Встреча под дождём

Славка понуро сидел на скамейке в сквере. Начинал дуть холодный ветер, но парень не обращал на это внимания, он не видел из-за высоких деревьев и надвигающуюся огромную чёрную тучу.
Туча была у Славки на душе. Он только что видел Свету, девушку, в которую был влюблён уже год, но так и не добился от неё взаимности, хотя она его и не отвергала. Улыбалась, иногда ходила с ним в кино, но не более того. Сейчас он увидел Свету случайно в кафе, куда завернул от нечего делать.
Она сидела спиной к нему, а рядом с ней был симпатичный незнакомый парень. Не чета высокому и худенькому Славке. Слава съежился, и сразу вышел из кафе, желая остаться незамеченным.
Отдышавшись, он сел на скамейке в сквере и позвонил Свете.
- Да, Славик? – услышал он её приятный голос.
- Света, а ты где? Я хотел тебя в кино пригласить, - начал было Слава, но она тут же ответила:
- Я занята. Потом перезвоню. Не могу сейчас говорить.
- Ты снова с Алинкой гуляешь? – спросил Славка почему-то.
- Ага, точно, угадал, - хохотнула Светка и отключила телефон.
Ему всё стало понятно. И её постоянная занятость в последнее время, и отсроченные свидания, которыми так грезил Слава…
- Вот так. Поделом мне, дураку, - бормотал он себе под нос, чтобы хоть как-то успокоиться, - а я-то думал, что всё-таки у нас сложится. И почему она мне голову морочит так долго? Ну, сказала бы сразу, что не нравлюсь, так нет. «Погоди, обязательно встретимся, потом сходим в кино…»
Поднялся сильный ветер, деревья зашумели в парке, но Слава не видел ничего перед собой, так был расстроен. Уже первые сильные капли дождя прибивали пыль на дорожках парка, ясно было, что вот-вот начнётся ливень. Но Славке хотелось помокнуть и заболеть, а потом умереть, чтобы Светка чувствовала свою вину и грех обмана…
- Молодой человек, с вами всё в порядке? – услышал он вскоре тихий встревоженный голос и поднял мокрую голову. С носа его капала вода, волосы тоже были мокрыми, а свитер прилип к телу и по спине начинали сбегать холодные ручейки.
- Что? – Славка поднял голову и увидел перед собой Чудо. Девушка в неуклюжем длинном плаще стояла перед ним, держа над собой скривленный зонтик. Минимум как две спицы были поломаны и зонт имел форму старой подгнивающей поганки.
Из-под зонта выглядывали толстые очки и длинные тёмные локоны, висевшие волнами вдоль узенького бледного личика.
- Давайте-ка ко мне под зонт, я вас провожу, иначе заболеете. Вы же совершенно мокрый! Нельзя же так…
Она дернула его за рукав, и он подчинился. Едва он оказался под зонтом, как грянул гром, а девушка подхватила его под руку и всучила зонт, прижавшись к нему боком.
- Несите зонт, потому что вы выше. Держитесь ближе, иначе весь бок вымокнет, пошли быстрее. Тут мой дом недалеко, переждём ливень, а там доберётесь до дома… - тараторила она полушёпотом, переходя на быстрый шаг, так как дождь усиливался, и потоки воды плыли по тротуару, превращаясь в реку.
Они шли, не разбирая дороги, всё равно ноги уже были мокрыми насквозь. Говорить было невозможно: от шума дождя и грома ничего не было слышно.
Наконец, девушка подвела Славу к подъезду, и они заскочили в него, стряхивая с себя воду, и закрывая сломанный вконец старый зонт.
- Откуда такой раритет? – улыбнулся Слава, подавая девушке зонт.
- От бабушки, - искренне ответила спутница, - меня зовут Марина, - вы совершенно мокрый и только поэтому я не могу не пригласить вас хоть немного обсохнуть. Жалкое зрелище, хотя и я почти такая же…
Они вошли в квартиру. Это была двухкомнатная сталинка, обставленная в стиле восьмидесятых годов полированной мебелью.
- Снимайте свитер, повесим его над плитой, может чуть обсохнет. А ещё снимайте носки. Можете постирать их в раковине. А потом высушим утюгом, - предложила Марина и пошла ставить чайник.
Дома было уютно. Девушка включила свет, но лампочка предательски хлопнула – перегорела.
- Вот те на! А у меня запасной нет, - огорчилась Марина, - давайте вывернем из торшера, у него всё равно выключатель не работает.
- А если я попробую починить? – спросил Слава.
- А вы умеете чинить электроприборы? – удивилась Марина, - а я всё собиралась электрика вызывать. Ну, попробуйте.
- Послушай, а можно на «ты», ведь мы, кажется, одного возраста?
- Хорошо, раз ты согласен, - улыбнулась Марина, - вот у меня есть отвёртка и плоскогубцы, этого хватит?
- Отлично, для дома незамужней девушки, - кивнул Слава.
- Но как ты догадался, что я незамужняя? Это на моём лице написано? – спросила она.
- И на лице, и оттого, что приборы не работают. Сама же сказала…
- Ах, да. Вот же я простофиля.
Марина вешала свой плащ и свитер Славки, а он снял и рубашку, потому что она тоже была мокрой и по-хозяйски сидел в комнате на кресле в майке и мокрых по колено джинсах.
Скоро выключатель заработал, и Марина обрадовалась.
- Надо же, как хорошо. Тогда включим торшер!
Слава огляделся. В комнате было много книг в большом шкафу, на полках над столом стояли стопки журналов, альбомов с фотографиями и разные статуэтки времён молодости Марининой бабушки.
- Это квартира бабушки, я теперь тут живу. Она ушла рано, но я жила с ней вместе последние её два года. И так привыкла к её порядкам, что ничего не хочу тут менять. Мне и так нравится. Знакомься: это Буся или Бусинка.
Только сейчас Слава заметил встревоженную, с испуганными глазами кошачью мордочку, смотрящую из-под кухонного стола.
- Ты любишь кошек? – спросил Слава, - я тоже.
- Это бабушкина. Конечно, как их можно не любить? Но давай пить чай. А носки я подарю тебе свои, сухие.
Через день Слава зашёл к Марине вечером.
- Извини, что без предупреждения, поэтому вечером, чтобы наверняка застать тебя дома, - сказал он, - можно войти?
- Заходи, конечно. Но что это? – Марина держала в руках новый зонтик, который ей вручил Слава.
- Спасибо, но неудобно. Он денег стоит… - застеснялась она.
- Это за носки, - засмеялся Слава, - а вообще, ты спасла меня от потопа. Я бы не выжил в этом водовороте событий…
- Ты шутишь? – улыбнулась девушка, - однако, как ты себя чувствуешь?
- Отлично, даже сам на себя удивляюсь. Но я такой балбес, что, уходя в прошлый раз, даже не попросил номер твоего телефона.
- А надо? – Марина покраснела и поправила на себе светло-голубую кофточку, подчёркивающую её голубые глаза. Они казались огромными от увеличительных стёкол её очков.
- Конечно, надо. Я бы так хотел тебе ещё в тот вечер позвонить и поблагодарить ещё раз, но номера телефона у меня не было… И ещё: я хочу пригласить тебя в кафе. Ты же не против? – Славка говорил и не чувствовал робости. Будто бы он был старше Марины, и взял над ней шефство. Так её стеснительность и робость придавала ему сил и уверенности, что он и не припоминал, чтобы когда-то так себя вёл с девушками.
Марина продиктовала ему номер телефона и согласилась на свидание. Но Слава протянул ещё и пакет, в котором была коробка с тортом.
- Шоколадный. Ты любишь такой? Чай будем пить? – напросился Слава.
- Люблю, особенно «Шоколадный». Но как ты узнал? – удивилась Марина.
- Никак. Это у нас вкусы одинаковые. Тебе не кажется это странным?
- Наша встреча сразу была странной. Под грохот грома и ливень… Так романтично.
- И так мокро! – засмеялся Слава, - ты моя спасительница, Марина…
Конечно, Слава не стал рассказывать девушке про свою бывшую, но вмиг угасшую любовь, ведь Марина была рядом с ним! Такая домашняя, скромная и нежная.
Они разговаривали и чувствовали, что им хорошо вместе, и не хочется расставаться. Марине было двадцать восемь лет, а Славе двадцать пять. Но ему она казалась такой хрупкой и ранимой, что хотелось постоянно быть рядом и оберегать её от всего и всех…
Они стали гулять почти каждый день. Однажды, когда Слава ожидал Марину в парке, на тропинке неожиданно появилась Света. Девушка удивилась, видя её бывшего поклонника с букетом в руке, явно ожидающего встречи.
- Слава? Ты не меня тут поджидаешь? Цветы? – она начала оглядываться, а потом подошла к нему близко и заглянула в глаза.
Её самолюбие было явно задето.
- Ты больше не просишь меня о свидании? – спросила она и положила руку ему на плечо.
Как раз в это время на тропинке появилась Марина, она шла быстро, потому что уже немного опаздывала, но когда увидела в нескольких десятках метров Славу рядом со стройной девушкой, то чуть не запнулась. Она остановилась, не зная, что делать дальше. Слава в это время снял руку Светы со своего плеча и сказал:
- Я больше не твой поклонник. Невозможно жить в ожидании твоей милости как подачки, и быть вечно запасным вариантом. Понимаешь?
- Понимаю. И кто же твоя избранница? Уж не та ли монашка в очках? – она кивнула в сторону медленно идущей, чуть не спотыкающейся Марины.
- Она. Самая-самая. И я люблю её, - Слава повернулся и пошёл навстречу Марине, а когда приблизился к ней, то передав цветы, обнял её и поцеловал в щёку.
- Это твоя бывшая девушка? Ты мне ничего не говорил… - слабым голосом спросила Марина, глядя на уходящую к остановке Свету.
- Нет, она никогда не была моей. И слава Богу, - ответил он.
- Почему слава Богу? Она же такая красивая… - удивилась Марина.
- При чём тут красота, если любви нет? – как отрезал Славка, - а мне любовь нужна. Настоящая. Как у нас с тобой.
Марина уткнулась ему в плечо и облегчённо вздохнула. А потом прижалась к Славе, как к родному, и они пошли под руку по тропинке, мимо той самой скамейки, на которой сидел под дождём промокающий, пропадающий Слава…
Автор Елена Шаламонова
#ЖитейскиеИстории
Я твой прапрадед.
- Не пойму, зачем тебе это надо? - сердилась старшая сестра Полины, - У тебя отличное образование. Работаешь в юридической консультации, поди плохо! Тебе что, денег не хватает? Зачем тебе ни с того ни сего профессию менять? Зачем ты опять пошла учиться?
- Юля, ну как ты не понимаешь? Мне на жизнь хватает, но при чём тут только деньги? Я думала буду людям помогать, а на деле всё не так получается. Ну не нравится мне эта работа, Юль!
- Нравится, не нравится, странно ты Полина рассуждаешь! О другом думать надо. За тобой парень хороший ухаживает. Я слышала Павел предложение тебе делал, но ты ему отказала. Довыбираешься так, что одна останешься. А про работу я вот что тебе скажу. Я мед окончила и тоже думала людям помогать. А работать не смогла, тяжело мне с больными людьми. Зато теперь в пенсионном фонде тружусь и довольна. И детьми успеваю заняться, и мужа встретить, вот о чем надо думать!
Но Полина стояла на своём.
Это было давнее её желание - быть психологом. И она чувствовала, просто была уверена, что права.
- Психологом? Клиническим? - Юля криво улыбнулась, - Это конечно модно сейчас, но это не твоё, Полина.
- Юля, а ты не знаешь, у нас в роду были священники? - перебила сестру Полина.
- Не знаю, был какой-то прадед или прапрадед вроде. Он во Владимире жил, по-моему Алексей. Священником был кстати. Бабушка что-то такое рассказывала , а тебе зачем?
- Да так, просто интересно, - Полине расхотелось с сестрой делиться тем, что ей уже давно снятся странные сны.
Она отчасти поэтому и решила сменить профессию.
Ей давно уже настойчиво снился старик, похожий на священника.
Сначала во сне он стоял далеко от Полины. А теперь близко стал подходить.
Говорит, что хочет ей что-то важное сообщить. Важное и для Полины и для него самого. Что у неё есть дар лечить людей от духовных недугов. Потом что-то ещё говорил, но Полина тут же просыпалась.
В сны она раньше не верила.
Но последнее время ей стали сниться сны предупреждения, которые сбывались. Поэтому она поделилась с Кириллом.
На курсе, где она теперь училась, вместе с Полиной учился парень, с которым они незаметно сдружились.
Именно Кириллу Полина о себе могла всё рассказать. Чувствовала, что он её понимает. И Кирилл с ней тоже делился.
У него мама болела, с памятью последнее время совсем плохо, хотя она ещё и не старая. Он и учиться сюда пошёл, чтобы быть ближе к медицине, маму хочет вылечить.
Кирилл ей и предложил, после рассказа о навязчивых снах, попробовать узнать про этого прапрадеда.
Через интернет они вышла на епархию во Владимире. И в архиве сказали, что им лучше приехать и самим посмотреть клировые записи.
- Я поеду с тобой! - тут же предложил Кирилл. И Полина с радостью согласилась.
У Кирилла своя машина, отец отдал, есть на чём поехать. И они, как только сдали сессию, тут же собрались и поехали.
- Поля, но давай ненадолго, отцу через три дня в рейс, я не смогу маму одну оставить, ладно?
Выехали они рано, трасса почти пустая. Так что за три дня вполне можно обернуться.
- Хочешь я твою маму как приедем посмотрю? Заодно с ней и познакомимся, - предложила Полина.
- Да не знаю, - смутился Кирилл, - Она последнее время то нормально, а то как начнёт не пойми что говорить, неудобно за нее даже.
- Ты меня стесняешься или не доверяешь? Я правда и сама не могу объяснить, что это. Но иногда вдруг открывается что-то, и я вижу про человека даже то, что он сам о себе не помнит. И причину недуга понимаю и знаю, как можно поправить. Только словами это не могу объяснить, ты мне веришь?
- Верю, Полина, тебе верю, ты же знаешь. Да только в то, что маме можно помочь... не знаю, разуверился. Отец её столько по платным, да по всяким врачам таскал, а толком никто ничего так и не сказал.
- Ладно, не волнуйся, за дорогой смотри. Я чувствую, что мы не зря поехали. Делай, что должен, а там будь что будет! - Полина улыбнулась своим мыслям.
Она чувствовала, что они приближаются к тому месту, где возможно таится разгадка того, что её мучает последнее время.
К полудню Кирилл и Полина объехали самые крупные храмы Владимира, но нигде не упоминалось об Алексее Степановиче Горошкове.
Они уже отчаялись, когда нашли ещё один храм, небольшой, но очень древний - Дмитровский.
Уже подъезжая к нему Полина почувствовала волнение. И не напрасно. Сначала в церковных записях нашли упоминание об её прапрадеде. А затем на старом кладбище показали могилу, где был захоронен её прадедушка, рядом его жена и сыновья.
- У вашего прапрадеда было семь сыновей и пять дочерей, но не все здесь лежат. Сведений о них у нас нет, - настоятель храма закрыл книгу, - У нас ещё есть альбом с фотографиями конца восемнадцатого века, хотите посмотреть? Про Алексия, Алексея Степановича Горошкова у нас наслышаны. Есть старая фотография всей его большой семьи.
- Конечно хотим! - хором не сговариваясь ответили Полина и Кирилл.
Настоятель принес толстенный альбом и открыл на нужной странице.
Полина чуть не вскрикнула от изумления - с фотографии на неё смотрел тот самый старик из её снов!
Алексий или Алексей Степанович, прапрадед Полины
Переночевали ребята в придорожной недорогой гостинице.
Кирилл почти сразу уснул на диванчике у телевизора. Устал, почти весь день за рулём.
Полина тоже устала, но сон никак не шёл. Вспоминала, как они нашли захоронение. Выбитая на камне надпись еле была заметна. Полина погладила холодный камень, и вдруг ощутила необъяснимую причастность. Будто приехав сюда, она наконец-то поняла что-то очень важное.
Сон пришёл к Полине лишь под утро.
Прапрадед Алексей Степанович подошёл совсем близко, и впервые заговорил, - Нашла значит меня, праправнучка? А я ждал, не зря видно ждал. Ты вопросы в пустоту говорила, а я их слышал. И понял, что наконец пришла в мир та, которая сможет наследие рода своего принять!
Полина слушала и не понимала, что он говорит.
Алексей Степанович заспешил, увидев её замешательство, - Ты посети места, где твои предки лежат и прими силу рода своего. В Ярославле, в Рыбинске, в Калуге, много тех городов... - Алексей Степанович стал отдаляться. И последнее, что еле расслышала Полина, были слова, - Тогда ты сможешь помочь многим людям, коли сила рода с тобой будет!
- Но как мне это сделать? Я же не знаю, что мне делать? - с отчаянием крикнула Полина.
Но прапрадед был уже далеко, он махнул ей рукой, - Ты можешь, а я больше не смогу к тебе прийти... И он словно растворился. А Полина тут же проснулась.
У ребят был ещё целый день, а назавтра им надо было успеть вернуться.
Решено было ехать в Ярославль и если успеют - Рыбинск. Удача им сопутствовала, они нашли более поздние записи о детях Алексея Степановича.
Домой Кирилл вернулся почти вовремя, немного опоздал. Полина приехала с ним - Кирилл волновался за маму.
И неудивительно, лишь только они вошли в квартиру, к ним вышла его мама. Глаза её были полны страха, - Кирюша, где ты был? Папа волновался, я не понимаю, куда все делись?
Кирилл расстроенно посмотрел на Полину, - Познакомься, это моя мама - Татьяна Ильинична. Мамуль, это Полина, самая лучшая девушка на свете!
В глазах Татьяны Ильиничны исчезла тревога. Она на Полину посмотрела приветливо, с вспыхнувшей вдруг надеждой, -Какая приятная девушка? Я вас где-то видела? Заходите, давайте пить чай.
Пока Татьяна Ильинична чай заваривала, Полина тихо расспрашивала Кирилла,
- А почему она дома сидит и не выходит? Боится? И летать на самолёте боялась? Брат был вертолётчик и разбился? А с работы почему ушла, обижали все говоришь? А кем она работала? Да ты что, она была переводчицей?
Полине вдруг показалось, она просто ощутила, что за её спиной стоит её прапрадед. А с ним жена и их дети, как на той фотографии. И от них сила исходит неимоверная. Сила их рода, сила её рода, и она теперь знает, как ею пользоваться!...
Отец Кирилла был потрясён, когда из рейса вернулся. Его жена вышла к нему с улыбкой, как раньше, - Геннадий, а я тебя заждалась! Устал? Иди мойся и за стол, смотри у нашего Кирилла девушка какая чудесная - Полиночка. Они учатся вместе. Ну давай, в ванной полотенце и чистое, мы тебя ждём!
Дома сестра Юлия встретила Полину новостью, - Ну что, Поля, проворонила! Дождалась, что Павел себе другую девушку нашёл? Эх ты, наивная, ты что, думаешь любовь тебе заменит достаток? Да на одной любви далеко не уедешь, на что жить то?
- Павел? - Полина сразу даже не поняла, о ком сестра говорит.
У Полины давно уже все мысли только о Кирилле. Он готов откликнуться на любую ее просьбу. Ему интересно всё, что делает Полина и Кирилл восхищаются своей девушкой. Родителям Полины Кирилл тоже понравился. А уж как нравится Полина будущей свекрови и свёкру - не описать словами.
Татьяна Ильинична вернулась на работу и полностью пришла в себя.
Врачи вообще считают, что это чудо, или Татьяна Ильинична себе просто надумала такое состояние. А может переработала, от утомления всё было и казалось, что совсем у неё с головой плохо и необратимо.
Геннадий Анатольевич, папа Кирилла, уверен, что Полину им Господь послал, и сразу всё наладилось.
А сами Полина и Кирилл теперь убеждены, что верно выбрали профессию и друг друга. И мечтают, что им откроются ещё многие тайны. Которые помогут лечить неизлечимых больных.
О том, что Полине дано использовать силу своего рода Кирилл и Полина решили никому не говорить.
Вряд ли кто поверит, да ещё могут и позавидовать. Ведь силу рода можно по-разному использовать. Не только во благо других, а и ради собственного обогащения.
Но это уже зависит от того, кому она даётся.
Не зря видно Полину выбрал её прапрадед Алексей Степанович Горошков. Он знал, кому можно её доверить.
Автор Жизнь имеет значение
#ЖитейскиеИстории
Гимнастёрка
Она проснулась внезапно. Широко открыв глаза, резко села на кровати, пытаясь понять, что заставило её так вскочить. Сон! Странный... страшный сон! Изрезанная на части гимнастёрка, и на каждом кусочке по ордену или медали. О, Господи! Сунув ноги в опорки, Полина бросилась к шкафу. Гимнастёрка висела на вешалке, целёхонькая, невредимая. И медали на своём месте. Слава Богу!
Переведя дух и помотав головой, чтобы стряхнуть дурман, женщина прошла на кухню. Выпив воды, села на табурет. Прижала руку к груди, пытаясь утихомирить сердце, бившееся так, что стук его, казалось, был слышен в каждом уголке дома. Отдышавшись, посмотрела на ходики. Три часа, а за окном уже светает. Май есть май. Начинаются северные белые ночи. Сегодня девятое число - День Победы. Праздник радости с привкусом неизбывной горечи. Эта дата была особо чтимой в их семье. Должен приехать сын с семьёй. Не было ещё такого случая, чтобы он лично не поздравил отца с этим праздником.
Постепенно приходя в себя, Полина и не заметила, как мысли унесли её в прошлое. Как же долго шли тогда к этому дню сорок пятого года! То тяжёлое время, терзавшее людские тела и души, помнилось до мельчайших подробностей. Много воды утекло, а оно, уже далеко ушедшее, до сих пор оставалось таким близким! Молодая ещё тогда Полюшка провожала своего Сёмку на фронт. Всего лишь месяц и прожили после свадьбы, а тут - война. Он бил фашистов, а она ждала и молила Бога, чтобы он сберёг её любимого и ненаглядного. Как гордилась мужем, когда узнавала об очередной награде! До слёз жалела баб, получавших похоронки, плакала вместе с ними. Примеряла их беду к себе и содрогалась:
- Нет-нет, такого быть не может! Ты должен вернуться живым и невредимым… живым и невредимым, - повторяла она, глядя на его фотографию, и переводила взгляд на икону в углу, - сохрани его, Боже милостивый!
Каждый раз, завидев почтальона, молила:
- Только не казённая бумага! Пусть будет письмо от Семёна!
А потом снова бросалась на колени перед иконой:
- Спасибо тебе, Господи! Спасибо!
Вера в то, что муж не сгинет в пекле войны, не покидала её и тогда, когда после победного дня Семёна всё не было и не было. И весточек - тоже. Ожидание изматывало её, и, когда становилось совсем уж невмоготу, она садилась в попутку и ехала на станцию, которая была в райцентре, в двенадцати километрах от деревни. Дожидалась там воинского эшелона и жадным, ищущим взглядом смотрела на спрыгивающих с подножки солдат. А вдруг случится чудо, и её муж именно сегодня… вот так… сюрпризом… нагрянет домой?
Она расспрашивала солдат, не встречали ли они Семёна Собянина? Военные дороги длинные и путаные, но ведь всякое бывает! Чудеса на белом свете случаются и в лихолетье. Жданного ответа не было, и она тихо отходила в сторонку, повторяя, как заклинание: «Он вернётся! Вернётся!». Состав пропадал из виду, а она всё стояла и стояла, неизвестно, чего ожидая. А потом по-прежнему с надеждой возвращалась домой.
В конце мая, в одну из банных суббот, занимаясь домашними делами, Полина вдруг ощутила какое-то нетерпение. Оно росло, ширилось и становилось невыносимым. Что-то происходило в душе, непривычное и маетное. Она не знала, куда себя деть. Хваталась то за одно, то за другое, и не сразу услышала шум приближавшейся со стороны станции машины. Когда та была уже близко, пристально всмотрелась в окно кабины. Пассажира рядом с шофёром не было, и Полина, вздохнув, медленно пошла от калитки вглубь двора. Но машина, взвизгнув тормозами, неожиданно остановилась:
- Эй, хозяюшка, не в твой ли дом служивый идёт? Догнал его недалеко отсюда. Сесть ко мне отказался.
- Это Семён! – Полина сняла фартук и косынку. – Кому же ещё быть! Не зря душа маялась…
Ноги сами вынесли её за околицу. Так и встретились на дороге, ведущей через поля к деревне. Ничего не говоря, долго стояли обнявшись. Слёзы, катившиеся из глаз Полины, обильно смачивали плечо Семёна. Он часто представлял первую послевоенную встречу. Видел себя у калитки, потом за праздничным столом, затем – наедине с женой, с длинными разговорами, которые вместили бы всё, что произошло за эти годы. А вот сейчас стоял посреди поля, прижав к себе плачущую Полину, и сам не мог сдержаться. Боясь потревожить жену, время от времени крепко смеживал свои веки, чтобы слёзы сами скатились по щекам. С ними уходили боль, тревога, усталость… всё то, что накопилось в душе за эти четыре года и не давало свободно дышать, двигаться, радоваться…
А потом была жаркая баня, праздничный стол, за которым собрались солдатки и старики. Полине было как-то совестно перед ними за радость, которая светилась в её глазах, но она ничего не могла с собой поделать: и в доме, и в душе был праздник. Да и в деревне тоже: ведь Семён был пока единственным, кто вернулся домой. Глядя на Полину с Семёном, лица которых светились от счастья, как в день свадьбы, женщины старались незаметно смахнуть свои горькие вдовьи слёзы. Наконец, Лида, первой в деревне получившая похоронку, воскликнула:
- Так, бабоньки, что ж мы сидим, как на похоронах? Поплакали – и хватит! Будем считать, что похоронили тоску и горечь. А теперь давайте праздник праздновать! Радоваться надо, что заглянуло счастье в нашу деревню. Хоть одна, но есть гимнастёрка с медалями в деревне!
- И то правда! – подхватила Маняша. - Пусть хоть одна из баб будет счастливой. Глядишь, и мы отогреемся возле этого счастья.
- А и не согласная я, - стукнула по столу раскрасневшаяся от вина Наталья. – Вот не согласная – и всё! Какие же мы несчастные? Да, мужики наши не возвернулись, зато дети у нас остались от них. Разве ж это не радость? Разве это не надёжа наша и опора? Рано нам, товарки, себя загонять в угол. Рано!
- И я думаю, что рано вам себя хоронить, – Полина обвела благодарным взглядом сидящих. - Может, кто и вернётся ещё, как мой Сёма. Не на всех ведь пришли похоронки. Даст Бог, и ваша женская судьба как-то устроится. Дорожки - то у жизни извилистые, по-разному вихляют…
Счастье прочно поселилось в доме Собяниных, и они старались не расплескать ни единой его капельки. Дорожили каждой минуткой, проведённой вместе. Так и жили «втроём»: муж, жена и счастье. В мае следующего года родился Кирюшка. Интересно, что всё самое значительное в их жизни произошло именно в этом месяце. И свадьбу, шумную и весёлую, на всю деревню, играли тоже в мае. Люди говорили: «Ох, всю жизнь маяться будете». Но эта примета не сбылась. По сей день живут они ладно, в любви и согласии.
Воспоминания катились лавиной. Картинки их жизни менялись одна за другой, и Полина вдруг поймала себя на мысли, что в думах события бегут быстро и легко. За несколько минут промелькнуло перед глазами столько всего! Словно кино посмотрела. А тогда безжалостное время казалось бесконечным. Господи, сколько же надо было веры и сил, чтобы пережить все лишения! Но ведь выстояли! И к жизни стали относиться по-другому, потому что узнали настоящую цену и самой жизни, и человеку. И любовь стала крепче. Им казалось, что не было в мире людей роднее и ближе друг другу, чем они.
Пройдя в комнату, Полина посмотрела на спящего мужа. Хозяин гимнастёрки, не ведая о её ночных терзаниях, отвернувшись к стене, сладко посапывал. Уморился вчера, занимаясь дровами и приводя в порядок перед приездом гостей двор после зимы. Снова подошла к шкафу, провела рукой по гимнастёрке, по наградам. Под одной из медалей нащупала шов. Сюда попала пуля, которая прошла чуть-чуть выше сердца. В очередной раз Полине стало страшно от мысли, что эта растреклятая погибельница могла навсегда отнять у неё мужа. О ранении, из-за которого он припоздал с возвращением, узнала только тогда, когда в день приезда, собираясь в баню, он снял гимнастёрку. Шрам был ещё красноватым, не совсем зажившим.
- Что же ты не написал, что лежал в госпитале? – Полина укоризненно посмотрела на мужа.
- Сначала не до того было, а потом подумал: сам быстрее доеду, чем письмо придёт.
Семён рассказал, что работала в госпитале добрая нянечка Маруся. Прикипела она к нему тогда сердцем и душой: уж очень он был похож на её сына, погибшего в самом начале войны. Она и дырочку заштопала, и гимнастёрку постирала, в ней Семён и вернулся домой. С тех пор так и висит форма в шкафу, каждый год ожидая заветной даты.
Перед тем, как надеть гимнастёрку, Семён тяжело вздыхает, положа на неё руку и разглядывая награды. Полина знает: муж вспоминает погибших товарищей, чувствуя какую-то вечную вину за то, что он-то вот живёт, а их давно нет на этом свете. Все уверения в том, что нет её, этой самой вины, не помогали. И Полина отступилась, понимая: это нечто такое, что выше всяких сил, с чем не могут совладать ни сердце, ни время. Семён надевал гимнастёрку, потом доставал из шкатулки ту самую пулю, которую тоже привёз домой, крепко сжимал её в кулаке и говорил с каким-то особым удовлетворением:
- А всё-таки не взяла ты меня! Не по зубам я тебе оказался…
Для них с Семёном гимнастёрка стала самой ценной вещью в доме. И не только, как память о войне. Была ещё одна тайная думка, которой они друг с другом не делились, боясь произнести её вслух, чтобы не накликать беды. Оба, особенно Полина, верили, что пока есть эта заштопанная выцветшая гимнастёрка, с Семёном ничего не случится. Оттого и переполошилась сегодня.
Вспомнилось, как сын однажды в шутку предложил:
- А давай, батя, мы сошьём тебе новую гимнастёрку, а то эта уж больно неприглядной стала. И медали на ней не так смотрятся…
Реакция отца была неожиданной и резкой:
- Никогда! Слышишь, никогда больше не говори этого! Сначала подумай, а потом… - и, не договорив, Семён быстро вышел на улицу.
Посмотрев на сына, на лице которого появилось виноватое выражение, Полина сказала тихо:
- Зачем ты? У него и так сердце не на месте.
Кирилл вышел на крыльцо, подсел к отцу, прислонился к плечу:
- Ты прости меня, батя. Ляпнул, не подумав, как недоросток какой. Ты у меня самый лучший на свете, - с дрожью в голосе повторил сын те слова, которые часто говорил в детстве. - Спасибо, что выжил на войне.
Устыдившись своих слёз, Семён сглотнул стоявший в горле ком:
- Да ладно, сынок… я тоже хорош. Наплывает всё, как будто вчера было. Не забудется она никогда, эта война. Столько народу потеряли. Часто во сне воюю. А один сон повторяется из раза в раз. Будто бежим в атаку, и пули косят солдат одного за другим, а меня не трогают. Добегаю до немецкой полосы, а вокруг никого: ни немцев, ни наших. Пусто вокруг. Один я, понимаешь! И теперь… один из них… хожу вот, дышу, старею, а товарищи мои так и остались в том времени и возрасте. Некоторые и не жили ещё, как следует. Короткий путь им был отмерен, хоть и славный. Много чего в жизни не успели узнать и сделать. Главное, детёнков сколько могли народить!
Семён выбросил докуренную папиросу, вздохнул и добавил:
- Эх, рано спелась их последняя песня. Вот и получается, что в ответе я перед ними, потому как война это всё у них отняла, а мне подарила. Их жизнью, вроде, живу, понимаешь. И надо, чтобы всё в ней было пристойно. Не имею я такого права – их подводить и память о них святую осквернять.
- Понимаю, батя…
- Да-а-а, дорого заплатили, что и говорить, но Родина наша того стоит, одна она у нас. Разве можно отдать то, без чего и дышать-то никак невозможно…
- Ты знаешь, батя, я ведь часто, когда вы с мамой не видели, примерял твою гимнастёрку. Всё пытался понять, что чувствует человек в такой форме.
- Ну и как, понял?
- Тогда – нет. Просто гордость за тебя испытывал, и в армии хотелось послужить. А главное почувствовал только, когда сам служил. Каждый мужчина, в форме или без формы, должен осознавать: если опять придёт беда большая - именно он станет ответственным за всё и за всех. И говорить об этом надо всегда. И помнить о тех, кто головы свои сложил, тоже нужно всегда, а не только 23 Февраля и 9 Мая.
- Да-а-а, Родина под надёжной защитой должна быть каждый день, каждую минутку.
Полина, выскочив тогда в сени, слушала этот мужской разговор, но не вмешивалась: не женское это дело. Она просто смотрела на них, и сердце заходилось от гордости, любви и нежности к её любимым мужчинам. А сын с отцом после этого случая стали ещё ближе друг другу. Подолгу сидели рядышком и разговаривали «за жизнь».
На соседском дворе громко прокричал петух. Полина вздрогнула и только сейчас почувствовала, что озябла. «Всё, хватит вспоминать. Впереди ещё целый день», - решила она. Присела на край кровати, не зная, то ли полежать ещё, то ли не ложиться вовсе. Вроде, всё готово к застолью. Весь вечер накануне возилась с угощениями. Можно, пожалуй, и побаловать себя чуточку. Утренняя дрёма сладкая. Ложась, она нечаянно задела мужа локтем. Семён повернулся к ней лицом:
- Ты чего не спишь, Полюшко моё?
Этим именем он называл жену, когда были одни. И звучало оно так ласково, что сердце Полины заходилось от ответной нежности.
- Да так… сон приснился странный какой-то.
Снова разволновавшись, она пересказала его мужу.
- Ну, вот видишь, всё оказалось ерундой. Ничего ни со мной, ни с гимнастёркой не станется, пока ты со мной, любушка моя. Заговорённый я тобой, сама знаешь.
- Вымолила я тебя тогда у Всевышнего. А время-то как быстро бежит! Жалеть теперь надо себя, а ты вчера вон как уработался! Трудный будет у тебя сегодня день. Опять воевать будешь. Поспи ещё.
Погладив шрам на груди Семёна, Полина уютно устроилась на его плече.
- Когда уже сможешь спокойно говорить о войне!
- Никогда. Такое не забывается. Праздник этот особенный. Всё, как в песне: со слезами на глазах и с сединою на висках. Очень правильная она, эта песня…
Они ещё о чём-то говорили. Слова звучали всё тише и тише. Наконец, сон сморил Полину. Семён, боясь разбудить жену, лежал не шевелясь. Мысли снова унесли его туда, где были выстрелы, крики, гарь, лязг металла… а ещё вера в победу, в себя, товарищей. И смерть, которая прошла мимо…
Автор Валентина Лызлова
Конкретная дата
На железнодорожный вокзал небольшого городка Платон заехал случайно по пути на дачу, с которой должен был забрать маму, она гостила там у подруги. Вечером в пятницу чувствовал себя измотанным после трудовой недели, а утром так торопился, что только в дороге понял, что тетя Валя усадит пить чай с черничным пирогом, даст с собой корзинку смородины или клубники. Неплохо было бы докупить букет цветов к конфетам и бутылке коньяка для неё.
Платон свернул в сторону жёлтого здания с колоннами, в которое заходили люди с сумками на колёсах.
«Около вокзалов можно найти цветочный киоск», - подумал он и припарковался неподалёку.
Вышел, огляделся, киоск с надписью: «Цветы» располагался недалеко от рельсов, пройти к нему можно было через горбатый мостик над канавой или ручейком.
На этом мостике Платон и встретил цыганку.
- Ай, какой красавец! – воскликнула она. – Лапочка, давай тебе погадаю, ни копейки не возьму.
Платон знал: к его недурной внешности в это утро прилагался светлый костюм, который особенно шёл ему, жена заставила надеть, чтобы доставить маме удовольствие гордиться сыном. Потом уже ему сказали, что с цыганами не нужно заговаривать, а в то утро он подумал, что произвёл впечатление на смешную женщину в косынке малинового цвета, пёстром платье, блестящем ожерелье, и, почему-то, сером пиджаке поверх буйства красок, от которого резало глаза на летнем солнце. Ответил вежливо и уклончиво, как отказывал клиенту в банке:
- Очень жаль, но не имею возможности …
Платон уже спускался с мостика, когда услышал.
- Постой, бриллиантовый, насквозь тебя вижу. Полу сироток ты.
Мужчина застыл на секунду.
- Что такое полу сироток? – обернулся он. Понимал, что цыганка имела ввиду, но хотел проверить себя.
- Отца нет или матери.
В яблочко. Папа ушёл, когда Платону было около четырёх. Ещё года два он забирался на подоконник, сидел, ждал напрасно. Потом привык. С мамой было хорошо, но заметил, что, отличается от мальчишек, которых воспитывали отцы. Мама боялась потерять его, восставала против спорта, походов, поездок с друзьями и подругами на шашлыки.
Часто говорила:
«Подумай сам, правильно ли ты поступил».
Он думал, а другие в это время дрались, пробовали вино, тусовались с девчонками в подвале.
Привычка анализировать привела к мысли: мамина логика для мальчика не всегда подходит, ему не хватает мужчины – руководителя.
Гадалка заинтересовала его.
- Позолоти ручку, всё тебе расскажу, и прошлое, и будущее. Ты меня не бойся. По лицу вижу, несчастлив ты с женой, порча на тебе.
Толстые губы, большие зубы, один из них золотой, кожа неприятного серого цвета, чёрные глаза на выкате окаменели и исподлобья смотрят внутрь мужчины.
Секунда, и он ощутил приятную расслабленность, вялость и нежелание противиться приказам.
Губы бормотали что-то, уговаривали, чужая рука оказалась на плече Платона.
Сколько времени стояли на мосту, не помнил.
Разрушил колдовство гудок старого паровоза, который, видимо, перегоняли куда-то из депо, гудок оглушительный, перекрывший все звуки на вокзальной площади, сотрясший Платона, будто уши находились в каждой клетке его тела.
Мужчина вздрогнул, сделал неровный вдох, огляделся.
Стоит на мостике, в руках - айфон и семнадцать тысяч рублей, которые вытащил из кошелька.
Почему он заворачивает всё это в носовой платок и намеревается положить в ладонь ужасной женщины?
Резко развернувшись, Платон побежал к машине. Цыганка, последовала за ним.
- Нехорошо, что уходишь, я тебе и без денег, которые считаешь каждый день на работе, скажу: умрёшь в этот день, девятнадцатого июля, но не сейчас, а через пять лет и сын твой тоже будет полу сироток!
Озноб в спине, голова - чужая, с трудом заставил себя вставить ключ в замок зажигания, повернул, мерседес рванулся вперёд, оставив позади разъярённую женщину.
На даче у тёти Вали пожаловался на боль в голове, попросил разрешения полежать в свободной комнате на втором этаже. Хотелось помыться в душе, но не знал, как объяснить это пожилым женщинам, ведь полтора часа назад он был дома, не стал расстраивать мать рассказом о цыганке.
С женой не имел привычки быть откровенным, она похожа на зеркало: он чему-то удивляется, и она тоже, он боится или гневается, и она вслед за ним. Не интересно. Зеркало искривлённое и хитрое.
Дома, перед сном, прикинул:
«Вероятность угадать, что у человека в моём возрасте нет отца или матери – одна вторая, одновременно с этим, вероятность угадать, что у меня сын, а не дочь, – уже одна четвёртая, а намёк на то, что считаю деньги, а, значит, работаю в банке, делает вероятность крайне малой. Что касается семейной жизни, так у всех с ней проблемы. Обманщицей ли была представительница кочевого народа или настоящей ведьмой?»
Стал погружаться в сон, вдруг, сердце провалилось куда-то от жуткого страха, как от рёва паровоза, но звука не было.
Он закричал, сел в постели. Ощутил страшное возбуждение, перевалился на сторону жены.
Давно, вернее, никогда, у них не было такого секса.
Потом приснилось, как цыганка проклинает его, и, словно, в микрофон, звучит дата смерти.
Утром подумал, что айфон надо было, конечно, оставить себе, но семнадцать тысяч, всё-таки, отдать гадалке.
Страхи и кошмары повторялись.
Ровно через год, девятнадцатого июля, проснувшись в отеле Барселоны, где отдыхал с женой и сыном, понял, вдруг:
«Осталось четыре года».
Вечером сказался больным, отправил их в ресторан. Оставшись один, в ноутбуке распределил денежный запас на три части.
Первая – на обучение сына в Англии, ему нельзя жить с матерью, когда останется без отца.
Вторая – маме, она наверняка, переживёт его, но не на долго.
Жене оставил немного, с такими данными, как у неё: никогда не спорить, повторять, как эхо, последнее слово собеседника, обязательно прицепится к кому-нибудь.
Первая часть не достаточна, за оставшиеся четыре года может не набрать необходимую сумму, придётся застраховать жизнь.
Не смог сдержать слёзы, жаль стало маму, сына и себя.
Прошёл ещё год. Они отдыхали на Кипре. Всё вокруг было для него временным и, поэтому, неинтересным. Чёрная представительница нечистой силы продолжала навещать во сне, заставляла испытывать нечеловеческий страх и сексуальное возбуждение.
В голову пришла мысль: «отдать долги», раз так случилось, что конец жизни ему известен.
Совесть давно подсказывала, что на первом и главном месте – Наталка. Когда они с мамой втроём решили, что рано заключать брак в 20 лет, Наталка, по взаимному соглашению, избавилась от ребёнка, а потом и от них с мамой, хотя оба молодых человека знали, что мама права.
Не уверен Платон в том, что оказался однолюбом, возможно, не нашёл ещё человека, который был бы так же интересен ему, как она.
Женился в 30, когда решили с мамой, что время пришло.
На ком?
Мама сказала: «На невинной девушке».
Новогодний корпоратив длился в коттедже на озере с сауной неделю. Из всех, предложивших себя, сотрудниц, охотниц за перспективным женихом, Лариса оказалась невинной, если это слово подходит к особе, согласной со всем, что он с ней делал, с первой минуты знакомства.
Приходя домой, он, шаблонно раздвинув губы, «переступает» через женщину, встречающую его, она называется женой. Ему подают еду, расспрашивают о работе, но кот Мика имеет на него больше прав, чем Лариса. Кот позволяет себе прыгнуть на колени, усесться на плечо хозяина и переехать на этом плече из гостиной в спальню.
Если бы спросили Платона, во что была одета супруга и как причёсана, не вспомнил бы.
Поискал и нашёл в интернете институт, где Наталка, кандидат наук, преподавала на филологическом факультете, подождал конца лекции на углу дома, сделал вид, что встретились случайно.
- Привет, Наталка!
- Какой сюрприз, - ответила женщина, осипшим после занятий, голосом. Никакого волнения в лице.
- Как живёшь?
- Хочешь спросить, как обхожусь без тебя?
«До сих пор стыдно того, что произошла когда-то», - мелькнула мысль.
- Мой брак – ничто. Сожалею, что предал тебя.
- Тогда предал меня, а теперь жену, - она направилась к своей машине, упрямая, неожиданная, неразгаданная, умеющая быть податливой так, как нужно ему.
Эта встреча напомнила, как школьником стоял на остановке, ждал автобуса, но он шёл в парк, притормозив, поехал дальше, обдав брызгами из лужи.
Планировал встретиться с одноклассниками и однокурсниками, но свидание с Наталкой показало, что, если до этих пор они не собирались вместе или делали это без него, он может получить комья грязи не от одного, а от целой вереницы автобусов.
Новый год отметили в Финляндии, стране Снежной королевы. Подумал о том, как мало осталось у них с сыном праздников.
Весной поехал навестить друга, жившего в Германии. Проститься.
В трактире Мюнхена обсуждали качество пива, жареных колбасок, тушёной утки с яблоками, свиной голени. «На пороге вечности» Платону разговор показался глупым.
«Не напрасно ли я теряю здесь время, когда дней осталось на перечёт?»
Друг спросил, здоров ли он.
«Вот, именно, здоров, и умирать не хочется», - подумал Платон.
За два года до злосчастной даты понял, что человек не может исполнить всё задуманное, если ему известно точное время ухода, это сбивает с толку, в голове начинается свистопляска.
Решил оставшиеся время провести для собственного удовольствия.
Заглянул в бордели, чего не позволял себе раньше. Удовлетворения не получил. Оргазм для него был испорчен мыслью:
«Сколько их ещё осталось?»
Попробовал пить, но это не доставило удовольствия. Мама ли тому виной или сам, поленился анализировать.
Болезни больше не пугали, как и вопросы продления жизни, поэтому бросил пейнтбол по субботам, бассейн два раза в неделю перед работой и поездки с семьёй на природу по воскресеньям.
Постарел, ссутулился, лежал дома на диване, просил не беспокоить.
На ужин требовал пиццу и пирожные. С детства любил мучное и сладкое, раньше сдерживал себя, теперь это не имело смысла.
Располнел, стал бледным, несколько неряшливым. Жизнь завершалась.
Последний июль они с женой проводили на туристической базе, расположенной на берегу громадного, как море, озера.
От отдыха за рубежом отказался: вдруг, пророчество фурии исполнится, пока летят в самолёте, тогда из-за него погибнет много людей.
По утрам делал вид, что ловит рыбу, тупо смотря в воду на шевелящиеся водоросли, ожидая «своего» часа. Рядом стояла бутыль «Архыза». Уже год, наверное, он пил много, даже по ночам.
Семнадцатого июля ему показалось, что немеют руки и ноги, к вечеру ощущения стали явными.
«Думал, что умирать больно, а оказалось, я просто остыну», - пришло в голову.
Восемнадцатого утром не встал с постели, лежал на спине, смотрел в потолок, Девятнадцатого Лариса обратилась к нему, он не откликнулся, и она вызвала «скорую».
Платона отвезли в больницу.
Пришёл в себя. По палате двигалась длинноногая женщина в джинсах, коротком белом халате с пушистыми волосами.
«Жена», - вспомнил он.
Наблюдая её со стороны, как с «того света», подумал:
- Красивая. Если бы она не предложила себя в первые минуты знакомства, не согласилась бы сразу выйти замуж за человека, которого, почти, не знает, мог бы её полюбить. Как любой мужчина, он – охотник, добычу нужно преследовать, добиваться. Неинтересно подбирать то, что валяется под ногами. Мама, давая советы, этого не учла, она же женщина.
Спросил слабым голосом:
- Который час?
- Десять, - быстро подошла к койке, поправила одеяло.
Он помнил, что девятнадцатого днём был жив, а теперь - утро.
- Какое число.
- Двадцать первое.
- Не может быть! Не ошибаешься?
- Нет, конечно, ты куда-то торопишься? На этот день назначена встреча, дорогой? – хлопая глазами, показала ему беспокойство.
- Почти, - ответил он и подумал: «Встреча с богом».
- Что со мной?
- Диабет, придётся ограничиться специальной диетой и стрессы убрать, - плохо разыгранное сочувствие на лице, яко бы, любящей женщины, - наверное, много работал перед отпуском?
Платон не ответил. Роковой рубеж пройден.
«Сука, - подумал о цыганке, - обманула, надругалась над моей психикой, аферистка».
С этого дня он засыпал спокойно, чувство страха прошло, чертовка не являлась больше во сне, действие гипноза закончилось.
Вышел из больницы, вдохнул полную грудь воздуха:
«Жив. Сорок один год - не так уж много. Не слишком ли часто зомбировали меня женщины? Осенью отправлю сына в Англию, разведусь с Ларисой, надеюсь без маминого участия найду ту, с которой будет хорошо. Старушка пребывает в таком возрасте, что сама нуждается в советах. Сколько мне отведено времени, не известно. Чудо жизни заключается ещё и в том, что дата окончания её остаётся открытой».
Автор: Irina Kalitina
Молиться буду за тебя..
Отец Глаши смотрел на нее, нахмурив брови. Что стало с его дочерью, веселушкой, хохотушкой...Той, которая, едва услышав гармонь, пускалась в пляс? Сейчас ее глаза с тоской и печалью смотрят на этот мир, уголки губ грустно опущены и голос стал тихим. Где то задорное пение и громкий смех?
А все Леонид... Любовь у его дочери случилась, да такая, что начисто разум затмила. Дело уж к свадебке шло, на осень планировали, но тут случилась война проклятущая. Леонида призвали в начале августа. Глаша, провожая его, обливалась слезами.
- Я молиться за тебя стану. Пусть все говорят, что Бога нет, а я верю, что он есть, - шептала она.
- Глашенька, золото ты мое, - он провел рукой по ее рыжим волосам. - Молись, родная моя. А я все сделаю для того, чтобы вернуться к тебе. Златовласка моя, нигде ни у кого я не встречал таких волос и таких прекрасных зеленых глаз. Ты будто ведьма меня околдовала... Я вернусь к тебе, слышишь? Я вернусь!
С того дня, как Глаша проводила своего любимого, отец и мать девушки не слышали ее задорного смеха. В сельском клубе устраивали танцы, чтобы молодежь после работы могла отдохнуть и хотя бы раз в неделю забыть о проблемах. И если раньше Глаша с подружками всегда бегала туда и отплясывала под гитару и гармонь, то теперь она заперлась дома, вытащила из сундука матери старую уцелевшую икону и молилась за того, который защищал ее Родину, ее дом и их будущее.
- Так нельзя, дочка, - спустя несколько месяцев отец решил с ней поговорить. - Так нельзя...
- Почему он не пишет? - ее губы дрожали, а голос срывался.
- Знать, не имеет возможности. Не горюй, золотко мое.
- Я страдаю от тоски и страха, папа. Вам с мамой не понять меня.
- Ну как же, дочка, не понять? Я двух братьев в революцию потерял, сам едва выжил. И поверь мне, мать твоя ждала терпеливо, и слезы, как ты, не лила.
- А может быть лила, почем ты знаешь? - надула губки Глаша.
- Знаю, - отец улыбнулся. - Она санитаркой в госпитале была, строила там всех. Маленькая, худенькая, а даже здоровеннный мужик тушевался под ее взглядом. Некогда ей было слезы лить. Вот и ты займись чем-то.
- Папа, я работаю с утра до ночи, чем еще можно заняться?
- А хоть самодеятельностью в клубе. А чего?
- Не хочу, папа... Я лучше на молитвы потрачу свое время. И мне на душе полегче, и Лёнечке моему польза.
- Ничего тебе не легче... Ожидание всем дается тяжело, но ты не в силах ничего изменить.
- Папа, я боюсь, что нам почтальон принесет вместо письма похоронку. Я так боюсь, - она уткнулась лицом в плечо отца и заплакала. - А еще я думаю о том, как он переживает эту зиму? Глянь, как замело, а впереди еще февраль...
- Вот вы бабы... дурные мысли в голове держите, а нет бы о хорошем думать! - рассердился отец. - Слушай меня, дочка - не сметь лить слезы! Голову выше, улыбнись и бери себя в руки.
- Липова! - услышала Глаша голос Таисии со двора. - Письмо тебе пришло!
Роняя все на своем пути, Глаша кинулась к двери и чуть не сбила с ног почтальоншу.
- От Лёнечки, да?
- Да, Глаша, от Лёни, - улыбнулась Таисия. Она всегда радовалась, увидев счастье на лице тех, кто получал письма с фронта, и вместе с другими плакала и переживала, когда приходилось приносить горькую весть. Благо, за несколько месяцев это было всего пару раз. Но ведь до победы еще очень далеко...
Отец впервые за несколько месяцев увидел на лице дочери счастливую улыбку.
- Папа, он медаль получил! А не писал, потому что под Москвой был, там бои тяжелые и не до писем. Сейчас Лёнечка под Ржевом.
- Я горжусь своим будущим зятем, так и напиши ему в обратом письме! - улыбнулся отец.
- Напишу, папочка, напишу. А что ты там говорил про самодеятельность?
Отец рассмеялся. Ну вот, достаточно было его дочери получить письмо и в ее душу поселилась радость.
- Поговорю с Дмитричем, пусть возьмет тебя в клуб, будешь проводить там занятия. Ну или в школе у нас будешь девочек шитью обучать.
Отец Глаши, Тимофей Алексеевич, был учителем младших классов, а его супруга, Алена Антоновна была медсестрой в фельдшерском пункте. Вот только дочка не получила специальность, после школы в колхоз пошла работать, потому что Лёня был там конюхом. Она даже и не думала уезжать в город на учебу, дав понять родителям, что с любимым разлучаться не будет.
С тех пор и повелось - если долго не было писем от Леонида, то Глаша вновь ходила с печальным взглядом и опущенными уголками губ. Но стоило ему прислать весточку, то тут же в ее глазах загорались искорки. #опусы При этом она не уставала молиться, отчаянно, жарко, от всего сердца...Тимофей Алексеевич похлопотал и Глаша стала работать при школе, обучая девочек шитью и ставя номера, когда приезжали люди из города. А летом возвращалась в поле, где работы на всех хватало.
Так было до марта 1945 года. Именно тогда она получила от Леонида последнее письмо. Когда объявили победу, она вместе с другими вышла на улицу и лихо отплясывала, а сердце ее билось в предвкушении скорой встречи с любимым. Ну и пусть два месяца не было весточки, бывало ведь и дольше ждала, дважды по полгода не было ни строчки...
Но вот уже конец мая, июнь, наступил июль, а Леонида все нет и нет.
- Зинаида Степановна, ну как же так? Неужто не было от него ни строчки, ни слова, - умоляюще смотрела она на мать Леонида.
Та, пряча глаза, тихо ответила:
- Нет, Глашенька. Не было от него ни строчки, ни словца. Сама жду, сердце все изболелось...
- Может быть, Гриша что-то знает? - у Глаши была надежда на то, что вернувшийся месяц назад брат Лёни знает, что с ним.
- Ничего он не знает, Глаша, иначе мне бы сказал...
А в конце июля, ранним утром, придя на работу, Глаша узнала неприятную новость - вся семья Леонида уехала из села. Мать, брат и две сестренки.
- Как же так? Вчера я только видела Зинаиду Степановну и Гришу, слова не сказали, - подбежав к председателю, Глаша жалобно смотрела ему в глаза.- А сегодня, говорят, за ними полуторка приехала на заре, вещи погрузили и отбыли.
- Все верно, - кивнул председатель. В их доме станут жить Ивановы. Месяц назад Григорий принес бумажку, он служить будет в Беларуссии, вот и решил вместе с семьей туда перебраться.
- Как месяц назад? - Глаша отпрянула. - И никто ничего не знал? Отчего Гриша молчал? А вы?
- Просили не говорить, вот я и молчал. Что же я, сплетник, по твоему?
- Нет, что вы, Кирилл Захарыч.. - пробормотала Глаша. - Но отчего делать такую тайну? А как же Лёня?
Она зажала рот рукой.
- Глаша, ты чего? Что за ужас в твоих глазах?
- Я поняла, - слезы текли из ее глаз. - Я всё поняла! Они уехали все, потому что знали - Лёня сюда не вернется, иначе Зинаида Степановна ждала бы сына!
- Не хорони его раньше времени, девка, - покачал головой председатель. - И иди работать, чтобы голова не дурными мыслями была забита.
****
Два месяца Глаша изводила себя разными мыслями, представляла каждый раз возвращение Леонида, выходила к проселковой дороге и смотрела на горизонт. Но он не возвращался, и писем от него не было...
- Не могу я больше, Кирилл Захарович, - плакала она в кабинете у председателя.- Скажите, куда они подались? Я хочу знать правду, я хочу знать, как мне молиться за Лёнечку - как за живого, или за усопшего.
- Уборка урожая, Глаша, ну как я тебя отпущу? Работать иди... И это, Глаша.. - он почесал макушку. - Ты про молитвы свои поменьше говори.
- Отчего же? Сам товарищ Сталин в сорок третьем дозволил открыть монастыри и храмы.
- И все же.. Ты комсомолка, не пристало тебе поклоны перед иконой бить. Делай это не так открыто. А после уборки урожая можешь уехать, но обещай мне - что бы ты не узнала, ты не должна опускать руки и обязана помнить, что ты молодая и очень даже красивая девушка.
Глаша замерла, потянув за ручку двери. Председатель что-то знал. Наверняка, так и есть. Она обернулась и посмотрела на него, но Кирилл Захарович отвел взгляд и уткнулся в бумаги. Ах, старый друг ее отца. Она знала его с детства, когда-то он для нее был просто дядей Кириллом, но едва его избрали в председатели колхоза, как она вместе со всеми стала называть его по имени-отчеству. Так и привыкла. Но сейчас, вернувшись и сев за стул, она тихо произнесла:
- Дядя Кирилл, что я не знаю?
- Иди, работай, Глаша. Иди, недосуг мне с тобой тут разговоры вести, работать надо.
Глаша вновь пошла к двери и задумчиво вышла из сельского совета. Она ничего не понимала, но знала одно - от нее что-то скрывают. И вдруг ее сердце пронзила боль - а что, если Леонид умер и она найдет вместо любимого его могилу? Но почему не сказать об этом сейчас? А вдруг другую он нашел? Но тогда дядя Кирилл ни за что бы ее не отпустил...
****
Поезд мчал ее по белорусской земле. Вот еще немного и она узнает правду. Она держала путь в Клецк. Маленький городок, в котором она быстро найдет семью Леонида.
Так и было - в справочном бюро уже через два часа после ее обращения ей выдали адрес Зинаиды Степановны. Она шла по улице и смотрела на номера домов, написанных краской или мелом. Вот, двадцать третий дом. Добротный, крепкий, во дворе чистота и порядок, как всегда было у Зинаиды Степановны. Чувствовалась ее рука. Она подошла к калитке и постучала, тут же залаяла собака, а потом и сама хозяйка вышла. Глаша едва сдерживала биение сердца. Она нашла их!
- Зинаида Степановна, здравствуйте.
Женщина, скрестив руки на груди, ахнула, увидев девушку.
- Глаша! Как же так? Как ты нашла нас?
- Человек не иголка в стоге сена... Так вы разрешите войти?
- Входи, милая, раз приехала, - но на лице женщины не читалась радость, наоборот, она будто была испуганна и растерянна. И прогнать она ее не могла, не по-людски как-то...
Они вошли в дом и Зинаида Степановна сразу закрыла дверь в комнату.
- Так зачем ты приехала, Глаша?
- Я хочу знать правду. Где Леонид, почему он не пишет, и отчего вы так уехали из села - тихо, будто мышки?
- Мама, кто там, Анна Ефимовна? - услышала Глаша и оцепенела - это был голос ее Лёнечки. Отодвинув в сторону слабо сопротивляющуюся женщину, Глаша рывком распахнула дверь и приросла ногами к полу: на кровати, откинувшись на подушки, полулежал Леонид с газетой в руках.
- Лёня.. - она хотела крикнуть, но ком застрял в горле - он лежал под одеялом и страшная догадка пронзила ее. Подойдя к кровати, она откинула одеяло и закричала - у ее любимого не было ног.
- Поэтому я не хотел тебе писать, я хотел, чтобы ты считала меня без вести пропавшим или погибшим. Почему Кирилл Захарович позволил?
- Потому что не хотел брать грех на душу, иначе я бы за тебя, как за погибшего бы молилась, - плакала она навзрыд.
- Теперь ты все знаешь, - с горечью ответил Лёня...
****
- Я не уеду, - упрямо повторяла Глаша. - Не уеду!
- Дочка, мне, как матери, очень приятно и радостно видеть твой настрой, твою храбрость и мужество. Но я женщина и понимаю - рано или поздно ты устанешь, у тебя закончатся силы...
- Мне поможет моя любовь. Я так ждала его все четыре года, я так молилась! И не отступлю! Меня не пугают трудности, мы их преодолеем.
А вечером Глаша писала письмо родителям, где поведала, что на подступах к Гдыне Леонид потерял обе ноги, но выжил. Что он не хотел возвращаться и писать ей письма, потому что не желал взваливать на ее плечи такое бремя. Она написала, что несмотря на то, что он стал калекой, она все же его любит и не бросит в такое трудное время.
- Я буду молиться за тебя, - прошептала ей Зинаида Степановна. - Чтобы твоя любовь и твое мужество преодолели все трудности.
****
Весной, когда распускалась сирень, на улице сидела вся семья Беловых. Женщина лет пятидесяти учила семилетнюю девочку читать, а трехлетний мальчик устроился на траве и гладил щенка. Мужчина без ног щурился от весеннего солнышка и тихо что-то рассказывал своей прекрасной рыжеволосой жене. Ее зеленые глаза излучали счастье и любовь, которые она смогла пронести через трудности.
Да, пусть у них не было своих родных детей - сутки, проведенные в ледяной воде сказались на его здоровье, но Глаша не опускала руки и предложила Леониду взять сироту из детского дома. Когда они увидели Катюшу, сразу решили взять ее, но так как у Катюши еще был брат Матвей, то пришлось забирать обоих.
- Ну а что, теперь у нас и правда полная семья - сын и дочь. Что еще нужно для счастья? - смеялась Глаша.
- Моя любимая жена, ты вновь вернула мне радость и счастье. И я за это благодарен тебе буду. - он сжал ее руку и приобнял.
- Счастье вернул мне ты. С тех пор, как я нашла тебя, я не знала ни несчастливого дня, - склонив над ним рыжеволосую голову, Глаша улыбнулась.
Счастье их было недолгим, в 1952 году Леонид умер, сказались полученные раны. Но Глаша до самой своей смерти знала - годы, проведенные с ним, были самыми радостными в ее жизни...
Автор рассказа писатель Хельга
Георгий Жаркой
Чужое есть чужое
Знакомая пустила молодую женщину в свою квартиру на две ночи. Так получилось, что ночевать негде – искала съемное жилье.
Разрешила, а сама уехала к матери.
И вот женщина приехала, прилегла отдохнуть – заснула. Голод разбудил, надо что-нибудь приготовить, а в магазин идти не хочется – лень.
На кухне открыла холодильник, а там чего только нет! Появилось желание чужими продуктами воспользоваться. Были сомнения, конечно, стоит ли? Вдруг неприлично? Но быстро успокоилась: немного возьму – крошку.
Закрыла дверцу и неожиданно увидела магнит на боковой стенке: «Чужие здесь не ходят».
И тут же опомнилась – стыдно стало. Заставила себя пойти в магазин, приготовила скромный ужин. Есть было легко и приятно, а чужим куском подавиться можно.
Двое парней решили погулять и выпить, а денег нет. Один сказал: Посиди на скамейке, а я бабулю раскручу. Быстро я».
Пришел к бабушке, деньги просит: «Бабушка, сегодня вечером с девушкой встречаюсь – в первый раз. Хочется подарить букет, а у меня ни копейки! Родители не дадут, да и говорить про девушку не хочется. Рано еще сообщать, а ты все поймешь. Мне бы тысячи две, больше не надо».
Она ответила: «Не жалко мне, одно пойми: дарить тому, кто тебе нравится, свое нужно. Заработал, купил, только тогда польза будет».
Дала деньги, и молодые люди отправились в небольшой бар. Хорошо посидели, даже закуску купили. Только что-то пошло не так: отравились оба, два дня болели.
А бабушка про первое свидание спрашивать не стала. Почувствовала, наверное.
Женщина купила у подруги норковую шубку. Дешево подружка продала, потому что лет пять носила, и захотелось новую, чтобы себя порадовать.
Купила женщина, с удовольствием надела, и приятно, что сэкономила.
Через день вместе гулять пошли, случайно встретили общую знакомую, остановились поговорить.
Знакомая тут же заметила новую шубу: «Боже, как здорово, и тебе подходит». А той, которая поношенную надела, ничего не сказала – не заметила.
Пришла домой, удовольствие растворилось. Положила на диван, с равнодушием смотрела, будто это не шуба, а полотенце.
#ГеоргийЖаркой_