Нет никакого смысла пытаться помочь людям, которые не пытаются помочь себе сами.
Эндрю Карнеги Люди, которые не могут найти время для отдыха, рано или поздно найдут время для болезни. Джон Ванамейкер Ничто так не украшает человека, как дружба с собственной головой. С возрастом меняется многое. Меняется мнение, желания, взгляды, меняемся мы сами. Люди – они как книги: буквы одни и те же, но содержание разное. Порой, бывает, незнакомый человек Живущий «по ту сторону планеты» Вдруг остановит твой безумный бег Простым вопросом: Солнышко, ну где ты? И сразу, в миг, становится теплей От слов простых, пронизанных участьем И в череде уныло-серых дней Мелькнет луч солнца, разогнав ненастье И тише боль. И легче на душе И хочется дарить тепло другому, Живущему в реальном мираже Так далеко, но близкому такому… И чувствуешь уверенность свою И веришь в то, что нужен ты кому-то А ведь стоял почти, что на краю Отчаянья. Спасла тепла минута. Давайте не скупиться на тепло: Нам всем важны минуты пониманья Пусть другу станет на душе светло От нашего участья и вниманья… Остановить хочу безумный бег Слова мои улыбкою согреты Родной мой, незнакомый человек Грустить не надо…Солнышко…Ну где ты? Людмила Шкилева *** *** Тихон был настоящим красавцем: в плечах косая сажень, русоволос, приятен лицом. Жена его, Наталья, была ему под стать. Привёз её Тихон из деревни, пристроил на комбинат, к себе поближе. А когда народился Витенька, пришлось и тёщу из деревни везти, Матрёну Ильиничну. Наталье нужно было уж на работу выходить, страну восстанавливать, отпуск по уходу за ребёнком был маленький. Всё хорошо, только все ютились в одной комнате коммунальной квартиры. В послевоенные годы дело привычное, мало кто жил в отдельных-то хоромах. Комната правда, была большая, светлая, в два окна, и Тихон, имея золотые руки, соорудил между окнами стенку. Получилось как бы два помещения: в одном стояла кровать, где спали муж с женой, и стол со стульями, а в другом размещалась тёща с маленьким внучком. Жили в тесноте, да не в обиде, и надеялись, что со временем комбинат выделит им жильё попросторнее. **" В этой же самой коммуналке проживали ещё несколько семей, почти все были работниками комбината. Но одну, самую маленькую, убогую комнатёнку занимал инвалид по фамилии Володин. У бедняги не было руки, никто не спрашивал, где он её лишился. Все и так понимали, где. Несмотря на свой недостаток, Володин научился ловко орудовать одной рукой. На кухне, бывало, справлялся быстрее невыспавшихся хозяек. На производство его, понятное дело, не взяли, и работал Николай Емельяныч чистильщиком обуви. У него была своя фанерная будка в двух кварталах от дома. Место там было людное, проходное, и по слухам, инвалид имел неплохую копеечку, начищая ботинки одной рукою лучше, чем иные двумя. В общем, люди относились к нему с жалостью, и потому у него всегда была работа. Володин, несмотря на немудрящее ремесло был начитан, и имел своё мнение по многим вопросам. Беда в том, что любил он мнение рассказывать за бутылкой сорокоградусной, в кухне коммуналки. Чаще других звал он соседа, Тихона, но скоро понял, что тот если и согласен выпивать, то только по праздникам. Володин имел какое-то необъяснимое чутьё, когда Тихон шёл домой не пустой. А может быть, он просто видел его, выходящим из гастронома, который был в нескольких метрах от его будки. Инвалид всё время напрашивался в гости. Поесть и выпить он был не дурак, и уходил только тогда, когда всё заканчивалось. Если собутыльник валился раньше, Емельяныч забирал недопитое с собой, а остатки еды приканчивал тут же. В тот день Тихон получил повышение, и летел домой, как на крыльях. Жена уже ждала его дома. Она знала, что у них будет праздник и по этому поводу вместе с матерью накрыла поистине царский стол: здесь была и картошка, и квашеная капуста, и краковская колбаса, порезанная тонкими кружочками, хлеб, маринованные грибы и даже сало, которое матери с оказией прислали родственники из деревни. Увидев, что муж не один, Наталья огорчилась. Она не любила Володина, потому что видела, что тот имеет какое-то влияние на её мужа. Тихон сперва просто жалел калеку, а после слишком впустил его в свою жизнь и про повышение, конечно, ему рассказал. — Ооо! Какое тут у тебя пиршество намечается, а ну-ка! — с этими словами Володин грязными пальцами схватил кусочек колбасы и отправил в рот. — Садись, садись, Емельяныч, гостем будешь, — широким жестом пригласил хозяин, но увидев, что жена хмурится, извинился и отвёл её в сторонку. — Зачем ты его притащил? — прошептала Наталья, — я надеялась, посидим в своём кругу, обсудим планы на будущее! — Да я случайно его встретил. Шёл домой, а тут он... а у меня свёрток за пазухой. Ну, и... Наташ, да ты не злись. Несчастный ведь он человек, один как перст! — Не нравится он мне, Тиша. Глаз у него нехороший, завистливый. Мы таких в деревне завсегда от себя гнали, — она посмотрела на инвалида, который, как ни в чём не бывало продолжал уплетать закуску, и вздохнула: — ладно, пойдём, пока он всё не сожрал! Выпив водки, Володин любил рассуждать на темы добра и зла. Особенно его занимало предназначение того или иного индивида. — Я постоянно спрашиваю себя, — говорил он, ставя пустой лафитник и хватая тотчас жадными пальцами огурец или кусочек сала, — ради чего живу? Часто моргая маленькими глазками он долго и тщательно жевал, и в такие моменты Наталье даже становилось его жалко, настолько убогим он казался. И ей было стыдно за себя, и что пожалела для инвалида колбасы. Между тем, Володин стал появляться всё чаще. Словно караулил Тихона, поджидал, как паук, в своей будке, а завидев, спешил угостить чекушкой, чтобы после развести на полуштоф. Они садились на общей кухне, пока их оттуда не прогоняли ответственные хозяйки, за то, что инвалид частенько не брезговал запустить свою единственную пятерню в чью-нибудь остывающую на плите кастрюлю, оставшуюся на время без внимания. Тогда они шли к Тихону, потому что у Володина даже стола не было. Только тумбочка да раскладушка. В гостях чистильщик снова пускался в пространные разговоры о высоких материях, и смотрел похотливыми глазками на соблазнительные изгибы Тихоновой жены, а Тихон, как правило, к тому моменту клевал носом и этого не замечал. Наталья была в отчаянии. Она окончательно поняла, что муж спивается, когда он получил первое предупреждение на работе. Было лето и Витеньку отправили в деревню, лечить рахит. Наталья вышла в отпуск, и читала письмо от матери. Та писала, что каждый день высаживает ребёнка на речной, прогретый солнышком песочек, надевает ему панамку. Что мальчик питается хорошо, даже поправился немного на парном-то молоке. Улыбаясь, Наталья представила эту картину. Вдруг стук в дверь. Наверное, соседка, тётя Клава, вечно что-то просит: то луковицу, то соли. Правда, всегда возвращает. — Тёть Клав, открыто, — встала Наталья, и сделав шаг в сторону двери, остановилась как вкопанная. В комнату вошёл инвалид. Щёлкнул замок. — Здравствуй, Наталья. — Здравствуй. Дверь-то на кой закрыл? — она старалась говорить спокойно, но внутри всё закипало. — Это чтобы никто не помешал нашему разговору, — ощерился тот, прошёл за стол, сел и положив ногу на ногу, уставился на хозяйку. — Что?! — спросила та, — о чем мне с тобой разговаривать-то? Тихон только вечером будет. — Так уж и не о чем? С Тихоном я и так говорю, когда захочу! — он похлопал себя по карману, вытряхнул папиросу, сунул в рот, после чего взял со стола коробок, темными пальцами открыл его, достал спичку, чиркнул, прикурил. Всё это за три секунды. — Что тебе нужно? — с презрением спросила Наталья. — Мне? Ничего. Я вот подумал, не нужно ли чего тебе? — он вытащил изо рта папиросу и описав рукой дугу, обратно запихнул в рот. Глазки его сощурились. — Уходи, Николай Емельяныч, не доводи до греха. — Ах вон оно, как! Это как, до греха? Поясни-ка, — он вытащил папиросу и провел по зубам языком, не открывая рта, словно у него застряло в зубах. Наталью чуть не стошнило. — Не заставляй звать дворника, чтобы вывел тебя! Будь добр, очисти от себя помещение сам, — поморщилась Наталья, и накинула поверх летнего сарафана материн халат, слишком уж таращился на неё инвалид. Володин потушив папиросу о голенище сапога, положил окурок в карман, взял со стола картуз и встал. "Пронесло, Господи" — подумала Наталья и пошла вперёд, чтобы поскорее выпроводить незваного гостя. Но он остановил её, схватив сзади за халат. В изумлении она обернулась и увидела Володина на коленях. К груди он прижимал свой засаленный картуз и натурально плакал. — Пожалей меня, Наталья! — он пытался охватить её своей рукой, — но хозяйка в ужасе отступила, и он едва не упал, потеряв равновесие, — страсть, как плохо мне без женской ласки! Хоть погладь... по щеке... вот так! — он сам себя гладил своей чёрной от гуталина пятернёй по своей заросшей щетиной щеке, а слёзы всё текли. — Не плачьте, товарищ Володин, — попросила Наталья, — прошу вас... — Мы уже на "вы"? Я вот что тебе скажу, Наташа, — на коленях он подполз к ней, и схватив за руку, смотрел на неё снизу — коли приласкаешь меня, клянусь, я отстану от Тишки! Всего один раз, Натальюшка... — Как не совестно, — поспешно она освободила руку и моментально открыв дверь, прошептала: — уходи немедленно, пока кто-нибудь не увидел! Вон! Вытолкав его за дверь, она прислонилась к ней и услышала: — Ну, теперь пеняй на себя, Наташка! В тот вечер Тихона приволок дворник, дядя Паша, он нашёл его спящим на скамейке. Наталья поблагодарила, и крепко задумалась. Утром Тихон был разбит. Голова у него болела, с огромным трудом он смог подняться. — Тиш, я принесла тебе холодной простокваши. Выпей, полегчает! Муж, ни слова не говоря, на ватных ногах вышел из комнаты. Наталья думала, в туалет, утром там всегда стояла немаленькая очередь. Но муж вернулся быстро. — Фу, хорошо, что у Емельяныча всегда есть лекарство! Это тебе не простокваша какая-то! — сказал он, бодро натягивая спецовку. — Ты что, пил? — с ужасом пробормотала Наталья. — Ой, не начинай ты, а то опять башка разболится. Всё, я на работу, привет! — Подожди, Тихон! — Не могу я, опаздываю! — он попытался обойти её, но она встала у двери, загородив ему проход. — Тихон, выслушай меня, это серьёзно! — Наталья посмотрела мужу в глаза, но он прятал взгляд. — Я ничего не хочу об этом знать... не надо, — простонал он. — Что? Откуда тебе знать, что я собираюсь сказать? Вчера твой инвалид был здесь и домогался моей любви! — Н-да? А мне сказал, что ты сама ему себя предлагала... чтобы Емельяныч от меня отступился! — И ты поверил! Наталья отвесила мужу пощечину и заплакала. Она подошла к окну, и увидела, что инвалид сидит внизу, на скамейке, и ждёт. Значит, будку свою не открыл. — Давай ты не пойдёшь на работу, — обернулась она к мужу, вытирая глаза, — просто спрячешься за занавеской. Он придёт, я уверена! И ты увидишь, кто кого домогался. — Так это... прогул же! У меня последнее предупреждение на работе, — сказал Тихон, но послушно пошёл в тёщин закуток и зашторил занавеску. Наталья побежала к столу, вырвала листочек из блокнота, и быстро черкнув записку, что-то в неё завернула. Она выскочила в коридор, и увидела Анечку, собравшуюся в школу. — Анют, передай дворнику дяде Паше, хорошо? Он там у ворот подметает, — сказала она ласково. Девочка тряхнула косичками, и пошла. Инвалид ждал, когда Тихон пройдёт мимо него на комбинат. — Здорово, Николай Емельяныч, ты что это, сегодня, прохлаждаешься? — спросил его дворник. — Да, вот, решил попозже открыться сегодня, — ответил тот, подставляя лицо солнцу, — народ, тот всё одно после обеда повалит. — Ясно, а то приятель-то твой, Тихон, прошёл уже, бедолага, уж не с тобой ли он так вчера набрался? — Со мной. Да, совсем пить не умеет Тиша. Так, говоришь, прошёл уже? Как же я его пропустил? — Минут двадцать как прошёл, — добродушно сказал дворник, скользнув взглядом по окошку, где за ним наблюдала Наталья, не пожалевшая для дела серебряного рубля. Тихон успел задремать за своей занавеской, как вдруг раздался робкий стук, после чего дверь толкнули. Наталья разбудила мужа, и подойдя к двери, спросила: — Кто там? — Это я, Клава. Сольцы пришла занять. Наталья, чертыхнувшись, открыла дверь. Клава скользнула по комнате взглядом: — Что твой-то, ушёл уже? — Да, еле глаза продрал, окаянный! — сказала Наталья, заметив в коридоре сутулую тень. — Ох, и здоровы эти мужики пить, — Тёте Клаве хотелось поговорить, но Наталья отсыпав ей соли, сказала: — Извини, тёть Клав, у меня дела. В деревню собираюсь, к своим, — и она выпроводив любопытную соседку, выдохнула. Только она хотела пойти закрыть дверь на крючок, как она без стука распахнулась, и на пороге возник ухмыляющийся Володин. — Ну что, Наташка, видала, что я могу? — зашептал он, заходя внутрь и прикрывая за собой дверь. — Видала, — мрачно сказала Наталья, — но это ничего не изменит. Я не изменю мужу. Люблю его! — Ну, любила бы, была б посговорчивее, — тихо сказал Володин, приглаживая волосы, которые вымыл ночью и сбрызнул чужим одеколоном, чтобы понравиться Наталье, — погибнет ведь, сопьётся наш соколик! Одно твоё слово и я отстану! Тут из-за занавески вышел Тихон. Двумя пальцами схватив Володина за парадный пиджак, он выволок его в коридор. — Иди, покуда цел, Емельяныч, — глухо пророкотал он, — не то зашибу. Вернувшись в комнату, он обнял припавшую к нему Наталью. — Прости меня, родная! — Ну, главное, что теперь видишь, какого змея пригрел на груди! Тихон больше спиртного в рот не брал и жизнь потихоньку вошла в привычное русло. Володин теперь на глаза им старался не попадаться. Наступила осень. Витюша уже достаточно подрос и его определили в ясли при комбинате, а бабушка вернулась к себе в деревню. В один из вечеров, Наталья готовилась к сдаче на повышение разряда, Тихон мастерил Витюше деревянную лошадку из дерева. Вдруг в коридоре раздались дробные шаги, вскрикнула женщина, послышался переполох и пьяная ругань. Тихон вышел посмотреть, что за дела, и увидел двух милиционеров, которые досматривали документы у Володина и его гостя. — Гражданин Володин? Вы должны проехать с нами, для выяснения. — Я протестую! Я инвалид войны! Как вам не стыдно! — звякнул медальками Емельяныч. Тихон, несмотря на отчуждение решил вступиться за бывшего приятеля, но молоденький капитан шепнул ему, что Володин Николай Емельянович умер в госпитале, что подтвердили и его товарищи, и вдова. До этого выяснили, что документы у Володина были украдены по пути следования в госпиталь. Продолжавшего возмущаться инвалида увели. Охала сочувственно тётя Клава. Ей одной была известна правда. Однажды к соседу зашёл мужичок затрапезного вида. Емельяныча не было дома. Окинув бродягу взглядом, тётя Клава, большая охотница до разговора, завела с ним беседу: — И не стыдно тебе побираться, дядя? Наш Николай Емельяныч, несмотря на то, что руку на фронте потерял, и то трудится! У него будка своя на Садовой! — Да ну! — недобро усмехнулся мужичок, поправив котомку, — на фронте, говоришь, потерял? — Истинно так, батюшка. А сам-то ты кто будешь? — она протянула ему кусок серого хлеба с зелёным луком и крашенное в луковой шелухе яичко, оставшееся от Пасхи. — Прохожий, обшитый кожей! — захихикал мужичок, но я тебе бабка, всё как есть обскажу, — он с благодарностью принял подношение. Яйцо положил в карман, а хлеб с луком стал есть жадно, прямо на месте. — Ваш Емельяныч вовсе не Емельяныч, а Егорыч, — сказал он, стряхнув последние крошки в рот, — и клешню свою он не на войне потерял, а в зоне, за крысятничество! У своих воровал, они его и проучили. — Да ну тебя, врёшь ты всё! — замахала на него полотенцем тётя Клава, — на хорошего человека наговариваешь! Она жалела инвалида, бывало и подкармливала его по случаю. А он ей чинил бесплатно обувь. Не верила Клава, что Николай плохой человек. Бродяга, усмехнувшись, ушёл. Тётя Клава после того потеряла сон, и однажды спросила Володина прямо, где мол он руку потерял. Тот рассказал ей душещипательную историю, стал показывать ей документы и медали, и она легко поверила ему, чтобы спать спокойно. Теперь она давала показания в прокуренном кабинете. Усатый человек в военном кителе, устало пододвинул ей листок: — Ознакомьтесь и подпишите! — Чтой та? — не поняла Клава, и нацепив очки, попыталась вникнуть в написанное размашистым почерком заявление. — Ваши показания, — мужчина стал массировать переносицу. От него зависело куда пойдёт человек из его кабинета. Конечно, стоило засадить старуху, за то, что не донесла на соседа, но с другой стороны, жаль её. Она напоминает ему тётю Песю из Воронежа. — Меня посадют? — смахнула слезу тётя Клава. — Нет мать, пока нет. Иди себе, и помни мою доброту. Если что, ты знаешь, что делать, куда идти. — Спасибо! Спасибо, касатик! Век молиться за тебя... — залепетала Клава. — Ты что?! — грозно вопросил усач, мигом проснувшись. — Молчу, молчу... — тётя Клава живо подписала документ, и всхлипнула, возвращая бумагу хозяину кабинета. Ей захотелось пасть ниц и поцеловать ему руку, как бывало, целовала священнику. С портрета на стене на неё с укором смотрел товарищ Дзержинский. Рассказ написан на основе воспоминаний участницы событий. Её уже нет в живых и уточнить детали мне не у кого. *** Антонина встала поздно. Спешить некуда, на пенсии уже семь лет, заботиться не о ком. Можно и поваляться. Но на душе почему-то неспокойно и тревожно. С чего бы? Вроде всё хорошо, не о чем беспокоиться. А поди ж ты.**" Она встала, привела себя в порядок, поставила на плиту чайник и выглянула в окно. Над домом напротив небо окрасилось в малиновый цвет, вот-вот покажется низкое зимнее солнце. Значит, после двухнедельной оттепели, наконец, подморозило. «Вот и хорошо. Попью чаю и схожу в магазин», подумала Антонина и сняла с плиты закипевший чайник. Она налила в чашку чай и стала пить маленькими глотками. По телу разлилось тепло. Невысокая, хрупкая, даже после рождения единственного сына она не поправилась. А муж был крупный. Он её ласково называл Тоненький, Тонюська. Но его нет с ней уже десять лет. Подняла чашку, и тут от входной двери раздался резкий звонок. От неожиданности рука с чашкой дёрнулась, чай выплеснулся, обжёг истончённую кожу руки с коричневыми пятнами. От боли Антонина едва не бросила чашку. «Вот и неприятности. Предчувствие не обмануло. Чего дальше-то ждать?» Только успела подумать, как снова раздался требовательный и продолжительный звонок. Антонина подула на руку и пошла открывать, ворча про себя: «Кого это с утра пораньше принесло?». И не сразу поняла, что крупный мужчина в помятой одежде и – это её сын. «Как же он изменился», - ахнула она. Артём, наверное, тоже растерялся от вида постаревшей матери. - Встречай гостя, мать. – Словно очнувшись, улыбнулся он. - Артем, ты? Почему не предупредил? Я не ждала тебя. – Она припала к его груди. Он одной рукой неловко обнял её. Антонина уловила запах дороги, несвежей одежды сына и ещё чего-то, что отозвалось тревогой в сердце. Она отстранилась, и пристально посмотрела на сына. Заметила неряшливую щетину на одутловатом помятом лице, набрякшие мешки под покрасневшими глазами. - Ты один? А где Лена, дочка? – спросила Антонина. - А одному ты мне не рада? – глядя поверх головы матери, спросил Артём. - От неожиданности растерялась. – Антонина отступила назад, давая возможность войти сыну в квартиру. - Проходи, раздевайся, сынок. Артём переступил через порог, поставил на пол большую спортивную сумку и окинул взглядом прихожую. - Я дома. Ничего не изменилось. – Ты в отпуск приехал? Среди зимы? – спросила Антонина, не сводя глаз с сумки. - Давай потом, мать. Устал. – Артём снял куртку и повесил на вешалку. - Да-да, конечно. У меня как раз чай горячий, - она посеменила на кухню, достала с полки старую чашку сына. Артём вошёл следом, сел боком к столу, широко расставив ноги и заняв почти всё пространство маленькой чистой кухоньки. Антонина поставила чашку на стол. - Может, с дороги есть хочешь? У меня борщ есть. Вчера, как чувствовала, сварила, - замерла в ожидании, что сын скажет. - Давай, - небрежно бросил Артём. - Соскучился я по твоему борщу. - Его губы тронула улыбка. Антонина суетливо достала кастрюлю из холодильника. Разогрела борщ и поставила дымящуюся тарелку перед сыном, положила рядом тяжёлую ложку, которой любил есть муж, толстый кусок хлеба, села напротив и подпёрла голову рукой. - А чего покрепче к борщу есть? – Артём метнул на мать быстрый взгляд, помешал ложкой в тарелке. - Не держу, - сразу посуровев, сказала Антонина. Она смотрела, как сын жадно и шумно ел, щурясь от удовольствия, словно кот на завалинке в солнечный день. - Как Лена? А дочка, в каком классе учится? Почему они не приехали с тобой? Артём продолжал есть, не глядя на мать, словно не слышал. Антонина и так по его виду поняла, что сын пьёт. Жена не выдержала и выгнала его. А куда ему деваться, как не к матери? Больше некуда. Она, конечно, рада. Сын единственный приехал. А тревога не отпускала, крепла внутри. Сын отставил пустую тарелку. Антонина тут же вскочила со стула, налила в чашку горячего чая, поставила перед сыном и пододвинула вазочку с конфетами. - Мы с Леной развелись. Я насовсем приехал, - не поднимая на мать глаз, сказал Артём. - Ну, ничего. Отдохнёшь, устроишься на работу. Ничего, – приговаривала Антонина, ставя пустую тарелку в раковину. Потом снова села напротив сына. Артём с шумом отпивал горячий чай, глядя мимо неё. Потом отодвинул чашку и встал из-за стола. - Ладно, мать. Я устал. Полежу, ладно? Потом поговорим, - сказал он и пошёл в комнату. Антонина мыла посуду и думала, что сердце не обмануло, предчувствовало приезд сына. Поняла, что с ним будет непросто. Когда она зашла в комнату, Артём развалился на диване перед телевизором. Она села рядом. - Рассказал бы, что случилось? Квартиру им оставил? Это правильно, по-мужски. Здесь твой дом. - Да что рассказывать? Развелись и всё, - не поворачивая к ней головы, сказал Артём. Антонина вглядывалась в сына и не узнавала его. Постарел, в глазах застыли боль и тоска, лоб прорезала глубока складка. Весь какой-то потерянный и помятый. Может, просто устал? Дорога из Сибири длинная и утомительная. Сама никак не собралась в гости к сыну, то денег не было, то страшно становилось. Вспомнила, как после окончания института он пришёл и сказал, что поедет в Сибирь с другом. Там построили новый завод, набирали специалистов молодых перспективных специалистов. Мечтал построить карьеру, заработать денег. Вскоре женился, родилась дочка. Первые годы втроём приезжали в отпуск. Потом стали приезжать реже. К обеду сын, как правило, ставил бутылку. Муж неодобрительно качал головой, жена Лена недовольно морщилась. Как-то Антонина спросила её, часто ли пьёт Артём. Она заплакала. - Ругалась, грозила, что уйду от него… Он обещал бросить, но через три дня всё начиналось сначала, - рассказывала она. От разговора с родителями сын отмахивался. Потом вообще перестал приезжать. Звонил редко, говорил, что всё в порядке, много работы, что получили новую квартиру, нужно ремонт делать, обставлять, некогда приезжать, да и дорого. Антонина осторожно спрашивала, не пьёт ли? Артём тут же раздражался и кидал трубку. Антонина вздохнула. Нечего рассиживаться, сын приехал, нужно в магазин идти, купить продуктов. А он пусть отдыхает. Но когда она вернулась с тяжёлыми сумками из магазина, Артёма дома не оказалось. Она заглянула в его комнату. Сумку он уже перенёс туда. Ей очень хотелось посмотреть, с чем приехал сын, сколько добра нажил. Но не стала, не хорошо это. Нашла оправдание и тому, что без подарка приехал. Тяжело ему, не до этого было. Да и не нужно ей ничего. Артём пришёл поздно вечером. Она сразу поняла, что он пьяный. Долго возился в прихожей, пыхтел и ронял что-то. «Наверное, бывших друзей встретил. Может, кто-то из них поможет ему с работой?» - подумала Антонина. - Я выпил немного, ма. Ты не ругайся. – Артём вошёл в комнату и встал перед ней, покачиваясь. Потом махнул рукой и ушёл в свою комнату. Когда оттуда раздался храп, она заглянула к нему. Артём лежал на кровати в одежде, широко раскинув руки. Жалость захлестнула материнское сердце. Утром она готовила завтрак, когда вошёл Артём, виновато пряча глаза. От еды отказался, выпил чашку чая и попросил вторую. - Что делать собираешься? - Антонина села напротив сына. - Пить не позволю. Говорю сразу, - предупредила она его. - Выгонишь? – Артём резко отодвинул от себя чашку. Антонина дёрнулась. Обожжённая вчера рука сразу заныла, словно горячий чай выплеснулся не на стол, а её на руку. - Ты забыла, что квартира и моя тоже? – жёстко глядя на неё покрасневшими глазами, спросил Артём. Антонина часто-часто заморгала. Вспомнила, как уговаривала мужа приватизировать квартиру на троих. Муж был против, но Антонина настояла. Единственный сын, как его оставить без собственности? Жизнь длинная, мало ли что. Артём выпил чай и встал из-за стола. Каждый день он говорил, что идёт устраиваться на работу, возвращался поздно и сильно пьяным. Когда сын засыпал, она долго стояла у окна, смотрела на ночной город. Думала, что делать со всем этим? Чувствовала, что закончится это плохо и для Артёма, и для неё. Потом ложилась и долго ворочалась, а утром вставала с больной головой и высоким давлением. Но это были только цветочки. Артём стал приводить домой собутыльников. С одним она справлялась. Когда Артём уходил к себе в комнату и засыпал, она просто выгоняла непрошеного гостя. Труднее было с компаниями. Квартира пропахла перегаром и грязной одеждой. Наутро она убирала грязную кухню, глотая слёзы. Говорить с сыном бесполезно. Он отмахивался, а однажды даже замахнулся на неё. Крупный, в отца, разве справится она с ним? Сходила к соседу, он раньше служил в милиции. Пожаловалась, попросила совета. - Можно наряд вызвать. Его заберут, но больше двух суток не продержат. Вернётся, тебе только хуже будет. Не работает? А пьёт на что? - У меня таскал из кошелька. Теперь прячу. Колечко обручальное нашёл и серьги, продал. Не успела припрятать. Да и бесполезно. Веришь, грех на душу готова взять. Устала, сил нет, - Антонина со стыда готова была сквозь пол провалиться. - Наберись терпения, Антонина. Рано или поздно он с дружками проколется, на воровстве поймают. Вот тогда ему срок дадут. А пока… Если сильно достанет, сразу ко мне беги. Хорошо сказать – потерпи. А как, если дома вонь и грязь, вечно чужие пьяные мужики или бомжи ошиваются? Она уже и готовить перестала, потому что из холодильника съедали всё подчистую. Оставляла им хлеб и консервы. Сама полуголодная ходила. Куда жаловаться? Кто поможет? По ночам плакала и молила Господа, чтоб забрал её к мужу. Лучше умереть, чем жить в таком кошмаре. Никогда не думала, что ей придётся доживать свой век вот так – голодной и в слезах, с пьяницей сыном, ворующим деньги у собственной матери. Вот так и стала Антонина гостьей в своей квартире. Она часто думала, когда он стал таким? Почему? Ведь рос умным и спокойным мальчиком. Они с мужем гордились им. Хорошо, что муж не дожил до такого. Он не уважал пьющих мужчин. Однажды сын вернулся домой не один. С ним пришла сильно и ярко накрашенная женщина в дешёвой одежде. Он назвал её Люсей и сказал, что женится. Антонина сразу поняла, что эта Люся такая же, как он. Теперь они пили вместе, часто ругались и даже дрались. Антонина сидела без света в комнате, ждала, когда успокоятся. Вмешиваться боялась, не ровен час и ей достанется под горячую руку. Люся утром мыла посуду, убирала следы попойки. И на том спасибо. Как-то раз Антонина забылась тревожным сном после очередных разборок сына с Люсей. Проснулась ещё в темноте от того, что кто-то шарил у неё под подушкой. Она испуганно включила бра над диваном. Сын даже глазом не моргнул. - Дай денег, - хрипло сказал он. - Нет у меня… - начала Антонина, увидела вперившийся в неё жёсткий и страшный взгляд налитых кровью глаз, и замолчала, испугавшись не на шутку. Так и убить ночью может. Не соображает же ничего. Антонина достала из кармана халата, в котором так и уснула, пятьсот последних рублей и отдала Артёму. Он не поверил, что у неё больше нет, сорвал с неё одеяло и вывернул карманы. Такого унижения и стыда она в жизни не испытывала. Они с Люськой ушли, наверное, на поиски бутылки. Антонина лежала, рыдая и готовясь к смерти. Сердце неровно трепыхалось в груди, затылок ломило. Подумала тогда, чтобы они не возвращались. Сгинули бы и всё. Переплакала бы один раз и забыла этот страшный сон. Она гнала от себя эти мысли. Как можно так думать о сыне? Не должна, не имеет права мать желать такого своей кровинке. Лучше пусть муж заберёт её к себе. Они не вернулись. Всю ночь Антонина не спала, прислушивалась, вздрагивала от каждого шороха. А утром в квартире раздался звонок. На пороге стояли два полицейских в штатском. Показали удостоверение. Ни слова не разобрала Антонина, перед глазами всё расплывалось от худого предчувствия. Полицейские сказали, что несколько человек ограбили ночной магазин. Артёма с напарником взяли, остальные сбежали. - С ним Люська была? – спросила Антонина. - Нет. Женщина тоже сбежала. Антонина и радовалась и одновременно горевала о сыне. Теперь ещё в тюрьму сядет. Она несколько дней ждала, что Люська заявится к ней за своими тряпками. Но время шло, Люська не приходила, наверное, боялась. Антонина вздохнула свободнее. Проветрила и вымыла квартиру, вынесла несколько пакетов пустых бутылок. Но запах ещё долго держался в квартире. Артёму дали два года. Сосед посоветовал Антонине переделать документы на квартиру на себя и выписать его. Срок небольшой, вернётся, в лучшую сторону он вряд ли изменится. А вдруг за старое возьмётся? Так хоть не выгонит её. Антонина так и сделала. Но сердце болело за сына. Надеялась, что хотя бы пить там бросит. На свидания к нему не ездила, но посылки посылала. Когда прошли два года, Артём не вернулся домой. Она знала, что отсидел и вышел. Сгинул где-то её сын, как она и хотела. До конца дней Антонина отмаливала свой грех, что желала сыну смерти. Часто плакала о себе, ушедшем рано муже и непутёвом сыне. Слёзы приносили облегчение, вымывали из сердца боль и тревогу, приносили надежду, что жив Артём, что ему просто стыдно после всего возвращаться к матери, что взялся за ум… «Мать – это самое трогательное из всего, что есть на земле. Мать – это значит: прощать и приносить себя в жертву» Эрих Мария Ремарк «Детки хороши — отцу-матери венец, а худы — отцу-матери конец» Русская пословица *** Все в округе говорили про Марусю, пропащая. Жила она одна. Дети у неё были, но с матерью не общались. Смолоду не заладилась жизнь у Маруси. Родителей рано похоронила. Некому было учить её уму разуму. Так и росла как трава в поле. С замужеством тоже не повезло. Вышла первый раз замуж в 18 лет. По большой любви женились. Вот только с появлением первенца все рухнуло. Не смогла, не получилось у Маруси и ребеночка любить и мужа. Не хватило любви на двоих. Сломалось что-то у неё внутри не выдержало. Муж хлопнул дверью и ушел навсегда.**" На суде сказал. - Она меня не замечала, только ребенка и любила, а я ей не нужен стал. Развели их с третьего раза. Все давали шансы на примирение. Но ничего не получилось. Алименты платить бывший муж отказался. Работу нашел без оформления. Три года бегал от приставов. Потом все таки попался. Но ни наказания ни устрашения реальным сроком не помогли. Платить категорически не хотел. Потом и вовсе исчез. Люди стали поговаривать что сгинул он совсем. Нет его в живых. Только Марусе от этого не легче. Дитя надо кормить и одевать. Устроилась она в заводскую столовую посудомойкой. И дитя в садик взяли и при кухне с голоду не умрешь. Да и зарплата какая никакая, а все же есть. И тут на беду встретился ей Паша. Ухаживал красиво. Обещал жениться. Открыла она свою израненную душу навстречу новом отношениям. Но опять обожглась. Оказался Паша женатым. Жена закатила скандал в столовке. Обещала Марусе хату спалить. Марусю уволили. От греха подальше. Через девять месяцев родила Маруся девочку. Вернулась из роддома и надломилось что-то в ней стерженек обломился. Запила Маруся. Дети брошенные по три дня дома одни. Маруся у пивнушки с мужиками колобродит. Соседи стыдили. Не помогло. И вот в один солнечный день подъехала к дому машина. Из неё вышли три очень важные женщины и забрали детей. Маруся одумалась, пить бросила. Даже на работу устроилась. Клялась, божилась что больше ни капли. Поверили. Детей отдали. Только зло это просто так из своих цепких лап не выпускает. Сначала по чуть-чуть выпивала. Вечером, чтоб никто не видел. Потом сорвалась и опять покатилась по наклонной. Детей забрали и теперь уже навсегда. Смысл жизни был потерян окончательно. Дважды она пыталась вырваться из плена зеленого змия. Но опять и опять он затягивал её в свои крепкие объятья. Жизнь катилась под откос с нарастающей скоростью. Все звали её не иначе как пропащая. Но один случай перевернул её жизнь. В очередной пьяный вечер она шла не разбирая дороги. А вернее шла, как всегда, прямо посередине дороги. Вдруг её осветили фары. Водитель резко свернул на обочину избегая наезда и вдруг удар и девочка лет четырнадцати как бабочка подлетела в воздух и упала Маруси прямо под ноги. Маруся посмотрела ей в лицо и ей показалось, что это она в далеком детстве. Скорая приехала быстро. Девочку забрали, а Маруся поплелась домой. Её не покидало непонятное чувство тревоги. На утро, вместо того чтоб похмелиться Маруся поставила на плиту чайник. Поискала на полках и не нашла чай. Порылась в карманах, обнаружила кой-какую мелочь пошла в магазин. Продавщица очень удивилась, подала ей пачку чая. Маруся стояла переминаясь с ноги на ногу. - Что тебе еще. Спросила продавщица. - Хлебушка дай в долг. Маруся стыдливо опустила глаза и уже хотела уйти, понимая, что ей в долг не дадут. Но совсем неожиданно продавщица протянула ей булку хлеба. Маруся поблагодарила и клятвенно обещала вернуть на неделе. - Иди уже не надо отдавать. Не пей главное, смотреть на тебя противно. - Не буду. Клянусь не буду. Даже больше себе чем кому-то прошептала Маруся. Напившись чая она пошла в баню. Помылась, одела чистое белье и пошла на автобусную остановку. Подошел Автобус. Она жалостливо просила водителя довести её до центра. Водитель не любил зайцев, но даже сам удивился себе кивнув, мол садись. Дальше события происходили таким образом, что если бы мне кто рассказал не поверила бы. Маруся приехала в больницу и спросила про девочку которую ночью привезла скорая. В регистратуре у неё спросили фамилию, Маруся подумала что спрашивают её фамилию и ответила. Ей сказали, да такая поступила с черепно-мозговой травмой. Маруся на минуту остолбенела. Из ступора её вывел вопрос регистратора. - Вы кем приходитесь пострадавшей. - Мама я ей. Ответила Маруся вспоминая, лицо девочки. - Сейчас к ней нельзя, но вы можете пройти к врачу и узнать подробности. Маруся пошла по коридору искать кабинет в котором находился врач. Несмело открыла дверь. В кабинете сидел мужчина в белом халате, а также две женщины. - Подождите я занят. Маруся вышла в коридор, но дверь плотно не закрыла. Она слышала о чем говорят в кабинете. Эти женщины были представителями детского дома. И они как раз разговаривали о её дочери. Врач говорил. - Если бы вовремя не вызвали скорую, то девочка могла и не выжить. Маруся закрыла лицо руками и зарыдала. Дверь открылась, и врач спросил у неё что случилось. Маруся сквозь рыдания объяснила все врачу. На неё с сожалением смотрели представители детского дома и врач. Маруся спросила разрешения увидеться с дочерью. Врач немного подумал и сказал. - На этой неделе не стоит. А вот в понедельник если не передумаете, приходите, пропущу. Врач не надеялся что мать прейдёт. Он очень удивился когда она пришла в понедельник совершенно трезвая и с пакетом апельсинов. Удивлялся не только он. Все соседи удивлялись, когда увидели Марусю совершенно трезвую несколько дней подряд. Мало того она ходила по соседям и просила любую работу. Всю неделю она полола огороды мыла полы в магазине. Она каждый день навещала свою дочь в больнице. Когда та поправилась, приходила к ней в детский дом. И вот наступил день совершеннолетия. Встречать выпускницу детского дома пришли двое. Старший брат и мама. Немного посомневавшись они все втроем поехали к матери. Она к их приезду убралась в доме и наготовила вкусной еды. Свершилось чудо. То что не могли сделать медикаменты и врачи сделал случай. Маруся перестала пить. Все ждали когда же она сорвется. Но она не пила. Устроилась на работу. Привела в порядок дом. И вот её дети впервые за столько лет переступили порог дома матери. Они сначала чувствовали себя скованно. Не знали о чем говорить. Но постепенно все вошло в свое русло. Они сумели простить мать. Вскоре сын познакомил маму со своей девушкой. А через год они играли свадьбу. Дети очень сильно переживали за маму, но она не подвела их и в праздник пила только сладкую газировку. У молодых вскоре родился первенец. Бабушка помогала молодым во всем. А когда иногда к ней приходили дурные мысли она вспоминала слова врача. Она кляла себя, ведь из-за неё, её дочь чуть не погибла. *** #РассказыСтрельца Зашла в магазин купила пакет молока и батон, и направилась в сторону детского сада за своим пятилетним сыном. День весенний, тёплый, дети играли на площадке. Увидав маму, Ярослав тут же отпросился у воспитательницы и бросился навстречу. - Мама, у меня ботинки сломались. - Как это сломались? - Во, - указал он на оторванную липучку. - Как ты ухитрился? Татьяна закусила губу. Денег на новые ботинки не было. Впереди суббота и воскресенье получку дадут лишь на следующей неделе. **" - Мама, а мы новые купим? – от такого простого вопроса настроение совсем испортилось. - Сынок, завтра. - А сегодня денежек нет? - Нет. - Мама, а когда тебе дадут, - продолжил задавать вопросы сын. - Скоро. - А папа денежки пришлёт? - От твоего папы, пожалуй, дождёшься, - вопросы сына больно ударяли по нервам. – Теперь совсем пропал. Два месяца уже ни слуха, ни духа. - Мама, а… - Всё, Ярослав, помолчи! Сын обиженно надул губы. Татьяна и сама готова была заплакать: «Ну, почему Тихон стал таким? Ведь после свадьбы пять лет прожили. Всё хорошо было. Ну, почему он запил? Работу хорошую найти не мог? Ну, ведь жили как-то. Не всем же миллионерами быть. Мамка моя всё его ругала, что он деньги зарабатывать не умеет. Да и всё ещё злится она, что я за детдомовского вышла. А ведь он сам по себе хороший. Не пил бы только и имя его означает: приносящий счастье. Вот только нет этого счастья. Он ушёл, и свою квартиру нам с сыном оставил, сам сейчас у какого-то друга живёт. Пьют вместе. Мама всё заставляет меня на алименты подать. Мы с ним так и не развелись официально. Какие с него алименты? Последний раз приходил – худой, в старой одежде. Уже два месяца не появляется. За это время два раза звонил, говорил: всё будет хорошо. А чего хорошего? К тому же, телефон сразу отключает». - Мама, а Данилке велосипед купили, - сын указал на своего друга, лихо разъезжающего на трёхколёсном велосипеде. - Сынок, идём домой! Зашли в квартиру. - Ярослав, ты пока поиграй. Я покушать приготовлю. Направилась на кухню, а сын в комнату играть старыми надоевшими игрушками. Из остатков дешёвой колбасы сделала бутерброды. Чай забелила молоком. «Вечером можно манную кашу сварить. Сахар пока есть». *** После обед сын сел смотреть мультики, а мама стала заниматься уборкой и думать горькие думы: «Надо срочно у кого-то занять тысячу. Может к родителям съездить? Нет, уж лучше самой все проблемы решать. Ну тысячу надо где-то найти. Сыну сандалии в любом случае нужны. Придётся по соседям пройтись. Стыдно как! Что там сандалии до следующей недели и питаться чем-то надо, значит, тысячей не обойтись. Неужели Тихон не чувствует, как нам с Ярославом трудно? Хоть бы немного прислал». За думами незаметно наступил вечер. Уложила сына спать, а самой не спалось. Словно чувствовало сердце: что-то должно произойти. Короткий звонок телефона, заставил вздрогнуть: «СМС-ка, опять какая-нибудь». Включила телефон и замерла… на её счёт переведено сто тысяч рублей. Сначала просто смотрела на эту огромную сумму. Наконец, способность здраво мыслить вернулась. Попыталась понять откуда пополнение… не поняла: «Наверно, ошибка. Завтра разберутся и спишут. Вот было бы это правдой. А если потратить? Хоть немного. Нет, это могут быть мошенники. Про это постоянно пишут». И тут на телефоне заиграла мелодия. «Тихон?!» - Здравствуй, Таня! Ты деньги получила, - раздался бодрый голос мужа. - Какие? - Сто тысяч. - Тихон, это твои деньги? – она не могла поверить. - Откуда ты их взял? - Таня, всё в порядке. Я на год контракт заключил. Каждый месяц по сотни буду высылать. - Тихон… Ты на войне? - Ну... -Тихон, зачем? - Всё в порядке. Я только на год. Вернусь пить больше не буду. Всё у нас будет хорошо, - и произнёс извиняющее. - Таня, долго не могу разговаривать. Как там наш сын? - Нормально. - А ты сама. - Нормально… - Таня, ты плачешь? - Ну, зачем ты? Тебя же убьют. Мы и так бы прожили, если бы ты не пил. - Всё, Таня, тратьте деньги, не жалейте! - У Ярослава ботинки порвались… - Вот и купи ему и себе купи самые красивые. Да, купи сыну велосипед. - Куплю и скажу, что от папы. - Всё, Таня, заканчиваем. - Тихон, ты береги себя! - Не расстраивайся! Целую! Буду звонить при каждом удобном случае. Разговор закончился. Слёзы продолжали течь из глаз: «Ну, зачем, зачем он ушёл на эту войну? Он ведь уже служил в армии». Уснула Таня лишь под утро. Всю ночь вспоминала, как они познакомились, как жили пять лет. Пыталась понять почему он запил и почему они расстались. *** - Мама, вставай! - Сыночек, уже проснулся, - улыбнулась, вспомнив, что есть деньги. – Сейчас покушаем и пойдем покупать тебе сандалии самые красивые. - У тебя есть денежки? - Есть, - она обняла сына. – Папа прислал… много. - А ты мне купишь трансформер. - Мы тебе купим велосипед. - Мама, правда? - Папа велел купить тебе самый хороший. *** Возвращались домой с покупками, сын на велосипеде, но тревожно было на душе у Татьяны: «Как там Тихон? Мы с сыном счастливые, а вдруг с ним как раз сейчас что-нибудь случилось?» *** В эту субботу Алла Леонидовна всё же решила прийти в гости к своей, как она считала, непутевой дочери, которая пять лет назад вышла за детдомовского и который теперь ушёл от неё. «Внука жалко, - пыталась оправдать она себя за этот визит. – Небось голодный там». С двумя пакетами уже подходила к дому, когда услышала крик: - Бабушка! Ей на встречу на велосипеде мчался внук. Остановился и радостно сообщил: - Мама мне велосипед купила. Бабушка обняла внука, и тут же спросила: - Где это она деньги взяла? - Папа прислал. Он сейчас на войне. - Что ты глупости говоришь? – не поверила Алла Леонидовна. – Мама-то где? - На скамейке сидит. - Вижу, вон она. Ты только осторожно катайся! - Бабушка, я уже большой. Дочь подошла взяла сетки: - Здравствуй, мама! - Здравствуй, Таня! - Пошли на скамейке посидим! Ярослава сейчас домой не загонишь. Едва сели, как от матери посыпались вопросы: - Что там с Тихоном? - Воюет. Контракт на год заключил, - дочь достала платочек и вытерла набежавшие слёзы. – Обещал, когда вернётся не будет пить. - А если не вернётся? - Мама, ну, что ты такое говоришь? - Мы с твоим отцом уже серебряную свадьбу отметили, и всегда он рядом, и всегда деньги получает, хоть и небольшие. Главное не пьёт, как твой… - Мама, всё хватит, - остановила её Татьяна. - Ярослав, сказал, что он деньги прислал, - полюбопытствовала Алла Леонидовна. - Да, сто тысяч. - Ну, ладно. Дай, боже, он вернётся и всё у вас хорошо будет. - Ладно, мама, давай загонять Ярослава, - Татьяна встала со скамейки. - Он уже часа два катается. - Неси пакеты! Пойду за внуком. *** До вечера погостила Алла Леонидовна у дочери. Внука с собой забрала на выходные. Чувствовалось, что изменилось у неё о ношение к дочери и зятю. Ведь теперь никто не посмеет сказать, что у неё зять пьяница. Осталась Татьяна одна и все думы о муже. Понимала, что не только Тихон виноват в случившимся, но и она. И так захотелось, чтобы он был рядом. И тут раздался звонок на её телефоне. - Здравствуй, Таня! – раздался его голос. – Я не на долго. У нас с этим строго. - Здравствуй, Тихон! – и стала торопливо рассказывать. – Сегодня Ярославу велосипед купила он так рад. Тебе джинсы купила и рубашку модную. Вернёшься, я тебя одену. Будешь у меня самым красивым. - Таня, ты себе покупай! Мне ещё десять месяцев здесь быть, всякое может случиться. - Ну, что ты такое говоришь? - Где там наш Ярослав? – перевёл разговор супруг. - Тихон, а он с бабушкой уехал. Она сегодня приезжала. - Сердится на меня? - Нет, - и добавила, чувствуя, что муж не поверил. – Правда, правда! - Таня, в ближайшее время не смогу позвонить. Не расстраивайся! Я вернусь. Я люблю тебя! - И я тебя люблю, Тихон! - До свидания! *** Татьяна долго сидела с нежной улыбкой на лице, затем прошептала: - Он вернётся, обязательно вернётся, и никуда я его больше не отпущу! ○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘ Побег из деревни Лиза училась на «отлично». Среди всех старшеклассников их сельской школы она была лучшей. «Наша звёздочка» - так и звали её учителя. Поэтому девочка хоть любила она свою деревню и родной дом, но твёрдо решила после школы уехать в город, чтобы реализовать свои мечты и способности. В глубине души Лиза стеснялась того, что родители её были простыми колхозниками. Мать всю жизнь работала бухгалтером, а отец дошёл от тракториста до начальника ремонтной мастерской. Но Лиза мечтала о большем. Поэтому она усиленно готовилась к вступительным экзаменам в московский ВУЗ. И поступила на химбиофак. Ей повезло. После окончания учёбы Лизу взяли на работу на крупное предприятие столицы. Жизнь закипела. Работа, общежитие, подруги и друзья... Некогда было домой ездить. Столица закружила Лизу своим водоворотом событий, праздников, кипучей культурной жизнью. Но в отпуска, на Пасху, и на Новый год Лиза приезжала домой - скучала по отцу и матери. - Не забывай, доченька, нас. И деревню свою не забывай. Знай, что тебя здесь всегда ждут. А уж как мы рады… - говорила ей мать. На производстве Лизу заметили. Старательную и серьёзную девушку начали продвигать по карьерной лестнице. Скоро Лиза и замуж вышла. Нашла среди многочисленного мужского коллектива завода хорошего парня. Молодым дали комнату в общежитии, а через несколько лет - квартиру. Несмотря на просьбы матери, Лиза не могла чаще ездить домой к родителям. Те смирились, понимали, что у дочки теперь своя семья и заботы. Но очень грустили, предчувствуя, что деревенский дом после их ухода продадут… Это печалило стареющих родителей Лизы, но дочери они об этом говорить не смели. Что толку? - Казалось бы, радоваться за дочку надо, - говорила мать, - А мне жаль, что она из деревни сбежала. И тут бы нашлось ей дело. С её-то хваткой и способностями уже колхозом бы руководила. - Нужен ей твой колхоз. Она и на заводе не последний человек теперь. А там – столица… Мы помрём, и дом наш рухнет. Ладно, если продадут в добрые руки. И всё равно жаль. Три поколения нашей фамилии тут выросли. Да… Так шло время. Лиза уже и сама стала матерью двух сыновей, которые выросли и учились, и мечтали о карьере, квартирах, машинах… Когда не стало отца Лизы, мать очень сдала, не могла смириться с уходом мужа. Пришлось Лизе ехать в родную деревню, чтобы поддержать маму и поухаживать за ней: старушка много болела. К тому времени Лиза уже вышла на пенсию, а мужу оставалось доработать до заслуженного отдыха один год. Лиза вернулась в деревню поневоле. Она понимала, что будет жить тут, возможно несколько месяцев, пока мать не поправится. И вновь стала привыкать к тихой, размеренной деревенской жизни. Она словно вернулась в детство: работала в огороде, кормила кур, ходила в лес за грибами. За взрослых своих парней Лиза не волновалась: всегда созванивались. Да и отец был с ними. Он отличный семьянин. Мать Лизы начала поправляться, оживать. Присутствие дочери подняло её дух и придало силы. Они вместе сидели вечерами в уютной кухне, вязали, топили печь, готовили в котелке щи, как и прежде, много лет тому назад. Лиза чувствовала, как любит её мать. Всю свою нежность старушка отдавала дочери, словно та была маленькой девочкой. Лизе даже показалось, что в детстве мать не столько уделяла ей внимания – всегда была в работе, в хлопотах по дому. А сейчас старушка сама была больше похожа на малого ребёнка. Но она, как никогда, трепетно относилась к дочери, словно боялась отпустить своего птенца из гнезда. И от ухода отца, и от отчаянной любви матери к ней Лиза изменилась. Будто надломился тот внутренний стержень, что был внутри неё. Прежние старания и жизненные амбиции показались ей теперь не столь важными. Она ходила в сельский храм, молилась и ставила свечи за здоровье матери. Возвращаться в город ей уже не хотелось. - Что, как дела? Не пора ли вернуться домой? Вроде мать повеселела, поправилась. Поехали. - Вот именно, что повеселела, оттого и поправилась. А не будь меня рядом, то и её бы уже не было, - серьёзно ответила Лиза, - давай-ка лучше ты к нам, Вань, переезжай. А там посмотрим, где нам лучше жить… - Что? Да ты с ума сошла, в деревню переехать опять хочешь? Ты же всегда рада была, что отсюда уехала, сама же говорила, - удивился Иван. Не разговаривали больше супруги на эту тему, да и вообще почти не разговаривали. А через пару дней Иван уехал в город. Близился восьмидесятый день рождения матери. Накануне в деревню приехала большая компания: муж Лизы с сыновьями и их девушками. Все разгружали из машины многочисленные пакеты с провизией, сладостями, подарками для бабушки. - Вы бы хоть предупредили. Мать от радости плачет. Давно внуков не видела, а тут ещё и невест прихватили. - Ничего, ничего, пусть привыкает, - улыбнулся Иван, - если у нас так дело пойдёт, то скоро она и правнуков увидит. Вроде старший жениться собирается. Лиза ахнула и пошла собирать на стол. Праздновали три дня. Иван посматривал на счастливых жену и тёщу, веселящуюся молодёжь. Вечером, перед отъездом в Москву, он подошёл к Лизе. - А знаешь, ты права. Доработаю я эти месяцы – и сюда. Ребятам наша жилплощадь пригодится. А нам пора и о здоровье, и о спокойной жизни подумать, верно? На свежем воздухе пожить, «вдали от шума городского…» - Конечно, верно. Теперь я это поняла… Мы в город ездить в гости к ребятам будем. А они к нам на лето внуков будут привозить. Так-то лучше. Тихий осенний вечер угасал. Супруги сидели на старом крылечке и смотрели на закат. - Первым делом, как приеду, крыльцо поправлю, - сказал Иван. - Дел у нас с тобой и тут хватит, скучать не придётся. Долго нас тут ждали. Очень долго… - вздохнула Лиза и прижалась к мужу… Автор: Елена Шаламонова #авторскиерассказы ○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘
Мир
Нет никакого смысла пытаться помочь людям, которые не пытаются помочь себе сами.
Эндрю Карнеги
Люди, которые не могут найти время для отдыха, рано или поздно найдут время для болезни.
Джон Ванамейкер
Ничто так не украшает человека, как дружба с собственной головой.
С возрастом меняется многое. Меняется мнение, желания, взгляды, меняемся мы сами.
Люди – они как книги: буквы одни и те же, но содержание разное.
Порой, бывает, незнакомый человек
Живущий «по ту сторону планеты»
Вдруг остановит твой безумный бег
Простым вопросом: Солнышко, ну где ты?
И сразу, в миг, становится теплей
От слов простых, пронизанных участьем
И в череде уныло-серых дней
Мелькнет луч солнца, разогнав ненастье
И тише боль. И легче на душе
И хочется дарить тепло другому,
Живущему в реальном мираже
Так далеко, но близкому такому…
И чувствуешь уверенность свою
И веришь в то, что нужен ты кому-то
А ведь стоял почти, что на краю
Отчаянья. Спасла тепла минута.
Давайте не скупиться на тепло:
Нам всем важны минуты пониманья
Пусть другу станет на душе светло
От нашего участья и вниманья…
Остановить хочу безумный бег
Слова мои улыбкою согреты
Родной мой, незнакомый человек
Грустить не надо…Солнышко…Ну где ты?
Людмила Шкилева
***
***
Тихон был настоящим красавцем: в плечах косая сажень, русоволос, приятен лицом. Жена его, Наталья, была ему под стать. Привёз её Тихон из деревни, пристроил на комбинат, к себе поближе. А когда народился Витенька, пришлось и тёщу из деревни везти, Матрёну Ильиничну. Наталье нужно было уж на работу выходить, страну восстанавливать, отпуск по уходу за ребёнком был маленький.
Всё хорошо, только все ютились в одной комнате коммунальной квартиры. В послевоенные годы дело привычное, мало кто жил в отдельных-то хоромах. Комната правда, была большая, светлая, в два окна, и Тихон, имея золотые руки, соорудил между окнами стенку. Получилось как бы два помещения: в одном стояла кровать, где спали муж с женой, и стол со стульями, а в другом размещалась тёща с маленьким внучком. Жили в тесноте, да не в обиде, и надеялись, что со временем комбинат выделит им жильё попросторнее. **"
В этой же самой коммуналке проживали ещё несколько семей, почти все были работниками комбината. Но одну, самую маленькую, убогую комнатёнку занимал инвалид по фамилии Володин. У бедняги не было руки, никто не спрашивал, где он её лишился. Все и так понимали, где. Несмотря на свой недостаток, Володин научился ловко орудовать одной рукой. На кухне, бывало, справлялся быстрее невыспавшихся хозяек.
На производство его, понятное дело, не взяли, и работал Николай Емельяныч чистильщиком обуви. У него была своя фанерная будка в двух кварталах от дома. Место там было людное, проходное, и по слухам, инвалид имел неплохую копеечку, начищая ботинки одной рукою лучше, чем иные двумя. В общем, люди относились к нему с жалостью, и потому у него всегда была работа.
Володин, несмотря на немудрящее ремесло был начитан, и имел своё мнение по многим вопросам. Беда в том, что любил он мнение рассказывать за бутылкой сорокоградусной, в кухне коммуналки. Чаще других звал он соседа, Тихона, но скоро понял, что тот если и согласен выпивать, то только по праздникам. Володин имел какое-то необъяснимое чутьё, когда Тихон шёл домой не пустой. А может быть, он просто видел его, выходящим из гастронома, который был в нескольких метрах от его будки. Инвалид всё время напрашивался в гости. Поесть и выпить он был не дурак, и уходил только тогда, когда всё заканчивалось. Если собутыльник валился раньше, Емельяныч забирал недопитое с собой, а остатки еды приканчивал тут же.
В тот день Тихон получил повышение, и летел домой, как на крыльях. Жена уже ждала его дома. Она знала, что у них будет праздник и по этому поводу вместе с матерью накрыла поистине царский стол: здесь была и картошка, и квашеная капуста, и краковская колбаса, порезанная тонкими кружочками, хлеб, маринованные грибы и даже сало, которое матери с оказией прислали родственники из деревни.
Увидев, что муж не один, Наталья огорчилась. Она не любила Володина, потому что видела, что тот имеет какое-то влияние на её мужа. Тихон сперва просто жалел калеку, а после слишком впустил его в свою жизнь и про повышение, конечно, ему рассказал.
— Ооо! Какое тут у тебя пиршество намечается, а ну-ка! — с этими словами Володин грязными пальцами схватил кусочек колбасы и отправил в рот.
— Садись, садись, Емельяныч, гостем будешь, — широким жестом пригласил хозяин, но увидев, что жена хмурится, извинился и отвёл её в сторонку.
— Зачем ты его притащил? — прошептала Наталья, — я надеялась, посидим в своём кругу, обсудим планы на будущее!
— Да я случайно его встретил. Шёл домой, а тут он... а у меня свёрток за пазухой. Ну, и... Наташ, да ты не злись. Несчастный ведь он человек, один как перст!
— Не нравится он мне, Тиша. Глаз у него нехороший, завистливый. Мы таких в деревне завсегда от себя гнали, — она посмотрела на инвалида, который, как ни в чём не бывало продолжал уплетать закуску, и вздохнула: — ладно, пойдём, пока он всё не сожрал!
Выпив водки, Володин любил рассуждать на темы добра и зла. Особенно его занимало предназначение того или иного индивида.
— Я постоянно спрашиваю себя, — говорил он, ставя пустой лафитник и хватая тотчас жадными пальцами огурец или кусочек сала, — ради чего живу?
Часто моргая маленькими глазками он долго и тщательно жевал, и в такие моменты Наталье даже становилось его жалко, настолько убогим он казался. И ей было стыдно за себя, и что пожалела для инвалида колбасы.
Между тем, Володин стал появляться всё чаще. Словно караулил Тихона, поджидал, как паук, в своей будке, а завидев, спешил угостить чекушкой, чтобы после развести на полуштоф. Они садились на общей кухне, пока их оттуда не прогоняли ответственные хозяйки, за то, что инвалид частенько не брезговал запустить свою единственную пятерню в чью-нибудь остывающую на плите кастрюлю, оставшуюся на время без внимания.
Тогда они шли к Тихону, потому что у Володина даже стола не было. Только тумбочка да раскладушка. В гостях чистильщик снова пускался в пространные разговоры о высоких материях, и смотрел похотливыми глазками на соблазнительные изгибы Тихоновой жены, а Тихон, как правило, к тому моменту клевал носом и этого не замечал. Наталья была в отчаянии. Она окончательно поняла, что муж спивается, когда он получил первое предупреждение на работе.
Было лето и Витеньку отправили в деревню, лечить рахит. Наталья вышла в отпуск, и читала письмо от матери. Та писала, что каждый день высаживает ребёнка на речной, прогретый солнышком песочек, надевает ему панамку. Что мальчик питается хорошо, даже поправился немного на парном-то молоке. Улыбаясь, Наталья представила эту картину. Вдруг стук в дверь. Наверное, соседка, тётя Клава, вечно что-то просит: то луковицу, то соли. Правда, всегда возвращает.
— Тёть Клав, открыто, — встала Наталья, и сделав шаг в сторону двери, остановилась как вкопанная. В комнату вошёл инвалид. Щёлкнул замок.
— Здравствуй, Наталья.
— Здравствуй. Дверь-то на кой закрыл? — она старалась говорить спокойно, но внутри всё закипало.
— Это чтобы никто не помешал нашему разговору, — ощерился тот, прошёл за стол, сел и положив ногу на ногу, уставился на хозяйку.
— Что?! — спросила та, — о чем мне с тобой разговаривать-то? Тихон только вечером будет.
— Так уж и не о чем? С Тихоном я и так говорю, когда захочу! — он похлопал себя по карману, вытряхнул папиросу, сунул в рот, после чего взял со стола коробок, темными пальцами открыл его, достал спичку, чиркнул, прикурил. Всё это за три секунды.
— Что тебе нужно? — с презрением спросила Наталья.
— Мне? Ничего. Я вот подумал, не нужно ли чего тебе? — он вытащил изо рта папиросу и описав рукой дугу, обратно запихнул в рот. Глазки его сощурились.
— Уходи, Николай Емельяныч, не доводи до греха.
— Ах вон оно, как! Это как, до греха? Поясни-ка, — он вытащил папиросу и провел по зубам языком, не открывая рта, словно у него застряло в зубах. Наталью чуть не стошнило.
— Не заставляй звать дворника, чтобы вывел тебя! Будь добр, очисти от себя помещение сам, — поморщилась Наталья, и накинула поверх летнего сарафана материн халат, слишком уж таращился на неё инвалид.
Володин потушив папиросу о голенище сапога, положил окурок в карман, взял со стола картуз и встал.
"Пронесло, Господи" — подумала Наталья и пошла вперёд, чтобы поскорее выпроводить незваного гостя.
Но он остановил её, схватив сзади за халат. В изумлении она обернулась и увидела Володина на коленях. К груди он прижимал свой засаленный картуз и натурально плакал.
— Пожалей меня, Наталья! — он пытался охватить её своей рукой, — но хозяйка в ужасе отступила, и он едва не упал, потеряв равновесие, — страсть, как плохо мне без женской ласки! Хоть погладь... по щеке... вот так! — он сам себя гладил своей чёрной от гуталина пятернёй по своей заросшей щетиной щеке, а слёзы всё текли.
— Не плачьте, товарищ Володин, — попросила Наталья, — прошу вас...
— Мы уже на "вы"? Я вот что тебе скажу, Наташа, — на коленях он подполз к ней, и схватив за руку, смотрел на неё снизу — коли приласкаешь меня, клянусь, я отстану от Тишки! Всего один раз, Натальюшка...
— Как не совестно, — поспешно она освободила руку и моментально открыв дверь, прошептала: — уходи немедленно, пока кто-нибудь не увидел! Вон!
Вытолкав его за дверь, она прислонилась к ней и услышала:
— Ну, теперь пеняй на себя, Наташка!
В тот вечер Тихона приволок дворник, дядя Паша, он нашёл его спящим на скамейке. Наталья поблагодарила, и крепко задумалась. Утром Тихон был разбит. Голова у него болела, с огромным трудом он смог подняться.
— Тиш, я принесла тебе холодной простокваши. Выпей, полегчает!
Муж, ни слова не говоря, на ватных ногах вышел из комнаты. Наталья думала, в туалет, утром там всегда стояла немаленькая очередь. Но муж вернулся быстро.
— Фу, хорошо, что у Емельяныча всегда есть лекарство! Это тебе не простокваша какая-то! — сказал он, бодро натягивая спецовку.
— Ты что, пил? — с ужасом пробормотала Наталья.
— Ой, не начинай ты, а то опять башка разболится. Всё, я на работу, привет!
— Подожди, Тихон!
— Не могу я, опаздываю! — он попытался обойти её, но она встала у двери, загородив ему проход.
— Тихон, выслушай меня, это серьёзно! — Наталья посмотрела мужу в глаза, но он прятал взгляд.
— Я ничего не хочу об этом знать... не надо, — простонал он.
— Что? Откуда тебе знать, что я собираюсь сказать? Вчера твой инвалид был здесь и домогался моей любви!
— Н-да? А мне сказал, что ты сама ему себя предлагала... чтобы Емельяныч от меня отступился!
— И ты поверил!
Наталья отвесила мужу пощечину и заплакала. Она подошла к окну, и увидела, что инвалид сидит внизу, на скамейке, и ждёт. Значит, будку свою не открыл.
— Давай ты не пойдёшь на работу, — обернулась она к мужу, вытирая глаза, — просто спрячешься за занавеской. Он придёт, я уверена! И ты увидишь, кто кого домогался.
— Так это... прогул же! У меня последнее предупреждение на работе, — сказал Тихон, но послушно пошёл в тёщин закуток и зашторил занавеску. Наталья побежала к столу, вырвала листочек из блокнота, и быстро черкнув записку, что-то в неё завернула. Она выскочила в коридор, и увидела Анечку, собравшуюся в школу.
— Анют, передай дворнику дяде Паше, хорошо? Он там у ворот подметает, — сказала она ласково. Девочка тряхнула косичками, и пошла.
Инвалид ждал, когда Тихон пройдёт мимо него на комбинат.
— Здорово, Николай Емельяныч, ты что это, сегодня, прохлаждаешься? — спросил его дворник.
— Да, вот, решил попозже открыться сегодня, — ответил тот, подставляя лицо солнцу, — народ, тот всё одно после обеда повалит.
— Ясно, а то приятель-то твой, Тихон, прошёл уже, бедолага, уж не с тобой ли он так вчера набрался?
— Со мной. Да, совсем пить не умеет Тиша. Так, говоришь, прошёл уже? Как же я его пропустил?
— Минут двадцать как прошёл, — добродушно сказал дворник, скользнув взглядом по окошку, где за ним наблюдала Наталья, не пожалевшая для дела серебряного рубля.
Тихон успел задремать за своей занавеской, как вдруг раздался робкий стук, после чего дверь толкнули. Наталья разбудила мужа, и подойдя к двери, спросила:
— Кто там?
— Это я, Клава. Сольцы пришла занять.
Наталья, чертыхнувшись, открыла дверь. Клава скользнула по комнате взглядом:
— Что твой-то, ушёл уже?
— Да, еле глаза продрал, окаянный! — сказала Наталья, заметив в коридоре сутулую тень.
— Ох, и здоровы эти мужики пить, — Тёте Клаве хотелось поговорить, но Наталья отсыпав ей соли, сказала:
— Извини, тёть Клав, у меня дела. В деревню собираюсь, к своим, — и она выпроводив любопытную соседку, выдохнула.
Только она хотела пойти закрыть дверь на крючок, как она без стука распахнулась, и на пороге возник ухмыляющийся Володин.
— Ну что, Наташка, видала, что я могу? — зашептал он, заходя внутрь и прикрывая за собой дверь.
— Видала, — мрачно сказала Наталья, — но это ничего не изменит. Я не изменю мужу. Люблю его!
— Ну, любила бы, была б посговорчивее, — тихо сказал Володин, приглаживая волосы, которые вымыл ночью и сбрызнул чужим одеколоном, чтобы понравиться Наталье, — погибнет ведь, сопьётся наш соколик! Одно твоё слово и я отстану!
Тут из-за занавески вышел Тихон. Двумя пальцами схватив Володина за парадный пиджак, он выволок его в коридор.
— Иди, покуда цел, Емельяныч, — глухо пророкотал он, — не то зашибу.
Вернувшись в комнату, он обнял припавшую к нему Наталью.
— Прости меня, родная!
— Ну, главное, что теперь видишь, какого змея пригрел на груди!
Тихон больше спиртного в рот не брал и жизнь потихоньку вошла в привычное русло.
Володин теперь на глаза им старался не попадаться.
Наступила осень. Витюша уже достаточно подрос и его определили в ясли при комбинате, а бабушка вернулась к себе в деревню. В один из вечеров, Наталья готовилась к сдаче на повышение разряда, Тихон мастерил Витюше деревянную лошадку из дерева.
Вдруг в коридоре раздались дробные шаги, вскрикнула женщина, послышался переполох и пьяная ругань. Тихон вышел посмотреть, что за дела, и увидел двух милиционеров, которые досматривали документы у Володина и его гостя.
— Гражданин Володин? Вы должны проехать с нами, для выяснения.
— Я протестую! Я инвалид войны! Как вам не стыдно! — звякнул медальками Емельяныч.
Тихон, несмотря на отчуждение решил вступиться за бывшего приятеля, но молоденький капитан шепнул ему, что Володин Николай Емельянович умер в госпитале, что подтвердили и его товарищи, и вдова. До этого выяснили, что документы у Володина были украдены по пути следования в госпиталь.
Продолжавшего возмущаться инвалида увели. Охала сочувственно тётя Клава. Ей одной была известна правда. Однажды к соседу зашёл мужичок затрапезного вида. Емельяныча не было дома. Окинув бродягу взглядом, тётя Клава, большая охотница до разговора, завела с ним беседу:
— И не стыдно тебе побираться, дядя? Наш Николай Емельяныч, несмотря на то, что руку на фронте потерял, и то трудится! У него будка своя на Садовой!
— Да ну! — недобро усмехнулся мужичок, поправив котомку, — на фронте, говоришь, потерял?
— Истинно так, батюшка. А сам-то ты кто будешь? — она протянула ему кусок серого хлеба с зелёным луком и крашенное в луковой шелухе яичко, оставшееся от Пасхи.
— Прохожий, обшитый кожей! — захихикал мужичок, но я тебе бабка, всё как есть обскажу, — он с благодарностью принял подношение. Яйцо положил в карман, а хлеб с луком стал есть жадно, прямо на месте.
— Ваш Емельяныч вовсе не Емельяныч, а Егорыч, — сказал он, стряхнув последние крошки в рот, — и клешню свою он не на войне потерял, а в зоне, за крысятничество! У своих воровал, они его и проучили.
— Да ну тебя, врёшь ты всё! — замахала на него полотенцем тётя Клава, — на хорошего человека наговариваешь!
Она жалела инвалида, бывало и подкармливала его по случаю. А он ей чинил бесплатно обувь. Не верила Клава, что Николай плохой человек.
Бродяга, усмехнувшись, ушёл. Тётя Клава после того потеряла сон, и однажды спросила Володина прямо, где мол он руку потерял. Тот рассказал ей душещипательную историю, стал показывать ей документы и медали, и она легко поверила ему, чтобы спать спокойно.
Теперь она давала показания в прокуренном кабинете. Усатый человек в военном кителе, устало пододвинул ей листок:
— Ознакомьтесь и подпишите!
— Чтой та? — не поняла Клава, и нацепив очки, попыталась вникнуть в написанное размашистым почерком заявление.
— Ваши показания, — мужчина стал массировать переносицу. От него зависело куда пойдёт человек из его кабинета. Конечно, стоило засадить старуху, за то, что не донесла на соседа, но с другой стороны, жаль её. Она напоминает ему тётю Песю из Воронежа.
— Меня посадют? — смахнула слезу тётя Клава.
— Нет мать, пока нет. Иди себе, и помни мою доброту. Если что, ты знаешь, что делать, куда идти.
— Спасибо! Спасибо, касатик! Век молиться за тебя... — залепетала Клава.
— Ты что?! — грозно вопросил усач, мигом проснувшись.
— Молчу, молчу... — тётя Клава живо подписала документ, и всхлипнула, возвращая бумагу хозяину кабинета. Ей захотелось пасть ниц и поцеловать ему руку, как бывало, целовала священнику.
С портрета на стене на неё с укором смотрел товарищ Дзержинский.
Рассказ написан на основе воспоминаний участницы событий. Её уже нет в живых и уточнить детали мне не у кого.
***
Антонина встала поздно. Спешить некуда, на пенсии уже семь лет, заботиться не о ком. Можно и поваляться. Но на душе почему-то неспокойно и тревожно. С чего бы? Вроде всё хорошо, не о чем беспокоиться. А поди ж ты.**"
Она встала, привела себя в порядок, поставила на плиту чайник и выглянула в окно. Над домом напротив небо окрасилось в малиновый цвет, вот-вот покажется низкое зимнее солнце. Значит, после двухнедельной оттепели, наконец, подморозило. «Вот и хорошо. Попью чаю и схожу в магазин», подумала Антонина и сняла с плиты закипевший чайник.
Она налила в чашку чай и стала пить маленькими глотками. По телу разлилось тепло. Невысокая, хрупкая, даже после рождения единственного сына она не поправилась. А муж был крупный. Он её ласково называл Тоненький, Тонюська. Но его нет с ней уже десять лет.
Подняла чашку, и тут от входной двери раздался резкий звонок. От неожиданности рука с чашкой дёрнулась, чай выплеснулся, обжёг истончённую кожу руки с коричневыми пятнами. От боли Антонина едва не бросила чашку. «Вот и неприятности. Предчувствие не обмануло. Чего дальше-то ждать?» Только успела подумать, как снова раздался требовательный и продолжительный звонок.
Антонина подула на руку и пошла открывать, ворча про себя: «Кого это с утра пораньше принесло?». И не сразу поняла, что крупный мужчина в помятой одежде и – это её сын. «Как же он изменился», - ахнула она. Артём, наверное, тоже растерялся от вида постаревшей матери.
- Встречай гостя, мать. – Словно очнувшись, улыбнулся он.
- Артем, ты? Почему не предупредил? Я не ждала тебя. – Она припала к его груди.
Он одной рукой неловко обнял её.
Антонина уловила запах дороги, несвежей одежды сына и ещё чего-то, что отозвалось тревогой в сердце. Она отстранилась, и пристально посмотрела на сына. Заметила неряшливую щетину на одутловатом помятом лице, набрякшие мешки под покрасневшими глазами.
- Ты один? А где Лена, дочка? – спросила Антонина.
- А одному ты мне не рада? – глядя поверх головы матери, спросил Артём.
- От неожиданности растерялась. – Антонина отступила назад, давая возможность войти сыну в квартиру. - Проходи, раздевайся, сынок.
Артём переступил через порог, поставил на пол большую спортивную сумку и окинул взглядом прихожую.
- Я дома. Ничего не изменилось.
– Ты в отпуск приехал? Среди зимы? – спросила Антонина, не сводя глаз с сумки.
- Давай потом, мать. Устал. – Артём снял куртку и повесил на вешалку.
- Да-да, конечно. У меня как раз чай горячий, - она посеменила на кухню, достала с полки старую чашку сына.
Артём вошёл следом, сел боком к столу, широко расставив ноги и заняв почти всё пространство маленькой чистой кухоньки. Антонина поставила чашку на стол.
- Может, с дороги есть хочешь? У меня борщ есть. Вчера, как чувствовала, сварила, - замерла в ожидании, что сын скажет.
- Давай, - небрежно бросил Артём. - Соскучился я по твоему борщу. - Его губы тронула улыбка.
Антонина суетливо достала кастрюлю из холодильника. Разогрела борщ и поставила дымящуюся тарелку перед сыном, положила рядом тяжёлую ложку, которой любил есть муж, толстый кусок хлеба, села напротив и подпёрла голову рукой.
- А чего покрепче к борщу есть? – Артём метнул на мать быстрый взгляд, помешал ложкой в тарелке.
- Не держу, - сразу посуровев, сказала Антонина.
Она смотрела, как сын жадно и шумно ел, щурясь от удовольствия, словно кот на завалинке в солнечный день.
- Как Лена? А дочка, в каком классе учится? Почему они не приехали с тобой?
Артём продолжал есть, не глядя на мать, словно не слышал.
Антонина и так по его виду поняла, что сын пьёт. Жена не выдержала и выгнала его. А куда ему деваться, как не к матери? Больше некуда. Она, конечно, рада. Сын единственный приехал. А тревога не отпускала, крепла внутри.
Сын отставил пустую тарелку. Антонина тут же вскочила со стула, налила в чашку горячего чая, поставила перед сыном и пододвинула вазочку с конфетами.
- Мы с Леной развелись. Я насовсем приехал, - не поднимая на мать глаз, сказал Артём.
- Ну, ничего. Отдохнёшь, устроишься на работу. Ничего, – приговаривала Антонина, ставя пустую тарелку в раковину.
Потом снова села напротив сына.
Артём с шумом отпивал горячий чай, глядя мимо неё. Потом отодвинул чашку и встал из-за стола.
- Ладно, мать. Я устал. Полежу, ладно? Потом поговорим, - сказал он и пошёл в комнату.
Антонина мыла посуду и думала, что сердце не обмануло, предчувствовало приезд сына. Поняла, что с ним будет непросто. Когда она зашла в комнату, Артём развалился на диване перед телевизором. Она села рядом.
- Рассказал бы, что случилось? Квартиру им оставил? Это правильно, по-мужски. Здесь твой дом.
- Да что рассказывать? Развелись и всё, - не поворачивая к ней головы, сказал Артём.
Антонина вглядывалась в сына и не узнавала его. Постарел, в глазах застыли боль и тоска, лоб прорезала глубока складка. Весь какой-то потерянный и помятый. Может, просто устал? Дорога из Сибири длинная и утомительная. Сама никак не собралась в гости к сыну, то денег не было, то страшно становилось.
Вспомнила, как после окончания института он пришёл и сказал, что поедет в Сибирь с другом. Там построили новый завод, набирали специалистов молодых перспективных специалистов. Мечтал построить карьеру, заработать денег. Вскоре женился, родилась дочка.
Первые годы втроём приезжали в отпуск. Потом стали приезжать реже. К обеду сын, как правило, ставил бутылку. Муж неодобрительно качал головой, жена Лена недовольно морщилась.
Как-то Антонина спросила её, часто ли пьёт Артём. Она заплакала.
- Ругалась, грозила, что уйду от него… Он обещал бросить, но через три дня всё начиналось сначала, - рассказывала она.
От разговора с родителями сын отмахивался. Потом вообще перестал приезжать. Звонил редко, говорил, что всё в порядке, много работы, что получили новую квартиру, нужно ремонт делать, обставлять, некогда приезжать, да и дорого. Антонина осторожно спрашивала, не пьёт ли? Артём тут же раздражался и кидал трубку.
Антонина вздохнула. Нечего рассиживаться, сын приехал, нужно в магазин идти, купить продуктов. А он пусть отдыхает. Но когда она вернулась с тяжёлыми сумками из магазина, Артёма дома не оказалось.
Она заглянула в его комнату. Сумку он уже перенёс туда. Ей очень хотелось посмотреть, с чем приехал сын, сколько добра нажил. Но не стала, не хорошо это. Нашла оправдание и тому, что без подарка приехал. Тяжело ему, не до этого было. Да и не нужно ей ничего.
Артём пришёл поздно вечером. Она сразу поняла, что он пьяный. Долго возился в прихожей, пыхтел и ронял что-то. «Наверное, бывших друзей встретил. Может, кто-то из них поможет ему с работой?» - подумала Антонина.
- Я выпил немного, ма. Ты не ругайся. – Артём вошёл в комнату и встал перед ней, покачиваясь.
Потом махнул рукой и ушёл в свою комнату.
Когда оттуда раздался храп, она заглянула к нему. Артём лежал на кровати в одежде, широко раскинув руки. Жалость захлестнула материнское сердце.
Утром она готовила завтрак, когда вошёл Артём, виновато пряча глаза. От еды отказался, выпил чашку чая и попросил вторую.
- Что делать собираешься? - Антонина села напротив сына. - Пить не позволю. Говорю сразу, - предупредила она его.
- Выгонишь? – Артём резко отодвинул от себя чашку.
Антонина дёрнулась. Обожжённая вчера рука сразу заныла, словно горячий чай выплеснулся не на стол, а её на руку.
- Ты забыла, что квартира и моя тоже? – жёстко глядя на неё покрасневшими глазами, спросил Артём.
Антонина часто-часто заморгала. Вспомнила, как уговаривала мужа приватизировать квартиру на троих. Муж был против, но Антонина настояла. Единственный сын, как его оставить без собственности? Жизнь длинная, мало ли что.
Артём выпил чай и встал из-за стола. Каждый день он говорил, что идёт устраиваться на работу, возвращался поздно и сильно пьяным. Когда сын засыпал, она долго стояла у окна, смотрела на ночной город. Думала, что делать со всем этим? Чувствовала, что закончится это плохо и для Артёма, и для неё. Потом ложилась и долго ворочалась, а утром вставала с больной головой и высоким давлением.
Но это были только цветочки. Артём стал приводить домой собутыльников. С одним она справлялась. Когда Артём уходил к себе в комнату и засыпал, она просто выгоняла непрошеного гостя. Труднее было с компаниями. Квартира пропахла перегаром и грязной одеждой. Наутро она убирала грязную кухню, глотая слёзы.
Говорить с сыном бесполезно. Он отмахивался, а однажды даже замахнулся на неё. Крупный, в отца, разве справится она с ним? Сходила к соседу, он раньше служил в милиции. Пожаловалась, попросила совета.
- Можно наряд вызвать. Его заберут, но больше двух суток не продержат. Вернётся, тебе только хуже будет. Не работает? А пьёт на что?
- У меня таскал из кошелька. Теперь прячу. Колечко обручальное нашёл и серьги, продал. Не успела припрятать. Да и бесполезно. Веришь, грех на душу готова взять. Устала, сил нет, - Антонина со стыда готова была сквозь пол провалиться.
- Наберись терпения, Антонина. Рано или поздно он с дружками проколется, на воровстве поймают. Вот тогда ему срок дадут. А пока… Если сильно достанет, сразу ко мне беги.
Хорошо сказать – потерпи. А как, если дома вонь и грязь, вечно чужие пьяные мужики или бомжи ошиваются? Она уже и готовить перестала, потому что из холодильника съедали всё подчистую. Оставляла им хлеб и консервы. Сама полуголодная ходила.
Куда жаловаться? Кто поможет? По ночам плакала и молила Господа, чтоб забрал её к мужу. Лучше умереть, чем жить в таком кошмаре. Никогда не думала, что ей придётся доживать свой век вот так – голодной и в слезах, с пьяницей сыном, ворующим деньги у собственной матери. Вот так и стала Антонина гостьей в своей квартире.
Она часто думала, когда он стал таким? Почему? Ведь рос умным и спокойным мальчиком. Они с мужем гордились им. Хорошо, что муж не дожил до такого. Он не уважал пьющих мужчин.
Однажды сын вернулся домой не один. С ним пришла сильно и ярко накрашенная женщина в дешёвой одежде. Он назвал её Люсей и сказал, что женится.
Антонина сразу поняла, что эта Люся такая же, как он. Теперь они пили вместе, часто ругались и даже дрались. Антонина сидела без света в комнате, ждала, когда успокоятся. Вмешиваться боялась, не ровен час и ей достанется под горячую руку. Люся утром мыла посуду, убирала следы попойки. И на том спасибо.
Как-то раз Антонина забылась тревожным сном после очередных разборок сына с Люсей. Проснулась ещё в темноте от того, что кто-то шарил у неё под подушкой. Она испуганно включила бра над диваном. Сын даже глазом не моргнул.
- Дай денег, - хрипло сказал он.
- Нет у меня… - начала Антонина, увидела вперившийся в неё жёсткий и страшный взгляд налитых кровью глаз, и замолчала, испугавшись не на шутку.
Так и убить ночью может. Не соображает же ничего. Антонина достала из кармана халата, в котором так и уснула, пятьсот последних рублей и отдала Артёму. Он не поверил, что у неё больше нет, сорвал с неё одеяло и вывернул карманы.
Такого унижения и стыда она в жизни не испытывала. Они с Люськой ушли, наверное, на поиски бутылки. Антонина лежала, рыдая и готовясь к смерти. Сердце неровно трепыхалось в груди, затылок ломило. Подумала тогда, чтобы они не возвращались. Сгинули бы и всё. Переплакала бы один раз и забыла этот страшный сон. Она гнала от себя эти мысли. Как можно так думать о сыне? Не должна, не имеет права мать желать такого своей кровинке. Лучше пусть муж заберёт её к себе.
Они не вернулись. Всю ночь Антонина не спала, прислушивалась, вздрагивала от каждого шороха. А утром в квартире раздался звонок. На пороге стояли два полицейских в штатском. Показали удостоверение. Ни слова не разобрала Антонина, перед глазами всё расплывалось от худого предчувствия.
Полицейские сказали, что несколько человек ограбили ночной магазин. Артёма с напарником взяли, остальные сбежали.
- С ним Люська была? – спросила Антонина.
- Нет. Женщина тоже сбежала.
Антонина и радовалась и одновременно горевала о сыне. Теперь ещё в тюрьму сядет. Она несколько дней ждала, что Люська заявится к ней за своими тряпками. Но время шло, Люська не приходила, наверное, боялась. Антонина вздохнула свободнее. Проветрила и вымыла квартиру, вынесла несколько пакетов пустых бутылок. Но запах ещё долго держался в квартире.
Артёму дали два года. Сосед посоветовал Антонине переделать документы на квартиру на себя и выписать его. Срок небольшой, вернётся, в лучшую сторону он вряд ли изменится. А вдруг за старое возьмётся? Так хоть не выгонит её.
Антонина так и сделала. Но сердце болело за сына. Надеялась, что хотя бы пить там бросит. На свидания к нему не ездила, но посылки посылала. Когда прошли два года, Артём не вернулся домой. Она знала, что отсидел и вышел.
Сгинул где-то её сын, как она и хотела. До конца дней Антонина отмаливала свой грех, что желала сыну смерти. Часто плакала о себе, ушедшем рано муже и непутёвом сыне. Слёзы приносили облегчение, вымывали из сердца боль и тревогу, приносили надежду, что жив Артём, что ему просто стыдно после всего возвращаться к матери, что взялся за ум…
«Мать – это самое трогательное из всего, что есть на земле. Мать – это значит: прощать и приносить себя в жертву»
Эрих Мария Ремарк
«Детки хороши — отцу-матери венец, а худы — отцу-матери конец»
Русская пословица
***
Все в округе говорили про Марусю, пропащая. Жила она одна. Дети у неё были, но с матерью не общались. Смолоду не заладилась жизнь у Маруси. Родителей рано похоронила. Некому было учить её уму разуму. Так и росла как трава в поле. С замужеством тоже не повезло.
Вышла первый раз замуж в 18 лет. По большой любви женились. Вот только с появлением первенца все рухнуло. Не смогла, не получилось у Маруси и ребеночка любить и мужа. Не хватило любви на двоих. Сломалось что-то у неё внутри не выдержало. Муж хлопнул дверью и ушел навсегда.**"
На суде сказал.
- Она меня не замечала, только ребенка и любила, а я ей не нужен стал.
Развели их с третьего раза. Все давали шансы на примирение. Но ничего не получилось. Алименты платить бывший муж отказался. Работу нашел без оформления. Три года бегал от приставов. Потом все таки попался.
Но ни наказания ни устрашения реальным сроком не помогли. Платить категорически не хотел. Потом и вовсе исчез. Люди стали поговаривать что сгинул он совсем. Нет его в живых. Только Марусе от этого не легче. Дитя надо кормить и одевать. Устроилась она в заводскую столовую посудомойкой. И дитя в садик взяли и при кухне с голоду не умрешь. Да и зарплата какая никакая, а все же есть.
И тут на беду встретился ей Паша. Ухаживал красиво. Обещал жениться. Открыла она свою израненную душу навстречу новом отношениям. Но опять обожглась. Оказался Паша женатым. Жена закатила скандал в столовке. Обещала Марусе хату спалить. Марусю уволили. От греха подальше.
Через девять месяцев родила Маруся девочку. Вернулась из роддома и надломилось что-то в ней стерженек обломился. Запила Маруся. Дети брошенные по три дня дома одни. Маруся у пивнушки с мужиками колобродит. Соседи стыдили. Не помогло. И вот в один солнечный день подъехала к дому машина. Из неё вышли три очень важные женщины и забрали детей.
Маруся одумалась, пить бросила. Даже на работу устроилась. Клялась, божилась что больше ни капли. Поверили. Детей отдали. Только зло это просто так из своих цепких лап не выпускает. Сначала по чуть-чуть выпивала. Вечером, чтоб никто не видел. Потом сорвалась и опять покатилась по наклонной.
Детей забрали и теперь уже навсегда. Смысл жизни был потерян окончательно. Дважды она пыталась вырваться из плена зеленого змия. Но опять и опять он затягивал её в свои крепкие объятья. Жизнь катилась под откос с нарастающей скоростью. Все звали её не иначе как пропащая. Но один случай перевернул её жизнь.
В очередной пьяный вечер она шла не разбирая дороги. А вернее шла, как всегда, прямо посередине дороги. Вдруг её осветили фары. Водитель резко свернул на обочину избегая наезда и вдруг удар и девочка лет четырнадцати как бабочка подлетела в воздух и упала Маруси прямо под ноги. Маруся посмотрела ей в лицо и ей показалось, что это она в далеком детстве.
Скорая приехала быстро. Девочку забрали, а Маруся поплелась домой. Её не покидало непонятное чувство тревоги. На утро, вместо того чтоб похмелиться Маруся поставила на плиту чайник. Поискала на полках и не нашла чай. Порылась в карманах, обнаружила кой-какую мелочь пошла в магазин. Продавщица очень удивилась, подала ей пачку чая. Маруся стояла переминаясь с ноги на ногу.
- Что тебе еще.
Спросила продавщица.
- Хлебушка дай в долг.
Маруся стыдливо опустила глаза и уже хотела уйти, понимая, что ей в долг не дадут. Но совсем неожиданно продавщица протянула ей булку хлеба. Маруся поблагодарила и клятвенно обещала вернуть на неделе.
- Иди уже не надо отдавать. Не пей главное, смотреть на тебя противно.
- Не буду. Клянусь не буду.
Даже больше себе чем кому-то прошептала Маруся.
Напившись чая она пошла в баню. Помылась, одела чистое белье и пошла на автобусную остановку. Подошел Автобус. Она жалостливо просила водителя довести её до центра. Водитель не любил зайцев, но даже сам удивился себе кивнув, мол садись. Дальше события происходили таким образом, что если бы мне кто рассказал не поверила бы. Маруся приехала в больницу и спросила про девочку которую ночью привезла скорая.
В регистратуре у неё спросили фамилию, Маруся подумала что спрашивают её фамилию и ответила. Ей сказали, да такая поступила с черепно-мозговой травмой. Маруся на минуту остолбенела. Из ступора её вывел вопрос регистратора.
- Вы кем приходитесь пострадавшей.
- Мама я ей.
Ответила Маруся вспоминая, лицо девочки.
- Сейчас к ней нельзя, но вы можете пройти к врачу и узнать подробности.
Маруся пошла по коридору искать кабинет в котором находился врач. Несмело открыла дверь. В кабинете сидел мужчина в белом халате, а также две женщины.
- Подождите я занят.
Маруся вышла в коридор, но дверь плотно не закрыла. Она слышала о чем говорят в кабинете. Эти женщины были представителями детского дома. И они как раз разговаривали о её дочери. Врач говорил.
- Если бы вовремя не вызвали скорую, то девочка могла и не выжить.
Маруся закрыла лицо руками и зарыдала. Дверь открылась, и врач спросил у неё что случилось.
Маруся сквозь рыдания объяснила все врачу. На неё с сожалением смотрели представители детского дома и врач. Маруся спросила разрешения увидеться с дочерью. Врач немного подумал и сказал.
- На этой неделе не стоит. А вот в понедельник если не передумаете, приходите, пропущу.
Врач не надеялся что мать прейдёт. Он очень удивился когда она пришла в понедельник совершенно трезвая и с пакетом апельсинов. Удивлялся не только он. Все соседи удивлялись, когда увидели Марусю совершенно трезвую несколько дней подряд. Мало того она ходила по соседям и просила любую работу. Всю неделю она полола огороды мыла полы в магазине.
Она каждый день навещала свою дочь в больнице. Когда та поправилась, приходила к ней в детский дом. И вот наступил день совершеннолетия. Встречать выпускницу детского дома пришли двое. Старший брат и мама. Немного посомневавшись они все втроем поехали к матери. Она к их приезду убралась в доме и наготовила вкусной еды. Свершилось чудо. То что не могли сделать медикаменты и врачи сделал случай. Маруся перестала пить.
Все ждали когда же она сорвется. Но она не пила. Устроилась на работу. Привела в порядок дом. И вот её дети впервые за столько лет переступили порог дома матери. Они сначала чувствовали себя скованно. Не знали о чем говорить. Но постепенно все вошло в свое русло. Они сумели простить мать.
Вскоре сын познакомил маму со своей девушкой. А через год они играли свадьбу. Дети очень сильно переживали за маму, но она не подвела их и в праздник пила только сладкую газировку. У молодых вскоре родился первенец. Бабушка помогала молодым во всем. А когда иногда к ней приходили дурные мысли она вспоминала слова врача. Она кляла себя, ведь из-за неё, её дочь чуть не погибла.
***
#РассказыСтрельца
Зашла в магазин купила пакет молока и батон, и направилась в сторону детского сада за своим пятилетним сыном.
День весенний, тёплый, дети играли на площадке. Увидав маму, Ярослав тут же отпросился у воспитательницы и бросился навстречу.
- Мама, у меня ботинки сломались.
- Как это сломались?
- Во, - указал он на оторванную липучку.
- Как ты ухитрился?
Татьяна закусила губу. Денег на новые ботинки не было. Впереди суббота и воскресенье получку дадут лишь на следующей неделе. **"
- Мама, а мы новые купим? – от такого простого вопроса настроение совсем испортилось.
- Сынок, завтра.
- А сегодня денежек нет?
- Нет.
- Мама, а когда тебе дадут, - продолжил задавать вопросы сын.
- Скоро.
- А папа денежки пришлёт?
- От твоего папы, пожалуй, дождёшься, - вопросы сына больно ударяли по нервам. – Теперь совсем пропал. Два месяца уже ни слуха, ни духа.
- Мама, а…
- Всё, Ярослав, помолчи!
Сын обиженно надул губы. Татьяна и сама готова была заплакать:
«Ну, почему Тихон стал таким? Ведь после свадьбы пять лет прожили. Всё хорошо было. Ну, почему он запил? Работу хорошую найти не мог? Ну, ведь жили как-то. Не всем же миллионерами быть. Мамка моя всё его ругала, что он деньги зарабатывать не умеет. Да и всё ещё злится она, что я за детдомовского вышла.
А ведь он сам по себе хороший. Не пил бы только и имя его означает: приносящий счастье. Вот только нет этого счастья. Он ушёл, и свою квартиру нам с сыном оставил, сам сейчас у какого-то друга живёт. Пьют вместе. Мама всё заставляет меня на алименты подать. Мы с ним так и не развелись официально. Какие с него алименты? Последний раз приходил – худой, в старой одежде. Уже два месяца не появляется. За это время два раза звонил, говорил: всё будет хорошо. А чего хорошего? К тому же, телефон сразу отключает».
- Мама, а Данилке велосипед купили, - сын указал на своего друга, лихо разъезжающего на трёхколёсном велосипеде.
- Сынок, идём домой!
Зашли в квартиру.
- Ярослав, ты пока поиграй. Я покушать приготовлю.
Направилась на кухню, а сын в комнату играть старыми надоевшими игрушками.
Из остатков дешёвой колбасы сделала бутерброды. Чай забелила молоком.
«Вечером можно манную кашу сварить. Сахар пока есть».
***
После обед сын сел смотреть мультики, а мама стала заниматься уборкой и думать горькие думы:
«Надо срочно у кого-то занять тысячу. Может к родителям съездить? Нет, уж лучше самой все проблемы решать. Ну тысячу надо где-то найти. Сыну сандалии в любом случае нужны. Придётся по соседям пройтись. Стыдно как!
Что там сандалии до следующей недели и питаться чем-то надо, значит, тысячей не обойтись. Неужели Тихон не чувствует, как нам с Ярославом трудно? Хоть бы немного прислал».
За думами незаметно наступил вечер. Уложила сына спать, а самой не спалось. Словно чувствовало сердце: что-то должно произойти.
Короткий звонок телефона, заставил вздрогнуть:
«СМС-ка, опять какая-нибудь».
Включила телефон и замерла… на её счёт переведено сто тысяч рублей. Сначала просто смотрела на эту огромную сумму. Наконец, способность здраво мыслить вернулась. Попыталась понять откуда пополнение… не поняла:
«Наверно, ошибка. Завтра разберутся и спишут. Вот было бы это правдой. А если потратить? Хоть немного. Нет, это могут быть мошенники. Про это постоянно пишут».
И тут на телефоне заиграла мелодия.
«Тихон?!»
- Здравствуй, Таня! Ты деньги получила, - раздался бодрый голос мужа.
- Какие?
- Сто тысяч.
- Тихон, это твои деньги? – она не могла поверить. - Откуда ты их взял?
- Таня, всё в порядке. Я на год контракт заключил. Каждый месяц по сотни буду высылать.
- Тихон… Ты на войне?
- Ну...
-Тихон, зачем?
- Всё в порядке. Я только на год. Вернусь пить больше не буду. Всё у нас будет хорошо, - и произнёс извиняющее. - Таня, долго не могу разговаривать. Как там наш сын?
- Нормально.
- А ты сама.
- Нормально…
- Таня, ты плачешь?
- Ну, зачем ты? Тебя же убьют. Мы и так бы прожили, если бы ты не пил.
- Всё, Таня, тратьте деньги, не жалейте!
- У Ярослава ботинки порвались…
- Вот и купи ему и себе купи самые красивые. Да, купи сыну велосипед.
- Куплю и скажу, что от папы.
- Всё, Таня, заканчиваем.
- Тихон, ты береги себя!
- Не расстраивайся! Целую! Буду звонить при каждом удобном случае.
Разговор закончился. Слёзы продолжали течь из глаз:
«Ну, зачем, зачем он ушёл на эту войну? Он ведь уже служил в армии».
Уснула Таня лишь под утро. Всю ночь вспоминала, как они познакомились, как жили пять лет. Пыталась понять почему он запил и почему они расстались.
***
- Мама, вставай!
- Сыночек, уже проснулся, - улыбнулась, вспомнив, что есть деньги. – Сейчас покушаем и пойдем покупать тебе сандалии самые красивые.
- У тебя есть денежки?
- Есть, - она обняла сына. – Папа прислал… много.
- А ты мне купишь трансформер.
- Мы тебе купим велосипед.
- Мама, правда?
- Папа велел купить тебе самый хороший.
***
Возвращались домой с покупками, сын на велосипеде, но тревожно было на душе у Татьяны:
«Как там Тихон? Мы с сыном счастливые, а вдруг с ним как раз сейчас что-нибудь случилось?»
***
В эту субботу Алла Леонидовна всё же решила прийти в гости к своей, как она считала, непутевой дочери, которая пять лет назад вышла за детдомовского и который теперь ушёл от неё.
«Внука жалко, - пыталась оправдать она себя за этот визит. – Небось голодный там».
С двумя пакетами уже подходила к дому, когда услышала крик:
- Бабушка!
Ей на встречу на велосипеде мчался внук. Остановился и радостно сообщил:
- Мама мне велосипед купила.
Бабушка обняла внука, и тут же спросила:
- Где это она деньги взяла?
- Папа прислал. Он сейчас на войне.
- Что ты глупости говоришь? – не поверила Алла Леонидовна. – Мама-то где?
- На скамейке сидит.
- Вижу, вон она. Ты только осторожно катайся!
- Бабушка, я уже большой.
Дочь подошла взяла сетки:
- Здравствуй, мама!
- Здравствуй, Таня!
- Пошли на скамейке посидим! Ярослава сейчас домой не загонишь.
Едва сели, как от матери посыпались вопросы:
- Что там с Тихоном?
- Воюет. Контракт на год заключил, - дочь достала платочек и вытерла набежавшие слёзы. – Обещал, когда вернётся не будет пить.
- А если не вернётся?
- Мама, ну, что ты такое говоришь?
- Мы с твоим отцом уже серебряную свадьбу отметили, и всегда он рядом, и всегда деньги получает, хоть и небольшие. Главное не пьёт, как твой…
- Мама, всё хватит, - остановила её Татьяна.
- Ярослав, сказал, что он деньги прислал, - полюбопытствовала Алла Леонидовна.
- Да, сто тысяч.
- Ну, ладно. Дай, боже, он вернётся и всё у вас хорошо будет.
- Ладно, мама, давай загонять Ярослава, - Татьяна встала со скамейки. - Он уже часа два катается.
- Неси пакеты! Пойду за внуком.
***
До вечера погостила Алла Леонидовна у дочери. Внука с собой забрала на выходные. Чувствовалось, что изменилось у неё о ношение к дочери и зятю. Ведь теперь никто не посмеет сказать, что у неё зять пьяница.
Осталась Татьяна одна и все думы о муже. Понимала, что не только Тихон виноват в случившимся, но и она. И так захотелось, чтобы он был рядом.
И тут раздался звонок на её телефоне.
- Здравствуй, Таня! – раздался его голос. – Я не на долго. У нас с этим строго.
- Здравствуй, Тихон! – и стала торопливо рассказывать. – Сегодня Ярославу велосипед купила он так рад. Тебе джинсы купила и рубашку модную. Вернёшься, я тебя одену. Будешь у меня самым красивым.
- Таня, ты себе покупай! Мне ещё десять месяцев здесь быть, всякое может случиться.
- Ну, что ты такое говоришь?
- Где там наш Ярослав? – перевёл разговор супруг.
- Тихон, а он с бабушкой уехал. Она сегодня приезжала.
- Сердится на меня?
- Нет, - и добавила, чувствуя, что муж не поверил. – Правда, правда!
- Таня, в ближайшее время не смогу позвонить. Не расстраивайся! Я вернусь. Я люблю тебя!
- И я тебя люблю, Тихон!
- До свидания!
***
Татьяна долго сидела с нежной улыбкой на лице, затем прошептала:
- Он вернётся, обязательно вернётся, и никуда я его больше не отпущу!
○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘
Побег из деревни
Лиза училась на «отлично». Среди всех старшеклассников их сельской школы она была лучшей. «Наша звёздочка» - так и звали её учителя. Поэтому девочка хоть любила она свою деревню и родной дом, но твёрдо решила после школы уехать в город, чтобы реализовать свои мечты и способности.
В глубине души Лиза стеснялась того, что родители её были простыми колхозниками. Мать всю жизнь работала бухгалтером, а отец дошёл от тракториста до начальника ремонтной мастерской.
Но Лиза мечтала о большем. Поэтому она усиленно готовилась к вступительным экзаменам в московский ВУЗ. И поступила на химбиофак. Ей повезло. После окончания учёбы Лизу взяли на работу на крупное предприятие столицы.
Жизнь закипела. Работа, общежитие, подруги и друзья... Некогда было домой ездить. Столица закружила Лизу своим водоворотом событий, праздников, кипучей культурной жизнью. Но в отпуска, на Пасху, и на Новый год Лиза приезжала домой - скучала по отцу и матери.
- Не забывай, доченька, нас. И деревню свою не забывай. Знай, что тебя здесь всегда ждут. А уж как мы рады… - говорила ей мать.
На производстве Лизу заметили. Старательную и серьёзную девушку начали продвигать по карьерной лестнице.
Скоро Лиза и замуж вышла. Нашла среди многочисленного мужского коллектива завода хорошего парня. Молодым дали комнату в общежитии, а через несколько лет - квартиру.
Несмотря на просьбы матери, Лиза не могла чаще ездить домой к родителям. Те смирились, понимали, что у дочки теперь своя семья и заботы. Но очень грустили, предчувствуя, что деревенский дом после их ухода продадут…
Это печалило стареющих родителей Лизы, но дочери они об этом говорить не смели. Что толку?
- Казалось бы, радоваться за дочку надо, - говорила мать, - А мне жаль, что она из деревни сбежала. И тут бы нашлось ей дело. С её-то хваткой и способностями уже колхозом бы руководила.
- Нужен ей твой колхоз. Она и на заводе не последний человек теперь. А там – столица… Мы помрём, и дом наш рухнет. Ладно, если продадут в добрые руки. И всё равно жаль. Три поколения нашей фамилии тут выросли. Да…
Так шло время. Лиза уже и сама стала матерью двух сыновей, которые выросли и учились, и мечтали о карьере, квартирах, машинах…
Когда не стало отца Лизы, мать очень сдала, не могла смириться с уходом мужа. Пришлось Лизе ехать в родную деревню, чтобы поддержать маму и поухаживать за ней: старушка много болела.
К тому времени Лиза уже вышла на пенсию, а мужу оставалось доработать до заслуженного отдыха один год.
Лиза вернулась в деревню поневоле. Она понимала, что будет жить тут, возможно несколько месяцев, пока мать не поправится. И вновь стала привыкать к тихой, размеренной деревенской жизни. Она словно вернулась в детство: работала в огороде, кормила кур, ходила в лес за грибами.
За взрослых своих парней Лиза не волновалась: всегда созванивались. Да и отец был с ними. Он отличный семьянин.
Мать Лизы начала поправляться, оживать. Присутствие дочери подняло её дух и придало силы. Они вместе сидели вечерами в уютной кухне, вязали, топили печь, готовили в котелке щи, как и прежде, много лет тому назад.
Лиза чувствовала, как любит её мать. Всю свою нежность старушка отдавала дочери, словно та была маленькой девочкой. Лизе даже показалось, что в детстве мать не столько уделяла ей внимания – всегда была в работе, в хлопотах по дому.
А сейчас старушка сама была больше похожа на малого ребёнка. Но она, как никогда, трепетно относилась к дочери, словно боялась отпустить своего птенца из гнезда.
И от ухода отца, и от отчаянной любви матери к ней Лиза изменилась. Будто надломился тот внутренний стержень, что был внутри неё. Прежние старания и жизненные амбиции показались ей теперь не столь важными. Она ходила в сельский храм, молилась и ставила свечи за здоровье матери. Возвращаться в город ей уже не хотелось.
- Что, как дела? Не пора ли вернуться домой? Вроде мать повеселела, поправилась. Поехали.
- Вот именно, что повеселела, оттого и поправилась. А не будь меня рядом, то и её бы уже не было, - серьёзно ответила Лиза, - давай-ка лучше ты к нам, Вань, переезжай. А там посмотрим, где нам лучше жить…
- Что? Да ты с ума сошла, в деревню переехать опять хочешь? Ты же всегда рада была, что отсюда уехала, сама же говорила, - удивился Иван.
Не разговаривали больше супруги на эту тему, да и вообще почти не разговаривали. А через пару дней Иван уехал в город.
Близился восьмидесятый день рождения матери. Накануне в деревню приехала большая компания: муж Лизы с сыновьями и их девушками. Все разгружали из машины многочисленные пакеты с провизией, сладостями, подарками для бабушки.
- Вы бы хоть предупредили. Мать от радости плачет. Давно внуков не видела, а тут ещё и невест прихватили.
- Ничего, ничего, пусть привыкает, - улыбнулся Иван, - если у нас так дело пойдёт, то скоро она и правнуков увидит. Вроде старший жениться собирается.
Лиза ахнула и пошла собирать на стол.
Праздновали три дня. Иван посматривал на счастливых жену и тёщу, веселящуюся молодёжь. Вечером, перед отъездом в Москву, он подошёл к Лизе.
- А знаешь, ты права. Доработаю я эти месяцы – и сюда. Ребятам наша жилплощадь пригодится. А нам пора и о здоровье, и о спокойной жизни подумать, верно? На свежем воздухе пожить, «вдали от шума городского…»
- Конечно, верно. Теперь я это поняла… Мы в город ездить в гости к ребятам будем. А они к нам на лето внуков будут привозить. Так-то лучше.
Тихий осенний вечер угасал. Супруги сидели на старом крылечке и смотрели на закат.
- Первым делом, как приеду, крыльцо поправлю, - сказал Иван.
- Дел у нас с тобой и тут хватит, скучать не придётся. Долго нас тут ждали. Очень долго… - вздохнула Лиза и прижалась к мужу…
Автор: Елена Шаламонова
#авторскиерассказы
○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘○●○●💛⚘