Я жениться на тебе не обещал! И вообще я и знать не знаю, чей это ребёнок. А может не мой вовсе? Поэтому, гуляй ка ты вальсом, а я пожалуй поеду себе. - так говорил командировочный Виктор обалдевшей Валентине. А она стояла и не могла поверить ни ушам, ни глазам своим.. Тот ли это Виктор, который в любви ей признавался и носил на руках? Тот ли этот Витенька, который называл её Валюшенькой и обещал манны небесные? Перед ней стоял слегка растерянный, а оттого сердитый, чужой мужик... Поплакала Валюшенька с недельку, помахав Витеньке навсегда ручкой, но по причине возраста- было ей тридцать пять уже, своей невзрачности, а значит малой вероятности найти счастье женское, решила родить... Родила Валя в положенный срок крикливую девчонку. Назвала Маша. Девочка росла спокойной, беспроблемной и не доставляла совей матери никаких хлопот. Как будто знала, что хоть кричи, хоть не кричи, а ничего не добьешься... Валя неплохо относилась к дочке, но видно было, что настоящей материнской любви у нее не было – вроде и кормит, одевает и игрушки покупает. Но чтобы лишний раз дитя обнять, приголубить, погулять с ней - нет. Этого не было. Маленькая Машенька часто тянула руки к матери, но та отстраняла её. То она занята, то много дел, то устала, то голова болит. Так и не проснулся у нее инстинкт видимо... Когда Машеньке было семь лет случилось невиданное дело- Валя познакомилась с мужчиной. Мало того, домой его к себе притащила! Весь поселок об этом судачил! Какая Валька баба легкомысленная. Мужик то несерьезный, неместный, работы постоянной нет, живет непонятно где! Может вовсе мошенник... Во дела какие! Валя в местном сельпо работала, а он у них подрядился машины с товаром разгружать. На этой профессиональной почве у них роман и закрутился. А вскоре Валя жениха новоявленного к себе жить и позвала. Все соседи осуждали женщину – притащила домой непонятно кого! О дочке бы #опусы маленькой подумала, болтали соседи. Еще и молчун, слово из него не вытащишь. Значит скрывает что то. А Валя не слушала никого. Словно понимала, что это ее последний шанс женское счастье свое приобрести... Но вскоре мнение соседей изменилось на счёт этого неразговорчивого на первый взгляд мужика. Дом Валентины без мужских рук обветшал и требовал ремонта – Игорь, так звали мужика, сначала крыльцо подправил, потом залатал крышу, заборчик поваленный поднял. Каждый день он что-то ремонтировал и дом хорошел на глазах. Увидев, что у мужика руки откуда надо растут, люди стали обращаться за помощью, а он говорил: -Если ты старый или бедный совсем и так тебе помогу. А если нет, то денег плати или продуктами.- С одних брал деньгами, с других консервацией, мясом, яйцами, молоком. У Вали то огород был, а скотины не было - куда без мужика. Поэтому раньше она Машеньку не часто баловала сметаной, да молочком. А сейчас в холодильнике стали и сливочки водиться, и молочко домашнее, да маслице. Словом, у мужика Игоря руки были золотые. Как говорят - и швец, и жнец и на дуде игрец. И Валюшка, которая никогда красавицей не была, преобразилась с ним - прям светилась вся, подобрела, смягчилась как будто. К Машеньке поласковее даже стала. Улыбается, а у нее, оказывается, ямочки на щеках. Во как... А Маша росла себе, в школу уж ходила. Однажды сидела она на крыльце, да наблюдала, как дядя Игорь работает, а в его руках все спорится. А потом пошла к подружке в соседний дом. А пришла только к вечеру, загулялась. Открыв калитку, девочка остолбенела...Посреди двора возвышались...качели! Они слегка качались от дуновенья ветерка и так и манили к себе, так и звали... -Это мне?! Дядя Игорь! Это вы сделали мне? Качели?!! - не верила своим глазам Маша. -Тебе, Машунь, конечно тебе! Принимай работу! - радостно засмеялся обычно нелюдимый дядь Игорь. И Маша села на сиденье и раскатывалась сильно туда- сюда, а ветер свистел у нее в ушах и счастливей девочки не было на всем белом свете... Валя уходила рано на работу, поэтому стряпню на себя тоже взял дядь Игорь. Он готовил завтрак, обед. А какие он пек пироги, а запеканки! Это именно он научил Машу вкусно готовить, да столы накрывать. Столько талантов оказалось в этом нелюдимом, молчаливом человеке... Когда наступила зима и день стал коротким, дядя Игорь провожал и встречал ее со школы. Он ней ее портфель и рассказывал ей истории из своей жизни. Рассказывал, как ухаживал за тяжело больной матерью, продал свою квартиру, чтобы помочь ей. И как родной брат выгнал его из отчего дома обманным путем. Он научил ее ловить рыбу. Летом, на заре, они ходили вдвоем на речку и сидели тихонько, ожидая клева. Так он научил ее терпению. А в середине лета дядя Игорь купил ей первый детский велосипед и учил на нем кататься. Он мазал ей коленки зеленкой, когда она разбивала их вдребезги, падая. -Игорь, убьется же девка. - ворчала мать. -Не убьется. Она должна учиться падать и подниматься снова. - отвечал он ей твердо. А однажды на новый год он подарил ей настоящие детские коньки Снегурки. Вечером они сели за праздничный стол, который накрыл дядя Игорь с помощью Маши. Они дождались боя курантов, поздравляли друг друга, смеялись и чокались бокалами. Всем было вкусно и весело. А утром Валя и Игорь проснулись от пронзительного Машиного крика и визга. -Коньки! Ура!!! У меня есть настоящие коньки! Белые и новые! Спасибо, спасибо!!! - кричала Маша, обнаружив под елкой шикарный подарок. Девочка прижимала их груди и по лицу ее текли слезы счастья... А потом они с дядей Игорем пошли на замерзшую речку и он долго расчищал снег со льда, а она ему помогала. Потом учил ее кататься. Она падала, но он терпеливо вел ее за руку, пока она не научилась стоять на ногах крепко. А потом смогла проехать по-настоящему и ни разу не упала. Маша ликовала и визжала от счастья. А когда они уже уходили с речки, бросилась ему на шею: -Спасибо тебе за все! Спасибо, папа... Теперь плакал Игорь. От радости. Он украдкой смахивал скупые мужские слезы, чтобы не увидела Маша, но они катились сами собой и сразу замерзали на морозном воздухе мелкими льдинками... Потом Маша выросла. уехала учиться в город. И у нее было очень много сложностей в жизни. Как наверное и у всех. Но он был рядом всегда. Он был на ее выпускном. Он возил ей в город сумки с продуктами, чтобы, не дай Бог, его доченька, его Машенька не голодала... Он вел ее под венец, когда Маша выходила замуж. Вместе с ее мужем он стоял под окнами роддома, ожидая новостей. Он нянчил своих внуков и любил их так, как не любят иногда родных. А потом он ушел, как когда-нибудь уйдем мы все. На прощании Маша вместе с матерью стояла в глубокой скорби и бросив горсть земли, вздохнув тяжело, произнесла: -Прощай, папочка...Ты был лучшим отцом в мире. Я всегда буду тебя помнить... И он остался в ее сердце навсегда. Не как дядя Игорь, не как отчим, а как ОТЕЦ... Ведь отец иногда не тот, кто родил, а кто воспитал, кто делил твою боль и радость. Кто был рядом... Автор неизвестен Группа #ОпусыиРассказы ПРИМИРЕНИЕ Любовь Ильинична, тяжело ступая по лестнице, поднималась на четвертый этаж в свою квартиру, неся две увесистые сумки. У подъезда позвонила дочери, чтобы та спустилась помогла или муженька своего отправила. Но Светлана не ответила. Пришлось тащить самой. Войдя в квартиру, она сразу же поняла, что что-то случилось. Из спальни дочери раздавались глухие рыдания. «Этого мне только и не хватало», - подумала уставшая женщина, сидя на низкой полке для обуви и переводя дыхание. Сил не было подняться. Сумки с продуктами накренились, того и гляди упадут на бок, и все из них вывалится. Да еще Светка вся в слезах. Дочь, конечно же, важнее. Пересилив себя, Любовь Ильинична поднялась и пошла к ней. Зятя, судя по всему, дома не было. - Так, что тут произошло? – спросила она, открыв дверь. – Что за слезы? Где этот? Так она, зачастую называла зятя-примака. Не то, чтобы не любила. Пусть Светка его любит, если есть за что. А она просто терпела его в доме ради дочери. Не пьет, не курит, но какой-то тюха-матюха. Не такого зятя она хотела единственной дочери. Сама с таким рассталась сто лет назад, одна Светку вырастила. И не хотелось ей, чтобы дочь по ее стопам пошла в замужестве. Та, оторвавшись от подушки, но все еще в рыданиях бросилась матери на шею. - Мама! Мамочка! Он ушел. Ушел! Что мне теперь делать? Я же люблю его, мама! Я не смогу без него… Любовь Ильинична встряхнула дочь за плечи и скомандовала: - Так! Сейчас же вставай и марш в ванную! Умойся холодной водой, приведи себя в порядок. Дочь послушалась ее приказного тона и побрела в ванную, пока мать накапала ей валерьянки. - На вот, выпей, успокойся и давай все по порядку. Что случилось? Он руку на тебя поднял? Если честно, она в это не верила. Никогда бы Юрка такого не сделал. Но сама она однажды довела своего мужа до этого. Он ей слово, она ему десять, он ей успокойся, мол, а она ему… Короче, получила по щекам. Кто бы мог подумать! Света выпила настойку, все еще всхлипывая, а потом сказала: - Он опять в командировку уезжает завтра. Я просила его меня взять с собой, а он отказался. Снова отказался! Тогда я стала выговаривать, что у него там другая в Москве, поэтому и меня не берет. Стала кричать на него, а он схватил свой кейс с ноутбуком и ушел, хлопнув дверью. - Ну и что? Почему ты решила, что бросил? Съездит и вернется. Не первый раз. И ничего не сказал тебе на прощание? - Он не вернется, мама, так и сказал! А когда вышел из спальни, дверью хлопнул, и я слышала, как он меня дурой назвал! Светлана снова зарыдала в три ручья. Любовь Ильинична буквально взяла ее за руку и отвела в кровать, уложила, накрыла покрывалом. Села рядом, погладила по волосам, и вскоре Светлана заснула. Душу матери жгла горечь и обида за дочь, так глупо влюбившуюся в этого… Она не находила слов! Может, он и гений на работе, вон его как двигают, из столицы не вылезает, все какие-то договора заключает. А дома нет никто и звать никак! Она достала его кожаный чемодан и стала запихивать туда вещи зятя. Пусть катится на все четыре стороны! Есть у его деда дом в каком-то селе, вот пусть туда и едет! А она дочь в обиду не даст. Ишь ты, умный какой! Дурой она теперь стала. Год на всем готовом прожил, как у Христа за пазухой, а теперь дура она! «Какая бы ни была, а она моя дочь, и я ее в обиду не дам никому!» - распаляла себя Любовь Ильинична, встав одним коленом на крышку чемодана, пытаясь его застегнуть. Света всхлипнула во сне. Мать снова села рядом, и у самой слезы покатились из глаз. - Неужели все повторяется, - прошептала она, и воспоминания нахлынули на нее. Почти двадцать лет назад она сама вот точно так же прогнала из дома Светкиного отца, наспех собрав его чемодан. Любовь Ильинична тихо вышла, прикрыв дверь в комнату дочери, пусть поспит, утро вечера мудренее. Разобрала наконец сумки с продуктами, заварила крепкого чаю и предалась воспоминаниям, пытаясь понять, почему так сложилась ее жизнь? Мама тоже воспитывала ее одна, отец умер рано. Люба училась в школе, росла, как травинка в поле. Мать на трех работах вкалывала и везде уборщицей: с раннего утра в школе, потом в детском саду, а вечером в каком-то клубе. Между работами прибегала домой, что-то готовила, кормила дочь и опять на работу, очередную. После школы Люба поступила в институт, там встретила свою первую любовь и вскоре выскочила замуж. По обоюдной любви, но за неприспособленного к жизни интеллигента, маменькиного сынка. Он ударился в науку. Свекровь в нем души не чаяла, а ее, Любу, за человека не считала. Не ровня она ему! А когда мама у Любы умерла и осталась вот эта самая квартира, они с мужем съехали от свекровки. #опусы Та слезы лила, не хотела сыночка отпускать. Но заездил он Любу так, что пришлось все же выгнать. Палец об палец в доме не ударял, читал, писал, ездил на какие-то конференции. Когда Света родилась, он даже из родильного дома ее не забрал! Не смог, на важном заседании был. Еще год она с ним промаялась, а потом назвала «прозаседавшимся» и выгнала со скандалом к своей ненаглядной мамаше. Сейчас видятся иногда, как чужие. Он женился давно, бывшая свекровь ушла в мир иной, царство ей небесное. И со Светой он не особо общается. От случая к случаю. Разве такую жизнь она хочет своей дочке?! И ведь свекровь не поддержала ее тогда с маленьким ребенком на руках. Бабушка, называется. Ну хоть бы поговорила с ней, объяснила, что потерпеть немного надо, все наладится, сынок вот защитится, и все встанет на свои места. Но этого не произошло. Она просто забрала сына под свое крыло, а их со Светой оставила одних горе мыкать. Всю ночь Любовь Ильинична провела в тревоге. Сначала сидя на диване, а потом в кровати. Дремала время от времени, просыпалась и снова как в забытье впадала. Утром встала вся разбитая, распаковала чемодан зятя, аккуратно сложив все вещи на место. Проснулась было Света, но она сказала, что рано еще. - Спи, я тут прибираюсь немного. Дочь тяжело вздохнула и отвернулась к стенке. Любовь Ильинична ушла на кухню, плотно закрыла дверь и позвонила зятю. - Юра, доброе утро, - сказала она, когда тот ответил сонным голосом. - Слушаю вас, Любовь Ильинична, - все же выдавил он. - Юра, сынок, трубку только не бросай. Я не буду тебя спрашивать, что там у вас произошло…, - она замялась. А Юрий молчал. Он, услышав голос тещи, которая всегда относилась к нему с ярко выраженным недовольством, хотел было отключиться. Но слово «сынок», впервые произнесенное ею, ударило в самое сердце. До этого в свой адрес он слышал только «недотепа», «дедушкин баловень», «никчемный», «недальновидный». Ну а уж о менее лицеприятных эпитетах и вспоминать не хочется. - Юра, ты где сейчас? – продолжила теща. – Тебе когда в Москву уезжать? Голос ее звучал не заискивающе, а как-то по доброму. Будто это и не она вовсе кричала на него неделю назад, обзывая «размазней», когда он разбил бокал из чешского стекла, хотя этот набор он сам же и купил в одной из командировок. - У меня вечером самолет, пока в гостинице. Что вы хотели? - Тебе же вещи нужны с собой. Приди, возьми. Как же ты поедешь без вещей? - Там куплю все необходимое. «Только бы деньги транжирить!» - чуть не сорвалось у нее с языка, но она вовремя спохватилась. - Юра, сынок, - снова повторила теща это слово очень естественным и уставшим голосом,- выслушай меня. Наступила пауза. Юрий молчал. Его не отпускало именно это слово «сынок», которого он не помнил, не знал за всю свою жизнь. Родители погибли, его растил и воспитывал дед, строгий и серьезный. Воспитал уж как смог. Ни к чему особо не приучал, только учиться заставлял. Он и учился. Все это моментально пронеслось у него в голове, а пауза затянулась. Все ночные слова, которые Любовь Ильинична собиралась сказать зятю, придумывая их, сидя под яркой хрустальной люстрой, купленной Юрой к прошлому Новому году, испарились к утру... Не приходили на ум и утренние слова, которые она продумала для него, проснувшись от лучей восходящего солнца. Сейчас ей вдруг захотелось рассказать зятю о себе и своей жизни… Но он молчал, ни о чем ее не спрашивал. Она тяжело вздохнула и продолжила: - Я знаю Светкин характер, она вся в меня. Поэтому и виновата она в вашей ссоре. Так ведь? Но я мать, я всегда защищала ее, была на ее стороне, хотя потом зачастую ругала, чтобы ты не слышал. Вот и вчера она, наверное, перегнула палку. Но она любит тебя, Юра. Очень любит. Ты прости нас, сынок. Если ты тоже не разлюбил ее еще… Тут Любовь Ильинична не выдержала и заплакала. Юрий слушал молча. - Пожалуйста, сынок, вернись. Я всю ночь думала сегодня о вас, о себе. Мне никто тогда не помог, когда мы с мужем пошли разными дорожками. Никто не поддержал. А я не хочу, чтобы Света повторила мою судьбу и потеряла человека, которого очень сильно любит. Прости ты нас… И тут она услышала его слова. - Спасибо,… Любовь Ильинична… - сказал Юрий осипшим голосом. – Я приеду через час. Знала бы она, как ему, этому взрослому парню, мужчине хотелось зарыдать и сказать: «Спасибо… мама!» Но еще скажет. *** Как же это важно, вовремя осознать свои ошибки, свои непростительные промахи и покаяться перед тем человеком, которого совсем недавно было так легко назвать недобрым словцом, отнестись с пренебрежением. И все у них получилось! Юрий пришел, Света бросилась в его объятия, и с этого момента каждый понял, как они нужны друг другу. Любовь Ильиничну как подменили. Теперь она всегда была на стороне зятя при малейших размолвках. А дочери говорила: - Умерь свой пыл, - и слышала в ответ его слова: - Да ладно, мама, я не обижаюсь. Она же не со зла. блог на дзен " Ночная собеседница " ПРИМИРЕНИЕ Любовь Ильинична, тяжело ступая по лестнице, поднималась на четвертый этаж в свою квартиру, неся две увесистые сумки. У подъезда позвонила дочери, чтобы та спустилась помогла или муженька своего отправила. Но Светлана не ответила. Пришлось тащить самой. Войдя в квартиру, она сразу же поняла, что что-то случилось. Из спальни дочери раздавались глухие рыдания. «Этого мне только и не хватало», - подумала уставшая женщина, сидя на низкой полке для обуви и переводя дыхание. Сил не было подняться. Сумки с продуктами накренились, того и гляди упадут на бок, и все из них вывалится. Да еще Светка вся в слезах. Дочь, конечно же, важнее. Пересилив себя, Любовь Ильинична поднялась и пошла к ней. Зятя, судя по всему, дома не было. - Так, что тут произошло? – спросила она, открыв дверь. – Что за слезы? Где этот? Так она, зачастую называла зятя-примака. Не то, чтобы не любила. Пусть Светка его любит, если есть за что. А она просто терпела его в доме ради дочери. Не пьет, не курит, но какой-то тюха-матюха. Не такого зятя она хотела единственной дочери. Сама с таким рассталась сто лет назад, одна Светку вырастила. И не хотелось ей, чтобы дочь по ее стопам пошла в замужестве. Та, оторвавшись от подушки, но все еще в рыданиях бросилась матери на шею. - Мама! Мамочка! Он ушел. Ушел! Что мне теперь делать? Я же люблю его, мама! Я не смогу без него… Любовь Ильинична встряхнула дочь за плечи и скомандовала: - Так! Сейчас же вставай и марш в ванную! Умойся холодной водой, приведи себя в порядок. Дочь послушалась ее приказного тона и побрела в ванную, пока мать накапала ей валерьянки. - На вот, выпей, успокойся и давай все по порядку. Что случилось? Он руку на тебя поднял? Если честно, она в это не верила. Никогда бы Юрка такого не сделал. Но сама она однажды довела своего мужа до этого. Он ей слово, она ему десять, он ей успокойся, мол, а она ему… Короче, получила по щекам. Кто бы мог подумать! Света выпила настойку, все еще всхлипывая, а потом сказала: - Он опять в командировку уезжает завтра. Я просила его меня взять с собой, а он отказался. Снова отказался! Тогда я стала выговаривать, что у него там другая в Москве, поэтому и меня не берет. Стала кричать на него, а он схватил свой кейс с ноутбуком и ушел, хлопнув дверью. - Ну и что? Почему ты решила, что бросил? Съездит и вернется. Не первый раз. И ничего не сказал тебе на прощание? - Он не вернется, мама, так и сказал! А когда вышел из спальни, дверью хлопнул, и я слышала, как он меня дурой назвал! Светлана снова зарыдала в три ручья. Любовь Ильинична буквально взяла ее за руку и отвела в кровать, уложила, накрыла покрывалом. Села рядом, погладила по волосам, и вскоре Светлана заснула. Душу матери жгла горечь и обида за дочь, так глупо влюбившуюся в этого… Она не находила слов! Может, он и гений на работе, вон его как двигают, из столицы не вылезает, все какие-то договора заключает. А дома нет никто и звать никак! Она достала его кожаный чемодан и стала запихивать туда вещи зятя. Пусть катится на все четыре стороны! Есть у его деда дом в каком-то селе, вот пусть туда и едет! А она дочь в обиду не даст. Ишь ты, умный какой! Дурой она теперь стала. Год на всем готовом прожил, как у Христа за пазухой, а теперь дура она! «Какая бы ни была, а она моя дочь, и я ее в обиду не дам никому!» - распаляла себя Любовь Ильинична, встав одним коленом на крышку чемодана, пытаясь его застегнуть. Света всхлипнула во сне. Мать снова села рядом, и у самой слезы покатились из глаз. - Неужели все повторяется, - прошептала она, и воспоминания нахлынули на нее. Почти двадцать лет назад она сама вот точно так же прогнала из дома Светкиного отца, наспех собрав его чемодан. Любовь Ильинична тихо вышла, прикрыв дверь в комнату дочери, пусть поспит, утро вечера мудренее. Разобрала наконец сумки с продуктами, заварила крепкого чаю и предалась воспоминаниям, пытаясь понять, почему так сложилась ее жизнь? Мама тоже воспитывала ее одна, отец умер рано. Люба училась в школе, росла, как травинка в поле. Мать на трех работах вкалывала и везде уборщицей: с раннего утра в школе, потом в детском саду, а вечером в каком-то клубе. Между работами прибегала домой, что-то готовила, кормила дочь и опять на работу, очередную. После школы Люба поступила в институт, там встретила свою первую любовь и вскоре выскочила замуж. По обоюдной любви, но за неприспособленного к жизни интеллигента, маменькиного сынка. Он ударился в науку. Свекровь в нем души не чаяла, а ее, Любу, за человека не считала. Не ровня она ему! А когда мама у Любы умерла и осталась вот эта самая квартира, они с мужем съехали от свекровки. #опусы Та слезы лила, не хотела сыночка отпускать. Но заездил он Любу так, что пришлось все же выгнать. Палец об палец в доме не ударял, читал, писал, ездил на какие-то конференции. Когда Света родилась, он даже из родильного дома ее не забрал! Не смог, на важном заседании был. Еще год она с ним промаялась, а потом назвала «прозаседавшимся» и выгнала со скандалом к своей ненаглядной мамаше. Сейчас видятся иногда, как чужие. Он женился давно, бывшая свекровь ушла в мир иной, царство ей небесное. И со Светой он не особо общается. От случая к случаю. Разве такую жизнь она хочет своей дочке?! И ведь свекровь не поддержала ее тогда с маленьким ребенком на руках. Бабушка, называется. Ну хоть бы поговорила с ней, объяснила, что потерпеть немного надо, все наладится, сынок вот защитится, и все встанет на свои места. Но этого не произошло. Она просто забрала сына под свое крыло, а их со Светой оставила одних горе мыкать. Всю ночь Любовь Ильинична провела в тревоге. Сначала сидя на диване, а потом в кровати. Дремала время от времени, просыпалась и снова как в забытье впадала. Утром встала вся разбитая, распаковала чемодан зятя, аккуратно сложив все вещи на место. Проснулась было Света, но она сказала, что рано еще. - Спи, я тут прибираюсь немного. Дочь тяжело вздохнула и отвернулась к стенке. Любовь Ильинична ушла на кухню, плотно закрыла дверь и позвонила зятю. - Юра, доброе утро, - сказала она, когда тот ответил сонным голосом. - Слушаю вас, Любовь Ильинична, - все же выдавил он. - Юра, сынок, трубку только не бросай. Я не буду тебя спрашивать, что там у вас произошло…, - она замялась. А Юрий молчал. Он, услышав голос тещи, которая всегда относилась к нему с ярко выраженным недовольством, хотел было отключиться. Но слово «сынок», впервые произнесенное ею, ударило в самое сердце. До этого в свой адрес он слышал только «недотепа», «дедушкин баловень», «никчемный», «недальновидный». Ну а уж о менее лицеприятных эпитетах и вспоминать не хочется. - Юра, ты где сейчас? – продолжила теща. – Тебе когда в Москву уезжать? Голос ее звучал не заискивающе, а как-то по доброму. Будто это и не она вовсе кричала на него неделю назад, обзывая «размазней», когда он разбил бокал из чешского стекла, хотя этот набор он сам же и купил в одной из командировок. - У меня вечером самолет, пока в гостинице. Что вы хотели? - Тебе же вещи нужны с собой. Приди, возьми. Как же ты поедешь без вещей? - Там куплю все необходимое. «Только бы деньги транжирить!» - чуть не сорвалось у нее с языка, но она вовремя спохватилась. - Юра, сынок, - снова повторила теща это слово очень естественным и уставшим голосом,- выслушай меня. Наступила пауза. Юрий молчал. Его не отпускало именно это слово «сынок», которого он не помнил, не знал за всю свою жизнь. Родители погибли, его растил и воспитывал дед, строгий и серьезный. Воспитал уж как смог. Ни к чему особо не приучал, только учиться заставлял. Он и учился. Все это моментально пронеслось у него в голове, а пауза затянулась. Все ночные слова, которые Любовь Ильинична собиралась сказать зятю, придумывая их, сидя под яркой хрустальной люстрой, купленной Юрой к прошлому Новому году, испарились к утру... Не приходили на ум и утренние слова, которые она продумала для него, проснувшись от лучей восходящего солнца. Сейчас ей вдруг захотелось рассказать зятю о себе и своей жизни… Но он молчал, ни о чем ее не спрашивал. Она тяжело вздохнула и продолжила: - Я знаю Светкин характер, она вся в меня. Поэтому и виновата она в вашей ссоре. Так ведь? Но я мать, я всегда защищала ее, была на ее стороне, хотя потом зачастую ругала, чтобы ты не слышал. Вот и вчера она, наверное, перегнула палку. Но она любит тебя, Юра. Очень любит. Ты прости нас, сынок. Если ты тоже не разлюбил ее еще… Тут Любовь Ильинична не выдержала и заплакала. Юрий слушал молча. - Пожалуйста, сынок, вернись. Я всю ночь думала сегодня о вас, о себе. Мне никто тогда не помог, когда мы с мужем пошли разными дорожками. Никто не поддержал. А я не хочу, чтобы Света повторила мою судьбу и потеряла человека, которого очень сильно любит. Прости ты нас… И тут она услышала его слова. - Спасибо,… Любовь Ильинична… - сказал Юрий осипшим голосом. – Я приеду через час. Знала бы она, как ему, этому взрослому парню, мужчине хотелось зарыдать и сказать: «Спасибо… мама!» Но еще скажет. *** Как же это важно, вовремя осознать свои ошибки, свои непростительные промахи и покаяться перед тем человеком, которого совсем недавно было так легко назвать недобрым словцом, отнестись с пренебрежением. И все у них получилось! Юрий пришел, Света бросилась в его объятия, и с этого момента каждый понял, как они нужны друг другу. Любовь Ильиничну как подменили. Теперь она всегда была на стороне зятя при малейших размолвках. А дочери говорила: - Умерь свой пыл, - и слышала в ответ его слова: - Да ладно, мама, я не обижаюсь. Она же не со зла. блог на дзен " Ночная собеседница " Сергей Юрченко (Целищев). ГДЕ ЖЕ ВЫ РОДНЫЕ ФЕРМЫ? ГДЕ ЖЕ ВЫ РОДНЫЕ КОРОВЫ? НЕ ДАЁТЕ МОЛОКА НАМ, ЧТОБЫ БЫЛИ МЫ ЗДОРОВЫ... ВЕСЁЛОЕ БЫЛО ВРЕМЯ. С 1992 по 1996 год я работал скотником в третьей бригаде колхоза имени Ленина. Было шесть корпусов крупного рогатого скота или дойных гуртов, в каждом - не меньше двухсот коров. Корпус обслуживали четыре скотника, работали мы попарно и посуточно - сутки через сутки. Зимой коровы постоянно находились в корпусах, а в мае их перегоняли в летние станы. Там, как и в корпусах, было налажено механизированное доение, которое выполняли доярки утром и вечером. Между дойками скот выгоняли на подножный корм (траву) и пасли при любой погоде - и в зной, и в дождь. Пасли до глубокой осени, пока не ляжет первый снег, потом коров опять перегоняли на фермы и размещали в корпусах. Несмотря ни на что, девчата-доярки пели песни, но нередко ругали пастухов-скотников за малый удой и за то, что по ночам воровали из бункеров и без того скудный запас фуража, которым кормились при доении коровы. Зайдет корова в станок, ткнётся носом в педаль кормушки, фураж сыпется, и а она потихоньку ест, а доярка подключает её к доильному аппарату и сдаивает. Потом с помощью рычага открывает калитку, и животина выходит, и так - всю свою группу. А скотники насыпают фураж себе в мешок понемножку с каждого бункера, чтоб не заметно было. Свезут в село, продадут и "отдыхают" себе ночью припеваючи. Если мало, то, подвыпив, вытряхивали ещё, а потом перед доярками "дурака включали". Человек ко всему привыкает, привыкли пастухи и к нецензурной брани на них доярок. Но фураж все равно брали, хоть глаза и боялись, но руки делали. А по утру, как увидят жёлтые "глаза" автобуса, места себе не находили, знали, что сейчас "аврал" будет, доярки злые едут. Мы их за глаза кобрами называли... Работал со мной напарник Сашка Герасименко ( ныне житель Заброда ) -тихий, спокойный, мухи не обидит, юмор понимал, но молчаливый. В "козла" окаянного - в карты любил играть, и = зимнюю рыбалку, тут уж его и хлебом не корми, дай только на льду померзнуть. Была у него собака - кобель, полукровка немецкой овчарки - Мухтар, умный был. Мне нравилось работать с Сашкой, он не ленивый был, особенно нравилось пасти с ним. Не пастьба, а отдых, дома так не отдохнешь, как с ним на работе. Сидим значит, в тенечке под деревом, он молчит, меня слушает, а я то и дело из пустого в порожнее переливаю, а рядом дремлет кобель. Если стадо разбредется, один посвист и команда Сашки: "Гони!" - и кобель сам не свой от счастья собирал в кучу всё стадо. Иногда трудно было его остановить, и Сашка кричал до хрипоты: - Брось! Хватит! Иди суда, гад! И Мухтар с грустными глазами покорно возвращался к нам. Трудно, конечно, работать через сутки - летняя пора, дома дел невпроворот. И мы с ним тайно решили пасти по одиночке, то есть сутки работаешь, а трое дома. Я обрадовался, хорошо-то как - три дня дома! Поругает нас заведующий за самовольство, а мы сделаем вид, что вдвоем пасем, и, как доярки уедут, по одному работаем. Первый такой день я с радостью выгнал стадо и спокойно пас. На мой посвист и окрик: "Куда?!" коровы реагировали моментально, хоть и крутили головами - где же собака? - но возвращались, Сашка и Мухтар их выдрессировали капитально. На следующей смене дело было похуже, а потом и совсем началась катастрофа. Я бы даже сказал - крах. Кончился мой покой, на работу - как на каторгу, за то три дня дома. Выгоняю я коров, и идут они, как бараны, кто куда. - Мухтар, заверни! Мухтар, давай, делай, гони! А этим идиоткам всё равно, идут и идут вперёд, пока наперёд не заскачу. - Куда?! - кричу, а они по смотрят на меня, вздохнут и в другую сторону чешут. В конечном итоге коровы как сговорились, одни - туда, другие - сюда, кто в лес, кто по дрова, кто - в лесополосу, кто - в балки прятаться от меня, кто - в поле колхозное через лесополосу, и хоть разорвись - всё бесполезно. Весь день я не слезал с лошади, то и дело заворачивал их, кобыла - в мыле и, если вдруг вырвется из рук, когда по малой нужде пойдёшь( её в те моменты, как на зло, мухи кусают,) уходит, башкой кивает, радуется что ушла. Голова большая, умная, знает, что гоняться за коровами на ней буду, и не даётся в руки. Хоть плач! Пёхом бегаешь, горланишь, спрашиваешь у коров - куда да куда? Я бы сейчас ни за что коров не пас. Сколько раз было - скачешь и орёшь на них, злость душит неимоверная, как-никак двести голов тупых, ну, паситесь же заразы, и тут прямо в глубь глотки муха или большой комар влетит! Вот где кайф неописуемый! В те моменты я не один раз думал, что в психушку попаду от злости. Тут и так за день устаешь морально и физически, а пригонишь гурт на дойку, и доярки кричат: - Сергей, коровы голодные! Мне всегда доставалось от них, так как молока очень мало было, а это - их деньги. А я что виноват, что ли? Пасу, стараюсь, а коровы - нет чтобы пастись и траву щипать, - как на зло, разбредутся и ходят, будто высматривают, где что лежит, всё вынюхивают чего-то, накричишь на них, а они вылупят зенки, словно белены обожрались, и дальше прутся. Я всегда ждал зимы, чтобы в корпус стать и не пасти, и мечталось мне тогда, что я, наконец-то, выплесну весь свой гнев на непокорных коров, так-то их не догонишь. Потыкать им в лоб пальцем и оскорбить как следует. А Сашка зимой всегда мечтал и говорил: - Эх, скорее бы на травку, на солнышке по лежать. А я глядел на него и думал: "Да ты что, сказился что ли? Да ни за что!" Хоть бы всё время зима была, пусть грязь, силос и навоза невпроворот, но лиж бы не пасти... Я до сих пор вспоминаю это "весёлое" время, заговор коров, моего друга Сашку - напарника моего родненького. И очень хочется увидеть Мухтара. Я даже помню несколько строк из своего стихотворения того времени. Я - скотник, я пасу скотину, Порой кляну свою судьбину... Коровы часто не пасутся, Гоню я их, и нервы рвутся... На циферблате - ровно пять, Пора коров на дойку гнать, Я, как свеча, со зла сгораю, Гоню и по-собачьи лаю... РОДНАЯ ЗИМА. Зимой нашем корпусе стояло больше двух сот голов бурёнок и несколько племенных быков. Давали корма: силос, сенаж, солома, дерть, но коровам все равно не хватало, и они быстро худели.С февраля по май начинался отёл, и мы зорко смотрели за каждой коровой, принимали "роды". Бывало когда идёт крупный плод, помогали корове растелиться и вытаскивать теленка руками за ножки. Конечно же, бывали и потери, особенно в ночное время, когда стальная корова, которая не пред вещала отёл, вдруг внезапно телилась, и теленок, падая в лоток, погибал от переохлаждения или захлебывался в навозной жиже. И вот тогда-то начальству пришла в голову идея - дежурить скотникам в корпусах. Вот представьте себе - большие оконные рамы без стёкол обиты с наружи полиэтиленовой пленкой, а сам корпус обогревается только телами и дыханием животных, с обоих сторон корпуса - две массивные железные двери, местами изорванные и по гнутые тракторным телегами. У дверей в лотках - постоянный лёд, у коров, стоящих у таких дверей, - на спинках иней. Сумасшедший сквозняк и холодно. И вот в таких условиях нам было велено коротать зимние ночи. На проходах висели, как гирлянды лампочки, которые то и дело перегорали. Ходили порой с фонариками и, чего греха таить, иногда приходилось ходить в соседние корпуса и воровать лампочки, там выкручивать и менять перегоревшие в своём. Нашим дояркам нередко приходилось по утрам доить коров в полумраке. Пошёл я как-то в соседний корпус за лампочкой, смотрю - стоит у стены деревянный топчан, на нём - старая фуфайка в место матраса. Два столба и соломенный потолок - всё белое, белое от инея. Это не хитрое "логово" устроил себе ныне покойный казак, Меркулов Жора, весельчак, у которого никогда не сходила с лица улыбка. Он спал в нём, как эскимос, то и дело просыпаясь для обхода коров, проверял - не телится ли животина? Мы же с напарником игнорировали такой указ. Оставались в своей дежурной комнате между двух корпусов, которые соединены крытым проходом. Там у нас были бетонный пол, дощатые с дырами двери, бетонные стены и потолок, из окна шёл тонкий пронизывающий сквозняк. Спали на узких топчанах, на голых матрасах, в фуфайках и ватных штанах, в сырых сапогах от которых часто мёрзли ноги, подушек и одеял не было. Стояла буржуйка, но топить было нечем. Солярку и дрова не давали, всю все возможную резину и кусочки древесины давно сожгли. Грелись, тяпками сгребая с настилов навоз, и рейдами по рядам коров на просмотр отёла. Сидим как-то с напарником Спашкой Герасименко, и смотрим друг на друга, в буржуйке воет зимний ветер. Я открываю её, а там - угли перегоревшей местной сосны. И мне вдруг пришли на ум строки. Я взял один уголёк, встал на топчан и стал писать следующее: В этой комнате, словно в тюрьме, Не хватает лишь только решёток, Вместо нар здесь стоят топчаны, Здесь загнешься, не выпив пять соток. Здесь не слышно конвоя шагов, Лязга крепких железных запоров, Слышны вздохи голодных коров, Грустный трепет оконных клеёнок. Между каменных стен ледяных, Замерзая, несём свою вахту, Стережём мы коров доходнЫх, Вспоминая учебник и парту. Все работники фермы, доярки, какая-то прибывшая комиссия читали моё "произведение". Заведующий злился, ругал меня, кричал: - Сотри! Удали это всё! А я отвечал: - Нет! Правда не умирает... - и пел шутя: - Эту правду пусть читает молодёжь, эту правду не задушишь, не убьешь... Прошли годы, все фермы закрыли, разрушили корпуса, охотники за чёрным и цветным металлом разбили до основания молотами бетонные конструкции. Но долгое время, не смотря на обильные дожди, ветры и снега, на фоне этих руин и развалин каким-то непонятным образом на нетронутым фрагменте бетонной стены, жила моя "чёрная" правда, написанная когда куском древесного угля от сгоревшей сосны. Не зря говорят: "Правда не умирает". ВИТЁК. Истории пастушьей жизни фото из инета. ЛОШАДИНЫЙ ВЕРХОЛАЗ Июль 1994 года. Пасём гурт на Широкой балке. Жарко. И вот настало обеденное время, пора гнать скот на водопой. Витёк - в седле,(мой меньший брат)свистит и кнутом щёлкает. Гоним стадо, пыль столбом. Вот он и пруд - мелкий, грязный от ила вонючий, но другого нет. Белка вместе с коровами зашла по самое пузо в воду и жадно пьёт. Витёк в седле улыбается, поджав ноги. И тут кобыла, напившись воды, вместе с наездником полностью погружается в воду. Витькина улыбка мгновенно покинула лицо. Полдня, до самого вечера, от маленького наездника смердело болотной жижей. Август, тот же 1994 год. После смены, придя домой, я отпускал лошадь на свободу, она, пройдя леваду, поднималась на бугор, уходила за элеватор и там паслась с другими лошадями, и через сутки я забирал её. Но бывало так, что Белку найти было не возможно из-за многочисленных балок. И я поднимался на крышу элеватора по отвесной лестнице и находил беглянку, так как с высоты всю местность видно как на ладони. Увидев, где ходят кони, я спускался в низ и шёл к лошади. Однажды мне надо было найти свою кобылу и ехать на смену, но была дома проблема, которую надо было срочно решить. Брат Витя вызвался сходить и поймать её, и пошёл. Лошади нигде не было видно, и он полез на крышу элеватора, высота которого 33 метра. Увидев, где мини-табун, брат стал спускаться в низ, и тут во двор тока (элеватора) въехал "Бобик" главы колхоза. Председатель был шокирован - маленький, пухленький, с уздечкой в руках ребёнок-верхолаз, спустившись по отвесной железной лестнице, ни здрасте, ни досвидание и, не обращая ни на кого внимание, направляется к выходу. - А ну, стой!-крикнул председатель. - Ты кто такой, что ты там делал? - Кобылу искал, - отвечает брат. - Чего, кобылу? - Да, нам на работу надо ехать, коров пасти. - А крыша тут причём? Твоя кобыла на крышу залезла что ли? Или она у тебя как Пегас, летает? Ты чей вообще? - Я брат Сергея. - Какого Сергея? - Целищева. - А-а, ну тогда понятно. Поэта да? У него точно летающий конь. Что ты делал на крыше? - Коня искал. - Хватит морочить мне голову, коня он искал! А если бы ты убился? Куда сторожа смотрят? Люди у них на крышах лошадей ищут, а они не видят. - Да не на крыше, - отвечает Витёк, - просто с крыши хорошо видно, где они пасутся. Лишь только тогда понял председатель, в чём дело. До этого попал в точно такой же переплёт и я, только я попался заведующему тока, и на тот же вопрос: "Что ты там делал?", я ответил: "Кобылу искал"... Позже лаз на лестницу был заварен, и нынче туда так просто не залезть. КОРОВИЙ КАРЛИК Зимой бывало - я под утро поддаивал хороших коров, и молоко прятал, потом на пересменке забирал и увозил домой. Доярки сетовали: "Что такое? Почему так мало молока, будто их сдаивает кто-то?" А я не сдаивал, а доил со всех хороших по немножку. Дежурил со мной как-то и брат Витька, и захотелось ему самому подоить одну корову, уж очень ему хотелось испытать это дело. Я разрешил. И вот что из этого получилось: три часа ночи, брат сидит на маленькой скамеечке, держит между ног ведро и с трудом выдаивает белые струи. И тут подходит у нему подменная доярка, которая ни разу не видела его! Она пришла так рано потому, что перепутала с спросонья время. Увидела его и обомлела, а брат, бросив ведро, испугавшись, выбежал в тамбур и исчез. Прибежал ко мне, обогнув корпус, и рассказал, в чём дело, и я чтобы неспалиться, отправил его немедленно домой. Когда к 5 утра прибыли доярки, эта перепуганная баба поведала им: - Йду я по проходу, дывлюсь - биля коровы товстый карлык сыдыть и твою, кума, Ракету за вымья тягае, я чуть нэ вдилалась, а вин побачив мэнэ, як прянэ, и побиг усюды у тамбур, и пропав. Другая спрашивает: - Та хто ж цэ мог буть? - Це мабуть, нэ карлык, а корпуснЫй, е же домовый, а це корпусный. - Стике раз я чула, як вылки сами падають, видра звэнять, а ны кого нэмае, це всэ вин девчата, це вин... Пришёл и заведующий: - Что стоите, кому косточки перемываете? - Та ось наша пидминна карлика бачила, вин корову сыдив доив. - Так подмена, - говорит заведующий, - бросай бухать, ой бросай, добром, я смотрю, это дело не кончится. — МАМ, А ТЫ ПОЧЕМУ ЗАМУЖ НЕ ВЫХОДИШЬ? — ВДРУГ ВЫПАЛИЛ ОН. Вечером постараюсь объяснить, ладно? Замужем Наталья никогда не была и не особо стремилась. Так уж вышло. Забеременела она слyчайно, и глупо как-то, то ли таблетку забыла выпить, то ли цикл подвел, но так уж случилось. Ее мужчина смутился от свалившейся на него новости, что-то начал бормотать про «не готов» и «планы», в которые «вот это вот» совсем не входит. — Ты лучше скажи, почему тебя это беспокоит. Тебе зачем меня замуж отдавать приспичило? — Ну мам. Вот у нас папы нет. Но это ничего. У моих друзей много у кого нет, и никто не жалуется. Только у всех моих друзей мамы замуж хотят, и постоянно выходят. За кого попало. -А ты от куда знаешь? И действительно, зачем? Замужем Наталья никогда не была и не особо стремилась. Так уж вышло. Она рано начала жить самостоятельно, и такая жизнь ее полностью устраивала. Отличная учеба в институте, затем интересная работа, успешная, неприлично успешная карьера. Настолько успешная, что к тридцати годам она уже сделала все — и квартиру купила, и мир посмотрела, словом, пожила для себя. А уж романы были всякие — разной степени интересности и головокружительности. Забеременела она слyчайно, и глупо как-то, то ли таблетку забыла выпить, то ли цикл подвел, но так уж случилось. Ее мужчина смутился от свалившейся на него новости, что-то начал бормотать про «не готов» и «планы», в которые «вот это вот» совсем не входит. А Наталья вдруг поняла, что именно сейчас, не раньше и не позже, она должна родить. Решение она приняла спокойно, спокойно дала «не готовому к этому всему» папаше отставку и пошла в декрет. Сын родился какой-то необыкновенно солнечный, с голубыми, голубее неба, глазами, с вязочками на ручках и ножках. Энергичный и жизнерадостный, он сделал ее жизнь полной, настолько полной, что никому другому в этой жизни просто не было места. Началaсь обычная жизнь молодой мамы — с бессонными ночами и детскими болезнями, первый зуб, первый шаг, первое слово, звонкий смех и чуть позже — бесконечные «пoчему». И вот, шecти лет от роду, он задает это такое странное «почему». Почему, почему… *** Наталья берегла свой мир, свое жилище, свой размеренный, понятный распорядок, где все было удобно, чисто и уютно. Конечно, еще до появления Алешки у нее бывали в гостях мужчины, но уже через несколько часов гость начинал тяготить. Ее беспокоил сам факт, что она не может делать что хочет. Например, взять и лечь спать. Просто так, не объясняя ничего. Или смотреть по телевизору то, что взбредет в голову. И вообще… Будет тут ходить, носки раскидывать. Алешке она раскидывать носки разрешала. Нет, она сердилась, и ругалась, но как-то не всерьез, понарошку. Наталья ждала с некоторым опасением другого вопроса. «Где мой папа», — вот это вопрос. Как тут объяснишь? «Я встречалась с мужчиной, забеременела, он испугался и сбежал, а мы остались»? Звучит так, будто он, отец, козел какой-то. А ведь это не так. Оба были взpoслыми людьми, планов серьезных не строили, к семейной жизни не стремились. Он — свободный мужчина с собственными планами. Опусы Она — далеко не сопливая старшеклассница, оставшаяся с пузом перед самым выпускным. И тут не так все просто. Но такого вопроса не было. Было про «замyж». Что это такое, вообще? Им было хорошо вдвоем, и никто особо не был нужен. Зачем? *** Вечером Наталья так все и объяснила. Не хочу замуж, и все. Мне хорошо жить вот так, как сейчас. «Хочу халву ем, хочу пряники», — как Тося в фильме «Девчата». — Ты лучше скажи, почему тебя это беспокоит. Тебе зачем меня замуж отдавать приспичило? — Ну мам. Вот у нас папы нет. Но это ничего. У моих друзей много у кого нет, и никто не жалуется. Только у всех моих друзей мамы замуж хотят, и постоянно выходят. За кого попало. — Тааааак. Это ты откуда знaeшь? — Рассказывали, — уклонился Алешка от прямого ответа. — И как это — за кого попало? — Ну там, злые дядьки всякие, или пьяницы. Или которые работать не умеют. — Ну и зачем мне такой муж? — А тебе такой не нужен. Тебе нужен хороший. Ты красивая, добрая, умная и веселая всегда. Не то, что тетя Таня, — Алешка поморщился, вспомнив какую-то тетю Таню. Может, маму приятеля, которая «выходит замуж за кого попало». — Тебе, мама, нужен хороший муж. А то ведь я вырасту, и уеду далеко-далеко. А ты одна останешься, в старости. — Ты что это, меня брocишь? — Нет, конечно. Просто тетя Таня Игорьку так всегда говорит, когда замуж выходит. Ясно, все-таки есть какой-то Игорек, и отсюда такой сыр-бор в голове у Алешки. — Я не знаю, мама. Но мне кажется, муж хороший нам бы не помешал. *** Этот разговор засел в голове у Натальи. Кажется — подумаешь, ребенок, мало ли какие фантазии у него в голове. Но Наталья однажды для себя решила, что все, что у ее ребенка в голове — серьезно. Это для нее — ну нет мужа, и нет. А он — мальчик. Ему нужно мужское общение. Старший товарищ. Собеседник. Наставник. Пример. Как это бывает у мальчиков? Неизвестно. Наталья не мальчик, это уж точно. И ей не понять. Но выходить замуж, чтобы у ребенка был отец, это же… бред. И все же, волей-не волей, она начала примерять на знакомых мужчин, в основном коллег, эту роль. Никто, естественно, никак не подходил. То мямля, то проныра, то пузо толстое, то рубаха мятая. Дедлайны бы научились соблюдать, какое отцовство. Прошло месяца три. Однажды Наталья забирала сына из бассейна — Алешка занимался плаванием. Он необычайно радостно плюхнулся на заднее сиденье авто, и заявил: — Все, я нашeл! — Что нашел? — деловито осведомилась Наталья. Настроение было хорошим. Ее команда в очередной раз выиграла важный тендер, и она предвкушала получение законных поздравлений, премии и других бонусов в ближайшие дни. Конечно, не обойтись без зависти и перешептываний некоторых коллег, ну да… не привыкать. — Мужа тебе нашел. Лицо Алешки было сияющим и восторженным, будто он тоже выиграл какой-то, свой собственный, тендер. — Хм. И кто же твой избранник? — Наш тренер! — победоносно заявил сын. О, боже. Тoлько этого не хватало. В мечтах своих Алешка уже поженил Наталью и молодого, слишком красивого тренера — и как же сложно будет его разочаровывать. — Мама, ты не понимаешь. Он хороший. Он не пьет, это точно. Он же на спорте. У него нет жены. Я все узнал. Деньги он зарабатывает нормально, потому что ты на плавание кучу денег тратишь. Сама говорила. А у него, — Алешка сделала многозначительную паузу, — три детских группы, четыре юношеских и три взрослых! Он мастер спорта, да-да! Не смейся! И сильный, и добрый. и машина у него здоровая, не то что твоя… Наталья хохотала. Нет, это правда, весело. — Машина, это, конечно, аргумент, — с деланной серьезностью отметила она, — нужно подумать! — и она вновь захохотала. — Мама, ну мама. Ну, ты ему нравишься. Он все время спрашивает про тебя всякое. — Это какoe? — Где у меня отец, и замужем ты или нет. Я говорю — нет у меня никакого отца, а маме муж не нужен, ей и так хорошо. Со мной. Короче, ты с ним пойдешь на свидание. Я договорился. — Сын, — Наталья неожиданно посерьезнела, — ты хочешь мне счастья, спасибо. Но есть вещи, которые запланировать невозможно. Они просто случаются, или нет. — Вот этого я и боюсь, — так же серьезно ответил Алешка, — Случится какое-нибудь… недоразумение. Наталья припарковала машину у дома, и они поднялись с сыном в квартиру. Он был явно расстроен. Зазвонил Алешкин мобильный. — Да, Олег Юрьевич, — серьезно, и даже как-то басом ответил он. Что? Олег Юрьевич? Тренер? Вот что за новости? — Да, Олег Юрьевич, она уже сняла сапоги и может с вами поговорить, — он уверенным жестом протянул матери трубку. — Алло? Наталья опешила от неожиданности, конечно, но ответить пришлось. — Наталья Владимировна, добрый вечер, — низкий и уверенный голос в трубке вызывал доверие, — Это прозвучит странно, но я приглашаю вас с Алешкой в выходные в кино. Если Вы, конечно, не заняты. — Извините… Это как-то очень неожиданно. — Не беспокойтесь. Мы просто сходим в кино. Я не доставлю вам никаких неприятностей. Если что, Алешка Вас защитит. — Правда? Это как? — У меня с ним был мужской разговор. Он предупредил: если я начну заниматься алкоголизмом, или тянуть из вас деньги, или еще как-то вас обижу, он меня утопит. В бассейне. — Хм. Это меняет дело. Если только в кино… В самом деле, Натaлья сто лет никуда не выбирались с Алешкой… и тренер вроде не совсем уж… чужой. — У вас совершенно особенный, удивительный сын. Мне не терпится познакомиться поближе с его мамой. В субботу, в пять, я заеду? Вышли новые Марвел. — Да, пожалуй. Алешка их любит. — Вот и договорились. Наталья нажала отбой, и шутливо стукнула телефоном по русой Алешкиной макушке. Его глаза сияли. — Какoй ты… — Какой? Особенный, удивительный cын. Но вслух не сказала. Ничего. А то посмотри-ка, обнaглел. Автор: Иpинa Mякa НЕНУЖНАЯ СТАРУХА... Варвара Степановна вошла в свою комнатушку и заплакала. Перед невесткой она держалась, старалась не показывать ей свою боль и обиду, а вот тут, перед иконами, она становилась на колени , молилась и просила: -Господи, прибери меня Господи. Прости, что жалуюсь, но нет моей мочи терпеть такую чёрную ненависть. За что Господи ты даёшь мне такие испытания? Забери меня к Феденьке и Саше, там моё место. Там , с моими родными, а здесь я ненужная, чужая старуха. Молитва успокаивала Варвару Степановну, она ложилась на свой продавленный диванчик, укутывалась шалью и вспоминала ту жизнь, ту счастливую жизнь, когда все были живы и все были счастливы. Их безмятежная жизнь длилась до смерти Феди, а потом всё пошло прахом. За что-то разгневался на них Господь забрал Федю и больше в их дом счастье не вернулось. Феденька, сын Варвары и Саши, рано ушёл, никогда не болел, ни на что не жаловался и вдруг такая скоропостижная смерть, инфаркт и не стало их единственного сыночка. Ох и горе, ох такое горе накрыло их семью, не выразить словами, даже Валентина, жёсткая, хабалистая бабень, жена Феди и та, так страшно убивалась за мужем. Варвара Степановна с Сашей всячески её поддерживали, а как не поддерживать ведь двое детей, сыновей Феди, остались без отца. Сашу сильно подкосила смерть сына, он почти не вылазил из больниц, бесконечные гипертонические кризы, которые через полтора года закончились смертью. А Саша не хотел жить, он так и говорил: -Не хочу я больше жить Варенька, не могу я без Феди, нажился я, хочу к Феде. -Что ты, что ты? Бог с тобой Саша, не гневи Бога, живи. А я как же, как я без тебя? Саша ничего не отвечал на слова жены, а только тяжело вздыхал, уходил во двор, где долго и много курил . Иногда Варваре казалось, что он не с нею, а где-то далеко, за пределами этого земного мира. Глаза у него были мёртвыми, такими глубокими, что не читались в них мысли. В сумерках Варваре казалось, что вместо глаз у Саши две чёрные ямы, уходящие в никуда. Уже тогда, она поняла, не жилец её муж, долго не протянет, он наполовину уже с Федей. Самой сильной в то время приходилось быть Варваре. А что ей оставалось делать? Больной муж и невестка попала в больницу с нервным срывом, вот Варвара и разрывалась между больницами и внуками-подростками, за которыми нужен был глаз да глаз. Это теперь Валентина упрекает Варвару Степановну: -Ты каменная, ты когда Федя умер, не очень-то убивалась. С твоей толстой шкурой, ты нас всех переживёшь. Как ты мне надоела и когда ты уже сдохнешь? Коптишь своей старческой вонью мою жизнь. Если бы не обещание Феде, я бы давно тебя в стар дом определила. -Прошу тебя, сдай меня в стардом,-просила Варвара, -Зачем нам в ненависти жить? И мне будет спокойнее и тебе не буду вонять. -Федя мне не простит такого,-злилась Валентина, да и что люди скажут, мол дом забрала, а бабку в стардом выпихнула. Нет, будем мучится дальше, пока ты не сдохнешь. Сто раз пожалела Варвара Степановна , что согласилась жить с невесткой. Да и как было не согласиться, из родных у неё внуки , а из близких Валентина, всё таки мать её внуков. Квартира у Фёдора с Валентиной была большая, пятикомнатная. Старший сын женился и Валя задумала продать своё жильё и купить сыновьям по отдельной квартире, а сама к свекрови напросилась жить, мол что уж нам делить, вместе надо держаться. -Вы стареете,-сказала Валентина Варваре Степановне,- за вами нужен будет уход и дом требует постоянного внимания, никого у вас кроме меня и внуков нету, так что нам сам Бог велел держаться вместе, к тому же я Феде обещала, ежели что, то за вами, за родителями пригляжу. Думаю настал тот момент, мы с вами будем жить, а молодые пусть живут свою самостоятельную жизнь. На том и порешили. Варвару не надо было уговаривать, тогда она даже обрадовалась, что таким образом сможет внукам помочь, да и с Валентиной всё ж повеселее будет , не чужие они. А оказалось-чужие и даже враги, поскольку только враги так ненавидят, как ненавидит Валентина. Поначалу всё шло хорошо. Валентина конечно иной раз вспылит, но тут же обнимет Варвару Степановну и попросит: -Прости меня мама, после смерти Феди нервы ни к чёрту. А Варвара прощала, понимала, в любой семье всякое бывает, гостем не проживёшь. Стала Валентина просит Варвару Степановну на неё дом перевести, дарственную оформить, чтобы потом со вступлением в наследство, не было проблем. Ведь случись что с Варварой, дом перейдёт к внукам, а там неизвестно что сыновья порешат, а то так могут порешить, что Валентина неизвестно где окажется. Это сейчас сыновья хорошие. А как невестки себя поведут? Неизвестно. Ведь не зря в народе говорят: "муж -голова, а жена-шея, куда шея повернётся, туда и голова поворачивается". Подумала, подумала Варвара Степановна, да и согласилась. Валентина мать внукам, потому полюбому дом им достанется. А она что? Она при Валентине, та не бросит её, Феде обещала, не посмеет обещание нарушить. Мужа Валя любила, даже замуж после смерти Феде не пошла, хотя предлагали ей, но она ни в какую, Федору была верна. Всё это Варвара Степановна обдумала, оценила и сдалась на уговоры невестки. И только Валентина вступила в наследство, так почти что сразу, для Варвары наступил ад на земле, Валю как подменили. Если раньше она старалась себя сдерживать, то теперь такую волю дала себе, что Варваре Степановне, хоть заживо в гроб ложись. Пожаловалась как-то Варвара старшему внуку на мать, тот пытался поговорит с матерью, да только Валентина оборвала его на полуслове, мол не лезь сюда, "яйца курицу не учат" и тому подобное. После этого жизнь Варвары Степановны ещё "краше" стала, Валентина её буквально поедом ела. Нет, рукоприкладством не занималась, но такими словами награждала Варвару, похлеще всякого кулака будет. С тех пор никому и никогда не жаловалась Варвара Степановна, сама несла свой крест. Почти каждый день она слышала от Валентины в свой адрес проклятия и пожелания смерти. Варвара и рада была бы умереть, как так жить, лучше уж к Феде и к Саше уйти, но смерть не слышала её просьб и не приходила за нею, а пришла она за Валентиной. И пришла так же внезапно, как и за Фёдором. Май был, тепло на дворе. Варвара копошилась на грядках, ей было хорошо, что она целый день в огороде и не видит Валентину, а невестка, как ни странно, не напоминала о себе. Варвара Степановна думала, что та по дому суетиться, а когда к вечеру зашла в дом, застала Валентину сидящей в кресле напротив включённого телевизора. Сначала она подумала, что та смотрит телевизор, но на полу около кресла увидела пузырёк с рассыпанными таблетками и какая-то неестественная поза невестки насторожила Варвару. Как показало вскрытие, тромб оборвался, мгновенная смерть и нет Валентины. Она всё Варвару выпроваживала на тот свет, а вот ... Не зря говорят:смерть приходит не старым, а за поспелым". Похоронили Валентину, ну всё,-подумала Варвара, теперь уж точно внуки её в стардом сдадут, ан нет, не случилось такого. Жена старшенького звала её к себе жить, но Варвара Степановна попросила: -Родные мои, разрешите доживать свой век в доме, где я когда-то была молодой и счастливой, где родился ваш отец, где ваш дед помер. А внуки не против. -Живи бабуля,- на правах старшего разрешил Серёжа,- живи, а мы чем сможем будем помогать, не оставим тебя. Вот тут Варвара Степановна и пожила спокойно, за что благодарила Бога. Внуки у неё добрые, в своего отца Фёдора, да и жены у внуков хорошие, славные женщины. Варвара жила долго и правнуков дождалась, часто ходила на могилы своего мужа и сына, тут же и Валентина похоронена. Когда убирала могилу невестки, приговаривала: -Вот видишь Валя, как получилось? Не ты за мною ухаживаешь, а я за тобою. Простила я тебя, Валентина, ради твоих сыновей, моих внуков и твоих внуков простила. Вот и я стала тебе нужная, сыновьям твоим некогда ухаживать за могилками, а мне что, я старая, особых делов нету, приду сюда, посижу с вами, поговорю, а мне и радостно. Не видишь ты Валя, как я твою могилу обихаживаю, не хуже, чем Сашину и Федину, какие цветочки я посадила -не видишь. Или видишь? Мёртвая тишина могил отвечала Варваре Степановне, а под Пасху, на страстной неделе, приснилась ей Валентина, приснилась такая радостная, но вместе с тем и виноватая, приснилась и говорит: -Спасибо тебе мама, за нас всех спасибо. ============================================= ....... автор - канал Мужчина + женщина=? Майдоровская Вера (орфография автора)
Мир
📝 - Отстань ты от меня!
Я жениться на тебе не обещал! И вообще я и знать не знаю, чей это ребёнок. А может не мой вовсе? Поэтому, гуляй ка ты вальсом, а я пожалуй поеду себе. - так говорил командировочный Виктор обалдевшей Валентине. А она стояла и не могла поверить ни ушам, ни глазам своим.. Тот ли это Виктор, который в любви ей признавался и носил на руках? Тот ли этот Витенька, который называл её Валюшенькой и обещал манны небесные? Перед ней стоял слегка растерянный, а оттого сердитый, чужой мужик...
Поплакала Валюшенька с недельку, помахав Витеньке навсегда ручкой, но по причине возраста- было ей тридцать пять уже, своей невзрачности, а значит малой вероятности найти счастье женское, решила родить...
Родила Валя в положенный срок крикливую девчонку. Назвала Маша. Девочка росла спокойной, беспроблемной и не доставляла совей матери никаких хлопот. Как будто знала, что хоть кричи, хоть не кричи, а ничего не добьешься...
Валя неплохо относилась к дочке, но видно было, что настоящей материнской любви у нее не было – вроде и кормит, одевает и игрушки покупает. Но чтобы лишний раз дитя обнять, приголубить, погулять с ней - нет. Этого не было. Маленькая Машенька часто тянула руки к матери, но та отстраняла её. То она занята, то много дел, то устала, то голова болит. Так и не проснулся у нее инстинкт видимо...
Когда Машеньке было семь лет случилось невиданное дело- Валя познакомилась с мужчиной. Мало того, домой его к себе притащила! Весь поселок об этом судачил! Какая Валька баба легкомысленная. Мужик то несерьезный, неместный, работы постоянной нет, живет непонятно где! Может вовсе мошенник... Во дела какие! Валя в местном сельпо работала, а он у них подрядился машины с товаром разгружать. На этой профессиональной почве у них роман и закрутился. А вскоре Валя жениха новоявленного к себе жить и позвала. Все соседи осуждали женщину – притащила домой непонятно кого! О дочке бы #опусы маленькой подумала, болтали соседи. Еще и молчун, слово из него не вытащишь. Значит скрывает что то. А Валя не слушала никого. Словно понимала, что это ее последний шанс женское счастье свое приобрести...
Но вскоре мнение соседей изменилось на счёт этого неразговорчивого на первый взгляд мужика. Дом Валентины без мужских рук обветшал и требовал ремонта – Игорь, так звали мужика, сначала крыльцо подправил, потом залатал крышу, заборчик поваленный поднял. Каждый день он что-то ремонтировал и дом хорошел на глазах. Увидев, что у мужика руки откуда надо растут, люди стали обращаться за помощью, а он говорил:
-Если ты старый или бедный совсем и так тебе помогу. А если нет, то денег плати или продуктами.-
С одних брал деньгами, с других консервацией, мясом, яйцами, молоком. У Вали то огород был, а скотины не было - куда без мужика. Поэтому раньше она Машеньку не часто баловала сметаной, да молочком. А сейчас в холодильнике стали и сливочки водиться, и молочко домашнее, да маслице.
Словом, у мужика Игоря руки были золотые. Как говорят - и швец, и жнец и на дуде игрец. И Валюшка, которая никогда красавицей не была, преобразилась с ним - прям светилась вся, подобрела, смягчилась как будто. К Машеньке поласковее даже стала. Улыбается, а у нее, оказывается, ямочки на щеках. Во как...
А Маша росла себе, в школу уж ходила. Однажды сидела она на крыльце, да наблюдала, как дядя Игорь работает, а в его руках все спорится. А потом пошла к подружке в соседний дом. А пришла только к вечеру, загулялась. Открыв калитку, девочка остолбенела...Посреди двора возвышались...качели! Они слегка качались от дуновенья ветерка и так и манили к себе, так и звали...
-Это мне?! Дядя Игорь! Это вы сделали мне? Качели?!! - не верила своим глазам Маша.
-Тебе, Машунь, конечно тебе! Принимай работу! - радостно засмеялся обычно нелюдимый дядь Игорь.
И Маша села на сиденье и раскатывалась сильно туда- сюда, а ветер свистел у нее в ушах и счастливей девочки не было на всем белом свете...
Валя уходила рано на работу, поэтому стряпню на себя тоже взял дядь Игорь. Он готовил завтрак, обед. А какие он пек пироги, а запеканки! Это именно он научил Машу вкусно готовить, да столы накрывать. Столько талантов оказалось в этом нелюдимом, молчаливом человеке...
Когда наступила зима и день стал коротким, дядя Игорь провожал и встречал ее со школы. Он ней ее портфель и рассказывал ей истории из своей жизни. Рассказывал, как ухаживал за тяжело больной матерью, продал свою квартиру, чтобы помочь ей. И как родной брат выгнал его из отчего дома обманным путем.
Он научил ее ловить рыбу. Летом, на заре, они ходили вдвоем на речку и сидели тихонько, ожидая клева. Так он научил ее терпению. А в середине лета дядя Игорь купил ей первый детский велосипед и учил на нем кататься. Он мазал ей коленки зеленкой, когда она разбивала их вдребезги, падая.
-Игорь, убьется же девка. - ворчала мать.
-Не убьется. Она должна учиться падать и подниматься снова. - отвечал он ей твердо.
А однажды на новый год он подарил ей настоящие детские коньки Снегурки. Вечером они сели за праздничный стол, который накрыл дядя Игорь с помощью Маши. Они дождались боя курантов, поздравляли друг друга, смеялись и чокались бокалами. Всем было вкусно и весело. А утром Валя и Игорь проснулись от пронзительного Машиного крика и визга.
-Коньки! Ура!!! У меня есть настоящие коньки! Белые и новые! Спасибо, спасибо!!! - кричала Маша, обнаружив под елкой шикарный подарок. Девочка прижимала их груди и по лицу ее текли слезы счастья...
А потом они с дядей Игорем пошли на замерзшую речку и он долго расчищал снег со льда, а она ему помогала. Потом учил ее кататься. Она падала, но он терпеливо вел ее за руку, пока она не научилась стоять на ногах крепко. А потом смогла проехать по-настоящему и ни разу не упала. Маша ликовала и визжала от счастья. А когда они уже уходили с речки, бросилась ему на шею:
-Спасибо тебе за все! Спасибо, папа...
Теперь плакал Игорь. От радости. Он украдкой смахивал скупые мужские слезы, чтобы не увидела Маша, но они катились сами собой и сразу замерзали на морозном воздухе мелкими льдинками...
Потом Маша выросла. уехала учиться в город. И у нее было очень много сложностей в жизни. Как наверное и у всех. Но он был рядом всегда. Он был на ее выпускном. Он возил ей в город сумки с продуктами, чтобы, не дай Бог, его доченька, его Машенька не голодала...
Он вел ее под венец, когда Маша выходила замуж. Вместе с ее мужем он стоял под окнами роддома, ожидая новостей. Он нянчил своих внуков и любил их так, как не любят иногда родных.
А потом он ушел, как когда-нибудь уйдем мы все. На прощании Маша вместе с матерью стояла в глубокой скорби и бросив горсть земли, вздохнув тяжело, произнесла:
-Прощай, папочка...Ты был лучшим отцом в мире. Я всегда буду тебя помнить...
И он остался в ее сердце навсегда. Не как дядя Игорь, не как отчим, а как ОТЕЦ... Ведь отец иногда не тот, кто родил, а кто воспитал, кто делил твою боль и радость. Кто был рядом...
Автор неизвестен
Группа #ОпусыиРассказы
ПРИМИРЕНИЕ
Любовь Ильинична, тяжело ступая по лестнице, поднималась на четвертый этаж в свою квартиру, неся две увесистые сумки. У подъезда позвонила дочери, чтобы та спустилась помогла или муженька своего отправила. Но Светлана не ответила. Пришлось тащить самой.
Войдя в квартиру, она сразу же поняла, что что-то случилось. Из спальни дочери раздавались глухие рыдания. «Этого мне только и не хватало», - подумала уставшая женщина, сидя на низкой полке для обуви и переводя дыхание.
Сил не было подняться. Сумки с продуктами накренились, того и гляди упадут на бок, и все из них вывалится. Да еще Светка вся в слезах. Дочь, конечно же, важнее. Пересилив себя, Любовь Ильинична поднялась и пошла к ней. Зятя, судя по всему, дома не было.
- Так, что тут произошло? – спросила она, открыв дверь. – Что за слезы? Где этот?
Так она, зачастую называла зятя-примака. Не то, чтобы не любила. Пусть Светка его любит, если есть за что. А она просто терпела его в доме ради дочери. Не пьет, не курит, но какой-то тюха-матюха.
Не такого зятя она хотела единственной дочери. Сама с таким рассталась сто лет назад, одна Светку вырастила. И не хотелось ей, чтобы дочь по ее стопам пошла в замужестве.
Та, оторвавшись от подушки, но все еще в рыданиях бросилась матери на шею.
- Мама! Мамочка! Он ушел. Ушел! Что мне теперь делать? Я же люблю его, мама! Я не смогу без него…
Любовь Ильинична встряхнула дочь за плечи и скомандовала:
- Так! Сейчас же вставай и марш в ванную! Умойся холодной водой, приведи себя в порядок.
Дочь послушалась ее приказного тона и побрела в ванную, пока мать накапала ей валерьянки.
- На вот, выпей, успокойся и давай все по порядку. Что случилось? Он руку на тебя поднял?
Если честно, она в это не верила. Никогда бы Юрка такого не сделал. Но сама она однажды довела своего мужа до этого. Он ей слово, она ему десять, он ей успокойся, мол, а она ему… Короче, получила по щекам. Кто бы мог подумать!
Света выпила настойку, все еще всхлипывая, а потом сказала:
- Он опять в командировку уезжает завтра. Я просила его меня взять с собой, а он отказался. Снова отказался! Тогда я стала выговаривать, что у него там другая в Москве, поэтому и меня не берет. Стала кричать на него, а он схватил свой кейс с ноутбуком и ушел, хлопнув дверью.
- Ну и что? Почему ты решила, что бросил? Съездит и вернется. Не первый раз. И ничего не сказал тебе на прощание?
- Он не вернется, мама, так и сказал! А когда вышел из спальни, дверью хлопнул, и я слышала, как он меня дурой назвал!
Светлана снова зарыдала в три ручья.
Любовь Ильинична буквально взяла ее за руку и отвела в кровать, уложила, накрыла покрывалом. Села рядом, погладила по волосам, и вскоре Светлана заснула.
Душу матери жгла горечь и обида за дочь, так глупо влюбившуюся в этого… Она не находила слов! Может, он и гений на работе, вон его как двигают, из столицы не вылезает, все какие-то договора заключает. А дома нет никто и звать никак!
Она достала его кожаный чемодан и стала запихивать туда вещи зятя. Пусть катится на все четыре стороны! Есть у его деда дом в каком-то селе, вот пусть туда и едет!
А она дочь в обиду не даст. Ишь ты, умный какой! Дурой она теперь стала. Год на всем готовом прожил, как у Христа за пазухой, а теперь дура она!
«Какая бы ни была, а она моя дочь, и я ее в обиду не дам никому!» - распаляла себя Любовь Ильинична, встав одним коленом на крышку чемодана, пытаясь его застегнуть. Света всхлипнула во сне. Мать снова села рядом, и у самой слезы покатились из глаз.
- Неужели все повторяется, - прошептала она, и воспоминания нахлынули на нее.
Почти двадцать лет назад она сама вот точно так же прогнала из дома Светкиного отца, наспех собрав его чемодан.
Любовь Ильинична тихо вышла, прикрыв дверь в комнату дочери, пусть поспит, утро вечера мудренее.
Разобрала наконец сумки с продуктами, заварила крепкого чаю и предалась воспоминаниям, пытаясь понять, почему так сложилась ее жизнь?
Мама тоже воспитывала ее одна, отец умер рано. Люба училась в школе, росла, как травинка в поле. Мать на трех работах вкалывала и везде уборщицей: с раннего утра в школе, потом в детском саду, а вечером в каком-то клубе.
Между работами прибегала домой, что-то готовила, кормила дочь и опять на работу, очередную. После школы Люба поступила в институт, там встретила свою первую любовь и вскоре выскочила замуж. По обоюдной любви, но за неприспособленного к жизни интеллигента, маменькиного сынка.
Он ударился в науку. Свекровь в нем души не чаяла, а ее, Любу, за человека не считала. Не ровня она ему! А когда мама у Любы умерла и осталась вот эта самая квартира, они с мужем съехали от свекровки. #опусы Та слезы лила, не хотела сыночка отпускать.
Но заездил он Любу так, что пришлось все же выгнать. Палец об палец в доме не ударял, читал, писал, ездил на какие-то конференции. Когда Света родилась, он даже из родильного дома ее не забрал! Не смог, на важном заседании был.
Еще год она с ним промаялась, а потом назвала «прозаседавшимся» и выгнала со скандалом к своей ненаглядной мамаше.
Сейчас видятся иногда, как чужие. Он женился давно, бывшая свекровь ушла в мир иной, царство ей небесное. И со Светой он не особо общается. От случая к случаю. Разве такую жизнь она хочет своей дочке?!
И ведь свекровь не поддержала ее тогда с маленьким ребенком на руках. Бабушка, называется. Ну хоть бы поговорила с ней, объяснила, что потерпеть немного надо, все наладится, сынок вот защитится, и все встанет на свои места.
Но этого не произошло. Она просто забрала сына под свое крыло, а их со Светой оставила одних горе мыкать.
Всю ночь Любовь Ильинична провела в тревоге. Сначала сидя на диване, а потом в кровати. Дремала время от времени, просыпалась и снова как в забытье впадала.
Утром встала вся разбитая, распаковала чемодан зятя, аккуратно сложив все вещи на место. Проснулась было Света, но она сказала, что рано еще.
- Спи, я тут прибираюсь немного.
Дочь тяжело вздохнула и отвернулась к стенке. Любовь Ильинична ушла на кухню, плотно закрыла дверь и позвонила зятю.
- Юра, доброе утро, - сказала она, когда тот ответил сонным голосом.
- Слушаю вас, Любовь Ильинична, - все же выдавил он.
- Юра, сынок, трубку только не бросай. Я не буду тебя спрашивать, что там у вас произошло…, - она замялась.
А Юрий молчал. Он, услышав голос тещи, которая всегда относилась к нему с ярко выраженным недовольством, хотел было отключиться. Но слово «сынок», впервые произнесенное ею, ударило в самое сердце.
До этого в свой адрес он слышал только «недотепа», «дедушкин баловень», «никчемный», «недальновидный». Ну а уж о менее лицеприятных эпитетах и вспоминать не хочется.
- Юра, ты где сейчас? – продолжила теща. – Тебе когда в Москву уезжать?
Голос ее звучал не заискивающе, а как-то по доброму. Будто это и не она вовсе кричала на него неделю назад, обзывая «размазней», когда он разбил бокал из чешского стекла, хотя этот набор он сам же и купил в одной из командировок.
- У меня вечером самолет, пока в гостинице. Что вы хотели?
- Тебе же вещи нужны с собой. Приди, возьми. Как же ты поедешь без вещей?
- Там куплю все необходимое.
«Только бы деньги транжирить!» - чуть не сорвалось у нее с языка, но она вовремя спохватилась.
- Юра, сынок, - снова повторила теща это слово очень естественным и уставшим голосом,- выслушай меня.
Наступила пауза. Юрий молчал. Его не отпускало именно это слово «сынок», которого он не помнил, не знал за всю свою жизнь. Родители погибли, его растил и воспитывал дед, строгий и серьезный. Воспитал уж как смог. Ни к чему особо не приучал, только учиться заставлял. Он и учился.
Все это моментально пронеслось у него в голове, а пауза затянулась.
Все ночные слова, которые Любовь Ильинична собиралась сказать зятю, придумывая их, сидя под яркой хрустальной люстрой, купленной Юрой к прошлому Новому году, испарились к утру... Не приходили на ум и утренние слова, которые она продумала для него, проснувшись от лучей восходящего солнца.
Сейчас ей вдруг захотелось рассказать зятю о себе и своей жизни… Но он молчал, ни о чем ее не спрашивал. Она тяжело вздохнула и продолжила:
- Я знаю Светкин характер, она вся в меня. Поэтому и виновата она в вашей ссоре. Так ведь? Но я мать, я всегда защищала ее, была на ее стороне, хотя потом зачастую ругала, чтобы ты не слышал. Вот и вчера она, наверное, перегнула палку. Но она любит тебя, Юра. Очень любит. Ты прости нас, сынок. Если ты тоже не разлюбил ее еще…
Тут Любовь Ильинична не выдержала и заплакала.
Юрий слушал молча.
- Пожалуйста, сынок, вернись. Я всю ночь думала сегодня о вас, о себе. Мне никто тогда не помог, когда мы с мужем пошли разными дорожками. Никто не поддержал. А я не хочу, чтобы Света повторила мою судьбу и потеряла человека, которого очень сильно любит. Прости ты нас…
И тут она услышала его слова.
- Спасибо,… Любовь Ильинична… - сказал Юрий осипшим голосом. – Я приеду через час.
Знала бы она, как ему, этому взрослому парню, мужчине хотелось зарыдать и сказать: «Спасибо… мама!» Но еще скажет.
***
Как же это важно, вовремя осознать свои ошибки, свои непростительные промахи и покаяться перед тем человеком, которого совсем недавно было так легко назвать недобрым словцом, отнестись с пренебрежением.
И все у них получилось! Юрий пришел, Света бросилась в его объятия, и с этого момента каждый понял, как они нужны друг другу. Любовь Ильиничну как подменили. Теперь она всегда была на стороне зятя при малейших размолвках. А дочери говорила:
- Умерь свой пыл, - и слышала в ответ его слова:
- Да ладно, мама, я не обижаюсь. Она же не со зла.
блог на дзен " Ночная собеседница "
ПРИМИРЕНИЕ
Любовь Ильинична, тяжело ступая по лестнице, поднималась на четвертый этаж в свою квартиру, неся две увесистые сумки. У подъезда позвонила дочери, чтобы та спустилась помогла или муженька своего отправила. Но Светлана не ответила. Пришлось тащить самой.
Войдя в квартиру, она сразу же поняла, что что-то случилось. Из спальни дочери раздавались глухие рыдания. «Этого мне только и не хватало», - подумала уставшая женщина, сидя на низкой полке для обуви и переводя дыхание.
Сил не было подняться. Сумки с продуктами накренились, того и гляди упадут на бок, и все из них вывалится. Да еще Светка вся в слезах. Дочь, конечно же, важнее. Пересилив себя, Любовь Ильинична поднялась и пошла к ней. Зятя, судя по всему, дома не было.
- Так, что тут произошло? – спросила она, открыв дверь. – Что за слезы? Где этот?
Так она, зачастую называла зятя-примака. Не то, чтобы не любила. Пусть Светка его любит, если есть за что. А она просто терпела его в доме ради дочери. Не пьет, не курит, но какой-то тюха-матюха.
Не такого зятя она хотела единственной дочери. Сама с таким рассталась сто лет назад, одна Светку вырастила. И не хотелось ей, чтобы дочь по ее стопам пошла в замужестве.
Та, оторвавшись от подушки, но все еще в рыданиях бросилась матери на шею.
- Мама! Мамочка! Он ушел. Ушел! Что мне теперь делать? Я же люблю его, мама! Я не смогу без него…
Любовь Ильинична встряхнула дочь за плечи и скомандовала:
- Так! Сейчас же вставай и марш в ванную! Умойся холодной водой, приведи себя в порядок.
Дочь послушалась ее приказного тона и побрела в ванную, пока мать накапала ей валерьянки.
- На вот, выпей, успокойся и давай все по порядку. Что случилось? Он руку на тебя поднял?
Если честно, она в это не верила. Никогда бы Юрка такого не сделал. Но сама она однажды довела своего мужа до этого. Он ей слово, она ему десять, он ей успокойся, мол, а она ему… Короче, получила по щекам. Кто бы мог подумать!
Света выпила настойку, все еще всхлипывая, а потом сказала:
- Он опять в командировку уезжает завтра. Я просила его меня взять с собой, а он отказался. Снова отказался! Тогда я стала выговаривать, что у него там другая в Москве, поэтому и меня не берет. Стала кричать на него, а он схватил свой кейс с ноутбуком и ушел, хлопнув дверью.
- Ну и что? Почему ты решила, что бросил? Съездит и вернется. Не первый раз. И ничего не сказал тебе на прощание?
- Он не вернется, мама, так и сказал! А когда вышел из спальни, дверью хлопнул, и я слышала, как он меня дурой назвал!
Светлана снова зарыдала в три ручья.
Любовь Ильинична буквально взяла ее за руку и отвела в кровать, уложила, накрыла покрывалом. Села рядом, погладила по волосам, и вскоре Светлана заснула.
Душу матери жгла горечь и обида за дочь, так глупо влюбившуюся в этого… Она не находила слов! Может, он и гений на работе, вон его как двигают, из столицы не вылезает, все какие-то договора заключает. А дома нет никто и звать никак!
Она достала его кожаный чемодан и стала запихивать туда вещи зятя. Пусть катится на все четыре стороны! Есть у его деда дом в каком-то селе, вот пусть туда и едет!
А она дочь в обиду не даст. Ишь ты, умный какой! Дурой она теперь стала. Год на всем готовом прожил, как у Христа за пазухой, а теперь дура она!
«Какая бы ни была, а она моя дочь, и я ее в обиду не дам никому!» - распаляла себя Любовь Ильинична, встав одним коленом на крышку чемодана, пытаясь его застегнуть. Света всхлипнула во сне. Мать снова села рядом, и у самой слезы покатились из глаз.
- Неужели все повторяется, - прошептала она, и воспоминания нахлынули на нее.
Почти двадцать лет назад она сама вот точно так же прогнала из дома Светкиного отца, наспех собрав его чемодан.
Любовь Ильинична тихо вышла, прикрыв дверь в комнату дочери, пусть поспит, утро вечера мудренее.
Разобрала наконец сумки с продуктами, заварила крепкого чаю и предалась воспоминаниям, пытаясь понять, почему так сложилась ее жизнь?
Мама тоже воспитывала ее одна, отец умер рано. Люба училась в школе, росла, как травинка в поле. Мать на трех работах вкалывала и везде уборщицей: с раннего утра в школе, потом в детском саду, а вечером в каком-то клубе.
Между работами прибегала домой, что-то готовила, кормила дочь и опять на работу, очередную. После школы Люба поступила в институт, там встретила свою первую любовь и вскоре выскочила замуж. По обоюдной любви, но за неприспособленного к жизни интеллигента, маменькиного сынка.
Он ударился в науку. Свекровь в нем души не чаяла, а ее, Любу, за человека не считала. Не ровня она ему! А когда мама у Любы умерла и осталась вот эта самая квартира, они с мужем съехали от свекровки. #опусы Та слезы лила, не хотела сыночка отпускать.
Но заездил он Любу так, что пришлось все же выгнать. Палец об палец в доме не ударял, читал, писал, ездил на какие-то конференции. Когда Света родилась, он даже из родильного дома ее не забрал! Не смог, на важном заседании был.
Еще год она с ним промаялась, а потом назвала «прозаседавшимся» и выгнала со скандалом к своей ненаглядной мамаше.
Сейчас видятся иногда, как чужие. Он женился давно, бывшая свекровь ушла в мир иной, царство ей небесное. И со Светой он не особо общается. От случая к случаю. Разве такую жизнь она хочет своей дочке?!
И ведь свекровь не поддержала ее тогда с маленьким ребенком на руках. Бабушка, называется. Ну хоть бы поговорила с ней, объяснила, что потерпеть немного надо, все наладится, сынок вот защитится, и все встанет на свои места.
Но этого не произошло. Она просто забрала сына под свое крыло, а их со Светой оставила одних горе мыкать.
Всю ночь Любовь Ильинична провела в тревоге. Сначала сидя на диване, а потом в кровати. Дремала время от времени, просыпалась и снова как в забытье впадала.
Утром встала вся разбитая, распаковала чемодан зятя, аккуратно сложив все вещи на место. Проснулась было Света, но она сказала, что рано еще.
- Спи, я тут прибираюсь немного.
Дочь тяжело вздохнула и отвернулась к стенке. Любовь Ильинична ушла на кухню, плотно закрыла дверь и позвонила зятю.
- Юра, доброе утро, - сказала она, когда тот ответил сонным голосом.
- Слушаю вас, Любовь Ильинична, - все же выдавил он.
- Юра, сынок, трубку только не бросай. Я не буду тебя спрашивать, что там у вас произошло…, - она замялась.
А Юрий молчал. Он, услышав голос тещи, которая всегда относилась к нему с ярко выраженным недовольством, хотел было отключиться. Но слово «сынок», впервые произнесенное ею, ударило в самое сердце.
До этого в свой адрес он слышал только «недотепа», «дедушкин баловень», «никчемный», «недальновидный». Ну а уж о менее лицеприятных эпитетах и вспоминать не хочется.
- Юра, ты где сейчас? – продолжила теща. – Тебе когда в Москву уезжать?
Голос ее звучал не заискивающе, а как-то по доброму. Будто это и не она вовсе кричала на него неделю назад, обзывая «размазней», когда он разбил бокал из чешского стекла, хотя этот набор он сам же и купил в одной из командировок.
- У меня вечером самолет, пока в гостинице. Что вы хотели?
- Тебе же вещи нужны с собой. Приди, возьми. Как же ты поедешь без вещей?
- Там куплю все необходимое.
«Только бы деньги транжирить!» - чуть не сорвалось у нее с языка, но она вовремя спохватилась.
- Юра, сынок, - снова повторила теща это слово очень естественным и уставшим голосом,- выслушай меня.
Наступила пауза. Юрий молчал. Его не отпускало именно это слово «сынок», которого он не помнил, не знал за всю свою жизнь. Родители погибли, его растил и воспитывал дед, строгий и серьезный. Воспитал уж как смог. Ни к чему особо не приучал, только учиться заставлял. Он и учился.
Все это моментально пронеслось у него в голове, а пауза затянулась.
Все ночные слова, которые Любовь Ильинична собиралась сказать зятю, придумывая их, сидя под яркой хрустальной люстрой, купленной Юрой к прошлому Новому году, испарились к утру... Не приходили на ум и утренние слова, которые она продумала для него, проснувшись от лучей восходящего солнца.
Сейчас ей вдруг захотелось рассказать зятю о себе и своей жизни… Но он молчал, ни о чем ее не спрашивал. Она тяжело вздохнула и продолжила:
- Я знаю Светкин характер, она вся в меня. Поэтому и виновата она в вашей ссоре. Так ведь? Но я мать, я всегда защищала ее, была на ее стороне, хотя потом зачастую ругала, чтобы ты не слышал. Вот и вчера она, наверное, перегнула палку. Но она любит тебя, Юра. Очень любит. Ты прости нас, сынок. Если ты тоже не разлюбил ее еще…
Тут Любовь Ильинична не выдержала и заплакала.
Юрий слушал молча.
- Пожалуйста, сынок, вернись. Я всю ночь думала сегодня о вас, о себе. Мне никто тогда не помог, когда мы с мужем пошли разными дорожками. Никто не поддержал. А я не хочу, чтобы Света повторила мою судьбу и потеряла человека, которого очень сильно любит. Прости ты нас…
И тут она услышала его слова.
- Спасибо,… Любовь Ильинична… - сказал Юрий осипшим голосом. – Я приеду через час.
Знала бы она, как ему, этому взрослому парню, мужчине хотелось зарыдать и сказать: «Спасибо… мама!» Но еще скажет.
***
Как же это важно, вовремя осознать свои ошибки, свои непростительные промахи и покаяться перед тем человеком, которого совсем недавно было так легко назвать недобрым словцом, отнестись с пренебрежением.
И все у них получилось! Юрий пришел, Света бросилась в его объятия, и с этого момента каждый понял, как они нужны друг другу. Любовь Ильиничну как подменили. Теперь она всегда была на стороне зятя при малейших размолвках. А дочери говорила:
- Умерь свой пыл, - и слышала в ответ его слова:
- Да ладно, мама, я не обижаюсь. Она же не со зла.
блог на дзен " Ночная собеседница "
Сергей Юрченко (Целищев).
ГДЕ ЖЕ ВЫ РОДНЫЕ ФЕРМЫ? ГДЕ ЖЕ ВЫ РОДНЫЕ КОРОВЫ?
НЕ ДАЁТЕ МОЛОКА НАМ, ЧТОБЫ БЫЛИ МЫ ЗДОРОВЫ...
ВЕСЁЛОЕ БЫЛО ВРЕМЯ.
С 1992 по 1996 год я работал скотником в третьей бригаде колхоза имени Ленина. Было шесть корпусов крупного рогатого скота или дойных гуртов, в каждом - не меньше двухсот коров. Корпус обслуживали четыре скотника, работали мы попарно и посуточно - сутки через сутки. Зимой коровы постоянно находились в корпусах, а в мае их перегоняли в летние станы. Там, как и в корпусах, было налажено механизированное доение, которое выполняли доярки утром и вечером. Между дойками скот выгоняли на подножный корм (траву) и пасли при любой погоде - и в зной, и в дождь. Пасли до глубокой осени, пока не ляжет первый снег, потом коров опять перегоняли на фермы и размещали в корпусах.
Несмотря ни на что, девчата-доярки пели песни, но нередко ругали пастухов-скотников за малый удой и за то, что по ночам воровали из бункеров и без того скудный запас фуража, которым кормились при доении коровы. Зайдет корова в станок, ткнётся носом в педаль кормушки, фураж сыпется, и а она потихоньку ест, а доярка подключает её к доильному аппарату и сдаивает. Потом с помощью рычага открывает калитку, и животина выходит, и так - всю свою группу.
А скотники насыпают фураж себе в мешок понемножку с каждого бункера, чтоб не заметно было. Свезут в село, продадут и "отдыхают" себе ночью припеваючи. Если мало, то, подвыпив, вытряхивали ещё, а потом перед доярками "дурака включали". Человек ко всему привыкает, привыкли пастухи и к нецензурной брани на них доярок. Но фураж все равно брали, хоть глаза и боялись, но руки делали. А по утру, как увидят жёлтые "глаза" автобуса, места себе не находили, знали, что сейчас "аврал" будет, доярки злые едут. Мы их за глаза кобрами называли...
Работал со мной напарник Сашка Герасименко ( ныне житель Заброда ) -тихий, спокойный, мухи не обидит, юмор понимал, но молчаливый. В "козла" окаянного - в карты любил играть, и = зимнюю рыбалку, тут уж его и хлебом не корми, дай только на льду померзнуть. Была у него собака - кобель, полукровка немецкой овчарки - Мухтар, умный был.
Мне нравилось работать с Сашкой, он не ленивый был, особенно нравилось пасти с ним. Не пастьба, а отдых, дома так не отдохнешь, как с ним на работе. Сидим значит, в тенечке под деревом, он молчит, меня слушает, а я то и дело из пустого в порожнее переливаю, а рядом дремлет кобель. Если стадо разбредется, один посвист и команда Сашки: "Гони!" - и кобель сам не свой от счастья собирал в кучу всё стадо. Иногда трудно было его остановить, и Сашка кричал до хрипоты:
- Брось! Хватит! Иди суда, гад!
И Мухтар с грустными глазами покорно возвращался к нам.
Трудно, конечно, работать через сутки - летняя пора, дома дел невпроворот. И мы с ним тайно решили пасти по одиночке, то есть сутки работаешь, а трое дома. Я обрадовался, хорошо-то как - три дня дома! Поругает нас заведующий за самовольство, а мы сделаем вид, что вдвоем пасем, и, как доярки уедут, по одному работаем.
Первый такой день я с радостью выгнал стадо и спокойно пас. На мой посвист и окрик: "Куда?!" коровы реагировали моментально, хоть и крутили головами - где же собака? - но возвращались, Сашка и Мухтар их выдрессировали капитально. На следующей смене дело было похуже, а потом и совсем началась катастрофа. Я бы даже сказал - крах. Кончился мой покой, на работу - как на каторгу, за то три дня дома. Выгоняю я коров, и идут они, как бараны, кто куда.
- Мухтар, заверни! Мухтар, давай, делай, гони!
А этим идиоткам всё равно, идут и идут вперёд, пока наперёд не заскачу.
- Куда?! - кричу, а они по смотрят на меня, вздохнут и в другую сторону чешут.
В конечном итоге коровы как сговорились, одни - туда, другие - сюда, кто в лес, кто по дрова, кто - в лесополосу, кто - в балки прятаться от меня, кто - в поле колхозное через лесополосу, и хоть разорвись - всё бесполезно. Весь день я не слезал с лошади, то и дело заворачивал их, кобыла - в мыле и, если вдруг вырвется из рук, когда по малой нужде пойдёшь( её в те моменты, как на зло, мухи кусают,) уходит, башкой кивает, радуется что ушла. Голова большая, умная, знает, что гоняться за коровами на ней буду, и не даётся в руки. Хоть плач! Пёхом бегаешь, горланишь, спрашиваешь у коров - куда да куда? Я бы сейчас ни за что коров не пас.
Сколько раз было - скачешь и орёшь на них, злость душит неимоверная, как-никак двести голов тупых, ну, паситесь же заразы, и тут прямо в глубь глотки муха или большой комар влетит! Вот где кайф неописуемый! В те моменты я не один раз думал, что в психушку попаду от злости.
Тут и так за день устаешь морально и физически, а пригонишь гурт на дойку, и доярки кричат:
- Сергей, коровы голодные!
Мне всегда доставалось от них, так как молока очень мало было, а это - их деньги. А я что виноват, что ли? Пасу, стараюсь, а коровы - нет чтобы пастись и траву щипать, - как на зло, разбредутся и ходят, будто высматривают, где что лежит, всё вынюхивают чего-то, накричишь на них, а они вылупят зенки, словно белены обожрались, и дальше прутся.
Я всегда ждал зимы, чтобы в корпус стать и не пасти, и мечталось мне тогда, что я, наконец-то, выплесну весь свой гнев на непокорных коров, так-то их не догонишь. Потыкать им в лоб пальцем и оскорбить как следует.
А Сашка зимой всегда мечтал и говорил:
- Эх, скорее бы на травку, на солнышке по лежать.
А я глядел на него и думал: "Да ты что, сказился что ли? Да ни за что!" Хоть бы всё время зима была, пусть грязь, силос и навоза невпроворот, но лиж бы не пасти...
Я до сих пор вспоминаю это "весёлое" время, заговор коров, моего друга Сашку - напарника моего родненького. И очень хочется увидеть Мухтара. Я даже помню несколько строк из своего стихотворения того времени.
Я - скотник, я пасу скотину,
Порой кляну свою судьбину...
Коровы часто не пасутся,
Гоню я их, и нервы рвутся...
На циферблате - ровно пять,
Пора коров на дойку гнать,
Я, как свеча, со зла сгораю,
Гоню и по-собачьи лаю...
РОДНАЯ ЗИМА.
Зимой нашем корпусе стояло больше двух сот голов бурёнок и несколько племенных быков. Давали корма: силос, сенаж, солома, дерть, но коровам все равно не хватало, и они быстро худели.С февраля по май начинался отёл, и мы зорко смотрели за каждой коровой, принимали "роды". Бывало когда идёт крупный плод, помогали корове растелиться и вытаскивать теленка руками за ножки. Конечно же, бывали и потери, особенно в ночное время, когда стальная корова, которая не пред вещала отёл, вдруг внезапно телилась, и теленок, падая в лоток, погибал от переохлаждения или захлебывался в навозной жиже.
И вот тогда-то начальству пришла в голову идея - дежурить скотникам в корпусах. Вот представьте себе - большие оконные рамы без стёкол обиты с наружи полиэтиленовой пленкой, а сам корпус обогревается только телами и дыханием животных, с обоих сторон корпуса - две массивные железные двери, местами изорванные и по гнутые тракторным телегами. У дверей в лотках - постоянный лёд, у коров, стоящих у таких дверей, - на спинках иней. Сумасшедший сквозняк и холодно. И вот в таких условиях нам было велено коротать зимние ночи.
На проходах висели, как гирлянды лампочки, которые то и дело перегорали.
Ходили порой с фонариками и, чего греха таить, иногда приходилось ходить в соседние корпуса и воровать лампочки, там выкручивать и менять перегоревшие в своём. Нашим дояркам нередко приходилось по утрам доить коров в полумраке.
Пошёл я как-то в соседний корпус за лампочкой, смотрю - стоит у стены деревянный топчан, на нём - старая фуфайка в место матраса. Два столба и соломенный потолок - всё белое, белое от инея.
Это не хитрое "логово" устроил себе ныне покойный казак, Меркулов Жора, весельчак, у которого никогда не сходила с лица улыбка. Он спал в нём, как эскимос, то и дело просыпаясь для обхода коров, проверял - не телится ли животина?
Мы же с напарником игнорировали такой указ. Оставались в своей дежурной комнате между двух корпусов, которые соединены крытым проходом. Там у нас были бетонный пол, дощатые с дырами двери, бетонные стены и потолок, из окна шёл тонкий пронизывающий сквозняк. Спали на узких топчанах, на голых матрасах, в фуфайках и ватных штанах, в сырых сапогах от которых часто мёрзли ноги, подушек и одеял не было. Стояла буржуйка, но топить было нечем. Солярку и дрова не давали, всю все возможную резину и кусочки древесины давно сожгли. Грелись, тяпками сгребая с настилов навоз, и рейдами по рядам коров на просмотр отёла.
Сидим как-то с напарником Спашкой Герасименко, и смотрим друг на друга, в буржуйке воет зимний ветер. Я открываю её, а там - угли перегоревшей местной сосны. И мне вдруг пришли на ум строки. Я взял один уголёк, встал на топчан и стал писать следующее:
В этой комнате, словно в тюрьме,
Не хватает лишь только решёток,
Вместо нар здесь стоят топчаны,
Здесь загнешься, не выпив пять соток.
Здесь не слышно конвоя шагов,
Лязга крепких железных запоров,
Слышны вздохи голодных коров,
Грустный трепет оконных клеёнок.
Между каменных стен ледяных,
Замерзая, несём свою вахту,
Стережём мы коров доходнЫх,
Вспоминая учебник и парту.
Все работники фермы, доярки, какая-то прибывшая комиссия читали моё "произведение". Заведующий злился, ругал меня, кричал:
- Сотри! Удали это всё!
А я отвечал:
- Нет! Правда не умирает... - и пел шутя: - Эту правду пусть читает молодёжь, эту правду не задушишь, не убьешь...
Прошли годы, все фермы закрыли, разрушили корпуса, охотники за чёрным и цветным металлом разбили до основания молотами бетонные конструкции. Но долгое время, не смотря на обильные дожди, ветры и снега, на фоне этих руин и развалин каким-то непонятным образом на нетронутым фрагменте бетонной стены, жила моя "чёрная" правда, написанная когда куском древесного угля от сгоревшей сосны.
Не зря говорят: "Правда не умирает".
ВИТЁК. Истории пастушьей жизни фото из инета.
ЛОШАДИНЫЙ ВЕРХОЛАЗ
Июль 1994 года. Пасём гурт на Широкой балке. Жарко. И вот настало обеденное время, пора гнать скот на водопой. Витёк - в седле,(мой меньший брат)свистит и кнутом щёлкает. Гоним стадо, пыль столбом. Вот он и пруд - мелкий, грязный от ила вонючий, но другого нет.
Белка вместе с коровами зашла по самое пузо в воду и жадно пьёт. Витёк в седле улыбается, поджав ноги. И тут кобыла, напившись воды, вместе с наездником полностью погружается в воду. Витькина улыбка мгновенно покинула лицо. Полдня, до самого вечера, от маленького наездника смердело болотной жижей.
Август, тот же 1994 год. После смены, придя домой, я отпускал лошадь на свободу, она, пройдя леваду, поднималась на бугор, уходила за элеватор и там паслась с другими лошадями, и через сутки я забирал её. Но бывало так, что Белку найти было не возможно из-за многочисленных балок. И я поднимался на крышу элеватора по отвесной лестнице и находил беглянку, так как с высоты всю местность видно как на ладони. Увидев, где ходят кони, я спускался в низ и шёл к лошади.
Однажды мне надо было найти свою кобылу и ехать на смену, но была дома проблема, которую надо было срочно решить. Брат Витя вызвался сходить и поймать её, и пошёл. Лошади нигде не было видно, и он полез на крышу элеватора, высота которого 33 метра. Увидев, где мини-табун, брат стал спускаться в низ, и тут во двор тока (элеватора) въехал "Бобик" главы колхоза. Председатель был шокирован - маленький, пухленький, с уздечкой в руках ребёнок-верхолаз, спустившись по отвесной железной лестнице, ни здрасте, ни досвидание и, не обращая ни на кого внимание, направляется к выходу.
- А ну, стой!-крикнул председатель. - Ты кто такой, что ты там делал?
- Кобылу искал, - отвечает брат.
- Чего, кобылу?
- Да, нам на работу надо ехать, коров пасти.
- А крыша тут причём? Твоя кобыла на крышу залезла что ли? Или она у тебя как Пегас, летает? Ты чей вообще?
- Я брат Сергея.
- Какого Сергея?
- Целищева.
- А-а, ну тогда понятно. Поэта да? У него точно летающий конь. Что ты делал на крыше?
- Коня искал.
- Хватит морочить мне голову, коня он искал! А если бы ты убился? Куда сторожа смотрят? Люди у них на крышах лошадей ищут, а они не видят.
- Да не на крыше, - отвечает Витёк, - просто с крыши хорошо видно, где они пасутся.
Лишь только тогда понял председатель, в чём дело.
До этого попал в точно такой же переплёт и я, только я попался заведующему тока, и на тот же вопрос: "Что ты там делал?", я ответил: "Кобылу искал"... Позже лаз на лестницу был заварен, и нынче туда так просто не залезть.
КОРОВИЙ КАРЛИК
Зимой бывало - я под утро поддаивал хороших коров, и молоко прятал, потом на пересменке забирал и увозил домой. Доярки сетовали: "Что такое? Почему так мало молока, будто их сдаивает кто-то?" А я не сдаивал, а доил со всех хороших по немножку.
Дежурил со мной как-то и брат Витька, и захотелось ему самому подоить одну корову, уж очень ему хотелось испытать это дело. Я разрешил. И вот что из этого получилось: три часа ночи, брат сидит на маленькой скамеечке, держит между ног ведро и с трудом выдаивает белые струи. И тут подходит у нему подменная доярка, которая ни разу не видела его! Она пришла так рано потому, что перепутала с спросонья время. Увидела его и обомлела, а брат, бросив ведро, испугавшись, выбежал в тамбур и исчез. Прибежал ко мне, обогнув корпус, и рассказал, в чём дело, и я чтобы неспалиться, отправил его немедленно домой. Когда к 5 утра прибыли доярки, эта перепуганная баба поведала им:
- Йду я по проходу, дывлюсь - биля коровы товстый карлык сыдыть и твою, кума, Ракету за вымья тягае, я чуть нэ вдилалась, а вин побачив мэнэ, як прянэ, и побиг усюды у тамбур, и пропав.
Другая спрашивает:
- Та хто ж цэ мог буть?
- Це мабуть, нэ карлык, а корпуснЫй, е же домовый, а це корпусный.
- Стике раз я чула, як вылки сами падають, видра звэнять, а ны кого нэмае, це всэ вин девчата, це вин...
Пришёл и заведующий:
- Что стоите, кому косточки перемываете?
- Та ось наша пидминна карлика бачила, вин корову сыдив доив.
- Так подмена, - говорит заведующий, - бросай бухать, ой бросай, добром, я смотрю, это дело не кончится.
— МАМ, А ТЫ ПОЧЕМУ ЗАМУЖ НЕ ВЫХОДИШЬ? — ВДРУГ ВЫПАЛИЛ ОН.
Вечером постараюсь объяснить, ладно? Замужем Наталья никогда не была и не особо стремилась. Так уж вышло. Забеременела она слyчайно, и глупо как-то, то ли таблетку забыла выпить, то ли цикл подвел, но так уж случилось. Ее мужчина смутился от свалившейся на него новости, что-то начал бормотать про «не готов» и «планы», в которые «вот это вот» совсем не входит. — Ты лучше скажи, почему тебя это беспокоит. Тебе зачем меня замуж отдавать приспичило? — Ну мам. Вот у нас папы нет. Но это ничего. У моих друзей много у кого нет, и никто не жалуется. Только у всех моих друзей мамы замуж хотят, и постоянно выходят. За кого попало. -А ты от куда знаешь?
И действительно, зачем? Замужем Наталья никогда не была и не особо стремилась. Так уж вышло. Она рано начала жить самостоятельно, и такая жизнь ее полностью устраивала. Отличная учеба в институте, затем интересная работа, успешная, неприлично успешная карьера. Настолько успешная, что к тридцати годам она уже сделала все — и квартиру купила, и мир посмотрела, словом, пожила для себя. А уж романы были всякие — разной степени интересности и головокружительности.
Забеременела она слyчайно, и глупо как-то, то ли таблетку забыла выпить, то ли цикл подвел, но так уж случилось.
Ее мужчина смутился от свалившейся на него новости, что-то начал бормотать про «не готов» и «планы», в которые «вот это вот» совсем не входит. А Наталья вдруг поняла, что именно сейчас, не раньше и не позже, она должна родить. Решение она приняла спокойно, спокойно дала «не готовому к этому всему» папаше отставку и пошла в декрет.
Сын родился какой-то необыкновенно солнечный, с голубыми, голубее неба, глазами, с вязочками на ручках и ножках. Энергичный и жизнерадостный, он сделал ее жизнь полной, настолько полной, что никому другому в этой жизни просто не было места.
Началaсь обычная жизнь молодой мамы — с бессонными ночами и детскими болезнями, первый зуб, первый шаг, первое слово, звонкий смех и чуть позже — бесконечные «пoчему».
И вот, шecти лет от роду, он задает это такое странное «почему». Почему, почему…
***
Наталья берегла свой мир, свое жилище, свой размеренный, понятный распорядок, где все было удобно, чисто и уютно.
Конечно, еще до появления Алешки у нее бывали в гостях мужчины, но уже через несколько часов гость начинал тяготить. Ее беспокоил сам факт, что она не может делать что хочет. Например, взять и лечь спать. Просто так, не объясняя ничего. Или смотреть по телевизору то, что взбредет в голову. И вообще…
Будет тут ходить, носки раскидывать. Алешке она раскидывать носки разрешала. Нет, она сердилась, и ругалась, но как-то не всерьез, понарошку.
Наталья ждала с некоторым опасением другого вопроса. «Где мой папа», — вот это вопрос. Как тут объяснишь? «Я встречалась с мужчиной, забеременела, он испугался и сбежал, а мы остались»? Звучит так, будто он, отец, козел какой-то. А ведь это не так. Оба были взpoслыми людьми, планов серьезных не строили, к семейной жизни не стремились. Он — свободный мужчина с собственными планами. Опусы Она — далеко не сопливая старшеклассница, оставшаяся с пузом перед самым выпускным. И тут не так все просто.
Но такого вопроса не было. Было про «замyж». Что это такое, вообще?
Им было хорошо вдвоем, и никто особо не был нужен. Зачем?
***
Вечером Наталья так все и объяснила. Не хочу замуж, и все. Мне хорошо жить вот так, как сейчас. «Хочу халву ем, хочу пряники», — как Тося в фильме «Девчата».
— Ты лучше скажи, почему тебя это беспокоит. Тебе зачем меня замуж отдавать приспичило?
— Ну мам. Вот у нас папы нет. Но это ничего. У моих друзей много у кого нет, и никто не жалуется. Только у всех моих друзей мамы замуж хотят, и постоянно выходят. За кого попало.
— Тааааак. Это ты откуда знaeшь?
— Рассказывали, — уклонился Алешка от прямого ответа.
— И как это — за кого попало?
— Ну там, злые дядьки всякие, или пьяницы. Или которые работать не умеют.
— Ну и зачем мне такой муж?
— А тебе такой не нужен. Тебе нужен хороший. Ты красивая, добрая, умная и веселая всегда. Не то, что тетя Таня, — Алешка поморщился, вспомнив какую-то тетю Таню. Может, маму приятеля, которая «выходит замуж за кого попало».
— Тебе, мама, нужен хороший муж. А то ведь я вырасту, и уеду далеко-далеко. А ты одна останешься, в старости.
— Ты что это, меня брocишь?
— Нет, конечно. Просто тетя Таня Игорьку так всегда говорит, когда замуж выходит.
Ясно, все-таки есть какой-то Игорек, и отсюда такой сыр-бор в голове у Алешки.
— Я не знаю, мама. Но мне кажется, муж хороший нам бы не помешал.
***
Этот разговор засел в голове у Натальи. Кажется — подумаешь, ребенок, мало ли какие фантазии у него в голове. Но Наталья однажды для себя решила, что все, что у ее ребенка в голове — серьезно. Это для нее — ну нет мужа, и нет. А он — мальчик. Ему нужно мужское общение. Старший товарищ. Собеседник. Наставник. Пример.
Как это бывает у мальчиков? Неизвестно. Наталья не мальчик, это уж точно. И ей не понять. Но выходить замуж, чтобы у ребенка был отец, это же… бред.
И все же, волей-не волей, она начала примерять на знакомых мужчин, в основном коллег, эту роль. Никто, естественно, никак не подходил. То мямля, то проныра, то пузо толстое, то рубаха мятая. Дедлайны бы научились соблюдать, какое отцовство.
Прошло месяца три.
Однажды Наталья забирала сына из бассейна — Алешка занимался плаванием. Он необычайно радостно плюхнулся на заднее сиденье авто, и заявил:
— Все, я нашeл!
— Что нашел? — деловито осведомилась Наталья. Настроение было хорошим. Ее команда в очередной раз выиграла важный тендер, и она предвкушала получение законных поздравлений, премии и других бонусов в ближайшие дни. Конечно, не обойтись без зависти и перешептываний некоторых коллег, ну да… не привыкать.
— Мужа тебе нашел.
Лицо Алешки было сияющим и восторженным, будто он тоже выиграл какой-то, свой собственный, тендер.
— Хм. И кто же твой избранник?
— Наш тренер! — победоносно заявил сын.
О, боже. Тoлько этого не хватало. В мечтах своих Алешка уже поженил Наталью и молодого, слишком красивого тренера — и как же сложно будет его разочаровывать.
— Мама, ты не понимаешь. Он хороший. Он не пьет, это точно. Он же на спорте. У него нет жены. Я все узнал. Деньги он зарабатывает нормально, потому что ты на плавание кучу денег тратишь. Сама говорила. А у него, — Алешка сделала многозначительную паузу, — три детских группы, четыре юношеских и три взрослых! Он мастер спорта, да-да! Не смейся! И сильный, и добрый. и машина у него здоровая, не то что твоя…
Наталья хохотала. Нет, это правда, весело.
— Машина, это, конечно, аргумент, — с деланной серьезностью отметила она, — нужно подумать! — и она вновь захохотала.
— Мама, ну мама. Ну, ты ему нравишься. Он все время спрашивает про тебя всякое.
— Это какoe?
— Где у меня отец, и замужем ты или нет. Я говорю — нет у меня никакого отца, а маме муж не нужен, ей и так хорошо. Со мной. Короче, ты с ним пойдешь на свидание. Я договорился.
— Сын, — Наталья неожиданно посерьезнела, — ты хочешь мне счастья, спасибо. Но есть вещи, которые запланировать невозможно. Они просто случаются, или нет.
— Вот этого я и боюсь, — так же серьезно ответил Алешка, — Случится какое-нибудь… недоразумение.
Наталья припарковала машину у дома, и они поднялись с сыном в квартиру. Он был явно расстроен.
Зазвонил Алешкин мобильный.
— Да, Олег Юрьевич, — серьезно, и даже как-то басом ответил он.
Что? Олег Юрьевич? Тренер? Вот что за новости?
— Да, Олег Юрьевич, она уже сняла сапоги и может с вами поговорить, — он уверенным жестом протянул матери трубку.
— Алло?
Наталья опешила от неожиданности, конечно, но ответить пришлось.
— Наталья Владимировна, добрый вечер, — низкий и уверенный голос в трубке вызывал доверие, — Это прозвучит странно, но я приглашаю вас с Алешкой в выходные в кино. Если Вы, конечно, не заняты.
— Извините… Это как-то очень неожиданно.
— Не беспокойтесь. Мы просто сходим в кино. Я не доставлю вам никаких неприятностей. Если что, Алешка Вас защитит.
— Правда? Это как?
— У меня с ним был мужской разговор. Он предупредил: если я начну заниматься алкоголизмом, или тянуть из вас деньги, или еще как-то вас обижу, он меня утопит. В бассейне.
— Хм. Это меняет дело. Если только в кино…
В самом деле, Натaлья сто лет никуда не выбирались с Алешкой… и тренер вроде не совсем уж… чужой.
— У вас совершенно особенный, удивительный сын. Мне не терпится познакомиться поближе с его мамой. В субботу, в пять, я заеду? Вышли новые Марвел.
— Да, пожалуй. Алешка их любит.
— Вот и договорились.
Наталья нажала отбой, и шутливо стукнула телефоном по русой Алешкиной макушке. Его глаза сияли.
— Какoй ты…
— Какой?
Особенный, удивительный cын. Но вслух не сказала. Ничего. А то посмотри-ка, обнaглел.
Автор: Иpинa Mякa
НЕНУЖНАЯ СТАРУХА...
Варвара Степановна вошла в свою комнатушку и заплакала. Перед невесткой она держалась, старалась не показывать ей свою боль и обиду, а вот тут, перед иконами, она становилась на колени , молилась и просила:
-Господи, прибери меня Господи. Прости, что жалуюсь, но нет моей мочи терпеть такую чёрную ненависть. За что Господи ты даёшь мне такие испытания? Забери меня к Феденьке и Саше, там моё место. Там , с моими родными, а здесь я ненужная, чужая старуха.
Молитва успокаивала Варвару Степановну, она ложилась на свой продавленный диванчик, укутывалась шалью и вспоминала ту жизнь, ту счастливую жизнь, когда все были живы и все были счастливы.
Их безмятежная жизнь длилась до смерти Феди, а потом всё пошло прахом. За что-то разгневался на них Господь забрал Федю и больше в их дом счастье не вернулось.
Феденька, сын Варвары и Саши, рано ушёл, никогда не болел, ни на что не жаловался и вдруг такая скоропостижная смерть, инфаркт и не стало их единственного сыночка. Ох и горе, ох такое горе накрыло их семью, не выразить словами, даже Валентина, жёсткая, хабалистая бабень, жена Феди и та, так страшно убивалась за мужем. Варвара Степановна с Сашей всячески её поддерживали, а как не поддерживать ведь двое детей, сыновей Феди, остались без отца.
Сашу сильно подкосила смерть сына, он почти не вылазил из больниц, бесконечные гипертонические кризы, которые через полтора года закончились смертью. А Саша не хотел жить, он так и говорил:
-Не хочу я больше жить Варенька, не могу я без Феди, нажился я, хочу к Феде.
-Что ты, что ты? Бог с тобой Саша, не гневи Бога, живи. А я как же, как я без тебя?
Саша ничего не отвечал на слова жены, а только тяжело вздыхал, уходил во двор, где долго и много курил . Иногда Варваре казалось, что он не с нею, а где-то далеко, за пределами этого земного мира. Глаза у него были мёртвыми, такими глубокими, что не читались в них мысли. В сумерках Варваре казалось, что вместо глаз у Саши две чёрные ямы, уходящие в никуда. Уже тогда, она поняла, не жилец её муж, долго не протянет, он наполовину уже с Федей.
Самой сильной в то время приходилось быть Варваре. А что ей оставалось делать? Больной муж и невестка попала в больницу с нервным срывом, вот Варвара и разрывалась между больницами и внуками-подростками, за которыми нужен был глаз да глаз.
Это теперь Валентина упрекает Варвару Степановну:
-Ты каменная, ты когда Федя умер, не очень-то убивалась. С твоей толстой шкурой, ты нас всех переживёшь. Как ты мне надоела и когда ты уже сдохнешь? Коптишь своей старческой вонью мою жизнь. Если бы не обещание Феде, я бы давно тебя в стар дом определила.
-Прошу тебя, сдай меня в стардом,-просила Варвара, -Зачем нам в ненависти жить? И мне будет спокойнее и тебе не буду вонять.
-Федя мне не простит такого,-злилась Валентина, да и что люди скажут, мол дом забрала, а бабку в стардом выпихнула. Нет, будем мучится дальше, пока ты не сдохнешь.
Сто раз пожалела Варвара Степановна , что согласилась жить с невесткой. Да и как было не согласиться, из родных у неё внуки , а из близких Валентина, всё таки мать её внуков.
Квартира у Фёдора с Валентиной была большая, пятикомнатная. Старший сын женился и Валя задумала продать своё жильё и купить сыновьям по отдельной квартире, а сама к свекрови напросилась жить, мол что уж нам делить, вместе надо держаться.
-Вы стареете,-сказала Валентина Варваре Степановне,- за вами нужен будет уход и дом требует постоянного внимания, никого у вас кроме меня и внуков нету, так что нам сам Бог велел держаться вместе, к тому же я Феде обещала, ежели что, то за вами, за родителями пригляжу. Думаю настал тот момент, мы с вами будем жить, а молодые пусть живут свою самостоятельную жизнь.
На том и порешили. Варвару не надо было уговаривать, тогда она даже обрадовалась, что таким образом сможет внукам помочь, да и с Валентиной всё ж повеселее будет , не чужие они. А оказалось-чужие и даже враги, поскольку только враги так ненавидят, как ненавидит Валентина.
Поначалу всё шло хорошо. Валентина конечно иной раз вспылит, но тут же обнимет Варвару Степановну и попросит:
-Прости меня мама, после смерти Феди нервы ни к чёрту.
А Варвара прощала, понимала, в любой семье всякое бывает, гостем не проживёшь.
Стала Валентина просит Варвару Степановну на неё дом перевести, дарственную оформить, чтобы потом со вступлением в наследство, не было проблем. Ведь случись что с Варварой, дом перейдёт к внукам, а там неизвестно что сыновья порешат, а то так могут порешить, что Валентина неизвестно где окажется. Это сейчас сыновья хорошие. А как невестки себя поведут? Неизвестно. Ведь не зря в народе говорят: "муж -голова, а жена-шея, куда шея повернётся, туда и голова поворачивается".
Подумала, подумала Варвара Степановна, да и согласилась. Валентина мать внукам, потому полюбому дом им достанется. А она что? Она при Валентине, та не бросит её, Феде обещала, не посмеет обещание нарушить.
Мужа Валя любила, даже замуж после смерти Феде не пошла, хотя предлагали ей, но она ни в какую, Федору была верна. Всё это Варвара Степановна обдумала, оценила и сдалась на уговоры невестки.
И только Валентина вступила в наследство, так почти что сразу, для Варвары наступил ад на земле, Валю как подменили. Если раньше она старалась себя сдерживать, то теперь такую волю дала себе, что Варваре Степановне, хоть заживо в гроб ложись.
Пожаловалась как-то Варвара старшему внуку на мать, тот пытался поговорит с матерью, да только Валентина оборвала его на полуслове, мол не лезь сюда, "яйца курицу не учат" и тому подобное.
После этого жизнь Варвары Степановны ещё "краше" стала, Валентина её буквально поедом ела. Нет, рукоприкладством не занималась, но такими словами награждала Варвару, похлеще всякого кулака будет.
С тех пор никому и никогда не жаловалась Варвара Степановна, сама несла свой крест.
Почти каждый день она слышала от Валентины в свой адрес проклятия и пожелания смерти. Варвара и рада была бы умереть, как так жить, лучше уж к Феде и к Саше уйти, но смерть не слышала её просьб и не приходила за нею, а пришла она за Валентиной. И пришла так же внезапно, как и за Фёдором.
Май был, тепло на дворе. Варвара копошилась на грядках, ей было хорошо, что она целый день в огороде и не видит Валентину, а невестка, как ни странно, не напоминала о себе. Варвара Степановна думала, что та по дому суетиться, а когда к вечеру зашла в дом, застала Валентину сидящей в кресле напротив включённого телевизора. Сначала она подумала, что та смотрит телевизор, но на полу около кресла увидела пузырёк с рассыпанными таблетками и какая-то неестественная поза невестки насторожила Варвару.
Как показало вскрытие, тромб оборвался, мгновенная смерть и нет Валентины. Она всё Варвару выпроваживала на тот свет, а вот ... Не зря говорят:смерть приходит не старым, а за поспелым".
Похоронили Валентину, ну всё,-подумала Варвара, теперь уж точно внуки её в стардом сдадут, ан нет, не случилось такого. Жена старшенького звала её к себе жить, но Варвара Степановна попросила:
-Родные мои, разрешите доживать свой век в доме, где я когда-то была молодой и счастливой, где родился ваш отец, где ваш дед помер.
А внуки не против.
-Живи бабуля,- на правах старшего разрешил Серёжа,- живи, а мы чем сможем будем помогать, не оставим тебя.
Вот тут Варвара Степановна и пожила спокойно, за что благодарила Бога. Внуки у неё добрые, в своего отца Фёдора, да и жены у внуков хорошие, славные женщины.
Варвара жила долго и правнуков дождалась, часто ходила на могилы своего мужа и сына, тут же и Валентина похоронена. Когда убирала могилу невестки, приговаривала:
-Вот видишь Валя, как получилось? Не ты за мною ухаживаешь, а я за тобою. Простила я тебя, Валентина, ради твоих сыновей, моих внуков и твоих внуков простила. Вот и я стала тебе нужная, сыновьям твоим некогда ухаживать за могилками, а мне что, я старая, особых делов нету, приду сюда, посижу с вами, поговорю, а мне и радостно. Не видишь ты Валя, как я твою могилу обихаживаю, не хуже, чем Сашину и Федину, какие цветочки я посадила -не видишь. Или видишь?
Мёртвая тишина могил отвечала Варваре Степановне, а под Пасху, на страстной неделе, приснилась ей Валентина, приснилась такая радостная, но вместе с тем и виноватая, приснилась и говорит:
-Спасибо тебе мама, за нас всех спасибо.
=============================================
....... автор - канал Мужчина + женщина=? Майдоровская Вера
(орфография автора)