🍀🌼🍀🌼_______________________________

Бурьян от тети Маши (рассказ)
Соседка Сурковых Ираида была не очень адекватная, мягко говоря. Ну, а как иначе? Целое лето она возится со своим огородом. С шести утра уже ковыляет открывать теплицы и крутится среди трех с половиной грядок до поздней ночи. Дети приедут с Питера на выходные — и не пожалеет сердешных, запряжет в какую-нибудь работу. Так было бы дело, а то ведь — смех. Как в армии: круглое тащим, а квадратное катим. Все в округе отдыхают, шашлыки жарят, после баньки благодушничают с пивком, кваском, а эта гоняет своих: дочка одуванчики косит, зять их граблями сгребает, внук поливает листики на яблоне. Серьезно!
Галя Суркова как глянула, аж вся передернулась.
— Витя, посмотри, что выделывает!
Витя посмотрел, репу почесал и возблагодарил бога, что нет у него тещи. Хоть и грех это, но все же. Галя не унималась:
— Позавчера Люба ведь под корень траву срезала. Стерва фиолетовая, ну не даст ребятам отдохнуть.
Фиолетовая, потому что крашеная. Кличка номер два — Пиноккио. За шапочку с помпоном, которую Ираида носила по утрам и вечерам в любую погоду.
У Сурковых с Ираидой велась холодная война. Из-за чего? Да не из-за чего. Просто. До этого соседка исправно приходила к ним поболтать — посплетничать, пожаловаться на дядю Степу Зайчикова, соседа из дома напротив.
— Ой, вы не представляете, до чего мужик противный! — сокрушалась Ираида. — Каждый год, как уеду на зиму, передвигает мне забор. Жадный, хитрый, от свежего г... открестится.
Сурковы тогда еще начинающими дачниками были, всем верили. Полтора часа Ираида ноет и мозг выедает, потом уходит, румяная и счастливая. А у Гали голова раскалывается. Вите выпить хочется, хотя и не алкоголик он вовсе. Проходит некоторое время, и к Сурковым прибегает Степан, взъерошенный и злой.
— Опять эта вам про меня хрень всякую трепала? Ах, ну и стееерва. Забор я ей зимой переставлял, это ж надо!
И пошло-поехало: тра-та-та, еще на два часа. Какой дядя Степан честный, неподкупный, как он раньше начальником был, как хорошо жилось в стране при Брежневе, как сын Боря доцентом стал...и так далее, по накатанной. И тоже уходит весь довольный. В итоге — дела не сделаны, обед не сварен, гряды не вскопаны и от бани пока один только фундамент. Зла не хватает просто! И, главное, сил никаких ни на что не остается. Доползут Сурковы до раскладушки еле-еле, глаза слипаются, а сна нет, как не было!
И так — все лето. Осенью Ираида со своих трех с половиной грядок урожай соберет и в город отчалит. Уже легче. Дед Степан один остается, но Сурковых не забывает. Только супруги за стол сядут или телевизор включат, стучится. Устроится в уголке и давай свою песню: как он тремя сотнями человек командовал, как к нему вчера цыганка вломилась и чуть не обокрала (господи, где он цыганку нашел среди зимы), какой сын у него Боря, доцент, хороший. Ой, батюшки, куда от него деться-то!
В общем, у Сурковых натуральный нервный стресс. Они даже хотели дом продать. Потому что это не отдых, а сплошная каторга.
— А может, просто забор на два метра высотой поставим? — спрашивал Витя.
— Может быть, и поставим. Тогда ни полей, ни речки не увидим. Будем жить как два сыча, взаперти, — сомневалась Галя.
Пока решили подождать. Но зима прошла, кошмар продолжился. Галя на огород — Ираида к ней. Витя инструмент для стройки разложит — Степан бежит. А если решат шашлык пожарить — на запах кто-нибудь да прилетит. Сами не едят, отказываются. А при них — кусок в горло не лезет.
***
— Здравствуй, Галинка, — улыбчивая тетя Маша, подошла к колодцу, пока Галя набирала воду, — как оно, устроились?
— Да живем потихоньку, — невесело ответила Суркова.
— В том-то и дело, что «потихоньку», — тетя Маша пристально посмотрела на Галю. — Достают вас вампиры, а?
У Гали ведро обратно в колодец полетело громыхая.
— А?
— Не прикидывайся, не надо, — посуровела Маша. — Пойдем-ка, чайку попьем. Только т-с-с-с, никому, даже мужу ничего не говори. Поняла?
Галя поняла. Хотя, ничего не поняла. Но ведь любопытство женское сильнее кошачьего.
Пошли. Еле-еле через бурьян к домику пробрались.
— Тетя Маша, что же вы... Попросили бы нас покосить. У нас триммер — зверь, а то я все руки ошпарила.
Хозяйка усадила за стол Галю, но вместо чая поставила бутылку красненькой.
— Хорошая наливка! На листу смородовом и клюкве! Пей, знай, не стесняйся.
В избушке было чистенько, беленько. На столе скатерка свеженькая, пирожки пышные, огурчики малосольные. На подоконниках — герань. А во дворе — крапива. Странно. Маша по рюмкам винцо разлила. Галя выпила. Вкусно!
— Во дворе бурьян для дела! Я от вампиров спасаюсь!
— Что-о-о?
— Дураков сто! Ты, девка, что думаешь, все так просто? Нет, моя милая. Бурьян от кровососов — первое дело! Они за калитку ко мне не ходят. К таким дурам, как ты, шастают.
Галя остолбенела просто.
— Да что вы несете такое, чушь! Какие вампиры!
Маша налила еще по одной. Выпили. Закусили.
— Вампиры не кровь пьют, а энергию! Голова болит? Слабость чувствуешь? Вот тебе и ответ — Ираида со Степкой насосутся и рады. А вы — в лежку!
Наливка в голову ударила. У Гали язык начал заплетаться.
— Ну, хорошо, допустим. И что?
— Вот я и говорю, запусти на год хотя бы свой огород. Не поли, не паши, не сей. Пускай крапива и колючки растут. И увидишь: никакая тварь к тебе не полезет, — тетя Маша опять наполнила рюмочки. — Ты смотри, ни одного соседа рядом, все уезжают или помирают. Эти на голодном пайке столько лет сидят. Ну, Ираидка, положим, в городе подзаправится. А Степке — худо. А тут вы, молодые, энергичные. Степе девятый десяток, а вкалывает за десятерых. Ираидка троих мужей похоронила, а сама? Цветет! Смотри, тебе жить. А главное, терпи. Эти лютовать начнут — не слушай! Эта наливочка — волшебная. Всю нечисть отбивает на раз-два!
Галя опьянела с наливки, тетка Маша у нее в глазах двоится начала.
— Теть Мань, у вас с чем пирожки? Вкусные!
— С улиточками, с лягушечками, ха-ха-ха, — Маша смеется и двоится, смеется и двоится...
Галя провалилась в черноту.
Проснулась Суркова дома, на своей кровати. Витя над душой стоит, ругается.
— Галя, ну ты мать, и напугала меня! Как тебя угораздило?
Галя голову подняла. Думала, на две части расколется. А нет, хорошо все, легко.
— У тети Маши вино пила.
— У какой Маши?
— У Федоровой. На другом краю деревни.
— Ты дура, что-ли?
У Гали вдруг мороз по коже. Что за морок на нее нашел? Какая, блин, тетя Маша? Ее еще в прошлом месяце похоронили! Вот и бурьян!
— Тебя Петровы привезли! Солнечный удар! Хорошо — медики оба! Валялась у колодца на солнце. Без сознания! Что такое, сколько раз говорил: панамку, кепку надень! Платок намотай! Перед кем тут выкобениваться?
А Галя не слушала. Думала.
Хотите — верьте, хотите — нет, но хоть и ругал Галю Витя за придурство, но огород на заднем участке двора был запущен. Целый год росла там всякая сорная трава. Козы фермерские, прочухав, что нет забора, паслись в бурьяне с удовольствием. И, главное, Ираида резко переменила к Сурковым свое отношение. Даже здороваться перестала. А дед Степан на зиму решительно передумал оставаться, укатил к сыну-доценту уже в конце ноября. Весной вернулись, но обходили Сурковых за версту.
Что такое? На дороге один раз с Фиолетовой столкнулась, та аж отпрянула. В автобусе на другое место, подальше от Гали, садится, как от чумной открещивается. А Степан в доме прячется и к автолавке самый последний выходит. При встрече не разговаривает. Заговоренные Сурковы, что-ли? Или наливочка помогла?
Правда, ходили слухи, что Ираида со Степаном объединились во вражескую коалицию. Дескать, Сурковы их заборы куда-то двигают, а у Ираиды вообще, все горшки рассадные из теплицы стибрили. Совести-то нет у людей!
Галя оборону крепко держала и в распри не вступала. Спокойно зажила, весело... Правда, Фиолетовая Ираида-Пиноккио издалека все-таки вредила: всякой ерундой гостей своих доставала. Ну, так и что? Есть, о чем с мужем посудачить. Бурьян они, конечно, скосили и плодовый сад насадили. И забор поставили, правда, простенький, из штакетника.
***
На улице — пополнение. Купили дом молодожены. Теперь Ираида со Степаном туда бегают и не дают молодым делами заниматься. Издали видно, по часу над душой стоят и руками машут в сторону Галиного дома. От одиночества, наверное. Хочется ведь с соседями пообщаться, на Сурковых пожаловаться. Бог с ними. Пусть развлекаются.
Хотя... На днях Гале тетя Маша приснилась. Стоит и пальцем грозит!
Галя проснулась, прям мокрая вся. И не знает, правда это, или приливы-отливы начались. Ох. Наверное, придется спасать ребят. Доконают их вампиры. И тоже, как про клятый бурьян рассказывать, отбреют и пальцем у виска покрутят. Не хочется Гале надоедать молодым, сами тогда кто они, Сурковы, будут? Такие же энергососы, если не хуже.
---
Автор рассказа: Анна Лебедева
🍀🌼🍀🌼_______________________________
Двухколесное счастье
— Алло, здрасти. Я насчет велосипеда звоню, продаете еще?
— Да, здравствуйте, продаю-продаю.
— А причину продажи можете сказать? Модель, судя по фото, очень хорошая, а цена занижена. Что-то требует ремонта?
— Да тут, понимаете, какая петрушка... Я его купил год назад, а так ни разу и не прокатился. Стоит на балконе, место занимает, бесит всех: меня, жену, кота. А цены взлетели. Он год назад столько и стоил. Будете брать?
— Ой, слушайте, я сейчас глянул внимательнее объявление, мы с вами в разных городах. Я в Казани, а вы Рязани.
— Эх, ну да, немаленькое расстояние.
— Да уж, доставка дорогая будет, я лучше у себя в городе еще гляну.
— Не-не-не-не, погодите, давайте я доставку на себя возьму, раз уж он вам понравился.
— Извините, я деньги наперед вам пересылать не буду.
— И не нужно. Отдадите при получении, устроит?
— Хм. Ну, в принципе, думаю, что да.
— Вот и договорились. Я тогда сегодня этим займусь, у меня тут отпуск нарисовался, времени много. Вы-то дождетесь?
— Да мне не горит. Дождусь.
— Супер, присылайте адрес и контактные данные. Меня, кстати, Вася зовут.
— А меня Ренат.
— Приятно, познакомиться. Тогда до связи!
— До связи!
Ренат недавно загорелся идеей купить велосипед. Он долго изучал отзывы на разные модели и нашел несколько подходящих вариантов. А тут это объявление. Невероятная удача. Да еще и с бесплатной доставкой прямо до дома, как обещал Василий.
Прошел день, второй, третий. От Василия ни слуху ни духу. Лишь короткое сообщение: «Товар в пути, ориентировочное время прибытия — вторник в 19:00».
Во вторник — ни звонка, ни сообщения. Телефон у Васи не отвечает.
«Ну и ладно», — подумал Ренат, который уже успел остыть к своей затее и решил, что без велосипеда можно вполне себе обойтись.
На следующее утро, когда он вышел из подъезда, раздался звонок.
— Алло, алло, Ренат? — пыхтел в трубку чей-то мужской голос.
— Да. Это кто?
— Это Вася, нас... нас... насчет велосипеда. Вы дома?
— Нет, только вышел. Вы его уже выслали? А то, знаете, я тут подумал...
— Выс... выс... выслал. Погодите пять минут, не уезжайте.
Ренат ничего не понимал. Он стоял возле подъезда и разглядывал угол дома, из-за которого, видимо, должна была появиться курьерская машина. Но тут кусты рядом с ним зашелестели, раздвинулись, и из них на велосипеде, точно зверь из засады, выехал красный, сырой от пота мужчина с огромным рюкзаком за спиной.
— Вася, — протянул потную ладонь мужчина, как только упер подножку велосипеда в асфальт.
— Ренат, — недоуменно произнес Ренат. — Вы что, на нем сюда приехали?
— Ага, — переводя дыхание, произнес Вася. — Неделю ехал. Я же говорю, отпуск у меня, решил вот прокатиться хотя бы разок напоследок. Вы знаете, так здорово! Я в лесах жил, парках, от кабанов спасался, от дорожной полиции удирал и каких-то маньяков. Так сильно похудел, что пришлось на рынке новые штаны купить. А вчера позвонить не мог — сеть в дороге не ловила, вы уж извините.
— Ну ладно, я вам добавлю немного за расходы. — Ренат потянулся к рулю велосипеда.
— Не, — отмахнулся Вася, — не надо. Вы знаете, я еще кое-что хотел сказать. В общем, я продавать передумал.
— Передумали? — Ренат не верил своим ушам, глядя на запыхавшегося дядьку, который только что проделал гигантский путь.
— Ну да. Решил оставить.
— Оставить? Ну... ну ладно, не страшно. Но вы же могли просто позвонить, как сеть появится. — Ренат смотрел на Васю как на безумца.
— Решил у вас лично прощения попросить за беспокойство. Ладно, поеду я, домой надо.
— На нём?!
— Ага, у меня еще две недели отпуска. Вы, если другой купите, пишите — вместе покатаемся. Хорошая модель, кстати. Рекомендую, — сказал Василий и, убрав подножку, поехал прочь.
«Интересное утро, — подумал Ренат, глядя на удаляющуюся спину Василия. — Хорошо, что у него не магазин нижнего белья с доставкой».
Весь день Ренат размышлял о произошедшем. Перед глазами стояло довольное лицо Василия, а в ушах звучал его безумный рассказ. Вечером Ренат написал заявление на отпуск за свой счет и поспешил в веломагазин, где нашел ту самую модель.
— Алло, Василий? А вы далеко уехали? Можете меня подождать? Я скоро буду.
**
автор: Александр Райн
А ПОТОМ Я УМЕР. НОЧЬЮ. ТИХО. ВО СНЕ... Из детства я почти ничего не помнил. Только вот одно. Вечер, наверно, ночь. Я должен спать, а не сплю. Мы с мамой живем в однушке на метро Аэропорт. Моя часть комнаты – отгорожена стенкой – стенка из лакированного темно-коричневого шкафа. Когда его нижняя дверка чуть приоткрыта, то она отражает телевизор, который включен в маминой части комнаты. Мне смотреть телевизор нельзя, но чуть приоткрыв лакированную дверцу шкафа, я смотрю его отражение. Ночь. Работает телевизор. У нас всегда работал телевизор. Я смотрю его отражение в чуть приоткрытой дверце. А мама не смотрит, она здесь, у меня в половинке, за секретером. Пишет. Лампа освещает её лицо. Мама красивая, молодая. Она делает переводы с немецкого. Подрабатывает. Мы с ней вдвоем только. Папы у нас нет. Мама подрабатывает, чтобы меня кормить. А больше из детства я ничего не помнил. Не знаю, почему. Потом я стал взрослый. Взрослым я был много десятилетий. И никогда не вспоминал детство. У меня и детских фотографий не было особенно, а на телекамеру тогда не снимали. Хотя одна фотография была – лежала в ящике. На ней мне лет пять, наверно. Или четыре. Рубашка в бело-голубую клеточку. Челка пострижена ровно, но маминой рукой забрана в сторону – мама всегда мне поправляла челку. Открывала лоб. Всегда. Это в каком-то ресторане. Мама много работала с немцами. И, когда они приезжали, мы ходили в ресторан. На фотографии я очень радостный. Передо мной тарелка. Я, задрав руки вверх, хлопаю в ладоши. Слева от меня какая-то немка – её я не помню. А справа – мама, она смотрит на меня немного строго. После только один раз за всю длинную взрослую жизнь я спросил у мамы про эту фотографию. Что на ней? Почему она так строго на меня смотрит? Мама ответила, что я тут разошелся, меня забавляло, что мой немецкий сверстник не может понять моей простой фразы «Меня звать Боря. А тебя как?» И я повторял ее много-много раз. А он не понимал. #опусы Я говорил громко. На наш столик стали оборачиваться. Это было очень давно. Это было так давно, что как будто бы этого не было. Я стал взрослый. И никогда не вспоминал ту комнату на метро Аэропорт. А потом я умер. Не знаю, почему. Ночью, тихо. Во сне. С утра мы с женой собирались в «Ашан». А я умер. Не знаю, почему. Сначала как будто ничего не поменялось. Потом длинный коридор со светом – ослепительным светом в конце. Все так, как я про это читал, когда был живой. Я много про это читал. Вот понесло по коридору. Страха совсем не было. Не знаю, почему. Хотя я был совсем один. Ангела-Хранителя я не видел. Хотя читал, что он должен быть рядом. Может и был, но я не видел. Меня несло к свету. К Свету. И все осветилось. Свет стал комнатой. Просторной. С большим окном. Тихо. Выключенный телевизор, сложенный диван, чеканка на стене. Часть комнаты отгорожена шкафом. Прохожу в ту половинку. Маленькая кровать застелена ватным одеялом, сажусь на её край. Лакированный шкаф отражает меня. А нижняя дверка приоткрыта. И она отражает телевизор. Выключенный телевизор. А потом я увидел его. За секретером. Ноги не доставали до пола. Рубашка в бело-голубую клеточку. И челка, забранная набок. Он сказал: — Меня звать Боря. А тебя как? — Боря. — Я тебя ждал. — Долго? — Всю твою жизнь. Из детства я почти ничего не помнил. Я почти ничего не помнил из времени, когда не было греха. Когда была только мама. Я посмотрел на лакированную дверцу шкафа. Побежало отражение. Телевизор включился? Посмотреть на экран мне было нельзя – только на это отражение. Ясно-ясно, на лакированном квадрате бежало всё то, чего я… не сделал, когда был живой. Тысячи «прости», которых я не сказал… Я увидел себя храбрым – там, где в жизни струсил. Честным – там, где соврал. Чистым – там, где блудил. Любящим – там, где раздражился. Соболезнующим – там, где осудил. Простым – там, где рисовался. Промолчавшим – там, где слепо «отстаивал собственное Я». Щедрым – там, где искал своей выгоды. Лакированная дверца отражала людей, которых я хорошо помнил, которые жили рядом со мной. Которых я касался каждый день. И я увидел, что не знал их болей. Эти боли открылись мне только сейчас на этом экране. Я совсем не знал этих своих близких людей. Я совсем не интересовался ими. Я увидел слабых, которым была нужна моя сила, но они её не получили. Тех, кого я мог спасти и не решился. Я увидел себя весёлым и легким – там, где был унылым и подавленным. Подавленным от того, что сам же делал в жизни. Или не делал… Я увидел, как радуюсь за тех, кому в жизни завидовал. Как искренне рад их успехам и победам. Я увидел, как уступил в споре, в котором, пока жил, так и не уступил. Не знаю, почему. Я увидел, как не прошел мимо драки, влез, получил, но разнял – хотя в жизни я тогда опустил глаза и прибавил шагу. Я увидел её – маму моих детей. И увидел, как она любила меня и молилась за меня. Как я мог привыкнуть к ней, как мог раздражаться на неё? Не принимать того, что и было больше всего её красотой? Как я мог так изуродовать наши отношения? Как я мог своими же руками порвать нашу связь, почти уничтожить семью? Куда меня несло? Зачем?… Я увидел время, которое у меня на самом деле было, хотя казалось, что его никогда не хватает. Я видел себя тем, кем я не сумел быть. Я видел себя мужественным, отцом, очень молодым, очень верным, очень сильным. Очень счастливым. Я видел свою жизнь глазами того, кто её только начинал, кто когда-то смотрел в отражение этой лакированной дверцы – как в далекое будущее. Ведь «теле-визор» — это показывающий издалека. Смотрел взглядом и сердцем, не знающим греха, а значит и не знающим беды. И не знающим смерти. Разве могла иначе сложится жизнь такого сердца?! Она могла быть только такой, какой её показывала дверца. Почему же на самом деле так не было? Я посмотрел на него. На того, кто мне вручил себя. Кто мне поручил себя. Он сам не мог сделать того, чего хотела мама, когда ночами подрабатывала за этим секретером на то, чтобы он стал Человеком. Он поручил это мне. Что мне ответить теперь ему? Как я распорядился всем тем, что мне было отдано со всей нежностью, со всей его горячей верой и детской беззащитностью? Что я сотворил с тобой?! Что я сотворил со своей жизнью? Что я наделал? Я спросил: — Как мне теперь быть? Он спрыгнул со стула у секретера. Бежевые сандали с расстегнутым ремешком зашаркали по паркету. Он подошел ко мне. И только изо всех своих детских сил обнял мою голову. Что он мог мне сказать? Он только вытирал мои слезы. Не давая ни одной упасть на пол. Он только ловил мои слезы. Детская рука гладила мои волосы. Я вжимался в него, задыхаясь от слез, не в силах выговорить беспомощное «прости, прости меня… прости меня, если сможешь, прости меня, пожалуйста»… А потом всё осветилось. Борис Корчевников
♥️⚜️♥️⚜️♥️⚜️♥️
Из цикла "Праздник каждый день!.."
ПРОФЕССОР КИСЛЫХ ЩЕЙ...
(Записки очкарика)...
Сегодня у нас совсем необычный праздник, друзья!..
Сегодня у нас - День очков!..
И я надеюсь, что читатели поймут, почему я - очкарик с 60-ти летним(!!!) стажем! - не смог пройти мимо такого события...
...
Говорят, что я научился читать в четыре года!..
Родители этим фактом в свое время очень гордились, особенно отец - очень уж он хотел, чтобы я стал вторым Бобби Фишером, не шучу!..
В те годы гениальный шахматист только-только добился первых успехов, его имя было на слуху у всего мира и мой отец - неисправимый оптимист - решил, типа, а чем мы хуже, мы тоже, мол, не лаптем щи хлебаем и все в том же духе, купил шахматы, научил меня первым премудростям, я даже обыгрывал взрослых дяденек, помню, папка ходил гордо выпятив грудь и его, детдомовца, можно понять и простить хотя бы за то, что он все делал искренне, в том числе и приучал меня к шахматам, по глупости разрешая мне читать газету "Советский спорт" с мелким шрифтом, а тут ещё и освещение в те годы было далеко не на высшем уровне, электричество было не в каждом доме, керосиновая лампа была обыденным атрибутом, я это хорошо помню...
- В общем, Сашка, сгубили мы тебе зрение, дураки, прости нас с мамкой, мы же хотели, как лучше! - вот так отец объяснял мне через много лет те свои элементарные педагогические ошибки и упрекнуть его, детдомовца, сегодня у меня рука не поднимается...
...
До первого класса никто и понятия не имел о моей близорукости, читал я без проблем книжки: и про Карлсона, и про Человека Рассеянного, и про "Несу косу на плечах", даже в школе, куда меня отдали в первый класс, молодая и неопытная учительница ни сном, ни духом, как говорится, сидел я на последней парте, ничего не видя на доске, от скуки рисовал в тетрадках самолёты к ужасу этой училки, ходила она к нам домой почти каждый день, дожидалась с работы моих родителей на лавочке у ворот, жаловалась, мама меня ругала, потом плакала, а тут бац - в октябре месяце мы переехали в другой район, школа сменилась и уже на первой минуте первого же урока моя "вторая мама" Мария Александровна поняла, кто перед ней...
Вот тут-то все и началось!..
Во-первых: очки с нужными диоптриями купить в нашем городке было невозможно и выписывали родители их аж из самого города Ленинграда!..
Во-вторых: очки в те годы, вообще, были в диковинку, не то, что сейчас, я был единственным очкариком во всей начальной школе, на меня, как на слона, ходили глазеть ребятишки из других классов, я злился, кидался на окружающих с кулаками, смех и грех!..
Ну, а в-третьих: очки по почте "шли" из Ленинграда почти месяц, а били мне их в школе на первой же перемене!..
Каждому хотелось мои очки примерить, я не давал, упирался рогом, возникала потасовка, стихийно или организационно перерастающая в драку и...
Домой я шел, как на Голгофу, с обломками новеньких очков в кулаке...
У нас дома даже стояла под кроватью специальная огромная такая коробка с обломками разбитых очков, приходилось иногда - в ожидании очередной посылки из Ленинграда - из этих "запчастей" лепить и клеить изолентой хоть какое-нибудь подобие очков, чтобы не пропускать в школе тему на уроках, много чего можно вспомнить, ох и много!.
И такая незавидная житуха была тогда у всех пацанов-очкариков, хоть у кого спроси!..
А тут еще - "на ту беду" - увлекся я хоккеем и если очки не успевали мне разбить в драках, то уже на хоккейной площадке это происходило практически через раз - то шайбой прилетит в лоб, то клюшкой кто-нибудь саданет в игровом азарте!..
Мама кричала, папка отвешивал подзатыльники, а что толку, не привязывать же меня к батарее?..
Боже мой! - сколько я перебил этих очков, не сосчитать ни на каком компьютере!..
А сколько раз очки "подводили" меня в том плане, что это было "особой приметой", типа: натворим мы чего-нибудь, всем все сходило с рук, пацан, да и пацан, поди разбери, все в одинаковых штанах, в одинаковых телегрейках, а про меня тут же говорили, мол, а этот был, в очках который, он тут у них главный закоперщик, и все, капец, дома меня ждала "баня"!..
Из-за этих очков и прозвище у меня тогда было самое обидное - Профессор...
Причем, мало того, что Профессор, так ещё и добавлялось - Кислых щей!..
Как я обижался на это, кто бы знал!..
А кому понравится, если ты идёшь смотреть "Кавказскую пленницу", а тебе из каждой подворотни кричат вслед:
- Профессор кислых щей!..
Я бесстрашно кидался на обидчиков, они разбегались, я швырял им вдогонку кирпичи, они опять дразнились, я менял маршрут, но и в новых подворотнях меня уже поджидали:
- Профессор кислых щей!...
Обидно было до слез...
...
И в любимой мною самодеятельности из-за этих проклятых очков я играл только очкариков: от Инженера из "Кем быть" до того же Профессора в студенческих миниатюрах, какой тут Гамлет или князь Мышкин?!.
Вся жизнь в очках, обалдеть!..
Причем, с годами, очки ничуть мне не мешали: и в театральное училище я после школы поступил без проблем, и первая моя жена-красавица из всей оравы нормальных парней выбрала именно меня, очкарика, и сегодня я привык к своему статусу, как будто так и надо...
Так что, милые мои читатели-очкарики, с Праздником нас, друзья!..
Счастья нам, очкарикам, здоровья и всего самого наилучшего!..
И пусть весь остальной мир знает, что очкарики...
Очкарики - они такие же люди, как и все!..
Только очень умные!..
И - хорошие!..
⚜️♥️⚜️♥️⚜️♥️⚜️
Александр Волков..
♥️⚜️♥️⚜️♥️⚜️♥️
По закоулкам памяти...
ФУЭТЕ...
Не знаю, у кого как, но в моем детстве в нашей семье авторитет отца был непререкаем, хотя папка был человеком скромным, но мама культ отца создавала, как сейчас я понимаю, намеренно, ей так было легче управлять мною, страшно непоседливым и шустрым пацаненком...
" Все отцу расскажу!" - это фраза для меня была равносильна расстрелу, электрическому стулу и гильотине, вместе взятыми, тут же приводила она меня в чувство и я бросался исправлять свои "косяки", пока папка не пришел с работы...
Все мое детство этот мамин прием действовал безотказно!..
Хорошо это было или плохо, я не знаю, но это было, из песни слов не выкинешь...
Ну и, соответственно...
Женившись и обзаведясь своей семьёй, я тоже, в принципе, диктатором не был, но и моя жена делала все, чтобы авторитет отца был всегда на высшем уровне: мы никогда не ругались при детях, пьяного меня она прятала от детских глаз или объясняла, типа, папа устал, ему надо отдохнуть, так бывает и так далее...
В общем, все было нормально, как вдруг...
Середина 80-х...
На работе в Доме культуры с приходом "новой метлы" потребовали от нас, методистов и музыкантов, дипломы со специальным образованием и пришлось мне заочно поступить в училище культуры, причем, с сохранившейся институтской зачеткой взяли меня сразу на третий курс, ездил я на сессии, как на курорт: пил водку, играл в карты, сдавал "левой ногой" экзамены на одни "пятерки", приезжая хвалился этими "пятерками" перед своими детьми, дескать, вот какой у вас папка "отличник", все было замечательно и тут...
Бац!..
Балет!..
Да, именно "балет" назывался одни из предметов в этом училище...
А я и балет - две вещи несовместны!..
Для меня балет был настолько недоступным и загадочным, что даже мой полет на Луну был бы более реальным, нежели мое выступление на сцене в этом жанре...
Из области балета я знал только три термина: "Танец маленьких лебедей", "пачки" и "фуэте"...
Все!..
Поэтому, стыдясь своей неуклюжести - я к простым танцам и пляскам не приспособлен, а тут сразу балет, офигеть! - на занятия я не ходил, чтобы тупо не позориться...
И вот, в конце сессии, собирает наша староста группы зачетки, типа, по "балету" нам сейчас выставят оценки без экзамена, "автоматом", я отдаю ей свой основной студенческий документ, она убегает и через час возвращает мне ..."трояк"(!!!)...
Оценка "три" по "балету", будь он неладен!..
Казалось бы, да и ладно, какая мне, заочнику, разница, я и на "трояк" не наработал, честно говоря, даже педагога в глаза не видел ни разу, ан нет, господа!..
Я же вернусь домой, дочка вечером обязательно попросит посмотреть зачётку, а там...
Папа "троечник"?!.
Проще удавиться!..
Я от детей требую получать в школе только "четыре" и "пять", а сам?!.
Какой теперь будет авторитет у отца?!.
Что делать?..
До отъезда домой оставался один день, все экзамены уже сданы...
Думал я, думал и...
- Я не помню, как его по имени-отчеству, красивый такой мужик - сказала мне староста - но прозвище у него Фуэте, запомнил?..
- Понятно, Фуэте...
Короче...
Пошел я в винный магазин, отстоял двухчасовую очередь, которая шумела, гудела, орала, визжала, ходила по головам и по крышам, как всегда в те годы перестройки, купил я вожделенную бутылку водки и отправился на пятый этаж нашей общаги, на котором жили не семейные и мало семейные педагоги...
Я постучал...
Дверь мне открыл видный мужчина сугубо интеллигентного облика: махровый халат в стиле девятнадцатого века, тапки с пампушками и мелкая сеточка на голове...
Я, смущаясь, объяснил причину своего визита, хозяин рассмеялся и...
И дальше - все было, как во сне!..
Маэстро, назвавшийся Петровичем, оказался мне почти ровесником, сели мы за стол, выпили, пошли разговоры о, естественно, балете:
- Ах, Уланова!..
- Ах, Плицецкая!..
- Ах, Барышников!..
- Ах, Васильев!..
- Ах, Краас!..
- Ах, Спартак!..
- Ах, "Динамо"!..
- Ах, "Пахтакор"!...
И прочая, и прочая, и прочая...
Когда мы перешли на фигурное катание и бобслей, мой визави Петрович обнаружил, что бутылка пуста, сбегал куда-то, принес банку чего-то мутного, мы выпили, крякнули, занюхали, отдышались, отплевались, опять выпили, опять занюхали, опять отдышались, опять отплевались, вернулись к теме балета, мой педагог наглядно стал преподавать мне уроки балетного мастерства, крикнул мне "считай!", раскидал по углам табуретки и выдал фуэте чуть ли не в сорок восемь оборотов, при этом он так азартно крутился, что рухнул под вешалку, накрывшись с головой огроменных размеров пальто и прочими телогрейками...
Потом мы опять выпили-занюхали-
отдышались-отплевались и...
И дальнейшие события я уже помню смутно...
Помню, что я, дабы не ударить в грязь лицом, в ответ на фуэте Петровича выдал "русскую", отплясывая так, что рухнули на пол настенные часы-ходики вместе с гирей, Петрович предложил побороться на руках, заявив, что он чемпион то ли Калмыцкой АССР, то ли Ямало-Ненецкого АО по армрестлингу, потом, приняв из банки ещё пару-тройку стаканов мутной "табуретовки", мы стали бороться уже по-настоящему, скинув рубахи, катались по полу, обнявшись крепче двух друзей, столкнули на пол электорплитку с подоконника, опрокинули со стены велосипед, перевернули с грохотом кровать, плюхулся с журнального столика на пол аквариум...потом...крик...
грохот..."табуретовка"...звон стекла...опять крик...опять "табуретовка"...стук...какие-то тетки...какие-то дядьки...менты...
"луноход"..."трезвяк"...аут!..
...
Я так и не узнал, чем закончил свою балетно-педагогическую карьеру мой новый друг...
Увы...
Утром меня из вытрезвителя выпустили "с вещами", а Маэстро Фуэте по каким-то причинам задержали "до выяснения"...
С дурной башкой собрал я, как в тумане, свои манатки, сел в автобус и: до новой сессии, дорогие товарищи!..
А когда через полгода приехал я уже на "преддипломную" сессию, "такой-то у нас больше не значится" - сказали мне в администрации...
...
А зачётку я своим детям так и не показал, да!..
По причине ее отсутствия, как таковой, осталась она там, на поле брани нашего балетно-борцовского сражения, среди обломков посуды, часов, электроплитки, велосипеда и аквариумных рыбок...
И чтобы поддержать мой отцовский авторитет, пришлось жене сказать детям, краснея, что, мол, папину зачётку, как документ самого лучшего студента, администрация училища отправила в Москву, чуть ли не на саму ВДНХ!..
Долго потом мне Ирина припоминала свой педагогический позор, но...
Авторитет отца в семье - это дорогого стоит!..
⚜️♥️⚜️♥️⚜️♥️⚜️
Александр Волков...
♥️⚜️♥️⚜️♥️⚜️♥️
Сто долларов.
История эта началась со ста долларов, которые я одолжил нашему дворнику по имени Петрович. Петрович был тихим, стеснительным мужиком лет сорока-сорока пяти. И случившаяся когда-то неприятность в личной жизни нехорошо повлияла на всю его дальнейшую судьбу, он был не очень общителен и, скорее, даже нелюдим. Но одолжить сто долларов всё же решился, пообещав отдать в получку. И было это месяца три назад… Теперь я время от времени напоминал ему о долге. И несчастный Петрович скукоживался на глазах, серел, смущался и краснел. После чего начинал оправдываться и обещать… В следующем месяце… Вы скажете - некрасиво. И, конечно, будете правы. Я тешил своё эго и вёл себя отвратительно. У меня был большой продовольственный магазин. И в нём почти половину занимал мясной отдел, куда подвозили ежедневно свежее мясо, которое я продавал с очень невысокой наценкой и, как понимаете, очереди в этом отделе были с утра до вечера. Доходы мои были более чем приличные, так что, те сто долларов для меня были, всё равно, как для Петровича одна копейка. Однажды вечером я очень поздно возвращался из магазина. И поставив машину на стоянку, пошел к своему подъезду. Во дворе, как всегда, было темно. Фонари не работали, но свет из окон освещал неверными мигающими лучами большой двор, стоянку, площадку для выгула собак. И в самом углу, там, где свет почти не виден, я заметил знакомую мне фигуру, а если точнее, то куртку. Старую, выцветшую и с таким количеством желтых разводов, что спутать её было совершенно невозможно. Петрович, сообразил я, а настроение было у меня очень “не очень”. Чёрт и желание сорвать на ком-то своё накопившееся за день раздражение, подвели меня поближе. Нас разделяло только дерево, из-за которого я собирался выскочить, как черт из табакерки, и опять потребовать от него те сто долларов, но Петрович… Склонившись над чем-то, бормотал что-то и даже причмокивал губами. И как мне почудилось – ворковал. Что за чертовщина, подумал я, и осторожно высунувшись из-за дерева, заглянул ему за спину. Пять грязных, ободранных и худых, как спички, котов, и две маленькие собачки жались к рукам Петровича и повизгивали от удовольствия, а тот гладил их и разговаривал так, будто они были его детьми. Он кормил их. Насыпал в маленькие одноразовые тарелочки сухарики. И ворковал. Ах, как он ворковал! В период моей ранней горячей молодости, я так не разговаривал с самой моей любимой девушкой. Я отвернулся и, вернувшись за ствол большого дерева, прижался к нему спиной. Толстая, узловатая кора впивалась мне в спину, но мне не было больно. Мне было так… Будто я специально наступил на ногу ребёнку. И не объяснить, и не извиниться, и вообще. Просто не знаешь, что делать, а на душе… Мерзко, кошки нагадили, собаки нарыгали, и постоянно звучит фальшивая нота, отдаваясь колоколами в голове. Следующий рабочий день в магазине я не начал, как обычно, с разноса подчинённых. Вместо этого, я опомнился, когда заметил, что стою вместе со всеми и курю, держа в руках чашку кофе. Вчерашняя история не шла из головы. До обеда меня всё мучила эта картина, а в обед… В обед я, сам не знаю почему, вызвал самую плохую мою работницу, которую давно собирался уволить. Она была мать-одиночка и воспитывала двоих детей. И разумеется, всегда опаздывала на работу. Ни слова не говоря, я протянул ей запечатанный конверт. И она, разрыдавшись, взяла его и ушла. Она решила, что я её уволил. А через полчаса в мой директорский кабинет ворвалась старшая продавщица - начальник смены, и начала монолог: - Я, конечно не знаю, почему вы не уволили эту недотёпу. И тем более, я не понимаю, почему вместо увольнения вы выписали ей премию в размере годичной зарплаты, но… Позвольте мне обнять вас! И она заключила меня в свои горячие объятия. А потом добавила:
- Что б ты мне был жив-здоров! Вот уж не ожидала. Я ведь тоже сама поднимала двоих балбесов.
И поцеловала меня в левую щёку… До конца дня я ходил по магазину, как на крыльях. А персонал, почему-то подходил ко мне и жал руку. По разным причинам. Так что, домой я возвращался в приподнятом настроении. Переговорив с женой, я вышел на улицу и стал ждать Петровича. А когда он появился, то попросил, чтобы он присел рядом. Петрович посерел, побелел, покраснел и стал оправдываться и обещать отдать в самое ближайшее время. Но я прервал его и начал:
- Я хочу предложить тебе работу. Ты ведь подметаешь наш район, не правда ли? Ну, так вот. Я предлагаю тебе начинать день с уборки нашего двора. И делать это особенно тщательно.
Петрович хотел заметить, что именно это он и делает каждый день, но я не дал перебить себя. Я, знаете ли, дамы и господа, имею большой опыт по общению с подчинёнными.
- Ну, так вот, - продолжил я, перебив Петровича. - Я предлагаю тебе за эту работу двести долларов в месяц.
У Петровича глаза округлились от неожиданности. Для него это была колоссальная сумма.
- И вот что, - добавил я, - не упоминай больше о тех ста долларах. Отдашь, когда станешь миллионером, а не станешь, то и не отдашь. Да, плевать мне на эти сто долларов! Не упоминай о них больше.
- И вот что. У меня сегодня день рождения. А кроме жены и меня, никого нет. Дети давно разъехались. А знакомых мы не приглашаем. Так что, может уважишь? Пойдёшь к нам? Мы приглашаем тебя. Посиди с нами, выпей за моё здоровье.
Петрович покраснел и заметил, что он не очень подобающе одет.
- И на это мне плевать, - ответил я. - Мы ведь не танцевать в бар собрались.
И через пару минут мы стояли на пороге моей большой квартиры. А моя жена выговаривала строгим голосом:
- Ну и где это вы шляетесь? Всё остыло уже! Петрович, ну этого-то я давно знаю, но почему ты опоздал? Я давно проголодалась.
Я улыбнулся. Про себя. Богу было угодно подарить мне очень умную и сообразительную жену. Петрович начал оправдываться и не заметил, как с него сняли старую и вонючую куртку и усадили за стол. В конце застолья жена сообщила Петровичу, что выбросила его старую куртку и даёт ему новую. Дело в том, что её муж, то есть я, купил ей огромный магазин одежды. И они в конце месяца выбрасывают горы одежды, чтобы закупить новую. Петрович примерял две куртки. Одну кожаную и вторую – пуховик. А в конце он почему-то расплакался. Я проводил его до дома и передал ему большую сумку с едой, заранее приготовленную моей женой. Дай ей Бог здоровья. Передал вместе с приглашением на завтрашний ужин. Доедать то, что осталось. Иначе всё придётся выбросить. Петрович стал нашим частым гостем. А жена постепенно обновила весь его гардероб. И теперь у нас в районе был самый модный уборщик в городе, а потом… Она стала приводить своих незамужних подруг, которых у неё было полгорода. И одна из них, по имени Ляпа, а может, это было прозвище, не стала откладывать дело в долгий ящик. Она владела большим выставочным залом, забитым антикварной мебелью. И в конце вечера, наслушавшись рассказов Петровича о бродячих котах и собаках, предложила проехаться к ней в салон и посмотреть на котов, которые жили у неё. А квартира её была над залом. Так что, утром она предложила Петровичу место директора-ремонтника.
- Петечка, пусичка, - сказала она. - Руки у тебя золотые, в этом я уже убедилась. А такой человек мне очень нужен! Так что, нечего тут долго раздумывать. Сейчас и поедем покупать тебе набор инструментов и новый прикид.
Теперь дворником у нас работает другой человек, а Петрович… Всё также и приходит поздно вечером кормить своих питомцев. Вместе с Ляпой. Она тоже кормит малышей. А потом они заходят к нам. И женщины уединяются в соседней комнате, где Ляпа рассказывает моей жене, что её Пусичка кормит крыс.
- Огромные такие. Серые. Сидят на задних лапках и ждут.
- Господи. Господи! - кричит жена, раскрыв широко глаза. - Это же ужасно. Крысы, фууу…
- Ну не скажи, - отвечает ей Ляпа. - С одной стороны дома едят коты и собаки, а с другой, крысы. И знаешь, что он говорит? “Как же, Ляпочка? Как же? Крысы ведь тоже хотят кушать. Они ведь тоже люди!” Мы их кормим теперь вместе. И представляешь, я их начала различать. Они смеются и пьют белое вино…
А Петрович всё пытается отдать мне долг. И мне пришлось завести его в одну из комнат и всё рассказать. Он сидел, слушал меня, а потом почему-то расплакался.
- Но ведь я вам даже не родственник, - заметил он.
И я согласился:
- Не родственник. Но так бывает. Иногда, чужой человек становится ближе самого близкого родственника.
Вы, конечно, дамы и господа, можете сказать, что это я сделал что-то хорошее. Но я вам отвечу… На самом деле, это Петрович открыл мне глаза. Ведь теперь у меня в магазине сплоченный коллектив, который больше не считает меня козлом и жадиной. Ведь я теперь ценю людей не по их работе, а по тому, что они из себя представляют. О чем эта история? О Петровиче, котах, собаках, крысах, Ляпе, судьбе… А может, и обо мне… В общем, обо всем понемногу.
⚜️♥️⚜️♥️⚜️♥️⚜️
Автор ОЛЕГ БОНДАРЕНКО
Объявление было коротким:
«Ясновидящая и гадалка Анастасия. Верну любимого человека, сниму порчу и венец безбрачия. Недорого».
Анастасия Петровна написала, задумалась: ну и что? Их тысячи, таких объявлений, толпы гадалок и ясновидящих. Чем она зацепит клиентов? Денег нет. Как выкручиваться?
Живет одна, сын в другом городе, пенсия смехотворная. Гадать она действительно умела, с юности. Но больше никаких умений в мистической сфере. Хм, надо добавить услуг, решила Анастасия Петровна.
Дополнила: «Ясновидящая, экстрасенс, колдунья, потомственная гадалка и парапсихолог Анастасия. Верну любимого, сниму порчу и венец безбрачия, сделаю заговор на успех в бизнесе и отворот от конкурентов…»
Маловато, решила Анастасия Петровна. Магия и ясновидение – на каждом углу, денег так не срубить, клиент не придет. Вздохнула, дописала: «Делаю мелкий ремонт, крашу стены, клею обои».
Дала объявление. Позвонили спустя день: «Стены на кухне покрасить сколько будет?»
«Потомственная гадалка» Анастасия обалдела, расценок она не знала. Ляпнула первую же цену, что пришла на ум. «Хорошо!» - сказали ей.
Анастасия Петровна занервничала: стены красила два раза в жизни и давно. Но что делать? Лучше стены, чем ничего.
Купила валик, явилась по адресу.
Она старалась, вышло неплохо, получила деньги.
Позвонили снова. Теперь насчет обоев.
Анастасия Петровна вызвала подругу: «Слушай, тебе на пенсии делать нечего, а тут подработка есть».
С подругой они ловко поклеили обои. Подруга сказала Анастасии Петровне: «А брат у меня по сантехнике, кстати».
И «ясновидящая» Анастасия дописала магическое объявление: «чиню краны, устанавливаю раковины и унитазы, устраняю засоры. Недорого».
Пошли заказы. Анастасия Петровна удивлялась: «Ну чистая мистика!» . Привлекла еще двух подруг, и трех мужичков за пятьдесят, которые сидели без работы. Через месяц объявление гадалки дополнилось так: «циклюю полы, изготавливаю мебель, ремонтирую бытовую технику, стиральные машины и холодильники. Недорого».
Команда собралась бойкая, Анастасия только успевала отправлять людей на объекты. Через полгода Анастасия открыла маленькую фирму «Колдунья». Арендовала гараж для ремонта машин. Но в объявлениях на всякий случай не убирала про венец безбрачия и прочую магию.
Наконец позвонила женщина. Рыдала. Она хотела вернуть мужа, ушел к другой, а ей уже 53 года, ловить в жизни нечего. Анастасия Петровна устало сказала: «Слушай, хрен с ним мужем. На кой черт он тебе сдался, кобель? Давай лучше к нам в бригаду. У нас весело, работы много».
Женщина перестала рыдать: «А мужчины есть?». Анастасия Петровна усмехнулась: «Есть. И нормальные. Давай, подруга, ждем!».
После чего «ясновидящая» Анастасия отправилась смотреть, как в ее новой пекарне делают булочки.
©️ Алексей Беляков