Сонька дура

Эта история произошла в одном ауле в Казахстане. Жила там русская семья муж, жена и шестеро детей. Семья как семья. Взрослые работали, дети учились, помогали родителям по хозяйству. Но беда была в том, что Сонька с мужем Ванькой были совершенно разными людьми. Ну совершенно разными. Впечатление было такое, что в одну телегу запрягли кобылу и козла. Сонька была трудягой. Все успевала. Работала изолировщицей на теплотрассе, изолировала трубы отопления. И не было ей равных в работе. В бедненьком доме их все сверкало чистотой. А Ванька был лодырь несусветный и пьяница. Работал он там же, на теплотрассе сварщиком. Хуже, чем он, никто не работал. Если Сонька вовремя не отберет у него получку – больше можно было даже не тревожиться – все до копейки пропьет. Но Сонька никому не давала про него худого слова сказать.
В ауле все очень любили Соньку, уважали и жалели, потому что не было человека добрее и сердобольнее её. Таких людей, как она в народе называют божьими. Сонька была недалекого ума, простодушная. Про нее так и говорили – у себя украдет, соседу отдаст. И никогда она ни на кого не сердилась, никогда не сплетничала, никогда не жаловалась. Но с таким мужем, да с таким ее характером не то, что разбогатеть, даже просто жить в достатке, было невозможно. Ни в чем Сонька не видела своей выгоды, о себе думала в последнюю очередь. Идет, допустим, она по аулу, слышит, за забором стонет старуха. Забежит во двор:
- Что случилось, Алтын-апа?
- Нога распухла, ступить не могу, а козы не доеные. Слышишь, орут? Я вот поскакала на одной ноге, а дальше не могу! Как собаки колено рвут!
Сонька подхватила на руки легкую, как пёрышко, Алтын-апу, занесла в дом, положила на кровать:
- Погоди маленько!
А сама выскочила на улицу, наломала лопухов, ополоснула, помяла, обложила ими ногу старухи, обмотала тряпкой. Сама побежала в хлев, подоила коз, молоко процедила, поставила в холодильник, подойник вымыла, марлечки постирала – всё, управилась!
- Алтын-апа, если что надо, я буду своих ребят посылать, скажешь им. Я прибегу, сделаю, ладно? Ну, все, пошла я.
- Не спеши, Соня. Возьми там, в шкафчике, детям конфеток.
- Нет-нет, что ты! Сама скушаешь! Отдыхай, апа.
- Аллах наградит тебя за твою доброту!
- Да у него и без меня забот хватает, - улыбнулась Сонька. И такая она была во всем.
В ауле жили в основном пожилые да старики, которые уже сами не в силах были многое делать: у кого силы уже не было, у кого голова кружилась, в общем, у кого что. А дело делать-то надо. Хлев ли кому почистить, дом ли побелить, в магазин ли сходить за продуктами – все знали, куда обратиться за помощью. И ни разу Сонька никому не отказала. Наоборот – свои дела бросит, а старика уважит. Но старики, все же обижались на Соньку. Никакой платы не принимала. Уж и грозились ей, что больше ни о чем не попросят – бесполезно!
И всё-то она считала, что недостаточно делает для своей семьи. Особенно она почему-то чувствовала вину перед детьми. Работая, как каторжная, она ничего не накопила. А вечерами, когда вся работа по дому переделана, и мать с детьми по обыкновению сидели на крыльце, Сонька часто говорила:
- Золотые мои деточки! Простите меня. Нарожала я вас, а дать вам ничего не могу. Простите меня, дуру окаянную.
- Мам, ну перестань глупости говорить!
- Нет, это вы перестаньте. Я же понимаю, что вам хочется большего. Но вас у меня много, и моей зарплаты не хватает, чтобы вам купить, что вам нравится. Вы у меня хорошие, умные. А я вот как подумаю, что кого-то из вас у меня бы не было, так мне сразу жить не охота. Всех я вас люблю, и все вы мне нужны.
Детям не нравилось, когда мать так о себе говорит. Они ее любили и жалели.
Помогали по хозяйству. Старались учиться хорошо. А Сонька еще учила их любить людей и видеть в них только хорошее, никогда не обижать, помогать.
- Мам, а зачем ты всем помогаешь?
-Не хочу, чтобы меня люди лихом поминали. Помогу человеку – и ему хорошо, и меня совесть не мучает.
Женщины, видя, как бедненько одета Сонька, спрашивали:
- Сонечка, ну почему ж ты не купишь себе новое пальто?
- Не могу! На машину коплю!- весело отвечала Сонька.
Частенько беззлобно над ней подшучивали:
- Ну что, Сонечка, накопила на машину?
- Да думала, что накопила. А сейчас вот купила селёдки, посчитала – опять на машину не хватает! – смеялась Сонька.
- Ничего, апашеньки (апа- по казахски тётя). Вот куплю машину, буду катать вас по аулу!
- Глупая ты, храни тебя Аллах! – добродушно смеялись женщины.
Однажды на теплотрассе появилась командированная Шурка, молодая беспутная бабенка, да еще и выпить не дура. А, как говорится в народе, пега пёстру видит за вёрсту. Несколько раз она с Ванькой выпивала. А потом они и снюхались. Шурка сказала, что у нее в поселке, который находился в трёх километрах от аула, есть дом. Предложила она уехать вместе жить в поселок. Ванька согласился. Так и уманила Шурка Ваньку из семьи. Уехали они вместе, а Сонька ревела белугой ревела, да что поделаешь? Дети, как могли, успокаивали мать. А она им говорила, что сама виновата. От хорошей жены муж не уйдет.
Прошел год. Вдруг, вечером на пороге дома появились Ванька с Шуркой. У Ваньки на руках ребенок.
- Соня, мы, это, приехали попросить, чтоб ты нашего Витьку на недельку взяла. Надо его от титьки отсадить. Возьмешь?
- Оставляй. Я в отпуске, посижу, - ответила Сонька, не поднимая глаз.
- Ну, говорил я тебе, что она согласится? - спросил Ванька у Шурки.
Взяла Сонька Витеньку, и таким он ей показался славненьким да милящим! Стала она за ним ухаживать. Дети её тоже с ним возились, играли. Все шло хорошо. Но через пять дней, вечером, к дому Соньки пригнал участковый на мотоцикле:
- Соня, плохие вести… Сгорели Ванька с Шуркой в доме. Соседи говорили, что перед пожаром они сильно пили три дня. Так вот, по версии следствия, дом загорелся от не потушенной папиросы.
- Господи, помилуй…
- А ты вот что… Завтра приедут из опеки, так приготовь ребенка.
- А я его не отдам!
- Ну, ладно, мне некогда слушать твою болтовню. Я поехал, а ты приготовь мальчика.
Участковый уехал, а Сонька позвала детей:
- Деточки мои. У вас-то хоть я есть. А у Витеньки теперь никого нет. Заберут его в детдом, такого маленького. А я его не отдам. Уйду с ним из дому. За меня не бойтесь, я не пропаду. Не ищите, сама вернусь. За домом и за скотиной смотрите.
Схватила Сонька старую сумку, положила в нее хлеб, соль, сахар, банку молока, Витюшкино барахлишко и ушла с ним в ночь, неизвестно, куда.
А решила Сонька идти в сопки (низенькие горы). Шла, задыхаясь. Витенька ведь уже тяжеленький был. Остановится на минуточку, передохнет и опять идет. Вскоре она заметила, что впереди огонь горит. Пошла она на этот огонь. Уже еле ноги передвигала. Смотрит, а перед ней – овечьи загоны, а у костра сидят бакташы, пастухи. Подошла она к ним, поздоровалась.
- Здравствуй, сестра. Чего ты по ночам ходишь?
- От милиции скрываюсь.
- Натворила что?
- Нет. Ничего я не натворила. И рассказала им Сонька, что произошло.
- Правильно делаешь. Худо ребенку без папа, без мама. Оставайся, сколько надо. Молока у нас много. Мясо много. Лепешка много. Ешь сам, корми балу (мальчика).
Накормили пастухи Соньку и ребенка. Потом показали ей топчан, на котором лежала кошма:
- Спи тут. Так и осталась она у пастухов на целую неделю. Через неделю засобиралась она домой. Пастухи посадили ее с мальчиком на лошадь и проводили до самого аула.
Дома дети рассказали ей, что приходила милиция и опека. Спрашивали, где мать с ребенком.
- Мы сказали, что мы не знаем, что ты не сказала, куда идешь. Они подождали часа два, потом уехали.
Вот так и жила Сонька с детьми почти две недели. Вдруг забегает в дом соседский мальчик, глазенки вытаращил, задыхается.
- Что такое, Зулумбек, что случилось?- встревожилась Сонька.
- Соня - апа, к вам опять милиция приехала! Бабушка послала, чтобы я вам сказал.
- Спасибо, милый. Беги домой.
А сама опять начала манатки собирать, хотела опять убежать. Да не успела. Вошли в дом шесть человек: участковый, две женщины из опекунского совета и трое соседей –понятых.
- Давайте ребенка,- сказала женщина из опеки.
- Не отдам! Он мой! – закричала Сонька.
- Но ведь это не ваш ребенок!
- Мой! Мне его родители привезли. А в том, что они погибли, я не виновата. Значит, он мой! Я его не отдам!
Неожиданно в дом толпой повалили соседи. Стали кричать, чтобы ребенка оставили Соньке.
- Никто лучше нее не воспитает мальчика.
- Она очень хорошая мать! Воспитала шестерых детей – один другого лучше. Зачем же забирать мальчонку?
- Ему у Соньки будет лучше, чем в детском доме.
- Ничего плохого она ему не сделает! Мы Соньку знаем! Сама есть-пить не будет, а ребенок будет сытым и чистым! Оставьте мальчика ей!
Женщины из опеки переглянулись. Затем одна из них говорит:
- Да мы же не против. Мы видим, что женщина вы положительная, ребенка не обидите. Но надо все сделать по закону. Оформить необходимые документы. Эти вопросы решаются в суде. Мы оставим вам ребенка до решения суда. Мало того, мы будем ходатайствовать перед судом, что бы ребенок остался у вас, а вы будете его приемной семьей. Только вы уж явитесь в суд. Вы всё поняли?
- Да, - рыдала Сонька.
Через несколько дней принесли повестку в суд. Сонька отправилась в поселок. Едет, а у самой душа с телом расстается: что решит суд? А вдруг решит Витеньку отдать в детдом?
Когда судья зачитывал решение, Сонька была, как глухая, как будто теряла сознание. Слушала – и не слышала. Тольку спустя несколько минут, она поняла, что говорилось в решении – оставить ребенка с ней. Да, точно, оставить Витеньку с ней! А больше ей ничего не надо!
На остановку шла на ватных ногах. Пришла домой, а дети спрашивают, чем суд закончился. Еле ворочая языком, она сказала, что Витеньку оставили им.
Дети запрыгали от радости. Сонька плакала счастливыми слезами.
Шли годы. Сонька работала, дети ей помогали. И вся ее семья обожала Витеньку. Дети таскались с ним, как кошка с котенком: ни на шаг его не отпускали от себя. А у Соньки как будто наступила вторая молодость, как будто её силы удвоились. Так и крутится, как вьюха, старается все успеть. И так все старательно делала, так тщательно. Дети даже упрашивали ее, чтобы она побольше отдыхала. Говорили, что они сами все это сделать могут, но она и слушать ничего не хотела.
Несколько раз к ней в дом приезжала комиссия, проверить, как живет Витя. И всегда поражалась, какая чистота и порядок в доме, какие ухоженные и воспитанные у Соньки дети.
Старшие две дочери уже закончили школу. Закончив сельхозтехникум, они работали. Жить стало намного легче. Да и Вите исполнилось уже четырнадцать лет. Мальчик рос очень хорошим, как и все Сонькины дети. Он звал ее мамой с самого раннего детства и любил ее без памяти.
И вдруг приходит письмо из собеса, в котором сообщалось, что Соньке следует явиться такого-то числа. И опять у нее сердце трепыхнулось. «Господи, да чего же им еще от нас нужно?» - мучила тревожная мысль.
Но теперь она уже так сильно не боялась, а думала, что лишь бы никакой неприятности не было. Явившись в собес, она с тревогой постучала в нужный кабинет. Её пригласили войти.
- Вы почему не получаете положенные вам деньги?
- Какие деньги?
- Суд же постановил, что ваша семья является приемной, и вам положена от государства ежемесячная сумма. Кроме того, вашему сыну Виктору положена пенсия по потере кормильца. А вы так ни разу и не получали этих денег. Надо срочно получить…
Когда ей выдали аккредитив , то она глазам не поверила. Сонька в жизни не видала и в руках не держала таких огромных денег. Эта новость моментально облетела весь аул. Соседи поздравляли Соньку, все были счастливы, что, наконец – то, удача нашла её. И не было ни у кого зависти к неожиданному Сонькиному богатству. Только спрашивали, улыбаясь:
- Ну что, Сонечка, когда покатаешь нас на машине?
- Ой, апашеньки! Подождите еще маленечко! Это уж Витенька вас катать будет! А где уж мне на машине ездить? Я ведь дура! Аллах послал мне денег, да ума дать позабыл! – ласково улыбалась Сонька.
©️ Лилия Падерина
ЧУДЕСА СЛУЧАЮТСЯ
Семейная жизнь Ирины дала трещину, да что там, Марианской впадиной прошлась по прожитым в счастливом браке годам. Никто никому не изменял, просто разноцветие семейной жизни незаметно превратилось в однотонную серую обыденность, скучный день сурка, где желание учиться играть на пианино еще не наступило, а все вокруг уже не радовало, не веселило, а наоборот раздражало. И добровольное желание жить для семьи, её интересами и нуждами стало восприниматься этой самой семьей, как должное. При отсутствии ответной заботы и внимания. И попытки её как-то с этой самой семьёй, мужем и сыном, объясниться ни к чему не приводили, ничего особо не менялось. Никто не собирался менять устоявшийся порядок вещей, претензии Ирины воспринимались как дурь, блажь, нервы. Ирина пыталась вспомнить, когда она упустила, как просмотрела, где её забота о сыне и муже, любовь матери и жены стала восприниматься ими как должное, обязанностью обслуживающего персонала.
И накопившееся раздражение выплеснулось, разрушив все плотины, сметая на своем пути построенное в семейной жизни капитальное, временное и зачеркнув все, что запланировано, не думая о последствиях и как там дальше теперь будет. Главное, что так она больше не хочет, не может и не будет. Ей ведь всего сорок три, и или начинать жить дальше самой, или кардинально менять всё в своём устоявшемся. Сын объяснения выслушал спокойно, с мужем ещё предстоял серьёзный разговор, пока она без эмоций общаться с ним была не готова.
А завтра Новый год. Сын заранее сообщил, что встречать его будет с друзьями, как и где будет муж Иру сейчас не особо волновало, думать о нем спокойно она еще не могла.
Несколько лет вся их семья встречала наступление Нового года у родителей Ирины и Алены, собирались часа в три-четыре, собственно, с этого времени и начинался праздник. За веселыми хлопотами время пролетало незаметно. А в этом году родители уехали в санаторий в Кисловодск, и Новый год они отметят там.
Ирина позвонила сестре, надеясь, что еще не поздно как-то вписаться в её планы.
-Привет, дорогая, спросить хочу, где ты праздновать будешь? Не помешает ли там симпатишная девушка сорока трех годиков?
- О как! - весело ответила Алена,- не поверишь, у тебя собиралась! С вами, семьей, как положено.
Алена была младшей сестрой с разницей в возрасте в девять лет. Замуж она не выходила, всегда куда-то спешила, была вся в делах и карьере. Пару раз знакомила Иру со своими избранниками, с одним из них даже заявление подавали, но до свадьбы так и не дошло.
- Семьей... Самой уже замуж пора.
- Вот случится чудо, друг спасет друга, так сразу и.
- Не получится у нас, Ален, Сашка уйдет со своей компанией веселиться, а с Юрой у нас того, кризис. Не до праздников, в общем, - спокойно сказала Ирина, и добавила, - проблемы у меня. Вот, к тебе хотела напроситься.
- Понятно, что уж...Нормально у тебя все, Ира! Проблемы у тебя в голове, а за её пределами все хорошо,
чего тебя колбасит-то? Не будила бы ты лихо, пока тихо, а?
-Алена! Давай потом об этом вот. Я тебе одно скажу, приболела я как-то, вечером температуру сбила и уснула, проснулась днем, лежу. Суббота, все дома. И лежу, и лежу. Мои проснулись давно, знали, что плоховато вечером их маме и жене было, а мне ни чаю, ни лоб потрогать... Я и спрашиваю, как так-то? А они, ну ты же спишь! Мы и не трогаем! А я бы уже раз сто потрогала, чаев налила, напоила, накормила. Вот...Мне время нужно подумать. И все, хватит об этом. Давай о празднике. Как там родители, кстати? Звонила?
- Звонила, конечно, у них все замечательно, - вздохнула Алена, - в отличии от некоторых. Они там, как в детском саду - открытки клеили, снежинки вырезали все вместе, елку наряжали. Какие-то номера готовят, шарады. Счастливы, в общем. Прям даже ревность взыграла, могли бы и поскучать.
- Ну, да! Соглашусь, - засмеялась Ирина, - могли бы.
- Есть у меня к тебе предложение, сестра.
Мамина коллега и приятельница хорошая дачу продает, Нина, помнишь её? У них там еще что-то есть помимо. Женщина она правильная, дом должен быть хорошим. Сказала, мне понравится, я ей верю. Они на морях сейчас, адрес она мне скинула, ключи у соседа, тот предупрежден. Давай-ка мы с тобой завтра туда сгоняем, а? И Новый год там и встретим! Много нам с тобой двум надо? Без салатов обойдемся, шашлыков забабахаем, шампанского попьем, идет? Здорово я придумала?
-А нравится мне идея, хорошее такое предложение. Согласна я. К тебе приеду с ночевкой, от тебя и тронемся.
На следующее утро они уже мчались по скоростной трассе через заснеженный лес, заехав по пути в ,, Ленту’’.
Игорь вернулся из рейса, шесть месяцев пролетели, как один. Дом встретил, украшенный белоснежной пышной шапкой, сугробами почти в пояс и холодом внутри. Но Игорь любил свой дом, это ли проблема? Сухие дрова в камине весело затрещали через пять минут, пылесос собрал пыль минут за двадцать, еще через столько же была вытерта пыль. Полчаса ушло на то, чтоб почистить дорожку к дому от ворот и террасу. Вот и делов-то.
Затем Игорь сходил в сарай, достал коробку с елкой и ящик с игрушками.
Он наряжал елку не торопясь, аккуратно доставая стеклянные шары, сосульки и шишки. Он помнил эти игрушки столько, сколько себя. Набор игрушек был немецким, они сияли и искрились на ёлке живым блеском и огнем, куда там современному пластику с его матовым холодным подобием. На дне ящика лежал Дед мороз. Игорь аккуратно достал его и поставил под елку. Старик выглядел гордо, статно, по доброму при этом улыбаясь. Мастера постарались передать роскошь поистине королевского наряда хозяина зимы. И шапка, и шуба были украшены где рисунком, где дождиком, где бисером, и понятно было, что одеяние праздничное. Этот Дед мороз уж никак не был похож на развозчика газировки. К такому, как нам поведали в сказках, можно было попасть через потайной портал, если не побоишься сигануть в глубокий и темный колодец, да пролететь через толщу воды. Зато уж там приключения обеспечены, и по заслугам награда.
-Ну, что, остались мы с тобой вдвоем, - грустно улыбнулся Игорь.
Работая капитаном тогргового флота, Игорь по полгода проводил в море, столько же потом отдыхая. Эти месяцы отдыха раньше он жил с родителями. Игорь был поздним ребенком, со старшим братом у него была разница в возрасте в восемнадцать лет, и пятнадцать с сестрой. Брат служил на военном флоте, как отец, сестра была замужем за военным. Они давно разъехались по службе в разные стороны, но часто созванивались, а раньше и переписывались с родителями и младшим братом. И, не смотря на расстояния и разницу в возрасте знали, как младший растет, чем увлекается, как учится.
А потом родители ушли, быстро, один за другим. Сначала отец, потом и мама. И новый контракт стал своего рода спасением от горя и тоски, от одиночества в родном доме.
Когда они остались с мамой вдвоем, она как-то сказала ему, погладив по голове, как в детстве:
- Женись, сынок, не хочу, чтоб ты один оставался.
- Мам, с моей работой все никак не получается. Но я не против, ты не думай.
- Я постараюсь помочь, - мягко сказала тогда мама.
-Как, мам? Только не говори, что будешь знакомить меня с дочерями своих одноклассниц, - шутя скривился Игорь.
- Нет, конечно, - засмеялась она, - я просто каждый день буду думать о том, что ты встретил свою судьбу, представлять, как вы счастливы, как любите друг друга. И все получится, вот увидишь.
Игорь из аэропорта по дороге домой позвонил и брату, и сестре, предложил приехать к нему на Новый год, встретить праздник в родном доме, как бывало раньше. Но и у одного, и у другой уже все было запланировано, да и билетов не достать, все раскуплено заранее, даже если захочешь, сошлись на том, что постараются приехать после, на праздничной неделе, повидаться с братом они тоже очень хотели. Ни брату, ни сестре в голову не пришло требовать что-то от младшего в качестве наследства. Дом на три части не распилишь, а продавать родные стены и деньги делить последнее дело, так они считали. Младший стариков досмотрел, ему и дом родительский, всегда так было, а они, старшие, давно упорхнули, сами и с родительской помощью обустроились уже. Но знали, что всегда будут желанными гостями.
Ирина с Аленой ехали по улице и внимательно вглядывались в номера домов.
- Вот он, приехали! Посмотри, какой чудный дом! Прям терем-теремок, и кто-то в тереме живет, - улыбалась Ира.
- Не живет, а это сосед, какой милый, решил к нашему приезду дом нагреть. Дорожки, глянь, почистил. Я же звонила, предупредила, что приедем. Повезло с соседями. Ой, как мне все нравится, - почти пропела Алена, открывая калитку и заходя на участок.
Игорь чистил картошку, когда в дверь постучали. На пороге стояли две девушки, одна, помоложе, счастливо улыбалась:
- Здравствуйте, это мы! Приехали вот. Можно зайти?
Вторая, постарше, с немного грустными глазами, кивнула ему, тоже здороваясь.
Игорь растерянно смотрел на гостей.
- Я Алена, от Нины мы, ну?
- Проходите, - тихо сказал Игорь, немного отошел, уступая дорогу, потом быстро подошёл к окну и потрясено уставился на улицу.
- Вы знаете, мы решили, если нам понравится, мы на Новый год останемся. И нам понравилось! Как здесь чудно, мы остаёмся, - Алена обвела глазами гостиную, подошла к камину, - ой, вы елку нарядили? Как красиво!
- Хорошо. Тогда давайте попьём чаю, и я предлагаю съездить а магазин за продуктами, здесь не далеко, километров тридцать. Праздновать так праздновать. Вы составите мне компанию? - спросил Игорь Алёну.
- А вы с нами останетесь? А что, мы не против, да, Ир? Если у вас нет других планов на сегодня.
- Других нет, - улыбнулся Игорь.
Ирина сидела у камина, допивала чай. Игорь с Аленой уехали минут десять назад. Зазвонил телефон. Юра, ну надо же.
- Я слушаю, что-то случилось?
- Случилось. У меня жена с ума сошла, - пробурчала трубка.
- Не начинай, праздник сегодня, давай без оскорблений.
- Ты мне скажи, чего тебе неймется? Полгода издеваешься уже. У тебя есть кто-то?
- С ума сошел? Просто я на другой уровень перешла. С ,, горшочек, вари медленно’’ на ,,скороварку’’. А там, чтоб крышечку не сносило, пар выпускать надо. Вот он и выпускался. Неожиданно, энергично, шумно. А если серьезно, я пыталась достучаться до тебя, Юра. Твое скорбное молчание в ответ вопрос не решало, и твоё ,, это все для вас, для семьи’’ уже тоже. Спросил бы меня, что для меня нужнее? Прогулки с тобой, хоть иногда, отдых, в кино вместе, просто поболтать или твоя вечная занятость и работа во имя работы? А после неё хроническая усталость.
- Ира, я подъеду через пять минут, поговорим. И не дело это, Новый год порознь встречать. Решим все, обсудим.
- Ты подъедешь? А как? Куда? - растерялась Ирина.
- К вам. Мне теща адрес дала.
Ира накинула пуховик, обулась и вышла на улицу. Прошло минут десять, телефон опять зазвонил.
- Ир, ты где? Зачем ты так?
- В смысле, Юра? Что зачем? И это ты где? Я жду тебя у ворот, - удивилась Ира.
- Я у дома. Тут заперто, темно и нет никого.
- Я ничего не понимаю. Сейчас Алене позвоню, подожди.
Сестра не отвечала.
- Ира, у меня только один вариант, вы поехали не в то Никольское, их несколько в области, - даже по голосу было понятно, что муж сейчас думает о них. Улыбается, смешно ему, - как вас пустили-то?
- Юра, теперь только ждать. Как минимум час, я думаю. А потом еще час дороги. Но успеем до двенадцати всяко. Возьми ключ у соседей, дом протопи.
- Нет уж, я вас дождусь, - и добавил примиряюще, - не удобно мне, Ир, чужой дом.
Игорь с Аленой вернулись, неся пакеты, улыбаясь друг другу и оживленно разговаривая. Ира встретила сестру вопросом в лоб, как только та переступила порог:
- Алена, ты анекдот про девушку и навигатор знаешь?
- Какой анекдот? - беззаботно переспросила сестра, поставив пакеты на пол.
- А жена звонит мужу и спрашивает его: ,, Милый, ты навигатор в машине трогал?’’ А он ей : ,, Да, смотрел, как до Ростова доехать.’’ А она ему : ,, Поздравляю, я в Ростове!’’ Ты какой адрес в навигатор ввела?
- Какой? Такой! Никольское, улица Лесная, 7.
- А район какой?
- Ну, какой... Никакой. Я начала вводить, он мне вариант предложил, я согласилась. Добавила дом, улицу, да поехала. Что случилось? - и уставилась на сестру таким умоляющим взглядом, поняла все сразу, потому что, и надеялась, что сестра тоже вот сейчас все поймет.
Ира поняла. Да сразу видно было, шла с Игорем рядом, светилась, как та ёлка.
- Игорь, вы мне скажете точный адрес, если вы, конечно, не выгоните нас и не будете против, если мой муж к вам тоже приедет погостить?
- Я не против. Записывайте, конечно,- и стал разматывать шарф Алены, помогать ей снимать куртку. Та опять засияла.
- Извините, а можно мне спросить? А почему вы сразу не сказали, что мы ошиблись адресом, что это ваш дом?
- Вы сказали, что вы от Нины, - пожал плечами Игорь.
- А вы знаете Нину? - удивленно смотрела на него Ира.
- Так звали мою маму.
Юра подъехал за пару часов до боя курантов. Ирина коротко обрисовала ему ситуацию, выйдя на крыльцо. Тот понял. При встрече мужчины крепко пожали друг другу руки и дальше было видно, что общаться им между собой легко и непринужденно не составляет никакого труда.
Эта была замечательная новогодняя ночь. Юра крепко держал руку жены в своей почти все время, как двадцать с лишним лет назад, ей было неудобно есть, но она молчала и улыбалась, и выглядела сейчас не менее счастливой и молодой, чем её сестра.
А Алена думала, что чудеса случаются. Они, похоже, с Игорем сейчас одинаково думали.
На следующий день вечером Ирина с Юрой уезжали домой. С них взяли обещание вернуться пятого числа, познакомиться с семьей Игоря.
А когда Алена уснула, Игорь еще раз вспомнил сон, приснившийся ему сегодня, в новогоднюю ночь.
Празднично одетый старик шел рядом с его мамой, которая выглядела совсем молодой, как на фотографии в альбоме. Они шли по их саду, засыпанному снегом, и тихо переговаривались между собой.
- Ну что, довольна ли ты,девица? Довольна ли ты, красная? - шутливо спрашивал старец.
- Как мне благодарить тебя, не знаю даже. А помнишь, ты мне зайца марципанового подарил? Давно, мне лет шесть было.
- Это не я, это бабушка тебе подарила.
- Да? А мне сказала, что это от тебя. Я была уверена в этом. Она патологически не умела лгать.
- Она тебе подарила, а ей я.
Ангелина Чеснокова
ЗАМУХРЫШКА
— Муж назвал меня «убогой замухрышкой», когда я захотела купить новое пальто. Сказал, что мне оно уже не нужно. Всю ночь проплакала от обиды, — рассказала женщина в почте — я ведь тащила на себе всех тот год, что он не мог найти работу! Да, отказывала себе во всем, да, смотрю в зеркало и понимаю, что превратилась в «замухрышку», но неужели только я в этом виновата? Ведь все делала ради семьи, а оно, выходит, никто и не ценит… Смешно? Вовсе нет. Таких историй — масса, и каждая начинается просто «я отказалась от всего ради близких».
У меня был похожий период. Году в 2009 случилась большая финансовая попа. Народ начал стремительно нищать, покупательская способность снизилась, и маленький семейный бизнес, который сытно кормил, пришлось закрывать. Рассчитывая и надеясь выйти хотя бы в ноль, а не минус… В результате к осени единственным доходом стал мой не слишком большой официальный заработок в редакции, расходы пришлось ужать до минимума, жить стало скучно и грустно, а я… Ну, как и любая женщина, поставила себе целью семейство вытаскивать из ямы, потому как дети, потому как мама…
Подозреваю, с похожей ситуацией хотя бы раз в жизни сталкивалась каждая женщина. И каждая женщина начинала действовать по отработанному миллионами товарок до нее сценарию: найти подработки, урезать собственное финансирование даже в жизненно важных вопросах до минимума, каждую копейку и каждое зернышко нести в клювике домой, любимым детям.
Вот и я оказалась настоящей русской бабой. Уезжала из дома в понедельник рано утром, возвращалась — в пятницу вечером, потому как жили за городом и проезд туда — обратно позволить себе не могла. Чаще всего в понедельник утром в кошельке лежало сто рублей. После официального завершения рабочего дня отправлялась мыть полы и тарелки, ночевала на диванчике в нашей редакции, изображая появление на работе раньше всех… Питание — трехразовое, пирожок во вторник, среду и четверг. Большего себе позволить не могла.
Вспоминать смешно и грустно одновременно: глядя на улыбающуюся физиономию, намакияженную старательно, на шмотки, оставшиеся с «тучных» времен, мало кто мог увидеть за спиной страшный призрак нищеты. Хватило запала до середины зимы. В январе начала…сдуваться. Силы терять, да и желание вообще что-либо делать. В зеркале наблюдала стремительное превращение в самую что ни на есть натуральную «замухрышку», и если поначалу это расстраивало, то…с каждым днем становилось все глубже и глубже на себя наплевать. Основная цель — накормить детей и хоть как-то их одевать — поддерживалась, а сама… Ну, сама вроде как уже отжила свое. Как-никак тридцать лет, да все так живут…
И вот тут я поняла: на меня смотрят, как на пустое место. Все. Коллеги, которые типа не только коллеги, но и подчиненные, потихоньку, а то и в открытую саботируют работу. Заказчики и рекламодатели начинают потихоньку хамить. Дома работа моя на износ воспринимается как само собой разумеющееся. Недомогания возмущают, редкие попытки хотя бы привести себя в порядок у собственной мамы вызывают усмешку — мол, куда уж тебе брыкаться. Апофеозом всему стало ее предложение поужинать оставшимися в детских тарелках макаронами. Она их для собачки соседской оставила, но раз уж я приехала домой, больше все равно ничего нет, а готовить — поздно…
Знаете, у меня случилась истерика. Перебила драгоценный мамин хрусталь, который она таскала за собой всю жизнь. Орала, что я человек, и требовала, чтобы ко мне относились как к человеку. Мама потом оправдывалась, мол, помутнение какое-то нашло. Я только потом заметила — такие «помутнения» постоянно случаются у тех, чьи близкие сами ставят на себе крест. Как только мы начинаем добровольно отказываться от каких-либо ресурсов в чужую пользу, окружающие непроизвольно пытаются лишить и остатков. Неосознанно, не со зла. Просто на уровне подсознания, ведь человек, по сути, животное, и закон джунглей суров: выживает сильнейший, а не тот, кто поставил на себе крест. Слабого добивают, даже если он — близкий и родной человек.
Потому будьте эгоистами. Любите себя и заботьтесь о себе. Иначе — беда. Вам, в первую очередь. Ваших жертв никто не оценит, наоборот, примут как должное, и потом будут удивляться — как, неужели тебе что-то еще надо?
Автор неизвестен
"- Это буду я..."
Они сидели в обнимку под белоснежной яблоней, вдыхая аромат весны. Им обоим чуть за тридцать, и они ждали новую жизнь, которая уже заявляла о себе внутри Татьяны.
Вот только Леонид чувствовал себя неважно. Виной тому была автокатастрофа и сложные операции, после которых мужчина всё никак не мог восстановиться.
- Казбек, домой! – позвал он, гонимый желанием прилечь.
Пёс породы акита-ину, похожий на бело-рыжего плюшевого медвежонка, ещё не нагулялся. Но слово хозяина – закон. Леонид погладил Казбека, и сделал «жест повиновения»: ухватил двумя пальцами его переносицу чуть выше кожаного «пятачка» и потряс её из стороны в сторону, заставляя пёселя мотать головой.
Этот действие сложилось в процессе их общения как-то само собой, и для Казбека служило знаком главенства Вожака. Никому другому он не позволял такой вольности. Даже Татьяне.
Акита-ину признавал и её лидерство, но всё равно относился к хозяйке по-другому, пусть она и гуляла с ним, и ухаживала, и порой водила в школу дрессировки, подменяя мужа. Защитить хозяйку и отдать за неё жизнь пёс считал своим долгом, сделать то же самое для хозяина – ещё и почётом.
Ту катастрофу Казбек почувствовал на расстоянии. Долго выл и бросался на дверь, напугав Татьяну. Не смог, не уберёг! Нет, его не обвиняли, но преданный акита-ину сам не мог простить себе этой ошибки.
Он плохо ел, понуро гулял и везде пытался отыскать запах Вожака. А после не отходил от выписанного из больницы Леонида ни на шаг. Он чувствовал, что хозяин ослаб и нуждается в особой защите. Теперь, когда тот отлучался, прежде спокойный Казбек не находил себе места.
Так и стал ездить с Леонидом в больницу, терпеливо дожидаясь в машине. Мужчина возвращался с процедур, пропитанный резким запахом лекарств, дружески трепал питомца и обхватывал его переносицу. И тогда Казбек был на вершине блаженства – вот он, любимый хозяин, он ещё здесь, и жизнь наполнена смыслом.
Леонид по-прежнему выводил пёселя на прогулки. Только уже не бегал по аллее и не так далеко кидал мячик. А ещё в разгар лета впервые не поехал на отдых, туда, где они бывали раз в году целый месяц.
Они все вместе уезжали из душного города, из квартиры, к родителям Татьяны. Те жили в частном доме, в посёлке городского типа, благоустроенном в плане цивилизации. Казбек любил это время, ведь Леонид не сидел на месте.
Рыбалка, лес, да и просто работа в огороде – акита-ину каждый день открывал для себя что-то новое. Иногда его оставляли на попечение старшего поколения, но воспитанный пёс не протестовал. Он знал – так надо, за ним вернутся.
Татьяна плакала на кухне в объятиях мужа. Леонид пытался её успокоить, но не мог подобрать слов:
- Милая, от судьбы не уйдёшь, я уже смирился. А тебе нужно думать в первую очередь о ребёнке, я не хочу, чтобы ты его потеряла. Даст Бог – увижу рождение нашего сына.
Та авария, а точнее, лечение её последствий, спровоцировала бурный рост дремлющей онкологии. «Химия» не помогала, Леонид угасал. Казбек неохотно отходил от кровати, он боялся, что с хозяином что-то случится, а его снова не будет рядом.
- Казбек, послушай меня, - тихо сказал Леонид. В последнее время он говорил редко, с трудом. Обрадованный вниманию пёс подставил голову под свисающую руку. – Скоро ты останешься только с Танюшей. Береги её, как меня. А потом появится малыш. И это буду я, только маленький, понимаешь…
Рука несколько раз провела по голове, дёрнулась и застыла в области холки. Казбек ткнулся в неё, затем, приподнявшись, заглянул в лицо хозяину и лизнул щёку. Реакции не последовало.
Сердце верного акита-ину замерло, словно осознав ситуацию. Казбек громко и протяжно завыл.
*****
Схватки начались наутро после похорон, за две недели до срока. Татьяна бросила взгляд на Казбека – не успела отвезти его к маме. Сделала пару звонков. Ожидая «скорую», объясняла питомцу ситуацию. Пёс лежал, положив голову на лапы и тоскливо глядя в пустоту...
Хозяина оставили там. Заперли в ящике и поместили в яму, засыпав сверху землёй. Акита-ину хрипел и рвался с привязи, стремясь помешать.
«Зря собаку на кладбище взяли» - бросил кто-то из толпы.
Это место Казбек запомнил отлично. Он встрепенулся, когда ключ повернулся в замке. Оттеснил приехавшую по звонку дочери Галину Михайловну и вырвался на свободу. Закрыл глаза, вспоминая лишь ему известные ориентиры.
Он добрался до места лишь к концу второго дня. Обнюхал земляной вал – нет, его не трогали. Лапы дрожали от усталости, внутренности терзал голод, но что это всё значит, когда его Хозяин, запертый, там!
Казбек неистово принялся раскапывать кучу и прекратил только тогда, когда силы полностью оставили его.
- Смотри-ка, какой пёс, прям медвежонок. Хозяин его здесь, что ли?
Услышав голоса, Казбек вскочил. Кладбище заполнялось людьми и машинами.
- Эй, пирог будешь? – рядом с ним упал пахнущий мясом кусочек. – Помянуть надо...
Казбек знал, что брать еду можно только из рук хозяев. Но окружающий его мир менялся, заставлял принимать самостоятельные решения. Запах и последние слова воскресили в памяти картину того дня…
Нужны силы. Акита-ину проглотил угощение. Ему бросили ещё. Затем он сам пошёл к людям. Возле приезжающих уже крутилось несколько сородичей, попытавшихся прогнать чужака.
Казбек быстро объяснил им их ошибку, прижав самого отважного к земле и порычав для приличия. А после уже в соло набивал желудок щедрыми подношениями. Кто-то особенно понимающий налил в глубокую одноразовую тарелку воды, которую пёс вылакал с удовольствием.
И вновь ушёл копать...
- Ничего себе! Смотри, уже всю могилку разрыл, - разбудили его голоса на следующий день. – Хозяева-то его где?
- Да вот здесь, похоже. А родственникам пёс не нужен оказался. Знакомая история. На, помяни… - последние слова вместе с летящим пирогом предназначались Казбеку.
Ряды холмиков множились, выстраивая преграду между ним и приезжающими, голоса шумели вдали, и уже никто не будил его лакомым кусочком. «Работа» шла с трудом, земля обваливалась, засыпая вырытую яму.
И однажды Казбек понял тщетность своих усилий. Он сел рядом с крестом и протяжно завыл. Не уберёг любимого хозяина, своего Вожака, остался один… акита-ину лёг на остатки холма и закрыл глаза. Жизнь потеряла смысл.
Вскоре пришли ветра. Они швырялись листвой и обломками веток, хлестали колким дождём. Казбек по-прежнему не делал попыток выжить, да уже бы не смог – силы оставили его. Пушистая шерсть не успевала просохнуть, свалялась грязными клочьями, бока запали.
- А ты чего здесь лежишь? – раздался незнакомый голос. Над ним склонился пожилой человек. Чужой… да какая уже разница? Тёплая рука провела по голове и холке. – Чей ты такой будешь-то, а, что тебя до сих пор не спохватились? Взглянуть бы этим людям в глаза, да сказать пару ласковых. Нет, друг, так дело не пойдёт. Никуда не уходи, я сейчас...
Его переложили на кусок ткани и куда-то понесли. Запахло домашним теплом, перед носом появилась миска с бульоном, но её аромат уже не манил.
*****
Галина Михайловна не решилась сразу рассказать дочери о бегстве любимца. Роды прошли тяжело, с молоком проблемы, не хватало ещё переживаний. Одна радость – внучок родился здоровый.
Наутро женщина сама поехала на кладбище в надежде обнаружить Казбека, но нет. Просто к тому времени пёс ещё не дошёл.
Она подождала ещё сутки, в надежде, что питомец вернётся сам. Оставила номер телефона соседям и уехала, не видя смысла дальше оставаться в городе. Муж итак разрывался один между работой и приусадебным хозяйством. А где и как искать пса, Галина Михайловна даже не представляла...
Таню выписали только через десять дней. Она сразу обрушилась на мать с обвинениями. Потом они вместе поплакали и помирились. Решили все вместе съездить, «навестить» Леонида.
Покрытая опавшей листвой и отломанными ветками земля хлюпала под ногами. Пасмурный холодный день соответствовал настроению. Они дружно ахнули, уставившись на могилку. Татьяна отправилась искать работников.
- Это пёс так её разворошил. Пушистый такой, рыже-белый. Куда сейчас делся, шут его знает.
У Тани вновь началась истерика.
*****
Этот звонок с незнакомого номера Татьяна ждала почти неделю. В тот день она настоятельно попросила работников известить, если собака объявится. И подкрепила всё это деньгами. Параллельно искала Казбека через соцсети. И вот, наконец! Она с трудом дождалась родителей с работы. Отец одну, да ещё за рулём, не отпустил.
Казбека подобрал сторож. Будучи одинок и на пенсии, он жил в небольшом домике прямо здесь, возле кладбища. Вернувшись с отпуска, обнаружил на территории исхудавшего пса, которого тут же перенёс в дом.
По иронии судьбы, в день визита Татьяны отлучился, а работники, молодые парни, тут же забыли об её просьбе. Подумаешь, собака! Поэтому хозяйку сторож искал сам, благо с ритуальными агентствами отношения у него сложились хорошие. Узнав историю Тани, мужчина передумал задавать ей приготовленные по такому случаю «коварные» вопросы.
- Не ест он ничего, с ложки бульоном кормлю. Иногда по полстакана в день получается. Только на этом и держится. Может, в родной семье воспрянет духом...
Татьяна кивала и едва сдерживала слёзы, поглаживая любимца. Шерсть клочьями оставалась в её руке, а наличие жизни в теле-скелете выдавали только изредка вздымающиеся рёбра.
- Спасибо вам. Вот, возьмите, - она протянула несколько купюр.
- Не нужно. Все мы люди, и однажды вы тоже кому-то поможете.
Молодая мама разрывалась между малышом и питомцем. Казбек так и лежал пластом, не прикасаясь к еде. Боль от потери затмила разум и инстинкты.
Вызванный из города ветеринар развёл руками, сказав, что любое лечение эффективно, только если животное хочет жить. Прописал кучу лекарств в уколах, и Казбек немного ожил. Еще молодой организм оказался силён и работал вопреки желанию пса.
Татьяна с малышом на руках присела возле будки. Она верила, что Казбек однажды смирится, общалась с ним и постепенно «знакомила» его с новым членом семьи.
Рукавичка слетела с маленькой ручки, младенец повернулся к псу и непроизвольно схватил цепкими пальчиками его за переносицу. Казбек оторопел. Память возродила и любимый жест хозяина, и его последние слова:
- Береги её… это буду я… понимаешь…
Казбек взвизгнул – радостно, по-щенячьи. Приподнялся, лизнул малыша и уткнулся в стоящую рядом миску. И впервые за долгое время с аппетитом поел.
Автор: Наталья Шенн
Свет в окошке...
Мой длинный день пенсионера расписан по часам: простенький завтрак для больной жены, поверхностная уборка квартиры, уколы через каждые четыре часа, поход в аптеку и магазин, обед, ужин, неспокойный сон на фоне стонов жены… День за днем, одно и тоже. И так уже 12 лет. Кручусь весь день между стряпней и лежачей женой. Одна тщета. Ни радостей, ни желания улыбнуться. Безысходность и безразличие к себе прут от обшарпанных стен квартиры с убогой обстановкой; от стертого линолеума; от вечно полного мусорного ведра, которое в круговерти забот забываю вынести с вечера; от пластмассовой люстры, засиженной мухами; от запаха многолетней болезни.
Единственной отдушиной в житейской рутине является мой единственный собеседник – старенький комп, соединяющий меня мостиком с цивилизованным миром. Прежних друзей почти не осталось, облегчить душу уж и некому, а случайные знакомые по виртуальному общению, по привычке или от безделья, рассматривая мои новые фотографии, иногда комментируют их качество. Все же, не так тошно.
В летнее время я перевожу жену в деревенский дом матери, где больше покоя и тишины. Там я могу в часы передышек любимым делом заняться, цветы поснимать, пейзажи, занятных козявок. Зимой эти снимки обрабатываю и выставляю напоказ миру. Какое-никакое, а развлечение, своеобразное разбавление затягивающей меня рутины порциями человеческих ощущений.
По привычке захожу в интернет, кого-то с днем рождения поздравлю, кого-то с выходом на пенсию, поболтаю ни о чем, короче, как всегда, убиваю длинные, зимние вечера на современный лад.
Листает мышка странички, с которых чужая радость льется взахлеб, фонтанирует впечатлениями и выплескивает свой восторг через монитор прямо мне в душу. Малая толика чужой радости и мне перепадает, слегка подпитывая сердечко, измученное однообразным, тягостным бытом. Неожиданно взгляд споткнулся о знакомое лицо, задержался на мгновение, и заметался хаос сомнений в седой голове: неужели…, не может быть…, а впрочем…
С экрана смотрел мне в глаза мой нежный мираж, мое непростое детство, моя, непроходящая с годами влюбленность, оставившая в душе капельку восторженной, родниковой чистоты и прохлады.
Пристальней всматриваюсь в фотографии женского лица. В уважаемом возрасте моей ровесницы обязаны появиться изменения в облике: неизбежные морщинки, уход от девичьей стройности, усталость взора, обремененного житейскими заботами и болезнями. Безусловно, все эти штрихи присутствовали, но в строго дозированном количестве. Мираж из детства, повзрослев на целую жизнь, оставался узнаваемым. Неужели некоторых людей жизнь все-таки щадит? Неужели судьба одаривает определенных особей счастливыми билетами на благополучие и легкость существования? Ведь посмотришь вокруг, не только у меня, у всех все погано. В справедливую житейскую лотерею верить не приходиться. Судьбина не выдает бонусов за праведную жизнь, так и плетешься в хвосте жизненного эшелона с бедами, хворью и досадой на свою долю. Даже на улицу выходишь, ссутулившись, чтобы быть поустойчивей, чтоб не сбил с ног нечаянный порыв ветра, чтобы не растянуться на тонком льду замерзшей лужи, чтобы не добавить к имеющемуся калейдоскопу проблем еще одну.
Захлебнувшись досадными размышлениями, машинально перестилаю простыни на диване жены, делаю последний в этот день укол, даю больной стакан воды, чтобы запить горсть таблеток, и случайно задерживаюсь у старого зеркала с растрескавшейся амальгамой. Неприглядное, исполосованное морщинами отражение изможденного, седого старика с недельной щетиной, уныло подтверждало полную тщету в надеждах на простенькое, человеческое счастье.
Не спится. Воспоминания точат память, как черви землю. Уносятся мысли в детство, которое закончилось, не успев начаться. Моя несчастная мать, овдовев после моего появления на свет, быстро собралась замуж за пришлого шофера из соседнего района. Моей колыбельной песней были пьяные вопли отчима, которого бесило абсолютно все в этой жизни, причем главным раздражителем в бесконечном перечне его претензий был я.
Первую травму от нового отца я получил сразу, как только выполз самостоятельно из своей кроватки, перегородив ему дорогу на кухню. Как паршивый котенок, отлетел я от пинка отчима, вписавшись в стену. Переломанные ноги оттянули мое умение ходить до двух лет. Так и ползал по дому и улице, подтягивая гипсовые культи руками. Отчим от души веселился, созерцая горькие аттракционы моих перемещений, а детское сердечко уже тогда начинало наполняться закипавшей злостью и ненавистью к этому извергу, наградившему меня на всю жизнь хромотой.
Не проходило дня, чтобы отчим не вымещал на мне свое раздражение. Синяки не успевали обесцветиться, как поступала очередная порция воспитательных порок. Причиной мог стать кусок хлеба, съеденный мною без спроса; развалившаяся от старости обувь, требовавшая замены; порванная одежда, отданная соседями за ненадобностью. Я был лишним в семье, я был неблагодарным дармоедом, я был виновен в том, что выживаю и никак не могу подохнуть.
Моя мать, вечно беременная, разрывалась между фабрикой, где работала швеей, и надомной работой. На меня она тоже перестала обращать внимание, полагая, что выносливость, подаренная мне судьбой, поможет выжить и уцелеть. А побои, ну что тут такого? Всех детей лупят, это обычный и необходимый элемент воспитания.
Будучи изгоем и отщепенцем в своей семье, будучи лишним в контактах с чужими детьми из-за оборванного внешнего вида и неприглядной ярко-рыжей шевелюры, я стал создавать свой, индивидуальный мир развлечений. К семи годам я освоил пошив платьев для кукол и создание самих кукол из обрезков ткани мамкиных клиенток. Забиваясь в самый дальний угол дома, откуда не так слышна была возня и писки малышни, численность которой увеличивалась с каждым годом, я вдохновенно мастерил наряды для своих самодельных моделей.
Именно в этот творческий период времени, в дом напротив, переехала семья новых жильцов, состоящая из родителей и дочери моего возраста. Дыхание перехватило, когда я поближе рассмотрел юную соседку. Как хороша была эта девочка! От нее исходило сияние бесконечного добра и участия. Она была легка и длиннонога, она была прекраснее всех моделей из журналов, по которым мать шила платья на заказ. Хотелось подойти поближе, но, памятуя привычное недружелюбие детей, поостерегся, и рассматривал незнакомку из кустов бузины.
Девочка порхала около своего дома, как райская бабочка, весело щебетала, сияя бирюзой глаз и постоянно отбрасывая тяжелую косу за спину, которая так и норовила переползти на грудь от постоянных прыжков и подскоков. Создавалось впечатление, что тихо ходить эта юная газель так и не научилась. Пробегая мимо зарослей бузины, она нечаянно заметила сначала мою нечесаную огненную гриву, а потом и меня. Затормозив свой бег, остановилась, присела на корточки, и стала внимательно рассматривать меня, раздвинув ветки кустарника.
- Мама, ты только посмотри, какое солнышко я нашла в кустах! - девочка вытянула меня за руку из кустов, и, пританцовывая от нетерпения, потащила меня к машине, из которой грузчики перетаскивали в дом вещи новых соседей.
Я, припадая на левую ногу, еле поспевал за попрыгуньей. Девочка представила меня своим родителям без малейшего намека на превосходство и брезгливость. От вновь прибывших людей я мгновенно ощутил волну непривычного, теплого уюта и участия.
Вечером того же дня я попал к соседям на новоселье. Такой вкусной еды я, отродясь, не пробовал, в такой мирной обстановке я оказался впервые. От шуток родителей девочки, их тихой беседы, от щебета юного создания, ослабло напряжение в сердце, и стало казаться, что солнце, ушедшее на ночь за горизонт, продолжает ласково лизать мои конопатые щеки и согревать исковерканную душу. Лишь потом я осознал, что касались меня не солнечные лучи, а крылья ангелов, которые прочно обосновавшись в этом доме, трепетно оберегали удивительный островок покоя и умиротворенности.
Моя маленькая фея от восторга лишилась дара речи, получив от меня в подарок весь набор самодельных кукол с нарядами. Она ликовала, перебирая полученные сокровища, и никак не могла поверить, что все это великолепие создано семилетним мальчиком. Отец девочки, внимательно рассмотрев мои творения, спросил, как создаются эскизы к таким эффектным нарядам. Заметив, что я не понял смысла нового слова, спокойно и доступно объяснил мне его значение. Замечательное слово «эскиз», добавило значимости и гордости за свою коллекцию. Перед уходом домой я получил от отца своей новой подружки набор карандашей, красок и альбом для рисования. Это был первый подарок в моей жизни, самый дорогой, самый удивительный и такой, оказывается, необходимый для начинающего модельера.
В первый класс мы отправились вместе, сидели за одной партой, после школы шли делать уроки к моей принцессе домой, туда, где летают ангелы и быстрее заживают ссадины на теле и сердце. Я не мог прожить и дня без общения с удивительной соседкой. Зимой я выращивал для нее лук в банке с водой и приносил витаминные, зеленые перышки к обеду. В летнюю пору забрасывал ее луговыми цветами и речными кувшинками, приносил землянику на листе лопуха из ближайшего перелеска, продолжая создавать нарядные костюмы для кукол моей избранницы.
Мое детское сердечко, измученное постоянными унижениями и попреками, исцелялось от общения с милым созданием. Этот живой источник подпитывал меня, вдохновлял, наделял силами для тихой борьбы с домашней тиранией. Девизом моей маленькой жизни стало безудержное желание быть рядом, помогать, радовать и слышать в ответ недополученные в нежном возрасте слова благодарности. Наверное, это и была любовь, первая, чистая, святая любовь, похожая на прозрачную воду родничка, пробившегося на поверхность земли сквозь мшистый лесной дерн.
Моя подружка закончила первый класс круглой отличницей, ей легко давалась наука. Меня по всем дисциплинам, кроме рисования, оценивали по международному баллу, да и то, только за мое послушание.
Несмываемое впечатление оставил в моей памяти новогодний бал для начальных классов. Я предполагал соорудить себе костюм пирата, а свою даму представить в образе снежной королевы. Идея создания такой интересной модели возникла сразу, как только я увидел необыкновенную, переливающуюся блестками ткань, которую принесла мамкина клиентка для пошива нарядного платья. Ткани было много, отсутствие в этом рулоне одного метра, едва ли кто и заметит. Выбрав удачный момент, я отхватил от чужой ткани кусок и начал творить свой сюрприз, свою новогоднюю песню для единственной на всем белом свете девчонки.
Онемевшая от восторга, пораженная царским подарком, моя принцесса, мое неземное создание в новом платье мгновенно превратилось в сияющее божество. Глаза моего ангела сияли ярче блесток, румянец щек выгодно оттенялся холодной голубизной ткани, корона на голове создавала сказочный ореол и причисляла мою подружку к лику святых.
После карнавала шли домой не спеша, возвращаясь воспоминаниям к школьному празднику. На пороге дома, прощаясь до завтра, моя принцесса, сохраняя величие, прошептала:
- Ты мое солнышко, ты мой праздник, спасибо,-
Затрепетало мое мальчишеское сердечко, просветлела душа, и я поплыл на легком облаке счастья домой, почти не касаясь земли.
Уже с порога своего дома я почувствовал приближение бури. Отчим, позеленевший от злости, яростно крутил перед собой ремень с тяжеленной пряжкой. Суровая клиентка нервно перемеряла свою ткань. Поникшая мать плакала навзрыд, стискивая в руках обрезки блестящей ткани, оставшейся от костюма снежной королевы.
Толком я ничего не помню. Обрывки памяти сохранили кровавые разводы на грязном полу, куда опрокинул меня отчим, охаживая пряжкой ремня. На мои вопли сбежались соседи, в том числе и отец моей девочки, который подхватил мое искалеченное тело на руки и, прикрыв своей курткой, потащил в сельскую больницу.
До лета я приходил в себя. Каждый день меня навещала моя принцесса. В первый свой визит она испуганно рассматривала заштопанные раны на теле; голову, замотанную чалмой бинтов; рваные губы; свернутый на бок распухший нос. Кипевшие в глазах слезы, стекали по щекам моей подруги, губы подрагивали и немного кривились, руки нервно расплетали и заплетали косу. Она сопереживала мне всем сердцем, разбавляя мою боль своим искренним, по-женски взрослым, и по-детски чутким состраданием.
Чуть позже, к осени мой ангел, мой нежный ландыш, моя колибри уехала с родителями в другой город, далекий и недоступный. Поначалу мы писали друг другу письма, затем и эта форма контакта сошла на нет. Потерялись мы в этой жизни, а со временем растворились и воспоминания о далеком детстве. Жизнь потихоньку переползла в фазу старости с неизменными атрибутами в виде страданий, болезней и тщеты.
Поняв, что от нахлынувших воспоминаний все равно не заснуть, я вновь подсел к монитору. Мой милый мираж, моя нежная фея из детства, безусловно, изменилась. Короткая стрижка, гордая осанка, царственная посадка головы подтверждали нестандартную оригинальность личности, а взгляд, наполненный бирюзовой нежностью, оставался прежним, теплым и светлым. Лучистый взор экранной королевы, обладая, как и в детстве, высокой проницаемостью, пробил мою небритую щетину и, отфильтровав негатив, упал на тонкий нерв, управляющий сердечным ритмом.
И вдруг светлее стало на душе, как будто солнечный луч просочился в окошко. Отползло на задворки ощущение житейской несправедливости. Растворилась досада на поганую жизнь и непростую судьбину, избившую меня кулачным боем.
Ведь если мою жизнь, даже на лету, задел крылом ангел; если в памяти сохранились ароматы полевых цветов; если, невзирая на неизбежное суровое наказание, был создан наряд из украденной парчи для своей принцессы; если удалось окунуться в сказку наяву, значит, я не имею права считать себя обделенным. Значит, жизнь не обошла меня своим вниманием и одарила с лихвой. Ведь даже в старости, истерзанная душа смогла согреться только от краткого прикосновения к прошлому.
- " -
Уставшая за день женщина, уютно устроившись в кресле, с интересом рассматривала новую серию фотографий удивительного автора. С экрана звонко выплескивалось солнечное лето. Интересные ракурсы съемок превращали невзрачные полевые цветы в волшебные, фантазийные композиции, наполненные тонким художественным вкусом и претензией на изысканность.
Женщина всмотрелась в фото автора снимков. В памяти шевельнулись обрывки воспоминаний, размытых временем:
- Неужели…, не может быть…, а впрочем… -
©️ Copyright: Декоратор2,