СВЕТА ЗНАЕТ

АВТОР-Людмила Лаврова.
Светка! Где ты есть? Ну только попадись мне!
Домой можешь не возвращаться! Слышала меня?!Не пущу!
Маленькая девчонка лет пяти, забившаяся в заросли лопухов у забора небольшого деревенского дома, сидела на прогретой солнцем земле закрыв уши ладошками и что-то мычала тихонько себе под нос.
Пусть зовет!
Света не слышит!
Если бы еще можно было закрыть глаза и не видеть дородную красивую женщину, стоявшую на крыльце бабушкиного дома! Но нельзя! Иначе она найдет Свету. Так уже было. Тогда Света спряталась за будкой Шарика и сидела тихо-тихо, да так, что даже уснула. А проснулась от того, что ее наградили увесистым шлепком, а потом так оттаскали за ухо, что Света боялась потом к нему даже притронуться. Так болело!
Красивая женщина Свете не мама. Это тетя Настя. Мамина сестра. Свету она не любит, потому, что та «безотцовщина». Что это значит, Света пока не знает, но догадывается. У Сашки, соседа, спрашивала. Сашка уже взрослый. Ему целых одиннадцать лет. И знает он куда больше Светы. Сашка сказал, что это значит, что Света никому не нужна. У нее ни отца, ни матери. Только тетка и старенькая бабушка. Бабушка помрет, и Свету придется забрать тетке, а та этого совсем не хочет. У нее своих детей хватает. Так и сказала.
- За что мне такое наказание?! Мама! Что ты молчишь! Это же все ты! Баловала Наташку, пока она в подоле не принесла, а теперь, что делать?! У меня квартира не резиновая! Толкаемся там, как селедки в бочке! Я, муж, двое детей и свекровь! И все это в двух комнатах! Куда ее?! Да и зачем?
- Нельзя так, Настя! Она же тебе родная!
- Она мне никакая! Я ее не просила рожать! И Наташке говорила, что ничего у нее с этим ее «любимым» не получится! Права я была?! Конечно! Наташки теперь нет, а этот сгинул, как черт перед заутреней!
- Ребенок-то чем перед тобой виноват?
- Да ничем! Обуза… Не могу, я, мам, понимаешь? Сил нет! Свои чудят… Не напасешься на них! Бьюсь-бьюсь, пытаясь хоть какую-то лишнюю копейку заработать, а все без толку! То один стекло в школе разобьет, то другая джинсы новые просит… А, где я им столько денег возьму?! Нашли миллионершу! Отец-то их и в ус не дует! Зарплату получит и ходит гоголем! Я, мол, в семью все до копейки! А то, что там и вправду копейка, которую и не видать – так это его не волнует! Я на двух работах вкалываю, а он на одной устает, бедняжка! И работа-то – не бей лежачего! Сядут в кружок и в потолок плюют полдня, пока начальник по шее не даст! Тогда пойдут, поковыряются немного. И довольные! Как жить, мам?!
- Прости, дочка, что помочь тебе ничем не могу… А только сдавать в детский дом дите при живой родне – это грех!
- Грех этот, мама, не мой!
- Да кто ж спорит!
- Не смогу я ее полюбить, понимаешь ты это или нет?!
- А, и не надо! Главное, чтобы в семье жила! Стыдно… Ох, Настя… Разве не ты говорила, что легче жить бы было, если бы тебя любили? Вот и ей надо, чтобы любили… Живая душа…
- Душа… Душу, мама, баснями о любви не накормишь, если она живая! Есть все равно попросит. А где взять? Не скажешь? Да и про любовь ты не очень-то рассуждай! Прошло то время, когда она мне нужна была! Баста! Выросла девочка… Поумнела…
Света из этого разговора, который слушала, забившись под бабушкину кровать, не поняла и половины. Но запомнила почти все. Воспитатели в детском саду всегда хвалили ее. Говорили, что память хорошая. Вот Света и старается. Слушает внимательно, а потом пересказать может все-все – слово в слово!
- Светка! Сколько можно звать?! Сейчас не появишься – голодная спать ляжешь! – тетя Настя снова появилась на крыльце, но ненадолго.
Бабушке опять было плохо и ее стоны Света слышала даже в своем укрытии, хотя забор и лопухи были далеко от дома.
Ну и пусть голодная! Зато не битая! Знает Света, зачем она тетке понадобилась! Та с утра приказала Свете пол вымыть и ступеньки на крыльце. А Света забыла. Заигралась. Сашка ей свою старую машинку подарил, которая красненькая и без одного колеса. Но Света и такой рада! У нее игрушек немного. Старая кукла Маруська, которой бабушка платье сшила из носового платочка, пока еще не лежала и не плакала. И зайчик серенький с одним глазом. Его Света больше всех любит. А еще мамины бусики. Красивые! Синенькие! Маме их папа подарил. Так бабушка говорила. А еще говорила, что им грош цена в базарный день. Да только Свете все равно сколько они стоят. Она раскладывает нитку с бусинами на ступеньках крылечка, и это у нее и море, и горы, и дракон, как в той книжке, которую брать нельзя с полки. Бабушка не разрешает! Говорит, что Света ее порвать может.
Это обидно! Света никогда книг не рвала! Они ей нравились! Даже те, что без картинок. Буквы она пока далеко не все знает, но три уже выучила. И когда видит их на грядках книжных строчек, очень радуется. Если их узнает, то и другие узнает тоже, когда выучит! Нужно только постараться немножко.
Вечер накрывает двор легким одеялом душной темноты. Звенят над ухом комары и Света вздыхает. Идти пора. Поесть, наверное, уже не дадут, но тетя Настя уже несколько раз пробежала туда-сюда по двору, управляясь по хозяйству, а, значит, устала. На Свету у нее уже сил не останется. Поругается немножко и все.
Света вылезает из своего укрытия и топает к крыльцу. А там уже сидит на ступеньках хмурая тетя Настя.
- Явилась? Горе мое… Где ты лазила?! Вся чумазая… Иди в дом!
Света выдыхает. Нет, не будут ее сегодня больше ругать. Даже взрослые устают от крика. Можно пойти к бабушке, прижаться щекой к ее сухой горячей руке и подождать немного. Боль отступит, отпуская бабушку на время, и она пожалеет Свету. Это главное за весь день. Легкое касание, тихий шепот и слова…
- Люблю тебя, моя маленькая! Люблю…
Больше Свете никто таких слов не говорил. Мама не успела, а тетя Настя, похоже, и не знала их. Света как-то слышала, как она упрекала бабушку в том, что та «мелкой» их говорит, а «собственной дочери» ни разу не сказала.
Света ей не верит. Не может такого быть. Просто, взрослые странные. Плохое помнят, а хорошее забывают почему-то. Света даже спросила как-то у тети Насти, зачем она так делает. Это же, как болячку на ранке ковырять. Отдерешь корочку, и снова больно. И так много раз, пока не заживет совсем… Но даже, когда заживет, если болячку отдирать все время, то шрам остается. Спрашивается – зачем тогда? А потому, что «руки чешутся»! Так бабушка говорит, и ругает Свету, когда она так делает. Интересно, а когда не любят, тогда что болит? Душа? Бабушка говорила, что это так. И что же тогда там так чешется, в этой душе, что хочется взрослым все время снова себе больно делать? Странно это…
Если бы Свету спросили, она бы сказала взрослым, что сделать надо, чтобы всем хорошо было. Бабушке – сказать тете Насте: «Я тебя люблю!», и пожалеть ее, так как Свету жалеет вечерами. Это же так просто! Взять, и пожалеть! А тете Насте… Разрешить бабушке это сделать… Тетя Настя сильная! И очень умная! Но Свете ее почему-то жаль… Ведь, судя по тому, что тетя Настя говорит, никто ее не любит… И не любил никогда. Врет, конечно, что совсем никто. Но и не плакала бы она по ночам в подушку, если бы любили! Света знает. Потому, что сама плачет… Знает, что когда бабушки не станет, ее тоже никто любить не будет…
Бабушка погладила Свету по голове, сказала свои слова и отпустила.
- Иди, детка! Спать пора!
Света привыкла ее слушаться. Она разворачивается и уходит, не замечая, как бабушка крестит ее в спину, что-то шепча.
Очень хочется пить, и Света крадется на кухню, гадая, там ли тетя Настя.
Она там...
- Что ты?
- Водички…
- Много тебе с той водички… - ворчит тетка и наливает стакан молока и ставит перед Светой тарелку с картошкой и большим куском хлеба. – Ешь! Я воды нагрела. Маму обмою, а потом - тебя. Чумазая, как чертушка!
Тетя Настя, проходя мимо Светы, машинально гладит ее по голове, и та вдруг делает то, что давно хотела. Соскальзывает с табуретки и обнимает ноги тети Насти. Выше-то не дотянуться.
- Что ты? – тетя Настя, переполошившись, испуганно отстраняет Свету от себя. – Что?
- Я тебя любить буду. Если никто не хочет… Можно?
Вопрос остается без ответа. Тетя Настя почему-то плачет и убегает из комнаты, оттолкнув от себя Свету. Но та почему-то знает – это ничего… не страшно… Теперь можно спокойно поесть и выпить свое молоко. А тетя Настя поплачет и успокоится. Но ей уже будет не так больно… Сильно легче не станет. Света почему-то это тоже знает. Но если даже немножечко станет, это уже хорошо! Ведь Свете хватает той минутки рядом с бабушкой вечером, чтобы думать потом не о плохом, а о хорошем… Может, и у тети Насти так получится? Если человек о хорошем думает, ему всегда легче становится. Даже, если его кто-то обижает…
Тетя Настя возвращается в кухню, наливает в таз теплой воды и моет Свету. Молча моет. Не кричит. И мочалкой трет почему-то странно. Легонько так… Не как обычно.
- Иди! Ложись. Пора!
Короткий приказ отдан и Света выдыхает. Можно пойти в маленькую комнату, где стоит ее кровать, забраться под легкую простынку, укрыться ею с головой, и поговорить тихо-тихо с мамой. Света с ней каждый вечер разговаривает. Понемножку обо всем. Бабушка как-то сказала, что это хорошо. Правильно. И мама ее слышит. Вот Света и говорит с нею. Сегодня, например, нужно будет рассказать маме о тете Насте. А еще о том, что завтра утром Света встанет пораньше и вымоет ступеньки на крылечке, как ее тетя Настя просила. Света любит наводить порядок. Просто забывает иногда, что это надо делать.
Но утром Света ничего не успевает сделать. Потому, что рано-рано ее будит тетя Настя, целует, что вовсе странно, и выпроваживает из дома, где уже ждет Свету соседка бабушки.
- Пусть у вас пока побудет. Нечего ей здесь…
- Попрощаться-то позволишь?
- А надо? Пока не видела – помнить будет живую. Маленькая же еще…
- И то верно. Ладно. Я ее покормлю, и приду помогать.
- Спасибо…
А через несколько дней Света едет на автобусе с тетей Настей в город.
В бабушкин дом она больше не вернется. Его продадут через год, и тетя Настя скажет Свете, что она теперь ее дочка. Теперь уже официально. Слово это Свете неизвестно, но как звучит – нравится.
А еще ей нравится то, что тетя Настя разрешила забрать с собой в город старого зайца, которого бабушка подарила Свете когда-то очень давно. Так давно, что Свете этого зайца новым совсем не помнит. Ей кажется, что он всегда был одноглазый, потрепанный и с оторванным ухом. Правда, теперь оно уже не оторванное. Тетя Настя пришила его. Хотела и глаз пришить, но пуговицы нужной не нашла. Сказала, что потом сделает. Свете не к спеху. Можно и подождать.
Главное, ведь, не это. Главное то, что каждый вечер Света приходит теперь к тете Насте и та делает то, что делала когда-то бабушка. Гладит Свету по щеке и говорит ей слова, которые хочется слушать и слушать… Хоть весь день напролет!
- Я тебя люблю…
Когда тетя Настя впервые так сделала, на следующий же день после того, как бабушки не стало, Света ей не поверила. И потом не верила. Долго. Но всегда отвечала:
- И я тебя люблю!
Теперь Света верит.
Потому, что тетя Настя говорит эти слова не только ей. Но и своим детям. И своему мужу. Ему, правда, не каждый день, но все-таки. И тот ей тоже не верил. Долго. Почти как Света. А теперь – верит. И отвечает. Только, не словами. Еще одну работу нашел. И Свету не выгнал. Сказал, что где двое, там и трое, и пусть Света остается. Поэтому, ему Света эти слова говорит тоже. Иногда…
Конечно, брат и сестра Свету иногда обижают. Но это не страшно. Страшно, когда совсем никого нет. Света не знает, как это, но догадывается. Теперь она уже умеет читать. А в книжках много чего понаписано. Им Света верит. Просто так писать не станут. Зачем свое время на глупости тратить?
Иногда Света вспоминает бабушкин дом, лопухи у забора, большие-большие, как настоящие зонтики. Под ними было так тепло, зелено и уютно… Но теперь туда нельзя вернуться… Да и не надо! Бабушки там больше нет… А Свете и у тети Насти не плохо.
Только одного Света понять не может. Зачем тетя Настя обманывала, когда говорила, что ей не надо, чтобы ее любили?
Это всем надо! Света знает.©️
Автор: Людмила Лаврова
Заберите нас из детдома
Рассказ.
Нина Писаренко.
- Отправьте, пожалуйста, это письмо, – Ксения, умоляюще глядя, протянула воспитателю листок, сложенный вчетверо.
- А кому оно? – не удержалась женщина.
- В нашу деревню, где жили до войны, – пояснила девочка. – У нас дядя Вася был председателем, ему я и написала, чтобы кто-нибудь приехал и забрал нас домой.
Воспитатель ничего не сказала, только глаза наполнились слезами – поди ж ты, дети в детдоме и накормлены, и досмотрены, а все равно тянутся к своим, на родину. А эти вообще бедолаги. Ксюша старшая, ей уже пятнадцать, хотя по виду совсем не скажешь, – худенькая, дробненькая. И два ее брата с сестренкой такие же, в чем только душа держится. Хотя что удивительного - два года, с 1942 по 44-й, провели в Освенциме, как вообще живы остались...
Так получилось, что леса окрест их деревни Максютки стали партизанскими. Отец сразу ушел в партизаны, а мама пекла для мстителей хлеб. Когда сама носила в лес, когда за ним приходили люди с оружием.
Местные об этом знали и молчали. Но нашелся предатель, который донес на семью немцам. Схватили Аксинью, так звали мать, с пятерыми детьми на рассвете. Не дали собраться толком, вытолкав из дома взашей, под прицелом гнали до станции, где погрузили в товарные вагоны.
- Мама, куда мы едем? – спрашивал старший из сыновей, восьмилетний Володя.
- Не знаю, сынок, – Аксинья прижимала детей к себе, понимая, что ничем хорошим это путешествие не закончится.
Так и оказалось.
- Нас привезли в Освенцим, – передавали будущие узники концлагеря новость по цепочке.
Но разговоры пресекались – надзиратели, проходя мимо, сразу пускали в ход хлыст. Вскоре после приезда всех построили и повели, как думали, в баню. Сразу отобрали вещи, у кого что было. Женщин остригли наголо, дети смотрели на Аксинью, не узнавая маму, которая лишилась своей роскошной косы. А она кусала губы и снова сгребала детей к себе, как будто стараясь уберечь.
Их загнали в комнату без окон, с тяжелыми железными дверями и таким же железным полом. Перед дверью стояло корыто с какой-то маслянистой жидкостью. Всех заставляли окунать в нее ноги. Ксюша окунула, содрогнувшись, – настолько это было неприятно. Немец, стоявший рядом с корытом, прикрикнул на нее:
- Шнель!
Она заторопилась, но ноги были скользкие и разъезжались на железном полу. Ксюша чуть не распласталась, а немец замахнулся на нее со словами:
- Швайн!
Мама подхватила дочку, прижала к себе остальных детей и шепнула им:
- Не торопитесь, держитесь меня.
В комнату набилось человек сто, может, больше. Люди стояли впритык друг к другу, чувствуя, как не хватает воздуха. Дверь неожиданно захлопнулась, кто-то еще начал в нее бить, как вдруг произошло неожиданное, – пол стал опускаться вниз одной стороной. Из щели повалил удушливый дым, полетели искры и вырвалось пламя.
- Огонь! Там огонь! – поднялась паника.
Все стали цепляться друг за друга, чтобы как-то удержаться, но передние уже соскользнули в огонь, пугая остальных истошным криком. Аксинья с детьми стояли последними, прижавшись к дальней стене напротив огненосной щели. Крепко держала Ксюшу за руку, а маленькую дочку зачем-то подняла вверх. Мальчишки сами вцепились в нее обеими руками.
- Прощайте, детки! – губы не слушались, потому что было понятно – это конец.
И вдруг пол стал медленно подниматься обратно. Открылась дверь, и всех, кто остался, стали выгонять из страшной комнаты. Немец снова кричал:
- Шнель, шнель!!!
Когда всех разместили в бараке, кто-то рассказал, что произошла ошибка. В этот день в крематории должны были сжигать евреев, эшелон с которыми прибыл раньше, но охрана перепутала и сжечь хотели совсем другую партию прибывших. Ночью Ксюша слышала, как мама молилась:
- Спасибо тебе, Господи, что спас меня и детей. Спасибо вам, ангелы-хранители...
Поначалу все пятеро детей находились вместе с Аксиньей – все в полосатой одежде, которую им выдали. С номерами на руках – не привыкнув, подолгу рассматривали диковинку и сравнивали номера друг у друга. Едва светало, всех поднимали и строем выгоняли на аппель. Стоять приходилось часами, младшие ребятишки кутались в мамину юбку и плакали - было холодно и хотелось есть.
На работу детей гоняли тоже с матерями. Если те работали на территории лагеря, дети тайком пробирались к помойным ямам. Рылись в отходах из кухни, ища, что можно съесть. Больше всего ценили картофельные очистки. Их ели сырыми или сушили, если в бараке топилась печь.
Однажды в барак принесли бачок с баландой, и пришли надзирательницы со стеками в руках. Они стали теснить детей к выходу. Матери кричали и рвались к ним. Кричала и рвалась Аксинья, а дети, разрывая душу криком, пытались пробиться к ней. Не получилось.
Надзирательницы вывели детей во двор, закрыв матерей на замок в бараке. Аксинья, приникнув к окну, кричала:
- Ксюшенька, доченька, береги детей. Помни, вы из Максюток, туда и возвращайтесь.
В новом бараке детей разделили на больных и здоровых. Ксюша с братьями и сестричками попали в группу здоровых. Два раза в неделю у них брали кровь для гитлеровских солдат. Даже у таких, как самая маленькая сестренка, которой было всего четыре года.
Кровь брали очень толстой и длинной иглой с резиновой трубочкой – она выглядела страшно, и большинство детей от страха плакали. Вернее, не плакали, а скулили, потому что надзирательница изо всей силы била плачущих стеком по рукам. После дачи крови голова кружилась, детей водило в сторону – не хотелось даже шевелиться, и все лежали на нарах тихо, как маленькие старички.
Маленькая сестренка умерла одна из первых. Однажды, проснувшись, Ксюша увидела, что она не дышит, и закричала от ужаса. Надзирательница, появившись из ниоткуда, изо всех сил ударила ее стеком и заставила вынести ребенка во двор, где уже лежало несколько трупов...
- Ксюша, возьми, поешь, – как-то Володя протянул сестре печенье.
- Откуда оно у тебя? – глаза девочки загорелись голодным блеском.
- Польки дали, – пояснил брат. - Мы с ребятами забежали к ним в барак, а они только получили посылки с продуктами и поделились с нами.
Разломив печенье на четыре части, Ксюша протянула по кусочку каждому из братьев и сестре. Проглотив в одну секунду, они даже не поняли вкуса...
Вскоре детей перевели в другой лагерь, и им не удалось проститься с мамой хотя бы взглядом. Однажды услышали звуки бомбежки, и к ним в барак забежал воспитатель. Велел быстро одеться и взять одеяла. С заднего двора повел ко рву:
- Спуститесь вниз, завернитесь в одеяло и лежите, чтобы вас не было ни видно, ни слышно.
Так и сделали. Некоторое время лежали, а потом уснули, хотя было мокро, сыро и страшно. Проснулись от тишины. Было светло, и все стали выбираться из глубокого рва. Навстречу уже бежали солдаты с красными звездами на шапках.
Володю, легкого, как пушинка, в десять лет, подхватил солдат с заросшим лицом, непонятно, старый или молодой. Глядел на мальчонку - кожа да кости, и плакал. Это было так страшно и непонятно, что заплакали все, даже Ксюша, которая считала себя взрослой.
Спустя время недавних узников стали отправлять на родину.
- Мы не можем уехать, – Ксюша пыталась убедить усталого мужчину, который руководил отправкой детей в Советский Союз. – У нас здесь мама, она будет нас искать.
- Мама вас и дома найдет, – отводя глаза, говорил мужчина, который сотни раз слышал эту фразу из детских уст и очень сомневался, что матерям удалось выжить в концлагере.
Ксюша с братьями и сестрой оказались в Орле, в детском доме. Здесь старались все делать, чтобы дети, перенесшие нечеловеческие страдания, быстрее вернулись к нормальной жизни. Они понемногу отходили от ужасов войны и с нетерпением ждали победу.
- Когда мы поедем домой? – чаще других спрашивал у Ксюши Володя. – Или теперь всегда будем здесь?
Ксюше с ним приходилось несладко – брат помнил все издевательства фашистов и категорически отказывался учить в школе немецкий язык. Три раза ему выдавали учебник, и три раза мальчишка топил его в колодце.
- Зачем ты это делаешь? – по просьбе учителей Ксюша пыталась призвать брата к ответственности.
- Затем, – коротко отвечал он, не вдаваясь в подробности.
Старшая сестра его, конечно, понимала – после всего, что они пережили в концлагерях, изучать немецкий язык было сродни насмешке. Но школьную программу придумали не учителя, и не детям было ее менять.
Однажды бессонной ночью Ксюша вдруг вспомнила мамины слова о родных Максютках, и утром проснулась с мыслью о том, что, не откладывая, напишет письмо председателю колхоза. Помнила, что его звали Василием, а родители называли Тарасовичем. Взяв листок бумаги и карандаш, Ксюша вывела: «Здравствуйте, дядя Вася! Заберите нас из детдома, мы попали сюда после концлагеря...»
Максютки оживали после войны. Деревне повезло больше остальных – почти все дома уцелели, и Василий Тарасович радовался, потому что люди могли полностью отдаться работе, а это значит могли быстрее восстановить страну.
- Тарасович, вам письмо, – крикнула однажды почтальонка, достав из сумки конверт.
- Мне? – удивился мужчина. – От кого? Мои вроде все на месте.
- Не знаю, – пожала плечами женщина, – почерк детский, фамилии вашей тоже нет, только имя-отчество.
Вскоре вся деревня знала, что партизанская семья, о которой думали, что никого в живых не осталось, уцелела.
- Еду за детьми, – назавтра председатель проинформировал правление, дав наказ относительно работы.
...Увидев земляка, Ксюша бросилась ему на шею.
- Дядечка Васечка! – она плакала и смеялась одновременно.
- Ну будет, будет, дочка, – смущенно говорил тот и протягивал руку братьям: – Здорово, мужики.
- Вот вы и дома, – переступив порог, сказал Василий Тарасович и пропустил детей вперед.
Женщины уже навели порядок, оставили нехитрую еду – вареную картошку и хлеб, который хлебом можно было назвать условно. Ксюша обводила взглядом дом и не замечала, как из глаз льются слезы. Младшая сестренка, дичась сельчан, жалась к ней, а братья уже отправились во двор, чтобы посмотреть, что там да к чему.
- Как дети будут одни? – вечером спросила у Василия Тарасовича жена.
- Будем помогать, – коротко ответил он. – А там, может, отец с матерью вернутся.
- Бабоньки, гляньте, кто там идет, – приложив руку ко лбу козырьком, защищаясь от солнца, спросил кто-то из женщин у колодца. – Никак это Аксинья?!
- Она, бабоньки, она... – и женщины, спотыкаясь, бросились навстречу односельчанке, которая брела по проселочной дороге, чувствовалось, из последних сил.
Увидев сельчанок, которые подбегали к ней, Аксинья опустилась в пыль и заплакала:
- Одна я вернулась, нет моих деточек... Забрала их война проклятущая...
- Нет, Аксиньюшка, живы они. Только самой младшенькой нет, остальные живы. Да вон, смотрите, Ксюша бежит.
- Мама, мамочка! – девочка бежала навстречу, сама не понимая, откуда взялись силы.
- Доченька моя, девочка родная, – обе женщины, взрослая и юная, обнимались, целовали друг друга, глотая соленые слезы, и гладили одна другую по худеньким плечам.
...Вскоре вернулся и отец. Аксинья еще родила двоих детей, последним - сына, который был грудным, когда отца не стало, – у него были прострелены легкие, почти все время болел.
Но это была не последняя беда, которая подстерегала женщину все в том же 1948 году. Однажды Ксения с братом отправились, как обычно, на разбор землянок – бревна планировали использовать для строительства. Потолок обрушился, мальчишка сумел отскочить, а Ксюша не успела и погибла под завалами. Ей было восемнадцать лет, собиралась замуж – мама даже сшила свадебное платье, в котором девушку похоронили.
Аксинья замуж больше не вышла. Всех детей вырастила, дала образование, справила им свадьбы. Дождалась внуков и практически никогда не рассказывала, что пережила в войну. Платья всегда носила с рукавом – чтобы не были видны цифры на руке. Но до конца жизни они оставались у нее на сердце и кровоточили...
ЛитБлог- Истории из жизни.
Потерянные часы (рассказ)
Нина Ивановна протерла линзы и водрузила очки на место. Нахмурив лоб, седовласая старушка заглянула в ящик прикроватной тумбы, а потом и вовсе залезла под кровать. Тщетно – часов нигде не было. Нина Ивановна тяжело вздохнула и села на стоявшее рядом кресло. Она точно помнила, что вчера, когда приходящая медсестра измеряла ей давление, она положила часы на тумбу. Сейчас же часов на месте не было. На месте были светильник, стакан с водой и коробочка с таблетками, а вот часов — словно и не бывало.
И если бы речь шла об обычных рядовых наручных часах. Но нет же. Эти часы из белого золота старушке на юбилей подарил сын. Павел сейчас жил в Израиле и просто физически не мог уделять матери столько внимания, сколько ей требовалось. Поэтому некоторое время назад он преподнес ей этот дорогой подарок. По задумке сына, мама должна была носить часы и чувствовать незримое присутствие Павла рядом. Нина Ивановна подарок оценила и даже иногда надевала. Но только дома. В часах старушка ходила с трепетом и исключительно между кухней и гостиной. Выходить из дома в таком дорогом презенте было страшно, вдруг ограбят.
- Соломон, иди сюда, моя радость… Ты не видел часы?
Золотистый ретривер с радостью уткнулся в колени хозяйки. Даже если пес что-то и знал, то сказать, к сожалению, не мог.
Первой мыслью было позвонить в полицию. Но, поразмыслив, Нина Ивановна это решение отмела. А что, если часы все-таки куда-то завалились? Хотя… куда бы они могли завалиться, она ведь уже везде проверила.
Скорее всего, или даже наверняка, часы украли. От этой мысли старушку кинуло в жар. Получается, украл кто-то из своих…
Нина Ивановна принялась судорожно вспоминать всех своих вчерашних гостей. Так… Медсестра Людочка приходила сделать укол лидокаина в больную спину… потом забежала соседка Илона Фердинандовна собрать подписи по собачьему приюту, а совсем вечером приходила младшая невестка Олечка с внучкой.
Неужели Оля?
Трясущимися от волнения руками старушка тут же набрала номер невестки:
- Оля? Да нет, ничего не случилось… Послушай, тут один вопрос возник. Да, приняла таблетки уже… Ты случайно не брала мои часы? Которые Павел подарил. Нет? Ты уверена?
Заметно успокоившись, Нина Ивановна положила телефон на тумбу. Оля сказала, что не брала, значит кто-то другой…
«Наверное, Людочка. Не зря она мне тут про свою ипотеку каждый раз поет…Уууу, негодная. Решила за старухин счет кредиты выплатить. Сегодня придет делать укол, я ее живо на чистую воду выведу», размышляла Нина Ивановна, поглаживая шелковистую шесть своего домашнего любимца.
- Ну что, Соломон. Может Людочка, а ведь может и Илона. Та тоже любит обвешаться золотом и ходить, как новогодняя ёлка. Могла, думаешь, Илона часы взять?
Вместо ответа пес тихонько гавкнул и улегся на коврик около кресла.
До прихода медсестры оставался еще час и, чтобы избавиться от лишних подозрений, Нина Ивановна решила спуститься к соседке. Илона Фердинандовна была самой активной старухой этого дома и частенько захаживала в гости ко всем его жителям. Рыжеволосая, одетая по молодежной моде, она выглядела дочкой полноватой и седой Нине Ивановне. Хотя старушки были одногодками.
- Илона, здравствуй… Я чего спустилась-то, думаю все про приют для собак этот, — неуверенно начала Нина Ивановна, размышляя, как ей попасть внутрь квартиры соседки. Но та сама приветливо распахнула двери и предложила войти.
- Ой, Нина… Ты представляешь, не хватает подписей, — театрально подняв к потолку глаза, принялась сокрушаться хозяйка. – Эти, из пятьдесят второй квартиры, категорически отказались подписывать. Хотя, казалось бы, чем им этот приют на первом этаже помешает?
Гостья кивала, пытливым взглядом осматривая коридор и кусок спальни. Может быть ее часы где-то здесь?
- Проходи, у меня чай с бергамотом…
- Ох. У тебя тут обои, точно как у меня в спальне, — произнесла Нина Ивановна заходя на кухню.
-Да? – удивилась Илона Фердинандовна. – Никогда не видела. Я ж обычно дальше прихожей не прохожу… Ну так вот, про приют…
Но Нина Ивановна уже ничего не слышала. Ведь и правда, соседка не проходила в спальню. А значит, взять часы с тумбочки не могла. Наскоро откланявшись, старушка отправилась домой.
«Значит, все-таки Людочка. Вот же… Кто бы мог подумать! Пятый год ходит ко мне домой, а теперь вон чего учудила… Молодая, а наглая. Не зря она волосы в синий покрасила, это знак. Нормальные люди такой цвет не выберут» размышляла старушка, вне себя от гнева, поднимаясь по лестнице к себе домой.
Но дома ее ждал неприятный сюрприз.
Пёс лежал на коврике у порога, подергивал лапами и жалобно скулил.
- Соломоша, что с тобой? — всплеснула руками Нина Ивановна. – Вставай, ты чего?
Но даже увидев хозяйку, пёс продолжал скулить.
Старушка суетливо забегала по квартире, не зная, за что схватиться. Пёс был ей как еще один сын, и она всегда переживала, если с Соломоном что-то случалось. Когда в прошлом году на прогулке тот наступил на гвоздь, она даже вызвала на дом ветеринара. А потом две недели возила бедолагу-пса на перевязки.
- Погоди, мой хороший… Сейчас я найду телефон того врача, – причитала Нина Ивановна, в суматохе доставая все подряд из ящиков в серванте.
- А что это с Соломоном?
В прихожей раздался знакомый голос медсестры Людочки.
- Люда! – всплеснула руками Нина Ивановна. – Бог тебя послал! Посмотри, что с Соломоном, я тебя умоляю. С утра бегал, а теперь вот: лежит, скулит и нос сухой.
Старушка совсем забыла, что буквально полчаса назад хотела высказать медсестре все, что о ней думает. Она уже хотела предложит Людмиле денег, если она посмотрит пса, но медсестра без всяких лишних просьб уже села на пол рядом с псом.
- Нина Ивановна, а что он у вас ел сегодня? У него слюна течет и живот, — Людмила осторожно пощупала брюхо пса, — твердый такой. Я не ветеринар, но похоже Соломона надо срочно везти в больницу.
- Людочка, да как же это… И правда ведь, сегодня не ел ничего, — от бессилия старушка осела на табурет. – Думаешь, отравился? Это он мог… Постоянно на прогулке все в пасть тащит. Соломон, ты съел что-то, признавайся?
Но пес только тяжело дышал и даже не посмотрел на хозяйку.
- Собирайтесь, —- решительно скомандовала Людочка. – Я на машине, сейчас отвезем Соломона в клинику. Только денег возьмите. Может, назначат сразу лечение.
Нина Ивановна послушно достала кошелек из сумки и сразу протянула несколько купюр девушке.
- За хлопоты тебе…
- Вы что? – удивленно подняла нарисованные брови девушка, — вы что думаете, я за деньги? Ну, Нина Ивановна, прямо обидели сейчас… Так, убирайте сейчас же свои деньги и одевайтесь.
Через три минуты старушка, держа на руках Соломона, сидела на заднем сидении старенькой «Нексии». Пес поскуливал, но вел себя прилично. Словно знал – ему хотят помочь.
- Тут рядом. Там помогут, я знаю, — выруливая из двора, пообещала Люда.
Нина Ивановна молча смотрела в коротко стриженный затылок девушки и никак не решалась спросить про потерянные часы. Да разве могла Люда их украсть?
«Порядочная такая… Соломону помочь хочет, от денег отказалась. Не могла она взять, точно. А кто тогда? Может все-таки Оля? Или… Внучка Машенька?» размышляла Нина Ивановна по дороге.
В клинике их приняли сразу. Пожилой усатый доктор осмотрел полуживого Соломона и сразу заявил – что-то с пищеварением. Псу назначили УЗИ и кучу анализов. Нина Ивановна не успевала кивать, пока ей описывали план лечения домашнего любимца.
- Не переживайте, жить будет, — успокоил старушку врач. – Посидите тут, сейчас ультразвук сделаем.
После того как Соломона унесли на УЗИ, прошло пять минут, потом пятнадцать, полчаса…. Нина Ивановна уже не знала, что думать. И вдруг… Вдруг из кабинета выбежал Соломон на своих собственных лапах. С лаем он бросился на хозяйку и принялся лизать ей лицо.
- Соломоша…- от радости у Нины Ивановна покатились слезы. – Вылечился, так быстро…
В дверях появился улыбающийся доктор:
- Да уж, всякое видел. Но такое… - врач протянул Нине Ивановне прозрачный пакет с потерянными часами. – Стошнило вашего пса, часы вот слопал. Оттого и плохо было.
***
После этой истории Нина Ивановна часы носит, не снимая. И сыну приятно, и Соломон в безопасности. А Людочку она все-таки отблагодарила, правда по-своему. В ближайший приезд Павла старушка познакомила его со своей медсестрой. Теперь обратно в Израиль сын уже летит не один…
Но это уже другая история.
---
Автор рассказа: Татьяна Ш.
ЛитБлог-Книготека.
ПОПАЛА В СТАТИСТИКУ АЛКАШЕЙ
У меня была знакомая, давняя соседка, молодая женщина необыкновенной красоты – стройная, волосы густые, блестящие, росли как на дрожжах, кожа идеальная. При этом она пила запоями. Когда уходила в загул, ничего не ела, только курила и спала урывками, минут по 10–15 в течение дня. Не двужильная девка, а семижильная. Махнёт водки, сигарету в зубы и снег лопатой гребёт как трактор. Потом опять выпьет, следующую сигаретку закурит – и снова за лопату. При этом выглядела дивой с обложки глянцевого журнала. Как ей это удавалось, загадка.
Я не видела её лет двадцать, потом случайно наткнулась на её страничку в интернете. Почитала, посмотрела фотки: живёт по-прежнему, курит, пьёт запоями, но в свои годы, далеко не юные, всё так же хороша. И главное, здорова как бык, ни чиха, ни кашля, ни других болячек. Уникум какой-то, а не человек.
Вы, читающие эти строки, наверное, уже поняли, что моя тема – так называемые вредные пристрастия. Остановлюсь на курении.
О давней соседке рассказала, теперь поведаю о нынешней. Этой даме хорошо за шестьдесят. Как-то раз зашёл у нас с ней разговор о куреве. Она призналась, что бросала лет пять назад и адски тяжело: вся почернела, болеть начала. Но курить бросила. «Если бы я знала, – охала, – что это так тяжело дастся и что буду сильно болеть, не стала бы бросать. Если честно, мне курить нравилось». Она и сейчас на уколах и таблетках, часто вызывает скорую. А потеряла здоровье как раз тогда, когда боролась с вредной привычкой.
Теперь о запахе изо рта у курильщиков – важный пунктик из списка вредностей и неприятностей. Но некоторые не курят и никогда не курили, и образ жизни, что называется, здоровый, а запах от них такой, что ой-ой-ой. И не только изо рта – от тела и одежды. В магазине обдаст такой каким-нибудь капустным «ароматом», потом или выхлопом изо рта – капец! Лучше уж табаком.
Достоверных исследований на тему вреда курения нет. Те, что есть, написаны явно ради коммерческих целей (например, по заказу продавцов антиникотиновых препаратов), поэтому доверия не вызывают. Если понадобится сделать курение популярным, чтобы кто-нибудь на этом заработал, столько про сигареты напишут хорошего! И вонь изо рта будут сравнивать с благоуханием фиалок.
СМИ пишут и показывают то, за что заплачено, а народ верит, пугается и сам себя кошмарит. Никакого критического мышления у масс нет. И речь не только о курении. Обратите внимание: в любом сериале или современном романе обязательно кто-нибудь из героев заболевает раком и умирает. То есть нам уже художественными средствами в подкорку вбивается: рак – это ужасное смертельное заболевание. Помню книгу Гийома Мюссо про врача и его сына, в ней отец умирает от рака лёгких из-за курения. Сюжет закручен – не оторваться. Написано так проникновенно, что страх заболеть тем же самым пронизывает всё сознание! С тех пор Мюссо не читаю.
Попалась статья из австралийских источников, в которой все «доказательства» вреда курения разбиты в пух и прах. Автор написал и про то, как формируется статистика умерших от курения. Очень аргументированно! Оказывается, если при вскрытии тела обнаруживается какое-нибудь заболевание лёгких, то умершего автоматом зачисляют в курильщики. Хотя причины могут быть разные – например, работа в шахте.
Так же и с алкоголиками. Моя тётка, никогда не злоупотреблявшая алкоголем, стремительно умерла от цирроза печени. Как потом выяснилось, ей назначили препараты, сочетание которых гарантированно даёт эту болезнь. Но тётка однозначно попала в статистику алкашей.
В общем, дурят нам головы всякими псевдоисследованиями, народ верит и пугается. А постоянный страх заболеть и умереть, по моему глубокому убеждению, гораздо быстрее разрушит здоровье, чем никотин или спиртное. Я никого не призываю предаваться этим порокам, а говорю лишь о том, что лучше слушать себя, свой организм и со скептицизмом относиться ко всему, что говорят и пишут «специалисты».
Считается, кстати, что бросить курить трудно, когда есть физическая зависимость. Но она встречается редко, по большей части это просто привычка, психологическая склонность, от которой избавиться не так тяжело. То есть большинство курильщиков вполне могут отказаться от сигарет, но просто не хотят. А сколько курящих врачей, прекрасно знающих всю подноготную никотина! И среди них немало патологоанатомов, которые видят воочию, чем мы себя губим. Однако многие из них смолят, посмеиваясь.
Я лично знаю глубоко пожилых людей, которые курят лет с четырёх, иные – по пачке в день. И в этом возрасте бодры и активны. Более того, два года назад умер сосед моих родителей, я даже не помню, сколько лет ему было, но под сто точно. Он через концлагерь прошёл, курил всю жизнь. Так за пару лет до смерти ещё сам через ворота перелезал – однажды я стала тому свидетельницей. Просто дед ключ от ворот забыл у сына взять.
А на аргумент, который чаще всего приводят люди в разговоре о таких долгожителях, – мол, то поколение было крепче, – отвечу так. Они крепки, потому что страшное кино про курение никогда не смотрели, зато знают, что «вредная привычка» помогает справиться с голодом, а значит, выжить. А раз так – какой от неё вред?
Я из тех, кого напугать сложно. Приводи с умным видом хоть миллион аргументов, чтобы убедить меня от чего-нибудь отказаться, – мне всё по барабану. И уж точно не стану смотреть всякие фильмы-агитки и верить разным страшилкам. Ах, курить вредно! Между тем в мегаполисе, особенно промышленном или угольном, где снег зимой чёрный, воздух гораздо опаснее сигаретного дыма. Однако там тоже живут люди и детей рожают. И долгожители среди них встречаются.
Напоследок напомню, что фармацевтика – один из самых прибыльных видов бизнеса. Есть кому оплатить съёмки очередной убедительной «фильмы» о вреде того же курения. Граждане его посмотрят, напугаются, купят никотиновые пластыри, таблетки, потом успокоительные препараты, а их нынче без рецепта не продают. Пойдут к доктору, к которому попасть бесплатно тоже проблема. Раньше человек деньги за пачку сигарет отдавал, а теперь – за кучу таблеток.
Мнение авторов писем не всегда совпадает с мнением редакции.
Из письма О.
Из газеты Моя семья
#моясемья
Все началось с носка
- Доктор, разрешите?
- У меня на это время назначен другой пациент, а вы не похожи на Варю Сметанину ни возрастом, ни, извините, полом, - Надя строго посмотрела на молодого человека и поправила очки.
Со зрением у нее было все в порядке, но очки без диоптрий и строгий гардероб делали ее старше, поддерживая образ опытного детского психолога. Как бы она не любила свою профессию, но мало кто согласился бы на платные консультации у двадцативосьмилетней незамужней девушки, не имеющей собственных детей.
Когда она еще только начинала и вела блог, скрываясь от обеспокоенных мамочек за монитором компьютера, все было в порядке. Но стоило назначить встречу, как первый вопрос, который задавали родители, касался ее возраста и семейного положения. Одни бестактно спрашивали напрямую, другие завуалировано намекали на недостаток опыта, и каждый раз приходилось выкручиваться, лавируя между оправданиями и ответной дерзостью.
Надя с силой сжимала кулаки, каждый раз, когда вспоминала эти высокомерные взгляды от людей, которые зачастую были старше нее. Так и хотелось напомнить им о том, что их не смущал ее возраст, когда они изучали советы в блоге, а при встрече у них вдруг возникли сомнения, но Надя держалась. Она отлично понимала, что репутацию, наработанную годами слишком легко испортить. Помимо того, что это может отразиться на ее доходах, дети, которым она так стремилась помочь, попадут в лапы ее коллег. А это такая разношерстная братия, что после их сеансов у некоторых из них человеку уже во взрослом возрасте могут потребоваться консультации психоаналитика.
И вот, спустя пару месяцев после открытия собственной практики в качестве детского психолога Надя, наконец, нашла образ, который не вызывал вопросов у родителей пациентов.
- Я знаю, - ответил мужчина, переминаясь с ноги на ногу в дверях, - я ее отец – Петр Сметанин. Понимаете, Надежда Николаевна, у нас в семье творится что-то невообразимое и Варя… Она непросто отдаляется от нас, мы ее теряем. В общем, вы наша последняя надежда, простите за тавтологию.
- Что ж, после такого заявления, мне сложно вас прогнать, - чуть смягчилась Надя, но осталась серьезной. – Проходите, садитесь, рассказывайте, что у вас произошло.
Мужчина сел на мягкий диван, сбоку от кресла детского психолога. Он никак не мог успокоиться и прийти в себя, то вертел головой, оглядывая углы комнаты, то тер руки о джинсы, то замирал глядя на Надю, но снова отводил глаза, не решаясь заговорить. Надя не торопила, она привыкла к тому, что ее маленькие пациенты подолгу молчали, иногда не произнося ни слова до конца сеанса. Доверие – первое, чем должен заручиться психолог. Мысленно попрощавшись с обедом, запланированным после этой консультации, Надя молча наблюдала за нервничающим мужчиной.
- Можно воды? - наконец, спросил он, остановив свой взгляд на кулере.
- Конечно, - кивнула Надя, сдерживая улыбку от того, что первые слова прозвучали. Вряд ли Сметанина мучила сильная жажда, просто он искал возможности раскрыться. Попросить и получить согласие – первый этап выстраивания доверительных отношений. Наблюдая за тем, как молодой человек осушил один стакан и начал наливать следующий, Надя решила ему чуть-чуть помочь: - Вы можете рассказывать с самого начала, мы никуда не торопимся.
Петр кивнул, поставил недопитый стакан и вернулся на диван. Психолог отметила про себя, что он уже вел себя гораздо спокойнее. Тяжело вздохнув, посетитель сказал:
- Все началось с носка.
- С носка? – переспросила Надя, мысленно коря себя за то, что вмешалась, да еще так сразу, на первом предложении.
Но Петю этот вопрос не сбил, он кивнул и продолжил рассказ, глядя перед собой:
- Был выходной, суббота или воскресенье – не помню. Я вернулся из зала, а жена как раз собиралась стирать. В машинку отправилась форма, а заодно и носки, которые были на мне. Я это хорошо помню, потому что она уже включила стиралку и выбирала программу, когда я подошел с носками в руках. В барабан я забросил их собственноручно. А спустя пару дней, собираясь на работу, мне не удалось найти один из этих носков. Один висел на балконе, а второго нигде не было. Это новые носки со смешным рисунком и их никак не перепутать с другими. Я обыскал всю квартиру, осмотрел пол на балконе, исследовал барабан и все резиновые прокладки вокруг. Залез даже за стиралку, хотя как он мог туда попасть – ума не приложу. И ничего! Я бы даже внимания не обратил, если бы не положил их сам в машинку, - Петя посмотрел на Надю, внимательно его слушающую и отвлекся. – Вы, наверное, думаете, что я – псих? Ну, потерялся носок – бывает, из-за чего такая паника?
- Я не склона делать какие-то выводы по трем предложениям. И не думаю, что вы пришли ко мне из-за этой потери. Продолжайте, пожалуйста.
- Спасибо, - очень искренне сказал Петя. – Вам, скорее всего, интересно, а при чем здесь моя дочь – Варя? – Надя не знала, что на это ответить и привычным жестом поправила очки. Мужчина хмыкнул и, уткнув взгляд в пол, заговорил снова: - Спустя пару дней за ужином, когда жена поинтересовалась, не нашел ли я носок, Варя сказала, что его взял Митя и просил передо мной извиниться, но его носок совсем прохудился, а мой такой красивый, цветной, и он не удержался. Прохудился, - повторил Петр со вздохом, - откуда шестилетняя девочка может знать такие слова? Может в сказке какой-то слышала или в мультфильме. Я тогда не придал ее словам значения, а только рассмеялся в ответ и сказал, что, раз такое дело, то Митя может забрать и второй. Негоже ему в разных носках скакать.
- Митя? – снова переспросила Надя, еще раз пробегая глазами анкету Варвары, которую составили при записи на первый прием, со слов ее мамы.
Семья из трех человек: папа, мама, дочь шести лет. Ни о каком Мите ни слова.
- Митя – причина, по которой я здесь, - подтвердил Петр и снова вытер вспотевшие ладони о штаны. – Помните, был мультик про домовенка, который дружил с девочкой? Там был Кузя, а у Вари – Митя. Точнее, Митрофан, но он разрешает называть себя Митей, как сказала Варя – единственная, кто его видит. Мы – взрослые, по ее словам, на это не способны. Потеряли веру в чудеса, - посетитель развел руками. – Моя жена давно подписана на ваш блог, и мы почерпнули оттуда много полезного в процессе воспитания дочери, поэтому совсем не беспокоились, когда у Вари появился воображаемый друг, ведь, судя по вашим постам, это нормально. Она с ним играла, разговаривала, смеялась о чем-то в своей комнате. Поведение Варвары не изменилось. Все вроде нормально, только часто о нем говорила, что-то рассказывала. Ну, думаю, что и с носком все понятно – его зачем-то взяла Варя и свалила на домового. А, может, действительно для него и взяла. Спрятала куда-то и забыла, как будто Митя забрал. Только вы в блоге не написали, что делать, если воображаемый друг, совсем не воображаемый. Он невидимый, неслышимый, но вполне реальный, - закончил Петр и пристально посмотрел на психолога.
- Да, действительно, в воображаемых друзьях ничего плохого нет, - дрогнувшим голосом ответила Надя, снимая очки. – Это альтерэго ребенка, на которого можно свалить какую-то проказу или найти смелость нарушить запрет. Обычно это тоже ребенок, чаще того же возраста или чуть старше, иногда младше, но домовой в моей практике впервые. Давайте расставим все точки над и: вы верите в его существование?
- До сегодняшнего утра я еще сомневался, но теперь мы с женой в этом уверены, - Петр выставил руки перед собой, - но не спешите записывать нас в шизыки, может, мне удастся и вас убедить в реальности Мити или укажете мне на логические дыры в восприятии реальности.
Мужчина замолчал и выжидающе посмотрел на психолога. Больше всего он боялся, что доктор выгонит его или нажмет какую-то тайную кнопку сигнализации, и в кабинет ворвутся здоровенные санитары со смирительной рубашкой в руках. Но Надя его удивила: надев очки, она просто сказала:
- Давайте попробуем.
Петр выдохнул и продолжил:
- Черт бы с ним с этим носком, но через некоторое время случилась такая история: я возвращался с работы и у подъезда встретился с председателем нашего ТСЖ. Боря – старый хитрый еврей – собирает со всех взносы, но тратит по своему усмотрению, а жильцов ставит перед фактом, ежегодно отчитываясь завышенными сметами. Все работы он выполняет через фирму своего друга, который тоже в соседнем подъезде живет. То есть, понимаете, какая-то работа стоит, скажем, сто тысяч, а он заключает договор на сто пятьдесят, та фирма находит самых дешевых исполнителей за семьдесят, а остаток можно поделить. Раньше с ним многие ругались, но смирились, типа он хоть что-то делает, до него председатель был – одно название. А мы не так давно сюда переехали, и я постоянно с ним ссорюсь, потому что однажды поймал его на том, что цена работ в два раза завышена. Сцепились мы и на этот раз. Слово за слово, я обозвал его вором и вообще много нехороших слов в его адрес бросил. Самое неприятное, что свидетелями этой перепалки стали мои жена и дочь, шедшие из магазина. Вечером я решил… ну, как решил, под давлением супруги, пришел к выводу, что надо поговорить с Варей, извиниться, объяснить, что был не прав. Так и сделал, но как-то увлекся, перешел к вопросу о том, что воровать нехорошо, как смог объяснил ребенку схему вывода Борисом денег и забыл об этом случае. А через месяц где-то, вижу в подъезде объявление об общем собрании собственников для выбора председателя. Сначала не придал значения. Борис опять бабкам на мозги накапает, они все разом за него проголосуют – даже смысла идти нет. Потом возвращаюсь с работы и вижу, как ближайший друг Бориса гоняет грузчиков у подъезда. Подхожу, спрашиваю, что обстановку задумал поменять, с намеком на то, что денег наворовали столько, что решил всю мебель обновить. А он в ответ сказал, что переезжает, что нечистая сила в доме завелась. Я только рассмеялся, но он продолжил, говорит, Бориса в дурку забрали. Он сначала жаловался, что кто-то ходит по квартире ночами, потом кран постоянно сам открывается, а как-то проснулся, и все вещи, что в шкафах и комодах были, по квартире разбросаны. Ничего не разбито, все цело, но на полу. Даже в той комнате, где сам Борис спал, а он несколько раз за ночь вставал кран проверить, и все было в порядке. Убрался, а на следующую ночь то же самое. Он, по словам друга, вообще спать перестал, нервный был и в какой-то момент кукушкой поехал. Я уточнил у соседа, почему он-то съезжает, а он ответил, что уже несколько дней слышит, как по квартире ночью кто-то ходит, а сегодня проснулся, а кран на кухне открыт. Он намек понял, не хочет по пути Бориса пойти. Пока на даче поживет, подождет, пока квартира продастся, а потом другое жилье себе подберет подальше отсюда.
Петр замолчал и посмотрел на психолога. Надя сидела, поджав губы, и молча ожидала продолжения истории. Истолковав ее напряженное выражение лица, как знак недоверия, мужчина продолжил:
- Вы не подумайте, что я принял слова соседа близко к сердцу, - он натянуто улыбнулся, - Боря – мужик пожилой, мало ли что у него там, в мозгах замкнуло. Какая в двадцать первом веке нечистая сила? Я как-то читал историю: у мужика в квартире из розеток кровь начала течь, даже МЧС приезжало. Оказалось: теплые полы наверху дали течь, а наполнены они красной жидкостью, вот вода дырочку и нашла. Выглядит жутко, но все можно объяснить. А когда я жене про председателя с товарищем рассказал, ко мне подошла Варя и похвалилась, что это она Мите нажаловалась, а воровать нехорошо, вот он их и проучил, - Петя тяжело вздохнул. - Внушил на свою голову. Даже тогда у меня ничего не екнуло, но мы с супругой решили, что пора с этими фантазиями заканчивать. Она связалась с вами и назначила встречу, а вчера Варвара закатила нам скандал, что не хочет идти. – Посетитель замолчал, очередной раз протер руки о штаны, посмотрел на недопитый стакан с водой, как будто решая, допить или нет, и закончил: - А сегодня мы проснулись, и оказалось, что все вещи, убранные в шкафы, разбросаны по квартире, - он пристально посмотрел в глаза Наде и повторил, - все! В коридоре, на кухне, и, самое страшное, в комнате, где мы спали. То есть кто-то разгрузил огромный шкаф-купе, выбросил все из тумбочек, разворошил комод, а мы даже не проснулись. Только в комнате Вари все осталось на своих местах. Я знаю, о чем вы думаете, но она не могла этого сделать, до верхних полок она бы не дотянулась даже со стула, который мы непременно услышали бы. А кое-что она бы просто не смогла поднять, но выброшено оказалось абсолютно все. Естественно, я не решился силой привезти дочь сюда, приехал сам, а жена осталась наводить порядок, но я не знаю, как пройдет следующая ночь. У нас ипотека и нет возможности съехать, Надежда Николаевна, посоветуйте, что нам делать?
- Массовый психоз, помешательство, - сказала Надя, снимая очки и откладывая в сторону, - вот, что сказали бы мои коллеги. Я же предлагаю вам посмотреть на ситуацию под другим углом: у вас есть свой личный домовой, девочке удалось с ним подружиться, взрослым нужно последовать ее примеру. Что собственно страшного произошло? Председатель ТСЖ оказался не чист на руку и был наказан. Его подельник предпочел изгнание сумасшествию. Вы пытались заставить ребенка делать то, что она не хотела. Не объяснили, не проговорили, а попытались надавить, естественно включилась защитная реакция. Неважно существует Митя или нет, главное, чтобы в вашем доме был покой и взаимопонимание. Вернитесь домой, пообщайтесь с Варей, объясните, что были неправы, а на ночь оставьте на кухне конфету или какое-нибудь другое лакомство, озвучив, что это для Митрофана, и все у вас наладится. Более того, мой вам совет: купите телефон с автоответчиком. Если вы уедете в гости и не сможете вспомнить выключили ли утюг, то всегда сможете позвонить и попросить сделать это Митю, - улыбнулась Надя.
- Вы издеваетесь? - нахмурился Петя. – Я надеялся…
- На рациональный ответ, - закончила за него Надя. – На объяснение, на диагноз в худшем случае. Но я не специалист по нечистой силе, так же, как не специалист по теплым полам. Вопрос ведь не в том, могут розетки оказаться стигматами или нет, главное, верите вы в саму возможность такого явления. Если удастся наладить контакт с Митей, то вам не страшны ни пожары, ни потопы, ни поражение электрическим током. Домовой не может контролировать все в большом многоквартирном доме, но за вами он присмотрит.
- Но мы же окажемся у него в заложниках. У него и у Вари. На долгие годы. Во всяком случае, пока не расквитаемся с ипотекой. Вы же сами писали о том, что нельзя занимать позицию ведомого по отношению к ребенку.
- У Варвары вряд ли. На следующий год она пойдет в школу. Это новые друзья, новые интересы. Через год-два она изменится, повзрослеет, а взрослые не видят домовых. Как вы сказали? Теряют веру в чудеса. Даже уверенная в его существовании, она не сможет его увидеть, не сможет поговорить, точнее, поговорить сможет, но ответа не получит. Что же касается Мити… Любые здоровые отношения можно сравнить со сдачей в заложники. Постройте дружбу и, даже если его не существует, вы ничего не теряете. Больше мне вам посоветовать нечего. А сейчас простите, вышло не только время нашего сеанса, но и обеда. У меня следующий посетитель, - Надя демонстративно посмотрела на часы и надела очки.
Петр встал и собрался уходить, но обернулся и сказал:
- Я вас ни хрена не понял.
- Тогда переезжайте, - хмыкнула Надя, - так понятнее?
- Вот уж дудки, - пробурчал он и, выходя, добавил – попробую подружиться.
Надя дождалась, пока дверь за Петей закроется, достала мобильник и позвонила домой. Подождав пять гудков, она услышала знакомый сигнал и проговорила:
- Афоня, привет! Представляешь, сегодня у меня был отец девочки, которая тоже видит домовых… Не знаю, общаетесь ли вы между собой, но, думаю тебе будет приятно знать, что ты не одинок. Надеюсь, ты меня слышишь… Прошло столько лет… я очень скучаю.
©️ OnesUponATime
#АвторскиеИстории
Материнский подвиг. Рассказ-быль
Ольга Бугримова
Тревожное ржание заполнило округу. Скорее, это было не ржание, а в переводе на человеческий язык, раздирающий душу, крик о помощи.
В огромном котловане, метров пятнадцати в диаметре и глубиной не менее трёх-четырёх, в холодной мартовской воде тонул жеребёнок. По краю котлована метались откормленный жеребец и плотная низкорослая лошадка, видимо, первородок, каурой масти с красивой гривой и «белыми носочками» на ногах.
Это была лошадиная семья одного из зажиточных казахов, который проживал в частном доме неподалёку от многоэтажек. Кони свободно расхаживали по территории посёлка и были любимцами, как взрослых, так и детей.Они были настолько доверчивы, что даже брали из рук незнакомых людей сахар и хлеб.Особой любовью пользовался подросток – жеребёнок, который сейчас находился в беде.
Котлован, вырытый экскаватором на месте порыва водопровода года три назад, располагался между домов густонаселённого района и давно превратился в неогороженное озеро, заполненное постоянно текущей туда водопроводной водой, в паводок талой, а осенью дождевой.
Глинистая почва не позволяла воде высыхать.
Летом вода наполовину испарялась, а в предзимье рукотворное озеро, дополненное дождями, замерзало на радость детворе. Ребятишки катались на санках и коньках, вопреки запретам родителей, опасающихся за их жизни. Но, как говорят, Бог от большой беды людей миловал, но вот жеребенка не уберёг...
Ступив на затянутую тонким весенним ледком поверхность, жеребёнок тут же провалился и теперь пытался выбраться из ямы.
Тонким подростковым фальцетом он пытался призвать на помощь мечущихся здесь же родителей.Они в беспокойстве то подбегали к краю, то с тревогой поглядывали на собирающихся к месту происшествия любопытствующих людей. К слову сказать, их набиралось всё больше; многие спешили на работу, в школы, вели детей в детские сады…
Лошадка опустила передние ноги и голову на край ямы и старалась успокоить тонущего сына. Но, видя, что ситуация опасна, прыгнула в холодную серую жижу. За ней с громким ржанием последовал и жеребец.
Люди, стоящие неподалёку, оказались окутаны огромными кляксами грязных брызг и отпрянули от края.
Теперь уже вся семья барахталась в тине, разрывая воздух тревожными криками. Водой назвать месиво грязи, прошлогодней травы и осенних опавших листьев, перемешанных в одну массу, назвать было трудно.
И жеребец-отец, и лошадка пытались помочь, подталкивая мордами, но высокий берег никак не поддавался слабеющему с каждой минутой, жеребёнку. Борьба длилась довольно долго.
Бедный жеребчик, поддерживаемый с обеих сторон родителями, в изнеможении падал и падал вниз, окунаясь с головой в жижу. Осклизлые края ямы не давали ему возможности зацепиться за что-либо. Из-под сорванных копыт текла кровь.
Стоящие люди со страхом и болью смотрели на трагедию, разыгрывавшуюся на их глазах, но помочь ничем не могли…
Жеребёнок совсем ослабел. У его родителей силы тоже были на исходе. Видимо, понимая, что борьба за жизнь сына бесполезна, жеребец с усилием выбрался из ямы и молча стал наблюдать за бултыхающейся лошадкой и сыном, понурив голову. Глаза его тоскливо покрывались поволокой. С туловища стекала грязно-серая жижа, которая на пронизывающем ветру, прозванным казахами, «бишкунаком», коркой застывала на нём. По корпусу жеребца время от времени пробегала дрожь. Иногда он призывно ржал, видимо для того, чтобы поддержать и успокоить тонущую семью.
А смертельная схватка продолжалась…
Жеребёнок поднимал голову, которая сразу же сникала, как подкошенная, хриплый стон вырывался из его груди. Сам он каким-то чудом ещё оставался на поверхности. Вылезшие от страха и ужаса происходящего из орбит глаза смотрели на людей умоляюще. Он старался открытым ртом хлебнуть как можно больше воздуха, но горло его уже было наполовину заполнено грязью, и жеребчик, задыхаясь, снова уходил в глубину.
Мать, почти потерявшая силы, плавала возле него, стараясь крупом подтолкнуть сына к берегу. Но она всё чаще давала передышку себе.
Время от времени они вместе уходили в хлябь. Из уст лошади раздавалось уже не ржание, а такой же, как у жеребёнка, хрип. Пена клубками растекалась по поверхности, оттеняя взбаламученное озеро.
Родители, ведущие детей в детский сад, старались не задерживаться и, торопливо взглянув на трагедию, быстро удалялись. Остальные, устав наблюдать, молча расходились по своим делам, виновато опустив головы от бессилия...
Прижав сына к скользкому краю, перебирая ногами, лошадка и жеребёнок затихли. Налитые кровью от натуги глаза матери смотрели на утреннее солнце, на кроны нераспустившихся деревьев, на таявшую толпу людей и понурого жеребца.
- Давай, давай, выбирайся, - молил жеребёнка мальчик лет десяти. Он уже опоздал в школу. Расстегнув портфель и вытащив припасённый матерью бутерброд с сыром, подросток протянул его жеребёнку. И тут же чуть не угодил в яму, но был схвачен за капюшон мужчиной…
Ни мать, ни сын ни на что не реагировали. Голова жеребёнка от бессилия не держалась. Казалось, он был в глубоком обмороке.
Оба вновь оказались под грязной жижей.
Внезапно лошадка скрылась с головой и, поднырнула под неподвижное тело сына. Издав почти предсмертный хрип и подняв вулкан грязно-серой массы, спиной вытолкнула жеребёнка из котлована...
Он лежал на голой земле, не реагируя ни на что.
Толпа ахнула и отодвинулась. Лошадь делала попытки выбраться ещё минут десять и, наконец, выкарабкалась из ямы. Трепеща всем телом, тут же начала слизывать с жеребчика грязь, толкая его носом в бок и помогая встать.
К ним подошёл жеребец и начал зубами легонько покусывать сына за холку. Наконец, детёныш поднялся и на трясущихся ногах медленно пошёл, опираясь на бок матери.
С другой стороны, чуть в сторонке от них, шёл отец, готовый в любой момент поддержать их...
Они неспешно шли по дороге, тесно прижавшись, и поддерживая друг друга. Люди со слезами на глазах провожали лошадиную семейку, преподавшую всем урок безграничной любви к ребёнку и восхищаясь подвигом Матери… Воистину, велика любовь, даже лошадиная!..
©️ Copyright: Ольга Бугримова, 2009
Свидетельство о публикации №209033000237
#АвторскиеРассказы
КОНТРАБАНДИСТ
При советской власти в Одессе жил один потомственный ювелир — Хаим Осипович Ермолицкий. Когда он решил эмигрировать, КГБ установило за ним круглосуточную слежку. Комитетчики не сомневались, что он попытается вывезти свои бриллианты. Увидев, что он купил на толкучке две пары обуви на толстой подошве, они поняли, что он хочет спрятать драгоценности в них.
И они оказались правы. Дома Хаим задернул занавески на окнах, взял дрель, просверлил в подошвах отверстия и всыпал в них камни. А дырки аккуратно заклеил. Потом надел туфли и походил по комнате. Бриллианты издавали такой страшный скрип, что от ужаса старик вспотел.
Но поскольку никаких других планов их вывоза у него не было, он махнул рукой и сказал: «Будь что будет!» Бриллиантов у него, в принципе, было не очень много, поэтому хватило одной пары обуви. А вторую он подарил своему племяннику Мише.
В назначенный день Хаим отправился на морской вокзал. Пароход на Хайфу отходил оттуда. Миша поехал провожать его. В машине Хаим страшно разнервничался.
— Миша, знаешь что? — сказал он племяннику. — Мне — 80 лет. Зачем мне эти сокровища? Я хочу поцеловать Святую землю и спокойно умереть. А тебе они еще пригодятся.
После этого он поменялся с Мишей обувью. На вокзале Хаима сразу же направили к таможенникам, которые уже были предупреждены. Они вежливо попросили его разуться и разобрали его новые туфли на составные части. Они были так уверены, что отправят этого афериста не в Израиль, а в полностью противоположную сторону, что даже расстроились.
Тогда они позвонили куда надо и говорят: "В туфлях ничего нет, что делать?"
Им отвечают: "Потрошите чемодан, пиджак, штаны, если есть кепка, потрошите кепку".
Они так и сделали — ничего! Снова звонят куда надо, те: "Выворачивайте его наизнанку, невозможно, чтобы не было!"
Таможенники, недолго думая, отвезли несчастного в больницу, где ему промыли желудок, заставили выпить литр контрастной жидкости, сделали рентген и снова ничего не нашли.
На этот раз уже те говорят: "Трудно поверить, но, видимо, мы таки ошиблись, извините за беспокойство".
Тогда эти таможенники умыли руки с мылом и разошлись по домам. А на следующую смену заступила новая группа таможенников, в которую входила младший лейтенант Татьяна Николаевна Луговская.
Это была простая советская женщина 55 лет, которая в силу обстоятельств личной и трудовой жизни находилась в довольно-таки депрессивном состоянии духа. Причин для этого было — хоть отбавляй. Как раз в тот день ее кошка родила шестерых котят, и раздать их не удалось. Ни одного. Раньше брали, а сейчас говорят самим жрать нечего.
Тогда она с тяжелым сердцем налила полведра воды и утопила их. А кошка все норовила заглянуть в ведро, чтобы выяснить, что хозяйка делает с ее детенышами. При этом мяукала таким диким голосом, что это мяуканье стояло в ушах у Татьяны Николаевны все время, пока она ехала на службу.
За своим обычным делом Татьяна Николаевна надеялась отвлечься от пережитого, но не тут-то было. В кабинете ее ждал Ермолицкий. На старике, как говорится, не было лица. А если точнее, то на нем вообще ничего не было, кроме синих ситцевых трусов и частично белой майки.
— Это кто? — спросила она.
— Та застрял тут один, — объяснили ей небрежно.
Татьяна Николаевна подошла к старику, посмотрела его документы и спросила:
— Хаим Осипович, у вас есть, что надеть на себя?
— У меня есть желание умереть и не видеть этого кошмара, — ответил Хаим Осипович.
— Вас кто-то провожает? — спросила таможенница.
— Племянник, — сказал старик и слабо махнул в направлении двери, через которую он вошел в это чистилище.
Тогда Татьяна Николаевна вышла в зал, где толпились провожающие, и спросила — есть ли среди них племянник Хаима Осиповича Ермолицкого.
— Есть! — тут же нашелся тот.
— Молодой человек, — сказала Татьяна Николаевна. — По независящим от меня причинам костюм и обувь, в которых Хаим Осипович собирался ехать на свою историческую родину, пришли в негодность. Но вы не волнуйтесь, сам Хаим Осипович почти в полном порядке. Ему просто надо переодеться перед отъездом.
— Я могу только снять с себя, — предложил племянник.
— А сами пойдете домой в трусах и майке?
— Послушайте, в Одессе пешеход в трусах и майке — нормальное явление, — нашелся племянник. — Может, он с пляжа возвращается, а может, вышел мусор выбросить. Но появиться в таком виде за границей таки неловко. Зарубежная пресса может это неправильно истолковать. Вы меня понимаете?
— Ну, давайте, что там на вас есть, — вздохнула Татьяна Николаевна, и через пять минут Хаим Осипович надел на себя джинсы своего племянника, его футболку «Адидас» с тремя красными полосками на плечах и совершенно новые туфли, где лежали все сбережения его жизни.
— Как вы себя чувствуете? — спросила младший лейтенант Луговская.
— Лучше, — лаконично ответил Хаим Осипович и пошел к трапу…
#рассказы