Большая смерть. Лейтенант Николай Захаров чувствовал её не по запаху — при температуре ниже минус тридцати всё мёртвое превращалось в лёд, — но он знал: она там, затаилась. Он сидел за буреломом на опушке леса и смотрел в бинокль на скопление крепких деревянных домов, прислушиваясь и высматривая любое движение. В их отряде, включая Захарова, было десять человек. Захаров просвистел по-птичьи, привлекая внимание остальных, и указал вперёд. Вместе с ещё шестью бойцами он выбрался из укрытия и, скрипя снегом под ногами, осторожно двинулся к деревне. Небольшое поселение раскинулось на берегу реки. Когда-то это был старый торговый пункт, жители которого больше века скупали меха у местных. Но несколько минут кровавого безумия положили конец его существованию навсегда. На грязных улочках солдаты нашли истерзанные трупы и останки тел, застывшие среди льда в лохмотьях. По багровому снегу были разбрызганы сгустки крови и ошмётки плоти. Жители были разорваны на куски: повсюду валялись головы, конечности, внутренности — всё обглоданное, с проломленными черепами. За сараем нашёлся щенок лайки, слишком напуганный, чтобы даже скулить. То, что убило и сожрало людей, собаку трогать не стало. Бойцы бесстрастно осматривали эту бойню. Они уже привыкли к подобным ужасам — для них это было не первое задание. Все они — фронтовики, каждый награждён медалью за боевые заслуги, у некоторых были нашивки за ранения. Захаров кивнул Овчину. Тот принялся осматривать укусы и следы когтей на трупах, затем занялся следами в розовых от крови сугробах, разглядывая их с разных сторон. Следы были размером с человеческие, но с тремя когтистыми пальцами, похожими на птичьи. Прежде чем вернуться и доложить, он внимательно осмотрел предместья деревни. — Их было десять, товарищ лейтенант. Но прошли они здесь прошлой ночью. Откуда пришли? — спросил Захаров. — С северо-востока. Ушли на юго-запад, — ответил Овчин. Захаров кивнул, повернулся к Кравченко и сказал: — Идём на северо-восток. — За ними не пойдём? — удивился Кравченко. — Нет, ими займутся другие отряды. Наша задача — найти провал. Доложите, что мы нашли следы нападения и что они ушли на юго-запад. Тайная война длилась уже почти четверть века. О ней не писали в советских газетах и не говорили с трибун. Руководители государства и вопросы внутренней безопасности тут были ни при чём. Захаров вспомнил, как вернулся со своей первой поисково-карательной операции. Командир поздравил его, вручил орден Красной Звезды, а потом прямо сказал: если он хоть кому-нибудь расскажет о том, что видел, его отправят в исправительно-трудовой лагерь. На этой войне бывали затишья, но потом всё возвращалось на круги своя. Никто в точности не знал, что это такое. Посреди зимы, во время долгих холодных ночей в Северной Сибири, в земле вдруг появлялись дыры, из которых в поисках живой человеческой плоти выбирались ужасные твари. Они никогда не охотились на животных — только на людей. И каждый раз Москве приходилось организовывать очередную кампанию по уничтожению этих кровожадных созданий. Так как ни к одному из известных человечеству видов они не относились, официального названия у них не было. Советские учёные спорили: являлись ли они диким мифическим народом — яманкасам, сибирскими чучуна, уральскими ментами? Во всех легендах их описывали как человекообразных обезьян или даже людей — возможно, выживших неандертальцев. Но те, кто нападал на населённые пункты и пастухов, не походили ни на людей, ни на обезьян. Неофициально их звали упырями — так на Руси издревле называли вампиров. Когда рядом никого не оказалось, Кравченко спросил: — Разрешите говорить прямо, товарищ лейтенант? — Конечно, Сергей Павлович. Несмотря на звание, в личном общении они разговаривали свободно. Смышлёные молодые младшие офицеры всегда прислушивались к советам старших рядовых и сержантов, и Захаров высоко ценил опыт Кравченко. Тот был в два раза старше его, успел повоевать и в Первую мировую, и в Гражданскую. — Отряды расположены слишком далеко друг от друга, — сказал Кравченко. — Мы не можем поддерживать и координировать передвижение должным образом, чтобы перекрыть весь сектор. Если кто-то столкнётся с большой стаей упырей, их уничтожат раньше, чем придёт помощь. Я поднимал этот вопрос. Можно узнать, что ответил майор? — Он ответил, что если рассредоточить силы, то можно прочесать большую территорию. Докладывают, что упырей очень много, поэтому он решил, что каждая группа справится с ними по отдельности. — Верно, обнаружили пока немного. Но что, если их появится больше? Мы не знаем, сколько их ещё вылезет за зиму. — Знаю, — Кравченко вздохнул. — Зачем Москва прислала сюда командира, у которого нет опыта подобных операций? Хватает того, что нас мало. — У нас есть приказ. Ясно, товарищ лейтенант? — Майор хоть сказал что-нибудь о запрошенной поддержке с воздуха? — Нет. И я бы на неё не рассчитывал. Важнее всего сейчас помощь нашим товарищам, сражающимся в Сталинграде. Убитые жители деревни так и остались лежать. Хоронить их придут другие. Деревня опустеет — селиться там никто не захочет. Отряд убрал оружие, сел на лошадей и отправился в направлении, откуда пришли упыри. Овчин шёл впереди, разведывал путь, высматривал следы: сломанные ветки, потёртые стволы деревьев, отпечатки лап на снегу. При этом никаких следов жизнедеятельности упыри не оставляли — ни экскрементов, ничего. Отряд двигался осторожно, чуть в стороне от полосы следов, чтобы не затоптать их. Идти по следам было легко — твари совсем не пытались их скрыть. Внезапно бойцы услышали в отдалении протяжный вой. Этот вопль не мог принадлежать ни человеку, ни животному. Время от времени он раздавался снова и снова, с разных сторон. Бойцы обменялись тревожными, понимающими взглядами. — Упыри, — пробормотал Кравченко. Захаров поднял руку, приказывая остановиться, и осмотрел лес. Одно дерево сильно возвышалось над остальными. Он передал бинокль Овчину и сказал: — Залезай туда, попытайся их рассмотреть. Овчин привязал к валенкам «кошки» и полез прямо по стволу, пока не добрался до нижних веток. Затем залез на вершину. Какое-то время он сидел там, медленно осматривая округу, а потом спустился вниз. — Товарищ лейтенант, в километре к северо-востоку двенадцать тварей движутся в нашу сторону, — доложил он. — Ещё десяток идёт к нам с юго-запада, в полутора километрах. — Это, скорее всего, те, что уничтожили деревню. Видимо, нашли наши следы, выслеживают нас, — сказал Захаров и задумчиво почесал подбородок. — Можем окопаться и позвать другие отряды на помощь. Кравченко помотал головой: — Пока они доберутся, стемнеет. Они слишком далеко. Упыри отлично видят в темноте, у них будет преимущество. — Значит, пока светло и они разделены, нападём первыми. Сначала уничтожим тех, кто идёт за нами, после чего доберёмся до остальных. Кравченко ухмыльнулся, обнажив золотой зуб: — Возьмём их на внезапность. Отряд развернулся и двинулся в обратном направлении. Вскоре лошади начали ржать — их обоняние было острее человеческого, а упыри пахли отвратительно. Поднявшись на холм, бойцы спешились. Трое остались с лошадьми, Овчин и Каменский забрались на вершину, чтобы видеть окрестности, остальные во главе с Захаровым рассредоточились у подножия. Впереди из леса вышли десять упырей. Это были худые, жилистые создания с голыми, полностью лишёнными шерсти телами. Передвигались они на четырёх лапах, как обезьяны, но, выпрямившись, достигали полутора метров в высоту. Их длинные костлявые передние лапы заканчивались кривыми чёрными когтями и почти доставали до земли. На задних лапах было по три когтя. Узкие морды с вытянутыми ушами, дырки вместо ноздрей, глаза, пылающие от голода. Они обнажили длинные слюнявые клыки и высунули синие раздвоённые языки. Даже слабый свет заходящего солнца мешал им нормально видеть, поэтому солдат они заметили не сразу. В воздухе загорелась зелёная вспышка — сигнал о том, что отряд обнаружил упырей. Внезапно тишину разорвал сухой щелчок винтовки Овчина. Пуля попала упырю в левый глаз и вышла из затылка в облаке чёрного гноя. Тварь завалилась на спину. Остальные упыри судорожно оглядывались, ища источник шума. Головы ещё двоих разлетелись от точных попаданий. Затем они заметили солдат и, издав дружный рёв, бросились вперёд. Один из упырей издал протяжный вой, разлившийся по лесу. От этого вопля у бойцов всё похолодело внутри. Твари бросились навстречу свинцовому урагану. Они спотыкались и падали, испещрённые пулями, их тела плевали чёрным гноем, окрашивая снег вокруг. Пара упырей попыталась зайти с левого фланга, но их ждали и уничтожили. Последняя тварь рухнула в нескольких метрах от линии обороны. Бойцы прекратили стрелять и перезарядили оружие. Адреналин медленно покидал их вены. Захаров заметил, что Кравченко спокойно перевязывал запястье. — Ранен? — спросил он. — Кровь на кожу попала, — ответил тот. — Жжётся, как от кислоты. Трупы упырей начали дымиться и разлагаться. Через несколько минут от них не осталось ничего, кроме вони и хлопьев пепла в воздухе. Даже костей не осталось. Там, где они лежали, больше ничего никогда не вырастет. Быстрое разложение делало невозможным детальное изучение этого вида, поэтому анатомия упырей оставалась неизвестной. Захаров собрал в конверт немного пепла — у него был чёткий приказ по возможности собирать образцы. Все попытки взять упырей живьём проваливались: их нельзя было оглушить, на них не действовали никакие транквилизаторы. Исследования основывались на показаниях свидетелей, размытых фотографиях, липких следах и лабораторных анализах пепла. Упыри не имели общественной структуры или вожаков, не было замечено ни одной молодой или детской особи. Система воспроизводства оставалась загадкой. Все они выглядели одинаково и не имели каких-либо половых различий. Отряд быстро вернулся к лошадям и устремился в погоню за другой стаей. Заросли леса становились плотнее, вынуждая двигаться медленнее. Когда они шли по склону вдоль замёрзшего ручья, окутанного тенью деревьев, Овчин резко дёрнул коня, замер и принялся подозрительно оглядываться. Подул ветер, лошади заржали. — Засада! — закричал Овчин. Лес огласил визг. Из-за скал и кустов на противоположном берегу ручья начали выпрыгивать упыри. Одному бойцу взмахом когтистой лапы оторвало голову — повсюду брызнула алая кровь, обезглавленное тело свалилось с лошади, словно поломанная кукла. Другого скинули с коня, оторвали руку, державшую ППШ, и рассекли череп. Лошадь третьего дико взревела, взбрыкнула и скинула седока. Тот упал, сломав ногу. К нему тут же подскочил упырь, выпотрошил живот и перегрыз глотку. Бойцы быстро оправились от неожиданности и направили лошадей вперёд. Им удалось вырваться из засады, выйти на открытое место и начать отстреливаться, не вылезая из сёдел. Стаю уничтожили в два счёта. Вместе с санитаром отряд Захарова спрыгнул с лошадей и побежал к павшим товарищам. Двое были уже мертвы. Третий — тот, которому оторвали руку и рассекли голову, — на удивление был жив и в сознании. Он не кричал, проявляя стойкость, свойственную всем советским бойцам, но помочь ему было уже нечем. Санитар ввёл ему морфин, чтобы облегчить страдания, и держал на руках, пока тот не скончался. Из-за того что вся операция была строго засекречена, никаких специальных наград за участие в ней не выдавали. Захаров не мог даже написать семьям погибших письма с соболезнованиями. Он мог представить их в списке отличившихся, но обстоятельства, при которых эти люди проявили себя, тоже были засекречены. Родственники никогда не узнают, при каких условиях погибли их близкие, — лишь то, что они умерли храбро и отважно, защищая Родину. Отряд вернулся на первоначальный маршрут. Опускалась ночь, темноту подсвечивали лишь тусклые звёзды. Температура воздуха продолжала падать — она опустилась уже за минус пятьдесят. Цепочка следов была заметна даже при свете звёзд, поэтому они прошли ещё несколько часов, прежде чем остановиться на привал. Посреди ночи Захаров очнулся от фырканья и топота лошадей. Он вскочил вместе с остальными, схватив оружие. Всё вокруг осветилось белым, затем тишину разорвали две автоматные очереди. Захаров выскочил наружу. В карауле стоял Каменский, и из ствола его пулемёта тянулась струйка дыма. — Вон там, — сказал он, указывая направление. — Двое. Вспышка их ослепила, я подстрелил обоих. В небе висела сигнальная вспышка. Отряд разбежался по лагерю и занял оборону. Затем вернулась тьма. Все сидели тихо, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Ночной лес, казалось, дышал угрозой. Луна висела в небе, но ничего не происходило, и вскоре лошади успокоились. — Думаю, больше не будет, — произнёс Овчин. Бойцы расслабились. Захаров подошёл к Кравченко, который рылся в куче пепла, оставшегося от упырей. — Повезло нам, — сказал лейтенант. — Всего двое, и лошади учуяли их раньше, чем они успели подобраться ближе. Сержант нахмурился: — Это-то меня и тревожит. Почему, товарищ лейтенант? Упыри не обладают разумом — не в нашем понимании, — но и тупыми их назвать нельзя. Они хитры, как любые хищники. Весь день они перекрикивались, общались, рассказывали друг другу про нас и другие отряды. Сигнальные ракеты показали им, где мы находимся. К сожалению, поделать мы ничего не можем — рации у нас нет. Уверен, упыри всё о нас знают, и сколько нас тоже. Так почему они нападают только небольшими стаями? Если их мало, почему не оставить нас в покое и не поискать добычу полегче? Отряд отправился дальше. Когда за деревьями появились первые тусклые лучи солнца, Овчин заметил что-то в стороне от маршрута и отошёл, чтобы рассмотреть получше. Он слез с лошади, осмотрел землю. Захаров подъехал к нему, чтобы выяснить, что тот нашёл. Овчин расчистил снег, вытащил несколько поломанных пожелтевших костей, обрывки камуфляжной формы, чёрные пуговицы, остатки сапог и портупеи. — Ещё одна жертва упырей? — поинтересовался Захаров, склоняясь рядом. — Так точно, товарищ лейтенант. Но этот бедняга умер давно. Овчин наклонился и извлёк из разорванного кармана личное удостоверение с поблекшей красной корочкой. Он был неграмотным, поэтому передал его Захарову. Лейтенант с интересом осмотрел документ. НКВД. Рядом лежал ржавый наган. Захаров отщёлкнул барабан — все семь пуль были выпущены. — Без боя он не сдался, — сказал лейтенант. — Последний патрон приберёг для себя. Овчин показал кожаный планшет — потрескавшийся, изношенный, но в остальном целый. Захаров заглянул внутрь. Бумаги — старые, пожелтевшие. Отряд поспешил дальше. На западе над лесом появилась жёлтая вспышка, следом послышалась плотная автоматная стрельба, которая только усиливалась. — Кто-то из наших тоже нашёл упырей, — заметил Кравченко, удерживая лошадь за уздцы. Вскоре стрельба стихла, появилась зелёная вспышка. — Всё уничтожено. Идём дальше, — сказал Захаров. Отряд остановился на привал после обеда. Лейтенант изучил бумаги погибшего энкаведиста. Он раскрыл удостоверение: фотография молодого крепкого парня, номер, дата и место выдачи, звание, должность. Затем принялся разбирать содержимое планшета. Внутри нашлась стопка связанных воедино разрозненных листов бумаги, пожелтевших от времени, покрытых влажными пятнами. Захаров развязал стопку и начал читать с верхнего листа. — Он пытался доставить это командованию, — сказал он. — Это вестовой от Владимира Орлова, комполка. Когда на них напали упыри, Орлов понял, что полк обречён, и отправил бумаги с ним. — И что в них особенного? — спросил Кравченко. — Орлов командовал не просто поисково-карательной операцией, — ответил Захаров. — Судя по этим бумагам, у него было особое задание от Глеба Бокия, сотрудника НКВД, курировавшего исследования паранормальных явлений. Изучение природы упырей получило кодовое название «Операция Аид». Он достал следующую страницу. — Эти документы Орлов нашёл в деревне под названием Туруханск. Здесь записаны показания белого офицера по фамилии Гришин, попавшего в плен к красным партизанам в марте 1920 года — практически сразу после первых сообщений об упырях. Гришин был из дворян, до революции состоял в черносотенной организации, а с началом Гражданской войны примкнул к белым и служил при штабе Колчака. В ноябре 1919-го, когда пала Омская армия Колчака и белые были вынуждены отступить, его отправили с секретным заданием. Бойцы внимательно слушали. Вокруг, словно потерянная душа, стонал ветер. Несмотря на тепло в палатке, многие дрожали. Захаров продолжал, не отрывая взгляда от страниц: — Будучи оккультистом, Гришин заявил, что в его задачу входило провести ритуал чёрной магии где-то в Арктике и призвать упырей, чтобы те помогли белым победить большевиков. Вероятно, Колчак узнал о существовании этих тварей в ходе двух полярных экспедиций, в которых участвовал перед Первой мировой. — Но если всё так, то эффект вышел не таким, как ожидалось, — заметил Кравченко. — Упырей невозможно контролировать. Они убивают всех, невзирая на политику. — Гришин говорил, что не мог ничего исправить. Но даже если бы и мог, после допроса его всё равно казнили. Через месяц в Иркутске взяли и Колчака, но на допросах тему упырей не поднимали — никто не подозревал белых в том, что их выпустили именно они. Колчака, разумеется, тоже казнили. Но по какой-то причине документы до Москвы так и не дошли. О них забыли. Бумаги пылились в Туруханске, пока Орлов их не нашёл. — А что с «Операцией Аид»? — спросил кто-то из бойцов. — Бокия казнили во время чисток. Паранормальные исследования впали в немилость. Кравченко раздосадованно помотал головой и кинул окурок в печку. Опустилась ночь. По мере приближения к хребту почва становилась всё более каменистой. На голых камнях Захаров не видел следов, но Овчин замечал сдвинутые камни, надломленный лёд, собранный мох. Отряд двигался дальше. Противоположный склон хребта резко обрывался, осталась лишь узкая тропа, ведущая вниз. Овчин ехал впереди всех, затем остановился, позвал остальных и указал вперёд. След наконец обрывался. Там, откуда всё начиналось, был не ровный провал — примерно три метра в диаметре, окружённый замёрзшей почвой. Бойцы заглянули вниз. В нос ударил едкий запах. Лошади задергались, начали ржать и фыркать. Бойцы спешились и достали оружие. — Погудин, — сказал Захаров. Вперёд вышел сапёр отряда. — Пора отрабатывать харчи. С ним двое — будете прикрывать. Погудин вытащил из седельной сумки две небольшие мины и в компании двух рядовых отправился вниз. — Товарищ сержант, кто-нибудь пробовал пройти через дыру туда, откуда они лезут? — спросил Каменский. — Одна команда пыталась, — ответил Кравченко. — Никто не вернулся. Овчин верит, что они выходят из нижнего мира, где живут злые духи. Говорит, что они там рождаются и сразу лезут на поверхность. Кравченко пожал плечами: — Кто знает? Его народ жил здесь задолго до того, как сюда пришёл белый человек. Они знают эти края лучше нас. Команда подрывников зажгла фальшфейеры. В их тусклом свете стало понятно, что эта дыра была входом в туннель, который под углом уходил глубоко под землю. В глине и вечной мерзлоте подобные геологические образования не были редкостью для топографии Сибири, но эта пещера определённо была не природного происхождения. Она была слишком ровной, слишком однородной. Как именно упыри её вырыли, оставалось загадкой. Далеко в туннеле послышались шаги — звонкие шлепки босых ног и скрежет когтей по камню. Погудин работал быстро, раскладывая мощную взрывчатку в самых уязвимых местах туннеля. Он вставил в шашки капсулы и подсоединил к ним короткие запальные шнуры, а в конце примотал их к одному длинному, чтобы все шашки сдетонировали одновременно. Охранявшие его солдаты зажгли фальшфейеры и бросили их дальше в туннель, но света не хватало, чтобы разглядеть движение. Звук шагов стал громче и ближе. Послышалось шипение. Шаги ускорились, их стало больше. Бойцы заметили в темноте отблески немигающих глаз. — Идут! — крикнул Овчин. — Шевелись! Держите их! — ответил Погудин. — Я почти закончил! Когда раздались яростные вопли, бойцы кинули в туннель ещё по фальшфейеру, чтобы ослепить противника, и открыли огонь. В узком пространстве пещеры винтовки и ППШ пули высекали искры из каменных стен. На землю упали опустошённые диски. Вопли стихли. Бойцы перестали стрелять, в ушах звенело. Овчин кашлял от порохового дыма. Передышка оказалась короткой. Снова послышались шаги. Бойцы развернулись и бегом направились к выходу из провала. Оказавшись на поверхности, они заметили, что остальной отряд уже отошёл на безопасное расстояние. Втроём они направились к ним. Позади из провала поднялся столб дыма и обломков. Захаров подождал, пока осядет пыль, затем подошёл к краю провала. Тот был полностью завален. Лейтенант удовлетворённо кивнул и вернулся к остальным. — Отлично сработано, товарищи, — сказал он. Но Овчин тревожно замер. Его обычно непроницаемое азиатское лицо исказилось от ужаса. Он указывал на север. Захаров нахмурился и достал бинокль. От увиденного его сердце замерло. — В чём дело? — спросил Кравченко. Вместо ответа лейтенант передал ему бинокль. Кравченко посмотрел и выругался по-украински. В нескольких сотнях метров от них из воронки в земле поднималось облако пыли. Из этой воронки выползали упыри — десятки и десятки тощих тварей, освещённых ярким светом полярного сияния. — Полноценное вторжение, — сказал Кравченко. Захаров мрачно кивнул: — Вот почему упыри нападали на нас малыми силами. Они заманивали нас на север, растягивали наши силы. Мы здесь — единственная линия обороны. Лейтенант запрыгнул в седло. — Отходим! — скомандовал он. Отряд отступал к хребту. За их спинами поднялся жуткий вой — упыри их заметили и ускорили темп, зловеще сверкая глазами. Захаров прекрасно знал, что они способны бежать быстрее лошадей и гораздо выносливее их. В этом забеге победить было невозможно. Когда они добрались до вершины, Захаров скомандовал остановиться. Затем он схватил Погудина за рукав и приказал: — Лети сломя голову, предупреди майора. Он сунул ему в руки планшет с документами и блокнот с данными о местоположении провала. — Есть, товарищ лейтенант! — ответил Погудин, пришпорил лошадь и ускакал. Захаров повернулся к Кравченко и напряжённо прищурился: — Их нужно задержать, чтобы Погудин успел уйти. Кравченко коротко кивнул, спешился и обратился к бойцам: — Товарищи, будем держать оборону здесь. Ни шагу назад! Все прекрасно знали, что означали его слова, но подчинились беспрекословно. Сейчас они сражались не за Сталинград, не за коммунизм, даже не за Родину. Они сражались за то, за что сражались все воины с начала времён, — за самих себя. Они спешились и заняли оборону среди валунов на вершине хребта. Достали запасной боекомплект и отпустили лошадей — держать их дальше смысла не было. В других местах склоны хребта были слишком отвесными, чтобы обойти его. Упырям придётся прорываться здесь. В небо взлетела красная вспышка, хотя все понимали, что это бесполезно — подмога к ним не успеет. Овчин улёгся на камне и принялся отстреливать тварей настолько быстро, насколько это было возможно. Вскоре к нему присоединился Каменский с пулемётом. Его диск медленно вращался, на землю летели пустые гильзы. Свет ракеты погас, и снова опустилась тьма. — Приготовиться! — крикнул Захаров. На холм накатывалась скрипящая волна смерти. — Огонь! Затрещали ППШ. Упыри в первых рядах спотыкались и падали, но их место тут же занимали другие. Невзирая на потери, твари продолжали наступать, перепрыгивая через павших. Бойцы расстреливали их толпами. В воздухе появился едкий дым от разлагающихся трупов. Они швыряли гранаты — раскалённые осколки разрезали серые тела. Холм превратился в бойню. Упыри продолжали наступать — конца и края этой лавине не было видно. Из провала вылезали новые твари. Отряд мог сдерживать их, пока хватало патронов. Но вскоре, скрипя зубами, бойцы вставили последние диски. Один за другим те пустели, и волна голодных упырей бросалась вперёд. Двое бойцов подорвали себя гранатами, забрав с собой несколько тварей. Кравченко отбросил бесполезный пистолет-пулемёт, вытащил штык-нож и вонзил его в брюхо ближайшему упырю. Он распорол ему живот, но оттуда вывалились не внутренности, а густой кислотный гной. Лезвие ножа расплавилось, гной прожёг рукавицу сержанта и попал на кожу. Овчин выпустил в голову твари последнюю пулю, затем схватил винтовку за ствол и принялся орудовать ею, словно веслом, проломив прикладом череп ещё одному упырю и оторвав голову третьему. Каменский яростно защищался. Встав на ноги, он поливал упырей свинцом с бедра. Когда патроны закончились, он отшвырнул пулемёт и вытащил сапёрную лопатку. Одна сторона лезвия была остро заточена, так что её можно было использовать как топор. Словно боевой секирой, он крушил набегающих упырей, разбрызгивая по скалам зловонный гной. Смеясь и грязно ругаясь на идише, он был похож на древнего воина. В один момент волна упырей накрыла его и разорвала на части. В обойме ТТ Захарова было восемь патронов. Семь из них он выпустил в ближайшего упыря. Затем, заметив, что к нему бросились сразу трое, он прижал ствол пистолета к виску и нажал на спусковой крючок. Неделю спустя, когда в небе над хребтом появились самолёты, с их борта не было видно ни обглоданных костей Захарова, ни останков его товарищей. Однако огромный кратер посреди тундры был отлично заметен. Бомбовые люки самолётов были забиты под завязку. Тайная война продолжалась. 2 Лейтенант Николай Захаров не успел спустить курок. В тот момент, когда его палец уже дрожал на спусковом крючке, воздух разорвал оглушительный грохот. Земля под ногами задрожала, и волна упырей, готовых сомкнуться над ним, отшатнулась назад, ослеплённая яркой вспышкой. Захаров инстинктивно рухнул на землю, закрыв голову руками. Над хребтом пронесся низкий гул, а затем — серия взрывов, от которых камни вокруг раскололись, а снег окрасился в черный цвет.Это была авиация. Погодин успел. Самолёты, о которых никто уже и не смел мечтать, прилетели с севера, их силуэты едва различались на фоне полярного сияния. Сбросив груз, они развернулись и улетели, оставив после себя дымящиеся воронки и горы разорванных тел упырей. Тишина, наступившая после грохота двигателей, казалась оглушительной. Захаров медленно поднялся, оглядываясь. От его отряда остались только он сам да Кравченко, который, тяжело дыша, стоял в нескольких метрах от него, опираясь на обугленный ствол винтовки. Его лицо было покрыто сажей и кровью, но глаза горели упрямством.— Жив, товарищ лейтенант? — прохрипел сержант, сплевывая кислотный гной, попавший ему на губы.— Жив, Сергей Павлович, — ответил Захаров, все еще не веря в спасение. Он убрал пистолет в кобуру и поднял с земли бинокль, чудом уцелевший в бою. — Погодин добрался до майора. А мы… мы сделали все, что могли. Кравченко коротко кивнул, вытирая лицо рукавом. Впереди, у подножия хребта, дымились останки упырей, их тела стремительно разлагались, оставляя лишь хлопья пепла. Но воронка, из которой они вылезли, все еще зияла черным провалом, словно насмехаясь над их усилиями. Захаров подошел к краю, заглянул вниз. Глубина уходила в бесконечность, и оттуда доносился слабый, но зловещий шорох.— Это не конец, — тихо сказал он. — Мы только заткнули дыру. Они вернутся. Кравченко подошел ближе, бросил взгляд в бездну и сплюнул. — Вернутся, товарищ лейтенант. Но не сегодня. А мы будем готовы. Отряд — то, что от него осталось, — двинулся обратно к месту сбора. Двое выживших шли пешком, ведя за собой единственную уцелевшую лошадь, которая каким-то чудом пережила бойню. Холод усиливался, температура упала ниже минус пятидесяти, и каждый шаг отдавался болью в измученных телах. Но Захаров не позволял себе расслабиться. В его голове крутились слова из документов, которые Овчин нашёл у погибшего сотрудника НКВД. Операция «Аид». Вампиры, призванные безумным оккультистом Гришиным. И провалы, которые появлялись в сибирской земле, словно врата в иной мир. Когда они добрались до лагеря, их встретил майор Соколов — суровый мужчина с седыми висками и шрамом через всю щёку. Погодин стоял рядом, его лицо было бледным от усталости, но глаза светились гордостью. Он выполнил приказ. Захаров молча передал майору планшет и блокнот, а затем доложил: — Провал на хребте засыпан, товарищ майор. Но появился новый, в нескольких сотнях метров к северу. Их десятки… возможно, сотни. Это не просто твари. Это вторжение. Соколов выслушал его, не перебивая, затем взял документы и принялся их просматривать. Его взгляд задержался на показаниях Гришина, и он нахмурился.— Значит, белые призвали их, — пробормотал он. — А теперь расхлёбываем. Что ж, лейтенант, вы и ваш отряд сделали больше, чем я ожидал. Но война с этими тварями только начинается.Отряд — то, что от него осталось — двинулся обратно к точке сбора. Двое выживших шли пешком, ведя за собой единственную уцелевшую лошадь, что каким-то чудом пережила бойню. Холод усиливался, температура упала ниже минус пятидесяти, и каждый шаг отдавался болью в измученных телах. Но Захаров не позволял себе расслабиться. В его голове крутились слова из документов, что нашел Овчин у погибшего сотрудника НКВД. Операция «Аид». Упыри, призванные безумным оккультистом Гришиным. И провалы, что появлялись в сибирской земле, словно врата в иной мир.Когда они добрались до лагеря, их встретил майор Соколов — суровый мужчина с седыми висками и шрамом через всю щеку. Погодин стоял рядом, его лицо было бледным от усталости, но глаза светились гордостью. Он выполнил приказ. Захаров молча передал майору планшет и блокнот, а затем доложил:— Провал на хребте засыпан, товарищ майор. Но появился новый, в нескольких сотнях метров к северу. Их десятки… сотни, возможно. Это не просто твари. Это вторжение.Соколов выслушал, не перебивая, затем взял документы и принялся их листать. Его взгляд задержался на показаниях Гришина, и он нахмурился.— Значит, белые их призвали, — пробормотал он. — А мы теперь расхлебываем. Что ж, лейтенант, вы и ваш отряд сделали больше, чем я ожидал. Но война с этими тварями только начинается.Он повернулся к Погодину: — Радист уже связался с Москвой. Они высылают подкрепление. Тяжелую артиллерию, саперов, даже ученых. Если эти упыри лезут из-под земли, мы загоним их обратно. Или засыплем все провалы, пока не останется ни одного.Захаров кивнул, но в его груди зрело беспокойство. Он вспомнил слова Кравченко о том, что отряды слишком рассредоточены. Если упыри начнут наступление по всему фронту, даже подкрепление может не успеть. А еще оставался вопрос: откуда они берутся? Гришин призвал их, но что поддерживает эти провалы? Что питает тварей?--На следующий день лагерь превратился в укрепленный пункт. Прибыли новые отряды, с ними — грузовики с боеприпасами и взрывчаткой. Ученые, о которых говорил майор, оказались группой молчаливых людей в штатском, вооруженных странными приборами и кипами бумаг. Один из них, невысокий мужчина с густой бородой и в круглых очках, подошел к Захарову.— Лейтенант Захаров? Меня зовут профессор Лебедев. Я из Особого отдела НКВД. Нам нужно поговорить о том, что вы видели. Захаров коротко рассказал о провале, о следах, о поведении упырей.Лебедев слушал, делая пометки в блокноте, а затем спросил: — Вы упомянули документы Орлова. Операция «Аид». Вы читали показания Гришина. Скажите, лейтенант, вы верите в сверхъестественное?Захаров замялся. Он был солдатом, фронтовиком, привыкшим доверять тому, что видит своими глазами. Но после всего пережитого…— Я верю в то, что видел, товарищ профессор. Эти твари — не звери и не люди. Они что-то другое. И если Гришин их призвал, значит, есть способ их остановить.Лебедев кивнул, словно ожидал такого ответа. — Мы изучаем пепел, что вы собрали. В нем есть элементы, не известные науке. А туннели… они не вырыты когтями. Их стены спеклись, как будто их прожгли чем-то изнутри. Это не просто дыры в земле, лейтенант. Это проходы. И мы должны выяснить, куда они ведут.---Через неделю началась новая операция. Захарову поручили возглавить один из отрядов, усиленный саперами и тяжелым вооружением. Их цель — найти и уничтожить главный провал, из которого лезли упыри. Лебедев предположил, что где-то в глубине Сибири есть «сердце» — источник, поддерживающий эти туннели. Возможно, следы ритуала Гришина все еще там.Отряд двинулся на северо-восток, туда, откуда, по словам Овчина, пришли первые твари. Путь был долгим и тяжелым: метели заметали следы, лошади выбивались из сил, а вой упырей раздавался все чаще. Но теперь они были не одни. С воздуха их прикрывали самолеты, а позади двигались колонны с артиллерией.На третий день пути они наткнулись на огромный кратер, окруженный обугленными деревьями. В центре возвышался каменный алтарь, покрытый вырезанными символами. Рядом лежали кости — не человеческие, а странные, искривленные, словно принадлежавшие самим упырям. Лебедев, осмотрев алтарь, побледнел.— Это он, — прошептал он. — Место ритуала. Гришин открыл врата… но не закрыл их.Захаров сжал винтовку. — Тогда мы это сделаем за него.Саперы заложили взрывчатку вокруг кратера, а Лебедев с помощниками установил приборы, чтобы зафиксировать любые аномалии. Когда все было готово, отряд отошел на безопасное расстояние. Взрыв прогремел так, что земля содрогнулась на километры вокруг. Кратер обрушился, погребая алтарь под тоннами льда и камня.Но когда пыль осела, из-под земли донесся низкий, утробный гул. Упыри не появились, но Захаров знал: они все еще там, в глубине. Война не закончилась. Она лишь затихла, чтобы вспыхнуть вновь.— Мы найдем их источник, — сказал он Кравченко, глядя на засыпанный провал. — И уничтожим его. Даже если придется спуститься в ад.Сержант ухмыльнулся, обнажив золотой зуб.— Тогда я с вами, товарищ лейтенант. Кто-то же должен прикрывать ваш тыл.И отряд двинулся дальше, в бескрайнюю сибирскую тьму, где их ждали новые битвы и новые тайны. www.seaart.ai/ru/cyberPubPage/cvbphu5e878c738a8vmg Кольцо Соломона. Оно призвано защитить мага от воздействия вызываемых им духов и демонов и подчинить их своей воле. В повседневной жизни кольцо Соломона дает его обладателю огромную силу и власть над миром духов, которые подчиняются любым его желаниям. В обычном представлении, таинственная сила Соломонова перстня основана на выгравированной надписи − «И это пройдет», свидетельствующая о высокой мудрости его владельца, и несокрушимой силе справедливости. Не секрет, что все восточные талисманы имеют одну общую черту: они содержат какие-то изречения. У мусульман, например, это изречения из Корана. Что касается перстня царя Соломона, то он не приносил несчастья людям, он лишь помогал хозяину быть всегда в нормальном расположении духа, не радоваться временным успехам и не печалиться от каких-то потерь. Он способствовал мудрости его владельца и вселял в людей надежду, что главное в жизни – это Жизнь. Известно, что этот перстень хранится в гробнице Соломона и его стерегут фантастические драконы. В Восточных странах считается, что обладатель такого перстня становится повелителем своих страстей и бесплотных сущностей, которые должны повиноваться ему. Но большинство уверены, что магическая сила этого перстня утратилась со смертью его владельца. Перстень Юлия Цезаря. Считается, что его перстень имел огромную силу, направленную на покорение других народов и уничтожение врагов. Скрытые силы его кольца дали владельцу неограниченную власть, которой Цезарь не смог разумно распорядиться. Но кроме агрессивных сил, заключенных в перстне Цезаря, были и другие, направленные на подавление и уничтожение его пороков: агрессивности, жажде власти, мстительности, убийства друзей и военачальников. Кольцо развязало руки этим силам и как результат – Цезарь был убит от рук своих друзей, среди которых был и Брут. Так в 44 года, в расцвете своих физических и полководческих сил, ушел из жизни великий узурпатор, военный стратег и писатель Гай Юлий Цезарь. Нет смысла перечислять все известные миру мистические кольца или перстни. Скажем откровенно, не всегда они служили своим владельцам оберегами, не всегда притягивали к себе золото, богатство, власть и продлевали властителям жизнь. Скорее всего, было всё наоборот, о чем свидетельствуют трагические и короткие жизни их владельцев. Нас интересует не столько далекая история и не столько знаменитые личности, сколько своя, отечественная история и своя великая личность. Мы хотим как можно больше узнать о магическом кольце Елены Петровны Блаватской, с которым она никогда не разлучалась и с которым прожила не очень долгую жизнь. Оккультное кольцо Блаватской Об оккультном кольце Елены Блаватской написано не столь много, как бы нам хотелось. Даже не знаем почему, ведь мистика, оккультизм, эзотерика и магия для Елены Петровны были любимыми науками. А ее кольцо имеет непосредственное отношение к ним. В поисках такого материала можно составить хронологию событий из жизни Е.П.Б. и написать небольшой роман. К счастью, сохранились подлинные записи ее современников, которые более или менее дают возможность прояснить эту запутанную историю с ее кольцом. В своем рассказе мы будем следовать за данными мистера Гарри Бенджамина, исследователя Блаватской, сделавшего попытку разобраться с этой интригующей историей и написавшего статью «История оккультного кольца Блаватской». Статья Бенджамина состоит из двух разделов. Первый – это собственноручное письмо автора с колонтитулом – «Теософские курсы по переписке», датированное 2 марта 1979 года. Оно очень краткое, но емкое по насыщенной информации, и размещено на трех страницах. Вторая часть статьи служит продолжением первой, она отпечатана на машинке, без колонтитула и не подписана. Называется статья «Кольца Е.П. Блаватской». Нам очень жаль, что вследствие неизвестных причин, Гарри Бенджамин не смог свое дело довести до конца, хотя рассказал он нам много интересного. И так, первое упоминание о загадочном кольце Блаватской встречается в теософском журнале «Теософист», где теософский историк И.В. Теллем сообщил, что «Олькотт передал кольцо Блаватской − Джаджу». Такое сообщение послужило сигналом для раскручивания истории о магическом кольце Елены Блаватской. Известно, что по объему, весу и стоимости оно в десятки раз, если не в сотни, дешевле колец могущественных лиц. Елена Блаватская вела очень скромный образ жизни, всегда нуждалась в деньгах, а когда они появлялись, то уходили на Теософское Общество, его существование и развитие. Кроме того, деньги угодили на содержание журналов и издание собственных книг. Не отрываясь от него, мы последуем за увлекательным исследователем. Выдавая себя за правдивого и скрупулезного исследователя, Гарри Бенджамин, в тоже время, вносит путаницу в столь щекотливый вопрос. Он часто пользуется непроверенной информацией и без названия источника, использует ее в своей статье. Хотя его рассказ очень занимательный и несет ценную информацию для всех читателей. «Точная копия кольца, принадлежащая мне, доказывает, что оригинал кольца Блаватской имел тайник. Моё кольцо было передано мне шведским членом Теософического Общества миссис Эллин Клингстранд, которая, в свою очередь, получила его от своего друга графа Вахмейстера. Кольцо было передано графу его матерью графиней, которая поведала ему, что когда-то сказала Блаватской, что хотела бы иметь точно такое же кольцо, как у неё, если только это возможно. Блаватская дала его ей; оно было точно таким же, но размером меньше, т. к. кисти рук у Е.П.Б. были довольно пухлыми». Изготовила ли Елена Петровна копию своего кольца у ювелира или же материализовала его путем осаждения, остается только догадываться. Гари Бенджамин придерживался более реалистического мнения, что оно было изготовлено ювелиром, хотя были и другие мнения. Читатель в большом затруднении, чьи слова привел в своем отрывке Гарри Бенджамин: свои, Олькотта или кого-то другого? Где искать этого правдивого автора, на которого можно положиться? У нас есть много к нему вопросов. Но источника информации Бенджамин не называет. Затем начинается новая загадка. Снова приводится отрывок, непонятно из какого текста, и кто является его автором. Мы приводим его полностью: «Миссис Клингстранд отдала своё кольцо мне после того, как она, мучившись вопросом о том, кому же его передать, однажды утром получила по почте копию Членского бюллетеня Ложи с [моей] статьей «Следование традиции Блаватской». Тогда она поняла, что я – тот, кто должен его получить. Не желая дожидаться своей смерти или посылать кольцо почтой, она решила приехать в Англию и передать мне его лично. В письме она ничего не сказала мне про кольцо, но я поделился с Гарри, что раз мне оказано так много любезностей со стороны шведских теософов, то было бы неплохо, если бы мы пригласили миссис Клингстранд к себе на день или два, что позволило бы ей выполнить то, что она задумала. Конечно, моё кольцо с секретом, но он так хорошо сделан, что его легко не заметить, если не искать его специально. Когда Борис Цырков несколько лет назад был в Уитоне во время пребывания там Шри Рама, тогдашнего Президента Международного ТО, Борис спросил его, нет ли у него в кольце, которое он носит, секрета. Шри Рам уверил его, что секрета нет, снял кольцо со своей кисти и протянул его Борису. Это было то самое кольцо, которое Анни Безант носила после смерти Блаватской, заявляя, что оно оккультное, но Джадж тогда сказал ей, что оно не является таковым, что оно подделано, что это он – обладатель оккультного кольца. Кольцо Анни Безант переходило от Президента к Президенту и, предположительно, именно его носит сегодня Джон Коутс (президент ТО в 1973–1979 г. – Прим. пер.). Чтобы быть вдвойне уверенным в отсутствии секрета и подтвердить, что Борис не мог ошибиться, я перепроверился. Когда Дадли Барр, в то время Президент Канадской секции ТО, был в Лондоне по пути на Международный Теософический Конгресс, он позвонил мне в надежде увидеться. Встреча состоялась и я показал ему моё кольцо, рассказав ему всё, что мне удалось узнать о его истории. Я попросил его при встрече со Шри Рамом, для полноты достоверности, попросить ещё раз показать его кольцо. Шри Рам показал кольцо Дадли Бару, и Дадли потом заверил меня, что кольцо – без секрета. Конечно, есть несколько копий настоящего кольца, но конкретно это копией оккультного кольца не является. Джадж передал своё оккультное кольцо Катрин Тингли, от которой оно перешло к Пурукеру. Я достоверно знаю, что это был оригинал кольца, потому что оно было в моём распоряжении наряду с прочим содержимым сейфов Пурукера, а после смерти Пурукера по его указанию я передал его Председателю Кабинета, Иверсону Харрису. Это было то самое кольцо, которое Джадж передал Тингли. Непосредственно перед своим последним путешествием в Европу Катрин Тингли надевала это кольцо на мой палец. Она сказала мне: «Теперь ты всегда будешь знать, что однажды кольцо Е.П.Б. было на твоём пальце». Трудно установить, откуда взят этот отрывок, кто разговаривал с нами о кольце Блаватской, сам автор статьи или кто-то другой, имеющий прямое отношение к названной теме. Мы действительно получили очень ценную информацию, поэтому хотим знать, кто ее автор и какую роль он играл в жизни Елены Блаватской. Наконец, мы попадаем в круг размышлений самого автора и верим, что это его слова, а не кого-то другого, потому что они написаны, как будто бы от имени Гарри Бенджамина: «О камне в кольце: иногда его называли агатом, но Е.П.Б. говорила, что это был гематит (кровавик). Миссис Кристмас Хамфрис, сама ювелир с собственной зарегистрированной фирменной маркой (клеймом), описала мне недоразумение, произошедшее по причине того, что некоторые люди думают, что гематит красный. На самом деле это не так, за исключением случаев, когда на него падает свет, – тогда он начинает пылать. Чтобы провериться ещё раз, я посетил ведущего ювелира в Вортинге, на рудниках, описал ему камень и спросил, что это может быть; леди немедленно ответила мне: «гематит». «Не агат?», – спросил я. «Нет», – ответила она. «Я это знаю, т.к. мой камень рождения – гематит». Показательно, что Британская Энциклопедия утверждает, что гематит – символ Мученичества!» И дальше такая запись: «Настоящее кольцо [речь идёт о кольце Джаджа – прим. Пер.], было передано полковнику Конгеру, когда он сделался Главой Общества в Пойнт Лома, а после его смерти кольцо принял Джеймс Лонг. Предположительно, сейчас его носит Грейс Кнох». И под документом cnjbn подпись: Мистер Гарри Бенджамин. Выясняется, что кольцо Блаватской было не просто кольцом, а перстнем. В нем был драгоценный камень гематит (кровавник), что по данным Британской Энциклопедии, есть символом мученичества. Узнаем, что когда на него падает свет, он начинает пылать. Позже выясняется, что у Блаватской было кольцо с двумя камнями зелено-черного цвета − агата, и при свете они овсе не «пылали», а давали лишь темный цвет.Таинственный раритет Согласно распространенной легенде, древнее кольцо, которое было получено в подарок Еленой Рерих, супругой знаменитого художника, во время экспедиции в Гималаи, принадлежало самой царице Нефертити. Кольцо сделано из бронзовой проволоки со вставкой из голубоватого камня овальной формы с египетскими иероглифами и представляет собой традиционную для Древнего Египта периода Нового царства (второе тысячелетие до н.э.) кольцо-печатку – точно такие же находили в гробницах фараонов. К примеру, известны хорошо сохранившиеся печатки фараона Аменхотепа III и его супруги Тийи. Имя правителя (правительницы) вырезалось на овальном плоском камне, символизирующем священного скарабея, камень же укреплялся в кольце из металлической проволоки, закрученной у места соединения со вставкой в плотную спираль. В Древнем Египте существовал обычай начертания царских имен в овале, образованном защитной петлей - знаком «шен». В египтологии его часто называют «картуш», от французского «патрон», в связи с внешним сходством. Имена царских жен также писались в овале «шен». Если говорить о Нефертити, то она к тому же была соправительницей супруга. На печатке виден овал «шен», так что кольцо, вероятно, царское. Личные печати, удостоверяющие подпись владельца, маленькие и легкие, чтобы вещицу можно было необременительно иметь при себе, известны с давних времен. Рельефы вырезались углубленными или выпуклыми, они могли содержать надписи, символы и различные изображения. Оттиск получали, применяя расплавленный подкрашенный воск или густую краску. В Древней Месопотамии были распространены печати-цилиндры, которые поворачивали, чтобы получился цельный развернутый отпечаток. В Древнем Египте цари и царицы пользовались кольцами-печатками, которые изготавливались из полудрагоценных камней. В публикациях, повторяющих легендарную историю раритетного кольца Елены Рерих, часты разночтения – камень вставки называют и бирюзой, и нефритом. Сайт московского Музея Рерихов, где хранится кольцо, сообщает, что вставка сделана из бирюзы. Фараоны владели копями на Синайском полуострове, в которых добывали золото, медь и бирюзу. По-древнеегипетски Синай назывался Та Мефкат (Хетиу Мефкат) - «Бирюзовые холмы». Мефкат – бирюза. Арабское название Синая - «Земля бирюзы» – Ард эль-Файруз. Мнения египтологов о том, в самом ли деле кольцом Елены Рерих могла владеть Нефертити, мне не встретилось. Известно несколько надписей с именем Нефертити («Прекрасная пришла»). Можно сказать, что чисто визуально вырезанные на печатке символы и эти надписи не совпадают. Хотя я не специалист и могу ошибаться. У Нефертити было еще одно имя, данное ей супругом, фараоном Эхнатоном, во время его религиозной реформы - Нефернефруатон («Прекрасны красоты Атона»). *** Кольцо Нефертити находилось в составе большой коллекции, безвозмездно переданной России в 1989 году Святославом Николаевичем Рерихом, сыном знаменитого художника, при создании по его инициативе Советского Фонда Рерихов. Это были картины, артефакты, привезенные из экспедиций, и дневник Елены Рерих с эзотерическими текстами, которые целиком никогда не издавались. Музей Рериха был открыт в Москве, в старинной усадьбе Лопухиных, аккурат за главным зданием ГМИИ им. А.С. Пушкина на Волхонке (Малый Знаменский переулок, д.3\5). После 1991 года московский Музей имени Н.К. Рериха в Москве в усадьбе Лопухиных был преобразован в главное структурное подразделение международной общественной организации «Международный Центр Рерихов» (МЦР), имеющей филиалы в Санкт-Петербурге, Латвии и Белоруссии. В 2013 году МЦР потерял спонсора в лице «Мастер-Банка», у которого была отозвана лицензия, в связи с чем вступил в полосу определенных затруднений и неприятностей. Картины Рериха разбросаны по всему свету. Первый его музей был создан в 1923 году в США, в Нью-Йорке. Художник передал в него много своих работ, директора Музея подписали декларацию, в которой Музей был объявлен даром американскому народу. Судьба этого Музея также сложилась непросто, его первый спонсор - Л. Хорш – во время Великой Депрессии испытал финансовые затруднения и, сумев присвоить себе музейное собрание, распродал многие картины. На настоящее время нью-йоркский Музей, менявший адреса и попечителей, пережив трудности, продолжает действовать в здании на 319 West 107 Street, Манхеттен. В его коллекции находятся около двухсот полотен Н.Рериха (первоначально их было порядка 1000), раритеты, привезённые Рерихами из экспедиций, и самые известные портреты Николая и Елены Рерих, написанные Святославом Рерихом. Имя Николая Рериха громкое, и не даром, - русский художник, за массив картин о Гималаях прозванный «мастером гор», путешественник, археолог, философ, общественный деятель, человек с мировой известностью, деятельность и талант которого общепризнанны. Такими именами принято гордиться. В 1935 году благодаря его инициативе был принят Пакт Рериха - первый в истории международный договор о защите культурного наследия во время военных действий. Заставить страны выполнять Пакт Рерих, понятно, никак не мог, но хотя бы слово было произнесено, на весь мир. Еще ранее, в 1929 году, Рерих предложил водружать над учреждениями культуры для охраны их во время военных конфликтов особый флаг - т.н. «Знамя Мира». «Разрушение музея есть разрушение страны». Николай Рерих, Дневник. Я любила бывать в московском Музее Рерихов. Мне приходилось слышать и читать об их учении Живой Этики (она же Агни-Йога), но я им так и не увлеклась. Однако картины говорили сами за себя, а легкий ореол мистики и тайны, веявший в старинных залах, добавлял очарования этому месту. После экскурсии по выставке я непременно спускалась в расположенный в подвальном помещении эзотерический магазинчик, где было немало интересного и необычного – от самого помещения под низкими белеными сводчатыми потолками до ящичков с самоцветными камнями и стенда с египетскими амулетами под бронзу. Над прилавками, заваленными специфической литературой и разными экзотическими вещицами, на полках стояли копии рериховских картин. (В последний год магазинчик, к большому моему сожалению, уже не работал, для меня это была потеря, и кто бы знал, что не последняя.) Во время посещений Музея мне, конечно, случалось рассматривать кольцо Нефертити – Елены Рерих в музейной витрине. Маленькое-маленькое, тонкое, как паутинка, с обколотым голубоватым камнем, с помятой темной проволочкой. Сильно время его потрепало. Может быть, оно и не принадлежало Нефертити. Но оно, несомненно, очень древнее, окутано тайнами, овеяно легендами, в которых есть место и Древнему Египту, и преданиям Индии, и Шамбале, и гималайским мудрецам, - ведь оно дошло к нам через века и времена. Хотелось бы верить, что не потеряется в вихре изменчивого мира и впредь. Мать-героиня Да какая она мать-героиня?! Нарожала от кого ни попадя, а теперь награду ей? Известие о том, что Зойке Карасёвой дадут медаль как многодетной матери, взбудоражило всю деревню. Громче всех возмущалась Зинаида Барсукова, дородная женщина, чьё слово имело авторитет среди местных кумушек... - Да какая она мать-героиня?! - кричала Зинка бабам, собравшимся у остановки на краю деревни, куда трижды в неделю приезжала автолавка. - Нарожала от кого ни попадя, а теперь - награду ей? Слыхано ли дело: пять детей и ни одного мужа! А туда же - в героини! Бабы кивали, скорее от нежелания ввязываться в дискуссию с Зинаидой, чем от согласия с ней. Зою в деревне знали как женщину работящую, нескандальную - в отличие от той же Зинки, которую за глаза здесь называли Зинкой-бузой. Но с этой громкоголосой тёткой большинство предпочитало дружить, ибо заиметь её в числе врагов было бы очень неосмотрительно. В юности Зоя и Зинаида тоже были подругами. Чёрная кошка пробежала меж ними, когда у обеих уже было по ребёнку... Непростая судьба досталась Зое. Родилась она старшей дочерью в большой семье, родители рано умерли. Отец, ветеран войны, в одночасье скончался, когда девушке едва исполнилось пятнадцать лет. Спустя год не стало и мамы - сгорела за неделю от воспаления лёгких. И 16-летняя Зоя осталась за обоих родителей для двух младших сестёр и брата. Хорошо, тётка по матери не оставляла племянников без поддержки, так что Зоя смогла даже окончить техникум в райцентре и получить профессию бухгалтера. Но вернувшись в деревню, работать пошла на ферму - там больше платили. Летом 80-го года девушка готовилась к свадьбе. Жених, деревский парень Серёжка Голованов, недавно вернувшийся из армии, был серьёзным, молчаливым и вполне надёжным в качестве будущего мужа. Но в августе, в разгар уборочной, оставшись однажды на дальнем поле на ночь сторожить технику, юноша погиб от руки лихих людей: то ли горючее пытались слить заезжие молодцы, то ли другое какое непотребство замышляли... Пуще родителей парня горевала невеста на могиле любимого. Знала она, что под сердцем уже носит ребёнка Сергея... Серёжа-младший родился весной 1981 года. В деревне 20-летнюю Зою не осуждали, скорее, сочувствовали ей. На месяц позже матерью стала и Зинаида. Тогда женщины ещё были подругами... Жизнь шла своим чередом. Дети подрастали, их матери работали. Но вскоре беда пришла и в дом к Зинаиде. Когда её доченьке было всего-то два с половиной года, Зининого мужа зашибло деревом на лесозаготовке. Овдовев, она ещё больше сблизилась с Зоей. Женщины тогда были почти неразлучны... Яблоком раздора для молодых матерей стал приезжий парень, молдаванин Мирон, который вместе с бригадой шабашников приехал в колхоз строить новый животноводческий комплекс. На одном из деревенских концертов черноволосый красавец обратил внимание на Зою, которая вдохновенно читала со сцены стихи о Родине. И началась долгая осада женского сердца... В конце концов Зоя сдалась, Мирон из колхозного общежития перебрался в её дом. Сёстры Зои тогда уже учились в городе, а 14-летний брат был даже рад новому жильцу. В деревне поначалу это событие встретили глухим шёпотом неодобрения. Но Мирон сразу показал себя хорошим хозяином: днём он ударно работал на колхозной стройке, а вечерами и в выходные принялся приводить в порядок родительский дом Зои. И вскоре старый домишко выпрямился, помолодел, глядя на улицу новыми рамами. Поставил Мирон и пристройку, значительно расширив жильё. Видя такие преобразования, деревенское сообщество успокоилось: хороший парень Зое достался. Ну, а молдаванин, так что с того? Все мы не без греха. Зато рукастый, не пьёт - что ещё женщине для счастья надо? И только Зинаида осуждала подругу за легкомыслие. Хотя и самой себе она вряд ли призналась бы, что Мирон тоже затронул её сердечко... Всё хорошо было у Зои с Мироном. Разве что отношения он не спешил узаконить. Но женщина этого и не требовала, просто наслаждаясь своим счастьем. Вскоре она снова стала мамой: у Зои родилась дочка Людмила. Ещё через два года - Наташа, за ней - Марина. Младшая девочка появилась на свет в 1990 году. Через месяц её отец уехал на родину на похороны бабушки, да больше так и не вернулся к Зое и детям... В единственном письме, которое он прислал через пару месяцев после отъезда, он признался женщине, что уже был до неё женат... Поохали деревенские жители, покачали головами, пожалели многодетную мать, да и стали дальше жить. Смирилась со своей участью и сама Зоя. Похудела, осунулась. И стала работать ещё злее, заглушая тяжёлые мысли трудом на пределе сил... Колхоз тем временем пытался вписаться в новые экономические условия. Да только плохо получалось у председателя, человека старой закалки, вести предприятие между острыми рифами дикого рынка. Процветавшее некогда хозяйство пошатнулось, людям стало нечем выплачивать зарплату... Среди деревенских жителей начались брожения, многие, побросав свои крепкие деревенские дома, отправились в города искать лучшей доли... Зое с детьми ехать было некуда. Кто ждал мать-одиночку в тех городах? Она по-прежнему работала на ферме, пользуясь теми немногими благами, которые ещё мог предоставить своим работникам колхоз: брала на складе по дешёвке зерно и комбикорм, молоко, держала по десятку поросят, корову, сажала большой огород, возила по выходным излишки в город на рынок. Во всём помощником ей был подросший Серёжа... Однажды Зоя замешкалась на рынке и опоздала на последний автобус, идущий в деревню. Остановиться в городе ей было не у кого, и женщина решила нанять частника, хотя это было для неё немыслимой роскошью. Водитель оказался весёлым и разговорчивым мужчиной, взял с Зои по-Божески и, подмигнув на прощание, произнёс: - Ежели что, обращайся, красавица, я всегда с радостью такую роскошную даму прокачу. "Скажет тоже - красавица, - думала Зоя, раздеваясь. - Может, и была когда красавица, да вся вышла..." Той ночью женщине не спалось. Сначала её терзали грустные мысли, потом, пожалуй, впервые за долгие годы из глаз Зои потекли горючие слёзы. Оплакивала она свою ушедшую молодость, несложившееся замужество и беспросветное бабье одиночество... Через неделю балагур-водитель сам появился на рынке перед прилавком, где Зоя торговала мясом. - Нашёл я тебя, красавица, - широко улыбаясь, произнёс он. - Взвесь-ка мне своего товара - на шашлычок. Зоя взвесила. А вечером у выхода с рынка её поджидала уже знакомая машина... Так завязался её роман с таксистом... Почти год встречались они по выходным. Егор был женат, младше Зои на целых пять лет, что очень смущало 38-летнюю женщину. Но несмотря на это, каждого рыночного дня она теперь ждала с лихорадочным нетерпением, словно снова вернулась в годы далёкой юности... Однажды утром Зоя вдруг ощутила... тошноту. "Не может быть", - промелькнула леденящая мысль. Впервые в жизни женщина купила в аптеке тест, трясущимися руками проделала все необходимые процедуры и долго ошарашенно смотрела на две чёткие полоски... Егору Зоя не сказала ничего, просто без каких-либо объяснений прекратила всякие отношения с ним. А сама долго металась, не зная, как поступить... Когда в деревне народ обратил внимание на выступающий живот многодетной матери, пересуды покатились, как снежный ком. И снова громче всех судила-рядила бывшую подругу Зинаида... Летом 2000 года у Зои родился младший сын Сашенька. Его появление на свет самым неожиданным образом принесло женщине непередаваемую радость. Она наслаждалась материнством, каждую свободную минутку стараясь проводить рядом с сыночком. Хотя работать ей теперь приходилось ещё больше... Прошло двадцать с лишним лет. Дети Зоины выросли, сами давно не по разу стали родителями, кроме Сашеньки. Старший остался в деревне, отстроил дом неподалёку от матери, занялся фермерством. Дочери живут в городах. А младший... за него сильнее остальных болит материнское сердце... Непростую стезю выбрал сын - погоны военного носит. А когда начались все эти события... тогда, в феврале... поняла сразу Зоя, что не минует чаша сия её мальчика... Не плакала, нет. Словно кто подсказал, подтолкнул - пошла в старую деревенскую церковь, где, кроме неё, собирались на службы и другие матери и жёны военнослужащих... Когда с Сашей пропала связь, Зоя чувствовала: жив сынок! Жив! Вскоре пришло известие: да, жив. Но ранен. Тяжело ранен... Сразу после этого Сергей, оставив за себя на хозяйстве зятя, отправился в военкомат. А потом пришёл к матери - за благословением. - Я должен, мам, - только и сказал он Зое. Она поцеловала старшего сына и по-матерински благословила. И осталась ждать теперь уже весточек от него... И вот сегодня из администрации позвонили с таким неожиданным известием... Решено наградить Зою медалью. Кто решил, почему решил? В деревне народ ломал свои головы... Как ни крути, но детей-то Карасёва родила вне брака... Вроде как, не положено таким матерям медали выдавать... Да только не могли люди знать, что незадолго до этого в госпиталь, где лежал Сашенька, пожаловало самое высокое армейское начальство, чтобы вручить героям награды. Суровый генерал прикрепил орден на больничную пижаму Александра Карасёва и, пожав молодому офицеру руку, спросил: - Может, у вас есть какие просьбы? Пожелания? И Саша, вытянувшись по стойке "смирно", ответил: - Так точно! Генерал улыбнулся: - Ну, давай, старлей, излагай. И Саша изложил: - Вот нас тут героями называют, орденами наградили... Нет, я благодарен, честно. Только вот, товарищ генерал, мама у меня... пятерых нас вырастила. Одна. Замужем не была никогда - так уж получилось. Всю жизнь работала - в колхозе на ферме, хозяйство держала... Разве она не героиня? А ведь ни разу даже грамоты какой не получила... Пока я тут, в госпитале, старший мой брат добровольцем пошёл. Разве нет в этом и заслуги нашей матери? Как вы думаете, товарищ генерал?.. - Да, парень... Таких просьб я ещё не слышал... - протянул военачальник. - А ведь прав ты, старлей, прав. Достойны ваши матери наград. И званий достойны. И у твоей мамы медаль будет, это я тебе обещаю! ...Медаль Зое вручали в областном центре. Сам губернатор поздравлял матерей, чей труд так высоко оценило государство. В самый разгар торжества в зал вошли два высоких мужчины в военной форме. Один из них, тот, что моложе, опирался на трость. У Зои, когда она увидела вошедших, подкосились ноги... Губернатор поддержал её за локоть... Сергей и Александр Карасёвы приблизились, остановились перед матерью, сняли головные уборы. Сергей опустился перед пожилой женщиной на одно колено. Саша вытянулся и замер по стойке "смирно"... И зал сначала робко, затем всё громче и громче стоя аплодировал седовласой матери, воспитавшей таких сыновей... И ни у кого из этих людей даже мысли не возникло, что недостойна Зоя этой награды...
Мир
👻В деревне пряталась смерть.
Большая смерть. Лейтенант Николай Захаров чувствовал её не по запаху — при температуре ниже минус тридцати всё мёртвое превращалось в лёд, — но он знал: она там, затаилась. Он сидел за буреломом на опушке леса и смотрел в бинокль на скопление крепких деревянных домов, прислушиваясь и высматривая любое движение. В их отряде, включая Захарова, было десять человек. Захаров просвистел по-птичьи, привлекая внимание остальных, и указал вперёд. Вместе с ещё шестью бойцами он выбрался из укрытия и, скрипя снегом под ногами, осторожно двинулся к деревне.
Небольшое поселение раскинулось на берегу реки. Когда-то это был старый торговый пункт, жители которого больше века скупали меха у местных. Но несколько минут кровавого безумия положили конец его существованию навсегда. На грязных улочках солдаты нашли истерзанные трупы и останки тел, застывшие среди льда в лохмотьях. По багровому снегу были разбрызганы сгустки крови и ошмётки плоти. Жители были разорваны на куски: повсюду валялись головы, конечности, внутренности — всё обглоданное, с проломленными черепами. За сараем нашёлся щенок лайки, слишком напуганный, чтобы даже скулить. То, что убило и сожрало людей, собаку трогать не стало.
Бойцы бесстрастно осматривали эту бойню. Они уже привыкли к подобным ужасам — для них это было не первое задание. Все они — фронтовики, каждый награждён медалью за боевые заслуги, у некоторых были нашивки за ранения. Захаров кивнул Овчину. Тот принялся осматривать укусы и следы когтей на трупах, затем занялся следами в розовых от крови сугробах, разглядывая их с разных сторон. Следы были размером с человеческие, но с тремя когтистыми пальцами, похожими на птичьи. Прежде чем вернуться и доложить, он внимательно осмотрел предместья деревни.
— Их было десять, товарищ лейтенант. Но прошли они здесь прошлой ночью. Откуда пришли? — спросил Захаров.
— С северо-востока. Ушли на юго-запад, — ответил Овчин.
Захаров кивнул, повернулся к Кравченко и сказал:
— Идём на северо-восток.
— За ними не пойдём? — удивился Кравченко.
— Нет, ими займутся другие отряды. Наша задача — найти провал. Доложите, что мы нашли следы нападения и что они ушли на юго-запад.
Тайная война длилась уже почти четверть века. О ней не писали в советских газетах и не говорили с трибун. Руководители государства и вопросы внутренней безопасности тут были ни при чём. Захаров вспомнил, как вернулся со своей первой поисково-карательной операции. Командир поздравил его, вручил орден Красной Звезды, а потом прямо сказал: если он хоть кому-нибудь расскажет о том, что видел, его отправят в исправительно-трудовой лагерь. На этой войне бывали затишья, но потом всё возвращалось на круги своя.
Никто в точности не знал, что это такое. Посреди зимы, во время долгих холодных ночей в Северной Сибири, в земле вдруг появлялись дыры, из которых в поисках живой человеческой плоти выбирались ужасные твари. Они никогда не охотились на животных — только на людей. И каждый раз Москве приходилось организовывать очередную кампанию по уничтожению этих кровожадных созданий. Так как ни к одному из известных человечеству видов они не относились, официального названия у них не было. Советские учёные спорили: являлись ли они диким мифическим народом — яманкасам, сибирскими чучуна, уральскими ментами? Во всех легендах их описывали как человекообразных обезьян или даже людей — возможно, выживших неандертальцев. Но те, кто нападал на населённые пункты и пастухов, не походили ни на людей, ни на обезьян. Неофициально их звали упырями — так на Руси издревле называли вампиров.
Когда рядом никого не оказалось, Кравченко спросил:
— Разрешите говорить прямо, товарищ лейтенант?
— Конечно, Сергей Павлович.
Несмотря на звание, в личном общении они разговаривали свободно. Смышлёные молодые младшие офицеры всегда прислушивались к советам старших рядовых и сержантов, и Захаров высоко ценил опыт Кравченко. Тот был в два раза старше его, успел повоевать и в Первую мировую, и в Гражданскую.
— Отряды расположены слишком далеко друг от друга, — сказал Кравченко. — Мы не можем поддерживать и координировать передвижение должным образом, чтобы перекрыть весь сектор. Если кто-то столкнётся с большой стаей упырей, их уничтожат раньше, чем придёт помощь. Я поднимал этот вопрос. Можно узнать, что ответил майор?
— Он ответил, что если рассредоточить силы, то можно прочесать большую территорию. Докладывают, что упырей очень много, поэтому он решил, что каждая группа справится с ними по отдельности.
— Верно, обнаружили пока немного. Но что, если их появится больше? Мы не знаем, сколько их ещё вылезет за зиму.
— Знаю, — Кравченко вздохнул. — Зачем Москва прислала сюда командира, у которого нет опыта подобных операций? Хватает того, что нас мало.
— У нас есть приказ. Ясно, товарищ лейтенант?
— Майор хоть сказал что-нибудь о запрошенной поддержке с воздуха?
— Нет. И я бы на неё не рассчитывал. Важнее всего сейчас помощь нашим товарищам, сражающимся в Сталинграде.
Убитые жители деревни так и остались лежать. Хоронить их придут другие. Деревня опустеет — селиться там никто не захочет. Отряд убрал оружие, сел на лошадей и отправился в направлении, откуда пришли упыри. Овчин шёл впереди, разведывал путь, высматривал следы: сломанные ветки, потёртые стволы деревьев, отпечатки лап на снегу. При этом никаких следов жизнедеятельности упыри не оставляли — ни экскрементов, ничего.
Отряд двигался осторожно, чуть в стороне от полосы следов, чтобы не затоптать их. Идти по следам было легко — твари совсем не пытались их скрыть. Внезапно бойцы услышали в отдалении протяжный вой. Этот вопль не мог принадлежать ни человеку, ни животному. Время от времени он раздавался снова и снова, с разных сторон. Бойцы обменялись тревожными, понимающими взглядами.
— Упыри, — пробормотал Кравченко.
Захаров поднял руку, приказывая остановиться, и осмотрел лес. Одно дерево сильно возвышалось над остальными. Он передал бинокль Овчину и сказал:
— Залезай туда, попытайся их рассмотреть.
Овчин привязал к валенкам «кошки» и полез прямо по стволу, пока не добрался до нижних веток. Затем залез на вершину. Какое-то время он сидел там, медленно осматривая округу, а потом спустился вниз.
— Товарищ лейтенант, в километре к северо-востоку двенадцать тварей движутся в нашу сторону, — доложил он. — Ещё десяток идёт к нам с юго-запада, в полутора километрах.
— Это, скорее всего, те, что уничтожили деревню. Видимо, нашли наши следы, выслеживают нас, — сказал Захаров и задумчиво почесал подбородок. — Можем окопаться и позвать другие отряды на помощь.
Кравченко помотал головой:
— Пока они доберутся, стемнеет. Они слишком далеко. Упыри отлично видят в темноте, у них будет преимущество.
— Значит, пока светло и они разделены, нападём первыми. Сначала уничтожим тех, кто идёт за нами, после чего доберёмся до остальных.
Кравченко ухмыльнулся, обнажив золотой зуб:
— Возьмём их на внезапность.
Отряд развернулся и двинулся в обратном направлении. Вскоре лошади начали ржать — их обоняние было острее человеческого, а упыри пахли отвратительно. Поднявшись на холм, бойцы спешились. Трое остались с лошадьми, Овчин и Каменский забрались на вершину, чтобы видеть окрестности, остальные во главе с Захаровым рассредоточились у подножия.
Впереди из леса вышли десять упырей. Это были худые, жилистые создания с голыми, полностью лишёнными шерсти телами. Передвигались они на четырёх лапах, как обезьяны, но, выпрямившись, достигали полутора метров в высоту. Их длинные костлявые передние лапы заканчивались кривыми чёрными когтями и почти доставали до земли. На задних лапах было по три когтя. Узкие морды с вытянутыми ушами, дырки вместо ноздрей, глаза, пылающие от голода. Они обнажили длинные слюнявые клыки и высунули синие раздвоённые языки.
Даже слабый свет заходящего солнца мешал им нормально видеть, поэтому солдат они заметили не сразу. В воздухе загорелась зелёная вспышка — сигнал о том, что отряд обнаружил упырей. Внезапно тишину разорвал сухой щелчок винтовки Овчина. Пуля попала упырю в левый глаз и вышла из затылка в облаке чёрного гноя. Тварь завалилась на спину. Остальные упыри судорожно оглядывались, ища источник шума. Головы ещё двоих разлетелись от точных попаданий. Затем они заметили солдат и, издав дружный рёв, бросились вперёд.
Один из упырей издал протяжный вой, разлившийся по лесу. От этого вопля у бойцов всё похолодело внутри. Твари бросились навстречу свинцовому урагану. Они спотыкались и падали, испещрённые пулями, их тела плевали чёрным гноем, окрашивая снег вокруг. Пара упырей попыталась зайти с левого фланга, но их ждали и уничтожили. Последняя тварь рухнула в нескольких метрах от линии обороны. Бойцы прекратили стрелять и перезарядили оружие. Адреналин медленно покидал их вены.
Захаров заметил, что Кравченко спокойно перевязывал запястье.
— Ранен? — спросил он.
— Кровь на кожу попала, — ответил тот. — Жжётся, как от кислоты.
Трупы упырей начали дымиться и разлагаться. Через несколько минут от них не осталось ничего, кроме вони и хлопьев пепла в воздухе. Даже костей не осталось. Там, где они лежали, больше ничего никогда не вырастет. Быстрое разложение делало невозможным детальное изучение этого вида, поэтому анатомия упырей оставалась неизвестной.
Захаров собрал в конверт немного пепла — у него был чёткий приказ по возможности собирать образцы. Все попытки взять упырей живьём проваливались: их нельзя было оглушить, на них не действовали никакие транквилизаторы. Исследования основывались на показаниях свидетелей, размытых фотографиях, липких следах и лабораторных анализах пепла. Упыри не имели общественной структуры или вожаков, не было замечено ни одной молодой или детской особи. Система воспроизводства оставалась загадкой. Все они выглядели одинаково и не имели каких-либо половых различий.
Отряд быстро вернулся к лошадям и устремился в погоню за другой стаей. Заросли леса становились плотнее, вынуждая двигаться медленнее. Когда они шли по склону вдоль замёрзшего ручья, окутанного тенью деревьев, Овчин резко дёрнул коня, замер и принялся подозрительно оглядываться. Подул ветер, лошади заржали.
— Засада! — закричал Овчин.
Лес огласил визг. Из-за скал и кустов на противоположном берегу ручья начали выпрыгивать упыри. Одному бойцу взмахом когтистой лапы оторвало голову — повсюду брызнула алая кровь, обезглавленное тело свалилось с лошади, словно поломанная кукла. Другого скинули с коня, оторвали руку, державшую ППШ, и рассекли череп. Лошадь третьего дико взревела, взбрыкнула и скинула седока. Тот упал, сломав ногу. К нему тут же подскочил упырь, выпотрошил живот и перегрыз глотку.
Бойцы быстро оправились от неожиданности и направили лошадей вперёд. Им удалось вырваться из засады, выйти на открытое место и начать отстреливаться, не вылезая из сёдел. Стаю уничтожили в два счёта. Вместе с санитаром отряд Захарова спрыгнул с лошадей и побежал к павшим товарищам. Двое были уже мертвы. Третий — тот, которому оторвали руку и рассекли голову, — на удивление был жив и в сознании. Он не кричал, проявляя стойкость, свойственную всем советским бойцам, но помочь ему было уже нечем. Санитар ввёл ему морфин, чтобы облегчить страдания, и держал на руках, пока тот не скончался.
Из-за того что вся операция была строго засекречена, никаких специальных наград за участие в ней не выдавали. Захаров не мог даже написать семьям погибших письма с соболезнованиями. Он мог представить их в списке отличившихся, но обстоятельства, при которых эти люди проявили себя, тоже были засекречены. Родственники никогда не узнают, при каких условиях погибли их близкие, — лишь то, что они умерли храбро и отважно, защищая Родину.
Отряд вернулся на первоначальный маршрут. Опускалась ночь, темноту подсвечивали лишь тусклые звёзды. Температура воздуха продолжала падать — она опустилась уже за минус пятьдесят. Цепочка следов была заметна даже при свете звёзд, поэтому они прошли ещё несколько часов, прежде чем остановиться на привал.
Посреди ночи Захаров очнулся от фырканья и топота лошадей. Он вскочил вместе с остальными, схватив оружие. Всё вокруг осветилось белым, затем тишину разорвали две автоматные очереди. Захаров выскочил наружу. В карауле стоял Каменский, и из ствола его пулемёта тянулась струйка дыма.
— Вон там, — сказал он, указывая направление. — Двое. Вспышка их ослепила, я подстрелил обоих.
В небе висела сигнальная вспышка. Отряд разбежался по лагерю и занял оборону. Затем вернулась тьма. Все сидели тихо, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Ночной лес, казалось, дышал угрозой. Луна висела в небе, но ничего не происходило, и вскоре лошади успокоились.
— Думаю, больше не будет, — произнёс Овчин.
Бойцы расслабились. Захаров подошёл к Кравченко, который рылся в куче пепла, оставшегося от упырей.
— Повезло нам, — сказал лейтенант. — Всего двое, и лошади учуяли их раньше, чем они успели подобраться ближе.
Сержант нахмурился:
— Это-то меня и тревожит. Почему, товарищ лейтенант? Упыри не обладают разумом — не в нашем понимании, — но и тупыми их назвать нельзя. Они хитры, как любые хищники. Весь день они перекрикивались, общались, рассказывали друг другу про нас и другие отряды. Сигнальные ракеты показали им, где мы находимся. К сожалению, поделать мы ничего не можем — рации у нас нет. Уверен, упыри всё о нас знают, и сколько нас тоже. Так почему они нападают только небольшими стаями? Если их мало, почему не оставить нас в покое и не поискать добычу полегче?
Отряд отправился дальше. Когда за деревьями появились первые тусклые лучи солнца, Овчин заметил что-то в стороне от маршрута и отошёл, чтобы рассмотреть получше. Он слез с лошади, осмотрел землю. Захаров подъехал к нему, чтобы выяснить, что тот нашёл. Овчин расчистил снег, вытащил несколько поломанных пожелтевших костей, обрывки камуфляжной формы, чёрные пуговицы, остатки сапог и портупеи.
— Ещё одна жертва упырей? — поинтересовался Захаров, склоняясь рядом.
— Так точно, товарищ лейтенант. Но этот бедняга умер давно.
Овчин наклонился и извлёк из разорванного кармана личное удостоверение с поблекшей красной корочкой. Он был неграмотным, поэтому передал его Захарову. Лейтенант с интересом осмотрел документ. НКВД. Рядом лежал ржавый наган. Захаров отщёлкнул барабан — все семь пуль были выпущены.
— Без боя он не сдался, — сказал лейтенант. — Последний патрон приберёг для себя.
Овчин показал кожаный планшет — потрескавшийся, изношенный, но в остальном целый. Захаров заглянул внутрь. Бумаги — старые, пожелтевшие. Отряд поспешил дальше.
На западе над лесом появилась жёлтая вспышка, следом послышалась плотная автоматная стрельба, которая только усиливалась.
— Кто-то из наших тоже нашёл упырей, — заметил Кравченко, удерживая лошадь за уздцы.
Вскоре стрельба стихла, появилась зелёная вспышка.
— Всё уничтожено. Идём дальше, — сказал Захаров.
Отряд остановился на привал после обеда. Лейтенант изучил бумаги погибшего энкаведиста. Он раскрыл удостоверение: фотография молодого крепкого парня, номер, дата и место выдачи, звание, должность. Затем принялся разбирать содержимое планшета. Внутри нашлась стопка связанных воедино разрозненных листов бумаги, пожелтевших от времени, покрытых влажными пятнами. Захаров развязал стопку и начал читать с верхнего листа.
— Он пытался доставить это командованию, — сказал он. — Это вестовой от Владимира Орлова, комполка. Когда на них напали упыри, Орлов понял, что полк обречён, и отправил бумаги с ним.
— И что в них особенного? — спросил Кравченко.
— Орлов командовал не просто поисково-карательной операцией, — ответил Захаров. — Судя по этим бумагам, у него было особое задание от Глеба Бокия, сотрудника НКВД, курировавшего исследования паранормальных явлений. Изучение природы упырей получило кодовое название «Операция Аид».
Он достал следующую страницу.
— Эти документы Орлов нашёл в деревне под названием Туруханск. Здесь записаны показания белого офицера по фамилии Гришин, попавшего в плен к красным партизанам в марте 1920 года — практически сразу после первых сообщений об упырях. Гришин был из дворян, до революции состоял в черносотенной организации, а с началом Гражданской войны примкнул к белым и служил при штабе Колчака. В ноябре 1919-го, когда пала Омская армия Колчака и белые были вынуждены отступить, его отправили с секретным заданием.
Бойцы внимательно слушали. Вокруг, словно потерянная душа, стонал ветер. Несмотря на тепло в палатке, многие дрожали. Захаров продолжал, не отрывая взгляда от страниц:
— Будучи оккультистом, Гришин заявил, что в его задачу входило провести ритуал чёрной магии где-то в Арктике и призвать упырей, чтобы те помогли белым победить большевиков. Вероятно, Колчак узнал о существовании этих тварей в ходе двух полярных экспедиций, в которых участвовал перед Первой мировой.
— Но если всё так, то эффект вышел не таким, как ожидалось, — заметил Кравченко. — Упырей невозможно контролировать. Они убивают всех, невзирая на политику.
— Гришин говорил, что не мог ничего исправить. Но даже если бы и мог, после допроса его всё равно казнили. Через месяц в Иркутске взяли и Колчака, но на допросах тему упырей не поднимали — никто не подозревал белых в том, что их выпустили именно они. Колчака, разумеется, тоже казнили. Но по какой-то причине документы до Москвы так и не дошли. О них забыли. Бумаги пылились в Туруханске, пока Орлов их не нашёл.
— А что с «Операцией Аид»? — спросил кто-то из бойцов.
— Бокия казнили во время чисток. Паранормальные исследования впали в немилость.
Кравченко раздосадованно помотал головой и кинул окурок в печку.
Опустилась ночь. По мере приближения к хребту почва становилась всё более каменистой. На голых камнях Захаров не видел следов, но Овчин замечал сдвинутые камни, надломленный лёд, собранный мох. Отряд двигался дальше. Противоположный склон хребта резко обрывался, осталась лишь узкая тропа, ведущая вниз. Овчин ехал впереди всех, затем остановился, позвал остальных и указал вперёд.
След наконец обрывался. Там, откуда всё начиналось, был не ровный провал — примерно три метра в диаметре, окружённый замёрзшей почвой. Бойцы заглянули вниз. В нос ударил едкий запах. Лошади задергались, начали ржать и фыркать. Бойцы спешились и достали оружие.
— Погудин, — сказал Захаров.
Вперёд вышел сапёр отряда.
— Пора отрабатывать харчи. С ним двое — будете прикрывать.
Погудин вытащил из седельной сумки две небольшие мины и в компании двух рядовых отправился вниз.
— Товарищ сержант, кто-нибудь пробовал пройти через дыру туда, откуда они лезут? — спросил Каменский.
— Одна команда пыталась, — ответил Кравченко. — Никто не вернулся. Овчин верит, что они выходят из нижнего мира, где живут злые духи. Говорит, что они там рождаются и сразу лезут на поверхность.
Кравченко пожал плечами:
— Кто знает? Его народ жил здесь задолго до того, как сюда пришёл белый человек. Они знают эти края лучше нас.
Команда подрывников зажгла фальшфейеры. В их тусклом свете стало понятно, что эта дыра была входом в туннель, который под углом уходил глубоко под землю. В глине и вечной мерзлоте подобные геологические образования не были редкостью для топографии Сибири, но эта пещера определённо была не природного происхождения. Она была слишком ровной, слишком однородной. Как именно упыри её вырыли, оставалось загадкой.
Далеко в туннеле послышались шаги — звонкие шлепки босых ног и скрежет когтей по камню. Погудин работал быстро, раскладывая мощную взрывчатку в самых уязвимых местах туннеля. Он вставил в шашки капсулы и подсоединил к ним короткие запальные шнуры, а в конце примотал их к одному длинному, чтобы все шашки сдетонировали одновременно. Охранявшие его солдаты зажгли фальшфейеры и бросили их дальше в туннель, но света не хватало, чтобы разглядеть движение.
Звук шагов стал громче и ближе. Послышалось шипение. Шаги ускорились, их стало больше. Бойцы заметили в темноте отблески немигающих глаз.
— Идут! — крикнул Овчин.
— Шевелись! Держите их! — ответил Погудин. — Я почти закончил!
Когда раздались яростные вопли, бойцы кинули в туннель ещё по фальшфейеру, чтобы ослепить противника, и открыли огонь. В узком пространстве пещеры винтовки и ППШ пули высекали искры из каменных стен. На землю упали опустошённые диски. Вопли стихли. Бойцы перестали стрелять, в ушах звенело. Овчин кашлял от порохового дыма.
Передышка оказалась короткой. Снова послышались шаги. Бойцы развернулись и бегом направились к выходу из провала. Оказавшись на поверхности, они заметили, что остальной отряд уже отошёл на безопасное расстояние. Втроём они направились к ним. Позади из провала поднялся столб дыма и обломков.
Захаров подождал, пока осядет пыль, затем подошёл к краю провала. Тот был полностью завален. Лейтенант удовлетворённо кивнул и вернулся к остальным.
— Отлично сработано, товарищи, — сказал он.
Но Овчин тревожно замер. Его обычно непроницаемое азиатское лицо исказилось от ужаса. Он указывал на север. Захаров нахмурился и достал бинокль. От увиденного его сердце замерло.
— В чём дело? — спросил Кравченко.
Вместо ответа лейтенант передал ему бинокль. Кравченко посмотрел и выругался по-украински. В нескольких сотнях метров от них из воронки в земле поднималось облако пыли. Из этой воронки выползали упыри — десятки и десятки тощих тварей, освещённых ярким светом полярного сияния.
— Полноценное вторжение, — сказал Кравченко.
Захаров мрачно кивнул:
— Вот почему упыри нападали на нас малыми силами. Они заманивали нас на север, растягивали наши силы. Мы здесь — единственная линия обороны.
Лейтенант запрыгнул в седло.
— Отходим! — скомандовал он.
Отряд отступал к хребту. За их спинами поднялся жуткий вой — упыри их заметили и ускорили темп, зловеще сверкая глазами. Захаров прекрасно знал, что они способны бежать быстрее лошадей и гораздо выносливее их. В этом забеге победить было невозможно.
Когда они добрались до вершины, Захаров скомандовал остановиться. Затем он схватил Погудина за рукав и приказал:
— Лети сломя голову, предупреди майора.
Он сунул ему в руки планшет с документами и блокнот с данными о местоположении провала.
— Есть, товарищ лейтенант! — ответил Погудин, пришпорил лошадь и ускакал.
Захаров повернулся к Кравченко и напряжённо прищурился:
— Их нужно задержать, чтобы Погудин успел уйти.
Кравченко коротко кивнул, спешился и обратился к бойцам:
— Товарищи, будем держать оборону здесь. Ни шагу назад!
Все прекрасно знали, что означали его слова, но подчинились беспрекословно. Сейчас они сражались не за Сталинград, не за коммунизм, даже не за Родину. Они сражались за то, за что сражались все воины с начала времён, — за самих себя.
Они спешились и заняли оборону среди валунов на вершине хребта. Достали запасной боекомплект и отпустили лошадей — держать их дальше смысла не было. В других местах склоны хребта были слишком отвесными, чтобы обойти его. Упырям придётся прорываться здесь.
В небо взлетела красная вспышка, хотя все понимали, что это бесполезно — подмога к ним не успеет. Овчин улёгся на камне и принялся отстреливать тварей настолько быстро, насколько это было возможно. Вскоре к нему присоединился Каменский с пулемётом. Его диск медленно вращался, на землю летели пустые гильзы. Свет ракеты погас, и снова опустилась тьма.
— Приготовиться! — крикнул Захаров.
На холм накатывалась скрипящая волна смерти.
— Огонь!
Затрещали ППШ. Упыри в первых рядах спотыкались и падали, но их место тут же занимали другие. Невзирая на потери, твари продолжали наступать, перепрыгивая через павших. Бойцы расстреливали их толпами. В воздухе появился едкий дым от разлагающихся трупов. Они швыряли гранаты — раскалённые осколки разрезали серые тела. Холм превратился в бойню. Упыри продолжали наступать — конца и края этой лавине не было видно. Из провала вылезали новые твари.
Отряд мог сдерживать их, пока хватало патронов. Но вскоре, скрипя зубами, бойцы вставили последние диски. Один за другим те пустели, и волна голодных упырей бросалась вперёд. Двое бойцов подорвали себя гранатами, забрав с собой несколько тварей. Кравченко отбросил бесполезный пистолет-пулемёт, вытащил штык-нож и вонзил его в брюхо ближайшему упырю. Он распорол ему живот, но оттуда вывалились не внутренности, а густой кислотный гной. Лезвие ножа расплавилось, гной прожёг рукавицу сержанта и попал на кожу. Овчин выпустил в голову твари последнюю пулю, затем схватил винтовку за ствол и принялся орудовать ею, словно веслом, проломив прикладом череп ещё одному упырю и оторвав голову третьему.
Каменский яростно защищался. Встав на ноги, он поливал упырей свинцом с бедра. Когда патроны закончились, он отшвырнул пулемёт и вытащил сапёрную лопатку. Одна сторона лезвия была остро заточена, так что её можно было использовать как топор. Словно боевой секирой, он крушил набегающих упырей, разбрызгивая по скалам зловонный гной. Смеясь и грязно ругаясь на идише, он был похож на древнего воина. В один момент волна упырей накрыла его и разорвала на части.
В обойме ТТ Захарова было восемь патронов. Семь из них он выпустил в ближайшего упыря. Затем, заметив, что к нему бросились сразу трое, он прижал ствол пистолета к виску и нажал на спусковой крючок.
Неделю спустя, когда в небе над хребтом появились самолёты, с их борта не было видно ни обглоданных костей Захарова, ни останков его товарищей. Однако огромный кратер посреди тундры был отлично заметен. Бомбовые люки самолётов были забиты под завязку.
Тайная война продолжалась.
2
Лейтенант Николай Захаров не успел спустить курок. В тот момент, когда его палец уже дрожал на спусковом крючке, воздух разорвал оглушительный грохот. Земля под ногами задрожала, и волна упырей, готовых сомкнуться над ним, отшатнулась назад, ослеплённая яркой вспышкой. Захаров инстинктивно рухнул на землю, закрыв голову руками. Над хребтом пронесся низкий гул, а затем — серия взрывов, от которых камни вокруг раскололись, а снег окрасился в черный цвет.Это была авиация. Погодин успел. Самолёты, о которых никто уже и не смел мечтать, прилетели с севера, их силуэты едва различались на фоне полярного сияния. Сбросив груз, они развернулись и улетели, оставив после себя дымящиеся воронки и горы разорванных тел упырей. Тишина, наступившая после грохота двигателей, казалась оглушительной. Захаров медленно поднялся, оглядываясь. От его отряда остались только он сам да Кравченко, который, тяжело дыша, стоял в нескольких метрах от него, опираясь на обугленный ствол винтовки. Его лицо было покрыто сажей и кровью, но глаза горели упрямством.— Жив, товарищ лейтенант? — прохрипел сержант, сплевывая кислотный гной, попавший ему на губы.— Жив, Сергей Павлович, — ответил Захаров, все еще не веря в спасение. Он убрал пистолет в кобуру и поднял с земли бинокль, чудом уцелевший в бою. — Погодин добрался до майора. А мы… мы сделали все, что могли.
Кравченко коротко кивнул, вытирая лицо рукавом. Впереди, у подножия хребта, дымились останки упырей, их тела стремительно разлагались, оставляя лишь хлопья пепла. Но воронка, из которой они вылезли, все еще зияла черным провалом, словно насмехаясь над их усилиями. Захаров подошел к краю, заглянул вниз. Глубина уходила в бесконечность, и оттуда доносился слабый, но зловещий шорох.— Это не конец, — тихо сказал он. — Мы только заткнули дыру. Они вернутся.
Кравченко подошел ближе, бросил взгляд в бездну и сплюнул.
— Вернутся, товарищ лейтенант. Но не сегодня. А мы будем готовы.
Отряд — то, что от него осталось, — двинулся обратно к месту сбора. Двое выживших шли пешком, ведя за собой единственную уцелевшую лошадь, которая каким-то чудом пережила бойню. Холод усиливался, температура упала ниже минус пятидесяти, и каждый шаг отдавался болью в измученных телах. Но Захаров не позволял себе расслабиться. В его голове крутились слова из документов, которые Овчин нашёл у погибшего сотрудника НКВД. Операция «Аид». Вампиры, призванные безумным оккультистом Гришиным. И провалы, которые появлялись в сибирской земле, словно врата в иной мир.
Когда они добрались до лагеря, их встретил майор Соколов — суровый мужчина с седыми висками и шрамом через всю щёку. Погодин стоял рядом, его лицо было бледным от усталости, но глаза светились гордостью. Он выполнил приказ. Захаров молча передал майору планшет и блокнот, а затем доложил:
— Провал на хребте засыпан, товарищ майор. Но появился новый, в нескольких сотнях метров к северу. Их десятки… возможно, сотни. Это не просто твари. Это вторжение.
Соколов выслушал его, не перебивая, затем взял документы и принялся их просматривать. Его взгляд задержался на показаниях Гришина, и он нахмурился.— Значит, белые призвали их, — пробормотал он. — А теперь расхлёбываем. Что ж, лейтенант, вы и ваш отряд сделали больше, чем я ожидал. Но война с этими тварями только начинается.Отряд — то, что от него осталось — двинулся обратно к точке сбора. Двое выживших шли пешком, ведя за собой единственную уцелевшую лошадь, что каким-то чудом пережила бойню. Холод усиливался, температура упала ниже минус пятидесяти, и каждый шаг отдавался болью в измученных телах. Но Захаров не позволял себе расслабиться. В его голове крутились слова из документов, что нашел Овчин у погибшего сотрудника НКВД. Операция «Аид». Упыри, призванные безумным оккультистом Гришиным. И провалы, что появлялись в сибирской земле, словно врата в иной мир.Когда они добрались до лагеря, их встретил майор Соколов — суровый мужчина с седыми висками и шрамом через всю щеку. Погодин стоял рядом, его лицо было бледным от усталости, но глаза светились гордостью. Он выполнил приказ. Захаров молча передал майору планшет и блокнот, а затем доложил:— Провал на хребте засыпан, товарищ майор. Но появился новый, в нескольких сотнях метров к северу. Их десятки… сотни, возможно. Это не просто твари. Это вторжение.Соколов выслушал, не перебивая, затем взял документы и принялся их листать. Его взгляд задержался на показаниях Гришина, и он нахмурился.— Значит, белые их призвали, — пробормотал он. — А мы теперь расхлебываем. Что ж, лейтенант, вы и ваш отряд сделали больше, чем я ожидал. Но война с этими тварями только начинается.Он повернулся к Погодину:
— Радист уже связался с Москвой. Они высылают подкрепление. Тяжелую артиллерию, саперов, даже ученых. Если эти упыри лезут из-под земли, мы загоним их обратно. Или засыплем все провалы, пока не останется ни одного.Захаров кивнул, но в его груди зрело беспокойство. Он вспомнил слова Кравченко о том, что отряды слишком рассредоточены. Если упыри начнут наступление по всему фронту, даже подкрепление может не успеть. А еще оставался вопрос: откуда они берутся? Гришин призвал их, но что поддерживает эти провалы? Что питает тварей?--На следующий день лагерь превратился в укрепленный пункт. Прибыли новые отряды, с ними — грузовики с боеприпасами и взрывчаткой. Ученые, о которых говорил майор, оказались группой молчаливых людей в штатском, вооруженных странными приборами и кипами бумаг. Один из них, невысокий мужчина с густой бородой и в круглых очках, подошел к Захарову.— Лейтенант Захаров? Меня зовут профессор Лебедев. Я из Особого отдела НКВД. Нам нужно поговорить о том, что вы видели.
Захаров коротко рассказал о провале, о следах, о поведении упырей.Лебедев слушал, делая пометки в блокноте, а затем спросил:
— Вы упомянули документы Орлова. Операция «Аид». Вы читали показания Гришина. Скажите, лейтенант, вы верите в сверхъестественное?Захаров замялся. Он был солдатом, фронтовиком, привыкшим доверять тому, что видит своими глазами. Но после всего пережитого…— Я верю в то, что видел, товарищ профессор. Эти твари — не звери и не люди. Они что-то другое. И если Гришин их призвал, значит, есть способ их остановить.Лебедев кивнул, словно ожидал такого ответа.
— Мы изучаем пепел, что вы собрали. В нем есть элементы, не известные науке. А туннели… они не вырыты когтями. Их стены спеклись, как будто их прожгли чем-то изнутри. Это не просто дыры в земле, лейтенант. Это проходы. И мы должны выяснить, куда они ведут.---Через неделю началась новая операция. Захарову поручили возглавить один из отрядов, усиленный саперами и тяжелым вооружением. Их цель — найти и уничтожить главный провал, из которого лезли упыри. Лебедев предположил, что где-то в глубине Сибири есть «сердце» — источник, поддерживающий эти туннели. Возможно, следы ритуала Гришина все еще там.Отряд двинулся на северо-восток, туда, откуда, по словам Овчина, пришли первые твари. Путь был долгим и тяжелым: метели заметали следы, лошади выбивались из сил, а вой упырей раздавался все чаще. Но теперь они были не одни. С воздуха их прикрывали самолеты, а позади двигались колонны с артиллерией.На третий день пути они наткнулись на огромный кратер, окруженный обугленными деревьями. В центре возвышался каменный алтарь, покрытый вырезанными символами. Рядом лежали кости — не человеческие, а странные, искривленные, словно принадлежавшие самим упырям. Лебедев, осмотрев алтарь, побледнел.— Это он, — прошептал он. — Место ритуала. Гришин открыл врата… но не закрыл их.Захаров сжал винтовку.
— Тогда мы это сделаем за него.Саперы заложили взрывчатку вокруг кратера, а Лебедев с помощниками установил приборы, чтобы зафиксировать любые аномалии. Когда все было готово, отряд отошел на безопасное расстояние. Взрыв прогремел так, что земля содрогнулась на километры вокруг. Кратер обрушился, погребая алтарь под тоннами льда и камня.Но когда пыль осела, из-под земли донесся низкий, утробный гул. Упыри не появились, но Захаров знал: они все еще там, в глубине. Война не закончилась. Она лишь затихла, чтобы вспыхнуть вновь.— Мы найдем их источник, — сказал он Кравченко, глядя на засыпанный провал. — И уничтожим его. Даже если придется спуститься в ад.Сержант ухмыльнулся, обнажив золотой зуб.— Тогда я с вами, товарищ лейтенант. Кто-то же должен прикрывать ваш тыл.И отряд двинулся дальше, в бескрайнюю сибирскую тьму, где их ждали новые битвы и новые тайны. www.seaart.ai/ru/cyberPubPage/cvbphu5e878c738a8vmg Кольцо Соломона.
Оно призвано защитить мага от воздействия вызываемых им духов и демонов и подчинить их своей воле. В повседневной жизни кольцо Соломона дает его обладателю огромную силу и власть над миром духов, которые подчиняются любым его желаниям.
В обычном представлении, таинственная сила Соломонова перстня основана на выгравированной надписи − «И это пройдет», свидетельствующая о высокой мудрости его владельца, и несокрушимой силе справедливости. Не секрет, что все восточные талисманы имеют одну общую черту: они содержат какие-то изречения.
У мусульман, например, это изречения из Корана.
Что касается перстня царя Соломона, то он не приносил несчастья людям, он лишь помогал хозяину быть всегда в нормальном расположении духа, не радоваться временным успехам и не печалиться от каких-то потерь. Он способствовал мудрости его владельца и вселял в людей надежду, что главное в жизни – это Жизнь. Известно, что этот перстень хранится в гробнице Соломона и его стерегут фантастические драконы. В Восточных странах считается, что обладатель такого перстня становится повелителем своих страстей и бесплотных сущностей, которые должны повиноваться ему. Но большинство уверены, что магическая сила этого перстня утратилась со смертью его владельца.
Перстень Юлия Цезаря.
Считается, что его перстень имел огромную силу, направленную на покорение других народов и уничтожение врагов. Скрытые силы его кольца дали владельцу неограниченную власть, которой Цезарь не смог разумно распорядиться. Но кроме агрессивных сил, заключенных в перстне Цезаря, были и другие, направленные на подавление и уничтожение его пороков: агрессивности, жажде власти, мстительности, убийства друзей и военачальников. Кольцо развязало руки этим силам и как результат – Цезарь был убит от рук своих друзей, среди которых был и Брут. Так в 44 года, в расцвете своих физических и полководческих сил, ушел из жизни великий узурпатор, военный стратег и писатель Гай Юлий Цезарь.
Нет смысла перечислять все известные миру мистические кольца или перстни.
Скажем откровенно, не всегда они служили своим владельцам оберегами, не всегда притягивали к себе золото, богатство, власть и продлевали властителям жизнь. Скорее всего, было всё наоборот, о чем свидетельствуют трагические и короткие жизни их владельцев. Нас интересует не столько далекая история и не столько знаменитые личности, сколько своя, отечественная история и своя великая личность. Мы хотим как можно больше узнать о магическом кольце Елены Петровны Блаватской, с которым она никогда не разлучалась и с которым прожила не очень долгую жизнь.
Оккультное кольцо Блаватской
Об оккультном кольце Елены Блаватской написано не столь много, как бы нам хотелось. Даже не знаем почему, ведь мистика, оккультизм, эзотерика и магия для Елены Петровны были любимыми науками. А ее кольцо имеет непосредственное отношение к ним. В поисках такого материала можно составить хронологию событий из жизни Е.П.Б. и написать небольшой роман.
К счастью, сохранились подлинные записи ее современников, которые более или менее дают возможность прояснить эту запутанную историю с ее кольцом. В своем рассказе мы будем следовать за данными мистера Гарри Бенджамина, исследователя Блаватской, сделавшего попытку разобраться с этой интригующей историей и написавшего статью «История оккультного кольца Блаватской».
Статья Бенджамина состоит из двух разделов. Первый – это собственноручное письмо автора с колонтитулом – «Теософские курсы по переписке», датированное 2 марта 1979 года. Оно очень краткое, но емкое по насыщенной информации, и размещено на трех страницах. Вторая часть статьи служит продолжением первой, она отпечатана на машинке, без колонтитула и не подписана. Называется статья «Кольца Е.П. Блаватской». Нам очень жаль, что вследствие неизвестных причин, Гарри Бенджамин не смог свое дело довести до конца, хотя рассказал он нам много интересного.
И так, первое упоминание о загадочном кольце Блаватской встречается в теософском журнале «Теософист», где теософский историк И.В. Теллем сообщил, что «Олькотт передал кольцо Блаватской − Джаджу». Такое сообщение послужило сигналом для раскручивания истории о магическом кольце Елены Блаватской. Известно, что по объему, весу и стоимости оно в десятки раз, если не в сотни, дешевле колец могущественных лиц. Елена Блаватская вела очень скромный образ жизни, всегда нуждалась в деньгах, а когда они появлялись, то уходили на Теософское Общество, его существование и развитие. Кроме того, деньги угодили на содержание журналов и издание собственных книг. Не отрываясь от него, мы последуем за увлекательным исследователем.
Выдавая себя за правдивого и скрупулезного исследователя, Гарри Бенджамин, в тоже время, вносит путаницу в столь щекотливый вопрос. Он часто пользуется непроверенной информацией и без названия источника, использует ее в своей статье. Хотя его рассказ очень занимательный и несет ценную информацию для всех читателей.
«Точная копия кольца, принадлежащая мне, доказывает, что оригинал кольца Блаватской имел тайник. Моё кольцо было передано мне шведским членом Теософического Общества миссис Эллин Клингстранд, которая, в свою очередь, получила его от своего друга графа Вахмейстера. Кольцо было передано графу его матерью графиней, которая поведала ему, что когда-то сказала Блаватской, что хотела бы иметь точно такое же кольцо, как у неё, если только это возможно. Блаватская дала его ей; оно было точно таким же, но размером меньше, т. к. кисти рук у Е.П.Б. были довольно пухлыми».
Изготовила ли Елена Петровна копию своего кольца у ювелира или же материализовала его путем осаждения, остается только догадываться.
Гари Бенджамин придерживался более реалистического мнения, что оно было изготовлено ювелиром, хотя были и другие мнения. Читатель в большом затруднении, чьи слова привел в своем отрывке Гарри Бенджамин: свои, Олькотта или кого-то другого? Где искать этого правдивого автора, на которого можно положиться? У нас есть много к нему вопросов. Но источника информации Бенджамин не называет. Затем начинается новая загадка. Снова приводится отрывок, непонятно из какого текста, и кто является его автором.
Мы приводим его полностью:
«Миссис Клингстранд отдала своё кольцо мне после того, как она, мучившись вопросом о том, кому же его передать, однажды утром получила по почте копию Членского бюллетеня Ложи с [моей] статьей «Следование традиции Блаватской». Тогда она поняла, что я – тот, кто должен его получить. Не желая дожидаться своей смерти или посылать кольцо почтой, она решила приехать в Англию и передать мне его лично. В письме она ничего не сказала мне про кольцо, но я поделился с Гарри, что раз мне оказано так много любезностей со стороны шведских теософов, то было бы неплохо, если бы мы пригласили миссис Клингстранд к себе на день или два, что позволило бы ей выполнить то, что она задумала.
Конечно, моё кольцо с секретом, но он так хорошо сделан, что его легко не заметить, если не искать его специально.
Когда Борис Цырков несколько лет назад был в Уитоне во время пребывания там Шри Рама, тогдашнего Президента Международного ТО, Борис спросил его, нет ли у него в кольце, которое он носит, секрета. Шри Рам уверил его, что секрета нет, снял кольцо со своей кисти и протянул его Борису. Это было то самое кольцо, которое Анни Безант носила после смерти Блаватской, заявляя, что оно оккультное, но Джадж тогда сказал ей, что оно не является таковым, что оно подделано, что это он – обладатель оккультного кольца. Кольцо Анни Безант переходило от Президента к Президенту и, предположительно, именно его носит сегодня Джон Коутс (президент ТО в 1973–1979 г. – Прим. пер.).
Чтобы быть вдвойне уверенным в отсутствии секрета и подтвердить, что Борис не мог ошибиться, я перепроверился.
Когда Дадли Барр, в то время Президент Канадской секции ТО, был в Лондоне по пути на Международный Теософический Конгресс, он позвонил мне в надежде увидеться. Встреча состоялась и я показал ему моё кольцо, рассказав ему всё, что мне удалось узнать о его истории. Я попросил его при встрече со Шри Рамом, для полноты достоверности, попросить ещё раз показать его кольцо. Шри Рам показал кольцо Дадли Бару, и Дадли потом заверил меня, что кольцо – без секрета.
Конечно, есть несколько копий настоящего кольца, но конкретно это копией оккультного кольца не является.
Джадж передал своё оккультное кольцо Катрин Тингли, от которой оно перешло к Пурукеру. Я достоверно знаю, что это был оригинал кольца, потому что оно было в моём распоряжении наряду с прочим содержимым сейфов Пурукера, а после смерти Пурукера по его указанию я передал его Председателю Кабинета, Иверсону Харрису.
Это было то самое кольцо, которое Джадж передал Тингли. Непосредственно перед своим последним путешествием в Европу Катрин Тингли надевала это кольцо на мой палец. Она сказала мне: «Теперь ты всегда будешь знать, что однажды кольцо Е.П.Б. было на твоём пальце».
Трудно установить, откуда взят этот отрывок, кто разговаривал с нами о кольце Блаватской, сам автор статьи или кто-то другой, имеющий прямое отношение к названной теме. Мы действительно получили очень ценную информацию, поэтому хотим знать, кто ее автор и какую роль он играл в жизни Елены Блаватской.
Наконец, мы попадаем в круг размышлений самого автора и верим, что это его слова, а не кого-то другого, потому что они написаны, как будто бы от имени Гарри Бенджамина: «О камне в кольце: иногда его называли агатом, но Е.П.Б. говорила, что это был гематит (кровавик). Миссис Кристмас Хамфрис, сама ювелир с собственной зарегистрированной фирменной маркой (клеймом), описала мне недоразумение, произошедшее по причине того, что некоторые люди думают, что гематит красный. На самом деле это не так, за исключением случаев, когда на него падает свет, – тогда он начинает пылать. Чтобы провериться ещё раз, я посетил ведущего ювелира в Вортинге, на рудниках, описал ему камень и спросил, что это может быть; леди немедленно ответила мне: «гематит». «Не агат?», – спросил я. «Нет», – ответила она. «Я это знаю, т.к. мой камень рождения – гематит».
Показательно, что Британская Энциклопедия утверждает, что гематит – символ Мученичества!»
И дальше такая запись: «Настоящее кольцо [речь идёт о кольце Джаджа – прим. Пер.], было передано полковнику Конгеру, когда он сделался Главой Общества в Пойнт Лома, а после его смерти кольцо принял Джеймс Лонг. Предположительно, сейчас его носит Грейс Кнох». И под документом cnjbn подпись: Мистер Гарри Бенджамин.
Выясняется, что кольцо Блаватской было не просто кольцом, а перстнем. В нем был драгоценный камень гематит (кровавник), что по данным Британской Энциклопедии, есть символом мученичества. Узнаем, что когда на него падает свет, он начинает пылать. Позже выясняется, что у Блаватской было кольцо с двумя камнями зелено-черного цвета − агата, и при свете они овсе не «пылали», а давали лишь темный цвет.Таинственный раритет
Согласно распространенной легенде, древнее кольцо, которое было получено в подарок Еленой Рерих, супругой знаменитого художника, во время экспедиции в Гималаи, принадлежало самой царице Нефертити.
Кольцо сделано из бронзовой проволоки со вставкой из голубоватого камня овальной формы с египетскими иероглифами и представляет собой традиционную для Древнего Египта периода Нового царства (второе тысячелетие до н.э.) кольцо-печатку – точно такие же находили в гробницах фараонов. К примеру, известны хорошо сохранившиеся печатки фараона Аменхотепа III и его супруги Тийи. Имя правителя (правительницы) вырезалось на овальном плоском камне, символизирующем священного скарабея, камень же укреплялся в кольце из металлической проволоки, закрученной у места соединения со вставкой в плотную спираль.
В Древнем Египте существовал обычай начертания царских имен в овале, образованном защитной петлей - знаком «шен». В египтологии его часто называют «картуш», от французского «патрон», в связи с внешним сходством. Имена царских жен также писались в овале «шен». Если говорить о Нефертити, то она к тому же была соправительницей супруга. На печатке виден овал «шен», так что кольцо, вероятно, царское.
Личные печати, удостоверяющие подпись владельца, маленькие и легкие, чтобы вещицу можно было необременительно иметь при себе, известны с давних времен. Рельефы вырезались углубленными или выпуклыми, они могли содержать надписи, символы и различные изображения. Оттиск получали, применяя расплавленный подкрашенный воск или густую краску. В Древней Месопотамии были распространены печати-цилиндры, которые поворачивали, чтобы получился цельный развернутый отпечаток. В Древнем Египте цари и царицы пользовались кольцами-печатками, которые изготавливались из полудрагоценных камней.
В публикациях, повторяющих легендарную историю раритетного кольца Елены Рерих, часты разночтения – камень вставки называют и бирюзой, и нефритом. Сайт московского Музея Рерихов, где хранится кольцо, сообщает, что вставка сделана из бирюзы. Фараоны владели копями на Синайском полуострове, в которых добывали золото, медь и бирюзу. По-древнеегипетски Синай назывался Та Мефкат (Хетиу Мефкат) - «Бирюзовые холмы». Мефкат – бирюза. Арабское название Синая - «Земля бирюзы» – Ард эль-Файруз.
Мнения египтологов о том, в самом ли деле кольцом Елены Рерих могла владеть Нефертити, мне не встретилось. Известно несколько надписей с именем Нефертити («Прекрасная пришла»). Можно сказать, что чисто визуально вырезанные на печатке символы и эти надписи не совпадают. Хотя я не специалист и могу ошибаться.
У Нефертити было еще одно имя, данное ей супругом, фараоном Эхнатоном, во время его религиозной реформы - Нефернефруатон («Прекрасны красоты Атона»).
***
Кольцо Нефертити находилось в составе большой коллекции, безвозмездно переданной России в 1989 году Святославом Николаевичем Рерихом, сыном знаменитого художника, при создании по его инициативе Советского Фонда Рерихов. Это были картины, артефакты, привезенные из экспедиций, и дневник Елены Рерих с эзотерическими текстами, которые целиком никогда не издавались. Музей Рериха был открыт в Москве, в старинной усадьбе Лопухиных, аккурат за главным зданием ГМИИ им. А.С. Пушкина на Волхонке (Малый Знаменский переулок, д.3\5).
После 1991 года московский Музей имени Н.К. Рериха в Москве в усадьбе Лопухиных был преобразован в главное структурное подразделение международной общественной организации «Международный Центр Рерихов» (МЦР), имеющей филиалы в Санкт-Петербурге, Латвии и Белоруссии. В 2013 году МЦР потерял спонсора в лице «Мастер-Банка», у которого была отозвана лицензия, в связи с чем вступил в полосу определенных затруднений и неприятностей.
Картины Рериха разбросаны по всему свету. Первый его музей был создан в 1923 году в США, в Нью-Йорке. Художник передал в него много своих работ, директора Музея подписали декларацию, в которой Музей был объявлен даром американскому народу. Судьба этого Музея также сложилась непросто, его первый спонсор - Л. Хорш – во время Великой Депрессии испытал финансовые затруднения и, сумев присвоить себе музейное собрание, распродал многие картины. На настоящее время нью-йоркский Музей, менявший адреса и попечителей, пережив трудности, продолжает действовать в здании на 319 West 107 Street, Манхеттен. В его коллекции находятся около двухсот полотен Н.Рериха (первоначально их было порядка 1000), раритеты, привезённые Рерихами из экспедиций, и самые известные портреты Николая и Елены Рерих, написанные Святославом Рерихом.
Имя Николая Рериха громкое, и не даром, - русский художник, за массив картин о Гималаях прозванный «мастером гор», путешественник, археолог, философ, общественный деятель, человек с мировой известностью, деятельность и талант которого общепризнанны. Такими именами принято гордиться. В 1935 году благодаря его инициативе был принят Пакт Рериха - первый в истории международный договор о защите культурного наследия во время военных действий. Заставить страны выполнять Пакт Рерих, понятно, никак не мог, но хотя бы слово было произнесено, на весь мир. Еще ранее, в 1929 году, Рерих предложил водружать над учреждениями культуры для охраны их во время военных конфликтов особый флаг - т.н. «Знамя Мира».
«Разрушение музея есть разрушение страны». Николай Рерих, Дневник.
Я любила бывать в московском Музее Рерихов. Мне приходилось слышать и читать об их учении Живой Этики (она же Агни-Йога), но я им так и не увлеклась. Однако картины говорили сами за себя, а легкий ореол мистики и тайны, веявший в старинных залах, добавлял очарования этому месту. После экскурсии по выставке я непременно спускалась в расположенный в подвальном помещении эзотерический магазинчик, где было немало интересного и необычного – от самого помещения под низкими белеными сводчатыми потолками до ящичков с самоцветными камнями и стенда с египетскими амулетами под бронзу. Над прилавками, заваленными специфической литературой и разными экзотическими вещицами, на полках стояли копии рериховских картин.
(В последний год магазинчик, к большому моему сожалению, уже не работал, для меня это была потеря, и кто бы знал, что не последняя.)
Во время посещений Музея мне, конечно, случалось рассматривать кольцо Нефертити – Елены Рерих в музейной витрине. Маленькое-маленькое, тонкое, как паутинка, с обколотым голубоватым камнем, с помятой темной проволочкой. Сильно время его потрепало. Может быть, оно и не принадлежало Нефертити. Но оно, несомненно, очень древнее, окутано тайнами, овеяно легендами, в которых есть место и Древнему Египту, и преданиям Индии, и Шамбале, и гималайским мудрецам, - ведь оно дошло к нам через века и времена. Хотелось бы верить, что не потеряется в вихре изменчивого мира и впредь.
Мать-героиня
Да какая она мать-героиня?! Нарожала от кого ни попадя, а теперь награду ей?
Известие о том, что Зойке Карасёвой дадут медаль как многодетной матери, взбудоражило всю деревню. Громче всех возмущалась Зинаида Барсукова, дородная женщина, чьё слово имело авторитет среди местных кумушек...
- Да какая она мать-героиня?! - кричала Зинка бабам, собравшимся у остановки на краю деревни, куда трижды в неделю приезжала автолавка. - Нарожала от кого ни попадя, а теперь - награду ей? Слыхано ли дело: пять детей и ни одного мужа! А туда же - в героини!
Бабы кивали, скорее от нежелания ввязываться в дискуссию с Зинаидой, чем от согласия с ней. Зою в деревне знали как женщину работящую, нескандальную - в отличие от той же Зинки, которую за глаза здесь называли Зинкой-бузой. Но с этой громкоголосой тёткой большинство предпочитало дружить, ибо заиметь её в числе врагов было бы очень неосмотрительно.
В юности Зоя и Зинаида тоже были подругами. Чёрная кошка пробежала меж ними, когда у обеих уже было по ребёнку... Непростая судьба досталась Зое. Родилась она старшей дочерью в большой семье, родители рано умерли. Отец, ветеран войны, в одночасье скончался, когда девушке едва исполнилось пятнадцать лет. Спустя год не стало и мамы - сгорела за неделю от воспаления лёгких. И 16-летняя Зоя осталась за обоих родителей для двух младших сестёр и брата. Хорошо, тётка по матери не оставляла племянников без поддержки, так что Зоя смогла даже окончить техникум в райцентре и получить профессию бухгалтера. Но вернувшись в деревню, работать пошла на ферму - там больше платили.
Летом 80-го года девушка готовилась к свадьбе. Жених, деревский парень Серёжка Голованов, недавно вернувшийся из армии, был серьёзным, молчаливым и вполне надёжным в качестве будущего мужа. Но в августе, в разгар уборочной, оставшись однажды на дальнем поле на ночь сторожить технику, юноша погиб от руки лихих людей: то ли горючее пытались слить заезжие молодцы, то ли другое какое непотребство замышляли...
Пуще родителей парня горевала невеста на могиле любимого. Знала она, что под сердцем уже носит ребёнка Сергея...
Серёжа-младший родился весной 1981 года. В деревне 20-летнюю Зою не осуждали, скорее, сочувствовали ей. На месяц позже матерью стала и Зинаида. Тогда женщины ещё были подругами...
Жизнь шла своим чередом. Дети подрастали, их матери работали. Но вскоре беда пришла и в дом к Зинаиде. Когда её доченьке было всего-то два с половиной года, Зининого мужа зашибло деревом на лесозаготовке. Овдовев, она ещё больше сблизилась с Зоей. Женщины тогда были почти неразлучны...
Яблоком раздора для молодых матерей стал приезжий парень, молдаванин Мирон, который вместе с бригадой шабашников приехал в колхоз строить новый животноводческий комплекс.
На одном из деревенских концертов черноволосый красавец обратил внимание на Зою, которая вдохновенно читала со сцены стихи о Родине. И началась долгая осада женского сердца... В конце концов Зоя сдалась, Мирон из колхозного общежития перебрался в её дом. Сёстры Зои тогда уже учились в городе, а 14-летний брат был даже рад новому жильцу. В деревне поначалу это событие встретили глухим шёпотом неодобрения. Но Мирон сразу показал себя хорошим хозяином: днём он ударно работал на колхозной стройке, а вечерами и в выходные принялся приводить в порядок родительский дом Зои. И вскоре старый домишко выпрямился, помолодел, глядя на улицу новыми рамами. Поставил Мирон и пристройку, значительно расширив жильё. Видя такие преобразования, деревенское сообщество успокоилось: хороший парень Зое достался. Ну, а молдаванин, так что с того? Все мы не без греха. Зато рукастый, не пьёт - что ещё женщине для счастья надо?
И только Зинаида осуждала подругу за легкомыслие. Хотя и самой себе она вряд ли призналась бы, что Мирон тоже затронул её сердечко...
Всё хорошо было у Зои с Мироном. Разве что отношения он не спешил узаконить. Но женщина этого и не требовала, просто наслаждаясь своим счастьем. Вскоре она снова стала мамой: у Зои родилась дочка Людмила. Ещё через два года - Наташа, за ней - Марина. Младшая девочка появилась на свет в 1990 году. Через месяц её отец уехал на родину на похороны бабушки, да больше так и не вернулся к Зое и детям... В единственном письме, которое он прислал через пару месяцев после отъезда, он признался женщине, что уже был до неё женат...
Поохали деревенские жители, покачали головами, пожалели многодетную мать, да и стали дальше жить. Смирилась со своей участью и сама Зоя. Похудела, осунулась. И стала работать ещё злее, заглушая тяжёлые мысли трудом на пределе сил...
Колхоз тем временем пытался вписаться в новые экономические условия. Да только плохо получалось у председателя, человека старой закалки, вести предприятие между острыми рифами дикого рынка. Процветавшее некогда хозяйство пошатнулось, людям стало нечем выплачивать зарплату... Среди деревенских жителей начались брожения, многие, побросав свои крепкие деревенские дома, отправились в города искать лучшей доли...
Зое с детьми ехать было некуда. Кто ждал мать-одиночку в тех городах? Она по-прежнему работала на ферме, пользуясь теми немногими благами, которые ещё мог предоставить своим работникам колхоз: брала на складе по дешёвке зерно и комбикорм, молоко, держала по десятку поросят, корову, сажала большой огород, возила по выходным излишки в город на рынок. Во всём помощником ей был подросший Серёжа...
Однажды Зоя замешкалась на рынке и опоздала на последний автобус, идущий в деревню. Остановиться в городе ей было не у кого, и женщина решила нанять частника, хотя это было для неё немыслимой роскошью. Водитель оказался весёлым и разговорчивым мужчиной, взял с Зои по-Божески и, подмигнув на прощание, произнёс:
- Ежели что, обращайся, красавица, я всегда с радостью такую роскошную даму прокачу.
"Скажет тоже - красавица, - думала Зоя, раздеваясь. - Может, и была когда красавица, да вся вышла..."
Той ночью женщине не спалось. Сначала её терзали грустные мысли, потом, пожалуй, впервые за долгие годы из глаз Зои потекли горючие слёзы. Оплакивала она свою ушедшую молодость, несложившееся замужество и беспросветное бабье одиночество...
Через неделю балагур-водитель сам появился на рынке перед прилавком, где Зоя торговала мясом.
- Нашёл я тебя, красавица, - широко улыбаясь, произнёс он. - Взвесь-ка мне своего товара - на шашлычок.
Зоя взвесила. А вечером у выхода с рынка её поджидала уже знакомая машина... Так завязался её роман с таксистом... Почти год встречались они по выходным. Егор был женат, младше Зои на целых пять лет, что очень смущало 38-летнюю женщину. Но несмотря на это, каждого рыночного дня она теперь ждала с лихорадочным нетерпением, словно снова вернулась в годы далёкой юности...
Однажды утром Зоя вдруг ощутила... тошноту. "Не может быть", - промелькнула леденящая мысль. Впервые в жизни женщина купила в аптеке тест, трясущимися руками проделала все необходимые процедуры и долго ошарашенно смотрела на две чёткие полоски...
Егору Зоя не сказала ничего, просто без каких-либо объяснений прекратила всякие отношения с ним. А сама долго металась, не зная, как поступить...
Когда в деревне народ обратил внимание на выступающий живот многодетной матери, пересуды покатились, как снежный ком. И снова громче всех судила-рядила бывшую подругу Зинаида... Летом 2000 года у Зои родился младший сын Сашенька. Его появление на свет самым неожиданным образом принесло женщине непередаваемую радость. Она наслаждалась материнством, каждую свободную минутку стараясь проводить рядом с сыночком. Хотя работать ей теперь приходилось ещё больше... Прошло двадцать с лишним лет. Дети Зоины выросли, сами давно не по разу стали родителями, кроме Сашеньки. Старший остался в деревне, отстроил дом неподалёку от матери, занялся фермерством. Дочери живут в городах. А младший... за него сильнее остальных болит материнское сердце... Непростую стезю выбрал сын - погоны военного носит.
А когда начались все эти события... тогда, в феврале... поняла сразу Зоя, что не минует чаша сия её мальчика... Не плакала, нет. Словно кто подсказал, подтолкнул - пошла в старую деревенскую церковь, где, кроме неё, собирались на службы и другие матери и жёны военнослужащих... Когда с Сашей пропала связь, Зоя чувствовала: жив сынок! Жив! Вскоре пришло известие: да, жив. Но ранен. Тяжело ранен...
Сразу после этого Сергей, оставив за себя на хозяйстве зятя, отправился в военкомат. А потом пришёл к матери - за благословением.
- Я должен, мам, - только и сказал он Зое.
Она поцеловала старшего сына и по-матерински благословила. И осталась ждать теперь уже весточек от него...
И вот сегодня из администрации позвонили с таким неожиданным известием... Решено наградить Зою медалью. Кто решил, почему решил? В деревне народ ломал свои головы... Как ни крути, но детей-то Карасёва родила вне брака... Вроде как, не положено таким матерям медали выдавать... Да только не могли люди знать, что незадолго до этого в госпиталь, где лежал Сашенька, пожаловало самое высокое армейское начальство, чтобы вручить героям награды. Суровый генерал прикрепил орден на больничную пижаму Александра Карасёва и, пожав молодому офицеру руку, спросил:
- Может, у вас есть какие просьбы? Пожелания?
И Саша, вытянувшись по стойке "смирно", ответил:
- Так точно!
Генерал улыбнулся:
- Ну, давай, старлей, излагай.
И Саша изложил:
- Вот нас тут героями называют, орденами наградили... Нет, я благодарен, честно. Только вот, товарищ генерал, мама у меня... пятерых нас вырастила. Одна. Замужем не была никогда - так уж получилось. Всю жизнь работала - в колхозе на ферме, хозяйство держала... Разве она не героиня? А ведь ни разу даже грамоты какой не получила... Пока я тут, в госпитале, старший мой брат добровольцем пошёл. Разве нет в этом и заслуги нашей матери? Как вы думаете, товарищ генерал?..
- Да, парень... Таких просьб я ещё не слышал... - протянул военачальник. - А ведь прав ты, старлей, прав. Достойны ваши матери наград. И званий достойны. И у твоей мамы медаль будет, это я тебе обещаю!
...Медаль Зое вручали в областном центре. Сам губернатор поздравлял матерей, чей труд так высоко оценило государство. В самый разгар торжества в зал вошли два высоких мужчины в военной форме. Один из них, тот, что моложе, опирался на трость.
У Зои, когда она увидела вошедших, подкосились ноги... Губернатор поддержал её за локоть... Сергей и Александр Карасёвы приблизились, остановились перед матерью, сняли головные уборы. Сергей опустился перед пожилой женщиной на одно колено. Саша вытянулся и замер по стойке "смирно"...
И зал сначала робко, затем всё громче и громче стоя аплодировал седовласой матери, воспитавшей таких сыновей... И ни у кого из этих людей даже мысли не возникло, что недостойна Зоя этой награды...