называемое «победобесие». Советский артист поставил своим ответом на место наглых зарубежных репортеров.Во-первых, Лановой сослался на количество сил противника задействованных против СССР, и то какие потери понесла Германия именно от наших действий, а не действий союзников.Во-вторых, Василий Семёнович отметил, что наши воины не отдавали врагу кварталы и дома в Сталинграде месяцами, в то время как некоторые европейские государства захватывались гитлеровцами в течение нескольких дней.Сейчас очень важно помнить о тех событиях, особенно в контексте происходящего в наши дни.Красная Армия сражалась не только с немцами, но и с их непосредственными союзниками - итальянцами и японцами.В составе гитлеровских войск против нас воевали испанцы, хорваты, выходцы из Чехословакии.Перечислять можно почти все европейские национальности. Не воевали только сербы и греки.Советским воинам приходилось отбивать Брестскую крепость у австрийцев.А в сражении за Севастополь принимало участие большое количество итальянцев и румын.В Албании создали отдельную дивизию СС «Скандербей», которая воевала против наших солдат на восточном фронте. В танковой армии Гудериана числилось много чехов.На восточном фронте было очень много венгров – среди пленных по численности они были на третьей строчке, после немцев и японцев.Сталинград пыталась захватить и нидерландская дивизия СС «Норд-Ланд». В французской дивизии СС «Шарлемань» было порядка шестидесяти тысяч французов, которые шли воевать за Гитлера на добровольной основе.Мирных жителей на оккупированных землях терроризировали не только немцы и коллаборационисты, но были замечены даже бельгийцы и швейцарцы.Швейцария нейтральная страна, но из неё были добровольцы (несколько тысяч), которые присягнули на верность Гитлеру.Испанцы и датчане официально не принимали участие в войне, но помогали фашистам организовывать добровольческие подразделения СС.В гитлеровских войсках воевало несколько миллионов солдат со всей Европы. Или точнее – почти со всего нынешнего блока НАТО.Это ещё и эстонцы, литовцы и латыши. А про дивизию СС «Галитчина» и говорить не надо. Через неё, по разным оценкам, прошло около 500 тысяч украинцев.С 1941 по 1945 года национальный состав военнопленных в Советском Союзе был таким:немцев — 2 389 560 чел.,японцев — 639 635,венгров — 513 767,румын — 187 370,австрийцев — 156 682,чехов и словаков — 129 977,поляков — 60 260,итальянцев — 48 957,французов — 23 136,голландцев — 14 729,финнов — 2 377, бельгийцев — 2 010,люксембуржцев — 1 652,датчан — 457,испанцев — 452,норвежцев — 101,шведов — 72.Мы 9 мая празднуем Великую Победу, а «западные партнеры» считают 8 мая днем скорби.Либеральная общественность в России вторит мнению потомков проигравших, призывая скорбить 9 мая, а не радоваться. Ведь радоваться не чему, как они считают.Статистика выше уже всё сказала. Они правильно делают, что скорбят. Потому что за преступления своего народа должно быть стыдно.А мы празднуем каждый год Великую Победу.И затоптать этот праздник мы не дадим.НЕЛЮБИМЫЙ МУЖ#ПойдемСоМной- Ты, Оля, уже не девочка, понимать должна. После войны мало мужчин домой вернулось, Серафим не один среди них калека... - говорила осторожно мать, не поднимая головы от вязанья.- Какое мне дело до этого безногого? - грубо уточнила Оля.- Цыц, языкатая! Не по глупости он стал таким, а ради родины жертву принёс. Ты мать слушай, нос не вороти, побольше тебя пожила и побольше знаю!И она начала говорить ещё быстрее, не давая вставить слова строптивой дочери:- Тебе уже двадцать второй год, хватит в девках сидеть, а Серафим, несмотря на то, что калека, мужик хороший.Неуверенным взглядом мать посмотрела на Ольгу. Та ждала, ещё не до конца понимая.- Слушок до меня дошёл. Кхм! Придёт он к нам свататься.Ольга так резко вскочила, что мать вздрогнула всем телом и выронила клубок. Клубок закатился Ольге под ноги и его тут же атаковал котёнок.- Нет! Не пойду я за него! Не люблю! Видеть не хочу!Мать прикрыла глаза опустила пониже голову... Ольга грохнулась пред нею на колени, крякнула под ними половая доска. Принялась она целовать загрубелые руки матери.- Пощади, мама, не то сейчас время, чтобы силой выдавать. Мама, мамочка, не губи меня, молодую...Мать долго слушала мольбы и возлияния. Притихли на печке младшие дети. Хмуро глядела она на дочерино лицо: простое, без изысков, но милое - вроде бы и не за что глазу зацепиться, а смотреть приятно. А Ольга тарахтит, тарахтит о своём, о девичьем, невыплаканном. Волосы её, стриженые по плечи, походили на густую золотистую гриву. Мать погладила их:- Всё, хватит. Женихов других у нас нет в селе. Ванька целым вернулся, но он бабник известный, Митька есть ещё, но дури в нём много, забьёт тебя, бедную. А Серафим мужчина хороший, рассудительный, он тебя не обидит.- Да был бы он хорошим, стал бы губить мою жизнь? Что я буду с калекой делать, с нелюбимым? Как жить с ним?!- Всё, дочка, ты иди, успокойся. Я своё слово сказала, - мягко оттолкнула её мать. - И клубок подай.Через несколько дней Ольга выходила с яйцами из курятника и увидела через забор, что Серафим ковыляет к их избе. Где была, там и оставила она корзинку посреди вытоптанного двора, а сама забежала за сарай, взлетела по деревянной лестнице и спряталась на сеновале, по-местному на сушиле. Сквозь щель стала она наблюдать за Серафимом. С лица Серафим был красавцем: полные губы, выразительные глаза, ростом тоже удался, да от ноги у него одна культя ниже колена, которая не переставала гноиться, беспокоить его болями. Не о таком муже Ольга мечтала, не нужен он ей совершенно! На что они жить будут? В хозяйстве от Серафима никакого толка, сидит целыми днями на крыльце: ни работника из него, ни добытчика. Какой же дурой надо быть, чтобы взвалить подобный груз себе на шею! Нет и нет!Мать вышла к Серафиму. Улыбается предательница. Говорили они тихо, спокойно, Ольга слов не разобрала. Мать позвала её. Ольга оставалась сидеть на сене тише мыши. Позаглядывала мать по сараям и углам, покосилась с подозрением на крышу сарая и крикнула опять нетерпеливо:- Ольга! Оля!Ни отзвука.Серафим ушёл. Ольга выждала минут пять и только убедившись, что далеко он, спустилась. Предстала виноватая, но упёртая, перед матерью.- Эх ты! Бессовестная! Мать во стыд вогнала. Не совестно? Где пряталась?- На сушиле.- Так и знала я. Так не красиво поступать с человеком, унижать его... И это я такую тебя вырастила!Второй раз пришёл Серафим. Ольга опять с ним в прятки играла. Мать в слезы - не придёт он больше, гордость взыграет!- Вот отдам тебя первому встречному, будешь знать! Ты бы хоть послушала какие речи Серафим говорит правильные прежде, чем носом крутить, мужчина-то какой спокойный, рассудительный! Вилами тебя спущу в следующий раз с этой шушелы! Выходи за него и точка! Никто другой больше не сватается, а в старых девах я тебе сидеть не позволю! Ты думаешь вечная я? Нет, не вечная! Мне тех двоих детей поднимать ещё, и ты тут, кобыла здоровая, на шее болтаешься. Думаешь, легко мне, вдове? Пожалей мать - уходи на свои хлеба!- Не пойду! Не люблю я его! - ревела Ольга.- Полюбишь в процессе, - непреклонно заявила мать. - Тебе какая любовь нужна? Как в книгах и кино? Так то сказки всё. Настоящая любовь другая. Поживёшь век с мужем - поймёшь.И на третий раз пришёл Серафим. Костыли вперёд переставил - шаг сделал, ещё переставил - ещё шаг. Тяжело ему передвигаться, видела Ольга с высоты сеновала, как напрягается его лицо в попытках скрыть боль. Мать вышла встречать его, как дорогого гостя... Взглянула сурово на крышу сарая... и пошла к лестнице. Поднялась. Как и обещала, вилы на Ольгу наставила.- Выходи, - сказала она не терпящим возражений голосом.И Ольга вышла. Расписались они по-тихому и забрал её муж в свой дом.Дом у Серафима был большим, но и людей проживало в нём много: мать, брат и три младшие сестры. Чужой дом - чужие порядки. Каждый день к Ольге претензии от свекрови:- Не так готовишь, не так чистишь, моешь не так, метешь неправильно!Должна была Ольга делать всё за двоих: за себя и за мужа, раз он без ноги и ничего не может. Вся работа и дом упали на неё, слова поперёк нельзя молвить - затыкают со всех сторон.- Хватит, мама! - заступился за молодую жену Серафим, твёрдо повысив голос.Сидел он, как обычно, на крыльце, думы думал. Повернулся корпусом в сторону входной двери и говорил так, чтобы все услышали:- Я понимаю, что ты устала от всего, и здоровье у тебя плохое. Хочешь ты, чтобы Оля всё умела, как ты, заменой стала тебе. Только ты по-доброму проси, а не требуй, она тебе не прислужница или рабыня. Накинулись на человека... Пусть делает всё, как умеет и по силам, нечего мою жену загонять. А то и на работу она ходит, и здесь света белого не видит. Выходи ко мне, Оля, посидим с тобой на вечерней неге, птиц послушаем, так славно поют.Не глядя на свекровь, Оля вышла и села рядом. Серафим взял её руку, Оля одёрнулась сперва, а потом подалась - привыкать-то надо.- Слышишь как тоненько взяла? Это малиновка. А с другой стороны, из елей, дрозд подпевает.- А с перерывами кто поёт в саду? и резко замолкает.- Это зяблик.- Как же ты различаешь?- Отец научил. Остался он на Курской дуге.Ольга робко посмотрела на его культю, обмотанную бинтами. Поверх бинтов проступили жёлтые пятнышки гноя.- Она болит?- Беспокоит. Плохо срастается. В госпиталь нужно ехать. Опять будут перешивать или ампутировать выше. Ты не подумай, Оля, что мне в радость здесь сидеть, ничего не делать, быть балластом в семье. Знаешь как совесть сердце рвёт? - он взглянул на неё с такой искренностью и болью, что Оле невольно захотелось обнять его, поддержать. - Дай Бог никогда тебе этого не понять.Оля по-прежнему его не любила, не чувствовала и не хотела понять. Но она положила голову ему на плечо и вздохнула глубоко, и пряный воздух вечера, коснувшись её легких, неожиданно дал ей мгновение счастья. Что-то да будет ещё. Непременно хорошее. Не может всё быть только плохим.После двух недель, проведённых в госпитале, Серафим вернулся домой. Ему ампутировали загноившуюся часть кости. Водитель грузовика, его товарищ, достал из кузова швейную машинку Зингер.- Для чего это? - удивилась Ольга, - у нас кто-то умеет шить на машинке?- Пока нет, - улыбнулся Серафим. - Но я буду учиться. Хоть какая-то будет от меня польза.Серафим увлечённо стал обучаться швейному делу. Вначале он обшивал свою семью, но вскоре о его мастерстве узнала вся округа. Тропинка, что вела к их дому, никогда не зарастала травой - люди шли и шли, причём приходили не только за услугой портного, но и за благоразумным советом, потому как оказался Серафим не только мастером шитья, но и человеком умным, рассудительным, мудрым не по годам.Проведя в общей сложности в госпиталях и реабилитационных учреждениях десять лет, Серафим переносил одну ампутацию за другой. Однажды, не отойдя от наркоза, он проснулся в морге. Ольга даже представить не могла, до чего же твёрд его жизненный стержень, если он, несмотря на боль и неудобства, продолжал все эти десять лет совершенствовать своё мастерство в швейном деле, благодаря которому кормил и обшивал свою семью. Он никогда не роптал, не жаловался, всегда доброжелательно улыбался, выслушивал горести других и давал советы, если его просили. С сирот и вдов Серафим никогда не брал деньги, их он особенно жалел.- Повезло тебе, Ольга, с мужем, - говорили бабы, - приятнее, рассудительнее и сдержаннее, чем Серафим, нет на селе человека.И Ольга не могла не согласиться. Прибегали к ним в дом босые одноклассники (ребята, которые учились вместе с их с Серафимом детьми), и матери приходили с ними несчастные, забитые, которых муж то по пьяни гоняет, то за просто так, а Ольгу муж пальцем никогда не тронул, дурного слова ни разу не молвил и так дело в доме поставил, что Ольгу никто и никогда попрекнуть не смел, была она мягкой, ласковой хозяйкой, напитанной добротой мужа, все её любили, даже свекровь. Все деньги, которые зарабатывал Серафим, хранились у Ольги, и что бы она не захотела купить, муж ни в чём не отказывал, но Ольге многого и не надо было, скромная она насчёт вещей от природы.Ольга давно перестала размышлять над тем любит она мужа или нет. Никто из них по щелчку на шею к друг другу не бросился. Никто не требовал клятв или отдать всего себя без остатка. Никто не стал бы сочинять душераздирающей баллады об их чувствах, где и страсть, и ревность, и судьба, и расставание навек. Никто не снимет фильм и не напишет книгу про их роковую встречу и те звёзды с солнцем, небом и луной, которые он достал и бросил к её ногам, как не споют и про то, что они не смогли прожить друг без друга и дня, поэтому скончались вместе. Ничего этого не было в их жизни, но, тем не менее, все эти сотни раз проигранные сценарии в какой-то момент назовут настоящей любовью. А они не называли. Они просто любили, сами не зная об этом. Любили без баллад, фильмов и романов, без клятв, стихотворений и страстей.В сорок лет Ольга осталась вдовой, но продолжала быть с Серафимом даже когда его уже не стало. Она разговаривала с ним до конца, рассказывала о прожитом дне и спрашивала мудрый совет. Скажет что-то ему мысленно, а потом кивает, словно слушает его золотые слова. Через несколько лет после смерти Серафима к Ольге пришёл свататься печник. Ольга написала об этом дочери на что получила гневное письмо.Читая это послание у открытой печной заслонки, Ольга грустнела с каждой строкой. Четыре листа исписала дочь: "Предаёшь память отца!.. Это противоречит комсомолу!.."Смешная дочь у Ольги... И комсомол сюда приплела, и партию. Ольга смяла письмо, бросила в печь и закрыла заслонку. Она подошла к накрытой простынью швейной машинке Зингер, откинула ткань и погладила полированную поверхность стола. Рядом, у стены, костыли. Сердце заныло, подумала: "Как же мне тебя не хватает, Симушка...". Ольга и не собиралась больше ни за кого выходить.До шестидесяти пяти лет Ольга держала корову, потом она сломала ногу и корову пришлось продать. Она сидела в гипсе на крыльце и говорила внукам:- Вот сижу сейчас, как дедушка ваш сидел...Только сейчас она по-настоящему поняла насколько ему было тяжело - сидеть вот так без дела, чувствовать себя бесполезным, а вокруг - краски, недоступные ощущения... и жизнь.Внуки хлопали глазёнками, они деда никогда не видели, но по рассказам бабушки, это был самый замечательный человек на свете. И внуки просят бабушку рассказать о нём ещё и ещё.- Скажи, бабушка, а ты деда любила?Ольга и не понимала толком этот вопрос.- Как любила? Как в кино? Нет. Он после войны без ноги пришёл свататься, а я на сушилу спряталась. Второй раз пришёл, а на третий мать сказала: "Выходи". И делать нечего - я вышла".Внукам было обидно за деда. Получается, такой хороший и жил без любви... А Ольга продолжает о нём думать и разговаривать с ним мысленно, и не возносится до чего-то высокого, обожествляющего...Эх, любовь, любовь!..Сколько на тебе заработали и заработают ещё, придумывая незамысловатые песни и фильмы про море, кофе, расставания и паруса! Громкое слово! Фотографии певцов и актёров раскупят сотни рук, но она, Ольга, пройдёт мимо, не объясняя, что разгоревшаяся от искры страсть - это ещё не любовь, но молодое вино, что по сути своей почти уксус... Дорогим это вино может стать только в процессе, настоявшись и отточившись, когда начинаешь принимать избранника таким, каким он есть, когда вы отшлифуетесь друг о друга, проживёте вместе и радости, и потери, и печаль... Вот тогда любовь становится настоящей. Она входит тихо и незаметно в сердце и остаётся не только в вас, но и в детях, и даже внуки могут прочувствовать её непреходящий вкус и сказать:- А всё-таки, бабушка, ты любила дедушку. И всегда будешь любить.Рассказ написан по истории любви бабушки и дедушки Карины Кадейкиной. Благодарю Карину за возможность написания! https://dzen.ru/idizamnoy Анна Петровна сидела в больничном сквере на лавочке и плакала. Сегодня ей исполнилось 70, но ни сын ни дочь не приехали, не поздравили.Правда соседка по палате, Евгения Сергеевна, поздравили и даже подарила ей небольшой подарок. Да ещё санитарочка Маша яблоком в честь дня рождения угостила. Пансионат был приличный, но персонал в целом был равнодушным.Конечно, все знали, что сюда стариков привозили доживать свой век дети, которым они становились в тягость. И Анну Петровну сюда привез сын, как он сказал отдохнуть и подлечиться, а на самом деле она просто мешала снохе.Ведь квартира была её, это потом сын уговорил на него дарственную написать. Когда просил подписать бумаги, то обещал, что она как жила дома, так и будет жить. Но на деле оказалось по-другому, они сразу всей семьёй переехали к ней и началась война со снохой.Та была вечно недовольна, не так приготовила, в ванной после себя грязь оставила и многое другое. Сын поначалу заступался, а потом перестал, сам покрикивать начал. Потом Анна Петровна заметила, что они стали о чем-то шушукаться, а как только в комнату заходила – замолкали.И вот как-то утром сын завёл разговор о том, что ей надо отдохнуть, полечиться. Мать, глядя ему в глаза, горько спросила:— В дом престарелых меня сдаешь, сынок?.Он покраснел, засуетился и виновато ответил:— Да что ты, мама, это просто санаторий. Полежишь месяц, потом обратно домой.Привёз её, быстро подписал бумаги и торопливо уехал, пообещав скоро вернуться. #опусы Один раз только и появился: привёз два яблока, два апельсина, спросил как дела и не дослушав до конца, куда-то умчался.Вот и живёт она здесь уже второй год.Когда прошёл месяц и сын за ней так и не приехал, она позвонила на домашний телефон. Ответили чужие люди, оказалось, что сын квартиру продал и где его теперь искать неизвестно. Анна Петровна пару ночей поплакала, все равно же знала ,что домой её не заберут, что теперь слёзы лить. Ведь самое обидное, что это она в своё время, обидела дочь ради счастья сына.Анна родилась в деревне.Там же и замуж вышла, за одноклассника своего Петра. Был большой дом ,хозяйство. Жили небогато, но и не голодали. А тут сосед из города приехал в гости к родителям и стал Петру рассказывать, как в городе хорошо живётся. И зарплата хорошая и жильё сразу дают.Ну Петр и загорелся, давай да давай поедем. Ну и уговорил. Продали все и в город. Насчёт жилья сосед не обманул, квартиру дали сразу. Мебель купили и старенький запорожец. Вот на этом запорожце и попал Петр в аварию.В больнице на вторые сутки муж скончался. После похорон Анна осталась одна, с двумя детьми на руках. Чтобы прокормить да одеть, приходилось в подъездах пол мыть по вечерам. Думала дети вырастут помогать будут. Но не получилось.Сын попал в нехорошую историю, ей пришлось деньги занимать, чтобы не посадили, потом года два долги отдавала. Потом дочь Даша замуж вышла, ребёнка родила. До года все нормально было, а потом часто сын болеть стал. Ей пришлось с работы уйти, чтобы по больницам ходить. Врачи долго не могли поставить диагноз.Это потом уже какую то болячку у него нашли, которую только в одном институте лечат. Но там такая очередь. Пока дочь по больницам ездила, от неё муж ушёл, хорошо хоть квартиру оставил. И вот она где-то в больнице познакомилась с вдовцом, у которого дочь с таким же диагнозом была.Понравились они друг другу и стали вместе жить. А через лет пять он у неё заболел, нужны были деньги на операцию. У Анны деньги были, она хотела их сыну отдать на первый взнос за квартиру.Ну а когда дочь попросила, ей стало жалко на чужого человека тратить, ведь родному сыну деньги нужней.Ну и отказала. Дочь на неё сильно обиделась, и на прощание сказала, что та ей больше не мать, и когда той трудно будет, чтобы к ней не обращалась.И вот уже двадцать лет они не общаются.Мужа Даша вылечила и они забрав своих детей уехали жить куда-то к морю. Конечно если бы можно было все назад повернуть, Анна бы по другому сделала. Но прошлого не воротишь.Анна медленно встала со скамейки и потихоньку пошла в пансионат. Вдруг слышит:— Мама!Сердце заколотилось. Она медленно повернулась. Дочь. Даша. У неё ноги подкосились, чуть не упала ,но подбежавшая дочка подхватила её.— Наконец-то я тебя нашла… Брат не хотел адрес давать. Но я ему судом пригрозила, что незаконно квартиру продал, так сразу притих...С этими словами они зашли в здание и сели на кушетку в холле.— Ты прости меня, мама, что так долго с тобой не общалась. Сначала обижалась, потом все откладывала, стыдно было. А неделю назад ты мне приснилась. Будто ты по лесу ходишь и плачешь.Встала я, а на душе так тяжело стало. Я мужу все рассказала, а он мне езжай и помирись. Я приехала, а там чужие люди, ничего не знают.Долго я адрес брата искала, нашла. И вот я здесь. Собирайся, со мной поедешь. У нас знаешь какой дом? Большой, на берегу моря. И муж мне наказал, если матери плохо, вези её к нам.Анна благодарно прижалась к дочери и заплакала. Но это уже были слёзы радости.Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.(Книга Исход 20:12)Группа #ОпусыиРассказыАвтор неизвестен...Корней и Мария Чуковские.Знаменитый детский писатель Корней Чуковский рос без отца и в молодости всё время чувствовал себя одиноким, брошенным. Но благодаря своей жене, Марии Гóльдфельд, он смог создать собственную крепкую семью и сполна ощутить радость отцовства.Быть незаконнорождённым в XIX веке означало незавидную судьбу – таких людей не принимали в высшем обществе. Детство Чуковского было нелёгким – отец, занимающий высокое положение в обществе, так и не женился на своей служанке, а у маленького Корнея даже не было отчества. Когда он подрос, то не смог получить образование – из-за происхождения его отчислили из гимназии, а сверстники постоянно смеялись над ним. Когда же молодой Корней, как ему казалось, окончательно разочаровался в справедливости этого мира, в его жизни появилась Мария.Она работала бухгалтером в маленьком магазинчике, где Чуковский иногда покупал подарки родным и друзьям. Юноша и девушка сразу приглянулись друг другу: он – высокий и удалой, она – красивая и застенчивая. Корнею очень нравилась смущённая улыбка Марии, которая появлялась на её губах каждый раз, когда он пытался рассмешить девушку. А ещё оказалось, что ей совершенно неважно, есть ли вообще у него какое-то отчество…Любовь между Корнеем и Марией вспыхнула внезапно и, как говорил потом писатель, долго «бушевала». Родители обоих выступили против брака, да и повенчаться по законам того времени Корней и Мария не могли: девушка принадлежала к иудейской вере, а юноша – к православной. Через несколько лет Мария приняла христианское крещение, но друзья и родственники перестали с ней общаться. Девушка огорчалась из-за вынужденной размолвки, но теперь она могла выйти замуж за Корнея…Свадьбу сыграли в 1903 году. Через несколько месяцев Чуковского, работавшего в газете, отправили с женой корреспондентом в Англию. О такой поездке он мечтал очень долго, это была невероятная малообеспеченного Чуковского возможность посмотреть на заграницу. Но влюблённый Корней не видел вокруг ничего, кроме своей прекрасной жены, и любовался только ею.Когда через год они вернулись в Россию, в стране уже началось революционное движение, которое со временем привело к трагическим событиям 1917 года. Чуковский с сочувствием воспринял это движение и даже посещал бунтующих матросов броненосца «Потёмкин». В результате писателя арестовали и посадили в тюрьму. Он вышел через девять дней, но взволнованной Марии с новорождённой дочерью на руках показалось, как будто это была целая вечность. Чтобы уберечь своего пылкого мужа от необдуманных поступков, она предложила переехать в деревню Куóккала (сейчас Репино) неподалеку от Петербурга. Корней понимал, что должен заботиться в первую очередь о семье, и согласился увезти жену и ребёнка подальше от революционных событий.Годы жизни в Куоккале стали самыми счастливыми и плодотворными для Чуковского. Он оценил мудрость Марии, которая отныне стала для него лучшим советником. Она оберегала покой мужа, когда он писал статьи и рассказы, и заботилась о четверых детях, когда Корней был вынужден подолгу отсутствовать дома, чтобы заработать на их пропитание.Большая семья была отрадой для Чуковского, и он страдал, когда не мог проводить достаточно времени со своими малышами. Он писал в воспоминаниях, что общение с детьми — своими или чужими — было его любимейшим отдыхом. Смерть двух детей – сначала медленное угасание от болезни 11-летней Марии, которой отец посвятил множество сказок, а потом гибель на Великой Отечественной войне младшего сына Бориса – подкосила Чуковского. С утратами ему помогала справляться жена. Зная, как умиротворяюще действует на него работа, Мария подавала ему всё новые и новые идеи для сказок и стихотворений, а ещё предложила поселиться вместе с родственниками, чтобы муж мог чаще встречаться с внуками. Это её идею об издании детской Библии Корней попытается осуществить в 1960-х годах. Мария мечтала, чтобы все дети могли свободно читать Книгу Книг, но так и не дожила до этого момента…Когда в 1955 году Мария умерла, Чуковский, потерявший одновременно любимую жену, доброго друга и верного помощника – «его милую, его вечную», как он её называл, - был близок к отчаянию. С переживаниями он справился благодаря детям – Чуковский приходил к внукам и правнукам и проводил с ними всё свободное время. Знакомые удивлялись его необычной для пожилого человека резвости, но Чуковский отвечал им строчками собственного стихотворения:Да к чему бы и жить намНа этой планете,В круговороте кровавых столетий,Когда б не они, не вот этиГлазастые, звонкие дети.#историяКалёные яйцаПро великого русского поэта ходит много небылиц и сплетен. Мол, игрок он был заядлый, женщинами не брезговал и все в этом духе. На самом же деле это был обычный человек со своими слабостями, которые есть у каждого из нас.В плане еды, например, Пушкин был вовсе не привередлив. Заморским изыскам предпочитал простую русскую кухню, хотя финансовая возможность питаться роскошно у него была. Особенно любил поэт загадочные каленые яйца, рецепт которых сегодня уже практически утерян.Вот вы видели, чтобы хоть в одном кафе или ресторане подавали сейчас каленые яйца? Мне удалось попробовать любимое блюдо поэта только в селе Большое Болдино, где Пушкин провел плодотворную осень 1830 года, а потом приезжал еще два раза.Каленые яйца часто оказывались не только на столе семейства Ганнибалов, но и у простого люда. В девятнадцатом веке каленые яйца служили эдаким подобием современного фастфуда — гамбургеров и шаурмы.Все дело в том, что они очень долго не портились даже без холода, а значит особых условий хранения для них было не нужно: достал каленое яичко из-за пазухи и можно сразу перекусить. Не брезговали калеными яйцами и простолюдины, и дворяне вроде Пушкина. Всем они были хороши, только готовить их довольно долго и муторно.Куриные яйца немного смачивали в воде, а потом складывали в горшок и отправляли на 2-3 часа в горячую печь. Все это время яйцо "калилось", то есть запекалось исключительно под воздействием температуры, без варки в воде. Желток каленого яйца на вкус примерно такой же, как и у вареного, а вот вкус и текстура белка при калении меняются кардинально.Белок становится как будто резиновым, очень плотным и с характерным ореховым ароматом. Надо сказать, что запах и вкус, конечно, на любителя, но мне понравилось. Вряд ли я теперь буду каждое утро вместо яичницы закаливать себе пару яиц хотя бы потому, что времени на это уходит аж два с лишним часа, но в целом блюдо весьма вкусное. Александра Сергеевича в этом плане можно понять...Хотели бы попробовать "пушкинские" каленые яйца? Только вот кроме Большого Болдино не видел, чтобы их еще где-то подавали;(Источник: Яндекс Дзен, канал: Путешествия по планете/ На земле Баяна /#рассказы
Мир
Мой дедушка очень меня любил.
Даже не так - боготворил. Он был "неродным" - отчим моей мамы. Бабушка вышла за него через несколько лет после войны, когда по мужу отплакала. Не любила. Но с ребенком одной было тяжело. В доме сестры, к тому же. А тут - свой дом. Так бывает. А уж после войны часто было. Оставшимся без мужей женщинам надо было выживать, растить детей. Не мне судить.
Я с детства знала, что он - "неродной". Ведь не могли же мне не рассказать о родном, который пропал без вести над Сталинградом в 1942 году. Десантник был.
Но я всегда считала деда Василия родным. Ведь я была смыслом его существования. Конечно, ребенок на такую преданность и любовь откликнулся.
Меня принесли в их дом из роддома. Отец, подводник, был в автономке. Мама приехала рожать к бабке и деду. Она рассказывала, что, увидев меня, дед как будто переменился. Оттаял душой. Мама говорила, никогда не знала его таким. Он был злым и нервным. Заикался сильно - последствия контузии.
Я росла в доме дедушки и бабушки. Мама моталась за отцом по гарнизонам, но мне был противопоказан дальневосточный климат. И мое детство - это любовь деда Василия. Бабушка меня тоже очень любила. Но дед... Это он учил меня кататься на коньках и на велосипеде. Он водил в лес, по грибы. И приходил в ужас от того, что я простывала. И со мной он не заикался.
Он никогда не говорил о войне, хотя дошел до Берлина. Он всегда отмечал День Победы, и на праздник надевал ордена и медали.
Он дожил до 94 лет. И только после его смерти я узнала: его жена и маленькая дочь погибли, когда он был на фронте. Не знаю, как. И мама не знала. Он молчал. Мама только сказала, что у него всегда была с собой маленькая фотография дочери.
У него больше не было своих детей. А мою маму он по-настоящему полюбить не смог, этот покалеченный войной, нервный, сильный человек. Но он ее вырастил и поднял.
Обычная история обычного человека.
Я была его конечной остановкой. Единственной любовью, которую он смог осилить после войны. Воплощением того, что не сбылось. Памятью о маленькой дочке.
Спасибо ему, родному-"неродному". Спасибо двум родным дедам, которых я не знала. Оба погибли.
Спасибо миллионам таких, как они.
Низкий поклон и вечная память.
©️ Диана Удовиченко
Самым страшным документом в годы Великой Отечественной войны стала официальная бумага-извещение о гибели близкого человека, которую в народе называли "похоронкой". Получив такую похоронку, жены в одночасье становились вдовами, а дети сиротами. Именно такая ситуация изображена на картине художника Петра Семенова "Похоронка с фронта".
На картине мы видим убитую горем мать, получившую зловещую похоронку. В отчаянии она положила голову на скатерть и раскинула свои руки по столу. Натруженные, почерневшие от работы кисти рук выдают в ней простую крестьянку, которая работает в колхозе от зари до зари. После получения похоронки на её плечи полностью ляжет и забота о детях, которые потеряли отца.
Обращает на себя внимание реакция детей. Дочка сжала кулачки и видимо не может поверить до конца в то, что папы больше нет. Подросток, напротив, понимает что теперь он главный мужчина в доме и теперь вместо отца ему нести ответственность за семью.
Художник Петр Садофьевич Семенов родился в 1934 году. Он встретил войну глазами 7-летнего ребенка в родной деревне, из которой в 1941 году мужчин начали призывать на фронт. Прошло совсем немного времени и в деревню начали приходить горестные письма-похоронки. Страшная весть пришла и в семью Семеновых. Отец художника погиб смертью храбрых незадолго до Победы, в феврале 1945 года. Поэтому в картине "Похоронка с фронта" полностью отражены детские впечатления художника и его семьи, понесшей непереносимое горе утраты...
"Что вы все носитесь с этой Победой?": как Василий Лановой поставил на место дерзкого журналиста и почему об этом важно помнить.
Однажды западные журналисты решили побеседовать с артистом Василием Лановым.
В ходе интервью иностранные корреспонденты осудили русских людей за так называемое «победобесие». Советский артист поставил своим ответом на место наглых зарубежных репортеров.
Во-первых, Лановой сослался на количество сил противника задействованных против СССР, и то какие потери понесла Германия именно от наших действий, а не действий союзников.
Во-вторых, Василий Семёнович отметил, что наши воины не отдавали врагу кварталы и дома в Сталинграде месяцами, в то время как некоторые европейские государства захватывались гитлеровцами в течение нескольких дней.
Сейчас очень важно помнить о тех событиях, особенно в контексте происходящего в наши дни.
Красная Армия сражалась не только с немцами, но и с их непосредственными союзниками - итальянцами и японцами.
В составе гитлеровских войск против нас воевали испанцы, хорваты, выходцы из Чехословакии.
Перечислять можно почти все европейские национальности. Не воевали только сербы и греки.
Советским воинам приходилось отбивать Брестскую крепость у австрийцев.
А в сражении за Севастополь принимало участие большое количество итальянцев и румын.
В Албании создали отдельную дивизию СС «Скандербей», которая воевала против наших солдат на восточном фронте. В танковой армии Гудериана числилось много чехов.
На восточном фронте было очень много венгров – среди пленных по численности они были на третьей строчке, после немцев и японцев.
Сталинград пыталась захватить и нидерландская дивизия СС «Норд-Ланд». В французской дивизии СС «Шарлемань» было порядка шестидесяти тысяч французов, которые шли воевать за Гитлера на добровольной основе.
Мирных жителей на оккупированных землях терроризировали не только немцы и коллаборационисты, но были замечены даже бельгийцы и швейцарцы.
Швейцария нейтральная страна, но из неё были добровольцы (несколько тысяч), которые присягнули на верность Гитлеру.
Испанцы и датчане официально не принимали участие в войне, но помогали фашистам организовывать добровольческие подразделения СС.
В гитлеровских войсках воевало несколько миллионов солдат со всей Европы. Или точнее – почти со всего нынешнего блока НАТО.
Это ещё и эстонцы, литовцы и латыши. А про дивизию СС «Галитчина» и говорить не надо. Через неё, по разным оценкам, прошло около 500 тысяч украинцев.
С 1941 по 1945 года национальный состав военнопленных в Советском Союзе был таким:
немцев — 2 389 560 чел.,
японцев — 639 635,
венгров — 513 767,
румын — 187 370,
австрийцев — 156 682,
чехов и словаков — 129 977,
поляков — 60 260,
итальянцев — 48 957,
французов — 23 136,
голландцев — 14 729,
финнов — 2 377, бельгийцев — 2 010,
люксембуржцев — 1 652,
датчан — 457,
испанцев — 452,
норвежцев — 101,
шведов — 72.
Мы 9 мая празднуем Великую Победу, а «западные партнеры» считают 8 мая днем скорби.
Либеральная общественность в России вторит мнению потомков проигравших, призывая скорбить 9 мая, а не радоваться. Ведь радоваться не чему, как они считают.
Статистика выше уже всё сказала. Они правильно делают, что скорбят. Потому что за преступления своего народа должно быть стыдно.
А мы празднуем каждый год Великую Победу.
И затоптать этот праздник мы не дадим.
НЕЛЮБИМЫЙ МУЖ
#ПойдемСоМной
- Ты, Оля, уже не девочка, понимать должна. После войны мало мужчин домой вернулось, Серафим не один среди них калека... - говорила осторожно мать, не поднимая головы от вязанья.
- Какое мне дело до этого безногого? - грубо уточнила Оля.
- Цыц, языкатая! Не по глупости он стал таким, а ради родины жертву принёс. Ты мать слушай, нос не вороти, побольше тебя пожила и побольше знаю!
И она начала говорить ещё быстрее, не давая вставить слова строптивой дочери:
- Тебе уже двадцать второй год, хватит в девках сидеть, а Серафим, несмотря на то, что калека, мужик хороший.
Неуверенным взглядом мать посмотрела на Ольгу. Та ждала, ещё не до конца понимая.
- Слушок до меня дошёл. Кхм! Придёт он к нам свататься.
Ольга так резко вскочила, что мать вздрогнула всем телом и выронила клубок. Клубок закатился Ольге под ноги и его тут же атаковал котёнок.
- Нет! Не пойду я за него! Не люблю! Видеть не хочу!
Мать прикрыла глаза опустила пониже голову... Ольга грохнулась пред нею на колени, крякнула под ними половая доска. Принялась она целовать загрубелые руки матери.
- Пощади, мама, не то сейчас время, чтобы силой выдавать. Мама, мамочка, не губи меня, молодую...
Мать долго слушала мольбы и возлияния. Притихли на печке младшие дети. Хмуро глядела она на дочерино лицо: простое, без изысков, но милое - вроде бы и не за что глазу зацепиться, а смотреть приятно. А Ольга тарахтит, тарахтит о своём, о девичьем, невыплаканном. Волосы её, стриженые по плечи, походили на густую золотистую гриву. Мать погладила их:
- Всё, хватит. Женихов других у нас нет в селе. Ванька целым вернулся, но он бабник известный, Митька есть ещё, но дури в нём много, забьёт тебя, бедную. А Серафим мужчина хороший, рассудительный, он тебя не обидит.
- Да был бы он хорошим, стал бы губить мою жизнь? Что я буду с калекой делать, с нелюбимым? Как жить с ним?!
- Всё, дочка, ты иди, успокойся. Я своё слово сказала, - мягко оттолкнула её мать. - И клубок подай.
Через несколько дней Ольга выходила с яйцами из курятника и увидела через забор, что Серафим ковыляет к их избе. Где была, там и оставила она корзинку посреди вытоптанного двора, а сама забежала за сарай, взлетела по деревянной лестнице и спряталась на сеновале, по-местному на сушиле. Сквозь щель стала она наблюдать за Серафимом. С лица Серафим был красавцем: полные губы, выразительные глаза, ростом тоже удался, да от ноги у него одна культя ниже колена, которая не переставала гноиться, беспокоить его болями. Не о таком муже Ольга мечтала, не нужен он ей совершенно! На что они жить будут? В хозяйстве от Серафима никакого толка, сидит целыми днями на крыльце: ни работника из него, ни добытчика. Какой же дурой надо быть, чтобы взвалить подобный груз себе на шею! Нет и нет!
Мать вышла к Серафиму. Улыбается предательница. Говорили они тихо, спокойно, Ольга слов не разобрала. Мать позвала её. Ольга оставалась сидеть на сене тише мыши. Позаглядывала мать по сараям и углам, покосилась с подозрением на крышу сарая и крикнула опять нетерпеливо:
- Ольга! Оля!
Ни отзвука.
Серафим ушёл. Ольга выждала минут пять и только убедившись, что далеко он, спустилась. Предстала виноватая, но упёртая, перед матерью.
- Эх ты! Бессовестная! Мать во стыд вогнала. Не совестно? Где пряталась?
- На сушиле.
- Так и знала я. Так не красиво поступать с человеком, унижать его... И это я такую тебя вырастила!
Второй раз пришёл Серафим. Ольга опять с ним в прятки играла. Мать в слезы - не придёт он больше, гордость взыграет!
- Вот отдам тебя первому встречному, будешь знать! Ты бы хоть послушала какие речи Серафим говорит правильные прежде, чем носом крутить, мужчина-то какой спокойный, рассудительный! Вилами тебя спущу в следующий раз с этой шушелы! Выходи за него и точка! Никто другой больше не сватается, а в старых девах я тебе сидеть не позволю! Ты думаешь вечная я? Нет, не вечная! Мне тех двоих детей поднимать ещё, и ты тут, кобыла здоровая, на шее болтаешься. Думаешь, легко мне, вдове? Пожалей мать - уходи на свои хлеба!
- Не пойду! Не люблю я его! - ревела Ольга.
- Полюбишь в процессе, - непреклонно заявила мать. - Тебе какая любовь нужна? Как в книгах и кино? Так то сказки всё. Настоящая любовь другая. Поживёшь век с мужем - поймёшь.
И на третий раз пришёл Серафим. Костыли вперёд переставил - шаг сделал, ещё переставил - ещё шаг. Тяжело ему передвигаться, видела Ольга с высоты сеновала, как напрягается его лицо в попытках скрыть боль. Мать вышла встречать его, как дорогого гостя... Взглянула сурово на крышу сарая... и пошла к лестнице. Поднялась. Как и обещала, вилы на Ольгу наставила.
- Выходи, - сказала она не терпящим возражений голосом.
И Ольга вышла. Расписались они по-тихому и забрал её муж в свой дом.
Дом у Серафима был большим, но и людей проживало в нём много: мать, брат и три младшие сестры. Чужой дом - чужие порядки. Каждый день к Ольге претензии от свекрови:
- Не так готовишь, не так чистишь, моешь не так, метешь неправильно!
Должна была Ольга делать всё за двоих: за себя и за мужа, раз он без ноги и ничего не может. Вся работа и дом упали на неё, слова поперёк нельзя молвить - затыкают со всех сторон.
- Хватит, мама! - заступился за молодую жену Серафим, твёрдо повысив голос.
Сидел он, как обычно, на крыльце, думы думал. Повернулся корпусом в сторону входной двери и говорил так, чтобы все услышали:
- Я понимаю, что ты устала от всего, и здоровье у тебя плохое. Хочешь ты, чтобы Оля всё умела, как ты, заменой стала тебе. Только ты по-доброму проси, а не требуй, она тебе не прислужница или рабыня. Накинулись на человека... Пусть делает всё, как умеет и по силам, нечего мою жену загонять. А то и на работу она ходит, и здесь света белого не видит. Выходи ко мне, Оля, посидим с тобой на вечерней неге, птиц послушаем, так славно поют.
Не глядя на свекровь, Оля вышла и села рядом. Серафим взял её руку, Оля одёрнулась сперва, а потом подалась - привыкать-то надо.
- Слышишь как тоненько взяла? Это малиновка. А с другой стороны, из елей, дрозд подпевает.
- А с перерывами кто поёт в саду? и резко замолкает.
- Это зяблик.
- Как же ты различаешь?
- Отец научил. Остался он на Курской дуге.
Ольга робко посмотрела на его культю, обмотанную бинтами. Поверх бинтов проступили жёлтые пятнышки гноя.
- Она болит?
- Беспокоит. Плохо срастается. В госпиталь нужно ехать. Опять будут перешивать или ампутировать выше. Ты не подумай, Оля, что мне в радость здесь сидеть, ничего не делать, быть балластом в семье. Знаешь как совесть сердце рвёт? - он взглянул на неё с такой искренностью и болью, что Оле невольно захотелось обнять его, поддержать. - Дай Бог никогда тебе этого не понять.
Оля по-прежнему его не любила, не чувствовала и не хотела понять. Но она положила голову ему на плечо и вздохнула глубоко, и пряный воздух вечера, коснувшись её легких, неожиданно дал ей мгновение счастья. Что-то да будет ещё. Непременно хорошее. Не может всё быть только плохим.
После двух недель, проведённых в госпитале, Серафим вернулся домой. Ему ампутировали загноившуюся часть кости. Водитель грузовика, его товарищ, достал из кузова швейную машинку Зингер.
- Для чего это? - удивилась Ольга, - у нас кто-то умеет шить на машинке?
- Пока нет, - улыбнулся Серафим. - Но я буду учиться. Хоть какая-то будет от меня польза.
Серафим увлечённо стал обучаться швейному делу. Вначале он обшивал свою семью, но вскоре о его мастерстве узнала вся округа. Тропинка, что вела к их дому, никогда не зарастала травой - люди шли и шли, причём приходили не только за услугой портного, но и за благоразумным советом, потому как оказался Серафим не только мастером шитья, но и человеком умным, рассудительным, мудрым не по годам.
Проведя в общей сложности в госпиталях и реабилитационных учреждениях десять лет, Серафим переносил одну ампутацию за другой. Однажды, не отойдя от наркоза, он проснулся в морге. Ольга даже представить не могла, до чего же твёрд его жизненный стержень, если он, несмотря на боль и неудобства, продолжал все эти десять лет совершенствовать своё мастерство в швейном деле, благодаря которому кормил и обшивал свою семью. Он никогда не роптал, не жаловался, всегда доброжелательно улыбался, выслушивал горести других и давал советы, если его просили. С сирот и вдов Серафим никогда не брал деньги, их он особенно жалел.
- Повезло тебе, Ольга, с мужем, - говорили бабы, - приятнее, рассудительнее и сдержаннее, чем Серафим, нет на селе человека.
И Ольга не могла не согласиться. Прибегали к ним в дом босые одноклассники (ребята, которые учились вместе с их с Серафимом детьми), и матери приходили с ними несчастные, забитые, которых муж то по пьяни гоняет, то за просто так, а Ольгу муж пальцем никогда не тронул, дурного слова ни разу не молвил и так дело в доме поставил, что Ольгу никто и никогда попрекнуть не смел, была она мягкой, ласковой хозяйкой, напитанной добротой мужа, все её любили, даже свекровь. Все деньги, которые зарабатывал Серафим, хранились у Ольги, и что бы она не захотела купить, муж ни в чём не отказывал, но Ольге многого и не надо было, скромная она насчёт вещей от природы.
Ольга давно перестала размышлять над тем любит она мужа или нет. Никто из них по щелчку на шею к друг другу не бросился. Никто не требовал клятв или отдать всего себя без остатка. Никто не стал бы сочинять душераздирающей баллады об их чувствах, где и страсть, и ревность, и судьба, и расставание навек. Никто не снимет фильм и не напишет книгу про их роковую встречу и те звёзды с солнцем, небом и луной, которые он достал и бросил к её ногам, как не споют и про то, что они не смогли прожить друг без друга и дня, поэтому скончались вместе. Ничего этого не было в их жизни, но, тем не менее, все эти сотни раз проигранные сценарии в какой-то момент назовут настоящей любовью. А они не называли. Они просто любили, сами не зная об этом. Любили без баллад, фильмов и романов, без клятв, стихотворений и страстей.
В сорок лет Ольга осталась вдовой, но продолжала быть с Серафимом даже когда его уже не стало. Она разговаривала с ним до конца, рассказывала о прожитом дне и спрашивала мудрый совет. Скажет что-то ему мысленно, а потом кивает, словно слушает его золотые слова. Через несколько лет после смерти Серафима к Ольге пришёл свататься печник. Ольга написала об этом дочери на что получила гневное письмо.
Читая это послание у открытой печной заслонки, Ольга грустнела с каждой строкой. Четыре листа исписала дочь: "Предаёшь память отца!.. Это противоречит комсомолу!.."
Смешная дочь у Ольги... И комсомол сюда приплела, и партию. Ольга смяла письмо, бросила в печь и закрыла заслонку. Она подошла к накрытой простынью швейной машинке Зингер, откинула ткань и погладила полированную поверхность стола. Рядом, у стены, костыли. Сердце заныло, подумала: "Как же мне тебя не хватает, Симушка...". Ольга и не собиралась больше ни за кого выходить.
До шестидесяти пяти лет Ольга держала корову, потом она сломала ногу и корову пришлось продать. Она сидела в гипсе на крыльце и говорила внукам:
- Вот сижу сейчас, как дедушка ваш сидел...
Только сейчас она по-настоящему поняла насколько ему было тяжело - сидеть вот так без дела, чувствовать себя бесполезным, а вокруг - краски, недоступные ощущения... и жизнь.
Внуки хлопали глазёнками, они деда никогда не видели, но по рассказам бабушки, это был самый замечательный человек на свете. И внуки просят бабушку рассказать о нём ещё и ещё.
- Скажи, бабушка, а ты деда любила?
Ольга и не понимала толком этот вопрос.
- Как любила? Как в кино? Нет. Он после войны без ноги пришёл свататься, а я на сушилу спряталась. Второй раз пришёл, а на третий мать сказала: "Выходи". И делать нечего - я вышла".
Внукам было обидно за деда. Получается, такой хороший и жил без любви... А Ольга продолжает о нём думать и разговаривать с ним мысленно, и не возносится до чего-то высокого, обожествляющего...
Эх, любовь, любовь!..
Сколько на тебе заработали и заработают ещё, придумывая незамысловатые песни и фильмы про море, кофе, расставания и паруса! Громкое слово! Фотографии певцов и актёров раскупят сотни рук, но она, Ольга, пройдёт мимо, не объясняя, что разгоревшаяся от искры страсть - это ещё не любовь, но молодое вино, что по сути своей почти уксус... Дорогим это вино может стать только в процессе, настоявшись и отточившись, когда начинаешь принимать избранника таким, каким он есть, когда вы отшлифуетесь друг о друга, проживёте вместе и радости, и потери, и печаль... Вот тогда любовь становится настоящей. Она входит тихо и незаметно в сердце и остаётся не только в вас, но и в детях, и даже внуки могут прочувствовать её непреходящий вкус и сказать:
- А всё-таки, бабушка, ты любила дедушку. И всегда будешь любить.
Рассказ написан по истории любви бабушки и дедушки Карины Кадейкиной. Благодарю Карину за возможность написания! https://dzen.ru/idizamnoy Анна Петровна сидела в больничном сквере на лавочке и плакала. Сегодня ей исполнилось 70, но ни сын ни дочь не приехали, не поздравили.
Правда соседка по палате, Евгения Сергеевна, поздравили и даже подарила ей небольшой подарок. Да ещё санитарочка Маша яблоком в честь дня рождения угостила. Пансионат был приличный, но персонал в целом был равнодушным.
Конечно, все знали, что сюда стариков привозили доживать свой век дети, которым они становились в тягость. И Анну Петровну сюда привез сын, как он сказал отдохнуть и подлечиться, а на самом деле она просто мешала снохе.
Ведь квартира была её, это потом сын уговорил на него дарственную написать. Когда просил подписать бумаги, то обещал, что она как жила дома, так и будет жить. Но на деле оказалось по-другому, они сразу всей семьёй переехали к ней и началась война со снохой.
Та была вечно недовольна, не так приготовила, в ванной после себя грязь оставила и многое другое. Сын поначалу заступался, а потом перестал, сам покрикивать начал. Потом Анна Петровна заметила, что они стали о чем-то шушукаться, а как только в комнату заходила – замолкали.
И вот как-то утром сын завёл разговор о том, что ей надо отдохнуть, полечиться. Мать, глядя ему в глаза, горько спросила:
— В дом престарелых меня сдаешь, сынок?.
Он покраснел, засуетился и виновато ответил:
— Да что ты, мама, это просто санаторий. Полежишь месяц, потом обратно домой.
Привёз её, быстро подписал бумаги и торопливо уехал, пообещав скоро вернуться. #опусы Один раз только и появился: привёз два яблока, два апельсина, спросил как дела и не дослушав до конца, куда-то умчался.
Вот и живёт она здесь уже второй год.
Когда прошёл месяц и сын за ней так и не приехал, она позвонила на домашний телефон. Ответили чужие люди, оказалось, что сын квартиру продал и где его теперь искать неизвестно. Анна Петровна пару ночей поплакала, все равно же знала ,что домой её не заберут, что теперь слёзы лить. Ведь самое обидное, что это она в своё время, обидела дочь ради счастья сына.
Анна родилась в деревне.Там же и замуж вышла, за одноклассника своего Петра. Был большой дом ,хозяйство. Жили небогато, но и не голодали. А тут сосед из города приехал в гости к родителям и стал Петру рассказывать, как в городе хорошо живётся. И зарплата хорошая и жильё сразу дают.
Ну Петр и загорелся, давай да давай поедем. Ну и уговорил. Продали все и в город. Насчёт жилья сосед не обманул, квартиру дали сразу. Мебель купили и старенький запорожец. Вот на этом запорожце и попал Петр в аварию.
В больнице на вторые сутки муж скончался. После похорон Анна осталась одна, с двумя детьми на руках. Чтобы прокормить да одеть, приходилось в подъездах пол мыть по вечерам. Думала дети вырастут помогать будут. Но не получилось.
Сын попал в нехорошую историю, ей пришлось деньги занимать, чтобы не посадили, потом года два долги отдавала. Потом дочь Даша замуж вышла, ребёнка родила. До года все нормально было, а потом часто сын болеть стал. Ей пришлось с работы уйти, чтобы по больницам ходить. Врачи долго не могли поставить диагноз.
Это потом уже какую то болячку у него нашли, которую только в одном институте лечат. Но там такая очередь. Пока дочь по больницам ездила, от неё муж ушёл, хорошо хоть квартиру оставил. И вот она где-то в больнице познакомилась с вдовцом, у которого дочь с таким же диагнозом была.
Понравились они друг другу и стали вместе жить. А через лет пять он у неё заболел, нужны были деньги на операцию. У Анны деньги были, она хотела их сыну отдать на первый взнос за квартиру.
Ну а когда дочь попросила, ей стало жалко на чужого человека тратить, ведь родному сыну деньги нужней.Ну и отказала. Дочь на неё сильно обиделась, и на прощание сказала, что та ей больше не мать, и когда той трудно будет, чтобы к ней не обращалась.
И вот уже двадцать лет они не общаются.
Мужа Даша вылечила и они забрав своих детей уехали жить куда-то к морю. Конечно если бы можно было все назад повернуть, Анна бы по другому сделала. Но прошлого не воротишь.
Анна медленно встала со скамейки и потихоньку пошла в пансионат. Вдруг слышит:
— Мама!
Сердце заколотилось. Она медленно повернулась. Дочь. Даша. У неё ноги подкосились, чуть не упала ,но подбежавшая дочка подхватила её.
— Наконец-то я тебя нашла… Брат не хотел адрес давать. Но я ему судом пригрозила, что незаконно квартиру продал, так сразу притих...
С этими словами они зашли в здание и сели на кушетку в холле.
— Ты прости меня, мама, что так долго с тобой не общалась. Сначала обижалась, потом все откладывала, стыдно было. А неделю назад ты мне приснилась. Будто ты по лесу ходишь и плачешь.
Встала я, а на душе так тяжело стало. Я мужу все рассказала, а он мне езжай и помирись. Я приехала, а там чужие люди, ничего не знают.
Долго я адрес брата искала, нашла. И вот я здесь. Собирайся, со мной поедешь. У нас знаешь какой дом? Большой, на берегу моря. И муж мне наказал, если матери плохо, вези её к нам.
Анна благодарно прижалась к дочери и заплакала. Но это уже были слёзы радости.
Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.
(Книга Исход 20:12)
Группа #ОпусыиРассказы
Автор неизвестен...
Корней и Мария Чуковские.
Знаменитый детский писатель Корней Чуковский рос без отца и в молодости всё время чувствовал себя одиноким, брошенным. Но благодаря своей жене, Марии Гóльдфельд, он смог создать собственную крепкую семью и сполна ощутить радость отцовства.
Быть незаконнорождённым в XIX веке означало незавидную судьбу – таких людей не принимали в высшем обществе. Детство Чуковского было нелёгким – отец, занимающий высокое положение в обществе, так и не женился на своей служанке, а у маленького Корнея даже не было отчества. Когда он подрос, то не смог получить образование – из-за происхождения его отчислили из гимназии, а сверстники постоянно смеялись над ним. Когда же молодой Корней, как ему казалось, окончательно разочаровался в справедливости этого мира, в его жизни появилась Мария.
Она работала бухгалтером в маленьком магазинчике, где Чуковский иногда покупал подарки родным и друзьям. Юноша и девушка сразу приглянулись друг другу: он – высокий и удалой, она – красивая и застенчивая. Корнею очень нравилась смущённая улыбка Марии, которая появлялась на её губах каждый раз, когда он пытался рассмешить девушку. А ещё оказалось, что ей совершенно неважно, есть ли вообще у него какое-то отчество…
Любовь между Корнеем и Марией вспыхнула внезапно и, как говорил потом писатель, долго «бушевала». Родители обоих выступили против брака, да и повенчаться по законам того времени Корней и Мария не могли: девушка принадлежала к иудейской вере, а юноша – к православной. Через несколько лет Мария приняла христианское крещение, но друзья и родственники перестали с ней общаться. Девушка огорчалась из-за вынужденной размолвки, но теперь она могла выйти замуж за Корнея…
Свадьбу сыграли в 1903 году. Через несколько месяцев Чуковского, работавшего в газете, отправили с женой корреспондентом в Англию. О такой поездке он мечтал очень долго, это была невероятная малообеспеченного Чуковского возможность посмотреть на заграницу. Но влюблённый Корней не видел вокруг ничего, кроме своей прекрасной жены, и любовался только ею.
Когда через год они вернулись в Россию, в стране уже началось революционное движение, которое со временем привело к трагическим событиям 1917 года. Чуковский с сочувствием воспринял это движение и даже посещал бунтующих матросов броненосца «Потёмкин». В результате писателя арестовали и посадили в тюрьму. Он вышел через девять дней, но взволнованной Марии с новорождённой дочерью на руках показалось, как будто это была целая вечность. Чтобы уберечь своего пылкого мужа от необдуманных поступков, она предложила переехать в деревню Куóккала (сейчас Репино) неподалеку от Петербурга. Корней понимал, что должен заботиться в первую очередь о семье, и согласился увезти жену и ребёнка подальше от революционных событий.
Годы жизни в Куоккале стали самыми счастливыми и плодотворными для Чуковского. Он оценил мудрость Марии, которая отныне стала для него лучшим советником. Она оберегала покой мужа, когда он писал статьи и рассказы, и заботилась о четверых детях, когда Корней был вынужден подолгу отсутствовать дома, чтобы заработать на их пропитание.
Большая семья была отрадой для Чуковского, и он страдал, когда не мог проводить достаточно времени со своими малышами. Он писал в воспоминаниях, что общение с детьми — своими или чужими — было его любимейшим отдыхом. Смерть двух детей – сначала медленное угасание от болезни 11-летней Марии, которой отец посвятил множество сказок, а потом гибель на Великой Отечественной войне младшего сына Бориса – подкосила Чуковского. С утратами ему помогала справляться жена. Зная, как умиротворяюще действует на него работа, Мария подавала ему всё новые и новые идеи для сказок и стихотворений, а ещё предложила поселиться вместе с родственниками, чтобы муж мог чаще встречаться с внуками. Это её идею об издании детской Библии Корней попытается осуществить в 1960-х годах. Мария мечтала, чтобы все дети могли свободно читать Книгу Книг, но так и не дожила до этого момента…
Когда в 1955 году Мария умерла, Чуковский, потерявший одновременно любимую жену, доброго друга и верного помощника – «его милую, его вечную», как он её называл, - был близок к отчаянию. С переживаниями он справился благодаря детям – Чуковский приходил к внукам и правнукам и проводил с ними всё свободное время. Знакомые удивлялись его необычной для пожилого человека резвости, но Чуковский отвечал им строчками собственного стихотворения:
Да к чему бы и жить нам
На этой планете,
В круговороте кровавых столетий,
Когда б не они, не вот эти
Глазастые, звонкие дети.
#история
Калёные яйца
Про великого русского поэта ходит много небылиц и сплетен. Мол, игрок он был заядлый, женщинами не брезговал и все в этом духе. На самом же деле это был обычный человек со своими слабостями, которые есть у каждого из нас.
В плане еды, например, Пушкин был вовсе не привередлив. Заморским изыскам предпочитал простую русскую кухню, хотя финансовая возможность питаться роскошно у него была. Особенно любил поэт загадочные каленые яйца, рецепт которых сегодня уже практически утерян.
Вот вы видели, чтобы хоть в одном кафе или ресторане подавали сейчас каленые яйца? Мне удалось попробовать любимое блюдо поэта только в селе Большое Болдино, где Пушкин провел плодотворную осень 1830 года, а потом приезжал еще два раза.
Каленые яйца часто оказывались не только на столе семейства Ганнибалов, но и у простого люда. В девятнадцатом веке каленые яйца служили эдаким подобием современного фастфуда — гамбургеров и шаурмы.
Все дело в том, что они очень долго не портились даже без холода, а значит особых условий хранения для них было не нужно: достал каленое яичко из-за пазухи и можно сразу перекусить. Не брезговали калеными яйцами и простолюдины, и дворяне вроде Пушкина. Всем они были хороши, только готовить их довольно долго и муторно.
Куриные яйца немного смачивали в воде, а потом складывали в горшок и отправляли на 2-3 часа в горячую печь. Все это время яйцо "калилось", то есть запекалось исключительно под воздействием температуры, без варки в воде. Желток каленого яйца на вкус примерно такой же, как и у вареного, а вот вкус и текстура белка при калении меняются кардинально.
Белок становится как будто резиновым, очень плотным и с характерным ореховым ароматом. Надо сказать, что запах и вкус, конечно, на любителя, но мне понравилось. Вряд ли я теперь буду каждое утро вместо яичницы закаливать себе пару яиц хотя бы потому, что времени на это уходит аж два с лишним часа, но в целом блюдо весьма вкусное. Александра Сергеевича в этом плане можно понять...
Хотели бы попробовать "пушкинские" каленые яйца? Только вот кроме Большого Болдино не видел, чтобы их еще где-то подавали;(
Источник: Яндекс Дзен, канал: Путешествия по планете
/ На земле Баяна /
#рассказы