Завещание бабушки📜

— Аленка, не нашла я сервиз, — сказала я после безуспешных поисков.
— Ладно, Бог с ним. Главное, икона — она-то хоть на месте? — волновалась подруга.
Комната покойной Нины Васильевны, Алениной бабушки, выглядела так, словно хозяйка спешно покидала ее. Шкафы и тумбы нараспашку, пустые полки и вешалки. Но нет! Просто здесь лазила дочь Нины Васильевны, мама Алены - Светлана.
***
Не повезло Алене с родителями. Вот как это, сбагрить малышку в шесть месяцев? Понятно, что не чужим людям, а бабушке родной, но как же сердце материнское кровью не обливалось? Ни слова первого не услышала, ни шагов не увидела…
Эх, знать бы тогда бабушке, Нине Васильевне, как потом обойдутся с ее любимой внучкой родные мать и брат! Чуть квартиры не лишат, нервы потреплют, да по судам затаскают!
Родители Аленки, тетя Света и дядя Михаил, совсем молодые поженились. По двадцать было обоим. Мы с ними соседями были. Ох, и страсти у них кипели! Что ни день, то крики и скандалы.
— Ты где, такая-разэдакая, гуляла? — басил Михаил.
— А ты кто такой, чтобы я перед тобой отчитывалась? — бойко возражала Светлана.
— Кто такой? Я муж твой законный! — прибавлял тону Михайло.
— А раз муж, то чего обжимался с Катькой с третьего курса? — кричала Света.
И пошла-поехала ругань на всю ночь. Бьется посуда, хлопают двери, а посреди этого криком заходится Аленка. Да кто ж ее успокоит?
Но хоть с бабушкой Алене повезло. Забрала она ее к себе. Сначала на выходные, потом на неделю, а потом и насовсем. Родители же все выясняли, кто, где да с кем!
Мои родители, когда съезжали с той квартиры по соседству со Светкой, смеялись. «Как мы теперь без этого сериала жить будем!».
А я радовалась. Теперь рядом с Аленкой рядышком будем. Подружились мы. Бабушка ее, Нина Васильевна, с моей была подружкой преданной. Пока они чай пили, мы в куклы играли.
Аленке хорошо у бабушки жилось. Та в ней души не чаяла. Да и кто об Алене слово мог плохое сказать? Добрая, отзывчивая, словно солнышко! Всех во дворе мирила, всем помогала. Цветы посадит, кормушки сделает, всех котят дворовых накормит.
Ну точно, не в родителей пошла. А те о ней и не вспоминали. Позвонят раз в месяц, и на том спасибо.
Нина Васильевна воспитывала внучку в строгости. За учебой следила, в художественную школу записала. Боялась, что учудит, как дочь, Светка, которая с детства скандалисткой была.
Алене лет двенадцать было, когда вдруг ее родители объявились. Звонили часто, приезжали почаще. С чего бы? Один раз, смотрю, выбегает Алена во двор вся в слезах.
— Что такое? — говорю.
— Забрать они меня хотят… забрать — ревела Алена, аж заикалась.
— Кто, куда забрать?
— Они… родители. Не хочу к ним, не хочу, не хочу — твердила Аленка.
— Бабушка тебя не отдаст, — сказала я. И ошиблась. Нина Васильевна мать рано потеряла, отец на войне погиб. Поэтому родители для нее были как святые. Раз сказали, что хотят Алену забрать, значит, их слово — закон. Родителям не перечат!
Так вот уехала от нас Алена.
Конечно, мы с ней виделись, но не часто.
Вскоре после того, как забрали ее, родился у тети Светы сын, Андрюша.
— Ох, и устала я с ним, — жаловалась Аленка. — Гуляю, кормлю, играю с утра до вечера… А еще уроки…
— Они тебя как няньку своему Андрюше взяли, — догадалась я.
— Похоже на то. Мне с ними и говорить-то не о чем. Они молчат, и я молчу. Ой, ты только бабушке не говори, ладно? — спохватывалась Алена. — Не хочу ее волновать.
— Вот вечно ты о других думаешь! — негодовала я. — Нажаловалась бы давно, может, Нина Васильевна тебя и забрала бы.
— Ну, они ж мои родители… все-таки, — вздыхала Алена.
Радовало только, что ругаться тетя Света и дядя Миша прекратили. Может, от радости, что сын родился.
Однажды, уже года через четыре, как Аленка уехала от нас, встречаю я во дворе Нину Васильевну — обои несет.
— Ремонт задумали, Нина Васильевна? — спросила я.
— Можно и так сказать. Частичный ремонт, в одной комнате, — замялась та.
— Может, помочь?
— Да завтра уже помощница моя приедет. Алена-то возвращается ко мне жить, — огорошила меня новостью Нина Васильевна.
И точно! На следующий день с вещами приехала Алена!
— Что такое? Как-так? — набросилась я на подругу с расспросами. Алена же будто и не радовалась возвращению, была тихая и печальная.
— А вот так вот… как вещь взяли, попользовались и назад на место поставили, — отвечала она.
— Пока Андрюшка маленький был, я реально как нянька у него была. А теперь он в садик пошел, не нужна я стала.
— Да тесно им, — в разговор вмешалась бабушка. — Мать твоя ведь ко мне приезжала, меняться квартирами просила. Вы же там в двушке ютились, а тут три комнаты, да и район хороший.
— Я ей отказала. Пятьдесят лет тут живу, не хочу никуда съезжать. Она надулась, обиделась, — Нина Васильевна обняла внучку.
— Зря я тебя тогда им отдала. Думала, наладится все у вас, семья будет. А оно вон как вышло…
— Да может, и к лучшему, бабуля! — поддержала ее Алена. — Зато теперь я точно знаю, что ты у меня самая родная и любимая!
В тот год мы школу заканчивали. Алена — с золотой медалью, поступила на переводчика учиться. Бабушке помогала, Нине Васильевне уже за семьдесят тогда было.
Объявлялись и родители Алены. Примерно два-три раза в год всем семейством приезжали со словами:
— Вот, бабулечка. Наследничка твоего привезли, Андрюшеньку.
Нина Васильевна их визитов не любила. После их отъезда у нее всегда поднималось давление.
— Ох и фрукт этот Андрюшенька. Бегает везде, кричит, все хватает, лезет без спроса. Вот вчера приезжали, так опять две чашки разбил, — жаловалась она соседкам на лавочке после очередного приезда семейства с «наследником», которому недавно уже десять исполнилось.
— Слово «нет» совсем не знает! Я ему «нельзя», а он в слезы! Света сразу летит, как наседка! «Он маленький, не кричи на него!».
Нина Васильевна усмехалась. Маленький! Пацану десять лет! Отец мой в его годы уже в поле работал, а этот — ма-а-а-аленький!
Старушки согласно кивали, а Нина Васильевна подытоживала:
— Наплачется с ним Светка, ох, наплачется!
Как в воду глядела! Сначала Андрея оставили в седьмом классе на второй год. Родителям пришлось на это пойти, потому что количество двоек и прогулов у парня перешло все мыслимые границы.
Затем кое-как дотянули до девятого и отправили в колледж. Андрей и там не учился. Держали его только потому, что учеба была платной. Он устроился работать в кальянную, где и пропадал днями и ночами.
Когда после его визита из дома пропали серебряные серьги с малахитом, Нина Васильевна решительно запретила ему приходить.
Прабабушка Нины Васильевны была дочерью купца II гильдии, человека весьма состоятельного. Поэтому у нее было несколько ювелирных вещиц и старинных сервизов, чья ценность определялась не столько стоимостью, сколько оригинальностью исполнения и памятью.
Светлана, узнав о произошедшем, стыдила мать, кричала, что ее сын — не вор. Замолчала, когда и из их дома пропадали ценные вещи и деньги, а Андрей откровенно хамил и отцу, и матери.
Алена тем временем окончила институт, нашла хорошую работу и не менее хорошего мужа. Степан был простым деревенским парнем, крепким, надежным и очень спокойным. Звезд с небес не хватал. После школы и учебы на автомеханика работал, заочно поступил в вуз.
Два года отношений привели к свадьбе. Нина Васильевна была довольна, Степан ей нравился. Мать же устроила скандал.
— Нашла мужика — ничего за душой! — вопила она на весь подъезд.
— Вот, мамаша, твое хваленое воспитание! Даже мужа себе она нормального не нашла! — кидалась она на мать.
— А ты себя с Мишкой своим вспомни. По молодости чуть волосья друг другу не рвали! — парировала та.
— Так то другое! Вот увидишь, они сейчас от тебя не съедут, будут здесь отираться. А потом раз, и без квартиры окажешься, на улице! — пугала Светлана старушку.
— Конечно, не съедут. Я их сама попросила пожить со мной, — довольно заявляла Нина Васильевна.
— Чего? — Светлана он неожиданности аж присела.
— А того! Мне сколько годков? Восемьдесят два! Кто за мной присмотрит? Ты или Андрюшенька твой? — вопрошала Нина Васильевна.
— Ну, Андрюша сейчас, положим, занят — занервничала Светлана. О том, что ее сын лечится в наркологической клинике, она не сказала даже мужу.
— Вот то-то же! Так что не стращай меня! — заключила Нина Васильевна.
Так и зажили они втроем: Алена, Степан и Нина Васильевна. Хорошо зажили, дружно.
— Добрый парень, хороший — нахваливала Нина Васильевна Степана. — Что где подремонтировать, так сам, без напоминаний. Настоящий хозяин! — гордилась она.
— Алена, а ведь сегодня мама твоя приезжала, — однажды вечером за чаем сказала Нина Васильевна.
— Зачем? — удивилась Алена. Ведь мама даже не приехала на ее свадьбу три года назад. — Что ей вдруг понадобилось?
Нина Васильевна усмехнулась.
— А ты не догадываешься? Квартира ей нужна. Сначала хотела сюда Андрея своего подселить, допек ее вконец. Я отказала, — поделилась она.
— Она с другого хода пошла: надо на нее квартиру сразу переписать. Припугнула еще, мол, иначе Степан все к рукам приберет. Взбесилась, когда узнала, что Степана я прописала. А что я, права не имею? Квартира моя, я единственная собственница!
— Как думаешь, что делать? — бабушка вопросительно посмотрела на внучку. — Она ведь не отстанет. Чует, что мне недолго осталось.
— Подумать надо, бабушка.
— Ты, внучка, подумай. А пока вот что. Пойди в мою комнату да возьми икону, что на полке у меня стоит.
Алена исполнила просьбу.
— Эта икона непростая. Ее в тридцать восьмом году твоя прабабушка спасла из разрушенного храма. Она мне ее передала, а как меня не станет, ты ее возьми. Икона древняя, я к антиквару ходила. Он сказал, начало 18 века.
Алена аккуратно передала реликвию бабушке.
— Поклянись мне, Алена, на этой иконе, что квартира матери твоей не достанется. Больно говорить, но не дочь она мне, хоть и родная по крови. Пустая она, ни души, ни сердца. А ты хорошая выросла, и Степан твой хороший человек, знаю. Ваша квартира будет, как захотите, так и распорядитесь ею после моей смерти.
Больше разговора о квартире бабушка с внучкой не вели. А вот Светлана о дочери и матери вспоминала нередко. Стабильно звонила раз в неделю, часто приезжала и настойчиво интересовалась здоровьем Нины Васильевны.
Так прошел еще год, а в начале зимы Нина Васильевна подхватила грипп, который быстро перешел в воспаление легких. Нина Васильевна угасла за неделю.
Алена, всхлипывая, набрала мамин номер.
— Мама, бабушка… умерла… — не сдержала рыданий Алена.
— Ой, беда-то какая! Когда хоронить будете?
— Завтра, мама… приезжай.
Светлана и правда приехала. Да не одна, а с сыном. Пока Алена с мужем и сотрудником похоронного бюро обсуждали детали погребения, мать с сыном шарили в комнате покойной. Второпях сгребали все, желая найти главное — документы на квартиру. Но безуспешно.
— Ну, дочка. Когда из квартиры выезжаешь? Я ж единственная наследница, переехать туда планирую, — сказала Светлана, едва машина отъехала от кладбища.
— Бабушка сказала, что она завещание составила, — безразлично отвечала Алена, не ожидая, что сейчас вызовет бурю гнева.
— Обвели все-таки старую вокруг пальца! — взвилась Светлана. — На кого же завещание?
— Встреча с нотариусом в среду, там и узнаем, — ответил Степан.
О пропажах Алена с матерью не заговорила.
— Бог с ними, с украшениями, главное, икона — она-то хоть на месте? — волновалась подруга в день смерти бабушки. Но как мы ни искали, ни иконы, ни украшений, ни дорогой посуды — ничего не нашли.
— Объяви о краже, — советовала я подруге. Но Алена отказалась:
— Ты что? Мать родную в краже обвинять? Просто… просто она могла попросить… я бы без вопросов ей отдала, — с горечью заключила Алена, оглядывая разоренную комнату.
В назначенный день Алена, ее родители, брат и Степан встретились у нотариуса.
Завещание гласило, что квартира переходила в собственность Алене.
— Ну, мама, спасибо! — прошипела Светлана. — Все этому «зятьку» отписала! Не допущу! В суд подам! — пригрозила она и действительно обратилась в суд.
Светлана и ее представитель решили оспорить завещание.
— Родная мать на дочь в суд подает! — я чуть чайник не выронила. Алена растерянно улыбнулась — что тут скажешь! Проводив всех, кто был приглашен на сорок дней, мы устроились с подругой на кухне.
— Потому она и на поминки не пришла, — догадалась я.
— Ты только подумай! Она потребовала признать завещание оспоримым, ссылаясь на недееспособность завещателя, то есть бабушки. Мол, ей было уже восемьдесят семь, она страдала гипертонией, нарушением кровообращения и деменцией — все в кучу собрала! — пожаловалась подруга.
— И вот все это якобы не давало ей адекватно оценить свои действия и распорядиться имуществом.
— И что тогда? Ну, если суд на их сторону встанет?
— Тогда волю бабушки учитывать не будут. Наследники по закону призываются, и мама — единственная наследница, других детей у бабушки не было, — вздохнула Алена. — Так мне адвокат объяснил.
К счастью, недееспособность Нины Васильевны не была установлена судом, нотариус при беседе с ней никаких признаков деменции не отметила, да и диагноза такого у Нины Васильевны не стояло. Суд отказался признать доводы Светланы.
Алена и Степан остались жить в бабушкиной квартире. У них уже подрастает сынок, Иван. С матерью Алена не общается, да та и не желает. Андрей так же куролесит, и Светлана с мужем только успевают вытаскивать его из разных неприятных историй.
Икону Нины Васильевны они продали, выручив за нее приличную сумму.
Но чудеса бывают! Степан эту икону в одном антикварном магазине увидел. На работе ему премию дали, так он икону купил и подарил жене в день памяти Нины Васильевны.
Автор: Анна Медь
Сама выбрала свою судьбу
— Мама… — Зоя растерянно оглянулась.
— Что-то потеряли, гражданочка? — спросил подошедший полицейский.
— Д-да… Женщину. Она пропала! Она тут была. А теперь…
— Кто она вам? Как давно вы её видели здесь? Пройдёмте в отделение, запишем всё, разберёмся.
— Она… Она мне никто. Наверное, я ошиблась, спасибо, — сбивчиво ответила Зоя и направилась в зал ожидания вокзала.
— Ну, если никто, то тогда не имеем права принимать заявление. Всего хорошего! — произнёс полицейский и не спеша пошёл к кассам.
***
Маму Зои звали красивым именем Руслана. Да и сама она была красивая. Только судьба у неё не сложилась. Росла с детства на попечении тётки, родителей своих и не помнила. Что там с ними случилось, Зоя так толком не знала, потому что историю эту мать ей рассказывала очень давно, когда Зое было лет семь. А потом не у кого уже было спрашивать, потому что попала Зоя в детский дом.
Нормальной семьи у Зои никогда не было. Родилась она и сразу стала никому не нужная. Родители её были молодые и бестолковые. Пить любили и гулять. Если Руслана хотя бы тихая была, то папа Зои, Григорий — вор, дебошир и драчун. В какие только передряги ни попадал. В конце концов, после одной из них его и не стало. Драка. Члены воровской шайки, в которой был Григорий, после удачного ограбления магазина, не смогли поделить выручку. Григорию досталось больше всех: у кого-то из дерущихся был нож.
Остальным досталось позднее: всех поймали и посадили. Руслана в этом не участвовала, дома сидела с маленькой Зоей. Горевать сильно не стала, хотя одной, конечно, трудно стало. Григорий регулярно приносил денег, иногда ворованные вещи. Жили неплохо, Руслана не работала: не было у неё ни желания, ни образования. А тут совсем туго стало. Квартиру оплачивать нечем, продукты тоже не на что покупать. И «Зойка противная» всё время скулит, ноет. То есть ей, то пить. Надоело. Сама-то Руслана пойдёт, купит бутылку и забудется. А эта…
Непонятные личности постоянно толклись в Русланиной квартире. Зоя путалась у них под ногами. Иногда приходила полиция, и Зоя часто слышала слово «притон». Она не знала, что это такое, а после того, как однажды спросила об этом мать, то та на неё поругалась, что, мол, не лезь не в своё дело. Игрушек у Зои не было, только старая лысая кукла, которую отдала ей соседка из жалости, когда у той подросла дочка. Лысая она была потому, что Зоя однажды решила её причесать, но что-то пошло не так и почти все волосы оторвались. Всё равно девочка очень любила эту куклу и называла её Мария.
Именно эту куклу и принесла ей мать в детский дом, когда первый, и единственный, раз навестила дочь. Руслану лишили родительских прав. Зоя долго ждала мать и надеялась, что та её когда-нибудь заберёт. Но нет. Она приехала и уехала. Любимая воспитатель Зои, Лилия Борисовна, только вздыхала, глядя на это и думала о том, что, мол, скучают дети и любят даже таких матерей, которые совершенно не годятся на эту роль. Зато избалованные отпрыски всё время недовольны любящими родителями и ищут повода помотать им нервы. Зоя же готова была отдать всё, что угодно, лишь бы вернуться домой к этой маме, где ей было голодно, порою холодно, где её не любили и вообще не замечали, ругали, иной раз и били, но это был её дом, а не эти казённые, тумбочка с кроватью…
Выросла Зоя и уехала из детского дома, поступив в колледж. Это Лилия Борисовна подсказала. Она выяснила, что если Зоя туда поступит на очное обучение, то она будет иметь право на полное государственное обеспечение и дополнительные гарантии по социальной поддержке до окончания учёбы. Что ей обязательно дадут общежитие и даже заключат договор о проживании, ведь Зое как раз исполнялось в мае 18 лет. Девушка поступила, выучилась и получила суровую мужскую профессию — осмотрщик железнодорожных вагонов. Потом квартиру ей дали от государства однокомнатную, крошечную в старом-старом доме, на вид, прямо-таки, дореволюционной постройки. А она и этому была рада. Зато своё жильё, отдельное! Потом Зоя нашла работу: в паре автобусных остановок от дома находился железнодорожный вокзал.
А про мать Зоя узнавала. Пришла по старому адресу, а там семья живёт: мама, папа и сын. Рассказала ей бабушка у подъезда, что Русланка допилась до чёртиков, однажды даже чуть не спалила эту квартиру. Толпы мужиков к ней ходили разных, что тут делалось! Дым коромыслом! Пили и гуляли целыми днями. А потом исчезла она внезапно. Сначала жилплощадь пустая стояла. А потом в квартиру семья въехала. Поговоривают, что нету её на белом свете, Русланы этой. И хорошо. Кому она, пройда такая, нужна?
— А тебе она кто? Что интересуешься? — наконец спросила бабушка, внимательно глядя на Зою.
— Знакомая. Так. Никто. Просто.
— А раз просто, так нечего и вспоминать её! Не заслуживает она этого. Дочь свою бросила. В детском доме росла крошка. Разве ж так поступают! При живой-то матери! Иди, себе с миром, и я пойду. Холодно сегодня, ноги уже замёрзли сидеть, — сказала бабушка и слезла с лавки.
«Вот оно что! — думала Зоя, идя по дороге к автобусной остановке, — Матери, значит, нет в живых. Потому и дали мне квартиру-то эту. А так бы сюда поехала, к ней. Вот почему она меня не искала, и не приехала больше!»
Зоя не сразу привыкла к тому, что она одна на всём свете, и никого у неё нет. Мысли о матери нет-нет да возникали в её голове. Нельзя же взять и вычеркнуть из памяти ночи, проведённые в детском доме, когда она плакала, скучая о ней и всё представляла, как мать придёт и заберёт её. Как они поедут вместе домой, а потом… Она не знала, что будет потом… Что-нибудь да будет, — размышляла девочка. Чаю попьют вместе, посмотрят семейный альбом, наверное, обнимутся и будут сидеть… Она вообще не знала, как живут другие дети. Счастливые. У которых есть мама и папа. Каково это? Потом, уже учась в колледже, она стала видеть других детей и, конечно, в глубине души им завидовала…
— Зойка! Выйди завтра в мою смену, пожалуйста, а потом я в твою выйду! — попросила Тамара, с которой они вместе работали. — Очень надо! Тебе же всё равно, а у меня Серёжка опять сопливится. Денёк посижу с ним, может, вылечу его, и опять в сад пойдёт. А муж не может отгул взять. На больничном я только была, начальник ругается уже. Выручай!
— Хорошо, — улыбнулась Зоя.
Ей было действительно всё равно. Дома её никто не ждал.
Она отработала смену, переоделась и решила пройти через площадь перед вокзалом. Тут было много народу. Люди суетились и спешили, везя огромные чемоданы и сумки на колёсиках. Она прошла платформы для поездов дальнего следования и увидела, стоящие в ряд, пригородные электрички. Здесь тоже все спешили, и только несколько людей крутили головами и смотрели на табло, ожидая информации, на какой путь прибудет нужный поезд. Был час пик.
— Подай денежку? Помоги страдалице… Дом у меня сгорел, жить негде и не на что… — страшная на вид, грязная, лохматая женщина сидела на картонке, прямо на асфальте. Волосы её представляли из себя сплошной колтун, а ноги были обуты в какие-то грязные боты. Да и вся одежда на ней была грязная. Пахло от неё тоже, не очень.
Зоя сморщила нос и полезла за кошельком. Она никогда не подавала денег, но тут почему-то проявила слабость. Зоя знала, что на вокзалах промышляют профессиональные «нищие», и это бизнес, не более того. Поэтому девушка обычно не поощряла такое дело и проходила мимо.
— Благодарствую, — улыбнулась беззубым ртом женщина и взяла монетку. — Что смотришь? Страшная я? Да? А знаешь, в твои годы, какая красавица была! Эх… Хоть имя у меня осталось красивое — Руслана. Больше ничего у меня нет. Документов тоже нет. И одна я совсем, никому не нужная, бомжую.
— Руслана?! — Зоя, и так, сама не зная, почему, стояла перед этой женщиной, слушала, и никак не могла уйти, а тут прямо ноги покосились у неё. — Мама?..
Женщина близоруко сощурилась и, кряхтя, поднялась с картонки:
— Зоя, что ли?! Ты?!
Домой они поехали вместе. Весь вечер разговаривали и не могли наговориться. Плакали, рыдали, вспоминали прошлое. Зоя узнала мать. У неё было специфическое родимое пятно на левом виске, прямо там, где начинают расти волосы. Она помнила, как мать часто говорила, что приходится носить длинные стрижки, потому что она стесняется этого пятна. Зоя дала матери свою одежду. Она долго-долго принимала душ, а потом вышла оттуда совсем не узнаваемая. Колтуны на голове Зоя ей состригла. Получилась короткая стрижка, что-то вроде ёжика.
Мать рассказывала ей, как скитается, как давно привыкла жить на вокзале. И что жить там вполне можно, хотя раньше она и не думала так. И деньги там можно зарабатывать, если ходить по вагонам электричек. Добрых людей много и даже если подают мало, можно насобирать, чтобы купить еду. Только нужно остерегаться полиции, потому что попрошаек они гоняют, хотя к ней конкретно не сильно придираются и на нарушение порядка часто смотрят «сквозь пальцы». А квартиру она потеряла, ту, в которой жили тогда ещё с Зоей. Собутыльники за долги заставили её переписать имущество на одного из них, угрожали расправой.
— А я дура была. Подписала бумаги и на улице оказалась, выгнали меня за дверь, кто там из них поселился я и не знаю, — плакала Руслана.
А Зоя рассказала ей, как ждала её, как мечтала вернуться домой. Руслана плакала и просила прощения…
На следующий день, едва дождавшись окончания рабочей смены, Зоя наспех забежала в магазин, накупила сладостей к чаю и отправилась домой. Входная дверь была приоткрыта. Матери в квартире не было. Зоя прождала её два часа, всё надеялась, что та вернётся, а потом полезла в шкаф и обнаружила, отсутствие некоторых дорогих вещей. И денег, которые Зоя прятала на дне картонной коробки от конфет, под всякими мелочами.
— Профессионально сработано… — пробормотала она и опустилась на диван. Слёзы потекли по щекам девушки.
«Может… она просто не хочет меня стеснять! — вдруг подумала девушка, — Она, наверное, взяла денег, в долг, чтобы было, на что жить дальше! И отправилась обратно. Вот, наверное, что! Я и не подумала об этом. Ну ладно. Пусть… Мне не жалко…»
Зоя, сама не зная, зачем, стала обратно одеваться. Через пять минут она уже стояла на остановке и ждала автобус, чтобы поехать на вокзал. В этот час людей на вокзальной площади было поменьше. Зоя стала оглядываться, ища глазами мать. Потом прошла в зал ожидания. Там тоже походила между кресел и снова ни с чем вернулась на улицу.
— Женщина… тут сидела женщина вчера. И в другие дни, наверное, сидела, я не знаю точно. Где она? — Зоя обратилась к какому-то мужчине, который ходил по площади и предлагал нехитрые товары: ручки, журналы, газеты и супер клей. Много их таких коробейников ходило и по электричкам тоже. Хотя торговля в них, как и попрошайничество, была запрещена.
— Попрошайка что ли? — уточнил мужчина. С длинными патлами такая. Знаю. Видел сегодня. Только уже стриженую, с дружками своими. Они тут драку затеяли. Какие-то деньги делили. Обокрали, небось, бедолагу-пассажира какого-нибудь. В полицию её забрали, вместе со всеми. А она ещё и нетрезвая сегодня была. Кричала, пела песни, ой, что вытворяла! А потом дружки её пришли. Завязалась у них возня. Тут и полиция подоспела. Я как раз обедал. Пирожков купил, сидел на лавке, чай пил, смотрел на это представление. Так что в полиции она. Теперь не скоро жди. А то и сядет ещё… Супер-клей не желаешь? Хороший, дёшево!
Зоя отрицательно помотала головой и бессильно опустилась на лавку. Мать снова бросила её. Она даже не собиралась возвращаться.
***
Зоя всё-таки смогла найти в себе силы и забыть прошлое и прекратить находиться в этом бесконечном «зале ожидания». Она решила, что ей просто необходимо уже перевернуть эту страницу своей жизни и начать новую главу. Мать она с тех пор не видела. Хотя, первое время девушку так и тянуло, возвращаясь домой с работы, пройти именно через привокзальную площадь. На картонке больше никто не сидел. А полиция то и дело патрулировала вокзальную территорию. Видимо, с этим делом стало строже. Да и полиции стало больше. Вокзал — место такое… Всякое бывает. И с одним из полицейских, молодым парнем, как-то и познакомилась случайно Зоя. А потом замуж за него вышла. И всё у неё теперь хорошо.
Про мать девушка иногда вспоминает. Только уже без слёз. А что плакать? Она сама выбрала свою судьбу.
Жанна Шинелева
#авторскаяпроза
САШЕНЬКА
Звонок телефона бил, словно набат. Схватив трубку, Ирина услышала металлический голос: «Приезжайте на опознание». Такси, покрытые замызганным кафелем стены, два человека в милицейской форме, стол...
Задержав дыхание, подошла и!.. «Не она, не она, Господи, слава тебе, слава!» Слёз уже не было, за этот год выплакала все: «Где ты доченька?..» Уже год нет вестей от Полиночки, её кровиночки, её красавицы... Ирина Михайловна опустилась на скамейку, сердце уже так привычно щемило. Опять подняла глаза к небу, умоляя про себя вернуть ей дочь. Полинке в прошлом году исполнилось 18 лет.
Мать, хоть и жили они небогато, решила порадовать девушку и купила ей путёвку в Турцию. Но через неделю никто не вернулся. Господи, как же тогда она кричала! Бегала по посольствам, по милициям, умоляла, упрашивала. Но никаких вестей не было...
Она дозвонилась до бывшего мужа, с которым развелась десять лет назад, и который теперь жил на Дальнем Востоке с новой семьёй. Сергей прилетел, как только смог.
Он тоже бегал вместе с ней, потом купил билеты в Турцию им двоим, слетали в тот отель — но там им ответили, что всех отдыхающих увезли тогда в аэропорт... Кто же скажет правду?.. Они вдвоём обошли чуть ли не весь курорт, показывали фотографии Полины — безрезультатно. Прилетев домой, Ирина подняла на уши всех, кто хоть чем-либо мог помочь. Она даже ходила к экстрасенсам и гадалкам. А чего не сделаешь ради спасения дочери?! Но нет.
К душевным терзаниям добавилась ещё и нехватка средств. Нужно было подыскивать подработку, и Ирина Михайловна устроилась в онкодиспансер уборщицей. Уставала ужасно, но эта усталость была для неё своеобразной терапией: придя домой, она сразу же валилась в постель, спала без сновидений. Хотя бы так, но мозг отдыхал. Сегодняшний приход в морг далеко не первый. И с каждым разом в груди вновь загоралась искорка надежды, что Полина жива, что она обязательно вернётся. «Я тебя дождусь, моя девочка, я верю, что ты жива!» - так думала женщина почти ежеминутно. Полгода уже она работала в онкодиспансере, кого только не повидала! Кому-то из больных лечение помогало, кто-то уходил в иной мир. Вот и вчера освободилось место в палате, а сегодня на койке уже лежит подросток лет двенадцати. Почему-то в палате, кроме него, никого не было. Он, как сначала показалось Ирине Михайловне, дремал, поэтому она старалась не сильно шуметь. Но вдруг тоненький голосок спросил:
– А как вас зовут?
– Ой, напугал прямо... Для начала – здравствуй!
– Простите, пожалуйста, - мальчик уже сидел с ногами на кровати. - Конечно, здравствуйте! Меня зовут Саша, а вас?
– Ирина Михайловна.
– А можно мне называть вас тётей Ирой?
Такая просьба как-то странно подействовала на женщину. За этот год она практически ни с кем не общалась, жила, словно в панцире, сделанном из боли, печали и тоски. В такую твердь не могло просочиться сочувствие коллег, подруг, родни... А вот ребёнок сумел вызвать на её лице вымученную улыбку.
– Ну, если тебе нравится, то зови.
– Отлично. Тётя Ира, скажите, а я когда умру, в рай попаду или в ад?
От такого вопроса Михайловна почувствовала, как мурашки бегут по рукам: «Господи, такие страшные по своему смыслу слова, а как обыденно их произносит этот паренёк!»
– Да ты, что, Саша! Тебе умирать-то ещё, ой, как нескоро! Сейчас и лечение хорошее, и вообще...
– Лечение хорошее, но дорогое. А за меня платить некому.
Ирина хотела было спросить «почему?», но вовремя осеклась – скорее всего он сирота. Мальчик, словно бы угадал её мысли и продолжил:
– Я ведь детдомовский, меня сюда наши врачи отправили. Когда я начал себя чувствовать нехорошо, меня стали лечить от простуды, потом ещё от чего-то, а потом... Вот я сюда и попал.
Женщина подошла к мальчику и погладила того по лысенькой голове. Он зажмурился вдруг, а потом схватил её руку в свои худенькие, почти просвечивающие пальчики и поцеловал... По щекам Ирины Михайловна струились слёзы. Она уже вышла из больницы, уже практически дошла до дома, а они всё текли не переставая. Перед глазами стояло лицо Сашеньки, хрупкого, несчастного мальчика. «Господи, за что же это ему? Ведь совсем ещё не пожил ребёнок, а уже столько горя хлебнул!» - в сотый раз думала женщина. Она зажгла перед иконой две свечки: одну поставила для Полины, вторую для Сашеньки. На следующий день Ирина Михайловна купила большую шоколадку, апельсины и сок. Эти гостинцы отдала Саше. Тот радостно выкрикнул: «Спасибо!», а потом попросил:
– Тётя Ира, если вам не трудно, можете мне купить маленькую тетрадку и ручку?
– Конечно, милый. А что будешь писать?
– Потом узнаете. Я её положу в тумбочку, а вы потом возьмёте.
– Когда потом?
– Ну... когда... меня не станет, - он с такой обречённостью сказал это, словно знал, что ему осталось совсем немного.
Женщина вновь почувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы. Поэтому с напускной строгостью сказала:
– Ты, давай-ка, гони от себя такие мысли. Доктора делают всё, и ты поправишься.
Но Саша мотнул головой, а потом спросил:
– А почему вы всё время такая грустная? У вас что-то случилось?
Не сдержавшись, она заплакала и рассказала мальчику о пропаже Полины. Он держал её за руку и гладил по плечу. Наконец, она выплакалась, затихла и только пожимала в ответ его ладошку.
– Тётя Ирочка, я верю, что ваша дочь жива, что она вернётся к вам. Не может быть такого, чтобы она не нашлась. И вы тоже верьте в это. Говорят, что наши хорошие мысли все сбываются.
– Добрый ты человек, Сашенька. Спасибо тебе! Знаешь, я куплю тебе самую красивую тетрадку и ручек много-много! Пиши, рисуй, если тебе этого так хочется.
Он кивнул и улёгся на подушку, видно было, что ему тяжело долго сидеть. Ирина Михайловна в этот же вечер подошла к медсестре и спросила про Сашу. Та со вздохом покачала головой, а потом пояснила:
– Там всё очень плохо. Мы ему каждый день колем обезболивающие, но!.. Лёгкие в критическом состоянии. Он так мужественно терпит все процедуры, такой храбрый мальчишка, - она всхлипнула и продолжила: - Родители были, но их лишили прав из-за пьянки. Сашка успел в трёх детдомах побывать. Один раз его даже усыновили, но через год вернули. А он не озлобился. Светлый добрый ребёнок.
– Сколько ему осталось? - с замиранием сердца спросила Ирина Михайловна.
– Месяц – максимум.
Ответ ошарашил - заставил схватиться за сердце. Ирина заплакала от горя и несправедливости. Прошло две недели. За это время она очень сблизилась с мальчиком, старалась хоть как-то скрасить его дни: приносила ему разные вкусности, даже умудрилась показать по смартфону какой-то мультфильм. Ребёнок был рад, он с такой любовью смотрел на женщину, что ей казалось, в её оледеневшую душу входит долгожданное тепло. В выходные она не работала. Ещё в пятницу Сашенька сказал ей: «Тётя Ира, тетрадку, что вы купили, я положил в тумбочку. На всякий случай».
Она прижала его к себе, поцеловала и прошептала:
– Мальчик мой, ты же сам говоришь, что надо верить в хорошее. Вот и верь.
– А я верю. Со мной ничего плохого не будет.
Он улёгся поудобнее. Ирина накрыла его одеялом и, перекрестив мальчика, вышла... В воскресенье она пошла в церковь, долго стояла у иконы Пантелеймона-Целителя, просила здоровья для Саши. Потом, не мигая смотрела на огоньки свечей, и в их ярком и тёплом пламени ей виделось улыбающееся лицо дочки. Шла и плакала, от слёз не разбирала дороги. Даже не могла вспомнить, как вернулась в квартиру,. Плакала долго, выливая своё горе, потом заснула. В понедельник почти бегом помчалась в больницу, сердце, словно чувствуя что-то, болело. И не зря... Пустая палата, свёрнутый матрас, медсестра с покрасневшими глазами. В носу закололо, а ей казалось, что слёз уже не осталось. Сашенька ушёл...
Она присела на сетку кровати, всё ещё не веря в это. Но как тут не поверишь?.. Потом, спохватившись, открыла тумбочку и вынула красивую толстую тетрадку. Открыла и, словно что-то обожгло ей горло, немой крик пытался вырваться наружу и не мог. На клетчатом листочке было крупным детским почерком написано: «Дорогой Боженька, здравствуй! Я скоро умру! Я это знаю, но я не боюсь. Мне захотелось поговорить с тобой, потому что в последнее время я говорил только с врачами. Ну, надеюсь, что мы скоро встретимся. Давай так: каждое утро я буду с тобой здороваться вот здесь, в тетради. Всё равно же мы когда-нибудь увидимся. Ну, всё, пока что заканчиваю. Спокойной ночи!» Она перевернула страницу, и вновь запись: «Тридцатое ноября. Здравствуй, Боженька. Завтра наступает зима. Я очень бы хотел увидеть снег. Последний снег в моей жизни. Я помню, давным-давно, как меня на санках катал папа, а мама смеялась. Хотя это было так давно, что, наверное, и не было никогда - я это себе просто придумал. В детдоме мы не очень любили зиму, потому что одежда у нас была не очень тёплая, и ещё есть хотелось постоянно. Ладно, не буду жаловаться, ты и сам всё видишь. Ну, пока, до встречи». Она читала эту исповедь, этот дневник и поражалась силе воли этого удивительного ребёнка. «Боженька, я же говорил, что ты меня услышишь - спасибо за снег! Очень красиво. Я думаю, мне осталось совсем немного. Ну, наверное, там, куда ты меня потом определишь, мне будет лучше. Сегодня у меня всё болит, но всё равно не очень сильно. Я терпеливый, да и привык. Надеюсь, что до завтра. Может быть, даже и до послезавтра. Не обижайся, это я так шучу. Спокойной ночи». Читать эти строчки становилось всё сложнее, но дочитать до конца было самой главной задачей, поэтому она вновь, вытерев глаза, всмотрелась в буквы. «Боженька, здравствуй! Что-то сегодня мне совсем плохо, поэтому я быстренько. У меня только две просьбы. Во-первых, очень прошу тебя: сделай всё быстро со мной, чтобы вот раз, и я уже у тебя. И ещё: есть одна хорошая женщина, зовут её тётя Ира. У неё пропала дочка. Прошу, пусть она вернётся. Пожалуйста! Спокойной ночи и спасибо!» Всё. Теперь уже можно зарыдать во весь голос...
Последующие недели были ужасными. На душе снова пустота, снова боль и тоска. Куда идти, кому пожаловаться, во что верить? Нет ответа на эти вопросы. Не могла найти себе место. Каждую ночь снова снилась Полина, а ещё - Саша. Во сне всё было так радужно, что не хотелось прерывать эту иллюзию. В субботу у неё был выходной. Ирина долго смотрела в ночное небо, видела, как одна за одной загораются звёзды. Почему-то вдруг сжалось сердце... И тут звонок в дверь. Она удивлённо пошла в прихожую, ноги внезапно стали ватными, в горле пересохло. Открыла дверь, а на пороге... Полина!!!
– Мамочка моя, родная, я вернулась, я дома!
Ирина прижала к груди дочку, словно боялась, что это видение, а потом, поняв, что держит её в объятиях, живую, тёплую, разрыдалась и медленно осела на пол. Полина тоже крепко вцепилась в мать, тоже плакала и целовала её в щёки, в руки. На площадку выбежала соседка и запричитала:
– Полинушка, детка, нашлась! Живая! Живая!
Только тот сможет понять чувства матери, нашедшей своего ребёнка, кто сам это испытал. И пусть никому не придётся переживать такое испытание! Когда все успокоились, Полина рассказала, что она с двумя подругами была на пляже. Там им предложили экскурсию на катере. Два красавчика угостили девушек напитком. Конечно, было жарко, и поэтому никто не заподозрил ничего странного в таком угощении. Потом - провал.
Очнулась Полина в тёмном месте. Долго кричала, а позже пришёл один из её похитителей и... В общем, её, как и тех двух девчат, увезли в стриптизклуб. Там девчонки не только были вынуждены танцевать, но и ублажать клиентов. Сопротивляющихся избивали либо накачивали наркотой.
– Мама, я думала, что не выдержу, но что-то останавливало меня, не позволяло покончить с собой. Мы все были рабынями, а потом... То помещение, в котором мы находились, загорелось. Потом паника, и я сбежала. На улице я поняла, что в каком-то лесу. Деревья большие, темнота, ночь.
Ирина Михайловна смотрела на дочку, на её круги под глазами, на кровоподтёки по плечам, и снова начала плакать. Полина ладошкой вытерла её слёзы, свои и продолжила:
– Бежала, куда глаза глядят. Потом упала в какую-то яму, лежала в ней, пока не начало светать. Потом долго шла и вдруг услышала гул машин. Побежала на звук - трасса. Ехала какая-то фура, я чуть ли не под колёса ей кинулась. И ты представляешь: водитель русский оказался. Он меня спас, дал денег на дорогу домой, билет помог купить. Мамочка, никогда больше без тебя никуда не поеду.
И снова были слёзы, но уже счастливые, долгожданные. На кладбище людей практически не было. Возле свежей могилы, укутанной снегом, стояли Ирина Михайловна и Полина. С креста на них с улыбкой смотрел милый мальчик.
– Вот, доча, этот тот Сашенька. Я думаю, что Бог всё-таки прочитал его дневник.
– Мама, я в этом уверена. Надо будет памятник поставить ему.
Они ещё постояли немного, а потом медленно пошли домой. На выходе из кладбища росла большая ель. Полина присмотрелась и увидела на её лапах маленькую забавную птичку. Ирина Михайловна вдруг махнула ей рукой и сказала:
– Ну, вот, Саша, вернулась моя Полюшка - услышал тебя Бог…
Птичка весело и задорно что-то прощебетала в ответ, а мама с дочкой, обнявшись, как по команде сказали: «Спи спокойно, Сашенька!»
Автор: Елена Процевская.
Кира оставила мужу и свекрови видеокамеру и записку. А позже прислала видеозапись последних минут своего пребывания в квартире
Свекровь вошла в квартиру именно тогда, когда Кира собиралась выйти.
— Куда собралась? — грубо спросила Ангелина. — Ужин приготовила? Скоро муж с работы придёт. И почему в прихожей такая грязища.
— Я ухожу, Ангелина Павловна, — спокойно ответила Кира.
— Как же ты меня бесишь этим своим вечным спокойствием. Вот что я тебе не говорю, ты всегда спокойная. Тебе хоть плюй в глаза, всё божья роса.
— Извините, Ангелина Павловна, что и спокойствием своим не могу вам угодить. Разрешите, я уйду.
— Надолго?
— Навсегда.
— О, как! А чего вдруг?
— Не вдруг, — спокойно ответила Кира. — Просто нет сил больше терпеть. Устала, Ангелина Павловна.
— От меня, что ли, устала.
— Да нет, Ангелина Павловна. Если бы дело было только в вас, я, может, ещё и подумала бы. А я устала от вас обоих. И от вас, и от вашего сына.
— Ты совсем обнаглела, что ли? — воскликнула свекровь. — Забыла, с кем разговариваешь?!
— Я, Ангелина Павловна, очень хорошо представляю, с кем разговариваю. И что вы за человек, — ответила Кира. — И поэтому ухожу. Но, понимая, что вы за личность, и зная ваш характер, я ухожу не просто так. Предприняла некоторые меры.
— Какие ещё меры?
— Безопасности. На всякий случай. Чтобы вы после не обвинили меня в том, чего не было.
— Так я всё равно обвиню! Ты же меня знаешь! И Денис поверит каждому моему слову. Потому что я — мать. А засомневается, так я свидетелей предоставлю.
— Вот поэтому, в этот раз, я и предприняла меры безопасности.
И с большой осторожностью, стараясь не задеть свекровь, Кира с одним большим чемоданом вышла из квартиры и тихо закрыла за собой дверь.
Случившееся нисколько не огорчило Ангелину. Наоборот. На душе у неё стало светлее.
«Сбылась мечта, — подумала свекровь, отрывая со своей кофточки несколько пуговиц и кидая их на пол, — а то я уж боялась, что не доживу до столь счастливого дня. Устала она, видите ли. А мы, можно подумать, не устали от неё. Только о себе и думает, тихоня».
— Ещё неизвестно, кто от кого больше устал! — крикнула Ангелина на закрытую дверь.
В это время в квартиру вошёл Денис.
— Кто от кого устал, мама? — спросил он.
— А ты её не встретил? — спросила Ангелина.
— Кого?
— Киру.
— Нет. Наверное, она на другом лифте уехала. А что случилось?
— Ты представляешь, что сделала твоя любимая жена?! — возмущённо воскликнула Ангелина. — Она меня толкнула. Схватила за кофточку. Пуговицы оторвала. И ушла!
— Толкнула? Быть этого не может.
— Я, что, врать тебе буду?! Толкнула и ушла. Ещё и дверью громко хлопнула.
— Куда ушла? — не понял Денис.
— Не «куда», а вообще. Собрала свои вещи и ушла. Сказала, что нашла себе другого и поэтому ноги её больше не будет в этом доме. Обозвала меня разными словами. И про тебя кучу гадостей наговорила. Представляешь?
— Каких гадостей, мама?
— Язык не поворачивается повторить, сынок. Но тебе, так и быть, скажу.
И Ангелина с удовольствием и с выражением рассказала сыну, как именно и какими словами Кира ругала их обоих. Выслушав маму, Денис тут же набрал номер Киры. Никто не отвечал. Он набрал ещё раз. Результат тот же.
— Я правильно понял, мама, — спросил Денис, — ты хотела её задержать, а она оттолкнула тебя?
— Да, правильно понял, — ответила Ангелина. — Разве я могла с ней справиться? И кофточку вон порвала. Все пуговицы отлетели. Помоги найти пуговицы, сынок.
Денис вместе с мамой стали искать пуговицы.
— И всё равно не понимаю, — произнёс Денис, когда все три пуговицы были найдены. — Кира?! И вдруг стала с тобой так себя вести?!
— Как с цепи сорвалась! — добавила Ангелина.
— Ты ведь выше её на целую голову! И вдвое тяжелее! Как же она рискнула-то?
— Да я, сынок, и сама не поняла, в чём дело. Увидела её, когда в квартиру вошла. А она уже выходить собирается. Глаза у неё злые, волосы у неё дыбом и зубы сжаты. Я пыталась остановить. Честное слово. Веришь? Но где мне взять столько сил, чтобы противостоять ей в её таком состоянии. Она, хоть и маленькая, знаешь, какая сильная оказалась. В неё, наверное, кто-то вселился в этот момент. Ей-богу, не вру. Она так меня оттолкнула, что я вон в тот угол отлетела. И, если хочешь знать, я очень больно ударилась. У меня теперь на голове, наверное, будет шишка. Не думала, что доживу до такого. Может, заявить на неё?
— А дети где? — спросил Денис.
Ангелина только сейчас подумала о детях.
— Насчёт детей я ничего не знаю, — испуганно ответила она.
Мама и сын одновременно бросились в детскую комнату. Дети спали.
— Я не поняла, — прошептала Ангелина. — А детей она, что? Нам, что ли, оставила?!
— Как нам? — прошептал Денис. — Нет. Этого не может быть.
— Но ты же сам видишь, Денис, — шептала Ангелина.
— Наверное, — шёпотом предположил Денис, — она за ними позже подъедет.
Мама и сын вышли из детской. Ангелина предложила пойти на кухню и там за ужином всё обсудить.
— А это что? — спросил Денис, войдя на кухню и увидев на кухонном столе видеокамеру и записку.
— Не знаю, — ответила Ангелина. — Записка какая-то. Прочитай, я без очков не смогу прочитать.
Денис взял записку и начал читать вслух.
— Денис и Ангелина Павловна, — читал он, — я ухожу от вас. Именно от вас двоих, а не от тебя, Денис. Потому что вы — единое целое. И по отдельности вы не существуете. Я не знаю, когда, где, при каких обстоятельствах и для чего вы соединились в одно. Наверное, вы посчитали, что так будет лучше для вашего выживания. Может, по отдельности вы хорошие. Но став одним, вы превратились в зло. А я больше не могу терпеть это ваше злое двуединое целое, направленное против меня. Уж, извините.
И знайте, что всё время, что я жила с вами, я была несчастлива. Вы здорово распределили свои роли. Ангелина Павловна надо мной издевалась, а ты, Денис, когда я тебе жаловалась на твою маму, заступался за неё. Говорил, что этого не может быть. Уверял меня, что я клевещу на твою маму. А когда я предложила жить отдельно от твоей мамы, ты отказался и накричал на меня.
А вы, Ангелина Павловна, помните, как каждый раз ехидно ухмылялись, стоя за спиной сына, когда он ругал меня за то, что я клевещу на Вас? Ещё и подмигивали мне! Рожицы смешные корчили. Кривлялись за спиной сына. Помните?
— Ничего этого не было, сынок! — воскликнула Ангелина. — Твоя жена врёт! Я не ухмылялась и не кривлялась. И не подмигивала. А тем более я ничего не корчила. Это не про меня.
— Я тебе верю, мама, — произнёс Денис. — Конечно же, она врёт. Ты только не волнуйся.
И Денис продолжил читать.
— Сейчас, Денис, твоя мама, наверное, сказала, что ничего этого не было, — читал он. — А ты, Денис, сказал, что веришь маме, и попросил её не волноваться. Я права?
— Пригрели на свою голову, — злобно прошептала Ангелина.
Денис, не обращая внимание на слова мамы, продолжил.
— На столе лежит видеокамера, Денис, — читал он. — Включи её и посмотри. И ты увидишь, что происходило в нашем доме в течение последнего месяца, когда тебя не было. Ты поймёшь, кто из нас двоих врёт и кто твоя мама.
— Не смотри, сынок! — закричала Ангелина. — Если там что-то плохое про меня, то это всё неправда. Монтаж. Там буду не я. Наверное, она кого-то загримировала под меня и хочет таким образом поссорить нас.
— Я верю тебе, мама, — спокойно произнёс Денис, — ты только не волнуйся. Разреши, я продолжу дальше читать.
Денис некоторое время смотрел на видеокамеру, затем продолжил чтение.
— Твоя мама часто пугала меня, что в случае нашего с тобой развода, я окажусь на улице, а вы заберёте у меня детей, — читал он. — Говорила, что у неё есть знакомые специалисты и что они сумеют доказать, на суде, что я неидеальная мать и неверная жена, которая обманывает своего мужа. Говорила, что у неё даже есть свидетели, которые подтвердят мою неверность. Так вот, можете не тратиться на специалистов и на свидетелей. Я признаю, что я неидеальная. Детей оставляю вам. Уверена, что вы вдвоём и без меня справитесь.
— Какие свидетели, мама? — спросил Денис. — Какие специалисты? Мама, ты так говорила?
— Кого ты слушаешь, сынок? — закричала Ангелина. — За кого ты меня принимаешь? Разве я могла? Я ведь женщина!
— Извини, мама, — сказал Денис, — конечно же, ты не могла.
Он продолжил чтение.
— Можем ли мы быть с тобой вместе, Денис? — читал он. — Не думаю. Когда я выходила за тебя замуж, не знала, что моим мужем станет двуединое чудовище. К такому я была не готова.
— Чего раньше не уходила, — злобно шептала Ангелина, — чего терпела?
— Почему не уходила раньше? — продолжал читать Денис, не слыша маму. — Надеялась, что ваш союз не навсегда. Ошиблась. Теперь я уверена, что ваш союз прочен. И ничто не может его разрушить. И я ещё раз обращаю твоё внимание, Денис, что чудовищем я называю не твою маму. Чудовище — это вы вместе.
В это время на телефон Дениса пришло сообщение.
— Это от Киры, — сообщил он.
— Что пишет? — спросила Ангелина.
— Пишет, что прислала видеозапись своего ухода из квартиры. У неё в прихожей, оказывается, камера стоит и всё записывает на её телефон. Даже звук записывает.
— Не смотри, сынок! — закричала Ангелина. — Не слушай.
Но Денис уже смотрел.
— Зачем ты соврала, мама, что она тебя отшвырнула? — спросил Денис. — Она вышла из квартиры, даже не задев тебя. А пуговицы с кофточки ты сама оторвала перед моим приходом. И ничего плохого она тебе не говорила.
— Это дешёвая подделка, сынок! — закричала Ангелина. — Ну, сам посмотри. Разве это я? Это совершенно другая женщина. И голос её совсем на мой не похож. Твоя жена заранее сделала эту запись. И сейчас прислала.
Денис ещё раз пересмотрел видеозапись.
— Ну?! — воскликнула Ангелина Павловна. — Теперь-то ты, я надеюсь, видишь, что это не я?!
— Теперь вроде вижу, — неуверенно ответил Денис. — Не ты.
— Как вообще ты мог подумать, что это я? — недоумевала Ангелина. — Да как тебе только в голову такое могло прийти?
— Прости, мама. Сам не знаю.
— Ладно, — снисходительно ответила Ангелина. — Чего уж там. Прощаю.
Денис включил видеокамеру.
— Зачем? — закричала Ангелина. — Что ты хочешь там увидеть, сынок? Неужели ты ещё не понял, кто твоя жена? Она делает всё, чтобы нас поссорить!
Но Денис не слушал маму. Он с интересом смотрел видеозапись. Просмотрев её всю, он посмотрел на маму.
— Мама? — тихо произнёс он.
— Что?! — возмущенно воскликнула Ангелина.
— Хочешь сказать, что это тоже постановка?
— Конечно, — уверенно ответила Ангелина. — Хорошо смонтированная постановка.
— Но там на записи не только ты. Там и я.
— Сынок! Какой же ты наивный. Неужели ты не понимаешь, как это делается? Твоя жена взяла записи реальной жизни и соединила их с постановочными кадрами. А ты сейчас очень взволнован и не замечаешь смонтированных кусков. А я их сразу увидела. И вот там, где женщина, играющая меня, кричит и ругается, это не я.
Ну, пересмотри ещё раз эти куски. Только внимательно. Разве я могла бы специально пачкать твою одежду и ругать твою жену за то, что она плохо стирает её? Разве я могла бы нарочно кидать в суп мыло и ставить грязную посуду в сушилку, чтобы сваливать это на твою жену?
А нарочно ходить по всей квартире в грязной обуви, разве я смогла бы? А грязными руками пачкать окна? Ну? Сынок? Подумай! При моей-то любви к чистоте! А? Ну, посмотри, сынок, посмотри! Разве эта злобная женщина с перекошенным лицом, изрыгающая из себя нецензурную брань, твоя добрая и нежная мама?
— Нет, — уверенно ответил Денис. — Не моя.
— С моей-то любовью ко всему прекрасному! — продолжала Ангелина. — Сынок! Разве это я?
— Нет, мама, не ты.
— Ну, вот. А я тебе про что говорю. Кира нашла актрису. Хорошую актрису. А главное, что очень похожую на меня. И та, конечно же, замечательно сыграла свою роль. Так хорошо сыграла меня в столь отвратительном виде, что даже мне сейчас страшно стало. Ещё немного и я сама бы поверила, что она — это я. Но я тебе, сынок, вот что скажу. Может быть, её этот фокус бы и удался, если бы не одно «но».
— Какое «но», мама?
— В своём стремлении показать меня в негативном свете, в своём сильном желании очернить меня они явно переусердствовали.
— Кто «они», мама?
— Твоя жена и те, кто ей помогал чернить моё светлое имя. Именно поэтому в образ, созданный ими, и невозможно поверить. Он нереальный. Фантастический. Потому что таких злобных женщин не бывает, в принципе. В природе они не существуют. Разве что в безудержной фантазии твоей жены. Не понимаю, сынок, на что она рассчитывала? Неужели твоя жена всерьёз думала, что ты сможешь поверить в эту чудовищную ложь?
В этот момент Ангелина заметила на себе пристальный взгляд сына.
— А что ты так странно на меня смотришь, сынок? — спросила она. — Может, ты мне не веришь?
— Мама, — тихо ответил Денис, — ты сейчас же соберёшь свои вещи и уйдёшь из нашего с Кирой дома.
— Куда это я уйду? — не поняла Ангелина.
— Ты вернёшься к своему мужу и моему отцу, — ответил Денис. — В вашу с ним квартиру.
— Но мы с твоим отцом в ссоре. К тому же он сейчас живёт на даче. А квартиру мы сдаём.
— Значит, ты поедешь к отцу на дачу, — произнёс Денис.
— Я ненавижу эту дачу, сынок. Ты же знаешь. И отношения с твоим отцом у меня сложные. У нас сейчас такой период, когда нам нужно быть подальше друг от друга.
— Не слишком ли затянулся у вас этот период, мама, когда тебе и папе нужно быть подальше друг от друга? Ты живёшь в нашей с Кирой квартире, начиная со дня свадьбы.
— Потому что на вашей свадьбе я поругалась с твоим отцом.
— Прошло уже три года, мама! А говорила, что на пару недель!
— И что? Если пары недель оказалось недостаточно для нашего примирения.
— Тогда разводитесь, — произнёс Денис.
— Да что ты такое говоришь, сынок?! — воскликнула Ангелина. — Какой развод?! Ведь мы с твоим отцом вот уже тридцать лет муж и жена. Ради кого? Ради себя, что ли? Нет, конечно. Мы таким образом пример образцовой семьи являем! А ты хочешь, чтобы мы развелись? А что мы скажем нашим внукам? А что скажут про нас другие? А что скажет твоя жена, ты знаешь?
— Понятия не имею.
— А я тебе скажу, сынок. Твоя жена скажет, что если я не смогла сама быть в браке счастливой, то не имею права и ей советовать! Именно это она мне и скажет, сынок, если я с твоим отцом разведусь. Поверь!
— Я верю тебе, мама. Поэтому, собирай вещи и возвращайся к папе.
Ангелина пыталась переубедить сына, но ей это не удалось. И утром следующего дня она вышла из подъезда с десятью большими чемоданами своих вещей.
Приехав на дачу, Ангелина сообщила мужу, Фёдору, что их сладкая жизнь закончилась. И им снова придётся жить вместе.
— Как вместе? — воскликнул Фёдор. — Я не хочу жить с тобой! Мне и так хорошо!
— Можно подумать, что мне без тебя плохо, — ответила Ангелина. — Но твой сын выгнал меня! И у нас нет другого выхода.
— Выгнал? — возмутился Фёдор. — Да как он посмел? На каком основании?
— Эта интриганка состряпала компрометирующие меня видео. А наш Денис в них поверил.
— Как он мог поверить?!
— Мог, — грустно ответила Ангелина.
— Мы так всё хорошо спланировали, и на тебе. А ты тоже хороша. Зачем так себя вела?
— Думала, что так лучше будет. Надеялась, что они разведутся, и Кира с детьми уедет. А я с Денисом останусь в четырёхкомнатной квартире.
— А зачем детьми невестку пугала? Если хотела, чтобы она с ними уехала! Зачем еду портила? Одежду чистую зачем пачкала?
— Увлеклась. Переборщила малость. Признаю.
— Может, всё ещё можно исправить?
— Не думаю, — ответила Ангелина. — С Денисом и Кирой всё ясно. Надо что-то другое придумать.
— И на что же теперь мы будем жить? — чуть не плача, произнёс Фёдор. — Ведь за нашу квартиру в центре Москвы, которую мы сдаём посуточно, мы получаем огромные деньги!И делим их поровну. Но если ты думаешь, что за эти деньги я захочу жить с тобой вместе на этой даче, то ты ошибаешься.
— Очень мне нужно жить с тобой здесь, — ответила Ангелина. — По мне так: чем реже я тебя вижу, тем лучше. Терплю тебя только ради детей!
— Но что же нам делать, Ангелина?
— У нас не остаётся другого выхода, Федя, как только позвонить нашей дочери.
Напоминание о дочери сразу подняло Фёдору настроение.
— Гениально! — воскликнул он. — Ты умница, Ангелина. Как я мог забыть, что у нас с тобой есть ещё и дочь любимая. Так и сделаем. Позвонишь Настеньке, скажешь, что все от тебя отвернулись. Она добрая, чуткая. Не то что её младший брат. Она поверит и возьмёт тебя к себе. Года три проживёшь у неё точно.
Ангелина стала набирать номер дочери. А в это же самое время Денис позвонил Кире.
— Мама уехала, — сообщил он. — Она уже на даче. Возвращайся.
Кира ответила, что не вернётся никогда.
— И дело здесь не в твоей маме, Денис, — сказала Кира, — а в том, что всё это время ты не верил мне. А значит, ты меня не любил. Поэтому мы с тобой разводимся.
— А как же наша квартира, Кира? А дети?
— Квартиру поделим, — ответила Кира. — А что касается детей... За них не волнуйся. Что-нибудь придумаем.
— Что придумаем, Кира?! — воскликнул Денис, но Кира уже выключила телефон.
«На суде узнаешь, — думала она, — всему своё время». #опусыирассказы
©️ Михаил Лекс