🌹🌹🌹Счастье - это вовсе не про подарки в красивых упаковках.

Рассказ.
"Любовь — это когда ты едешь в седьмой магазин женской одежды, чтобы купить себе носки... и понимаешь, что тебе это даже нравится."
(Неизвестный автор, переживший совместный шопинг)Квартира дышала уютным хаосом новогоднего утра. В воздухе витал терпкий аромат еловых иголок, смешанный со сладковатым запахом мандариновых корок, забытых на журнальном столике. По углам ещё прятались конфетти-одиночки, сбежавшие от общего веселья, а на балконе, будто новогодние колокольчики, позванивали пустые бутылки шампанского — немые свидетели бурной встречи года.
Сергей растянулся на диване, как кот на солнцепёке, закинув ноги на спинку. Его пальцы лениво ловили крошки от пряничного домика — того самого, который Наташа купила "для антуража" и который теперь медленно исчезал под атаками их совместных чаепитий. Домик уже лишился трубы и части крыши, но продолжал стойко держать оборону.
Наташа устроилась рядом, закутавшись в его старый университетский свитер — тот самый, с вытянутыми локтями и пятном от кофе, который он давно собирался выбросить, но почему-то не решался. Её пальцы листали каталог распродаж, задерживаясь на страницах с обувью. Время от времени она задумчиво покусывала нижнюю губу — верный признак того, что в её голове зреют какие-то планы.
— Может, сходим куда-нибудь? — неожиданно нарушила она тишину, тыкая пальцем в особенно соблазнительную пару сандалий.
Сергей, только начавший проваливаться в сладкую послеобеденную дремоту, не сразу осознал вопрос.
— Куда? — пробормотал он, с трудом открывая один глаз.
— Ну... в "Мегаполис". Там после праздников скидки, — голос Наташи звучал слишком невинно, чтобы быть правдой.
Сергей зевнул во весь рот, чувствуя, как челюсть приятно хрустит:
— Нам что-то нужно?
— Ты же подрабатывал Дедом Морозом, — она потянулась, и свитер сполз, обнажив плечо с едва заметными веснушками. — Надо тебе что-то купить.
Он улыбнулся, вспомнив, как Наташа три часа корпела над его костюмом, пришивая ватную бороду, которая всё равно отвалилась в самый ответственный момент. Как стояла за дверью во время его выступлений и шептала: "Не ори на детей, они же маленькие!", когда он, увлёкшись ролью, начинал слишком громко хохотать "хо-хо-хо".
В углу комнаты тихо потрескивала гирлянда, которую они так и не выключили после праздника. На экране телевизора мелькали лица артистов "Голубого огонька", но звук был приглушён до едва слышного бормотания.
Она заботилась. Не так, как в романтических фильмах — без громких слов и театральных жестов. А вот так — по-своему. Пришивая ватную бороду. Пряча в его карман шоколадные монетки "для антуража". И теперь — предлагая потратить его же деньги на подарок для него самого.
Сергей закрыл глаза, вдыхая этот странный, но такой родной коктейль запахов — хвои, мандаринов, её духов и чего-то ещё, что можно было назвать просто "дом".
***
Машина мягко покачивалась на зимней трассе, будто корабль, плывущий по безлюдному океану. Заснеженные поля по бокам дороги сливались в белое полотно, изредка прерываемое черными мазками далёких лесополос. Сергей включил "Пикник" — тот самый альбом, от которого Наташа обычно морщила нос и требовала "выключи эту депресснятину". Но сегодня она лишь покрутила глазами и продолжила изучать что-то в телефоне, поджав под себя ноги в пушистых носках — подарке её мамы на прошлый Новый год.
— Ты вообще представляешь, что хочешь купить? — спросил Сергей, постукивая пальцами по рулю в такт музыке.
— Конечно! — Наташа оживилась и торжествующе подняла телефон, как будто демонстрируя козырную карту. — У меня тут целый список.
Сергей искоса бросил взгляд на светящийся экран. Пункт первый: "Куртка (себе)". Пункт второй: "Сапоги (себе)". Пункт третий: "Новый комплект белья (себе)"... Список продолжался, и с каждым новым пунктом уголок его рта подрагивал всё заметнее.
— А где, интересно, "мужу"? — поинтересовался он, делая акцент на последнем слове.
— Ага, вот же! — Наташа с энтузиазмом прокрутила длинный-длинный список до самого конца, где одиноко ютился пункт двадцать седьмой: "Носки (Серёже)".
Сергей фыркнул, но тут же попытался закамуфлировать смех под покашливание. Наташа сделала вид, что не заметила, но уголки её губ предательски дрогнули. Она быстро спрятала телефон в карман своего пуховика — того самого, который Сергей подарил ей в прошлом году и который она упорно называла "слишком практичным подарком".
— Ну что, — сказала она, меняя тему, — может, сначала в кафе? Перед серьёзным шопингом нужно подкрепиться.
Сергей лишь покачал головой, но уже сворачивал к знакомому торговому центру. Ветер за окном завывал чуть громче, будто смеясь вместе с ним над этим абсурдным списком. А в салоне машины пахло кофе из термоса, её духами и чем-то неуловимо домашним — тем, что превращает обычную поездку в маленькое приключение.
***
Торговый центр встретил их выцветшими новогодними гирляндами и усталым эхом громкой музыки. Пустые коридоры "Мегаполиса" напоминали город после апокалипсиса — только сонные охранники, переминаясь с ноги на ногу, да продавщицы с потухшими глазами, мечтавшие, чтобы эти двое поскорее ушли.
Магазин первый: обувной.
Наташа, как снайпер, сразу прицелилась в витрину с блестящими ботильонами.
— Смотри, какие! — Она схватила сапог с меховой оторочкой, будто это трофей.
— Это женские, — заметил Сергей.
— Ну и что? — Она прижала сапог к груди. — Ты же не против, если я куплю?
Сергей вздохнул и опустился на пуфик, с которого открывался стратегический обзор на бесконечные ряды туфель. Он уже знал, что этот "марафон" закончится только тогда, когда у Наташи закончатся деньги или силы.
Магазин третий: ювелирный.
— Может цепочку? — Наташа примерила золотое колье, кокетливо повернув голову перед зеркалом.
— Ты же хотела мне купить, — напомнил Сергей, постукивая пальцами по стеклянной витрине с мужскими часами.
— Ага, — она махнула рукой, — вот найдём что-нибудь мужественное.
Через десять минут она оплачивала серьги. Сергей стоял рядом, держа её сумочку, и размышлял, почему "мужественное" в её понимании — это то, что можно носить одновременно с её новыми серёжками.
Магазин пятый: парфюмерия.
— О, новый аромат! — Наташа схватила флакон и, не глядя, брызнула себе на запястье. Облако сладковато-цветочного запаха окутало их.
— Мне хоть что-то? — Сергей покосился на полку с мужскими туалетными водами.
— Дорогой, — Наташа посмотрела на него с укором, — ты же знаешь, я не могу выбирать за тебя. Ты должен сам...
— Но мы зашли уже в пять магазинов, и везде ты покупаешь себе!
— Ну потому что ты не решаешься! — Она фыркнула и потянула его за руку к следующему отделу.
Сергей закатил глаза, но пошёл следом. Где-то на подсознательном уровне он уже смирился: сегодняшний "подарок для него" — это наблюдать, как Наташа сияет, примеряя очередную безделушку. В конце концов, её счастье было его счастьем.
Ну, или так он себе это объяснял, пока она выбирала шестое платье.
***
Бутик "Элен" встретил их холодным блеском хрустальных люстр и пронзительным взглядом продавщиц, оценивающе скользнувшим по потёртым кроссовкам Сергея и перекошенным пакетам в руках Наташи. Воздух здесь пах деньгами - дорогим парфюмом, кожей и лёгким пренебрежением.
- Вам помочь? - протянула одна из девушек, чёрные стрелки её глаз идеально совпадали с линией презрительно приподнятой брови.
Сергей почувствовал, как Наташа напряглась рядом. Он глубоко вздохнул, сделал самое несчастное лицо, какое только мог изобразить после пяти часов шопинга, и произнёс голосом обиженного ребёнка:
- Да, девочки, помогите. Мы специально из другого города приехали, чтобы купить что-нибудь мне... - он сделал драматическую паузу, - но вот уже седьмой магазин женской одежды, а я всё никак не могу выбрать!
Тишина повисла густая, как духи за 30 тысяч. Продавщицы замерли с открытыми ртами. Наташа сначала остолбенела, затем на её лице промелькнула целая гамма эмоций: от ужаса ("О боже, он это действительно сказал!") до гнева ("Я его убью!") и неожиданного восхищения ("Чёрт, это было гениально!").
- Ты... - она начала задыхаться, - ты... - слова застряли в горле.
Словно в замедленной съёмке, Наташа схватила все свои пакеты, сделала резкий разворот и бросилась к выходу, по пути зацепив вешалку с норковыми шубами. Дорогие меха закачались, будто машущие ей вслед.
Продавщицы переглянулись. Острый взгляд одной явно оценивал психическое состояние клиентов.
- Вам упаковать что-нибудь? - спросила вторая, сохраняя ледяное профессиональное спокойствие.
Сергей медленно достал кошелёк, с наслаждением наблюдая, как Наташа за дверью бутика жестикулирует, явно разговаривая сама с собой.
- Да, - улыбнулся он, указывая на скромную витрину с аксессуарами, - эти носки. Мужские. Самые дорогие.
Пока продавщица с каменным лицом упаковывала покупку, Сергей разглядывал ценник и думал, что эти носки станут самым дорогим напоминанием о том, что иногда лучше просто купить жене те ботильоны и не умничать. Но оно того стоило - ради этого момента чистой, ничем не разбавленной паники в её глазах.
***
Машина мягко покачивалась на зимней дороге, а в салоне стояла та особенная тишина, которая бывает только между самыми близкими людьми. Наташа притворно сердито смотрела в окно, где мелькали огни уходящего дня, но Сергей видел, как уголки её губ предательски подрагивают.
— Ну что, — нарушил молчание Сергей, бережно поглаживая фирменный пакет с носками, — ничего мне так и не купили. По-настоящему.
Наташа медленно повернулась к нему. В её глазах играли блики проезжающих фонарей, смешиваясь с искорками смеха.
— Зато теперь ты точно знаешь, — она сделала паузу для драматического эффекта, — как я о тебе забочусь.
— Да уж... — Сергей кокетливо вздохнул. — В своём неповторимом стиле.
Наташа сначала надула губы, изобразив обиду, но уже через секунду не выдержала и рассмеялась — тем самым звонким, чуть хрипловатым смехом, который Сергей любил больше любой музыки. Она потянулась и легонько шлёпнула его по плечу.
— Ладно, признаю, сегодня я немного... — она замялась, подбирая слово.
— Себялюбива? — подсказал Сергей.
— Нет! — возмутилась Наташа. — Я просто... слишком ответственно подхожу к выбору твоего подарка.
Сергей ухмыльнулся, но промолчал. Он смотрел на дорогу и думал, что счастье — это вовсе не про подарки в красивых упаковках. Оно — в этих моментах. В том, как она краснеет, когда понимает, что поймана на слове. В том, как её глаза блестят, когда она находит "идеальную" вещь. В том, что даже в седьмом магазине женской одежды она невольно оглядывается на его реакцию, потому что в её вселенной он давно стал главным зрителем её жизни.
Наташа вдруг положила руку ему на колено.
— Ладно, — сказала она с преувеличенной серьёзностью. — В следующий раз обещаю — будем выбирать только тебе. Целый день.
— Обещаешь? — приподнял бровь Сергей.
— Ну... может, полдня? — захихикала Наташа. — И начнём с мужского отдела! Ну... после того как я забегу на пять минут в один магазинчик...
Сергей засмеялся и нажал на газ. Впереди их ждал дом, вечерний чай и, возможно, демонстрация всех сегодняшних покупок. И он знал — что бы ни случилось, они всегда будут находить друг друга среди витрин и ценников, потому что их настоящий подарок — это не вещи в пакетах, а вот эти смешные, нелепые, совершенно прекрасные моменты вместе.
🌹🌹🌹Олька, Николка и бабушка
Вечером позвонил любимый внук Николка. Анна Герасимовна обрадовалась – нечасто внучек баловал её своим вниманием! Однако радостные сюрпризы на этом не кончились: парень заявил, что собирается на выходные приехать к бабушке в гости.
– Родаки заняты, а тебе ж продукты надо привезти. Вот я и привезу! Заодно и увидимся…
После вопроса, когда его ждать, Николка чуть замявшись, ответил:
– Мы приедем в пятницу, электричкой на пять-пятнадцать.
– Кто это, мы? – Бабушка, конечно, была в радостном шоке, но на эти слова внука отреагировала сразу.
– Ну, это… Мы с Олькой…
– С какой ещё Олькой?
– С какой, с какой… С девушкой моей…
– Невестой, что ли?
– Бабуля! Ну что ты такое говоришь, какая невеста? Просто девушка, однокурсница.
– Николай, не морочь мне голову! – старушку сбить с толку было сложно. – «Просто девушки» не ездят на дачу к бабушкам своих однокурсников на три дня! Ты же на все выходные собрался, надеюсь?
– Ба, конечно, на три дня, до понедельника! Я по тебе соскучился, – внук явно хотел втянуть бабушку в какую-то авантюру, – только ты это, папе с мамой не говори…
– Что не говорить, что ты ко мне приедешь?
– Нет. Что я приеду не один…
В конце концов, Анна Герасимовна приняла все условия юного шантажиста: ведь лучше выходные с любимым внуком и какой-то Олькой в нагрузку, чем в гордом одиночестве.
В пятницу появились долгожданные гости: любимый внучек, долговязый, ещё по-юношески нескладный, и с ним довольно славная девчушка – такая же худенькая, с огромными серыми глазами и пухлыми от природы, без всякого силикона губами.
Николка тащил тяжёлые сумки, а у девушки за спиной маячил плотно набитый небольшой рюкзачок.
– Бабулечка-красотулечка, а вот и мы! – за шумной развязностью парень явно скрывал смущение.
Зашли в дом, поставили сумки на пол. Тут же появился толстый полосатый кот Васька, и игнорируя гостей, принялся рыться в пакетах: что там вкусненького привезли?
Николка представил свою спутницу, Анна Герасимовна суховато кивнула, руки не подала, но не из-за чванства, а просто не жаловала новую моду женских рукопожатий. Прошли на кухню, разобрали пакеты с провизией, сели за стол.
Закипел чайник, появились на столе фирменные бабушкины пироги. Постепенно осваивались, таял лёгкий ледок взаимного недоверия, присматривания, изучения. Гостья вела себя очень естественно – не строила из себя городскую принцессу, но и не сидела потупившись и заливаясь краской по поводу и без повода. Отвечала на вопросы Анны Герасимовны об учёбе, родителях, увлечениях коротко, ничего не скрывая, но и без лишних деталей.
Завечерело, ранние весенние сумерки плавно перерастали в ночную темь. Бабушка поднялась первой, давая понять, что чаепитие окончено.
– Ну всё, детки, вы уж извиняйте, я по-стариковски рано ложусь, да и вам со старухой сидеть скучно.
Вышла из кухни, поманила внука:
– Ну и где прикажешь вас размещать? По-хорошему бы тебя одного наверх надо отправить, а девочке внизу постелить, не привыкла я к современным нравам, уж извини.
– Да какие там нравы, ба! Мы с Олькой давно встречаемся, почти два месяца, она классная! – он перешёл на шёпот. – Ну и как она тебе?
– О-хо-хо, торопыги вы, торопыги! Долго встречаются, понимаешь! И чего сразу-то в постель торопиться?
– Да нет, ба, ты не так всё поняла… У нас ещё с ней, ну, это… – парень явно смущался, – не было ничего…
– Ну так и не спешите, чего тогда вам уединяться?
– Мы не уединяемся, нет, уединяемся, конечно, но не для этого… Нам просто классно вдвоём, но в городе всё время мешают. А мы хотим к друг к другу присмотреться, вдвоём побыть…
– А говорил, что по мне соскучился, – притворно обиделась Анна Герасимовна.
– А, ну это, конечно, соскучился… – Николка совсем запутался.
– Ну вот и хорошо, что соскучился, – бабушка ласково обняла внука, – уж мы как есть, втроём побудем, я и с тобой увижусь, и к девочке твоей присмотрюсь, скажу своё мнение. На первый взгляд – вроде хорошая!
– Ба, я тебя очень люблю, – серьёзно сказал парень, и поцеловал бабушку в щёку.
– Ладно, вот вам лестница на второй этаж, там комнаты летние, но я протопила, не замёрзнете. Душ и туалет работают, у меня дом как городской, с удобствами. Кухни вот только нет, так что возьмите с собой термос с чаем, бутербродов нарежьте, чтоб ночью тут не шастать. Я вам в разных комнатах постелила, как и положено.
Развернулась, ушла в свою маленькую комнатку возле кухни. Вспомнила, что надо бы прибрать на кухне, но услыхала характерные звуки убираемой посуды, шум воды. Зная безалаберный характер внука, подумала: «Молодец, девочка, хозяйка справная».
Ребята похихикали вполголоса, повозились ещё немного, потом заскрипела лестница на второй этаж. Анна Герасимовна постояла немного, потом перекрестилась на икону Богородицы, пошептала молитвы, легла на свою постель.
Наверху было тихо, а в кладовке шуршал Васька, видно, вышел на ночную охоту. Вскоре к старушке пришёл лёгкий, спокойный сон.Утро в деревне начинается рано. Анна Герасимовна вышла на огород, когда солнышко ещё только поднималось. Поздняя весна, предлетье, работы на огороде много. Молодёжь городская, балованная, пусть отдыхает, а ей нужно трудиться.
Хорошее это время – раннее утро! Работа привычная, нетяжёлая, при этом голова свободная, можно думать о чём угодно. Может, зря она потакает любимому внуку? Наверное, надо было всё-таки постелить этой Оле внизу, прямо на кухне, там диванчик довольно удобный. А то как-то нехорошо получается: ничего у ребят не было, а тут им бабуля все условия создала, чтобы всё было…
А с другой стороны, дурное дело – не хитрое. Вон, Кузьминична свою Вичечку как берегла, коршуном над ней вилась, никакой вроде возможности не было. А она на переменках в кладовке с Генкой своим уединялась, и доуединялась, что теперь одна с ребёнком, а Генка морду кирпичом: и я не я, и лошадь не моя!
Нет, она своему внуку доверяет! Николка у них не такой, да и девочка вроде хорошая, скромная.
Успокоившись, она снова взялась за грядки.
– Здрасьте, Анна Герасимовна!
Оля! Вышла из дома тихо, незаметно, одна, без Николки. В коротких голубых шортиках, открытой футболке, на голове кепка козырьком назад.
– Здравствуй, Оля! Что, не спится?
– Ой, я выспалась уже, у вас так здорово, такой воздух чистый, тишина! Я почти сразу и заснула. А Колька как порядочный, с учебниками к себе в комнату залез, зубрить, говорит, буду! Я и не знаю даже, когда лёг.
«Неужели и вправду ничего между ними нет? Такая девочка чистая, а вдруг действительно у них с Николкой без этого самого отношения складываются?»
– Ты поесть не хочешь? А то я пойду, согрею чего-нибудь?
– Нет, нет, что вы! Я так рано не завтракаю! А можно, я помогу вам на огороде?
– А ты умеешь?
– А то! Я ведь сама деревенская, родителей дома оставила, и в город подалась, учиться!
– Это ты правильно решила, с учёбой-то. Ну давай, становись рядом, вон тяпку бери, давай с тобой грядки формировать!
Вдвоём работа пошла гораздо веселее. Девушка явно имела навыки, работа была ей знакома. Ловко управляясь с тяпкой, она успевала весело болтать о каких-то милых пустяках: о подружках в общежитии, о злом профессоре Хованском, которому так трудно сдать зачёт, о том, что в городе ей скучно, а у родителей, и тут ей очень нравится.
Вдруг схватилась за задний карман, вытащила плоский серебристый телефон, прочитала сообщение, заулыбалась:
– О, Колька проснулся, меня потерял! Когда, спрашивает, завтракать будем, оголодал, бедненький!
– И то правда, заработались мы с тобой, пойдём, что-нибудь соорудим, пора уже!
Вскоре спустился заспанный Николка, они втроём поели яичницы с молоком, потом девочки снова ушли на огород, а ему велели сидеть и зубрить, готовиться к зачёту. Вечером жарили на костре сосиски, которые ребята привезли из города, Николка в лицах рассказывал смешные анекдоты, Оля заливисто хохотала, а бабушка смеялась вполголоса, ласково глядя на расшалившуюся молодёжь.
В воскресенье работали только после обеда, потом сидели в беседке во дворе, говорили о серьёзном: будущей работе, жизни в деревне и в городе. Толстый Васька сидел на коленях у Оли, мурлыкал, хотя обычно чужих не жаловал.
Уезжать ребята решили рано-рано в понедельник, чтобы успеть в универ на занятия. Поэтому и спать собирались улечься пораньше. На этот раз Оленька ушла к себе сразу после ужина, выспаться.
Бабушка с внуком остались ненадолго посидеть в беседке, буквально чуть-чуть.
– Ну что, ба, как тебе Олька, понравилась?
– А ты то сам что к ней чувствуешь? Любишь, или так просто, время проводишь?
– Не знаю, ба. Может, и люблю. Я без неё засыхаю просто, мечусь, как подстреленный гусь, – Николка смущённо улыбнулся, – не знаю, как и сказать…
– Ну и не говори, я же не слепая, вижу…
– Так как она тебе, понравилась?
– Ох, Николка, Николка! Мне девочка очень понравилась, чистая она, хорошая. И на тебя тоже, знаешь, смотрит влюблёнными глазами.
– Так это же хорошо, ба!
– Хорошо, конечно. Только вот боюсь, молодые вы ещё, дури много в голове, начудить можете так, что потом всю жизнь жалеть… Береги её, Николка, чистая она очень, искренняя, не обидь сам, и другим не дай в обиду!
– Да я… Ты не думай, я за неё…
– Ладно, внучек, верю. Давай-ка спать иди, вставать ни свет, ни заря!
***
Утром ребята уезжали рано. Анна Герасимовна ночью напекла пирогов, разделила надвое – Николке поменьше, Олечке – побольше, пусть подружек угостит, и сама покушает. Не завтракали, только выпили по кружке молока.
Пришёл попрощаться даже независимый Васька, тёрся об Олины ноги, мяукал. Она подхватила кота, прижала к себе, отпустила. Бабушка обняла Николку, расцеловала, что-то пошептала на ушко.
Повернулась к Ольке, и та вдруг бросилась к ней, прижалась. Старушка обняла девушку, ласково погладила по голове, тоже поцеловала.
– Ну всё, идите, а то электричка ждать не будет!
– Идём, идём! Не опоздаем, не бойся!
– А можно, мы к вам ещё приедем?
– Конечно, приезжайте ещё, обязательно!
– Непременно приедем!
Дети ушли навстречу поднимающемуся солнышку, туда, куда скоро прибежит электричка, а бабушка прислонилась к калитке, крестила удаляющиеся фигурки, и шептала:
– Господи, спаси их и сохрани, дай мудрости и терпения, отведи наветы и непонимание, пусть всё у них будет хорошо, а беды, что их ждут, отдай мне…
Солнечное, умытое радостью утро. Безоблачное небо, тишина, цветущие деревья, роса на траве. Одинокая фигура стоящей у калитки старушки, удаляющиеся силуэты беззаботных, радостных молодых людей.
Пусть всё у них будет хорошо!
🌹🌹🌹Лифт
Кот и котенок сидели под лавкой около высокого дома. На улице было тепло. Пока тепло. Кот знал, что ночью похолодает. Котенок пока этого не знал. Он был совсем маленький – с месяц. Взрослый кот подобрал заморыша несколько дней назад около мусорных баков. Отбил у стаи собак. Он и сам не знал, зачем сделал это. Может, сыграла свою роль застарелая нелюбовь к псам стаи. Слишком часто коту приходилось удирать от них. Может он вспомнил таких же маленьких котят не переживших и первую зиму.
Он заметил, что стая загнала котенка в угол и убежать он не мог. Под бак тоже залезть не мог – тот плотно стоял на земле.
Котенок обмер от ужаса и просто сидел. Да и что он мог против целой стаи.
Кот тоже мог немного, но он заметил, как человек несет мусор и сообразил, что сейчас собаки отбегут.
Человек бросил пакет в бак и с удивлением посмотрел на кота, который прыгнул с крыши гаража прямо ему под ноги. Кот в это время метнулся к котенку, схватил мелкого и запрыгнул сначала на бак, а потом назад на гараж.
Человек ушел, стая ринулась обратно, но дело было уже сделано. Кот презрительно посмотрел на залаявших от досады псов. Если бы он был мальчишкой, то показал бы им язык и сказал:
- Что, съели?
Но он просто оттащил котенка на середину крыши, чтобы тот не свалился.
Котенок мелко-мелко дрожал. Из него выходил испытанный ужас. Потом он заплакал. Кот с досадой посмотрел на него и спросил сам себя:
– Ну и зачем ты это сделал? Скоро зима и котенок все равно умрет. Он и есть-то сам не может. Мать, скорее всего, погибла. Теперь вот надо с ним возиться. Кормить. А чем?
Он отнес котенка под козырек крыши другого гаража, который был чуть выше и мог защитить от ветра и дождя.
- Сиди тут, - сказал кот, - а я попробую что-нибудь найти поесть.
Котенок пискнул и затих.
Кот осторожно спустился на бак и зашуршал выброшенными пакетами. Кусок хлеба, очистки от картошки. Взрослый кот мог этим перебить голод, но котенку это не подходило. Наконец он обнаружил банку из-под сметаны. Кот отнес добычу котенку. То почувствовал запах пищи и стал слизывать остатки со стенок.
Потом кот отвел маленького в свое убежище. Все окна были закрыты, но с другой стороны дома зачем-то были сделаны ступеньки, которые вели прямо в стену. В одном углу ступеньки обвалились, и можно было проникнуть в подвал.
Там они и жили. Кот выходил искать еду. Котенок ждал его. Но кот знал – скоро будет холодно и подумал – может, найдется человек, который возьмет котенка жить домой? Он вылизывал своего найденыша, раскусывал найденные куски на меленькие кусочки, чтобы котенок мог их проглотить. Немного приведя котенка в порядок, кот вывел его из подвала.
Он сказал котенку сидеть и ждать на скамейке около одного из подъездов, а сам притаился поблизости на всякий случай. Но ничего не произошло. Люди шли по своим делам. Они открывали дверь подъезда, заносили туда сумки с продуктами. Переговаривались о каких-то своих делах. Смеялись и сердились. Но ни один человек не обратил на котенка внимания. Когда стемнело, кот увел котенка обратно.
С тех пор прошла неделя. Каждый день кот пробовал найти для котенка Человека. Но не получалось.
Потом пошел дождь. Кот сказал:
- Давай подождем и попробуем еще раз. Люди пойдут вечером с работы. Может, тебе повезет около другого подъезда.
Они сидели под лавкой.
- А там, за дверью – что? – спросил котенок, - ты там был?
- Был, - сказал кот, - там… лестницы, много. Они ведут с этажа на этаж. Там квартиры. За каждой дверью живут люди. У них есть разные штуки, например холодильники.
- А что это? – котенку стало интересно.
- Это такие белые шкафы, там лежит колбаса, сыр, мясо, рыба. Все это вкусно.
- А откуда ты знаешь – ты там был???
Кот помедлил:
- Я жил в одной такой квартире. Давно.
Котенок хотел о чем-то спросить, но кот стал поспешно рассказывать дальше:
- А еще там есть лифт! Это такая маленькая комната. Когда люди не хотят идти по лестнице, лифт поднимает их к нужной двери.
- Люди много придумали… - протянул котенок.
- Да, - сказал кот.
Они замолчали. Котенок уснул, а кот смотрел на него и думал – "Люди придумали много. У них есть холодильники, машины, лифт. Но они не о том думают. У них есть много вещей. Но они забывают о радости. О том, что надо делиться с другими. Они набивают свои холодильники колбасой и проходят мимо котенка, которому хватит и маленького кусочка, чтобы прожить еще один день. Их лифт – железная штуковина. И они забыли, что их души тоже должны подниматься к свету, каждый день понемножку, делая что-то доброе. Жаль, что у них нет лифта для души".
Кот выглянул из-под скамейки – дождь не унимался. Вода уже начала затекать к ним. Он разбудил котенка.
- Пошли в подвал. Сегодня все будут прятаться под зонтами и тебя никто не заметит. Будем пробовать завтра.
Они вышли под дождь и побрели в свое укрытие. Кот думал о чем-то своем.
Вдруг дождь прекратился. Кот поднял голову и увидел, что над ними открыт большой зонт. Зонт держала женщина.
Кот насторожился:
- Вредно сказки сочинять – расслабился, - подумал он, - а что если она хочет навредить?
Но женщина не хотела плохого. Она наклонилась.
- Маленький какой, промок совсем! Это твой? – спросила она у кота, - можно я его возьму? Его нужно согреть, накормить! Он же заболеет.
Коту на мгновение стало жалко расставаться с котенком. Он хотел найти ребенку дом, а когда пришла пора расставаться, понял - привык! Он – старый уличный матерый зверь привык к котенку за эти дни.
"Эгоист", подумал кот, - Про лифт для души думал, а сам? Готов оставить малька с собой, а выживет он в холод?" - и он отстранился от котенка.
Женщина взяла мелкого на руки. Кот внимательно смотрел на нее. Она погладила котенка, не обращая внимания на намокший и испачкавшийся плащ. Тот замурчал, почувствовав тепло и вкусный запах чего-то съестного от рук женщины.
Кот понял – котенок в надежных руках. Мяукнул, прощаясь, и отвернулся. Но женщина не ушла. Она сделала пару шагов, догоняя кота и спросила:
- А ты? Ты пойдешь ко мне жить? Ему одному без тебя будет страшно на новом месте.
Кот остановился. Он понял, но не поверил. Женщина зовет его домой? Его – уличного, грязного, старого, с отмерзшими ушами? Вообще-то ему было всего лет пять, но на улице это много. И кот искренне считал себя старым.
Женщина ждала. Котенок мурлыкал у нее на руках.
- Пойдем, - сказала женщина еще раз и приглашающе махнула рукой. И кот поверил.
Они зашли в подъезд. Потом поднялись на лифте на нужный этаж. Зашли в дверь, за которой было тепло и пахло чем-то вкусным.
Женщина искупала котенка. Потом налила воду для кота.
"Надо" - подумал он, вспоминая детство. Теплая вода совсем согрела его.
Пока женщина кормила котенка, он вылизал свою шерсть - давно он не был таким чистым, это было приятно.
Потом они поели. Котенок, жмурясь, долго лакал молоко.
Кот все не мог поверить – что все это происходит с ним.
Он чувствовал, что согревается где-то внутри. Ему становилось спокойно от того, что не надо убегать от собак, лазить по помойкам. Уже засыпая на диване – НА ДИВАНЕ!!! – он подумал:
"А, может, люди все-таки придумали лифт для души?"
👻В бане с Нечистым
Дело было зимой. Каждую божью субботу бабка Анисья ходила в баню к соседу Полинару Максимову. Баньку топили по очереди Шура Майрина, Тихон и сам Полинар.
Анисья, не спеша, разделась, аккуратненько разложила свои многочисленные одежды на лавку в предбаннике. Она всё делала неторопливо и размеренно. Бревенчатая банька топилась по-чёрному. Тусклый свет керосиновой лампы едва освещал каменную печку, низкие лавки и деревянные кадки. Электричества в деревне ещё не было. Юля, жена Полинара, сидя на лавке, яростно скребла спину Ольге, тётки неспешно переговаривались. Шурка чесала гребешком свои белые кудри.
Бабка налила воды в таз, взгромоздилась на полок. Анисья Михайловна ходила в баню с удовольствием и проводила там не меньше двух-трёх часов. Она полоскалась и плескалась, охала и ахала, вода с шумом лилась под лавку и со стуком падала о землю.
Тётки мылись внизу, сидя на лавочках и увлечённо судачили. Вдруг их внимание привлекло какое-то странное шуршание, сопение, кряхтение. Под лавкой зашевелилось что-то тёмное и бесформенное. Потом послышались странные, жуткие звуки, будто кто-то в углу то –ли похрюкивал, то-ли похрапывал. Завывание вьюги за крошечным окном усиливало страх и ужас. Свет от лампы был настолько слабым, что не было видно на расстоянии вытянутой руки.
-Шу-у-у-йт-а-ан, Шу-у-у-йт-а-ан(чёрт, чув.,)! -завопила Юлька и ринулась из бани в чём мать родила.
Анисья даже с места не сдвинулась, преспокойненько сидела на лавке и, перекрестившись, приговаривала:
- Мне старой, небось, ничего не сделает.
Тётка Олька и Шурка сорвались с места и рванули следом за хозяйкой. Босиком по снегу голые тётки ломанулись в избу к Полинару, хозяину бани.
Первой влетела в хату Юля. За ней заскочили Олька и Шурка.
-Полинар, Полинар, в бане нечистая сила завелась!!! - завизжала с порога жена.
Полинар, сидел за столом в небольшой кухоньке и не спеша, потягивал чай из огромной кружки. Мужик недоумённо переводил глаза с Шурки на Ольку и думал: « До чего же Тихону повезло, сам инвалид, а глянь какая у него баба». Он бы и сам был не прочь приложиться к такой неземной красоте. Олька была невысокого роста, обычно, ходила по двору в каких-то немыслимых душегрейках, широких юбках, в старушечьем платке, как древняя бабка. Полинар не ожидал, что под бесформенными балахонами соседки прячутся ведёрные груди и громадный зад, при виде которых его посетили не самые пристойные мысли.
Красавица Шурка тоже была аппетитна. От вида пышных, белых, как пасхальные булочки с изюмом, грудей у Полинара пересохло горло, и на время отнялся дар речи. Сколько лет прожил Полинар на свете, а не знал, что бывают такие зефирные создания. Шурка с белыми распущенными кудрями казалась, была сделана из чистого сахара.
-Тьфу ты чёрт, - сплюнул он, посмотрев с досадой на плоскую, как селёдка жену, со спутанными волосьями.
-Чего на голых баб пялишьсся, охальник! - покрикивала жена. – Иди в баню, бабку Анисью спасать от нечистого! Небось, она там уже концы от страха отдала.
-Чё ей будет? -отнекивался Полинар.- Она сама кого хошь, напугает!
Хозяин, нехотя встал. Уж больно трудно ему было оторваться от вида могучих чресел Ольки и сахарных прелестей Шурки.
Скрипя и ругаясь, Полинар пошагал в баньку спасать соседку –старуху от беса.
-Не забудь осенить крестом дверку бани!- кричала ему вслед жена.
Полинар широко распахнул дверь бани. Бабка Анисья даже бровью не повела, сидит себе спокойненько и плещется на полоке. Увидев подмогу, бабка со словами «оссподи спасииии», перекрестилась и, зачерпнув ковш кипятка, от всей души плеснула под лавку нечистому прямо в рожу, чтобы неповадно было женщин стращать.
-Аааааааааааааа!!!!!!!!! –захрюкал-заблеял нечистый и ещё сильнее зашевелился, заворочался под лавкой, потом на чисто человечьем языке завопил: -Тамана каеке!( Птица-филин, намёк на слепоту, чув.,)Дура! Ты меня живьём сварила!
Полинар взял лампу в руки, осветил угол под лавкой, где притаилась «нечистая сила». Из-под лавки на четвереньках выползал какой-то мужик в ушанке и фуфайке, бранясь и чертыхаясь.
Жертвой горячей руки бабки Анисьи оказался Толька, муж красавицы Шурки. Он, хмельной, забрёл в тёплую баню, залез под лавку и, разомлев от тепла, заснул. Очнулся бедняга от «душа», который ему устроила бабка Анисья. Полинар увёл под руки вмиг протрезвевшего и начисто «намытого» нечистого, а бабушка продолжала мыться дальше, как ни в чём не бывало...
🌹🌹🌹А птицы вернутся. Рассказ
– Здорово, Галина. Ну, чё? Перебирается Ксюха-то к тебе?
– Да-а, завтра жду. Собирается, выдохлося вся, говорит... С дитём же.
– Вот ведь. Недавно и вышла-то ...
– Ну, хватит уж вздыхать! – Галина глянула с обидой,– Как вышла так и зашла. Чай уж все косточки с Нинкой объели девчонке!
– Чё это? Чё ты говоришь -то? Кто это объел? На глазах у нас выросла, чай.
У просёлочной дороги, возле укатанного асфальтового шоссе, за старыми высокими тополями светлела протоптанная широкая тропинка перед домами.
Очень неудачно, хотя, может и, наоборот, удачно, вырос здесь старый дуб. Пришлось при строительстве в заборе делать провал, и старый хозяин давным давно соорудил здесь место для скамьи. Саму скамью краем прижал к стволу.
Вот только скамья оказалась долгожительницей. Дуб рос, охватывая срез скамейки, и теперь казалось, что она в дерево вросла.
Нет худа без добра – место для отдыха вышло славное. Над головой – ветви дуба, забор – защита от ветров, сбоку заросли сирени, а впереди – всё село, как на ладони: вон она – площадь, вон – магазин, вон – школа и детсад.
Забор менялся уж не раз, а скамью не трогали.
Вот только дуб решил расти по-особенному – развалился на два ствола, именно над головой распахнув небесное пространство. Но и это было неплохо: привалишься к широкой резной спинке скамьи и смотришь то на село, то на голубое небо, сквозь проем густых ветвей.
Одно плохо – молодежь и пьянчуги нет-нет, да и прилаживались сюда похаживать, оставлять окурки да банки из-под пива. Однажды даже привязывала сюда Галина Угля – злого своего дворового черного пса.
Но в последнее время молодежь стала другой – ушли куда-то вечерние посиделки компаниями, басовитый гомон ломающихся мальчишеских голосов, повизгивания девчат. Ксюха говорила, что все сидят по домам, но будто бы и вместе – в своем другом мире, искусственном – в интернете.
И скамья, как место общения, осталась за поколением, новые технологии общения не усвоившим.
– Куда люди-то девались, Зин?
– Да тута оне... дома только сидят, по телефонам звонят. Чего ходить-то зря...
– Так ведь, хошь вокруг посмотреть. Глянь-ка, – Галина задрала подбородок, смотрела в проем ветвей, – Глянь-ка, журавли летят. Весна ... А они дома, так и не увидят.
– И верно. А я тут за грачами смотрела. Ох, кружили.. , – смотрела вверх Зинаида, – Домой вернулись. Гнезда искали, поди...
– Найду-ут... Старые молодым подскажут. У них-то там коллективизм получше людского.
– Это точно. Но ведь раньше и у нас тут... Вспомни-ка, как твою вон свадьбу гуляли...
И вспомнила Галя. Так явно вспомнила. Вся улица рядом запружена мотоциклами, грузовиками. И даже трактор под окнами стоял украшенный ветками да ленточками. Она в креп-жоржетовом платье с оборочками и воланчиками, Лешка – молодой, чубатый в белой, из города привезенной, купленной по большому блату рубахе.
Стол – на весь двор, гости, гармонь, слезы и песни нарядных старушек в цветастых платочках, ряженые с похабными частушками и рука Лешки, пожимающая ее ладонь под столом, волнующая что-то внутри перед первой брачной ночью.
И сейчас пели бабочки в животе от этих воспоминаний.
– Да-а, старые мы стали. Всё нынче по-другому. Деньги отдал и сидишь, как сыч – а тебя развлекают. Вон на Ксюшкиной свадьбе, я ведь и с места уж встала, потому как засиделась. А там – ведущий, артисты какие-то, игры больше для молодых, чего уж.... Даже песен не попели за столом. Одно – ведущий орет. А Русик ее все норовит в коридор слинять, покурить, да с друзьями погутарить. Смотрю на Ксюху – сидит одна, сквозь грусть улыбается. Чего уж... Жили ведь полгода до свадьбы-то, так какой ему в ней интерес.
– Так ведь говорил ей Генка! Но разве послушает брата? – Зинаида семейную ситуацию давней подруги знала хорошо, – Гулёна, он и есть гулёна. Не исправишь уж...
И опять Галина вспомнила, как проснулась в ту первую их ночь под утро, а Лешки нет рядом. Вышла, а он на скамье как раз этой сидит, в фуфайке на трусы прямо, руки за голову запрокинул, на небо утреннее смотрит. Увидел ее, с лица задумчивость сбросил, брови сдвинул:
– Чего ты? Застудишься..., – она присела на краешек влажной скамьи, а он подхватил, усадил на руки, прикрыл телогрейкой. Никогда так больше не делал – один раз только за всю жизнь.
Потом уж закрутила-завертела жизнь. Детей рожали, работали, родителей хоронили, провожали и встречали вот на этой скамье своих близких.
О-ох... Всяко было, и горестно, и радостно...
Осенью улетали птицы, весной возвращались много-много лет. И не было такого, чтоб не вернулись.
У Галины и Алексея родились два сына: Борис и Леня. Леонид военным стал, далеко жил, в Сибири. А Борис тут остался, в соседнем селе – в доме, доставшемся его жене Наташе от бабки. И, конечно, с детьми Бориса Галина возилась больше, хоть приезжали и те внуки – Леонидовы.
И вот уж и они переженились. Сначала Гена, старший. Потом Леонидовы. Ксюшка – младшая.
Поначалу уехал внук Гена, сказал – не по нему село, жить будет в Ярославле. Женился, двое детей. Помыкался по квартирам почти шесть лет – деньги не копятся, за съем платят, на свое жилье средств нету.
Начали думать по семейному – как быть? Продать ее дом? Забрать ее к Борису? Так много ль за дом дадут? Да и Галина ещё совсем не старая, не хочется ей в приживалки-то.
Дом у нее небольшой, старый, зато двор – хоть опять свадьбу гуляй. И сад с огородом ещё больше. Сейчас ведь как? Понастроят во дворе всего – пройти негде, а у Галины – один сарай.
Как-то приехал Гена с детьми и женой своей Леной в гости к ней. Пробыли пару дней, а баба Галя чуть с ума не сошла. Лена у него крикливая, грубоватая, да и дети ... Играют, за шторы прячутся: обеими ручками – хвать, да и давай туда-сюда теребить, того и гляди карниз на голову упадет, старое ведь всё. А у Гали ведь складочка к складочке висели...
Она охает, Лене говорит – как бы карниз не вырвали себе на головки, а та их – по заднице. На кухне бабку подвинула, сама хозяйничает, да только не так всё, не по ихнему, в общем...
– Отдыхайте, бабушка, мы сами тут...
Да какой тут отдых! Баба Галя глаз не спускает, мало ли...
– Ты воду-то так не пускай, потечёт снизу раковина. Я вот блюдо поставлю сюда, в нем и мою посуду, сливаю аккуратненько...
– Ерунда какая! Зачем? Надо Генку попросить, он починит.
Не починили. Уехали, Галя все вернула: и блюдо, и шторы ...
А когда зашёл разговор о том, чтоб семейству Гены в ее доме жить, запротивилась.
– Наташ, уж простите, ради Христа, не смогу я...
– Да понимаю я, мам. Чего ты... Тяжёлая Ленка-то. Ладно, – махнула рукой понятливая сноха, – Пускай с нами пока. Ксюшка уж теперь в городе, комната освободилась.
А потом другое решение созрело у внука Геннадия – строить на месте дома бабки другой дом. Внук убеждал ее, что старый дом надо снести, чтоб строить новый. Он показывал ей картинки, убеждал, объяснял.
Дуб предлагалось спилить.
– А денег-то где взять столько, Ген?
– Так не сразу, постепенно же. За несколько лет и построим.
– А я как же?
– С нами будешь ... С папой, с мамой... Временно же.
– Да вот как раз времени -то умения немного осталось, наверное, Ген..
– Ну, начинаешь, ба...
Почему-то внук не хотел строить новый дом во дворе. Точнее – в саду. Убеждал, что это невозможно по техническим причинам. Мол, техника не пройдет, и тому подобное. Пристройку тоже не хотел.
Так эта задумка и сошла на "нет". Тем более, что средств все равно не было.
Как знала Галина! Знала, что место в доме ее должно быть свободно.
Ксюшка вышла замуж, но и года не прожила с Русиком своим. А куда возвращаться? У родителей – брат с женой и детьми. Да ещё и обиженный на нее. Руслана, приятеля своего, он не любил, сестру сто раз предупреждал, а она не послушала, вышла за него, родила дочку.
Родители ещё от свадебных расходов не остыли, а она заявила о разводе. Борис, отец, даже разболелся, с сердцем в больницу слег.
Ждала Галина внучку к себе, волновалась.
Вот и вышла на скамью любимую, чтоб остыть от волнения. А тут – Зинаида. Вот Галина тему с Ксюхи и перевела – хватит уж дум да волнений.
– Зин, колено-то как?
– Ох, плохо, – Зина потёрла больное колено, – Говорят, укол специальный есть. Ширнёшь, да и летаешь, ничего не болит.
– Ага, чтоб летать, крылья нужны. А мы люди – не можем. Чего и можем, так это землю топтать... Ширяй – не ширяй.
Зинаида подняла глаза.
– Да... Улететь бы в края теплые, погреть косточки хошь на песочке... В жись бы не вернулась сюда. Так хочется...
– Вернулась бы. Вон, птицы и те возвращаются.
Обе они смотрели на небо. Галина смотрела туда часто. Были у нее на то свои причины.
По тропинке к ним шел Саша, сосед – рубашка клетчатая, жилет серый с десятью карманами повсюду.
– Эй, опять гнездуетесь? – выглянул из-за сирени.
Александру шло к пятидесяти, возле дома его стоял КамАЗ – работал Саша на себя, дальнобойщиком. К ним заглядывал частенько. Вот и сейчас, собрался куда-то ехать, а увидев старушек, завернул к ним.
– Гнездуемся, а че нам? – с улыбкой отозвалась Зинаида, – Теплеет вон. А ты уж совсем разделся, смотрю...
– Так я – в машину. Поеду – диван привезу. А то Андрюха, видать, вырос, пока служил, – Александр смеялся, – Ноги на кровать не помещаются, вот нашли ему тахту они с матерью какую-то. Заберу сейчас.
– О! Дело хорошее. А к Галине вон завтра внучка приезжает с правнучкой.
– В гости?
Зинаида отвечать не стала, только вздохнула, глянула на Галю.
Галя сама ответила:
– Поживет пока. А там видно будет... С мужем она развелась. А у Бори ведь Генка с Леной, так что...
– Ясно. Ну, веселее будет, тёть Галь. А с малышкой ещё и поможете. Вы ещё – ого-го!
– Да, я хоть куда! Можно замуж выдавать, – смеялась уже Галина.
Хороший у нее сосед. И в подтверждение ее мыслей Зинаида прищелкнула языком, глядя, как отъезжает машина Александра:
– Вот и смотри, богатый парень, а простой. Никогда мимо не пройдет...
И Галя вспомнила, как пятнадцать лет назад помогали соседи с похоронами мужа. Отец Саши ещё живой был.
– Да-а... Хорошее у меня соседство. С одной стороны – ты, Воронина, с другой вот – Журавлевы. Птицы вокруг. Не хочу я в теплые края, мне и тут хорошо гнездуется, – улыбалась Галина, – Пойду. Борща сварила, хочу ещё сырников налепить. Интересно, Полинке уж можно ль их? Не хочу Ксюшку дергать, хлопотный день у ней.
***
Борис еще болел. Помочь в разгрузке вещей сестре обещал Гена, хоть и ворчал. Но опоздал – попал в пробку, когда ехал с работы. А водитель газели, которую наняла Ксюша, сразу предупредил: спина больная, помощником в разгрузке не будет.
Ксения таскала коробки, а Галя с Полиной на руках побежала к Журавлевым. Саши дома не оказалось, но помочь вызвался Андрей. Правда, с тяжёлым диваном один не справился, ждали Гену.
Всё впятером сидели на излюбленном месте – скамье в закутке под дубом. Водитель, Галина с Полиной на руках, Ксюша и Андрей.
– Ох ты! – оглядел резную скамью водитель, – Да тут у вас жить можно, просто райское местечко. А кто делал?
– Дед мой ещё начал, – ответила Галина, – Но меня тогда не было. Он матери и жене сделал ее, чтоб с фронта их ждали – его и отца моего. Дождались только отца, дед не вернулся. Бабушка говорила, что если б не скамья, и сын бы не вернулся. Верила. А спинку уж он делал, отец мой. Вырезал в последние годы жизни. Видите, – обернулась Галина, – она из другого дерева.
– До войны? И тогда рос этот дуб?
– Рос. Только вот скамья до него едва доходила, а сейчас уж в центр вросла вон. Муж хотел отпилить, а я не дала. Казалось всё, что примета плохая. Семейная скамейка-то.
Андрей и Ксения знали друг друга с детства. Вместе бегали босоногими детьми, ели бабкины блины, когда Ксюшка была в гостях. И как это водится – не женихались, потому что дружбаны. И сейчас он лихо растаскивал Ксюхины вещи, помогал распаковывать коробки, собирал мебель, провел у них весь день до вечера, ел борщ и рассказывал армейские байки.
А баба Галя и рада. Ксюшку увидела – расстроилась. Она всё время веселая, улыбчивая была. А тут из газели выскочила– хмурая, озабоченная, и на лице – горестная печать. Не легко, поди, от мужа уезжать, да ещё и из города к бабке в старый сельский дом.
А сейчас оживилась, слушала Андрея с интересом.
Потекли денечки. Баба Галя нянчилась, не могла налюбоваться на правнучку, хлопотала. С Ксюшей они ладили, решали, как жить будут дальше.
Теперь и баба Галя поняла – что такое интернет. Пару раз показала ей Ксюха рецепты и приготовление блюд, а ещё легко находила старые песни, которые Галина уж едва помнила.
Удивительная штука. Увиделась Галина с Лёней, сыном. Поплакала даже.
Зинаида ругалась, что не выходит та на скамью, а баба Галя зависала в интернете – говорила с далёкими внуками по видеосвязи, с интересом смотрела на правнуков.
А вскоре заняли Ксения и Андрей их место на скамье. Зина перекочевала вечерами к Гале на крыльцо, помогала возиться с Полинкой.
– Чего? Любовь что ль у них?
– Да какая любовь? Друзья же с детства. Давно не виделись. Никак не наболтаются.
Сказала, но и сама уж до конца уверена не была. Только вот... Только перед Журавлевыми стыдно. Перед Сашей, Валей... Парень же... А внучка – разведенка с дитём.
Разговор завела первая. В огороде с Валей они частенько болтали через забор о делах садовых.
– Валюш, Андрей-то ваш, вроде как, на Ксюху поглядывает.
– Поглядывает ... Ага, хватились Вы, тёть Галь. Там уж любовь, – говорила с недовольством.
– Да? Вот и я смотрю, – Галина опустила глаза, было неловко, – И чего теперь? Ребенок ведь у ней ...
– Ох, тёть Галь, а ты хоть говори, хоть кол на голове теши... Честно скажу: я как поняла, отговаривать начала, упрашивать. Ревела даже. Говорю: "Господи, оглянись, сколько девок!" Ничего не помогло. Любит он ее, и всё тут. Так что ...
– Что?
– Что-что. Жениться они собираются. Свадьбы не хотят. Расписаться думают...
Баба Галя бросила тяпку, расплакалась.
– Да Вы чего, тёть Галь?
– Стыдно-то как! Неловко пред вами.
– Выходите-ка, посидим на скамье вашей, покумекаем.
Кумекали они о том, как уговорить молодежь собрать хотя бы стол. Валентина с выбором сына смирилась.
– Как тебе платье, бабуль? – крутилась перед зеркалом Ксения перед свадьбой.
Белое платье надевать второй раз она не захотела.
– Господи, да оно точно такое ж в цвет, как и у меня было, – всплеснула руками баба Галя.
– Этот цвет – шампань называется, – хвалилась внучка.
– А мне тогда дед Кузьма сказал: "Ты как копна сена в этом платье".
– Бабу-уль! – обиженно оглянулась Ксения.
– Ну так я ж вся в оборках да рюшках была. На ворот мне цветов из этого же крепа понашили, нормально тарелку не видела... , – скорей исправилась Галина, чтоб не обидеть внучку, – А у тебя совсем другое. Ты как рюмочка в нем шампанская.
– Бабуль, шампанское рюмками не пьют, – она посмотрела в зеркало,– Буду бокалом. Лишь бы не копной, – и засмеялась счастливо.
А вместе с ней и Полинка.
Стол накрыли в сентябре, во дворе Журавлевых, в день, когда Ксюха и Андрей расписались. Гостей было немного, родня да близкие. Готовили мало – всё на заказ.
– Тёть Галь, мы вот тут, знаешь, чего подумали, – к ней подсел захмелевший Саша, – Места у нас много, и у тебя, и у нас. Давай дом построим детям на наших огородах.
– Дом? Да ведь Гена думал... Не получается что-то...
– Получится. Я гараж снесу. А дуб и скамейку вашу не тронем. Андрей не велел – сказал, что она – лучшее место во всем мире. И ещё сказал, что это семейная реликвия.
– Верно...уже реликвия. Чего уж. Так, а где? Как же ...
Они прошли за дом, Александр всё объяснил, показал. Видно было, что обдуманно все досконально. И правда, если снести забор, спилить деревья, если Саша уберет гараж, то места тут достаточно.
– Я только – за, Саша. Вот только где денег-то столько взять?
– Решим, тёть Галь. Это уж точно не ваша забота. Пусть живут дети рядом. Вместе-то лучше.
А ближе к вечеру кто-то из гостей указал наверх. По небу немного сбитым клином летели журавли.
– На юг полетели. Счастливые..., – сказал кто-то из молодых задумчиво.
– Они вернутся. Весной вернутся, – откликнулась Галина, – Без своего-то гнезда, какое счастье?
Это она знала точно.
***
Следующей весной стройка и началась. Глаза Ксюхи горели. Уж знала бабушка, что ждёт она малыша. А Галина вечером сидела на скамье с правнучкой Полинкой на руках. Девочка она была спокойная, любила бабушкины сказки, тянулась к прабабке, и частенько бывала в гостях.
Подошла Зинаида.
– Ох, весь день машины туда-сюда, туда-сюда... Теперь надолго этот грохот ваш, не вздремнешь! – ворчала она.
– Погоди. Фундамент это. А класть кирпич начнут, так не будет такого шума. Андрюша говорил.
– Надо же. Прошлой весной жалели Ксению, а теперь завидовать можно. Вот ведь... Жизнь-то какая.
– Да-а... , – протянула Галина, щурясь на закат.
Зинаида не засиделась, ушла рано. Да и Полинку забрали, пора было купать да укладывать.
А баба Галя осталась на скамье, она вспоминала...
Вот так же, как сейчас Полинку, держала она на коленях тут своего собственного мужа. На этой самой скамье. Она никому это не рассказывала.
– Чего б может ты хотел, Лёш?
Муж умирал. Болезнь страшная, от которой исхудал он до неузнаваемости. Есть он не мог уж много дней, из дома не выходил почти год, а смерть всё не приходила.
– Чего б может ты хотел, Лёш?
Он зашептал, ослабленный.
– На скамейку бы...
– На нашу? Да что ты! Как же это...
А думка запала. Запала и не отпускала. Так и приволокла из сарая она к постели санки-плетенки. Весна на дворе, а она в санках, на подушках, притащила рано утром больного мужа к скамье, а на скамью затаскивать начала и усадила себе на колени. Поняла – сам не усидит он, повалится, вот разве что так – на ее коленях, охваченный ее руками.
На плечо голову его повалила, сама еле дышит и на руках его держит.
– Вот, Лешенька, долг отдаю – помню ты меня тут на руках держал, а нынче – моя очередь, – тяжело дыша, сказала ему на ухо.
А он – в небо, сквозь голые ветви смотрит и, вроде как, улыбается. Подняла глаза и Галя, а там – стая птиц кружит. Так и сидели, долго. Смотрели на птиц, да говорила Галя о чем-то тихонько. Сидели, пока руки Галины не начали затекать.
Алексей помер в этот день, ближе к вечеру.
И теперь, когда видела Галина птиц по весне, так и искала среди них своего Алексея, и нет-нет, да и видела в одной из отделившихся птиц – его знаки. А когда видела – с ним говорила.
Вот и сейчас подняла она глаза и вдруг увидела в антрацитовом уже небе прямо в просвете ветвей дуба одиноко кружащую птицу.
– Ты что ль, Лёш? Вернулся? Вишь, – она махнула рукой за спину,– Гнездо наше с тобой расширяется. Ксюха тут тоже жить будет. Гнездуюсь я, так что не скоро – к тебе. Но ты жди и прилетай ещё. Всех ведь в гнезда свои тянет ...
***
🙏🙏🙏