Марина обернулась так резко, что закружилась голова.
Перед ней стояла девочка лет десяти в светлом платье старомодного покроя. – Ты кто? – спросила Марина, приходя в себя. – Я Оля. Живу тут недалеко, – девочка указала куда-то в сторону пустоши. – Ты новая хранительница? – Кто? – Хранительница. Как Екатерина Львовна. Она обещала, что пришлёт кого-то, когда уйдёт. – Я просто её родственница. Унаследовала дом, – Марина нахмурилась. – Послушай, уже темнеет. Тебе не пора домой? Девочка улыбнулась, но как-то печально: – Мне нельзя домой без разрешения. Они не пускают. – Кто они? – Те, кто приходит с пустоши. Они забрали всех отсюда. Кроме тех, кого защищала Екатерина Львовна. По спине Марины пробежал холодок. – Так, спокойно, – сказала она себе. – Просто деревенская девочка с богатым воображением. – Где ты живёшь? Давай я провожу тебя. – Я же сказала – там, – девочка снова махнула рукой в сторону пустоши. – Но сейчас нельзя. Скоро они выйдут. Это их время. – Оля, перестань фантазировать. Скажи адрес, и я отведу тебя домой. Девочка покачала головой: – Ты не понимаешь. Ты должна закончить обряд. Сегодня полнолуние, последний день весны. Они придут. Марина вспомнила записи в тетради. Детские страшилки, не более того. Но почему-то стало неуютно. – Ладно, пойдём в дом. Я позвоню в местную администрацию, пусть разберутся. Девочка послушно пошла за ней. В доме она уверенно села за стол, словно бывала здесь много раз. – Ты часто приходила к моей бабушке? – спросила Марина, набирая номер местной администрации. – Каждый год, когда она проводила обряд. Телефон молчал, связи не было. Марина вздохнула. – Послушай, мне нужно найти твоих родителей. Они наверняка беспокоятся. Девочка снова покачала головой: – У меня нет родителей. Они ушли давно. – С кем же ты живёшь? – Ни с кем. Я только прихожу иногда, когда можно. Марина начала терять терпение: – Оля, прекрати эти игры! Скажи правду! – Я говорю правду, – тихо ответила девочка. – Посмотри на медальон. Марина открыла серебряную крышку. На внутренней стороне была гравировка: «Ольге от любящих родителей. 1913 год». Она выронила медальон, словно тот обжёг пальцы. – Что за шутки? – Никаких шуток, – девочка наклонилась, подняла медальон и положила на стол. – Я умерла в 1923-м. Лихорадка. Мне было десять. А потом пришли они и забрали мою душу. Таких, как я, много на пустоши. Мы не можем уйти, пока они держат нас. Марина смотрела на девочку, не веря своим ушам. Сумасшествие какое-то! – Тебе нужно к врачу, – процедила она сквозь зубы. – Посмотри в зеркало, – вдруг произнесла девочка. – На своё отражение. В прихожей висело старое зеркало в потемневшей раме. Марина подошла к нему и застыла. В отражении она была одна. Девочки рядом не было. Она резко обернулась – Оля сидела за столом, спокойно глядя на неё. – Что за...? – Марина не успела договорить. Снаружи раздался протяжный вой, затем ещё один. Девочка вскочила: – Они идут! Скорее, нужно закончить обряд! Марина, всё ещё не осознавая происходящее, смотрела, как девочка хватает банку с белым порошком: – На закате нужно рассыпать пыль по периметру дома. Ты должна прочесть заговор. – Я не верю во всё это, – прошептала Марина, но ноги уже сами несли её к столу. Она схватила тетрадь. Они вышли во двор. Сумерки сгустились, на горизонте поднималась огромная луна. Со стороны пустоши доносился странный шум – не ветер, не человеческие голоса. Что-то среднее, шелестящее, словно тысячи существ двигались одновременно. – Быстрее! – девочка протянула банку. – Я не могу прикасаться к пыли жизни. Только живые могут. Марина взяла банку. Порошок внутри словно светился изнутри, пульсировал. – Что это? – То, что осталось от тех, кто противостоял им. Кости, перемолотые в пыль, смешанные с освящённой солью. Сила, способная удержать их. Марина хотела отбросить банку, но не смогла. Детские сказки, бред, фантазия... Но что-то подсказывало ей – всё это правда. Она начала рассыпать порошок по периметру дома, чувствуя, как он обжигает пальцы. Девочка шла рядом, не пересекая линию. – Читай заговор, – настаивала она. – Читай, пока не поздно! Марина открыла тетрадь. Странные слова вдруг показались знакомыми, будто она слышала их прежде, в другой жизни. Голос её изменился, стал глубже: «Ахта нор карагал, ште маррон виаль...» Ветер усилился, завыл в кронах деревьев. Что-то тёмное показалось на краю пустоши – не люди, не звери, а перетекающие, словно жидкость, формы. «...даре котта, маре вотта, зэль норигаль!» С последним словом линия порошка вспыхнула белым огнём, охватывая дом сияющим кругом. Тени на пустоши заметались, завыли пронзительно и тонко. Марина почувствовала жар внутри, словно горела кровь в жилах. Она упала на колени, задыхаясь. Перед глазами мелькали образы – лица людей, которых она никогда не видела. Женщины с такими же, как у неё, глазами. Её предки. Хранительницы. – Ты справилась, – прошептала девочка, стоя по ту сторону огненной черты. – Теперь они не придут... в этом году. – А ты? – с трудом выговорила Марина. – Ты можешь уйти теперь? Девочка печально покачала головой: – Нет. Но ты можешь помогать мне и другим. Каждый год. Как Екатерина Львовна. – Я не вернусь сюда, – прошептала Марина. – Это место... Оно безумное. – Ты вернёшься, – улыбнулась девочка. – Дар не оставляет выбора. До следующего года, хранительница! Она растаяла в воздухе. Белое пламя постепенно угасло, оставив лишь тонкую полосу порошка. Марина поднялась, чувствуя странную пустоту внутри. В небе ярко светила луна, освещая заброшенный двор и одинокую фигуру женщины – последней в роду, принявшей наследство, которого не просила. Она знала, что вернётся. Обязательно вернётся. Человеческая память коротка, но память крови вечна. Особенно когда её питает древний долг, передающийся из поколения в поколение, от матери к дочери, от бабушки к внучке. На пустоши снова стало тихо. До следующей весны. автор Анна М Мой сын предатель. Я хочу избавиться от невестки. Уже мочи нет! Сыну 26 лет, нашел себе молодую дуру и все! Поехала крыша у бестолкового. Уже год за ней носится, как собака за костью. Выучился, дали мы ему образование, 25 лет пацану, работал, квартиру купил в ипотеку чуть больше года назад, жить и жить в свое удовольствие. И год назад говорит, что влюбился в девушку. Молодая молодая. 19 тогда было, сейчас 20. Закончила колледж и работает в сбере консультантом, учится заочно. Тут 3 месяца назад меня сын огорчил, что она залетела и они уже полгода, как живут вместе. И роспись у них была полгода назад и, оказывается, в Москву они улетали на неделю после росписи. У девки этой семья неблагополучная, ее только мать воспитывала, отца нет, как я поняла, он в мчс работал и погиб во время тушения пожара 7 лет назад. Вот, сын про беременность ее сказал, а мне так паршиво, что он свои утехи ставит выше семейных ценностей и выше родителей. Не могу! Сижу и плачу. Видеть ее детей не хочу. Сына всегда Рада видеть у нас, но эту со своими детьми никогда не приму. Еще узнала, что муж тайком помогает им. Где картошки привезет с овощами и тыс 7-10 подкинет. Где мяса купит им и тоже денег подкинет. Скандал был из-за этого с мужем. Сын если хочет, ради бога, пусть приходит и ест на здоровье. А эту змею нечего подкармливать еще и деньгами помогать. Извините, у нас у самих доходы не большие. У меня зп 50, у мужа 55-60. Сын тоже как то сказал, что у него зп подняли. Получает он 80…. И дает этой на свои хотелки тыс по 10-15 ежемесячно, остальное на житье бытье. А эта змея свои сраные 35-40 тыс, я сомневаюсь, что на моего сына тратит. Еще и выдал недавно. Говорит, мол, мама! Если это не прекратится, я сам прекращу общение с тобой. Вы мои родители, но мою женщину унижать и топать не надо. Я ее люблю. И все. Как с ней сошелся, общение с сыном вообще на нет сошлось. Ненавижу змею эту..
Мир
Марина обернулась так резко, что закружилась голова.
Перед ней стояла девочка лет десяти в светлом платье старомодного покроя.
– Ты кто? – спросила Марина, приходя в себя.
– Я Оля. Живу тут недалеко, – девочка указала куда-то в сторону пустоши. – Ты новая хранительница?
– Кто?
– Хранительница. Как Екатерина Львовна. Она обещала, что пришлёт кого-то, когда уйдёт.
– Я просто её родственница. Унаследовала дом, – Марина нахмурилась. – Послушай, уже темнеет. Тебе не пора домой?
Девочка улыбнулась, но как-то печально:
– Мне нельзя домой без разрешения. Они не пускают.
– Кто они?
– Те, кто приходит с пустоши. Они забрали всех отсюда. Кроме тех, кого защищала Екатерина Львовна.
По спине Марины пробежал холодок.
– Так, спокойно, – сказала она себе. – Просто деревенская девочка с богатым воображением.
– Где ты живёшь? Давай я провожу тебя.
– Я же сказала – там, – девочка снова махнула рукой в сторону пустоши. – Но сейчас нельзя. Скоро они выйдут. Это их время.
– Оля, перестань фантазировать. Скажи адрес, и я отведу тебя домой.
Девочка покачала головой:
– Ты не понимаешь. Ты должна закончить обряд. Сегодня полнолуние, последний день весны. Они придут.
Марина вспомнила записи в тетради. Детские страшилки, не более того. Но почему-то стало неуютно.
– Ладно, пойдём в дом. Я позвоню в местную администрацию, пусть разберутся.
Девочка послушно пошла за ней. В доме она уверенно села за стол, словно бывала здесь много раз.
– Ты часто приходила к моей бабушке? – спросила Марина, набирая номер местной администрации.
– Каждый год, когда она проводила обряд.
Телефон молчал, связи не было. Марина вздохнула.
– Послушай, мне нужно найти твоих родителей. Они наверняка беспокоятся.
Девочка снова покачала головой:
– У меня нет родителей. Они ушли давно.
– С кем же ты живёшь?
– Ни с кем. Я только прихожу иногда, когда можно.
Марина начала терять терпение:
– Оля, прекрати эти игры! Скажи правду!
– Я говорю правду, – тихо ответила девочка. – Посмотри на медальон.
Марина открыла серебряную крышку. На внутренней стороне была гравировка: «Ольге от любящих родителей. 1913 год».
Она выронила медальон, словно тот обжёг пальцы.
– Что за шутки?
– Никаких шуток, – девочка наклонилась, подняла медальон и положила на стол. – Я умерла в 1923-м. Лихорадка. Мне было десять. А потом пришли они и забрали мою душу. Таких, как я, много на пустоши. Мы не можем уйти, пока они держат нас.
Марина смотрела на девочку, не веря своим ушам. Сумасшествие какое-то!
– Тебе нужно к врачу, – процедила она сквозь зубы.
– Посмотри в зеркало, – вдруг произнесла девочка. – На своё отражение.
В прихожей висело старое зеркало в потемневшей раме. Марина подошла к нему и застыла. В отражении она была одна. Девочки рядом не было.
Она резко обернулась – Оля сидела за столом, спокойно глядя на неё.
– Что за...? – Марина не успела договорить.
Снаружи раздался протяжный вой, затем ещё один. Девочка вскочила:
– Они идут! Скорее, нужно закончить обряд!
Марина, всё ещё не осознавая происходящее, смотрела, как девочка хватает банку с белым порошком:
– На закате нужно рассыпать пыль по периметру дома. Ты должна прочесть заговор.
– Я не верю во всё это, – прошептала Марина, но ноги уже сами несли её к столу.
Она схватила тетрадь.
Они вышли во двор. Сумерки сгустились, на горизонте поднималась огромная луна. Со стороны пустоши доносился странный шум – не ветер, не человеческие голоса. Что-то среднее, шелестящее, словно тысячи существ двигались одновременно.
– Быстрее! – девочка протянула банку. – Я не могу прикасаться к пыли жизни. Только живые могут.
Марина взяла банку. Порошок внутри словно светился изнутри, пульсировал.
– Что это?
– То, что осталось от тех, кто противостоял им. Кости, перемолотые в пыль, смешанные с освящённой солью. Сила, способная удержать их.
Марина хотела отбросить банку, но не смогла. Детские сказки, бред, фантазия... Но что-то подсказывало ей – всё это правда.
Она начала рассыпать порошок по периметру дома, чувствуя, как он обжигает пальцы. Девочка шла рядом, не пересекая линию.
– Читай заговор, – настаивала она. – Читай, пока не поздно!
Марина открыла тетрадь. Странные слова вдруг показались знакомыми, будто она слышала их прежде, в другой жизни. Голос её изменился, стал глубже:
«Ахта нор карагал, ште маррон виаль...»
Ветер усилился, завыл в кронах деревьев. Что-то тёмное показалось на краю пустоши – не люди, не звери, а перетекающие, словно жидкость, формы.
«...даре котта, маре вотта, зэль норигаль!»
С последним словом линия порошка вспыхнула белым огнём, охватывая дом сияющим кругом. Тени на пустоши заметались, завыли пронзительно и тонко.
Марина почувствовала жар внутри, словно горела кровь в жилах. Она упала на колени, задыхаясь. Перед глазами мелькали образы – лица людей, которых она никогда не видела. Женщины с такими же, как у неё, глазами. Её предки. Хранительницы.
– Ты справилась, – прошептала девочка, стоя по ту сторону огненной черты. – Теперь они не придут... в этом году.
– А ты? – с трудом выговорила Марина. – Ты можешь уйти теперь?
Девочка печально покачала головой:
– Нет. Но ты можешь помогать мне и другим. Каждый год. Как Екатерина Львовна.
– Я не вернусь сюда, – прошептала Марина. – Это место... Оно безумное.
– Ты вернёшься, – улыбнулась девочка. – Дар не оставляет выбора. До следующего года, хранительница!
Она растаяла в воздухе. Белое пламя постепенно угасло, оставив лишь тонкую полосу порошка.
Марина поднялась, чувствуя странную пустоту внутри. В небе ярко светила луна, освещая заброшенный двор и одинокую фигуру женщины – последней в роду, принявшей наследство, которого не просила.
Она знала, что вернётся. Обязательно вернётся.
Человеческая память коротка, но память крови вечна. Особенно когда её питает древний долг, передающийся из поколения в поколение, от матери к дочери, от бабушки к внучке.
На пустоши снова стало тихо. До следующей весны.
автор Анна М
Мой сын предатель. Я хочу избавиться от невестки. Уже мочи нет! Сыну 26 лет, нашел себе молодую дуру и все! Поехала крыша у бестолкового. Уже год за ней носится, как собака за костью. Выучился, дали мы ему образование, 25 лет пацану, работал, квартиру купил в ипотеку чуть больше года назад, жить и жить в свое удовольствие. И год назад говорит, что влюбился в девушку. Молодая молодая. 19 тогда было, сейчас 20. Закончила колледж и работает в сбере консультантом, учится заочно. Тут 3 месяца назад меня сын огорчил, что она залетела и они уже полгода, как живут вместе. И роспись у них была полгода назад и, оказывается, в Москву они улетали на неделю после росписи. У девки этой семья неблагополучная, ее только мать воспитывала, отца нет, как я поняла, он в мчс работал и погиб во время тушения пожара 7 лет назад.
Вот, сын про беременность ее сказал, а мне так паршиво, что он свои утехи ставит выше семейных ценностей и выше родителей. Не могу! Сижу и плачу. Видеть ее детей не хочу. Сына всегда Рада видеть у нас, но эту со своими детьми никогда не приму. Еще узнала, что муж тайком помогает им. Где картошки привезет с овощами и тыс 7-10 подкинет. Где мяса купит им и тоже денег подкинет. Скандал был из-за этого с мужем. Сын если хочет, ради бога, пусть приходит и ест на здоровье. А эту змею нечего подкармливать еще и деньгами помогать. Извините, у нас у самих доходы не большие. У меня зп 50, у мужа 55-60. Сын тоже как то сказал, что у него зп подняли. Получает он 80…. И дает этой на свои хотелки тыс по 10-15 ежемесячно, остальное на житье бытье. А эта змея свои сраные 35-40 тыс, я сомневаюсь, что на моего сына тратит.
Еще и выдал недавно. Говорит, мол, мама! Если это не прекратится, я сам прекращу общение с тобой. Вы мои родители, но мою женщину унижать и топать не надо. Я ее люблю.
И все. Как с ней сошелся, общение с сыном вообще на нет сошлось. Ненавижу змею эту..