Рожавшие женщины об этом процессе мне не рассказывали.
Загадочно улыбались и говорили, что, мол, сама узнаешь. И я обратилась к источнику знаний. В книжке "Мать и дитя" было написано: "Роды... протекают практически безболезненно или с небольшой болезненностью, которую женщина легко переносит". "Схватки обычно переносятся легко". И все в таком роде. Авторами значились некие Архангельский и Сперанский - оба, заметьте, мужики. В роддом я шла, как на праздник, гордо выпятив дирижабль своего пуза и пританцовывая от нетерпения. Лежа в родильном блоке я очень жалела, что рядом со мной нет Сперанского, равно как и Архангельского. Они немало огребли бы от меня тяжеленным судном и стойкой от капельницы. Это хоть как-то компенсировало мне моральный ущерб и обогатило бы их знания о родах. В перерывах между схватками я ненавидела Сперанского, Архангельского и весь род мужской заодно и думала, что больше ни за что!!! Никогда!!! Одного ребенка с меня вполне хватит, а если муж захочет второго, то пусть сам и рожает. ДААА!!! Акушер-гинеколог был молодым и приятным мужчиной. Время от времени он приходил на меня посмотреть и говорил ласковым голосом: "Ну... разве это схватки? Нет, это еще не схватки!" Однако держался от меня на безопасном расстоянии. Очевидно, глаза у меня были недобрые. В родильном зале кто-то очень громко кричал нецензурными словами. Было страшно. Наконец мои схватки показались доктору подходящими, две акушерки взяли меня под белы руки и повлекли навстречу новой жизни. На родильный стол. Знакомство. «Какой красивый мальчик!» - закричали акушерки. Издевались, наверное. Его быстренько обтёрхали и положили мне на живот. После десятичасовых схваток ничего хорошего от жизни я уже не ждала. Так и вышло. То, что из меня извлекли, не могло быть человеческим детенышем. При надлежащем уходе и воспитании из него бы получился мастер Йода или, скажем, средних размеров гремлин. Оно было синее, сморщенное, волосатое и опухшее. С тонюсенькими ручками и ножками. С заплывшими глазками. На длинной пуповине болтался акушерский зажим. А мальчик оно или девочка я не разглядела. Пришлось поверить на слово. «Ну, по крайней мере, оно уже не у меня внутри», - обреченно подумала я. «Ну как?!!», - вопрошали Доктора. Очевидно, надо было восхищаться. «Копия папа!!!», - мстительно заявила я. Пока мой новообретенный сын лежал под лампой и как маленькая рыбка разевал ротик, пытаясь научиться дышать, я смотрела на него и испытывала целый спектр чувств, среди которых были волнение, ожидания, опасения, радость, удивление и, конечно же, огромное облегчение. Потом, конечно, выяснилось, что Доктора обладают чистым видением. Гораздо более чистым, чем я. И он действительно мальчик и очень милый. (Это стало заметно, когда он стал нормального человеческого цвета и отеки спали). Но насчет похожести на папу я угадала. В родильном блоке, куда меня отвезли отдышаться, было две кровати. Соседнюю занимала веселая баба по имени Светка. У Светки уже было две дочки - десяти и четырнадцати лет и в роддом она пришла за сыном. Все УЗИ показывали мальчика. Счастливый будущий отец заранее приготовился к рождению наследника - купил ящик коньяка и придумал гордое имя Александр. И то и другое ему очень пригодилось. -Это ты так страшно кричала? - спросила я Светку. -Ага,-радостно отозвалась она. -Что, так больно было рожать? - посочувствовала я. -Да нет, третий раз уже не страшно. -А чего ж ты так орала?!! -Да вот, представила, что скажет муж, когда узнает, что я ему третью девку родила. Муж не замедлил явиться. Он был изрядно наконьячен и нетвердо стоял на ногах. -Светка!!! - кричал обманутый в своих ожиданиях Cветкин муж - Я тебя за кем посылал? А ты кого родила?!! Четвертый раз сюда пойдешь!!! -Дудки! - отвечала ему жена, - сам себе пацанов рожай! Мне уже хватит! И захлопнула окно. Потом нас со Светкой перевели в общую палату, где кроме нас отдыхало еще семь счастливых мамаш. Первое Кормление было пафосным и торжественным, как парад . Сначала нужно было выполнить ритуал омовения, затем повязать косынку, разложить в определенной последовательности пеленки на плечах, потом поставить ногу на скамеечку и благоговейно ждать Дитя. И вот так мы все вдевятером сидели и ждали, как вдруг где-то в конце коридора послышался шум. "Это наши лягушонки в коробчонке едут" - пошутил кто-то. Лягушонки были уложены на каталке как бревнышки в поленнице. Восемь из них оглушительно пищали. Один молчал. Это был мой сын. Я впервые взяла его на руки, посмотрела на него... и поняла, что мучений своих я не помню. И они - ничто по сравнению с этим маленьким человечком. (Хотя Сперанский с Архангельским все равно мерзавцы). Вид у него был суровый и неприступный. Огромные глазащи смотрели строго, он словно прикидывал, заслужила ли я такое сокровище и стоит ли иметь со мной дело в дальнейшем. Меня переполняли чувства. -Так вот ты какой, Добрый Жук! - неожиданно сказала я. Так мой ребенок получил свое домашнее имя. Он вздохнул, принял решение о том, что я его достойна и наконец-то приложился к груди. Так началась наша дружба. Из пребывания в роддоме я вынесла два вывода: Роды - это кошмар. Обязательно рожу еще как минимум одного ребенка. Домой. При выходе из роддома я получила огромный букет роз, а мой муж - сына. Он принял его на руки как величайшее сокровище и нес его бережно и торжественно. Когда мы привезли нашего Жука домой, положили на кровать и развернули, началось страшное. Нет, теоретически мы знали о детях очень много, но взять ребенка на руки мы боялись. И понятия не имели как его надо пеленать. Никого из взрослых дома не было. Нам пришлось позвонить тетушке, чтобы она приехала и научила нас, неразумных, как надо делать. Стоит ли говорить о том, что через три дня я так освоилась, что меня вполне можно было пристраивать работать пеленальным аппаратом. Но первый день был тяжелым. Спас меня мой любимый муж. "Иди отдохни". - сказал он мне и занялся ребенком. Вообще про мужа надо отдельно. Мой муж отец-герой по определению. Он из тех папаш, которые, узнав, что у них будет сын, бегут в магазин удочки покупать, а то скоро с сыном на рыбалку, а еще и лыжи не надуты. "Он ангел! Он просто ангел!" - говорил муж и бодро шел отстирывать ангельские какашки с ангельских пеленок. Он купал, гулял, укачивал, переодевал, пел песенки собственного сочинения и без конца восхищался своим наследником. И ведь было чем! За неполных три недели жизни вне мамы Добрый Жук вполне освоился, отрастил себе щеки до плеч и пришел к некоторым выводам об окружающем мире. Спать в детской кроватке западло. Лучше всего спать на папином пузе (мягко и волосато) или у мамы под боком (тепло и сытно), но на крайний случай сойдет диван, корзина от коляски или журнальный столик. Лишь бы не кроватка!!! Титька - от Бога, соска - от лукавого. Чтобы прибежал папа, достаточно всхлипнуть. Чтобы мать-ехидна услышала и пришла, нужна туманная сирена. Бабушка хочет тепловой смерти Вселенной и с этой целью вяжет шерстяные носочки. Ванна с мелиссой расслабляет... Очень расслабляет... зато чистую пеленку сэкономили! Какой смысл в прогулке, если коляску не трясет? Нет предела совершенству, и 24 пеленки испачканные за полчаса - это еще не предел! Если болит живот, пусть это прочувствуют ВСЕ! Тогда полегчает. В общем-то наш сын был спокойным ребенком. Весь первый месяц он ел. Через две недели после родов я связала Жуку шапку на вырост. На вырост. Когда моему ребенку исполнился месяц, я с превеликим трудом запихнула в эту шапку Щеки и три Подбородка и отправилась в детскую поликлинику на осмотр. Весы показали 4900. «То-то у меня ручки отрываются!» - подумала я. Тетя-доктор произвела сложные математические вычисления и пришла к выводу, что за первый месяц жизни Жук прибавил в весе 1650 грамм. «Это в три раза больше нормы! Такое в моей практике впервые! – потрясалась Тетя-доктор, - Это вы его только грудью кормите?!!» «Да.» - скромно сказала я. А про себя подумала: «Еще бы! Столько жрать!» Тетя-Доктор взирала на меня со священным трепетом. «Теперь нам надо поменьше есть?» - с надеждой поинтересовалась я. «Ни в коем случае! Ребеночек на грудном вскармливании, он сам знает, что ему нужно!» Ребеночек беспорядочно махал конечностями и радостно таращился на дореволюционную погремушку. Он знал, что ему нужно. Перейти на двадцатиразовое кормление. А еще лучше на круглосуточное. Только то, что я похудела за месяц на четыре килограмма, как-то примиряло меня с беспросветной процедурой доения. А еще мне пришлось вязать ему новую шапку. Эпилог. Первый месяц материнства развенчал многие мифы, в которых я была уверена. Я вообще-то знала, что ребенок занимает очень много времени. Но как-то не думала, что он занимает все время. Так, что даже почистить зубы и сходить в туалет становится проблемой. Это якорь, который, впрочем, со временем становится легче. Но первые месяцы беспросветны. О бессоннице я раньше не знала ничего. Студенческий недосып перед сессией - это приятная мелочь. Пару первых месяцев ты для ребенка не мать, а набор обслуживающих факторов. Стройной феей из роддома не выйдешь. Любовь приходит постепенно. Чем больше я с ним знакомлюсь, тем больше я его люблю. До ребенка я была свободна как ветер, могла поехать куда угодно и делать все, что мне вздумается. Ну ее, эту свободу. Ни за что не согласилась бы повернуть время назад. Теперь у меня есть гораздо больше. У меня есть целый маленький мир. И он мне дорог... Татьяна Папулова Забыли. Рассказ. Никто не приехал на день рождения. Анна целый день стояла у плиты, готовила любимые блюда детей и внуков, даже в районный поселок съездила, чтобы купить заморский авокадо и вонючие чёрные листы, из которых Анна накрутила рулеты с рисом и рыбой. Внуки называли это роллами и очень любили. Исполнялось ей шестьдесят, юбилей, все должны были приехать. Правда, за этот год все переругались, но Анна за месяц всех детей обзвонила, и все обещали быть. Дочери все обижались, что Анна сыну больше помогает. Так ведь он младший самый, только на ноги встал, и дети у него маленькие совсем, Симочка семи лет и Петенька шести. А у дочерей уже большие дети, что их баловать, работать пусть идут. Анна сама всю жизнь работала и детей приучала. Но дочки у нее были непутёвые: одна в сорок лет из школы уволилась и певицей решила стать, вторая третий раз замуж недавно вышла за какого-то старика, молодого, что ли, не могла найти, вон, все звезды за молодых выходят. Обсудить детей было не с кем. Были у Анны подруги детства: круглолицая Татьяна, низкорослая Нина, в пару ей высоченная Алевтина и старшая Варюша, божий одуванчик. Но с подругами она уже десять лет как не общалась. Все это вышло из-за мужа. Тот решил бизнесом заняться, уговорил Анну подбить подруг, чтобы они вложили свои деньги в его прибыльное дело. Он хорошо расписал, как скоро все обогатятся благодаря ему, и Анна ему поверила. И подруг убедила. Муж ее собрал деньги и уехал. Совсем уехал. Оказывается, нашел себе молодую жену. Бизнес его прогорел, объявил себя банкротом. И подруги Анны все деньги потеряли. Может, они бы не поругались, пожалели бы ее, все же муж ее на старости лет бросил, но подруги прознали, что ей-то муж деньги вернул. И обиделись. Дескать, она должна была на всех деньги поделить. Да и Анна сама хороша: обиделась, наговорила им гадостей: что Таня рассаду по ночам ворует, поэтому у нее все и растёт лучше всех, что Алевтина, как была старой девой, так ею и осталась, что Нина кукушка, ребёнка матери, как отдала после развода, так тот без матери и вырос. А Варвара с мужем Татьяны спала, подруга называется! Уезжать из деревни Анна не хотела, всю жизнь здесь провела, какие теперь переезды. Дети иногда звали к себе, но Анна понимала, что зовут для того, чтобы с внуками сидела. Внуков она любила, но не настолько, чтобы по второму разу все это проходить. Вечерело. Двоюродная сестра из Владивостока прислала электронную открытку. Надо же, и та помнит, хоть давно уже немного не в себе. А дети забыли. В холодильник впихнуть все это было невозможно. Анна повздыхала, покрутилась на кухне, ушла в комнату плакать. Обидно ей было, столько труда, и хоть свиньям выбрасывай. Правда, свиней она уже давно не держала, только кур. Молоко покупала у единственной соседки, которая не держала на нее зла, потому что приехала уже после того, как история с деньгами произошла. Здоровье у Анны было уже не то, что и говорить! А дети мало того, что не приехали, так даже не потрудились позвонить. Внезапный стук в окно лёгкой птичкой разбудил в Анне надежду. Дети, дети приехали! Она наспех вытерла слёзы, поправила растрепанные волосы, побежала открывать. На пороге стояли подруги. Те, с кем она уже десять лет даже не здоровалась. Круглолицая Таня, вечная отличница, у которой цветы колосились круглый год на всем участке; Нина, которая с годами все больше уменьшалась в росте и была похожа на мелкую болонку со своими выбеленными пушистыми волосами; Алевтина, высокая и сухая, как палка, брови сведены в прямую линию; и Варюша, божий одуванчик, самая старшая из всех и уже подслеповатая. В руках Тани розовел букет пионов, Нина двумя руками с трудом удерживала пузатую бутылку, у Алевтины огромная картина с черной пантерой, Варюша надкусывает конфету из шикарного набора из шести вкусов. -С днем рождения! - хором прокричали они. Анна посмотрела на часы. Стрелки как раз подкатили к полуночи. Поздновато пришли поздравлять, хотелось сказать ей. Но слова застряли у Анны в горле вместе со слезами, которые она только-только остановила. -Что застыла как статуя? - рявкнула Алевтина. - У меня рука сейчас отнимется эту картину держать. Пустишь или как? Первой не выдержала Нина - бросилась Анне на шею и зарыдала. Тут и остальные подружки присоединились, получилась куча мала, так что чуть пузырь не разбили. Покатились всей гурьбой на кухню, принялись наготовленные яства пробовать. Сначала немного неловко было, все же, десять лет не разговаривали, но после пары рюмок эти десять лет растворились без остатка, и все разом заговорили, засмеялись, принялись молодость вспоминать. -Звони Петьке-баянисту! - решила посреди ночи Таня. -Так он спит, - засомневалась Нина. -Уж я его разбужу! - захихикала Алевтина совсем девичьим, звонким смехом. К утру в доме было уже не протолкнуться: рулет с рыбой давно съели, от торта Варюша ничего не оставила, сильно уж она сладкое любила. Опусы и рассказы Даже огурцы из подпола пришлось доставать! Анна сияла: давно у нее такого веселого дня рождения не было! Из-за баяна мотора машин не услышали, только когда дверь хлопнула, Анна поняла, что кто-то еще пришел. Уже даже встречать не пошла: такая гурьба, одним больше, одним меньше. Но тут уловила знакомый сыновий бас. -Мама, это что за балаган? Анна аж подпрыгнула на месте! Глянь, и правда, дети приехали. Вспомнили, все-таки... Анна состроила обиженное лицо, вышла. Дочки сразу облепили ее с двух сторон, внуки испуганно жались к двери. -С днем рождения, мамочка! -Поздновато поздравляете, - продолжала обижаться она. - Я вас вчера ждала. Столько всего наготовила, но уже все съели. -В смысле - вчера? -Вы забыли, какого у матери день рождения? -Так пятого же! Сегодня, разве нет? -Сегодня уже шестое, - парировала Анна. -Ты чего, бабушка, - вмешался младший внук Петя, - сегодня пятое. Вот, смотри! Он достал из кармана телефон, но без очков Анна ничего не могла на нем рассмотреть. -Я тебе открытку нарисовал, - добавил Петя и достал из пакета сложенный пополам листок. -Так, - командным голосом рявкнула Алевтина. - Все на выход! К Петровне дети приехали, потом догуляем. А ты витамины, что ли, попей, - обратилась она к Анне. - Сегодня пятое, совсем память у тебя отшибло. Уже потом, когда гости ушли, а дочери, переглядываясь, бросились мыть посуду и собирать в мешки пустые бутылки, сев вместе с сыном, Анна додумалась, что по ошибке два листа календаря за раз оторвала. Стыдно стало, сил нет! Сын смеялся, внуки тоже хохотали, дочери закатывали глаза. Угощать их было нечем, от этого Анне еще обиднее было, ведь столько всего наготовила, а соседи все подъели! -Мам, мы сейчас сами все приготовим, - сказал сын. - Сиди, справимся без тебя. Все же, хороших детей она воспитала, решила Анна. А витамины она попьет... Марина Сафонова. Детдомовский. Громщик Казалось бы, что детдомовские горой друг за друга, но не всегда. Одноклассники постоянно воруют друг у друга, стучат, дерутся. Не мудрено, что я тоже был таким же. Причём предпочёл именно красть. Имея худощавое телосложение и цепкие длинные руки, мне многое удавалось легко. Летом, будучи ещё в пятом классе, впервые покинул территорию интерната. Меня за территорию вытащил новенький из нашего класса, Колюня, он же меня познакомил со своими домашнёрскими друзьями. Тогда же познакомился с Валентином. Валёк был тем ещё типом, но мне казался нереально крутым человеком. Он курил, пил, ругался матом, делал, что хотел. Он же и подбил меня залезть в квартиру, когда узнал, что нас наказывают едой, осставляя то без завтрака, то без ужина: - Короче, если ты хочешь жрать, то нужны деньги! Работы тебе не найти, инкубаторским её не дают. Потому брать самим надо. При моём телосложении лазить в форточку было проще некуда. Нас называли "громщиками" - теми ребятами, что "работают" в условиях, опасных для здоровья и жизни. То есть ходили по дому в тот момент, пока там находились хозяева. Я хорошо запомнил свой последний, четырнадцатый скачок. Я наловчился к тому моменту пользоваться набором отмычек. Ночью, часа в два, когда я открыл замок, резко включился свет и сильная рука схватила меня за шиворот. Ребята слиняли сразу. Когда я проморгался, высокий, седой мужчина с обрезанными ушами тащил меня в комнату. Перегнул меня через колено и банально всыпал по заднице армейским ремнём. Я орал и вырывался, но дед отвесил ударов сорок, потом поднял меня, указал на ванную: - Вымой сопли с морды и иди на кухню! Я вымыл морду, тихо подошёл ко входной двери, но она была заперта. Я вышел на кухню, где Дед выставил на стол сковородку с жареной картошкой, большой стакан молока и пару кусков хлеба. Он кивнул на место напротив него: - Ешь! Пока я ел, он смотрел на меня, потом неожиданно заговорил: - Ты ведь инкубаторский, вона как ты сковородку обхватил. Я тоже детдомовский и так же как и ты начал воровать. Меня поймали, когда мне исполнилось пятнадцать. Я взял тогда рублей десять, не больше. А дали мне 8 лет. Когда исполнилась восемнадцать, меня этапировали во взрослую, где меня вызвали на допрос, но там сидел военкоматовский вербовщик, который предложил - он усмехнулся - "искупить кровью". Так я попал в Афган. Там меня контузило, меня взяли в плен. Он показал на обрезанное ухо: - Видишь? А я всего лишь украл червонец. Он открыл входную дверь: - Иди. Не бери больше чужого. Иди! Случайностей не бывает Автор: Татьяна Квашнина …Вокзал – место, где душе всегда неспокойно. Люди снуют туда-сюда, каждый озабочен чем-то своим: ожиданием поезда, покупкой билета или поиском места, чтобы присесть. Приходили и уходили поезда. Вокзал пустел и снова наполнялся. И только в одном его месте не происходило никаких движений. В конце зала ожидания пригрелась старушка. Вся в черном. Сухонькая. Сгорбленная. Рядом лежит узелок. В нем не было еды – иначе старушка в течение суток коснулась его хотя бы раз. Судя по выпирающим углам узелка, можно было предположить, что там лежала икона, да виднелся кончик запасного платка, очевидно, «на смерть». Больше ничего у нее не было. Вечерело. Люди располагались на ночлег, суетились, расставляя чемоданы так, чтобы обезопасить себя от недобрых прохожих. А старушка все не шевелилась. Нет, она не спала. Глаза ее были открыты, но безучастны ко всему, что происходило вокруг. Маленькие плечики неровно вздрагивали, будто зажимала она в себе какой-то внутренний плач. Она едва шевелила пальцами и губами, словно крестила кого-то в тайной своей молитве. В беспомощности своей она не искала к себе участия и внимания, ни к кому не обращалась и не сходила с места. Иногда старушка поворачивала голову в сторону входной двери, с каким-то тяжким смирением опускала ее вниз, безнадежно покачиваясь вправо и влево, словно готовила себя к какому-то окончательному ответу. Прошла нудная вокзальная ночь. Утром она сидела в той же позе, по-прежнему молчаливая и изможденная. Терпеливая в своем страдании, она даже не прилегла на спинку дивана. К полудню недалеко от нее расположилась молодая мать с двумя детьми двух и трех лет. Дети возились, играли, кушали и смотрели на старушку, пытаясь вовлечь ее в свою игру. Один из малышей подошел к ней и дотронулся пальчиком до полы черного пальто. Бабуля повернула голову и посмотрела так удивленно, будто она впервые увидела этот мир. Это прикосновение вернуло ее к жизни, глаза ее затеплились и улыбнулись, а рука нежно коснулась льняных волосенок. Женщина потянулась к ребенку вытереть носик и, заметив ожидающий взгляд старушки, обращенный к дверям, спросила ее: «Мамо, а кого вы ждете? Во скильки ваш поезд?». Старушку вопрос застал врасплох. Она замешкалась, засуетилась, не зная, куда деваться, вздохнула глубоко и будто вытолкнула шепотом из себя страшный ответ: «Доченька, нет у меня поезда!». И еще ниже согнулась. Соседка с детьми поняла, что здесь что-то неладно. Она подвинулась, участливо наклонилась к бабушке, обняла ее, просила умоляюще: «Мамо, скажите, что с вами?! Ну, скажите! Скажите мне, мамо, – снова и снова обращалась она к старушке. – Мамо, вы кушать хотите? Возьмите!» И она протянула ей вареную картофелину. И тут же, не спрашивая ее согласия, завернула ее в свою пушистую шаль. Малыш тоже протянул ей свой обмусоленный кусочек и пролепетал: «Кушай, баба». Та обняла ребенка и прижала его кусочек к губам. «Спасибо, деточка», – простонала она. Предслезный комок стоял у нее в горле…. И вдруг что-то назрело в ней и прорвалось такое мощное и сильное, что выплеснуло ее горькую беду в это огромное вокзальное пространство: «Господи! Прости его!» – простонала она и сжалась в маленький комочек, закрыв лицо руками. Причитала, причитала покачиваясь: «Сыночек, сыночек… Дорогой… Единственный… Ненаглядный… Солнышко мое летнее… Воробышек мой неугомонный.… Привел.… Оставил». Она помолчала и, перекрестившись, сказала: «Господи! Помилуй его грешного». И не было у нее больше сил ни говорить, ни плакать от постигшей ее безысходности. «Детки, держитесь за бабушку», – крикнула женщина и метнулась к кассе. «Люди добрые! Помогите! Билет мне нужен! Старушку вон тую забрати, – показывала она в конец зала – Мамою она мне будет! Поезд у меня сейчас!». Они выходили на посадку, и весь вокзал провожал их влажными взглядами. «Ну вот, детки, маму я свою нашла, а вы – бабушку», – сияя от радости, толковала она ребятишкам. Одной рукой она держала старушку, а другой – и сумку, и детей. Я, глядя на них, тихо молилась и благодарила Бога за эту встречу. Странно, но большинство из тех, кому я рассказываю об этом случае, свидетелем которого стала несколько лет назад на вокзале города Кургана, не верят в то, что вот так, за несколько минут человек мог принять такое важное для себя решение. Я никого не стараюсь переубедить, не пытаюсь что-то объяснить. Каждый должен чувствовать это сам. Да и как объяснишь, что нашему сердцу иногда достаточно одного мгновения, чтобы принять решение, если, конечно, оно живое и любящее Бога и ближних. Для меня же этот случай стал еще одним подтверждением мудрой верности слов архимандрита Серафима (Тяпочкина): «Забудь это слово «случайность», случайностей не бывает». Декабрь, 2007 г. Татьяна Квашнина pravmir Paздувающий звёзды Аня paстила сынa одна. Когда малышу исполнилoсь пять лет, он начал задaвать вoпросы про папу. Ей не пришлocь ему врать, она чecтно и откровенно сказала, что Вадим, папа Сани, был милиционером и погиб на задании. Правда, она не рассказывала Сашке, что его отец был застрелен шальной пулей, которая могла пoпасть в такого же мальчугана как сын. Какой-то aлкаш в момент очереднoй «бытовухи» вытащил из шкафа ружье, застрелил в упор жену, а потом открыл окно и, периодически прикладываясь к гoрлышку «роднульки», начал пьяную пальбу по живым мишеням во дворе. Прибывшая опергруппа быстро нашла участкового, прячущегося от пyль за углoм дома, совместно решалось, как разбираться с ситyацией. Неожиданно, несмотря на предупреждение жильцов, открылась двepь сосeднего с дебоширом подъезда, оттуда выкатился мальчуган и побежал детскими шажками к площадке. Вадим, недолго думая, рванул, матерясь, eму наперерез и поймал пулю, которая должна была прервать толкoм и не начавшуюся жизнь мальчoнки. Алкоголика скрутили, надавали по пoчкам, посадили. Аня осталась с годовалым сыном oдна. Что делать дальше она не знала. Правда, когда она, рыдая, уткнулась отцу покойного мужа в плечо, то он, хмуря кустистые брови, сказал: «Дочка, не бойся, одну мы тебя не оставим. Ты смотри за Сашкой, мы присмотрим за тобой». Сашка, несмoтря на «безoтцовщину», рoс спокойным, смышленым ребенком. Бывали детские драки во дворе, шалости в садике, но и соceди, и воспитатели, пoнимая ситуацию Ани, на мaльчика не ругались. - Мaм, а кто раздувает звезды? – однажды серьезно спросил он ее, когда онa уклaдывала его спать. Перед сном он не любил слушать сказки, считая сeбя уже взрослым для этого. Он засыпал, глазея на звездное небо за окном, разглядывая причудливые рисунки, образованные созвездиями, улыбаясь, когда звезды ему подмигивали. - Сынуль, как это кто? – слегка опешила Аня, - никто не задувает. А чего ты спросил? - Моей звездочки сегодня не видно. А вчера, позавчера, позапозапоза….. в общем, всегда она видна была. Наверное, она погасла, надо раздуть как костер, а то умрет… - грустно произнес Саня, глядя на маму сонными глазенками. - Родной мoй, она не погасла, она просто легла спать, а завтра проснется, - придумала Аня, - так что, давай-ка и ты баиньки. Саня вздохнул, повернулся к стенке и, уже засыпая, пробормотал: - Спокойной ночи, мамyль…. С утра Анюта завeзла Сашку в садик и поехала на работу. Как всегда беготня, зaявки, разрывающийся телефон, злые и нетерпеливые водители – обычныe будни логиста, оператора по зaявкам. После обеда коллега позвала Аню к телефону. - Там тебе из садика звонят… - растерянно пробормотала она, уставившись на Аню. - Анна Владимировна, голубушка, - затараторила воспитательница Сани, - беда! Сашеньку машина сбила, увезли в «тройку», он за мячом на дорогу выскочил, я даже замeтить не успела…. Трубка с громким стуком yдарилась о пол. Аня в панике заметалась по кабинету, потом, схватив сумку и кофту, кинулась к выходу. Сердце выпрыгивало из груди от стpaха, кровь билась в висках, все ускоряя ритм. Аня всю дорогу кричала на водителей, не уступающих ей дорогу. Они орали вслед что-то ругательное, но ей было не до этого. Самое интересное, что слез не было – грудь от испуга сжало так, что плакать было невозможно. Аня вбежала в приемный покой третьей больницы и рванулась к регистратуре. После минут пяти нерасторопных поисков, седая, ворчливая регистраторша нашла данные Саши. По коридору отделения реанимации Аня неслась так, что сломала каблук, но, не обращая на это внимания, заковыляла дальше, пока ее не ухватил за плечи высокий врач в белом халате и в маске. - Девушка, вы кyда? Тут реанимация, вы понимаете? - Сын… у мeня здесь сын… Сашенька… - пытаясь отдышаться и глотая слова, затаpaторила Аня. - Возраст? Пять? К нему нельзя, он… его спасают, девушка. - Как!? От чего!? – схватила врача за лацкан халата Анюта. - Множественные переломы, серьезная черепно-мозговая травма, возможны повpеждения внутренних органов. Мне, наверное, не стоит об этом сейчас говорить, но… как вас зовут? Аня? Давайте без иллюзий, Аня. Мы за него бopeмся. У вас есть с кем тут побыть? Звоните, зовите. Держитесь. – врач мягко сжал плечо девушки и быстрым шагом направился в палату, над входом в которую тускло горела красная лампа. Отец Вадима примчался в больницу через пятнадцать минут после звонка Ани. Они просидели в обнимку на скамье в коридоре до вечера – она ревела, наконец-то дав волю слезам, он ее успокаивал, гладя по голове и шепча теплые слова надежды. Первoе, что увидел Саша, приоткрыв глаза – это небо. Огромное, звездное небо. Звезды были так близко, что до них, казалось можно дотронуться. Повернув голову, он обнаружил, что лежит в густой, мягкой и сочной траве. Сaня услышал тихие шаги, и перед ним вдруг вырос высокий силуэт. - Ну здравствyй, сын. – услышал мальчик тихий, но уверенный голос. Он видел отца только на фотографиях, но, приглядевшись, подскочил как ошпаренный и бросился мужчине на шею. - Папка! Папoчка! Я так ждал тебя! Ты вернулся! Ура! – затараторил Саня, paзмазывая по щeкам счастливые слезы. - Сашкин, я, к сожалению, не вернулся, но зато ты у меня в гостях, - грустно улыбнулся Вадим, обнимая ребенка, - ну что, пойдем, научу тебя раздувать звезды. Взявшись за рyки они пошли по мягкой траве к горизонту. Небесные светила заливали все вокруг теплым, нежным сиянием, тишина, казалось, звенела от их лyчей. Когда звeзды стали так близко, что их можно было взять в ладони, Вадим остaновился и показал сыну на темное пятно на небосводе. - Видишь, Сaшкин, вон она, твоя звездочка. Дуй, родной, дуй изо всех сил, и она разгoрится. Саня втянул в себя полную грудь воздуха и, целясь в свою звезду и сложив губы трубочкой, резко выдохнул, так что аж заболели легкие. Звезда начала медленно разгораться. Вначале она горела тусклым, ярким светом. Потом начала желтеть, а после вспыхнула так, что смотреть на нее уже было больно. Саня зажмурился. - Пульс! Доктор, пошeл пульс! – сквозь глухой шум услышал он женский голос. Приоткрыв вeки, он обнаружил, что его звезда все еще ярко сияет, только ее от него отделяют какие-то люди в белой одежде и в масках. Ничего не понимая, он опять зажмурился и провалился в неожиданно наступившую в его гoлове темноту. Ане разpешили зайти к сыну только через несколько часов после операции. - Анна, три минуты. И не давайте ему говорить – он пока еще очень слаб. – Сказал ей тот же врач, который поймал ее в коридоре. Сашка лежал в огромной кровати, весь перебинтованный. Увидев Аню, он слабо ей yлыбнулся, а когда она подошла к нему, он тихо, но уверенно прошептал: - Мамoчка… Мамуля… Теперь я знаю, кто раздувает звезды. Это мoй папа. Yаn4ellо Не бесите вселенную. Вот я иногда думаю, что там, на небе, собрался молодой творческий коллектив. Работа у них такая. Креативная. Помогать людям воплощать мечты. В понедельник в 9:00 у них планерка и обсуждение текущих мечт. Начальник отдела зачитывает новые поступления желаний с планеты Земля, все остальные переписывают их в свои ежедневники. Петя мечтает стать писателем. Коля — поваром. Наташа — фотографом. Ну, например. Потом начальник так с энтузиазмом говорит: «Ну все, ребята, работаем! Мы же отличная команда! Мы профессионалы!» И понеслось. Они придумывают какие-то невероятные сценарии и сюжеты. Точно рассчитывают время и место, чтобы столкнуть человека со случайными людьми и событиями. Составляют план и график. Согласуют со смежными группами, чтобы осуществление мечты Пети никак отрицательно не повлияло на осуществление мечты Коли. Проделывают колоссальную работу. Не спят ночами, не видят детей и кота. Мечтают, что после этого проекта обязательно попросят у шефа отпуск. И вот проект подписан. Все инстанции дали добро. Наступает день икс. Он обведен в календаре красным кружком. Все согласовано с астрологическим отделом. Близнец в Овне, все как положено. Человек выходит из дома. Понимает, что забыл ключи. Пока бегал за ключами, опоздал на автобус. А на работе начальник-зверь и срочный проект. Человек вызывает такси, понимает, что сегодня останется без обеда, потому что на такси уйдут последние деньги. С испорченным настроением плюхается в машину. Таксист решает разрядить обстановку и делает радио погромче. Играет Лепс: «Самый лучший день». Человек просит переключить. На другой радиостанции — объявление. Такая-то студия по такому-то адресу объявляет новый набор в художественную школу. Телефон повторяют два раза. И таксист говорит: «О, в художники зовут. У меня племянница тоже хорошо рисует. Ей 5 лет сейчас, а все говорят, что талантище». И человек ему отвечает грустно: «Я тоже в детстве хорошо рисовал». А по радио опять объявление повторяют. Там, на небе, все смотрят на это со скрещенными пальцами. Никто не дышит. Не шевелится. В туалет никто не выходит. Муха замерла в полете. Человек переписывает номер телефона в свой блокнот. Вся креативная группа выдохнула. Открывают шампанское. Все аплодируют и смеются. Кто-то подхватил другого кружиться в танце. Кто-то позвал на радостях коллегу на свидание. А человек пришел домой. Рассказал жене. И она ему говорит: «Что это ты надумал? Что за глупости?» И человек такой: «Действительно, что это я себе надумал! Глупости какие-то. Не рисовал-то уже с детства. Ну да, вспоминал об этом недавно. Хотел даже кисти купить. Но как-то все лишних денег не было. Как я пойду туда? Засмеют же...» И там, на небе, все дружно: «Да что ж такое-то?! Как так?!» Кто-то театрально швыряет бумаги со стола со словами: «Я не могу так больше работать!!!» Свидание отменяется. Шеф вызывает начальника отдела исполнения мечт с требованием отчета. Кто виноват? В чем косяк? Разбор полетов. Лишение премий. Никакого отпуска. Дома скучают дети и кот. В общем, давайте не будем бесить Вселенную. Там ребята реально стараются. Без отпуска работают. Давайте не будем. Все уже есть✨ Автор неизвестен. МУЗЫКА И ХИМИЯ Тася уже собирала портфель, когда открылась дверь, и в аудиторию вошел ее однокурсник Сергей Новицкий. - Привет! Как дела? – спросил он, окинув любопытным взглядом ее тетради. - Когда защита? - На будущей неделе. - Ты домой? Можно провожу? – он подхватил ее портфель. Тася порозовела от смущения. Сам Сергей Новицкий – гордость курса – хочет проводить ее домой. Они вместе учились на химфаке, но на разных специальностях, в разных группах и часто встречались при подготовке праздничных университетских вечеров и выпусков стенгазет. Сергей был непревзойденным выдумщиком, лучшим ведущим, великолепно читал стихи и, конечно, нравился всем девчонкам. Они некоторое время молчали, шагая по липовой аллее, прогретой теплым июньским солнцем, и Сергей заговорил первым: - Тася, познакомь меня, пожалуйста, с Галочкой Сафарян. - Хорошо, - ответила она, сглотнув комок разочарования. Свою подругу Галочку Сафарян, черноглазую девушку, с копной темных вьющихся волос, Тася пригласила на праздник Первомая в университет. Улыбчивая Галочка в красном крепдешиновом платье с белыми цветами и белым лаковым пояском, очаровала всю мужскую половину университета. Весь вечер у нее не было отбоя от кавалеров, желающих с ней танцевать. Сергею, ведущему праздничный концерт, так и не удалось пригласить Галочку на танец. Но он, как и другие юноши, не сводил с нее восхищенных глаз. - О, смотри! – обрадовался Сергей, когда они проходили мимо здания филармонии. – Концерт симфонического оркестра! Мендельсон и Чайковский! Ух, ты, и дирижер из Японии Масаси Уэдда, выступит в двух концертах! Как думаешь, Галочка любит Чайковского? - Не знаю, - ответила Тася. - Мне кажется, Чайковского любят все. Очень красивы его «Времена года», особенно «Апрель». - А я люблю Вивальди! – воодушевленно подхватил Сергей. – Его «Весна» - динамичная и импульсивная, как бурные потоки ручьев от таяния снега, как капель от пригревшего солнца! А сколько экспрессии в «Летней грозе»! Струнные великолепны! - Мне больше Чайковский нравится, - несмело возразила Тася. - В его «Временах года» каждый звук выразителен. Мне, вообще, ближе фортепианная музыка. Обожаю Шопена. - Я тоже! – Сергей с интересом посмотрев на Тасю, неожиданно сказал: - У тебя глаза цвета спелого винограда. - Да, зеленые, - смутилась она, и чтобы замять неловкость спросила: А ты любишь Грига? - О, да! «Пер Гюнт» - прекрасное произведение! Не понимаю, почему до сих пор никто не придумал хореографию и не поставил балет. Мой любимый эпизод – «В пещере горного короля»! Только лучше, когда начинает фагот, а не пиццикато виолончели, тогда создается идеальный переход к дальнейшему нарастанию вихря музыки. Я даже представляю, как это сделать в хореографии. - А «Утро» у Грига какое великолепное!... – взволнованно подхватила Тася. Солнце, перевалившее зенит, припекало все сильнее, и даже в тени деревьев, высаженных по краю тротуара, было душно. - Хочешь мороженого? – спросил он и, не дожидаясь ответа, подошел к продавцу, стоявшему с тележкой под небольшим навесом. Он протянул Тасе шарик мороженого, зажатого между двух вафельных кружочков. Она с радостным удивлением увидела на одном из них имя Сергей, но на другом было имя Таня. Как жаль, не Тая, всего одна лишняя буква! Полным именем Таси было Таисия. Они шли, ели мороженое, говорили о музыке, о предстоящем распределении, оба хотели заниматься наукой и мечтали попасть в научно-исследовательский институт. - Химия – наука будущего! – уверенно говорил Сергей. – Со временем, она будет присутствовать во всех отраслях народного хозяйства, войдет в каждый дом! И именно органическая химия! На ней будет основываться всё – любая промышленность, даже оборонная, любой домашний предмет и, представь себе, пища! Тася, слушая вдохновенную речь Сергея, не возражала, но про себя считала, он не совсем прав, отдавая приоритет органической химии. Она была уверена, что основа всего – неорганическая химия. Ей было интересно наблюдать за разгоравшимся огнем в серых глазах юноши, так бывало, когда он спорил с преподавателями – профессорами, отстаивая свою точку зрения. Они прошли почти весь путь пешком. Сергей жил в общежитии в трех остановках от Тасиного дома, но они давно уже миновали его. Когда ей оставалось пройти один квартал, Тася остановилась и, потянув свой портфель из рук юноши, сказала: - Ну, я пойду? Сергей, слегка задержав его в своей руке, чуть наклонился к Тасе и тихо произнес: - Знаешь, не надо знакомить меня с Галочкой Сафарян. Елена Игнатова в группе #ОпусыиРассказы
Мир
Рожавшие женщины об этом процессе мне не рассказывали.
Загадочно улыбались и говорили, что, мол, сама узнаешь. И я обратилась к источнику знаний.
В книжке "Мать и дитя" было написано: "Роды... протекают практически безболезненно или с небольшой болезненностью, которую женщина легко переносит". "Схватки обычно переносятся легко".
И все в таком роде. Авторами значились некие Архангельский и Сперанский - оба, заметьте, мужики.
В роддом я шла, как на праздник, гордо выпятив дирижабль своего пуза и пританцовывая от нетерпения.
Лежа в родильном блоке я очень жалела, что рядом со мной нет Сперанского, равно как и Архангельского. Они немало огребли бы от меня тяжеленным судном и стойкой от капельницы. Это хоть как-то компенсировало мне моральный ущерб и обогатило бы их знания о родах.
В перерывах между схватками я ненавидела Сперанского, Архангельского и весь род мужской заодно и думала, что больше ни за что!!! Никогда!!!
Одного ребенка с меня вполне хватит, а если муж захочет второго, то пусть сам и рожает. ДААА!!! Акушер-гинеколог был молодым и приятным мужчиной. Время от времени он приходил на меня посмотреть и говорил ласковым голосом: "Ну... разве это схватки? Нет, это еще не схватки!" Однако держался от меня на безопасном расстоянии. Очевидно, глаза у меня были недобрые.
В родильном зале кто-то очень громко кричал нецензурными словами. Было страшно. Наконец мои схватки показались доктору подходящими, две акушерки взяли меня под белы руки и повлекли навстречу новой жизни. На родильный стол.
Знакомство.
«Какой красивый мальчик!» - закричали акушерки. Издевались, наверное. Его быстренько обтёрхали и положили мне на живот. После десятичасовых схваток ничего хорошего от жизни я уже не ждала. Так и вышло. То, что из меня извлекли, не могло быть человеческим детенышем.
При надлежащем уходе и воспитании из него бы получился мастер Йода или, скажем, средних размеров гремлин. Оно было синее, сморщенное, волосатое и опухшее. С тонюсенькими ручками и ножками. С заплывшими глазками. На длинной пуповине болтался акушерский зажим. А мальчик оно или девочка я не разглядела. Пришлось поверить на слово. «Ну, по крайней мере, оно уже не у меня внутри», - обреченно подумала я. «Ну как?!!», - вопрошали Доктора. Очевидно, надо было восхищаться. «Копия папа!!!», - мстительно заявила я.
Пока мой новообретенный сын лежал под лампой и как маленькая рыбка разевал ротик, пытаясь научиться дышать, я смотрела на него и испытывала целый спектр чувств, среди которых были волнение, ожидания, опасения, радость, удивление и, конечно же, огромное облегчение. Потом, конечно, выяснилось, что Доктора обладают чистым видением. Гораздо более чистым, чем я. И он действительно мальчик и очень милый. (Это стало заметно, когда он стал нормального человеческого цвета и отеки спали). Но насчет похожести на папу я угадала.
В родильном блоке, куда меня отвезли отдышаться, было две кровати. Соседнюю занимала веселая баба по имени Светка. У Светки уже было две дочки - десяти и четырнадцати лет и в роддом она пришла за сыном. Все УЗИ показывали мальчика. Счастливый будущий отец заранее приготовился к рождению наследника - купил ящик коньяка и придумал гордое имя Александр. И то и другое ему очень пригодилось.
-Это ты так страшно кричала? - спросила я Светку.
-Ага,-радостно отозвалась она.
-Что, так больно было рожать? - посочувствовала я.
-Да нет, третий раз уже не страшно.
-А чего ж ты так орала?!!
-Да вот, представила, что скажет муж, когда узнает, что я ему третью девку родила.
Муж не замедлил явиться. Он был изрядно наконьячен и нетвердо стоял на ногах.
-Светка!!! - кричал обманутый в своих ожиданиях Cветкин муж - Я тебя за кем посылал? А ты кого родила?!! Четвертый раз сюда пойдешь!!!
-Дудки! - отвечала ему жена, - сам себе пацанов рожай! Мне уже хватит!
И захлопнула окно.
Потом нас со Светкой перевели в общую палату, где кроме нас отдыхало еще семь счастливых мамаш.
Первое Кормление было пафосным и торжественным, как парад . Сначала нужно было выполнить ритуал омовения, затем повязать косынку, разложить в определенной последовательности пеленки на плечах, потом поставить ногу на скамеечку и благоговейно ждать Дитя. И вот так мы все вдевятером сидели и ждали, как вдруг где-то в конце коридора послышался шум. "Это наши лягушонки в коробчонке едут" - пошутил кто-то. Лягушонки были уложены на каталке как бревнышки в поленнице. Восемь из них оглушительно пищали. Один молчал. Это был мой сын.
Я впервые взяла его на руки, посмотрела на него... и поняла, что мучений своих я не помню. И они - ничто по сравнению с этим маленьким человечком. (Хотя Сперанский с Архангельским все равно мерзавцы). Вид у него был суровый и неприступный. Огромные глазащи смотрели строго, он словно прикидывал, заслужила ли я такое сокровище и стоит ли иметь со мной дело в дальнейшем. Меня переполняли чувства.
-Так вот ты какой, Добрый Жук! - неожиданно сказала я. Так мой ребенок получил свое домашнее имя.
Он вздохнул, принял решение о том, что я его достойна и наконец-то приложился к груди.
Так началась наша дружба.
Из пребывания в роддоме я вынесла два вывода:
Роды - это кошмар.
Обязательно рожу еще как минимум одного ребенка.
Домой.
При выходе из роддома я получила огромный букет роз, а мой муж - сына. Он принял его на руки как величайшее сокровище и нес его бережно и торжественно.
Когда мы привезли нашего Жука домой, положили на кровать и развернули, началось страшное. Нет, теоретически мы знали о детях очень много, но взять ребенка на руки мы боялись. И понятия не имели как его надо пеленать. Никого из взрослых дома не было. Нам пришлось позвонить тетушке, чтобы она приехала и научила нас, неразумных, как надо делать. Стоит ли говорить о том, что через три дня я так освоилась, что меня вполне можно было пристраивать работать пеленальным аппаратом. Но первый день был тяжелым. Спас меня мой любимый муж. "Иди отдохни". - сказал он мне и занялся ребенком. Вообще про мужа надо отдельно.
Мой муж отец-герой по определению. Он из тех папаш, которые, узнав, что у них будет сын, бегут в магазин удочки покупать, а то скоро с сыном на рыбалку, а еще и лыжи не надуты. "Он ангел! Он просто ангел!" - говорил муж и бодро шел отстирывать ангельские какашки с ангельских пеленок. Он купал, гулял, укачивал, переодевал, пел песенки собственного сочинения и без конца восхищался своим наследником. И ведь было чем! За неполных три недели жизни вне мамы Добрый Жук вполне освоился, отрастил себе щеки до плеч и пришел к некоторым выводам об окружающем мире.
Спать в детской кроватке западло. Лучше всего спать на папином пузе (мягко и волосато) или у мамы под боком (тепло и сытно), но на крайний случай сойдет диван, корзина от коляски или журнальный столик. Лишь бы не кроватка!!!
Титька - от Бога, соска - от лукавого.
Чтобы прибежал папа, достаточно всхлипнуть. Чтобы мать-ехидна услышала и пришла, нужна туманная сирена.
Бабушка хочет тепловой смерти Вселенной и с этой целью вяжет шерстяные носочки.
Ванна с мелиссой расслабляет... Очень расслабляет... зато чистую пеленку сэкономили!
Какой смысл в прогулке, если коляску не трясет?
Нет предела совершенству, и 24 пеленки испачканные за полчаса - это еще не предел!
Если болит живот, пусть это прочувствуют ВСЕ! Тогда полегчает.
В общем-то наш сын был спокойным ребенком. Весь первый месяц он ел. Через две недели после родов я связала Жуку шапку на вырост. На вырост.
Когда моему ребенку исполнился месяц, я с превеликим трудом запихнула в эту шапку Щеки и три Подбородка и отправилась в детскую поликлинику на осмотр. Весы показали 4900. «То-то у меня ручки отрываются!» - подумала я.
Тетя-доктор произвела сложные математические вычисления и пришла к выводу, что за первый месяц жизни Жук прибавил в весе 1650 грамм.
«Это в три раза больше нормы! Такое в моей практике впервые! – потрясалась Тетя-доктор, - Это вы его только грудью кормите?!!»
«Да.» - скромно сказала я. А про себя подумала: «Еще бы! Столько жрать!»
Тетя-Доктор взирала на меня со священным трепетом.
«Теперь нам надо поменьше есть?» - с надеждой поинтересовалась я.
«Ни в коем случае! Ребеночек на грудном вскармливании, он сам знает, что ему нужно!»
Ребеночек беспорядочно махал конечностями и радостно таращился на дореволюционную погремушку. Он знал, что ему нужно. Перейти на двадцатиразовое кормление. А еще лучше на круглосуточное. Только то, что я похудела за месяц на четыре килограмма, как-то примиряло меня с беспросветной процедурой доения. А еще мне пришлось вязать ему новую шапку.
Эпилог.
Первый месяц материнства развенчал многие мифы, в которых я была уверена. Я вообще-то знала, что ребенок занимает очень много времени. Но как-то не думала, что он занимает все время. Так, что даже почистить зубы и сходить в туалет становится проблемой. Это якорь, который, впрочем, со временем становится легче. Но первые месяцы беспросветны.
О бессоннице я раньше не знала ничего. Студенческий недосып перед сессией - это приятная мелочь. Пару первых месяцев ты для ребенка не мать, а набор обслуживающих факторов. Стройной феей из роддома не выйдешь. Любовь приходит постепенно. Чем больше я с ним знакомлюсь, тем больше я его люблю. До ребенка я была свободна как ветер, могла поехать куда угодно и делать все, что мне вздумается. Ну ее, эту свободу. Ни за что не согласилась бы повернуть время назад. Теперь у меня есть гораздо больше. У меня есть целый маленький мир.
И он мне дорог...
Татьяна Папулова
Забыли.
Рассказ.
Никто не приехал на день рождения. Анна целый день стояла у плиты, готовила любимые блюда детей и внуков, даже в районный поселок съездила, чтобы купить заморский авокадо и вонючие чёрные листы, из которых Анна накрутила рулеты с рисом и рыбой. Внуки называли это роллами и очень любили.
Исполнялось ей шестьдесят, юбилей, все должны были приехать. Правда, за этот год все переругались, но Анна за месяц всех детей обзвонила, и все обещали быть.
Дочери все обижались, что Анна сыну больше помогает. Так ведь он младший самый, только на ноги встал, и дети у него маленькие совсем, Симочка семи лет и Петенька шести. А у дочерей уже большие дети, что их баловать, работать пусть идут. Анна сама всю жизнь работала и детей приучала. Но дочки у нее были непутёвые: одна в сорок лет из школы уволилась и певицей решила стать, вторая третий раз замуж недавно вышла за какого-то старика, молодого, что ли, не могла найти, вон, все звезды за молодых выходят.
Обсудить детей было не с кем. Были у Анны подруги детства: круглолицая Татьяна, низкорослая Нина, в пару ей высоченная Алевтина и старшая Варюша, божий одуванчик. Но с подругами она уже десять лет как не общалась.
Все это вышло из-за мужа. Тот решил бизнесом заняться, уговорил Анну подбить подруг, чтобы они вложили свои деньги в его прибыльное дело. Он хорошо расписал, как скоро все обогатятся благодаря ему, и Анна ему поверила. И подруг убедила.
Муж ее собрал деньги и уехал. Совсем уехал. Оказывается, нашел себе молодую жену. Бизнес его прогорел, объявил себя банкротом. И подруги Анны все деньги потеряли.
Может, они бы не поругались, пожалели бы ее, все же муж ее на старости лет бросил, но подруги прознали, что ей-то муж деньги вернул. И обиделись. Дескать, она должна была на всех деньги поделить. Да и Анна сама хороша: обиделась, наговорила им гадостей: что Таня рассаду по ночам ворует, поэтому у нее все и растёт лучше всех, что Алевтина, как была старой девой, так ею и осталась, что Нина кукушка, ребёнка матери, как отдала после развода, так тот без матери и вырос. А Варвара с мужем Татьяны спала, подруга называется!
Уезжать из деревни Анна не хотела, всю жизнь здесь провела, какие теперь переезды. Дети иногда звали к себе, но Анна понимала, что зовут для того, чтобы с внуками сидела. Внуков она любила, но не настолько, чтобы по второму разу все это проходить.
Вечерело. Двоюродная сестра из Владивостока прислала электронную открытку. Надо же, и та помнит, хоть давно уже немного не в себе. А дети забыли.
В холодильник впихнуть все это было невозможно. Анна повздыхала, покрутилась на кухне, ушла в комнату плакать. Обидно ей было, столько труда, и хоть свиньям выбрасывай. Правда, свиней она уже давно не держала, только кур. Молоко покупала у единственной соседки, которая не держала на нее зла, потому что приехала уже после того, как история с деньгами произошла. Здоровье у Анны было уже не то, что и говорить! А дети мало того, что не приехали, так даже не потрудились позвонить.
Внезапный стук в окно лёгкой птичкой разбудил в Анне надежду. Дети, дети приехали!
Она наспех вытерла слёзы, поправила растрепанные волосы, побежала открывать.
На пороге стояли подруги. Те, с кем она уже десять лет даже не здоровалась. Круглолицая Таня, вечная отличница, у которой цветы колосились круглый год на всем участке; Нина, которая с годами все больше уменьшалась в росте и была похожа на мелкую болонку со своими выбеленными пушистыми волосами; Алевтина, высокая и сухая, как палка, брови сведены в прямую линию; и Варюша, божий одуванчик, самая старшая из всех и уже подслеповатая.
В руках Тани розовел букет пионов, Нина двумя руками с трудом удерживала пузатую бутылку, у Алевтины огромная картина с черной пантерой, Варюша надкусывает конфету из шикарного набора из шести вкусов.
-С днем рождения! - хором прокричали они.
Анна посмотрела на часы. Стрелки как раз подкатили к полуночи. Поздновато пришли поздравлять, хотелось сказать ей. Но слова застряли у Анны в горле вместе со слезами, которые она только-только остановила.
-Что застыла как статуя? - рявкнула Алевтина. - У меня рука сейчас отнимется эту картину держать. Пустишь или как?
Первой не выдержала Нина - бросилась Анне на шею и зарыдала. Тут и остальные подружки присоединились, получилась куча мала, так что чуть пузырь не разбили. Покатились всей гурьбой на кухню, принялись наготовленные яства пробовать. Сначала немного неловко было, все же, десять лет не разговаривали, но после пары рюмок эти десять лет растворились без остатка, и все разом заговорили, засмеялись, принялись молодость вспоминать.
-Звони Петьке-баянисту! - решила посреди ночи Таня.
-Так он спит, - засомневалась Нина.
-Уж я его разбужу! - захихикала Алевтина совсем девичьим, звонким смехом.
К утру в доме было уже не протолкнуться: рулет с рыбой давно съели, от торта Варюша ничего не оставила, сильно уж она сладкое любила. Опусы и рассказы Даже огурцы из подпола пришлось доставать! Анна сияла: давно у нее такого веселого дня рождения не было!
Из-за баяна мотора машин не услышали, только когда дверь хлопнула, Анна поняла, что кто-то еще пришел. Уже даже встречать не пошла: такая гурьба, одним больше, одним меньше. Но тут уловила знакомый сыновий бас.
-Мама, это что за балаган?
Анна аж подпрыгнула на месте! Глянь, и правда, дети приехали. Вспомнили, все-таки... Анна состроила обиженное лицо, вышла. Дочки сразу облепили ее с двух сторон, внуки испуганно жались к двери.
-С днем рождения, мамочка!
-Поздновато поздравляете, - продолжала обижаться она. - Я вас вчера ждала. Столько всего наготовила, но уже все съели.
-В смысле - вчера?
-Вы забыли, какого у матери день рождения?
-Так пятого же! Сегодня, разве нет?
-Сегодня уже шестое, - парировала Анна.
-Ты чего, бабушка, - вмешался младший внук Петя, - сегодня пятое. Вот, смотри!
Он достал из кармана телефон, но без очков Анна ничего не могла на нем рассмотреть.
-Я тебе открытку нарисовал, - добавил Петя и достал из пакета сложенный пополам листок.
-Так, - командным голосом рявкнула Алевтина. - Все на выход! К Петровне дети приехали, потом догуляем. А ты витамины, что ли, попей, - обратилась она к Анне. - Сегодня пятое, совсем память у тебя отшибло.
Уже потом, когда гости ушли, а дочери, переглядываясь, бросились мыть посуду и собирать в мешки пустые бутылки, сев вместе с сыном, Анна додумалась, что по ошибке два листа календаря за раз оторвала. Стыдно стало, сил нет! Сын смеялся, внуки тоже хохотали, дочери закатывали глаза. Угощать их было нечем, от этого Анне еще обиднее было, ведь столько всего наготовила, а соседи все подъели!
-Мам, мы сейчас сами все приготовим, - сказал сын. - Сиди, справимся без тебя.
Все же, хороших детей она воспитала, решила Анна. А витамины она попьет...
Марина Сафонова.
Детдомовский. Громщик
Казалось бы, что детдомовские горой друг за друга, но не всегда. Одноклассники постоянно воруют друг у друга, стучат, дерутся. Не мудрено, что я тоже был таким же. Причём предпочёл именно красть. Имея худощавое телосложение и цепкие длинные руки, мне многое удавалось легко. Летом, будучи ещё в пятом классе, впервые покинул территорию интерната. Меня за территорию вытащил новенький из нашего класса, Колюня, он же меня познакомил со своими домашнёрскими друзьями. Тогда же познакомился с Валентином. Валёк был тем ещё типом, но мне казался нереально крутым человеком. Он курил, пил, ругался матом, делал, что хотел. Он же и подбил меня залезть в квартиру, когда узнал, что нас наказывают едой, осставляя то без завтрака, то без ужина:
- Короче, если ты хочешь жрать, то нужны деньги! Работы тебе не найти, инкубаторским её не дают. Потому брать самим надо.
При моём телосложении лазить в форточку было проще некуда. Нас называли "громщиками" - теми ребятами, что "работают" в условиях, опасных для здоровья и жизни. То есть ходили по дому в тот момент, пока там находились хозяева.
Я хорошо запомнил свой последний, четырнадцатый скачок. Я наловчился к тому моменту пользоваться набором отмычек. Ночью, часа в два, когда я открыл замок, резко включился свет и сильная рука схватила меня за шиворот. Ребята слиняли сразу.
Когда я проморгался, высокий, седой мужчина с обрезанными ушами тащил меня в комнату. Перегнул меня через колено и банально всыпал по заднице армейским ремнём. Я орал и вырывался, но дед отвесил ударов сорок, потом поднял меня, указал на ванную:
- Вымой сопли с морды и иди на кухню!
Я вымыл морду, тихо подошёл ко входной двери, но она была заперта. Я вышел на кухню, где Дед выставил на стол сковородку с жареной картошкой, большой стакан молока и пару кусков хлеба. Он кивнул на место напротив него:
- Ешь!
Пока я ел, он смотрел на меня, потом неожиданно заговорил:
- Ты ведь инкубаторский, вона как ты сковородку обхватил. Я тоже детдомовский и так же как и ты начал воровать. Меня поймали, когда мне исполнилось пятнадцать. Я взял тогда рублей десять, не больше. А дали мне 8 лет. Когда исполнилась восемнадцать, меня этапировали во взрослую, где меня вызвали на допрос, но там сидел военкоматовский вербовщик, который предложил - он усмехнулся - "искупить кровью". Так я попал в Афган. Там меня контузило, меня взяли в плен.
Он показал на обрезанное ухо:
- Видишь? А я всего лишь украл червонец.
Он открыл входную дверь:
- Иди. Не бери больше чужого. Иди!
Случайностей не бывает
Автор: Татьяна Квашнина
…Вокзал – место, где душе всегда неспокойно. Люди снуют туда-сюда, каждый озабочен чем-то своим: ожиданием поезда, покупкой билета или поиском места, чтобы присесть.
Приходили и уходили поезда. Вокзал пустел и снова наполнялся. И только в одном его месте не происходило никаких движений.
В конце зала ожидания пригрелась старушка. Вся в черном. Сухонькая. Сгорбленная. Рядом лежит узелок. В нем не было еды – иначе старушка в течение суток коснулась его хотя бы раз.
Судя по выпирающим углам узелка, можно было предположить, что там лежала икона, да виднелся кончик запасного платка, очевидно, «на смерть». Больше ничего у нее не было.
Вечерело. Люди располагались на ночлег, суетились, расставляя чемоданы так, чтобы обезопасить себя от недобрых прохожих.
А старушка все не шевелилась. Нет, она не спала. Глаза ее были открыты, но безучастны ко всему, что происходило вокруг. Маленькие плечики неровно вздрагивали, будто зажимала она в себе какой-то внутренний плач. Она едва шевелила пальцами и губами, словно крестила кого-то в тайной своей молитве.
В беспомощности своей она не искала к себе участия и внимания, ни к кому не обращалась и не сходила с места. Иногда старушка поворачивала голову в сторону входной двери, с каким-то тяжким смирением опускала ее вниз, безнадежно покачиваясь вправо и влево, словно готовила себя к какому-то окончательному ответу.
Прошла нудная вокзальная ночь. Утром она сидела в той же позе, по-прежнему молчаливая и изможденная. Терпеливая в своем страдании, она даже не прилегла на спинку дивана.
К полудню недалеко от нее расположилась молодая мать с двумя детьми двух и трех лет. Дети возились, играли, кушали и смотрели на старушку, пытаясь вовлечь ее в свою игру.
Один из малышей подошел к ней и дотронулся пальчиком до полы черного пальто. Бабуля повернула голову и посмотрела так удивленно, будто она впервые увидела этот мир. Это прикосновение вернуло ее к жизни, глаза ее затеплились и улыбнулись, а рука нежно коснулась льняных волосенок.
Женщина потянулась к ребенку вытереть носик и, заметив ожидающий взгляд старушки, обращенный к дверям, спросила ее: «Мамо, а кого вы ждете? Во скильки ваш поезд?».
Старушку вопрос застал врасплох. Она замешкалась, засуетилась, не зная, куда деваться, вздохнула глубоко и будто вытолкнула шепотом из себя страшный ответ: «Доченька, нет у меня поезда!». И еще ниже согнулась.
Соседка с детьми поняла, что здесь что-то неладно. Она подвинулась, участливо наклонилась к бабушке, обняла ее, просила умоляюще: «Мамо, скажите, что с вами?! Ну, скажите! Скажите мне, мамо, – снова и снова обращалась она к старушке. – Мамо, вы кушать хотите? Возьмите!»
И она протянула ей вареную картофелину. И тут же, не спрашивая ее согласия, завернула ее в свою пушистую шаль. Малыш тоже протянул ей свой обмусоленный кусочек и пролепетал: «Кушай, баба».
Та обняла ребенка и прижала его кусочек к губам. «Спасибо, деточка», – простонала она.
Предслезный комок стоял у нее в горле…. И вдруг что-то назрело в ней и прорвалось такое мощное и сильное, что выплеснуло ее горькую беду в это огромное вокзальное пространство: «Господи! Прости его!» – простонала она и сжалась в маленький комочек, закрыв лицо руками.
Причитала, причитала покачиваясь: «Сыночек, сыночек… Дорогой… Единственный… Ненаглядный… Солнышко мое летнее… Воробышек мой неугомонный.… Привел.… Оставил».
Она помолчала и, перекрестившись, сказала: «Господи! Помилуй его грешного».
И не было у нее больше сил ни говорить, ни плакать от постигшей ее безысходности.
«Детки, держитесь за бабушку», – крикнула женщина и метнулась к кассе.
«Люди добрые! Помогите! Билет мне нужен! Старушку вон тую забрати, – показывала она в конец зала – Мамою она мне будет! Поезд у меня сейчас!».
Они выходили на посадку, и весь вокзал провожал их влажными взглядами.
«Ну вот, детки, маму я свою нашла, а вы – бабушку», – сияя от радости, толковала она ребятишкам.
Одной рукой она держала старушку, а другой – и сумку, и детей.
Я, глядя на них, тихо молилась и благодарила Бога за эту встречу. Странно, но большинство из тех, кому я рассказываю об этом случае, свидетелем которого стала несколько лет назад на вокзале города Кургана, не верят в то, что вот так, за несколько минут человек мог принять такое важное для себя решение.
Я никого не стараюсь переубедить, не пытаюсь что-то объяснить. Каждый должен чувствовать это сам. Да и как объяснишь, что нашему сердцу иногда достаточно одного мгновения, чтобы принять решение, если, конечно, оно живое и любящее Бога и ближних.
Для меня же этот случай стал еще одним подтверждением мудрой верности слов архимандрита Серафима (Тяпочкина): «Забудь это слово «случайность», случайностей не бывает».
Декабрь, 2007 г. Татьяна Квашнина pravmir
Paздувающий звёзды
Аня paстила сынa одна. Когда малышу исполнилoсь пять лет, он начал задaвать вoпросы про папу. Ей не пришлocь ему врать, она чecтно и откровенно сказала, что Вадим, папа Сани, был милиционером и погиб на задании. Правда, она не рассказывала Сашке, что его отец был застрелен шальной пулей, которая могла пoпасть в такого же мальчугана как сын. Какой-то aлкаш в момент очереднoй «бытовухи» вытащил из шкафа ружье, застрелил в упор жену, а потом открыл окно и, периодически прикладываясь к гoрлышку «роднульки», начал пьяную пальбу по живым мишеням во дворе. Прибывшая опергруппа быстро нашла участкового, прячущегося от пyль за углoм дома, совместно решалось, как разбираться с ситyацией. Неожиданно, несмотря на предупреждение жильцов, открылась двepь сосeднего с дебоширом подъезда, оттуда выкатился мальчуган и побежал детскими шажками к площадке. Вадим, недолго думая, рванул, матерясь, eму наперерез и поймал пулю, которая должна была прервать толкoм и не начавшуюся жизнь мальчoнки.
Алкоголика скрутили, надавали по пoчкам, посадили. Аня осталась с годовалым сыном oдна.
Что делать дальше она не знала. Правда, когда она, рыдая, уткнулась отцу покойного мужа в плечо, то он, хмуря кустистые брови, сказал: «Дочка, не бойся, одну мы тебя не оставим. Ты смотри за Сашкой, мы присмотрим за тобой».
Сашка, несмoтря на «безoтцовщину», рoс спокойным, смышленым ребенком. Бывали детские драки во дворе, шалости в садике, но и соceди, и воспитатели, пoнимая ситуацию Ани, на мaльчика не ругались.
- Мaм, а кто раздувает звезды? – однажды серьезно спросил он ее, когда онa уклaдывала его спать. Перед сном он не любил слушать сказки, считая сeбя уже взрослым для этого. Он засыпал, глазея на звездное небо за окном, разглядывая причудливые рисунки, образованные созвездиями, улыбаясь, когда звезды ему подмигивали.
- Сынуль, как это кто? – слегка опешила Аня, - никто не задувает. А чего ты спросил?
- Моей звездочки сегодня не видно. А вчера, позавчера, позапозапоза….. в общем, всегда она видна была. Наверное, она погасла, надо раздуть как костер, а то умрет… - грустно произнес Саня, глядя на маму сонными глазенками.
- Родной мoй, она не погасла, она просто легла спать, а завтра проснется, - придумала Аня, - так что, давай-ка и ты баиньки.
Саня вздохнул, повернулся к стенке и, уже засыпая, пробормотал:
- Спокойной ночи, мамyль….
С утра Анюта завeзла Сашку в садик и поехала на работу. Как всегда беготня, зaявки, разрывающийся телефон, злые и нетерпеливые водители – обычныe будни логиста, оператора по зaявкам.
После обеда коллега позвала Аню к телефону.
- Там тебе из садика звонят… - растерянно пробормотала она, уставившись на Аню.
- Анна Владимировна, голубушка, - затараторила воспитательница Сани, - беда! Сашеньку машина сбила, увезли в «тройку», он за мячом на дорогу выскочил, я даже замeтить не успела….
Трубка с громким стуком yдарилась о пол. Аня в панике заметалась по кабинету, потом, схватив сумку и кофту, кинулась к выходу.
Сердце выпрыгивало из груди от стpaха, кровь билась в висках, все ускоряя ритм. Аня всю дорогу кричала на водителей, не уступающих ей дорогу. Они орали вслед что-то ругательное, но ей было не до этого.
Самое интересное, что слез не было – грудь от испуга сжало так, что плакать было невозможно.
Аня вбежала в приемный покой третьей больницы и рванулась к регистратуре. После минут пяти нерасторопных поисков, седая, ворчливая регистраторша нашла данные Саши. По коридору отделения реанимации Аня неслась так, что сломала каблук, но, не обращая на это внимания, заковыляла дальше, пока ее не ухватил за плечи высокий врач в белом халате и в маске.
- Девушка, вы кyда? Тут реанимация, вы понимаете?
- Сын… у мeня здесь сын… Сашенька… - пытаясь отдышаться и глотая слова, затаpaторила Аня.
- Возраст? Пять? К нему нельзя, он… его спасают, девушка.
- Как!? От чего!? – схватила врача за лацкан халата Анюта.
- Множественные переломы, серьезная черепно-мозговая травма, возможны повpеждения внутренних органов. Мне, наверное, не стоит об этом сейчас говорить, но… как вас зовут? Аня? Давайте без иллюзий, Аня. Мы за него бopeмся. У вас есть с кем тут побыть? Звоните, зовите. Держитесь. – врач мягко сжал плечо девушки и быстрым шагом направился в палату, над входом в которую тускло горела красная лампа.
Отец Вадима примчался в больницу через пятнадцать минут после звонка Ани. Они просидели в обнимку на скамье в коридоре до вечера – она ревела, наконец-то дав волю слезам, он ее успокаивал, гладя по голове и шепча теплые слова надежды.
Первoе, что увидел Саша, приоткрыв глаза – это небо. Огромное, звездное небо. Звезды были так близко, что до них, казалось можно дотронуться.
Повернув голову, он обнаружил, что лежит в густой, мягкой и сочной траве. Сaня услышал тихие шаги, и перед ним вдруг вырос высокий силуэт.
- Ну здравствyй, сын. – услышал мальчик тихий, но уверенный голос. Он видел отца только на фотографиях, но, приглядевшись, подскочил как ошпаренный и бросился мужчине на шею.
- Папка! Папoчка! Я так ждал тебя! Ты вернулся! Ура! – затараторил Саня, paзмазывая по щeкам счастливые слезы.
- Сашкин, я, к сожалению, не вернулся, но зато ты у меня в гостях, - грустно улыбнулся Вадим, обнимая ребенка, - ну что, пойдем, научу тебя раздувать звезды.
Взявшись за рyки они пошли по мягкой траве к горизонту. Небесные светила заливали все вокруг теплым, нежным сиянием, тишина, казалось, звенела от их лyчей.
Когда звeзды стали так близко, что их можно было взять в ладони, Вадим остaновился и показал сыну на темное пятно на небосводе.
- Видишь, Сaшкин, вон она, твоя звездочка. Дуй, родной, дуй изо всех сил, и она разгoрится.
Саня втянул в себя полную грудь воздуха и, целясь в свою звезду и сложив губы трубочкой, резко выдохнул, так что аж заболели легкие. Звезда начала медленно разгораться. Вначале она горела тусклым, ярким светом. Потом начала желтеть, а после вспыхнула так, что смотреть на нее уже было больно. Саня зажмурился.
- Пульс! Доктор, пошeл пульс! – сквозь глухой шум услышал он женский голос. Приоткрыв вeки, он обнаружил, что его звезда все еще ярко сияет, только ее от него отделяют какие-то люди в белой одежде и в масках. Ничего не понимая, он опять зажмурился и провалился в неожиданно наступившую в его гoлове темноту.
Ане разpешили зайти к сыну только через несколько часов после операции.
- Анна, три минуты. И не давайте ему говорить – он пока еще очень слаб. – Сказал ей тот же врач, который поймал ее в коридоре.
Сашка лежал в огромной кровати, весь перебинтованный. Увидев Аню, он слабо ей yлыбнулся, а когда она подошла к нему, он тихо, но уверенно прошептал:
- Мамoчка… Мамуля… Теперь я знаю, кто раздувает звезды. Это мoй папа.
Yаn4ellо
Не бесите вселенную.
Вот я иногда думаю, что там, на небе, собрался молодой творческий коллектив. Работа у них такая. Креативная. Помогать людям воплощать мечты.
В понедельник в 9:00 у них планерка и обсуждение текущих мечт.
Начальник отдела зачитывает новые поступления желаний с планеты Земля, все остальные переписывают их в свои ежедневники. Петя мечтает стать писателем. Коля — поваром. Наташа — фотографом.
Ну, например.
Потом начальник так с энтузиазмом говорит: «Ну все, ребята, работаем! Мы же отличная команда! Мы профессионалы!»
И понеслось. Они придумывают какие-то невероятные сценарии и сюжеты. Точно рассчитывают время и место, чтобы столкнуть человека со случайными людьми и событиями.
Составляют план и график. Согласуют со смежными группами, чтобы осуществление мечты Пети никак отрицательно не повлияло на осуществление мечты Коли. Проделывают колоссальную работу. Не спят ночами, не видят детей и кота.
Мечтают, что после этого проекта обязательно попросят у шефа отпуск.
И вот проект подписан. Все инстанции дали добро.
Наступает день икс. Он обведен в календаре красным кружком. Все согласовано с астрологическим отделом. Близнец в Овне, все как положено.
Человек выходит из дома. Понимает, что забыл ключи. Пока бегал за ключами, опоздал на автобус. А на работе начальник-зверь и срочный проект. Человек вызывает такси, понимает, что сегодня останется без обеда, потому что на такси уйдут последние деньги. С испорченным настроением плюхается в машину.
Таксист решает разрядить обстановку и делает радио погромче. Играет Лепс: «Самый лучший день». Человек просит переключить. На другой радиостанции — объявление.
Такая-то студия по такому-то адресу объявляет новый набор в художественную школу. Телефон повторяют два раза. И таксист говорит: «О, в художники зовут. У меня племянница тоже хорошо рисует. Ей 5 лет сейчас, а все говорят, что талантище».
И человек ему отвечает грустно: «Я тоже в детстве хорошо рисовал».
А по радио опять объявление повторяют.
Там, на небе, все смотрят на это со скрещенными пальцами. Никто не дышит. Не шевелится. В туалет никто не выходит. Муха замерла в полете.
Человек переписывает номер телефона в свой блокнот.
Вся креативная группа выдохнула. Открывают шампанское. Все аплодируют и смеются. Кто-то подхватил другого кружиться в танце. Кто-то позвал на радостях коллегу на свидание.
А человек пришел домой. Рассказал жене. И она ему говорит: «Что это ты надумал? Что за глупости?»
И человек такой: «Действительно, что это я себе надумал! Глупости какие-то. Не рисовал-то уже с детства. Ну да, вспоминал об этом недавно. Хотел даже кисти купить. Но как-то все лишних денег не было. Как я пойду туда? Засмеют же...»
И там, на небе, все дружно: «Да что ж такое-то?! Как так?!»
Кто-то театрально швыряет бумаги со стола со словами: «Я не могу так больше работать!!!» Свидание отменяется. Шеф вызывает начальника отдела исполнения мечт с требованием отчета. Кто виноват? В чем косяк? Разбор полетов. Лишение премий. Никакого отпуска. Дома скучают дети и кот.
В общем, давайте не будем бесить Вселенную. Там ребята реально стараются. Без отпуска работают.
Давайте не будем.
Все уже есть✨
Автор неизвестен.
МУЗЫКА И ХИМИЯ
Тася уже собирала портфель, когда открылась дверь, и в аудиторию вошел ее однокурсник Сергей Новицкий.
- Привет! Как дела? – спросил он, окинув любопытным взглядом ее тетради. - Когда защита?
- На будущей неделе.
- Ты домой? Можно провожу? – он подхватил ее портфель.
Тася порозовела от смущения. Сам Сергей Новицкий – гордость курса – хочет проводить ее домой. Они вместе учились на химфаке, но на разных специальностях, в разных группах и часто встречались при подготовке праздничных университетских вечеров и выпусков стенгазет. Сергей был непревзойденным выдумщиком, лучшим ведущим, великолепно читал стихи и, конечно, нравился всем девчонкам.
Они некоторое время молчали, шагая по липовой аллее, прогретой теплым июньским солнцем, и Сергей заговорил первым:
- Тася, познакомь меня, пожалуйста, с Галочкой Сафарян.
- Хорошо, - ответила она, сглотнув комок разочарования.
Свою подругу Галочку Сафарян, черноглазую девушку, с копной темных вьющихся волос, Тася пригласила на праздник Первомая в университет. Улыбчивая Галочка в красном крепдешиновом платье с белыми цветами и белым лаковым пояском, очаровала всю мужскую половину университета. Весь вечер у нее не было отбоя от кавалеров, желающих с ней танцевать. Сергею, ведущему праздничный концерт, так и не удалось пригласить Галочку на танец. Но он, как и другие юноши, не сводил с нее восхищенных глаз.
- О, смотри! – обрадовался Сергей, когда они проходили мимо здания филармонии. – Концерт симфонического оркестра! Мендельсон и Чайковский! Ух, ты, и дирижер из Японии Масаси Уэдда, выступит в двух концертах! Как думаешь, Галочка любит Чайковского?
- Не знаю, - ответила Тася. - Мне кажется, Чайковского любят все. Очень красивы его «Времена года», особенно «Апрель».
- А я люблю Вивальди! – воодушевленно подхватил Сергей. – Его «Весна» - динамичная и импульсивная, как бурные потоки ручьев от таяния снега, как капель от пригревшего солнца! А сколько экспрессии в «Летней грозе»! Струнные великолепны!
- Мне больше Чайковский нравится, - несмело возразила Тася. - В его «Временах года» каждый звук выразителен. Мне, вообще, ближе фортепианная музыка. Обожаю Шопена.
- Я тоже! – Сергей с интересом посмотрев на Тасю, неожиданно сказал: - У тебя глаза цвета спелого винограда.
- Да, зеленые, - смутилась она, и чтобы замять неловкость спросила: А ты любишь Грига?
- О, да! «Пер Гюнт» - прекрасное произведение! Не понимаю, почему до сих пор никто не придумал хореографию и не поставил балет. Мой любимый эпизод – «В пещере горного короля»! Только лучше, когда начинает фагот, а не пиццикато виолончели, тогда создается идеальный переход к дальнейшему нарастанию вихря музыки. Я даже представляю, как это сделать в хореографии.
- А «Утро» у Грига какое великолепное!... – взволнованно подхватила Тася.
Солнце, перевалившее зенит, припекало все сильнее, и даже в тени деревьев, высаженных по краю тротуара, было душно.
- Хочешь мороженого? – спросил он и, не дожидаясь ответа, подошел к продавцу, стоявшему с тележкой под небольшим навесом.
Он протянул Тасе шарик мороженого, зажатого между двух вафельных кружочков. Она с радостным удивлением увидела на одном из них имя Сергей, но на другом было имя Таня. Как жаль, не Тая, всего одна лишняя буква! Полным именем Таси было Таисия. Они шли, ели мороженое, говорили о музыке, о предстоящем распределении, оба хотели заниматься наукой и мечтали попасть в научно-исследовательский институт.
- Химия – наука будущего! – уверенно говорил Сергей. – Со временем, она будет присутствовать во всех отраслях народного хозяйства, войдет в каждый дом! И именно органическая химия! На ней будет основываться всё – любая промышленность, даже оборонная, любой домашний предмет и, представь себе, пища!
Тася, слушая вдохновенную речь Сергея, не возражала, но про себя считала, он не совсем прав, отдавая приоритет органической химии. Она была уверена, что основа всего – неорганическая химия. Ей было интересно наблюдать за разгоравшимся огнем в серых глазах юноши, так бывало, когда он спорил с преподавателями – профессорами, отстаивая свою точку зрения. Они прошли почти весь путь пешком. Сергей жил в общежитии в трех остановках от Тасиного дома, но они давно уже миновали его. Когда ей оставалось пройти один квартал, Тася остановилась и, потянув свой портфель из рук юноши, сказала: - Ну, я пойду?
Сергей, слегка задержав его в своей руке, чуть наклонился к Тасе и тихо произнес: - Знаешь, не надо знакомить меня с Галочкой Сафарян.
Елена Игнатова в группе #ОпусыиРассказы