🔖Может кому то моя история покажется странной,но что вышло-то вышло и как быть дальше я уже не знаю.

Дело в том что в начале 2000,в нашей стране пройзошла некая революция в мире музыки и тогда на смену привычной нам русской эстрады в стиле Децл (а то и похуже),пришли такие команды как Linkin Park,Korn,Metallika,Ария и многие др.
Само собой что кто то освойл гитару,кого то привлекал бас,а кто то стучал по ударным-изводя соседей бесконечным ритмом.Что же касается меня самого,то музыка мне вообще никак не давалась,ни гитара,ни клавиши,вообще ничего и тогда возможно что в шутку,а может всерьёз-я решил продать душу дьяволу,за талант гитариста и какой то успех в этом деле.
Мне было всего лишь 16 в 2004 г.и разыскав одну молодую девушку,я попросил её о помощи в данном вопросе,на что она согласилась и обещала помочь.Далее мы провели с ней некий ритуал с элементами крови и каким то варевом на костре,а потом-началось...
Через 3 месяца после обряда я уже спокойно стройл гитару и играл десятки песен из любого жанра музыки.Рок,фолк,кантри,джаз,хэви металл,всё стало подвластно моему слуху и мойм рукам.Красивые женщины,шикарные застолья,приглашения на фестивали и конкурсы вперемешку с вином и наркотиками,моя жизнь складывалась будто кино.А мне стало казаться что тот вечер был просто игрой,а всё остальное фортуна судьбы и удача.
Увы,совсем недавно я ехал домой на своём авто и ожидая дороги на зебре,вдруг увидел довольно странного человека в чёрном пальто,который проходя мимо-постучал указательным пальцем по наручным часам,как бы говоря взглядом,время пришло.
И тут я всё вспомнил.....
Теперь уже как две недели не могу найти себе места.Может кто то-что то знает,как мне теперь поступить?
Заранее спасибо друзья,но как то мне реально жутко и очень неспокойно на душе за детскую провинность.
🔖Я один раз побывала на приеме у "целительницы", сходила туда можно сказать с удовольствием, ради интереса, а случилось это так. Как то раз позвонила свекровь и обеспокоенным голосом рассказала, что на ее сыне (моем муже) сильная порча. Оказывается она сходила к одной такой "целительнице" с нашей фотографией, та на обратной стороне снимка поводила заженной свечой и показала, что вот мол смотри, на сыне твоем появился крест от копоти, это значит ему сделана порча на смерть, кто-то его живым в церкви отпевает, а над невесткой (тоесть надо мной) ничего такого нет. Я ее как могла успокоила по телефону, но решила с ней не спорить, согласилась чтобы ей было спокойней приехать с мужем и сходить к этой бабке.
Приехали, заходим, обычная жилая квартира, бабулька с пронзительным взглядом. Меня сразу что поразило, она пристально в глаза заглянула и смотрела как будто оценивала, что за человек перед ней. Ну и, собственно, шоу началось
Вначале она над свекровью поколдовала, вопросы ей наводящие позадавала, я уже не помню, что конкретно она ей наговорила, но порчу естественно нашла. А выражалась эта порча в пузырьках в курином яйце, разбитом и опущенном в воду. Это яйцо она перед тем как разбить в воду энергично стряхивала. Мы потом дома провели такой эксперимент, показали маме мужа, что если яйцо сильно стряхнуть, то в белке обязательно появятся такие пузырики.
Мужу она тоже много наговорила, спросила, была ли у него раньше собака или кошка, тут же сделала вывод что порча сделана при помощи шерсти (отпевание куда то делось, видимо забыла, что его маме ранее наговорила).
А нксчет меня вобще смех был. Она пока "работала" со свекровью и мужем все на меня пристально поглядывала, я так же пристально ей взглядом отвечала, спокойно в глаза смотрела. Дак она долго что-то там надо мной колдовала молча, мне даже интересно было, что она насчет меня придумает, и выдала: - подруги или соседи есть? Порча на тебе милочка ими сделана, они тебе завидуют!
Ну блин, все думаю, надо в лес в тайгу подаваться, чтобы ни соседей, ни подруг... Ну конечно, что еще можно выдать молодой девушке, которая сидит не нервничает, видимо все у нее хорошо, а сказать что-то надо, чтобы наверняка не промазать и чтобы тебе поверили, конечно тебе завидуют.
Еще у нее одна манипуляция была, которая меня позабавила, она веск от свечки растапливала и в воду выливала, по фигурке которая получалась, будущее "предсказывала". Не помню, что у нее со свекровью и мужем вышло, а мне на получившуюся (кстати довольно красивую) закорючку наговорила: - вот тут змеи склонились над чашей, это твои завистники, а вот эта капля (из воска шарик) это вобще плохо! Это твоя болезнь и т.д. в том же духе.. На что я ей ответила - а по-моему, это два лебедя возле гнезда, а в нем яйцо.
Как говорится, кто что хочет видеть, тот то и увидет. Стоило нам это шоу 1500 руб., которые "целительница" сама в оплату попросила и кучи наставлений куда сходить, что сделать, чтобы порчу снять, сколько раз еще раз к ней приехать (за отдельную плату разумеется). Конечно никто никуда больше не поехал.
Денег было не жалко, можно сказать заплатили за спокойствие свекрови. Ничего из того, что она наговорила, конечно же не делали, зато через 1,5 месяца я узнала, что беременна, хотя до этого долго забеременеть не могла, сразу вспомнила эту фигурку из воска - лебеди, гнездо... которых сама себе тогда напророчила. Ну и кто из нас гадалка?
А так, может и есть действительно целители, люди у которых есть дар, но больше мне кажется вот таких, коорые доверчивых граждан на деньги разводят.
🔖Голос на кладбище
290 километров пробивается Енисей через хребты Западного Саяна между Тувой и Хакасией. Река течет здесь в узкой долине, местами - в каньоне шириной всего 100 метров. Здесь по реке или опасно, или вообще невозможно плыть. Даже катер с мощным двигателем сносит на порогах, особенно на Большом пороге.
Плыть по реке на этом участке невозможно, а ехать по вьючной тропе - вполне сносно. На месте этих троп русские быстро построили дорогу, по которой можно ехать и на телеге, а после войны сделали удобную автомобильную трассу через Саянский перевал.
Но здесь - самая близкая дорога, и не так уж много надо было везти древнему человеку - вполне хватало вьючных лошадей. Не зарастала эта тропа до самого последнего времени, до эпохи самолетов и грузовых автомашин.
В том месте, где могучая река пробивает, наконец, хребты, растекается по равнине, русские еще в XVIII веке построили село Означенное. А выше Означенного, близ современного поселка Майна, в нескольких километрах находилось старинное кладбище. Не только все обитатели Тувы и Хакасии хоронили здесь своих людей. Путников, которые скончались в пути, а до их родины неблизко, поневоле тоже хоронили в этом месте. Уйгурские могилы, тибетские, китайские, монгольские, ойротские, тангутские, сартские - вся Центральная Азия представлена здесь, на этом клочке земли, наклоненном на северо-восток, к Енисею.
У этого кладбища была особенность. Каждую ночь, ровно в полночь, на кладбище раздавался голос. Откуда он шел, было неясно. Говорил мужчина, но возраст его не взялся бы определять никто. Говорившему могло быть восемнадцать, а вполне могло быть шестьдесят. Какой-то бесплотный, шелестящий голос, словно бы и не живого существа. Тихий голос бесстрастно произносил что-то вроде: "Теки мордо селла поки тева". По крайней мере, я услышал именно такие сочетания звуков.
Все местные жители прекрасно знали об этом голосе. Знали и археологи, и всегда приводили на кладбище очередного новичка. Когда идешь в большой группе людей, не страшно. И все-таки бывает жутковато, когда звучат бесстрастные, шелестящие слова над спящими равнинами, под нависшими громадами хребтов.
Голос записывали на магнитофон, язык пытались определить, слова понять, угадать, расшифровать... сделать понятными одним словом. Много раз пытались определить, откуда все-таки исходит звук. Все, конечно же, безрезультатно. Никто не узнал ни источник звука, ни что говорил удивительный голос, и на каком языке. И не узнает никогда, потому что кладбище затопили в 1980 году при заполнении ложа Саяно-Шушенской ГЭС. Я был в числе последних, кто еще слышал этот голос... да и то уже вода подступала к кладбищу...
🌹✨🌹Голоса в голове. Рассказ.
Чаще всего она вспоминала нерожденного ребёнка. Представляла его светлые кудри, ладошку в своей руке, молочный детский запах. Санитарка, крепкая женщина с тёмным лицом, сказала:
– Радуйся, бог беду отвёл.
Какую беду? Да, она была бы матерью-одиночкой, но это лучше, чем быть одной.
Мама предлагала вернуться в город, но Наташа не хотела. Не могла. Побег казался ей предательством, хотя, если рассудить – это он её предал. Наташа предпочитала думать, что с Димой произошёл несчастный случай. Тогда жить было проще, иначе можно сойти с ума. Хотя это выражение она старалась не использовать.
Из задумчивости вывел стук в дверь. Осторожный, почти поскреблись, а не постучали.
– Аля, заходи!
Сестра Димы всегда была робкой, до того как это с ним случилось, и не заговорила ни разу с Наташей. Он объяснял, что Аля с чудинкой, и Наташа легко это приняла. Девушка была младше Димы на десять лет, и он практически был для неё отцом, так как иного просто не было. К брату была привязана, на похоронах билась в конвульсиях, а после стала приходить к Наташе.
– Печенье, – сказала она и поставила на стол тарелку.
Она всегда приносила печенье – румяные кругляши с кусочками арахиса, который продавали в местном магазине в больших упаковках. Наташа поставила на плиту закопчённый чайник, насыпала в заварник чая и душицы. Чай пили молча: Наташа из вежливости грызла каменное печенье, Аля ела другое, принесённое в кармане – у неё была аллергия на орехи, и себе она пекла отдельно.
– Сапоги грязные, – скорее не спросила, а просто заметила Аля.
– В лес ходила, – ответила Наташа. – Искала грибы.
– Грибы, – повторила Аля вновь без вопросительной информации.
Про грибы Наташа соврала. В лес она ходила не для этого. С некоторых пор в её голове появились голоса. Сначала был просто шум, и Наташа думала, что просто устала или это давление, даже аппарат купила. Давление было в норме, но уставала она больше чем обычно. На коже появились фиолетовые звёздочки сосудов и мелкие синяки. Как тогда, когда забеременела. Но на этот раз беременности быть не могло, и Наташа списала своё состояние на длительный стресс. В конце концов, она потеряла мужа, жила чуть ли не отшельницей на краю деревни, только Аля и приходила к ней, больше никто. Поэтому когда шум сменился на тихие голоса, словно где-то вдалеке играло радио, рассказать об этом было некому. Разве что маме, но пугать её не хотелось. Наташа всё время думала о том, заразно ли сумасшествие, но мысль эту быстро прогоняла. Дима не был сумасшедшим, у него просто была депрессия. И всё это – трагическая случайность.
– Как мама? – спросила Наташа, чтобы перевести тему.
Аля пожала плечами.
Мать Димы и Али из дома почти не выходила – несколько лет назад сломала шейку бедра и лежала теперь прикованная к постели. Наташа по первости предлагала свою помощь в уходе, но Дима сказал, что не надо: мама не любит чужих людей.
Наташа так и осталась для них чужая. Чужая в этой деревне, в этой семье.
С Димой они познакомились в университете. Он учился на лесничем деле, она на ландшафтном дизайне. Наташа тогда встречалась с высоким красавцем Славиком, и он, ничего не объяснив, однажды при всех заявился с Ольгой Морозовой, держа её за ручку и целуя так, словно собирался проглотить остренькое личико Морозовой. Наташа не выдержала, расплакалась. А Дима подошёл к ней после пар и сказал:
– Он не стоит тебя, не надо плакать. Если хочешь, я ему нос сломаю. Хочешь?
Дима говорил так серьёзно, что Наташа рассмеялась. И потом уже никогда не плакала. Даже в тот день, когда его нашли угоревшего в бане. И в тот, когда женщина с непроницаемым лицом написала в карте: замершая беременность.
Наташа сама предложила ему вернуться в деревню, видела, как Диме сложно в большом городе, как он скучает по лесным угодьям. Да, она никогда не жила в деревне и мечтала украшать парки в городе, но ведь когда она об этом мечтала, Димы ещё не было в её жизни. В деревне ей нравилось, и леса, так много значившие для Димы, нашли дорожку к её сердцу. Леса Наташу и спасали.
Когда Аля ушла, Наташа легла подремать. Ещё во сне в голове зашумело, а когда проснулась, перекличка голосов была уже слишком явной, чтобы её игнорировать. Сил идти в лес, где голоса утихали, у Наташи не было, но она попыталась встать и одеться. Руки не слушались, словно онемели, в последнее время такое часто случалось. На краешке сознания крутилось воспоминание о сне. Кажется, там было озеро, большое и тёмное, здесь таких не было. В лодке, которая скользила по гладкой поверхности, сидел Дима, а рядом с ним светлокудрый мальчик. Дима что-то говорил ей, но Наташа никак не могла вспомнить, что. Когда грязный сапог упал на пол, выскользнув из рук Наташи, в голове чётко прозвучало: больница.
Она позвонила маме. Поняла, что сама не доедет, голова кружилась, руки ничего не могли удержать.
Следующие дни слепились в один: беспокойные мамины глаза, мужчина в белом халате с рыжей бородой, капельницы, таблетки, уколы... Диагноз: какая-то там анемия, Наташа не запомнила. Она существовала в ином мире, где свет никогда не бывает ярким, а тьма наступает из каждого угла. В тот день, когда шум в голове, наконец, утих, мужчина в белом халате с рыжей бородой сел рядом и спросил:
– А теперь скажите, Наталья Ивановна, кто мог вас отравить?
Морщинки в уголках глаз выдавали весёлого человека, всегда готового к улыбке. Он и доказал это, когда Наташа спросила:
– Так значит я не сошла с ума? Какая досада, а я уже придумала, как проведу остаток своих дней в смирительной рубашке...
Он улыбнулся, хотя попытка пошутить была так себе. Но врач оценил Наташино нежелание впадать в драму, и этим придал ей сил.
– Я не знаю, – ответила она. – Никто. Может, это вода? В той деревне все немного странные.
Раньше она говорила "в нашей деревне". Обещала себе, что никогда не уедет, что будет ухаживать за могилой мужа, жить в его доме, смотреть за посаженными им деревьями. Но сейчас Наташа твёрдо знала, что назад больше не вернётся.
Один раз всё же пришлось поехать: нужно было собрать вещи, попросить Алю присматривать за домом. Можно было вообще оформить на Алю дарственную, но Наташа не была уверена, что получится: кажется, у девушки был официальный диагноз, по крайней мере, Дима говорил, что в школу та не ходила.
– Возьму пробы воды из колодца, – сказал Женя, который вызвался отвезти Наташу в деревню.
Два месяца она прожила у мамы, проходя курс лечения и потихоньку возвращаясь к жизни. В деревню не звонила, не могла себя заставить: было стыдно, что бросила Алю одну с больной матерью.
Наташа долго стучала в дверь. Никто не открывал. Из трубы вился тонкий дымок, значит, дома кто-то был. Мать в любом случае там. И Наташа открыла дверь.
– Есть кто дома? – спросила она.
В избе было тихо, только холодильник гудел. Наташа шагнула из темноты коридора на кухню, увидела Алю. Та сидела на табуретки, поджав ноги под себя, склонившись над большой книжкой с картинками. На столе лежала горсть орехов, которые она кидала в рот, роняя на пол, и те катились по крашеным доскам, падая в подпол. Аля подняла на Наташу удивлённый взгляд.
– Привет, – сказала Наташа. – Прости, я болела, не могла приехать.
Глаза Али забегали из стороны в сторону, словно она кого-то искала и не могла найти. Большая пушистая кошка спрыгнула с печки на стол, и Наташа чуть не вскрикнула от испуга. Аля провела рукой по свалявшейся шерсти и сказала:
– Иди мышей лови.
Потом повернулась к Наташе и будто бы всё это было обычным делом, пояснила:
– Взяла у тёти Дуси, а то мыши у нас развелось. Ничто их не берёт.
И снова закинула несколько орехов в рот.
Наташа уже привыкла к странному поведению Али. Она и не думала, что будет просто. Нужно бы поговорить с матерью, но никак не получалось оторвать взгляд от горстки орехов.
– Я уезжаю, – сказала Наташа. – В город. Не вернусь сюда. Посмотришь за домом?
Аля долго молчала, уставилась Наташе в лоб прямым упрямым взглядом. Потом сказала:
– Это ты во всём виновата.
Можно было уточнить в чём, смахнуть арахис со стола и спросить насчёт аллергии, вытрясти из Али правду. Но правды не хотелось. Хотелось уехать отсюда как можно быстрее. Наташа положила на стол ключ, развернулась и ушла. Кошка выскользнула за дверь вместе с ней. Женя ждал в машине на улице.
– Ну как? – спросил он, внимательно глядя на неё.
Наташа выдавила улыбку, посмотрела в его голубые спокойные глаза, сняла веточку с рыжей бороды.
– Нормально всё. Поехали, – сказала она.
В конце концов, ей не в чем винить Алю. Та всего-навсего ребёнок во взрослом теле. Не очень здоровый ребёнок. Может, Дима тоже был не совсем здоров. Думать так проще, когда хочешь уехать и зажить новой жизнью. Ходить на свидания с добрым Женей (он позвал её на первое в день выписки, заявив, что теперь она не является его пациенткой, а значит, можно), разрабатывать дизайн парков (она уже даже посмотрела несколько объявлений и отправила резюме), ходить с мамой в кино и театр. В голове не шумело, голоса исчезли. Мужчина со светлокудрым мальчиком больше не снились.
🌹✨🌹Мамин сын. Рассказ.
– У него синдром Дауна, – повторила мать изнурённым бесцветным голосом.
Леся сидела на диване у телевизора, закутавшись в тот кусок пледа, который ей милостиво выделил Томсон. Имя коту дала мама, нашла его в коробке от телевизора, но любил он больше Лесю, и как только она приезжала домой, не отходил ни на шаг. Мама радовалась, что ПДР выпадала на начало Лесиных каникул, надеялась на её помощь. Сама Леся не особо радовалась, она никак не могла смириться с тем, что в двадцать один год станет старшей сестрой.
– Это точно?
Леся понимала, как глупо звучит её вопрос, но она понятия не имела, что ещё спросить.
– Я не знаю, – раздражённо ответила мама. – Но раз они говорят...
– Ты Боре звонила?
– Нет, конечно! Ему и здоровый ребёнок был не нужен, а уж больной...
Боря – мамин любовник. Теперь уже бывший. Он бросил её, как только узнал о беременности. Испугался. Леся могла его понять: Боре тридцать пять, у него жена и два сына-школьника. Она видела его пару раз, и тот не создавал впечатления ни безумно влюблённого, ни человека, который готов нести ответственность за свои поступки. Так и вышло.
Насчёт выписки договорились с соседом, Иваном Степановичем. Сосед был, в общем-то, молодой, лет пятидесяти, но из-за злоупотребления спиртных напитков выглядит так, что Лесе хотелось назвать его дедом. У неё и правда был дед Ваня, в деревне, который умер от той же самой водки пять лет назад.
– Завтра выписка у мамы, отвезёте? – зашла она напомнить соседу, чтобы тот не напился с утра пораньше.
– Отвезу, Лесенька, конечно, отвезу! А отец что, не приедет?
– Какой отец, дядь Вань?
– Ну как какой? Ваш с братом. Мальчик же родился?
– Мальчик.
– Ну так вот.
– У нас разные отцы, дядь Вань.
– А-а-а...
– Бэ, – передразнила его Леся. – Не пейте только, не хватало ещё, чтобы нас по дороге остановили.
Настроение у Леси было гадкое. Отвратительное, можно сказать. Потому что через пять дней ей надо было уехать, у неё свидание с Женей. Первое.
С Женей она познакомилась накануне каникул. Он работал официантом в ресторане, куда её пригласила подруга Машка на день рождения. Женя им всем понравился, и они наперебой с ним флиртовали. Но телефон он взял только у одной, у Машки. Та вздёрнула нос и сказала, что в жизни не позвонит сама такому нищеброду. Но на следующий день они продолжили празднование, и Маша под хмельком написала Жене сообщение. Девчонки сгрудились вокруг телефона в ожидании его ответа, а он возьми и напиши: "А ты не могла бы дать мне номер твоей подруги с рыжими волосами? Которая в зелёном платье была. Я постеснялся к ней подойти, она такая красивая".
Никто и никогда не говорил Лесе, что она красивая. Только папа, но это было давно, ещё в дошкольном возрасте. Мама вон считала, что у Леси крупный нос и короткие ноги. Понятно, по сравнению с мамой любая будет казаться уродиной: та была очень красивая и всю жизнь играла в театре, правда, как говорила мама, из-за подковёрных игр, нормальных ролей ей не давали. Нормальных мужиков, видимо, тоже, потому что мама вечно связывалась не с теми. Да и вообще говорила, что не создана для брака. А недавно призналась, что просто не хотела, чтобы Леся росла с отчимом. И как теперь после всей этой жертвенности сказать маме, что Леся бросит её одну с ребёнком сразу после родов, да ещё с таким диагнозом?
Медсестра подумала, что Иван Степанович – отец, и сунула кулёк с младенцем ему в руки. А он молодец, не растерялся: расплылся в улыбке и сказал, что вылитая баба Галя. Что за баба Галя такая, Леся понятия не имела, но получилось неплохо, мама даже улыбнулась.
Разговор произошёл через три дня. Весь день валил снег, так что курьер с заказанными продуктами никак не мог до них добраться, и пришлось готовить на обед жареную картошку с солёными огурцами, хотя мама не была уверена, что для Тимоши такая её трапеза обойдётся без последствий. Раньше мама так же пеклась о своей фигуре, которая в сорок лет была на зависть многим молодым, даже после родов мама выглядела стройной, только живот никак не уходил.
– Лесь, – сказала она. – Я тут подумала: может, ты возьмёшь академ? Или переведёшься на заочное? Я одна не справлюсь с Тимофеем.
Это предложение застало Лесю врасплох. Она думала, конечно, что придётся пропустить свидание и поехать на учёбу позже, чтобы помочь маме как-то организовать новую жизнь, да и вообще свыкнуться с болезнью брата... Но оставить учёбу? Нет, Леся два года если и поднимала глаза от учебников, то только для того, чтобы перевести взгляд на мольберт: конкурс на дизайн был такой, что и с самыми высокими баллами не факт, что возьмут. И мама прекрасно знала, чего Лесе стоило поступление и три года обучения.
– У нас же нет заочного, – неуверенно произнесла она.
– Ну так академ возьми!
Реклама
– Мам, ну какой академ? Я отстану от всех, и потом...
Она замолчала, не знала, как сказать, чтобы не обидеть маму.
– Я не смогу сейчас давать тебе деньги, – сказала мама. – Думала, обойдусь без декрета, няню найму, но какая теперь няня. Думала, ты с Тимой будешь сидеть, а я бы курсы свои вела и роль мне обещали дать на тот сезон...
– То есть ты решила родить на старости лет от этого... А я теперь нянькой должна заделаться, так? Как ты мне всегда говорила? Любишь кататься, люби и саночки возить. Так вози сама, мам!
Неизвестно, чем закончилась эта ссора, если бы Тимофей не заплакал. Мама подскочила и побежала его укачивать, и больше эту тему не поднимала. Но между ними словно легла тень, пропала лёгкость общения, которой всегда завидовали подруги Леси.
Уехала она, как и собиралась, накануне свидания. Поехала вечерним поездом, чуть не опоздала, так как снова повалил снег, и такси никак не приезжало. Побежала к соседу. Тот был немного навеселе, но не особо.
– Бросали бы вы пить, дядь Вань, – сказала ему Леся вместо благодарности.
– Брошу, – привычно пообещал он. – Так, а это... Отец ваш где?
– Дядь Вань, нету никакого отца. Сколько можно спрашивать?
На поезд Леся успела. Но на душе отчего-то было гадко. Хотя, что тут гадать – в интернете она уже всё про синдром вычитала и поняла, что как раньше теперь никогда не будет. И маму было жалко, но бросать на алтарь спасения брата ещё и свою жизнь Леся не могла.
Свидание прошло отлично, в голове постоянно стучало: он тот самый. Никогда ещё Леся не чувствовала себя такой понятой и услышанной: им нравилась одна музыка, одни и те же комиксы и фильмы, собаки породы корги и кофе с холодным молоком и корицей.
Денег мама и правда прекратила присылать. Но Лесю это не напугало: она устроилась официанткой в ресторан, где работал Женя, так и видеться больше получалось. Маме Леся звонила, но со временем звонки становились все реже и всё короче: мама вечно была занята своим Тимофеем и на Лесю, похоже, обижалась. Сама Леся тоже обижалась: когда рассказала маме про подработку, та её не похвалила, а сказала, что вроде Леся не для того уехала, чтобы служанкой быть. Фотографии Тимофея, правда, присылала, но как на них реагировать, Леся не знала.
На день рождения мама не позвонила с утра. Леся обиделась, и сама не стала ей писать, хотя очень хотелось похвастаться цветами, которые прислал ей Женя. Вечером он забронировал столик в ресторане, не в том, в котором они работали, в другом, и Леся с нетерпением ждала этой встречи.
В ресторан пришла первой, хотя и так опоздала на десять минут. Проверила телефон: оказывается, Женя писал, что опоздает. И мама звонила, а она не слышала.
Пока ждала Женю, маме решила перезвонить, хватит обижаться.
– С днём рождения, – сказала мама. – Прости, не могла позвонить раньше, мы в больнице с Тимой.
– Что случилось? – испугалась Леся.
– Температура не сбивалась, я скорую вызвала. А по дороге судороги начались. Не бери в голову, не надо тебе это сейчас. Ты прости, что без подарка и нерадостно так. Обещаю, в следующем году исправлюсь.
– Да ладно, мам, я всё понимаю.
Леся врала. Она обижалась. И когда Женя пришёл, была совсем хмурая.
– Прости, – сказала он, вручая ей свёрток в блестящей золотистой бумаге. – Брат снова во дворе подрался, пришлось разбираться.
– А что, родители не могут решить этот вопрос? – накинулась взвинченная Леся.
– У него же глаз, – напомнил Женя. – Там один мелкий дразнит его за это. Что родители сделают? Скажут: ай-ай-ай, не трогай его?
У младшего брата Жени не было одного глаза. Удалили ещё в год, из-за болезни. Он упоминал об этом, но Леся слушала невнимательно.
– А ты что можешь сделать? – не унималась она.
– Я сказал, что ещё раз заикнется об этом – сам без глаза останется. Он папаше побежал жаловаться, а я и ему то же самое обещал. Лесь, это же мой брат, кто, если не я, за него вступится? Ты лучше подарок посмотри.
Это был новый графический планшет, и куда дороже, чем Леся могла себе позволить.
– Жень, ну зачем такой дорогой...
– Самой лучшей – самое лучшее.
Это и правда были отношения мечты. Если бы не история с мамой и братом, Леся впервые в жизни могла бы назвать свою жизнь абсолютно счастливой. Раньше она комплексовала из-за того, что у неё нет отца и что денег вечно не хватает, а теперь она сама зарабатывала себе на жизнь, и никакой отец ей был не нужен. И зря мама так снисходительно отзывалась о её работе: это же временно, и не такая плохая работа, Леся людям пользу приносит, поднимает им настроение и делает так, чтобы вечер в ресторане оставил только хорошие воспоминания.
Она вообще не любила конфликты и старалась всячески их избегать. Но в тот день конфликт настиг её самым неожиданным образом.
– Девушка, вы можете пересадить этих за другой столик?
Эта пара показалась Лесе очень симпатичной: женщина молодая и красивая, мужчина импозантный, и сразу видно, что её любит. Заказ сделали быстро, голову ей не морочили, к советам присушивались. Ожидались хорошие чаевые, поэтому решить проблему было в Лесиных интересах.
Она посмотрела на соседей. Обычная семья: муж, жена, ребёнок. Что не так?
Тут мальчик уронил ложку и заговорил что-то непонятное, словно на другом языке. Леся присмотрелась и обмерла: теперь такие лица она узнавала сразу, вдоволь насмотрелась в интернете, когда изучала, что теперь делать маме с Тимофеем.
– Этот... Он же не даст нам нормально посидеть, – прошипела женщина.
Леся медленно вдохнула и выдохнула. Посадка была полная, но один столик должен был освободиться.
– Я могу пересадить вас за тот столик, – сказала она. – Минут через десять.
– Нет, вы не поняли. Я не хочу пересаживаться, я хочу, чтобы вы пересадили этих!
На лице женщины читалось такое... Лесе захотелось её ударить. Но она натянула вежливую улыбку и сказала, что это невозможно.
В итоге они добились своего: позвали управляющего, подняли шум, и та семья сама ушла из ресторана. Лесе за них было страшно обидно, и она думала об этом несколько дней.
Решение пришло само. Она сначала испугалась, но отступать не хотела. И чтобы не передумать, поделилась с Женей.
– Я решила взять академ, – сказала она.
– Учиться не успеваешь? Сессию не сможешь сдать? – испугался он. – Давай тогда увольняйся, я за двоих буду работать. Какой академ, Лесь, тебе же нравится учиться!
– Нравится, – согласилась она. – Но у меня там мама одна с братом. А у него синдром Дауна. Я должна им помочь.
Раньше она не говорила об этом Жене, сама не знала почему. Он долго не отвечал, сидел молча и крутил в руках телефон.
– Тогда ладно, – произнёс он, наконец. – Что же, буду к тебе приезжать.
По телефону о таком говорить не стоило. Леся дождалась выходных, Женя её подменил на работе, и она поехала. От волнения живот болел, и всю дорогу она репетировала речь.
Дверь открыл Иван Степанович, сосед. Где-то в комнате хныкал ребёнок.
– А мама где? – испугалась Леся.
– Так в больнице. Зуб лечит.
– Ясно, – протянула она, хотя ничего не было ясно. – А Тимофей?
– Я с ним.
В ожидании мамы Леся чувствовала себя неловко, словно это не сосед у них в гостях был, а она у него. Мама, вернувшись, сразу побежала к Тимофею, а Лесе сказала:
– Случилось что? Ты почему не предупредила, что приедешь? Тебя кто-то обидел?
– Да нет, нормально всё, просто приехала проведать вас. А что, нельзя?
– Почему нельзя, можно. Просто я удивилась.
Леся всё ждала, когда дядя Ваня уйдёт. Но он не уходил. И вёл себя как-то... Словно он дома. Кое-как она дождалась, когда он пойдёт в туалет, и спросила шёпотом:
– Что он тут делает?
Мама вдруг покраснела, как девчонка, и показалась Лесе очень молодой.
– Да что... Живёт. А что, нельзя, что ли?
Только тут Леся поняла, что сосед выглядит свежим, словно и не пьёт вовсе, причёска у него новая и даже одеколоном попахивает.
– Почему нельзя. Просто я...
И тут он вернулся. Леся, решив, что раз так, то пусть, сообщила:
– А я после сессии академ решила брать.
– Зачем? – подняла брови мама.
– Ну... Ты же просила.
– Не надо. Вот ещё! Не доучишься и будешь потом всю жизнь официанткой. Не надо.
– Но тебе ведь помощь нужна. С Тимофеем.
– А я на что? – влез в разговор Иван Степанович. – Ты, Лесь, не переживай, со мной твоя мама как за каменной стеной.
Мама так улыбнулась, что Леся только диву далась: похоже, и правда...
– Как знаешь, – пожала она плечами. – Но погостить-то можно? Или моя комната всё, Ивану Степановичу отошла?
Он первым засмеялся, а за ним и мама.
– Шутница ты у нас, – сказала мама. – Гости сколько хочешь. Вон, с Тимой тогда посидишь, а мы в театр сходим, да Вань?
– Эх, жаль не на твою пьесу! – взмахнул рукой он.
– Успеется. Вот Тима подрастёт, и успеется.
Лесе стало так хорошо и спокойно, как никогда раньше. По-настоящему хорошо.
🌹✨🌹Я буду зачёркивать дни в календаре.
Разводиться в пятьдесят было страшно. Вот в двадцать она легко развелась и не думала даже, наоборот, казалось, что перед ней все пути открыты. А сейчас было страшно, да, шутка ли – почти тридцать лет вместе прожили! Юля уже и забыла, как жить одной, без Славы.
Изменял он ей давно. Первый раз она плакала, собирала вещи, он не отпустил – тоже плакал, умолял простить, обещал, что больше такого не повторится. Повторилось. Юля снова плакала, но вещи уже не собирала. Потом он стал осторожнее, она только подозревала, но в подозрениях не копалась: решила, что лучше так, чем одной с Аськой, которая вечно болеет. Какие только бывают детские болезни, все у дочери были. Потом родился Ярик, на удивление, здоровее всех здоровых, но зато такой шкодный, что в травмпункте они, считай, прописались. Слава всех своих баб сразу бросал и ехал по первому зову, если с детьми что происходило, отец из него хороший был. И не развелась бы с ним Юля, но очередная женщина забеременела, и Слава, как приличный человек, не смог бросить ребёнка.
– Да что ты переживаешь, – говорила Аська. – Для себя хоть поживёшь, надо тебе обеды с ужинами ему готовить и рубашки наглаживать! Я вот уже тысячу раз пожалела, что за Серёжку замуж вышла.
Это она кривила душой, Юля знала, что дочь в муже души не чает. А вот сама Юля от зятя была не в восторге: ни рыба ни мясо, толку от него никакого. Аська до сих пор вечно болела, и сына себе такого же родила, но все проблемы с больницами, врачами и деньгами привычно решала Юля. Так что "жить для себя" – громко сказано, теперь Юля жила для детей и внуков.
Ярик так и не успокоился: увлекался экстремальными видами спорта, и жену себе такую же нашёл, с которой то на лыжах ехал кататься, то на дельтаплане летать, а детей Юле оставлял, вечно орущих и дерущихся близнецов, и немецкую овчарку в придачу. С одной стороны, Юля от всего этого уже устала, но с другой стороны, после развода благодаря детям она не чувствовала себя такой одинокой.
По пятницам они встречались с подругой Мариной. Та недавно в четвёртый раз вышла замуж, красила волосы в синий цвет и была инструктором по йоге. Марина Юлю осуждала, считала, что подруга живёт неправильно.
– Я своих сыновей в восемнадцать из дома выгнала, – напомнила она. – И что? Саша уже третий ресторан открыл, а Дима, сама знаешь, мэр города, пусть и небольшого, но города. Свободу детям нужно давать, сво-бо-ду!
– Да будто я им не даю, свободу эту, – огрызнулась Юля. – Была бы моя воля, я бы им этой свободы с горкой отсыпала. Но сама знаешь, без меня они и спичку зажечь не смогут, будут сухие макароны жевать.
– Два дня пожуют, а на третий изобретут огонь, – отрезала Марина. – А тебе нужно личную жизнь устраивать.
– Какая личная жизнь в наши годы! Не смеши.
Марина осмотрелась и, понизив тон, произнесла:
– А не скажи! У меня в группе такой мальчик, закачаешься: весь в татуировках, волосы до лопаток, ну чисто индеец! Он ко мне на индивидуальные занятия записался и очень быстро сокращает дистанцию.
– Марина! Фу! Ты же замужем!
– И что? Слава твой тоже окольцован был, это ему не особо мешало.
– Сравнила Славика и себя!
– А чем я хуже?
– Ты не хуже. Ты – лучше. Сама же говорила, как любишь своего мужа.
– Люблю. Но от такого красавца ни за что не откажусь. И тебе тоже надо побольше о себе думать и по сторонам смотреть.
Когда Юля смотрела по сторонам, она видела в основном людей, моложе её самой. И от этого чувствовала себя ужасно старой. Когда она видела, как мужчина и женщина идут за руку, или какая-то молодая парочка целуется, она чувствовала смутное беспокойство: у неё так уже никогда не будет. Ни-ког-да.
Чтобы Юля немного развеялась, Марина в очередную пятницу позвала её в СПА-центр вместо того, чтобы идти в кофейню. Они лежали на белоснежных полотенцах в сауне, когда позвонила Аська. Разобрать, что она говорит, было невозможно: всхлипы перемежались с обрывками фраз, и единственное, что Юля смогла понять, это то, что внук снова попал в больницу.
– Я поеду, – сказала она Марине.
– Ты что, врач? – возмутилась та. – Лежи давай. У нас отдых. У дочери твоей есть муж, пусть он ей сопли утирает.
Юля так не могла. Какой отдых, если Асе плохо?
Оказалось, что у внука аппендицит. У Аськи тоже в детстве был, и Юля тогда сильно перепугалась. Но теперь знала, что операция эта совсем не страшная, и попыталась успокоить дочь. Но та не успокаивалась.
– Нужно поговорить с хирургом, – плакала она. – Пообещать ему деньги, пусть он сделает всё возможное!
– Асенька, он и так сделает всё возможное.
– Нет, мама, поговори.
Хирург, уставший мужчина с грустными глазами, казалось, совсем не удивился.
– С мальчиком всё хорошо, – сообщил он. – Можете сказать своей дочери, что он в надёжных руках.
Юле было стыдно, что она отнимает время у такого занятого человека, и она принялась извиняться.
– Да будет вам, – успокоил её хирург. – У меня самого дочь такая же. Мозг чайной ложечкой съест, даже если у ребёнка всего-навсего чирей выскочил. Вас как зовут?
– Юля.
– А меня Денис. Хотите кофе, Юля? У меня как раз перерыв.
Как расценивать такое предложение, Юля не знала. Но неожиданно для себя, согласилась.
У Дениса оказалось потрясающее чувство юмора, Юля давно так не смеялась. Кофе был отвратительный, но они выпили по две чашки. У них оказалось много общего: оба в детстве учились играть на скрипке, оба бросили из-за перелома руки, но до сих пор любили классическую музыку. У Дениса тоже были дочь и сын. Дочь такая же мнительная и вечно болеющая, сын – настоящий хулиган, который до сих пор своими звонками вводил родителей в шок: то в отделение попал за участие в драке, то с бандитами не поделил место парковки.
Единственное, что их различало – это брачный статус. У него был вполне удачный брак, возможно, даже без измен, хотя за это Юля не могла поручиться: позвал же он её попить кофе, и несколько раз задел её колено своим под столом.
– Оставьте ваш номер, я позвоню, если с внуком будет что-то не так.
Было понятно, что номер он просит не для этого. И Юля даже немного разочаровалась: такой хороший человек, и туда же!
– Дура ты, – сказала Маринка. – Не думай даже и беги на свидание, если позовёт. Жена, как известно, не стена.
– Сама дура, – огрызнулась Юля. – А если твой Аркаша побежит на свидание, тебе понравится?
– И пусть бежит! У меня такой мальчик на йоге...
– Ты неисправима.
Но когда Денис позвонил и предложил встретиться, Юля согласилась. Волновалась, как школьница: три раза сменила наряд, накрасила губы красной помадой, стёрла помаду, накрасила розовой, снова стёрла.
Они пили кофе и разговаривали, ничего такого, и Юля успокоилась. А потом вышли на улицу, она поскользнулась, и Денис подхватил её под локоть. Их лица были так близко, что она смогла рассмотреть в его голубых глазах жёлтые пятнышки. Непонятно, кто сделал это, но их губы соприкоснулись. Юля отстранилась первой. И одновременно они произнесли:
– Извини.
Помолчали.
– Обычно я так не делаю.
Юля ничего не сказала.
– Наверное, нам лучше больше не встречаться.
– Наверное, – согласилась она.
Конечно, Марина назвала её дурой. Но Юля знала, что она поступила правильно.
После этой встречи в ней что-то надломилось. Она не могла понять, что не так, но буквально всё стало раздражать: то, что Аська с мужем шагу не могут сделать, не позвонив Юле, то, что внуки разбили её любимые чашки, а собака опять погрызла провод интернета, что Марина решает, когда и куда они идут.
"Может, она и права, – подумала Юля. – Может, мне и правда пора пожить для себя".
Когда дочь в очередной раз позвонила и стала жаловаться на проблемы мужа на работе, Юля её резко прервала и сказала:
– Дочь, я только что сама вернулась с работы и страшно устала. У нас отчёты, проблем тоже хватает. А Серёжа твой – взрослый мужчина, он и без нас решит, как поступить в этом случае. Хватит указывать ему, что и как делать.
Аська обиделась и не звонила три дня. А Юля почувствовала, как, оказывается, легко живётся, когда голова не забита чужими проблемами.
Когда позвонил Ярик и сообщил, что они с женой в марте летят в Индию, так что пацанов и собаку привезут ей, Юля ответила:
– Прости, но я сама в марте еду на отдых.
– Куда? – удивился сын.
– В Абхазию. Всегда хотела там побывать.
Она думала, что Ярик обидится, но он обрадовался.
– Ух ты, классно! Я тогда отца попрошу спиногрызов взять.
Оказалось, что дети вполне могут справиться и без Юли. Она и правда купила билет в Абхазию, и Марина, которая всю жизнь руководила их совместным отдыхом, смогла подвинуть и свои занятия, и мальчика в татуировках, и мужа Аркашу, чтобы тоже взять билет.
Юля и не помнила, когда у неё в последний раз был такой приятный отдых! Они ходили на экскурсии, пили вино и много гуляли. За три дня до окончания отпуска ей позвонил Денис. Юля не хотела брать трубку, но Марина её заставила.
– Я подал на развод, – сказал он.
– Что? – не поняла Юля.
– Сказал жене, что больше не могу жить как соседи. А она, знаешь, что? Обрадовалась. Сказала, что давно хотела уехать жить в монастырь, устала от нас всех, но не знала, как мне сказать. Нет, ты представь – в монастырь! Юль, мы можем сегодня встретиться?
– Сегодня? Нет.
– А завтра?
Юля открыла сайт и принялась искать билет на завтра. Марина посмотрела на неё так строго, что Юля тут же закрыла ноутбук и сказала:
– Я вернусь через три дня. День ещё мне нужен будет, чтобы прийти в себя. Так что в четверг можно встретиться.
Марина довольно кивнула, а Денис ответил:
– Я буду зачёркивать дни в календаре...
🌹✨🌹Любовный треугольник. Рассказ.
Их всегда было трое, с детского сада. Смешно признаться, но в сорок два года Нина целовалась всего с двумя мужчинами: со своим мужем, талантливым пианистом Николаем, и с его лучшим другом Яшей. Все эти годы Яша так и считался другом Коли, хотя когда он приходил в гости, говорил в основном с Ниной.
– Ну, Нинуль, рассказывай, как там твои тараканы поживают?
– Фу, – возмущался Коля. – Нельзя эту тему на потом оставить? У меня тонкая душевная организация, салат с крабами не полезет в горло после её рассказов.
Нина была старшим научным сотрудником и изучала болезни насекомых. Коля не видел смысла в её работе и считал блажью, а Яша всегда живо интересовался и внимательно слушал.
Пути их переплетались так, как путаются вязальные нитки разных цветов, если долго хранить их в одной корзине и всё время там рыться в поисках нужного цвета.
Мама Коли работала педиатром в поликлинике и до совершеннолетия лечила Яшину астму и выдавала Нине справки, когда она пропускала школу, гуляя в парке с Колей и Яшей.
Отец Яши был начальником отца Нины, и пока родители ели шашлыки и праздновали первомай на даче, Нина и Яша выуживали червяков из прелой влажной земли. Когда отец Нины упал и сломал шейку бедра, будучи уже на пенсии, именно отец Яши нашёл врача и оплатил операцию, благодаря которой его бывший подчинённый смог встать на ноги.
Мама Нины привела детей на концерт симфонической музыки, где Коля влюбился в то, как пальцы пианиста скользят по клавишам, и он попросил родителей отдать его в музыкальную школу.
Общая любовь Яши и Нины к червякам и насекомым привела её в биологию, а пока Коля служил в армии, Яша защищал его младших братьев от местных гопников.
– Надеюсь, вы себя здесь хорошо вели? – спросил Коля, когда вернулся из армии.
Впрочем, спросил без подвоха: он был уверен и в Нине, и в Яше.
Вели они себя хорошо. Но один раз всё же поцеловались.
Вообще, целовались они всего три раза. В первый раз в четырнадцать лет, и это был первый поцелуй Нины. Она тогда уже влюбилась в Колю, но боялась, что он поднимет её на смех, если узнает, что она не умеет целоваться.
– А ты когда-нибудь целовался? – спросила она у Яши, когда они по обыкновению ловили жуков-носорогов на даче у отца Яши, пока родители жарили шашлыки.
– Тыщу раз! – ответил он.
– А научишь меня?
Уши у Яши стали пунцовые, как маки, которые мать Яши выращивала на даче, пряча в зарослях малины.
– Да легко!
Тот поцелуй ей запомнился как самый нежный и самый невинный, потому что когда через неделю она поцеловалась с Колей, тот целовал её совсем по-другому.
Второй раз приключился, пока Коля был в армии. Вообще, отец Яши предлагал его отмазать: всё же, музыкант, зачем ему такой опыт? Яшу с астмой не взяли, а вот ему как раз было бы полезно, считал его отец. Но Коля заявил, что настоящий мужчина должен обязательно отслужить, поэтому сразу после окончания школы пошёл в армию, и только потом поступил в консерваторию.
Нина страшно по нему скучала, писала длинные письма и плакала в подушку. На той же самой даче они перебрали отцовской настойки и сидели в зарослях малины, когда пошёл дождь. Крупные капли бились о пыльные листья, сбивали алые ягоды на землю, ветер сдувал с маков лепестки. Когда в небе ударил гром, Нина вздрогнула и прижалась к Яше. А он погладил её по спине, успокаивая, что бояться нечего – тут есть громоотвод. Потом его рука переместилась к её груди, а губы оказались у её губ.
После они оба смущались и договорились забыть об этом. Коле, понятное дело, ничего не сказали.
Свадьбу сыграли, когда у Нины стал расти живот. Родители сердились, говорили, что она не доучится, сидеть с ребёнком было некому. Яша, который открыл в себе внезапные способности к программированию и од ин из первых стал работать прямо из дома, предложил свои услуги няни. Это было странно, но Коля и Нина решили, что никто не будет так внимателен к их ребёнку, как лучший друг.
Больше Нина не рожала. Поставила спираль, чтобы дети не отвлекали от защиты кандидатской. Это затянулось на много лет, потому что научный руководитель невзлюбил Нину, и когда заветная степень была получена, Нине было тридцать три. Дочери было уже двенадцать, и Нина рассудила, что теперь можно и родить. Но если в двадцать лет она залетела с одного неосторожного раза, то тут, сколько они с Колей не подгадывали нужные дни, ничего не получалось. Когда Нина пошла к врачу, та недовольно рявкнула:
– А вы чего хотели? Раньше надо было думать.
Что же, решила Нина, значит, посвящу свою жизнь одному ребёнку, одному гению и куче тараканов.
Про то, что она посвящает жизнь ещё и Яше, она не думала.
Третий поцелуй произошёл, когда ей было тридцать восемь. Она нашла у Коли переписку с юной скрипачкой, устроила ему скандал, собрала вещи и уехала к родителям. Отец Яши как раз заехал навестить бывшего подчинённого, который лежал в постели после операции. Увидев Нину в таком состоянии, сообщил Яше. Тот примчался и увёз её на дачу.
За окнами снова бушевала гроза, ветер ударял в окна так, будто желал выбить их и унести домик вместе с его обитателями в волшебную страну Оз. В детстве Нина обожала эту сказку, именно иностранную, со страной Оз, а Яша больше любил про Изумрудный город.
Печь, которую Яша попытался растопить, страшно чадила. У него начался приступ астмы, Нина кинулась искать его ингалятор. Когда Яше стало легче, он обнял Нину и сказал, что она одна всегда его спасала. И тогда Нина сама поцеловала его: долго, нежно, вкладывая в этот поцелуй все свои сожаления по тому, что могло бы у них быть.
С Колей она помирилась. И про тот поцелуй с Яшей никогда не говорили. Они вообще не говорили о чувствах, хотя Нина прекрасно понимала, почему Яша так и не женился, почему проводит у них столько времени, почему дарит ей и дочери такие подарки и всегда готов сорваться и решать любые её проблемы.
Коля был другим. Он вечно сомневался в своём таланте, часто впадал в депрессию, говорил только о себе и забывал про дни рождения и годовщины свадьбы. Зато он был гениальным пианистом: когда Коля играл, у Нины на глазах стояли слёзы. Она любила мужа, но ей всегда хотелось, чтобы он был чуточку внимательнее к ней и её потребностям.
Когда отец Яши появился на их пороге с серым лицом и больными глазами, Нина испугалась. Он никогда к ним не приезжал, только к её отцу, и то редко, важный человек всё-таки.
– Яша погиб, – коротко сказал он, опустившись на табурет.
Нине показалось, что она оглохла. Звуки долго не доходили до её головы. Обжигающий напиток из стопки совсем не помогал от этого онемения. Погиб. А она так и не успела сказать ему обо всём: как сильно его ценит, как много он значит для неё и как она его... любит?
Потом, ночью, Нина плакала в подушку, а Коля впервые в жизни пытался её утешить. Нина мечтала, чтобы он исчез. Она не могла его видеть.
На похоронах она держалась. Застыла статуей и смотрела в одну точку. Обнимала дочь, которая тихонько плакала: та тоже любила Яшу, который вынянчил её с рождения. Коля с белым восковым лицом стоял рядом.
Они перестали разговаривать. И раньше не особо говорили, а тут вообще. Дочь жила отдельно, замуж не вышла, но сожительствовала с мужчиной сильно старше её. Нине и Коле этот союз не нравился, но дочь уже давно перестала слушать их мнение. Существовать в одной квартире и не встречаться было просто: квартира была просторная, графики работы не совпадали.
Нина вела мысленные разговоры с Яшей. Ей казалось, что всю жизнь она любила только его. Удивлялась, как могла быть так слепа. Она придумывала, как тогда, в кустах малины, они с Яшей не остановились, и потом она написать Коле письмо в армию с извинениями. Или как позже на даче не отстранила деликатно распалившегося Яшу, а легла с ним на продавленный диван, а утром заявила Коле, что они квиты и что она уходит к Яше. Мечтать о таком было больно. Больно и приятно.
В день годовщины свадьбы Коля принёс огромный букет роз. Нина впервые за их совместную жизнь забыла об этой дате, и он это понял по её удивлённому взгляду, устало опустившись на стул.
– Я так всегда этого боялся.
– Чего? – не поняла Нина.
– Что ты любишь его, а не меня.
Повисло молчание. Нина не выдержала напряжения: воздух, казалось, превратился в кисель и с трудом проникал в лёгкие.
– Если это так – почему ты всегда игнорировал меня? Не слушал мои рассказы о работе? Забывал о днях рождения и духах, которые я люблю? Почему Яша был на защите моей кандидатской, а ты нет? Какой у меня любимый цвет, скажи? Зачем были все эти годы, я не понимаю!
Коля спрятал лицо в руках.
– Я не умею как Яша. В моей голове постоянно играет музыка, всё остальное ускользает, не задерживается надолго. Я так завидовал, как ты смеёшься над его шутками – я ведь совсем не умею шутить. И как Лиза сразу успокаивалась, стоило ему взять её на руки, а у меня она вечно кричала. Эх, Нина, надо было рожать нам ещё детей, плевать на твоих червей и мою музыку. Может, тогда я бы не был так одинок? Может, тогда ты бы любила меня чуть больше?
Нине хотелось протянуть руку и погладить его по курчавым волосам. Ей стало жаль мужа и жаль себя. Но тут она, как назло, вспомнила про юную скрипачку.
– А все эти девушки? – спросила она. – Они зачем?
Коля вздохнул.
– Ты не понимаешь. Это для вдохновения. А ты – для жизни.
Странно, но именно эти слова ранили её больше всего. Вот как, значит? Она, чтобы рубашки стирать, а эти фифы для вдохновения? Нина выбросила розы в мусорку и пошла спать.
В один из дней ей пришла идея собрать все фотографии, записки и прочие памятные мелочи о Яше в один альбом. Она обожала всякие такие штучки, хранила их в разных коробках, и с удовольствием погрузилась с них, словно нырнула в воспоминания.
Коля застал её посреди сего действия: зал был заставлен раскрытыми коробками, по полу раскиданы фотографии, письма, рисунки и прочие свидетельства прошлого.
– Ой, смотри, рисунок Лизы! – обрадовался муж. – Сколько ей тогда было? Пять, кажется. Смотри, какие у тебя тут шикарные груди.
Да уж, дочь изобразила бюст Нины очень внушительно. Нина рассмеялась. На рисунке они с Колей держались за руки, а Лиза ехала рядом на велосипеде. Велосипед ей подарил Яша.
– А я тут твои письма нашла, – призналась Нина. – Из армии. Они такие милые. Хочешь почитать?
Коля взял в руки конверт с выцветшими чернилами, достал листок бумаги.
– Когда закрываю глаза – вижу твоё прекрасное лицо и даже, кажется, чувствую твой запах. Если я не рядом с тобой, то внутри какая-то штука всё время сквозит, словно во мне огромная дыра, и ничем её не закрыть. Только твоими объятьями, – зачитал он.
– Да ты почти поэт, – усмехнулась Нина, чтобы скрыть слёзы.
Коля положил письмо и сказал серьёзно:
– А я и сейчас так чувствую.
Нина, почему-то, смутилась.
– Ещё я про детей нашла, – призналась она. – В другом письма. Я и забыла, что ты хотел много детей.
Коля пожал плечами.
– Хотел. Ну что теперь.
– Ты ещё вполне можешь стать отцом.
Он посмотрел ей в глаза и сказал:
– Я хотел детей только от тебя.
– Пускай я лилипут, а ты горбатая, – язвительно произнесла Нина.
Под эту песню они когда-то целовались. Коля рассмеялся, подошёл, сел рядом и обнял её.
– Может, ты научишь меня, как слушать тебя? Что нужно говорить и что делать? Я способный, ты же знаешь.
– Только в музыке, – ответила Нина, стараясь быть строгой.
– Не только.
Она уже час думала над одной идеей, и не знала, стоит ли ему говорить. Но все же решилась.
– А я, знаешь, что подумала? Может, возьмём ребёнка под опеку? Ну да, мы не молодые, ну так можно же и не совсем маленького. А то дома стало так пусто.
Коля застыл, и Нина испугалась: зря она это предложила, конечно, он не согласится.
– Ты всегда была такой умницей, – выдохнул он. – Это отличная идея. Великолепная, я считаю.
Она всё же не удержалась от улыбки. Ещё час назад, рассматривая кусочки своего прошлого, ей казалось, что жизнь закончилась, и дальше ждёт только грусть и увядание. Но письмо за письмом, рисунок за рисунком, и Нина поняла: ничего не кончилось, просто теперь будет что-то другое, а что – зависит только от неё. И от Коли.