Не береди душу

Дочь пропала пятого мая. Валя весь вечер провела на огороде: снег только сошёл, и нужно было готовить землю к посадке. Это была третья весна, когда приходилось заниматься огородом самой, и было уже не так больно.
Муж ушёл под Новый год. В деревне давно шептались за Валиной спиной, говорили, что муж её бегает к Настьке. Валя не верила. Не могло такого случиться, ведь она так старалась быть идеальной: не забирала получку, как другие, не упрекала рыбалкой, не просила стиральную машинку, когда старая сломалась. Валя помнила, как мать своими скандалами отпугивала каждого мужика, над ней все смеялись: это сейчас ещё случались разводы, а тогда развод – это позор, а мать умудрилась развестись три раза.
Валя не хотела идти по стопам матери и решила, что будет идеальной женой. Родит троих детей, чтобы как следует привязать к себе мужа.
Троих не получилось. После того как родился сын, проживший всего несколько месяцев, врачи не рекомендовали больше рожать.
-Такое передаётся по наследству, – сказал врач. – Другой ребёнок тоже может болеть.
Вспоминать об этом Валя не любила. Её идеальность надломилась в тот период, Сергею пришлось взять на себя дом и заботу о дочери. Конечно, в глубине души Валя знала, что расстались они из-за того надлома. Не получилось склеить разбитые смертью мальчика куски семейной жизни. Вот он и ушёл к Насте, хотя ничего в ней такого нет: обычная баба, с двумя детьми, между прочим.
На огороде Валя вспотела и решила затопить баню. Хотела Танечку попросить набрать воды, а Танечки и нет. Удивилась: вроде не отпрашивалась никуда.
В последнее время с Таней было сложно, та всем была недовольна.
-Мама, ты меня не слушаешь! – говорила она. – Да какая разница, какие у меня оценки!
А Валя не знала, о чём спрашивать, кроме оценок. Она упустила тот момент, когда маленькая девчушка с косичками превратилась в чужого хмурого галчонка. Подарила куклу на прошлый день рождения, так Танечка обилась! Сама Валя о такой кукле и мечтать в детстве не могла.
Курточки Таниной не было. И сапожек тоже. Ну, к подружке, значит, пошла. Валя беспокоилась: дочь раньше никогда не позволяла себе такого, но тревожные мысли отбросила. Сама набрала воду, растопила баню, выглядывала в окно. Танечки не было. В груди тревожно заныло. Валя вышла на крыльцо, глянула за ворота. Кто-то и правда шёл в направлении к дому, но куда выше, чем Таня. Присмотревшись, Валя замерла: Сергей. И неприятное предчувствие тяжестью провалилось в желудок.
У ворот он остановился, словно раздумывая, заходить ему или нет. Валя сама подошла к забору, ждала, что он скажет.
-Танечка… – произнёс Сергей. – Пришла сегодня, сказала, будет с нами жить.
У Вали онемело лицо. Язык не слушался, мёртвой рыбиной лежал во рту.
-Я с ней и так и эдак, а она ни в какую. Говорит, хоть в сенях будет спать. Поругались, что?
Валя проглотила, наконец, царапающий сухой комок и ответила:
-Ничего не ругались. Погоди, я схожу до ней.
-Не надо. Я подумал: ну, раз хочет, пусть.
-В смысле пусть?
-Пусть живёт. Настя не против.
Ну вот. Теперь Настя не только мужа у неё забрала, но и дочь.
-А как же я?
-Да что ты. Отдохнёшь. Я вот что пришёл: Таня вещи попросила ей собрать. Соберёшь? Она сама идти боится.
Плечи стали тяжёлыми, грудь задавило. Валя поплелась в дом, принялась складывать в пакеты тетрадки и учебники, одежду из шкафа, игрушки. Куклу, которую подарила на день рождения, сначала положила, но после вынула. Не понравилась же ей кукла.
Когда вышла из дома, лицо было мокрое. Прятать слёзы сил не было.
-Валь, ну ты чего?
-Ничего. Не рви мне душу, иди.
Спина у Сергея была сгорбленная, руки с пакетами повисли как плети. Валя долго смотрела на его удаляющуюся фигуру, а когда он свернул в переулок, вытерла лицо рукой и пошла в баню.
Дочь нужно было вернуть. Валя не знала, как это сделает, но сделает.
На другой день она пошла в школу. Фельдшерский пункт был рядом, закрыла и пошла. Дождалась звонка, подкараулила возле класса.
-Ну, и чего ты удумала? – спросила Валя.
Таня опустила глаза, сжала губы.
-Отстань. Буду у папы жить. Не запретишь.
-Думаешь, нужна ты папе? А Насте этой? Золушкой у них решила быть?
-Будто я тебе нужна! – выплюнула Таня. – Отстань, я сказала! Домой не вернусь.
В тот день фельдшерский пункт не работал. Валя вывесила записку на дверь и ушла сначала домой, но дома маялась и тогда решила на кладбище пойти: отца навестить и сына.
На кладбище Валя всегда успокаивалась. Убрала могилки, представила, каким бы сейчас был их с Серёжей сын. Подумала: может, зря мы врачей послушались? Танечка ведь здоровая, можно было ещё раз попробовать. В груди её было слишком много свободного для любви места, а ни Сергею, ни Тане эта любовь не нужна.
Вечером Сергей снова пришёл: оказалось, не все вещи Валя собрала, дочь его отправила за юбкой, которую давно не носила, и учебником, который Сергей с Валей искали полчаса и не нашли.
-Может, чаю выпьем? – предложил Сергей. – Что-то я утомился от этих поисков.
-Давай, – согласилась Валя.
За чаем осторожно расспросила про дочь.
-Да нормально всё. Мы её к Машке подселили. Не переживай, хорошо ей у нас. А перебесится, так и вернётся.
Поговорили про погоду, Валя планами на посев поделилась: там, где раньше невозделанный кусок был, решила картошку сортовую посадить.
-Да как ты сама вскопаешь-то?
Валя пожала плечами.
-Не трогай, я приду, вскопаю.
Когда он ушёл, в доме сразу стало пусто. Валя слонялась по комнатам, искала учебник. Не нашла. Решила испечь любимое печенье Тани, провозилась до ночи. Утром зашла в школу, сунула дочери кулёк и ушла.
Вечером Сергей опять пришёл.
-Куклу просила принести.
-Куклу? – удивилась Валя.
-Ну.
-А что сама не пришла?
-Да кто её знает. Надулась как мышь на крупу. Вы точно не ругались?
-Точно.
-Ладно. Учебник не нашла?
-Нет.
-Может, за диваном он? Давай подвинем?
Двигали диван. Валя вспотела, потянула руку, но отчего-то было весело.
-Уф, ну и тяжеленный. Чисто как у тебя, Валентина. Я и забыл. Хозяйка из Настьки…
И осёкся. Валя никак не стала это комментировать: собрала куклу с безразличными голубыми глазами, сунула ещё печенья.
-Ух ты, это же из мясорубки? – обрадовался Сергей. – Эх, с молочком бы сейчас!
-Дак пошли, налью.
Печенья Тане не осталось. Но Валя обещала завтра ещё испечь.
А назавтра явилась Настька. Не домой, в фельдшерский пункт.
-И не стыдно тебе? – накинулась она. – На чужого мужа рот раззявила!
Валя аж дар речи потеряла. А Настя не унималась:
-Думаешь, не знаю, что ты задумала? Специально дочь свою к нам подослала! И не мечтай даже, мужа я тебе не отдам!
Слова, наконец, пришли.
-А он и не муж тебе, забыла?
Настя позеленела вся. Это так было, Сергей с Валей развёлся, а на Насте жениться не стал.
-Значит, скоро станет! – выкрикнула она и выскочила.
Сергею, когда он пришёл вскопать огород, Валя об этом не сказала. А зачем? Под руку тоже не лезла, пошла печенье печь. Двойную порцию. И баню истопила: а то вспотеет, Настька скандал ему учинит.
-Валентина! – крикнул Сергей с порога. – Бинтик дай!
-Бинтик?
Она вышла в коридор. Палец у Сергея кровил.
-Топор сорвался. Ничего, царапина просто.
Валя принесла зелёнку.
-Да не надо, бинтик просто, замотаем. Говорю ж, царапина!
Зелёнки Сергей всегда боялся.
-Не спорь, – отрезала он.
Мазнула, он губу прикусил.
-Дай подую. Ну, прошло?
Как с маленьким, честное слово. Валя стояла так близко, что чувствовала знакомый запах пота, его прерывистое дыхание. Голова закружилась, в груди рвалось что-то, и всё само получилось. Само…
Хорошо, что баню истопила. Баня ему точно пригодилась. В глаза друг другу не смотрели. И печенье она забыла Танечке передать. Думала, теперь он здесь не появится, но на следующий день пришёл.
-Таня просит сандалии ей принести.
-Какие сандалии, холодно ещё! – возмутилась Валя.
-Да откуда я знаю. Требует. Знаешь же её.
Помолчал и добавил:
-Дома невозможно находиться. Настя скандалит. Чувствует что-то.
-Что? – не поняла Валя.
Сергей пожал плечами.
-Что я вернуться хочу…
Сказал и глянул на неё испуганно. А Валя и не знает, что сказать.
-Что скажешь?
-Ты это серьёзно сейчас?
-Ещё как.
-А Настя как же?
-Да ну её! Приворожила меня, что ли. Всё равно я тебя одну всегда любил.
Слышать такое был приятно. Хоть и не верила она в это.
-А как же Танечка? Если она домой не захочет?
-Куда денется! – махнул рукой Сергей.
Валя попросила дать ей время подумать. Хотя, что тут думать: не этого ли она хотела? Вроде этого, но всё равно страшно: а что если опять не получится быть идеальной? Что, если он потом снова уйдёт? И Танечка: она ведь тоже Валю бросила.
Впрочем, думать ей не дали. Вечером с сумками пришли и Таня, и Сергей. Дочь на Валю не смотрела, но расстроенной не казалась. Наоборот, словно бы улыбку прятала. А Сергей громкий, весёлый, чувствовалось, что неловко ему.
Неловкость не сразу прошла. И у него, и у Вали. Настя несколько раз приходила скандалить, от этого легче не становилось. Таня всё пряталась в детской, избегала с Валей говорить. Видимо, всё же обижалась, но на что? Как-то Валя нашла подаренную куклу на полу брошенную, посетовала:
-Ну зачем ты так с ней, такая кукла хорошая.
-Ой, мама, ну какие мне куклы? Я взрослая! Говорила уже тебе.
Только здесь у Вали всё и сложилось. Она посмотрела на дочь пристально и спросила:
-Не стыдно тебе, а?
Таня радостно улыбнулась:
-Не-а. Всё же хорошо теперь?
Валя вздохнула, тронула живот и сказала:
-Ой не знаю, дочь… Не знаю…
Автор: Здравствуй, грусть!
Художница: Рыбакова Ирина Владимировна
Яблоки
- Сынок, купи яблочки, свои, домашние, не кропленные.
Именно это «не кропленные» и заставило Александра остановиться и обернуться. Так говорила всегда его бабушка в далёком детстве: не опрыскать, а покропить.
- Не кропленные, говорите, - подошёл он к прилавку.
Старушка с кучкой яблок оживилась и быстро затараторила:
- Не кропленные, не кропленные, со своего дерева в огороде, уродила в этом году яблонька, как никогда. Ты не гляди, что не такие большие, как у перекупок, то ж привозные, бог знает, откуда, там яду больше, чем яблока. А это ж наши, местные, - её руки быстро перебирали яблоки, показывая покупателю товар со всех сторон. – Они ж яблоками пахнут, а вкусные какие, ты попробуй, попробуй. Вот, гляди, гляди, - с каким-то восторгом продолжала бабка, протягивая яблоко, на котором была маленькая буроватая отметина – видишь, их даже червячок кушает, потому, как не кропленные.
Александр невольно рассмеялся после этих слов:
- Так они у Вас все червивые?
- Да нет же, - испуганно отдёрнула руку с яблоком старушка, - смотри, все целенькие, это одно попалось, не доглядела. Ну, червячок же ест, значит, и для человека безвредное, говорю ж, не кропленные.
Александру эти яблоки были и даром не нужны, он просто, проходя через вечерний базар, срезал угол на пути к дому. Но что-то в облике этой бабки, в её манере говорить, в открытом бесхитростном взгляде, в её способе убеждения червячком в правдивости своих слов напоминало его родную бабушку. Какое-то, давно забытое, чувство тёплой волной разлилось в груди, и Сашке захотелось сделать что-нибудь хорошее для этой старушки, торговавшей на базаре. Поэтому, не торгуясь, он купил два килограмма этих яблок, сам не зная зачем, рассказав, что у него дома сынишка приболел (он вообще здоровьем слабенький), кашляет и жена в положении, и что, наверное, им будет полезно не кропленные яблочки поесть. В общем, сам не понимая почему, Александр поделился с этой незнакомкой самым сокровенным, что мучило его душу.
Бабка охала, вздыхала, качала головой, приговаривая, что сейчас старики здоровее молодых, потому как, разве в городах сейчас еда? Это ж сплошная химия, и сам воздух тут тяжёлый и больной. Он кивал и соглашался. Когда уже собрался уходить, бабка вдруг схватила его за руку:
- Слушай, приходи завтра сюда же, я тебе липы сушёной привезу да баночку малины с сахаром перетёртой, от простуды первое дело. Так я привезу, ты приходи завтра.
Александр шёл с яблоками домой и улыбался, на душе было хорошо, как в детстве, когда бабушка гладила по голове своей шершавой натруженной рукой и говорила: «Ничего, Сашок, всё будет хорошо».
***
Родителей своих Сашка не знал. Бабушка говорила, что отца его она и сама не знает, а мать… мать непутёвой была. Как привезла его однажды из города, в одеяльце завёрнутого, так и укатила обратно. Обещала забрать, как жизнь свою наладит, да так и сгинула.
Бабушку Сашка любил. Когда она, бывало, зимними вечерами тяжело вздыхала, вспоминая дочь свою пропащую, прижимала голову внука к груди, целовала в макушку, он говорил:
- Не плачь, ба. Я когда вырасту, никогда тебя не брошу, всегда с тобой жить буду. Ты мне веришь?
- Верю, Сашок, верю, - улыбалась бабушка сквозь слёзы.
А когда Сашке исполнилось двенадцать лет, бабушки не стало. Так он очутился в школе-интернате. Бабушкин дом продали какие-то родственники (это когда они вдвоём с бабушкой жили, то Сашка думал, что они одни на белом свете, а когда речь о наследстве зашла, претендентов оказалось немало).
Кто жил в детдоме, тому не надо рассказывать все «прелести» пребывания в подобных учреждениях, а кто не жил, тот до конца всё равно не поймёт. Но Сашка не сломался и по кривой дорожке не пошёл. Отслужил в армии, приобрёл профессию. Вот только с девушками ему не везло. И хотя сам Сашка был высоким, спортивного телосложения, симпатичным парнем, все его подруги, узнав о том, что он сирота, быстро исчезали с его горизонта. Поэтому, когда пять лет назад он случайно столкнулся в супермаркете со Светкой (они воспитывались в одном детдоме), то обрадовался, как самому родному и близкому человеку. Света тоже была очень рада встрече. А через полгода они поженились, родился сын, вот сейчас дочку ждут. И, в общем-то, жизнь наладилась.
***
- Свет, я тут яблок тебе с Дениской купил на базаре, домашние, не кропленные, - протянул пакет жене.
Света, выросшая с рождения в детском доме, пропустила все эти эпитеты мимо ушей. Она помыла яблоки, положила в большую тарелку и поставила на стол. А спустя полчаса в комнате уже витал яблочный аромат.
- Слушай, какие классные яблоки, а как пахнут, - говорила Света, уплетая их за обе щеки вместе с сыном.
- Так домашние же, не кропленные…
Этой ночью Александру снилась бабушка. Она гладила его по голове, улыбалась и что-то говорила. Сашка не мог разобрать слов, но это было и не важно, он и так знал, что бабушка говорила что-то хорошее, доброе, ласковое. От чего веяло покоем и счастьем, забытым счастьем детства.
Звук будильника безжалостно оборвал сон.
Весь день на работе Александр ходил сам не свой. Что-то беспокоило, какая-то непонятная тоска грызла душу, к горлу периодически поднимался ком. Возвращаясь домой, он поймал себя на мысли о том, что очень хочет опять увидеть ту бабку с яблоками на базаре.
***
Евдокия Степановна (так звали бабку, торговавшую яблоками) слонялась по двору, тяжело вздыхала, раз за разом вытирая набегавшие на глаза слёзы. Давным-давно её старший сын погиб при исполнении служебных обязанностей (пожарником был), даже жениться не успел, а младшая дочь, красавица и умница, когда училась в институте в столице, вышла замуж за африканца и укатила в жаркий климат, где растут бананы и ананасы. Муж её покойный долго бушевал и плевался по этому поводу. А она что? Она только плакала, предчувствуя, что не увидит свою девочку больше никогда. Так и вышло. Пока ещё был жив муж, держалась и она. Ну, что же делать, раз жизнь так сложилась? А как два года назад мужа не стало, померк свет в душе Евдокии Степановны. Жила больше по привычке, прося бога, чтобы забрал её побыстрее в царство покоя.
Этот молодой человек, что купил вчера яблоки, растравил ей душу. Ведь чужой совсем, а как хорошо с ней поговорил, не отмахнулся… Что-то было в его глазах… какая-то затаённая тоска, боль, она это сразу почувствовала. Её материнский инстинкт прорвался в словах: «Приходи завтра сюда же, я тебе липы сушёной привезу да баночку малины с сахаром перетёртой, от простуды первое дело. Так я привезу, ты приходи завтра».
И вот сейчас, заворачивая в газету банку с малиновым вареньем, Евдокия Степановна непроизвольно улыбалась, думая, что бы ещё такого захватить для этого парня и его семьи. Очень уж хотелось ей порадовать человека и, конечно же, ещё немного поговорить, как вчера.
***
Вчерашнее место за прилавком было занято, и Евдокия Степановна пристроилась неподалёку, в соседнем ряду. Выложив кучкой яблоки, она всё внимание сосредоточила на проходящих людях, чтобы не пропустить.
Народ массово возвращался с работы. К этому времени Евдокия Степановна окончательно разнервничалась. «Вот же дура старая, насочиняла сама себе, напридумывала… и на кой ему слушать и верить чужой бабке», - досадливо думала она, а глаза всё высматривали и высматривали знакомый силуэт в толпе.
Александр вчера не придал особого значения словам бабке о липе и малиновом варении. «Эти базарные бабушки чего хочешь наговорят, лишь бы товар свой продать», - думал он. – «А вдруг и, правда, приедет? Не похожа она на опытную, бойкую торговку. Червячка показывала… вот же придумала…», - заулыбался, вспоминая бабкино лицо, с каким жаром она о червяке говорила. – «Эх, какая разница, всё равно ведь через базар иду, гляну, вдруг стоит».
Саша свернул в ту часть базара, где вчера стояла бабка с яблоками, пошёл вдоль прилавка, не видно бабки. «Тьху, дурак, развели, как малого пацанёнка, хорошо что вчера, с дуру, Светке не похвастал обещанной малиной». Настроение мгновенно испортилось, не глядя по сторонам Саша ускорил шаг.
- Милок, я тут, тут, постой, - раздался громкий крик, и Александр увидел спешащую к нему вчерашнюю бабку.
Она радостно схватила его за локоть, потянула за собой и всё тараторила:
- Место занято было, я тут рядом пристроилась, боялась, пропущу, думала, придёшь ли? Я ж всё привезла, а думаю, вдруг не поверил бабке…
Бабка всё «тарахтела» и «тарахтела», но Александр не прислушивался к словам, он на какой-то миг душой перенёсся в детство. Эта манера разговора, отдельные слова, выражения, движения рук, взгляд, в котором затаилось желание обрадовать человека своими действиями, всё это так напоминало его родную бабушку.
Он спросил: сколько должен, Евдокия Степановна замахала руками, сказав, что это она со своих кустов для себя варила, и принимать это надо, как угощение. А ещё говорила, что малина у неё не сортовая, а ещё та, старая, не такая крупная и красивая на вид, но настоящая, душистая и очень полезная. И Сашка вспомнил бабушкину малину, её запах и вкус, а ещё ему почему-то вспомнилась картошка. Жёлтая внутри, она так аппетитно смотрелась в тарелке, а вкусная какая. После смерти бабушки он никогда больше не ел такой картошки.
- А картошка жёлтая внутри у Вас есть? – перебил он старушку.
- Есть и жёлтая, и белая, и та что разваривается хорошо, и твёрденькая для супа.
- Мне жёлтая нравится, её бабушка в детстве всегда варила, - мечтательно произнёс Александр.
- Милок, завтра суббота, выходной. А ты приезжай ко мне в деревню, сам посмотришь какая у меня картошка есть, у меня ещё много чего есть… Старая я уже, тяжело мне сумки таскать, а ты молодой, тут и ехать-то недалече, всего сорок минут на электричке. Приезжай, я не обижу…
И Сашка поехал. Не за картошкой, а за утраченным теплом из детства.
***
Прошло два года.
- Наташа, печенье точно свежее? – озабоченно вопрошала уже второй раз Евдокия Степановна.
- Да, говорю ж Вам, вчера привезли, ну, что Вы, ей богу, как дитё малое? – отвечала продавщица.
- Дети ко мне завтра приезжают с внучатами, потому и спрашиваю. Дай-ка мне одно, попробую.
- Гляди, совсем Степановна из ума выжила, - шушукались в очереди, - нашла каких-то голодранцев, в дом пускает, прошлое лето Светка с детьми всё лето на её шее сидели. Видно, понравилось, опять едут.
- Ой, и не говори. Чужие люди, оберут до нитки, а то и по башке стукнут, дом-то хороший. Василий покойный хозяином был. Говорила ей сколько раз, отмахивается.
- Взвесь мне кило, хорошее печенье.
- Ну, наконец-то, - выдохнули сзади стоящие тётки. – Не тех кормишь, Степановна.
Евдокия Степановна, не спеша, шла домой и улыбалась. Что ей разговоры? Так, сплетни всякие. Родные – не родные, какая разница. Где они эти родные? За столько лет и не вспомнили о ней. А вот Саша со Светой помогают, да и не в помощи дело…
- Саша, а чего нам до завтра ждать? Я уже все вещи сложила и гостинцы упаковала, на последнюю электричку как раз успеваем. Поехали, а? - агитировала Светлана мужа, пришедшего с работы.
- Папа, поехали к бабушке, поехали, - подхватил Дениска, - там курочки, пирожки, вареники с вишней… там хорошо.
- Баба, - запрыгала двухлетняя Леночка, - хочу к бабе.
Александр посмотрел на своё семейство, улыбнулся, махнул рукой:
- Поехали.
Они сидели в электричке, дети смотрели в окно, периодически оглашая вагон восторженными криками: «Смотри-смотри!» А Саша со Светой просто улыбались, ни о чём особо не думая. Ведь это так здорово, когда у тебя есть бабушка, которая всегда ждёт!
По закоулкам памяти.
ХОТЬ ГЛАЗА ЗАВЯЖИ.
- Платформа Наливная, следующая станция Уяр!
Кажется, что даже и голос в динамике электрички тот же, что и полвека тому назад...
Когда-то, в далёком 1975 - м году я уезжал из городка моего детства - как тогда казалось - навсегда.
Уезжал я после школы в "свободное плавание" своей самостоятельной жизни.
И вот с тех пор...
Через разные промежутки времени обязательно приезжал я на свою малую Родину, уже за полчаса до конечной остановки стоял я в тамбуре электрички, не в силах унять непонятное волнение.
А потом...
В любую погоду, в любое время года, я обязательно с вокзала шел к родному дому через весь город пешком!..
Я шел по знакомым улицам, как бы приветствуя своих старых знакомых и, как в той песне, помните:
" Здесь каждый дом знаком,
Хоть глаза завяжи..."
...
Я старался, по возможности, приезжать к родителям каждый год, в основном, это случалось летом и...
...
Вот стоит наш легендарный кинотеатр "Октябрь", в который мы с пацанами бегали по выходным, сколько радостных впечатлений он оставил в нашей памяти!..
Ещё дошколенком ходил я в него с папкой на фильм про футбол "Строгая игра", чуть позже, уже с мамой, ходили мы на фильм "Хоккеисты", а потом, уже всей дворовой оравой, по нескольку раз пересмотрели мы весь киношный репертуар тех лет - от "Кавказской пленницы" до "Фантомаса"!
...
А вот городской стадион "Строитель"...
Сколько счастливых мгновений и разочарований связано с ним - не пересчитать!..
Отец брал меня на футбол с самого раннего детства, в те времена на матчи даже продавали билеты, помню, стояли по обеим сторонам входа красивые деревянные башенки!..
Мало того: во время игр работало несколько киосков, в которых продавали пиво, газировку и прочие вкусняшки того времени!..
А однажды...
Однажды на стадионе состоялся матч по диковинному тогда виду спорта - по мотоболу!..
Стадион был забит битком, моторы мотоциклов перекрывали своим рычанием все другие звуки в окрестностях, долго ещё не стихали разговоры о грандиозном событии в магазинах, в автобусах и на перекрестках!..
Я думаю, что тот матч по своему размаху мог сравниться разве что только с пришествием в наш город марсиан!..
И первые победы в розыгрыше "Кожаного мяча", и первые поражения уже во взрослом футболе никогда не исчезнут из нашей памяти!..
И сверкнувший, как метеор, футбольный "Ураган", и классический "Энергетик", и "Шахтер" из соседнего города, вечный соперник нашего "Строителя" в нашем местном "Эль-Классико"!..
И, конечно, родной "Автомобилист", собранный нами из вчерашних школьников, но игравший ничуть не хуже других!..
...
А вот школа...
Та самая...
Те же тополя, тот же зелёный забор, такая же детвора с криком носится на переменах...
Тополя, правда, выросли до неба, почти в прямом смысле слова...
...
А вот городской парк, разросшийся и возмужавший, можно сказать - закоренелый!..
Его и не узнать, хотя...
Вот на этом месте когда-то были карусели: с лошадками, с корзинами, завораживающий "ветерок"...
А вот здесь располагался аттракцион электромобилей, как в кино, мечта каждого советского ребенка!.
А вот она, танцплощадка!..
Сколько с ней связано воспоминаний!..
А какие тут На Танцах звучали песни!..
Я помню ещё даже "Песню о добрых молодцах" в исполнении нашего местного ВИА самого-самого первого состава...
А потом уже были "Зеркало", "Трава у дома", "Где же ты была" и, конечно, хит всех времён и народов - бессмертный "Клён"!..
А исполняли эти шедевры наши доморощенные кумиры, не уступавшие по популярности "Самоцветам", "Землянам" и прочим "Синим птицам"!..
Иных уж нет...
Осталось в памяти только то непередаваемое состояние, которое возникало, когда Юрка пел "Белый теплоход", Витя выдавал "Где же ты была", и стояли за их спинами: Серега с бас-гитарой, другой Серёга-виртуоз с "солягой" и выглядывала из-за барабанов кудрявая голова Игорька, исполнявшего, кстати, знаменитый итальянский хит "Пвй-пай-пай-пай-пай"!.....
...
А вот, как раз рядом с парком, через забор, расположены древние деревянные бараки, в которых начинался мой школьный путь...
Тогда, в середине 60-х, их было восемь, по четыре в ряд, а сейчас...
А сейчас не хватаёт самого главного барака - того, в котором жил я с папой и мамой ровно пять лет, сгорел говорят...
Маленькая комната, три на четыре метра, в которой умещались: кровать, диван, круглый стол, комод, телевизор, зтажерка с книгами и Новогодняя ёлка зимой!..
...
А какие у меня здесь были друзья!..
Володя Мартов, будущий первоклассный футболист, смелый и отчаянный до безрассудства...
Санька Блинов, прямой и резкий, ставший в последствии "новым русским", но не растерявший своей порядочности ни на грамм...
Вася Федин, скромняга до мозга костей, первый из нас ушедший навсегда, светлая ему память...
Сколько бесконечных разговоров провели мы на нашем бревне, неизвестно каким образом оказавшимся во дворе и отполированным нашими "пятыми точками" до зеркального блеска!..
Кажется, что и сегодня я смогу спокойно пройти по нашим пацанским "злачным местам" с завязанными глазами!..
...
А вот в этом бараке жил дядя Илья, собиравший всю нашу барачную ватагу к себе в комнатушку на вечерний сеанс просмотров диафильмов, ну как такое можно забыть: "Али-Баба и сорок разбойников", "Коза и семеро козлят", "Ровно двадцать пять кило"?!.
...
А вот колодец, к которому и я тогдашний пацаненок, имел прямое отношение - при его копке наравне со взрослыми таскал ведром - "подойником" глиняную жижу в бурьян за огородами...
...
А вот двор, в котором, в принципе, я состоялся и вырос, расположенный на улице с символическим названием - Юности...
Всю свое сознательное детство я провел среди таких же ребят, ничем от них не отличаясь, разве что был я бессменным заводилой во всех наших дворовых начинаниях: летом увлеченно мы играли в футбол на соседнем школьном стадионе, покупали форму, писали на ней номера и эмблемы, как у больших, а зимой...
Зимой строили прямо во дворе из подручных средств самую настоящую хоккейную коробку, мастрячили клюшки, шили вратарские щитки из старых телогреек, делали из проволоки мески вратарям и рубились с утра до вечера в мороз и в пургу до посинения в прямом и переносном смысле: растирали себя в случае обморожения снегом и продолжали свои баталии, как ни в чем ни бывало!..
Единственная особенность - рубились мы в хоккей по всем правилам, но ...без коньков, их заменяли валенки...
Оттого и прозвал нашу затею мой наблюдательный батя просто и скромно - ВХЛ! Валенковая Хоккейная Лига!..
...
С каждым моим следующим приездом город менялся, сносились старые здания, на их месте появлялись новые, взрослели друзья, обзаводились семьями, встречались мы на том же стадионе или в парке по праздникам, но все реже и реже, увы...
Зато, все чаще стали встречаться на кладбище, провожая в последний путь родных и знакомых...
Это жизнь и никуда от этого не деться...
...
А сегодня...
Так сложилось, что живу я сегодня в том же самом городке моего детства и снова хожу по знакомым улицам, как когда-то...
Теперь в гости приезжают уже ко мне: мои дети и мои внуки...
И уже вместе с ними проходим мы по переулкам и улицам моего детства, но...
Но...
Жизнь не стоит на месте и поэтому...
На месте кинотеатра теперь располагается пустырь...
В родной школе сегодня находятся какие-то организации с охраной при входе...
А вот стадион и Парк идут в ногу со временем: процветают на благо современной молодежи, всевозможные современные новшества и достижения не обошли их, к счастью, стороной!..
А из тех моих бараков остался только один, барак Саньки Блинова и то, судя по заколоченным окнам, никто там больше не живёт...
А вот мой родной двор Юности нисколько не изменился!
Все так же бегают по нему с криками ребятишки, сидят на тех же лавочках по вечерам бабушки и...
Точно так же висит и сохнет на бельевых верёвках постиранное белье!..
И захожу иногда я в этот двор, как-будто на несколько минут окунаясь в свое детство, брожу среди тополей, открываю калитку своего когдатошнего огорода, беседую с бабульками и ребятишками...
И мне порой мне кажется, что никуда я из этого детства и не уезжал...
Во-о-о-н я бегаю среди ребятни, так же кричу, как тогда, в почти таких же очках, такой же вихрастый, что-то горячо объясняю корешам, отчаянно жестикулирую, даже рубашка почти та же, клетчатая, ну вылитый я!..
Так что, никуда я из детства и не уезжал...
А просто...
Вышел на пару минут и...
...
И вернулся!..
... ... ...
Александр Волков...
Сергей Андреевич жил размеренной, пусть и одинокой жизнью. Каждый день был расписан по часам. Утром – в сарай, проверить скотину. Днём – в лавку, встречать покупателей, рассказывать о свежем мясе и новенькой колбасе. Вечером – снова домой, кормить собак, читать газету у печки. Его жизнь текла спокойно, как речка в летний зной, и казалась ему вполне приемлемой.
Лавка славилась далеко за пределами городка. Люди знали: если мясо – то только у Сергея Андреевича. Всё натуральное, свежее, как с собственной фермы. Курочки, гуси, копчёности, и, конечно, его фирменные сосиски, которые он делал по старинному рецепту. «У дедушки Серёжи», – так прозвали его местные. Даже в редкие выходные к нему в дверь стучали, прося что-то продать.
- А цены у тебя человеческие, Сергей, – часто говорили покупатели.
– А что, неужто мне на золото переходить? Город-то маленький, – отвечал он, притворно ворча, но с явной гордостью.
Однако в последние недели старика начали терзать сомнения. Он человек внимательный, и когда пара куриных лапок исчезла, решил, что, наверное, сам где-то просчитался. Мало ли – возраст, дел много. Но через пару дней пропала колбаса. А ещё чуть позже – целая копчёная утка.
– Ну нет, тут что-то не так, – пробормотал он себе под нос, внимательно проверяя запасы.
Он обошёл лавку, заглянул в каждый угол, перебрал учётные записи, но всё сходилось. Тогда в голову закралось подозрение: неужто вор? Но кто? Сергей Андреевич привык доверять людям. У него был постоянный круг покупателей, и ни один из них не вызвал бы подозрений.
Чтобы прояснить ситуацию, он решил обратиться за помощью.
– Так, что делать? Камеры ставить? Да ну, техника – не моё это, – размышлял он вслух. Вдруг его осенило. – А что если ребятишек попросить? Они ж, как те шпионы, всё замечают!
Он позвал соседских мальчишек – Витьку и Коляна, двух закадычных друзей. Те и дня не могли прожить, чтобы не придумать очередную шалость.
– Слушайте, парни, – обратился к ним дед. – Помогите-ка мне. Следите за лавкой, а? Посмотрите, кто к ней шастает.
– А что за это? – сразу спросил Витька, хитро прищурившись.
– Шоколадка каждому. И конфет добавлю, если толково справитесь.
Ребята загорелись. Они тут же придумали план, объявили себя «тайным агентством» и начали дежурить возле лавки. Засели в кустах, нацепили папины кепки, взяли с собой старый бинокль и говорили шёпотом, как настоящие сыщики.
– Ты смотри налево, а я направо, – командовал Колян.
– Ладно. Только тихо! Вон, соседская кошка – вдруг тоже воришка? – шутил Витька.
Сергей Андреевич смотрел на них издали и не мог сдерживать улыбку. Несмотря на волнение, было что-то забавное в их игре. Однако он не знал, что скоро эти шутки обернутся в нечто большее...
Сергей Андреевич уже собирался ложиться. В доме было тихо, лишь печка потрескивала, разгоняя остатки дневного холода. Старик как раз заканчивал вытирать руки после мытья посуды, когда раздался громкий, настойчивый стук в дверь.
– Дядь Серёж! Быстрее, открывайте! – кричали знакомые детские голоса.
Сергей вздрогнул. Ещё не полностью осознавая, что происходит, он бросился к двери. На пороге стояли трое соседских ребятишек – Витька, Колян и Мишка. Румяные от холода, но глаза горят, руки – крепко держат за плечи худенького паренька.
– Вот он! Это он, воришка! Мы видели, как он у вас колбасу утащил! – наперебой заговорили мальчишки.
Сергей Андреевич пристально посмотрел на «злодея». Тот выглядел жалко: на вид лет четырнадцать, а может, и меньше. Лицо грязное, волосы слипшиеся, одежда – одно название. Курточка тонкая, как лист бумаги, штаны местами в заплатках, ботинки не по размеру и промокшие насквозь. Мальчишка стоял, опустив голову, а его худые плечи дрожали то ли от холода, то ли от страха.
– Ну что, молодцы, – сказал старик, стараясь говорить спокойно. – Спасибо за помощь, ребята. Теперь ступайте домой.
Мальчишки удивлённо переглянулись. Им явно хотелось остаться, но Сергей Андреевич твёрдо повторил:
– Идите-идите, поздно уже.
Неохотно, бросив последний взгляд на пойманного воришку, ребята отпустили его и побрели домой. Старик закрыл за ними дверь, вздохнул и повернулся к мальчишке.
– Ну что, герой, проходи. Не стоять же в дверях.
Мальчишка переступил порог, всё так же опустив голову. Сергей Андреевич жестом указал на стул у печки.
– Садись. Грейся.
Тот сел, осторожно, будто боясь, что его в любую минуту снова выгонят. Старик сел напротив, сложил руки на коленях и молча смотрел на гостя. Мальчишка сначала даже не поднял головы, а потом тихонько глянул на Сергея, испуганно, настороженно.
– Ну что, будешь молчать, как рыба? Рассказывай давай. Кто такой? Откуда ты?
Мальчишка не отвечал. Его взгляд метался по комнате, будто ища пути к бегству.
– Да я тебя не съем, – проворчал старик. – И что ты меня боишься? Я просто хочу понять, что за беда у тебя такая, что ты по ночам у стариков еду тягаешь.
Эти слова, произнесённые без злобы, заставили мальчишку немного расслабиться. Он тихонько откашлялся, посмотрел на старика, потом снова на пол.
– Меня Сашей зовут, – пробормотал он. Голос был хриплым, видимо, от долгого молчания или холода.
Сергей Андреевич молча кивнул, давая понять, что слушает.
– Я... тут недолго. Только приехал, – продолжил Саша. – На попутках.
– И зачем приехал?
Мальчишка пожал плечами, будто сам не знал ответа.
– Просто ехал. Где остановят, там и остаюсь.
Старик вздохнул, глядя на этого худого, замёрзшего паренька. Где-то в глубине души у него начала нарастать тяжёлая, но знакомая горечь – сострадание.
– А родители где? Или ты сбежал?
Саша мотнул головой.
– Нет у меня никого. Папа умер давно. Мама... я её не видел, с тех пор как маленький был.
– Ну, – пробормотал Сергей Андреевич, наклоняясь чуть ближе, – значит, сам по себе?
Саша кивнул. Потом добавил, будто оправдываясь:
– Я колбасу не для себя брал. Для собаки. Она у меня есть. Мы с ней вместе всегда.
Сергей Андреевич поднял брови.
– Для собаки, значит?
– Да, – Саша поднял на него глаза, впервые глядя прямо, – я не могу её бросить. Она со мной, сколько я себя помню.
Старик откинулся на спинку стула и несколько минут молчал. А потом, вздохнув, тихо сказал:
– Понятно. Ну что ж, Сашка. Будем думать, что с тобой делать.
На следующее утро Сергей Андреевич, как обычно, проснулся с первыми лучами солнца. Выпил крепкого чая, съел пару горячих бутербродов и уселся за стол думать. «Так дело не пойдёт, – размышлял он. – Парень на улице не выживет. Но как его убедить?»
Старик начал с того, что наведался в местный детский дом. Его там знали – не раз покупали у него курицу для праздников. Встречала его Мария Ивановна, женщина строгая, но справедливая.
– Сергей Андреевич, что вас к нам привело? – спросила она, поправляя очки.
– Парень один, Саша. лет 14 на вид. Скитается, ночует где придётся. Не по-человечески это, Мария Ивановна. Примете его?
Женщина сразу согласилась.
– Конечно, привозите. У нас всегда найдётся место для тех, кто нуждается.
Но Саша оказался куда упрямее, чем ожидал Сергей Андреевич. Вернувшись домой, старик попробовал поговорить с ним напрямик.
– Саш, ну сам подумай. Здесь зимой морозы такие, что взрослые не выдерживают, а ты – пацан ещё. В детдоме тепло, кормят. Одежда чистая.
Парень хмурился и качал головой.
– Я не могу, – упрямо повторял он. – У меня собака. Кто за ней будет? Она же не переживёт.
Сергей Андреевич понял, что в лоб здесь не получится. Нужно придумать что-то другое.
На следующий день старик сел за обеденный стол напротив Саши.
– Ладно, давай так. Ты идёшь в детский дом. Я лично договорился – там тебя примут как родного. А за твоей собакой я буду смотреть.
Саша поднял глаза, полные сомнений.
– Как вы за ней смотреть будете?
Сергей Андреевич усмехнулся.
– У меня хозяйство! Утки, гуси, куры, – загибал он пальцы. – Ещё одной пастью больше, одной меньше – разницы никакой. Корм для неё всегда найдётся.
Парень неуверенно кивнул.
– А если что? Если она заболеет?
Старик хлопнул ладонью по столу.
– Тогда везу её к ветеринару. У нас в городе один такой хороший есть. Прививки, осмотр – всё как полагается.
Саша снова задумался. Было видно, как он борется с собой. С одной стороны, предложение Сергея Андреевича звучало логично, но как же сложно доверить своего единственного друга другому человеку.
Старик не торопил. Он дал Саше время, а сам начал действовать. Уже на следующий день Сергей Андреевич отвёл собаку к ветеринару.
– Ух ты, какая красавица! – сказал врач, осматривая животное. – Немного худая, но здоровая. Сделаем прививки, и она у вас засияет.
Сергей Андреевич вернулся домой с пакетом лекарств и рекомендациями, чем лучше кормить собаку. Он тщательно исполнил всё, что сказал врач, и даже сварил для неё костный бульон.
Саша видел, как старик заботится о псе. Каждый раз, когда тот наклонялся, чтобы положить миску на пол, или подзывал собаку мягким голосом, парень всё больше убеждался: может быть, Сергей Андреевич и правда человек, которому можно доверять.
Спустя пару дней, когда Саша в очередной раз заметил, как собака ластится к старику, он наконец вздохнул и тихо сказал:
– Ладно, я согласен.
Сергей Андреевич улыбнулся.
– Вот и славно. Умный ты парень, Саш. Всё у тебя теперь будет хорошо.
С тех пор многое изменилось. Саша наконец почувствовал, что такое тепло и забота. В детском доме его встретили приветливо, и хотя первое время он сторонился других детей, спустя пару недель стал общительным. Здесь он был чистым, сытым и всегда знал, что завтра не нужно думать о том, где достать еду или как согреться.
Сергей Андреевич стал для него почти как дедушка. Каждую субботу старик приезжал в детский дом на своём стареньком фургоне, чтобы забрать Сашу на день. Они вместе работали: таскали дрова, ухаживали за животными, наводили порядок в лавке. Саша полюбил эти дни.
– Дядь Серёж, я вам хоть не сильно мешаю? – спросил он однажды, вытирая руки после уборки в курятнике.
– Ты? Мешаешь? Да ты мне только на пользу, паря. Кто ж мне ещё в лавке эти тяжёлые ящики ворочать будет?
Эти слова вызвали у Саши улыбку. Он чувствовал себя нужным.
Собака осталась у Сергея Андреевича. Её быстро окрестили Дымкой – из-за сероватого пятна на боку. Она словно знала, что старик заменяет ей хозяина. Постоянно крутилась рядом, заглядывала в глаза, выискивая, не забыл ли он про миску.
Сергей Андреевич ухаживал за Дымкой с такой заботой, что она, казалось, расцвела. Ветеринар, которому он показал её в первый раз, едва узнал её спустя месяц:
– Ну ничего себе! Не собака, а королева теперь.
Старик смеялся, а Саша лишь радостно наблюдал. Дымка стала не просто собакой, а чем-то большим. Она привносила в дом тепло и уют.
– Знаешь, – говорил Саша, сидя на крыльце, обнимая Дымку, – я теперь спокоен. Она у вас, как у мамы под боком.
Сергей Андреевич только кивал, молча переворачивая мясо на мангале.
Каждую субботу Саша приходил в лавку. Это стало традицией. Старик всегда оставлял ему кусок колбасы или чего-нибудь вкусного. Иногда они просто сидели за столом и пили чай.
– Ну как там у тебя в детдоме? – спрашивал Сергей Андреевич.
– Нормально, – отвечал Саша. – А учительница сказала, что я старательный.
Старик усмехался:
– Молодец, паря. Трудись. Знания – сила.
Но не только работа заполняла их время. Иногда Саша играл с Дымкой во дворе, бегал с ней по снегу или учил командам. Она уже знала, как давать лапу, садиться и даже носить в зубах небольшую корзинку.
Саша не раз ловил себя на мысли, что эти дни – самые счастливые в его жизни. Ему было хорошо с Сергеем Андреевичем. Хорошо дома, где всегда пахло свежим хлебом и дымком от печки.
Каждую субботу он благодарил старика. Не словами – тем, как старался в работе, как радовался мелочам. А Сергей Андреевич знал, что Саша по-настоящему счастлив.
Автор: Золотой день
О Б М А Н ...
-Папка, да что же ты творишь? А как же мама? Тебе ее не жалко? А мы? Как же мы, папка? Какой вообще развод? Зачем он тебе? Ну ошибся ты, оступился, так мама тебя простит! Ты подойди к ней, попроси прощения, и она точно простит! Она же любит тебя, пап! Бросай ты свои вахты, хватит уже. Неужели дома работы нет? И маме спокойнее будет.
Сергей молчал, не глядя на дочь. Только руки, которыми теребил он бумажную салфетку выдавали его волнение.
Лиза, худенькая, светленькая, глазастая, улыбчивая и легкая на подъем, обняла отца, и прижавшись к нему как тогда, в детстве, уткнулась носом в его плечо.
-Папка, ну правда, не глупи! Ну какой развод? Зачем он тебе? Вы с мамой столько лет вместе, столько всего пережили, и вдруг развод? А нужен ли ты своей этой? Ну влюбился ты на старости лет, так это у всех бывает. Даже люди говорят, мол, седина в бороду, бес в ребро.
Сергей, всегда спокойный, уравновешенный, сейчас вдруг взорвался, и отстранив от себя дочь закричал громко, визгливо, на грани истерики.
-Я может и не молодой уже, Лиза, но уж в своих делах пока еще в состоянии разобраться сам. Не говори мне, что делать, и я не скажу, куда тебе идти. Что ты несешь? Какая седина? Какой бес в ребро? Ты о чем вообще? И пр чем тут моя вахта?
-Ну как...Мама сказала, что ты там нашел себе другую, помоложе, поэтому и на развод подаешь.
-Это я- то себе другую нашел? А ты слушай свою мать больше, она еще не то тебе в уши напоет! Давайте, валите все с больной головы на здоровую! У матери твоей у самой рыльце в пушку, а меня виноватым как всегда выставить пытается! Всю жизнь она меня своей ревностью изводила, ко всем подряд ревновала, а оказалось, что все это было для отвода глаз, и мать твоя вовсе не святая! И ты тоже хороша, заступница нашлась! Иди отсюда, миротворец доморощенный!
Лиза, обиженно фыркнув выскочила из кухни, и пролетев мимо брата убежала в беседку. Ты смотри, какой деловой! К нему по человечески, поговорить, объяснить, а он! Это что же получается? Отец ее послал прямым текстом? Ай, да ну их, этих родителей! Пусть сами разбираются, чай, не дети малые! Пусть сами выясняют, кто кого нашел, и кто к кому уходит, а у нее, Лизы, и своих дел невпроворот. Она все бросила, приехала к ним, думала, что помирит родителей, а тут вообще не пойми что творится! Совсем не понять, кто прав, а кто виноват. Ходят, друг на друга волком глядят, а объяснений от них обоих не дождаться.
А ведь Витька, брат, так сразу и сказал, мол, не лезь к ним, Лиза. Сами разберутся. Ну что толку от того, что мы с ними разговоры разговаривать будем? То ли ты отца не знаешь? Он сроду в жизни чужих советов не слушал, всегда своей головой жил. Так с чего ты вдруг решила, что сейчас он тебя да меня вдруг послушает? Взрослые они, пусть сами разбираются, а ты не лезь, и меня не втягивай. Мы их дети, а не советчики.
Когда Лиза узнала, что отец на старости лет сдурел настолько, что подал на развод, она тут же бросила все свои дела, и прибежала к Витьке.
-Вить, с родителями беда! Папа на развод подал, мама плачет постоянно, говорит, что он кого-то себе нашёл! Надо ехать.
Витька, хоть и отнекивался, но на уговоры сестры поддался. Не разговоры разговаривать, а просто навестить родителей, проведать, узнать, что там у них происходит.
Родители друг с другом не разговаривали. Отец, что тень, ходил по дому. Молчаливый, угрюмый, на мать он глядел волком. Того и гляди, что испепелит он её своим взглядом.
Мать, вся в слезах, ходила следом за отцом, тоже молчала и заглядывала ему в глаза с такой тоской и безнадегой, что у Лизы аж сердце замирало, до того ей было жалко маму.
Вот что такого у них случилось? Что такого произошло, что папа, их добрый, мягкий отец, который всегда старался уйти от конфликтов и всячески избегал ссор, который всегда, даже если и не был виноват, просил у матери прощения, сейчас просто закусил удила, и с матерью не то, что мириться не хочет, даже разговаривает с ней сквозь зубы.
Виктор, который пытался выяснить у отца причину их с матерью ссоры тоже ничего не узнал. Отец, глянув на него исподлобья сказал, мол, иди к матери, захочет- расскажет. Не моя это тайна, не мой секрет длинною в жизнь, не мне и рот открывать. Только моей вины нет, так и знай, сын.
Лиза, как та лиса, ещё пару раз подходила с вопросами то к матери, то к отцу, но, так ничего и не добившись, решила спросить совета у брата.
- Что делать будем, Вить? Ведь и правда, разведутся. Ты посмотри на них, братик! Отец сам не свой ходит, уезжать собрался, мама страдает, а мы что, так и будем делать вид, что всё хорошо?
-Лизка, а может не будем вмешиваться? Ну не малые они дети, сами разберутся. Как бы мы с тобой только хуже не сделали. Сама видишь, не хотят они с нами откровенничать, так может и не стоит выяснять? Кто бы знал, что у них произошло. ..
Утром Лиза проснулась от шума на кухне. Мама плакала, а папа что- то сердито ей выговаривал. Лиза тихонько встала, дошла до двери, чуть приоткрыла ее, и услышав слова отца, чуть не вскрикнула.
-А я еще раз тебе повторяю, что этого предателя я не пойду провожать даже в последний путь! И без меня проводят. Ты вот сходишь, поплачешь напоследок над любимым, проводишь, а мне там делать нечего. Видеть его не хочу! Нет у меня больше друга. И жены нет. Всю жизнь, Люда, всю жизнь он, мой друг, которому я доверял больше, чем себе, крутил шашни с тобой, моей женой!
-Серёжа, но ведь так нельзя! Давай поговорим об этом не сейчас. Потом, когда уедут дети, когда пройдут похороны, да в конце концов тогда, когда ты успокоишься, Сережа! Ивана больше нет, и это будет просто не красиво, если ты не придешь на похороны к лучшему другу. Пойдут пересуды, сплетни. Как потом людям в глаза смотреть? Стыдоба- то какая! И не кричи пожалуйста, дети услышат!
-Да что ты говоришь, Людочка? Стыдоба? А не стыдно тебе было всю жизнь изводить меня ревностью, и за моей же спиной, с моим лучшим другом мне рога навешивать?. Это ты мне сейчас говоришь о том, что красиво, а что нет? А что же ты раньше не думала о том, как людям в глаза смотреть будешь? Не думала о том, что поступаешь ты подло? С Валькой такими подругами вы были, что ты! Не разлей вода, а мужем её и не побрезговала! Что-то не боялась ты ни пересудов, ни сплетен, а сейчас что же? Что ты раньше детей не стыдилась? Не боялась, что услышат они? Пусть знают дети, что мать у них- ша....ва! А может и дети не мои, а Ванькины, а, Людка? Что молчишь?
Люда, машинально глянув в сторону комнаты, где стояла дочь, зажала рот рукой, и в слезах выскочила из дома. В голове билась только одна мысль: Лиза все слышала. Что же теперь будет?
Сергей устало сел на стул и зажал голову руками. Что же он наделал? Ведь не хотел он детей посвящать в эту грязь, а сам не сдержался, не смог молчать. Ай, да что теперь! Один шут шила в мешке не утаить, и дети рано или поздно всё равно всё узнают. Уж лучше так, чем от чужих людей. А то Люда и так уже на него все стрелки перевела. Вишь что детям наплела! Мол, она и не виноватая вовсе, и я не я, и лошадь не моя, отец другую нашёл, раз уходить собрался!
Лиза тихонько подошла к отцу, обняла его, и погладила по голове, как маленького ребёнка.
- Помер сегодня Иван, дочка.
- Я слышала, папа. Соболезную. А про маму- ты точно уверен, пап?
Сергей, не в силах сказать ни слова только кивнул головой.
- Откуда узнал?
- Моим ушам свидетелей не надо, Лиза.
Словно дамбу какую прорвало, полились слова, сумбурные, бессвязные. Перескакивал Сергей с одного места на другое, потом замолкал, собирался с мыслями, и продолжал, продолжал говорить, а Лиза слушала его молча, не перебивая. Пусть выговорится отец, может легче станет?
***
С Иваном они дружили с детства. Вместе учились в школе, вместе ушли в армию. Только Сергей после службы торопился домой, где ждала его невеста Людочка, а Иван, влюбившись, женился, и осел в том городе, где служил. Правда быстро нажился, и уже через год вернулся в родной город свободным мужчиной.
Сергей в то время уже женился на своей Людочке, и был вполне себе счастлив в браке. Семейная жизнь радовала. Люда была хорошей хозяйкой и любящей женой, да и Сергей был отличным мужем.
-Я ведь еще тогда заметил, что Ваня на Люду как- то не так глядит, дочь. Да и она от его взглядов краснела, смущалась. Только значения не придал этим взглядам, и Ваньке в шутку сказал, мол, глаза- то от жены моей убери. И Ванька отшутился, мол, что ты, Серёга, жена друга для меня- табу.
Ванька вскоре тоже женился, и стали мы семьями дружить. Ты у нас родилась, и мать твоя словно взбесилась со своей ревностью. И ведь раньше сроду не ревновала, а тут поди ж ты! И к кому ревновала- то! К тете Вале! То не так я поздоровался с ней, то не так глянул, то взгляд задержал дольше, чем надо.
Я ведь поначалу все в шутку принимал, думал, что это так, несерьезно. Ревнует- значит любит. А дальше- больше. К кому только не ревновала меня мать твоя, каких только грехов да романов она мне не приписывала! Из-за каждой мелочи скандалы мне устраивала! А я ведь любил маму твою, Лиза. Нет на мне греха. Сроду повода для ревности не давал. Только и не нужен ей был повод. Это я сейчас дважды два сложил, да многое понял, а тогда и невдомек мне было, что она так свои грешки скрывает, придирается ко мне, ищет причину для разборок да ревностью своей меня изматывает. И ведь чем старше становилась, тем сильнее ревновала меня.
Я когда по вахтам ездить стал, думал, что совсем она меня съест своей ревностью. Хотел уже бросить эти вахты, да мать твоя опять ерепениться начала, мол, давай, бросай хорошую работу, беги ко мне под юбку. Или что, мол, правда есть там у тебя кто, раз домой бежишь?
Так и продолжил ездить. Всю жизнь по вахтам. Думал уж завязывать, так теперь нет, поеду.
И уйти я от нее хотел, да Витей она забеременела. А потом уж и уходить- куда идти, когда вас двое, кормить вас надо было.
Я ведь думал, что хоть на старости лет успокоится она, да куда там! Совсем с катушек съехала со своей ревностью. Так всю жизнь я для нее и был без вины виноватый. А оно вон как оказалось!
- Пап, так может и не было ничего? Может и правда показалось тебе? Вы ведь столько лет вместе.
- Ох, Лиза, твои бы слова, да Богу в уши. Ванька ведь до последнего держался, в больницу не шёл, думал, что ерунда всё, само пройдёт. А не прошло. Быстро его болячка съела. Уехал в больницу на своих ногах, а вскорости домой его отправили, доживать. Мы уж и его, и Валентину поддерживали. А тут совсем плохой стал Ваня. Валя позвонила, мол, зовёт вас Иван, попрощаться хочет.
Ну приехали мы к ним, зашли. Мать твоя Ивана как увидала, худого, изможденного, так в слезах зашлась, ревёт, слова сказать не может. А Валя меня за руку тянет, мол, пойдём, помоги мне. Я ни к чему, воды ей помог в баню набрать, тяпки наточил, то да се.
И ведь мне опять невдомёк, что это Валентина меня всё от Ивана отводит, то одно помочь просит, то другое. А Люда в спальне, разговаривает с Иваном. Я Вале говорю, мол, дай с другом попрощаюсь, вдруг что. А она знай себе, не пускает меня. Я рассердился, говорю ей, мол, сдурела ты что-ли, Валь? То ли время сейчас по дому хлопотать? Отодвинул её, да в дом пошёл. А там... Уж лучше бы послушал я Валю- то. На старости лет лучше в неведении жить, чем узнать, что всю жизнь в дураках ходил.
***
Люда, прижавшись к Ивану не скрывала слез. Не думала она ни о том, что в любой момент может зайти Валя, жена Ивана, или Серёжа, её муж. Плакала она так горько, что аж душа выворачивалась наизнанку. Так, словно потеряла самого близкого, дорогого человека.
- Ваня, да что же ты такое удумал? Куда собрался? Как же я тут без тебя останусь? Я же без тебя жить не смогу, Ванечка! Только тебя всю жизнь и любила! Зря не послушала тебя, зря отказалась с тобой уехать!
- Тихо, Людочка, тихо. Что уж теперь. Ни с кем мне так хорошо не было, как с тобой. Как увидел тебя тогда, так и пропал. Не сдержался, на жену друга позарился, влюбился. Всю жизнь в обмане, всю жизнь как попало. И себе, и тебе, и Вале жизнь испортил. И Серёгу обманывал... Признаться хочу, повиниться перед смертью.
Дальше Серёжа слушать не смог. Тихо вышел, присел на лавочке у дома, и замер, уставившись в одну точку. Валя молча вышла следом за ним.
- Правильно сделал, что промолчал, Серёжа. Ни к чему сейчас скандалы. Сколько там ему осталось? Дай им попрощаться, как следует. Всю жизнь они сами у себя украли. И у нас с тобой тоже.
- И давно ты знаешь, Валя?
- Давно, Серёжа. Он ведь сколько раз клялся, что всё, больше ни-ни. А потом опять. Любил он её, и она его любила. Ты на вахту, он к ней. Так и жили. Он уйти хотел, да Люда побоялась. Дети у вас, ради них с тобой жила.
- А ты, Валя? Почему же молчала, если знала? Почему ни слова, ни пол слова мне никогда не сказала? Неужели нравилось тебе всю жизнь вот так, в обмане жить? Себя в грязи измазала, а этих покрывала?
- А потому и молчала, Серёжа, что любила. Мне без него и жизни нет. Вот уйдёт он сейчас, а как же я буду, Серёжа? Как я без него?
Завыла Валя, по бабьи, горько, безутешно. И о себе плакала, и о Ване, и о том, что все так глупо вышло. Вроде и жизнь прошла, а ведь и не было ее, жизни этой. Ни у нее, Вали, что мужа с другой делила, ни у той другой, что украдкой жила. И у Вани жизни не было, и Сережа не жил- маялся.
Лиза, выслушав отца, заглянула ему в глаза. Что говорят в таких ситуациях? Какие слова найти, чтобы услышал он, чтобы понял?
-Пап, да прекрати ты, не выдумывай то, чего не было! Ты услышал обрывок фразы умирающего человека, и тут же надумал себе неизвестно что! Ты же знаешь, что дядя Ваня болел. Да и тем более, мало ли что может сказать человек в предсмертной агонии? Может мама просто поддержала так дядю Ваню? Глупо разводиться только потому, что ты где- то что услышал, остальное додумал, и сам себе решил. А может быть тебе все показалось, папа?
И Сергей, глядя на дочь, покачал головой, мол, если бы показалось, дочь. -Все правда, дочь. Больная, обидная, но правда. И как теперь с этой правдой жить, ума не приложу. Уеду на вахту, там и останусь. На послезавтра у меня билет, я договорился, чтобы пораньше приехать. Пусть мать ваша живет, как знает. Не смогу ее простить. Не смогу делать вид, что все хорошо. Не смогу, дочь.
- А как же мы, папа?
- А что вы? Взрослые уже, самостоятельные. Мои вы, Лиза, что бы там ни было.
Молчал отец. Молчала дочь. А что тут скажешь? Бессильны здесь слова. Бессильны тут уговоры. Только время рассудит, только оно покажет, что будет дальше.
Слово свое Сергей сдержал. Уехал, оставив Люду один на один с ее обманом. Не простил.
Только к Ивану зашел проститься, проводить в последний путь. Хоть и предатель, а всю жизнь рядом, другом был. Хотелось глянуть на него, чтобы понять, как быть дальше. Хотелось найти ответ на свои вопросы.
Не нашёл он ответа. Кто же теперь подскажет, как дальше жить? Нет Ивана, а он, Сергей, есть. И правда есть. Уже ненужная, больная и горькая. А семьи нет. Есть только женщина, его предавшая, что звалась всю жизнь женой. И обман есть. Обман, длиною в жизнь.
Язва Алтайская