🪐🎄Круги на воде

Евдокия Макаровна жила в деревне Озерки уже восьмой десяток лет и помнила эти места еще с детства. Тогда Черное озеро в лесу считалось обычным, рыбу ловили, на берегу костры жгли, дети купались в жаркие дни. Но лет тридцать назад что-то изменилось. Рыба пропала, вода стала слишком темной, а главное — появились круги.
Сначала их заметил охотник Семен Кротов. Рассказывал, что ранним утром видел на поверхности озера странные круги, ровные, словно нарисованные циркулем, появлялись сами собой и медленно расходились к берегам. Никто не поверил, подумали, что Семен с похмелья видения ловит.
Но потом круги увидели и другие. Грибники, ягодники, случайные прохожие — все рассказывали одно и то же. На озере, особенно на рассвете и закате, появляются загадочные круги. Не как от камня, брошенного в воду, а идеально ровные, медленные, словно кто-то невидимый чертит их на поверхности.
Евдокия не верила этим россказням, пока не увидела сама. Шла она через лес за черемухой для варенья, услышала всплеск и выглянула на озеро. И замерла. По темной воде расходились круги — один за другим, ровные, красивые, завораживающие. А в центре озера что-то шевелилось, но рассмотреть толком не удавалось.
— Что ж это такое? — пробормотала старуха и осторожно подошла к берегу.
Круги продолжали появляться. Евдокия внимательно всматривалась в воду и вдруг увидела — в центре озера поднимается что-то белое, полупрозрачное. Фигура была неясной, постоянно меняющейся, то похожей на человека, то на столб тумана.
— Кто там? — крикнула Евдокия.
Круги мгновенно прекратились. Белая фигура замерла, а потом медленно начала приближаться к берегу. Евдокия не убегала, в ее возрасте мало что могло напугать.
Существо вышло из воды, принимая все более человеческий облик. Это была женщина неопределенного возраста, в длинном белом платье, с волосами цвета водорослей. Красивая, но холодная, как озерная вода.
— Ты первая за много лет, кто не испугался и не убежал, — сказала она голосом, похожим на плеск волн.
— А чего бояться? — пожала плечами Евдокия. — Хуже жизни ничего не придумаешь.
Незнакомка рассмеялась, и от этого смеха по озеру побежали новые круги.
— Я русалка озера. Вернее, его дух-хранитель. Живу здесь с тех пор, как озеро появилось.
— А зачем круги эти рисуешь?
— Скучно мне. Долго никто не приходил, не просил ничего. А я ведь могу желания исполнять. Настоящие, важные желания.
Евдокия насторожилась.
— За какую цену?
— А вот это от желания зависит. Мелочь — бесплатно. Что-то серьезное — нужна плата.
— Какая плата?
Русалка села на камень у берега, и Евдокия заметила, что ноги у нее постепенно превращаются в рыбий хвост.
— Разная. Кто-то годы жизни отдает, кто-то память, кто-то красоту. А кто-то — душу. Смотря что просишь.
— А если я ничего не прошу? Просто так пришла?
— То и говорить будем просто так. Давно я с людьми не беседовала.
Евдокия уселась поудобнее на пеньке.
— Ну и говори. Что там у тебя за житье в озере?
Русалка рассказывала долго. О том, как появилось озеро — из слез лесной царевны, которая оплакивала погибшего возлюбленного. О рыбах, которые были не рыбами, а душами утопленников. О том, как она, молодая девушка, когда-то сама утонула в этом озере и стала его духом.
— Скучно тебе, значит? — спросила Евдокия.
— Очень. Раньше люди приходили, просили помощи. Я исполняла желания, они мне за это сказки рассказывали, песни пели. А теперь все боятся, стороной обходят.
— А что просили раньше?
— Разное. Кто здоровья для детей, кто урожая хорошего, кто от беды защиты. Простые, человеческие желания.
Евдокия задумалась. В деревне было много проблем. У соседки Марфы сын пьет, семью разрушает. У Петровых корова болеет, молока не дает. А у самой Евдокии внучка Аленка в городе мается, работу найти не может, денег нет.
— А если я что-то попрошу? — осторожно спросила она.
— Проси. Посмотрим, что получится.
— Только сначала скажи честно, какая цена будет?
Русалка внимательно посмотрела на старуху.
— За кого просить будешь?
— За внучку. Чтобы работу хорошую нашла, жизнь наладилась.
— Внучка — это не ты. За других просить дороже стоит.
— Сколько?
— Пять лет жизни твоей.
Евдокия подсчитала. Ей семьдесят восемь, значит, проживет, например, до восьмидесяти трех вместо восьмидесяти восьми. Не так уж и много.
— Хорошо. Согласна.
— Подожди, — остановила ее русалка. — Не торопись. Подумай сначала.
— А что думать? Мне уже жить немного осталось, а у Аленки вся жизнь впереди.
— Тогда подойди к воде. Дай мне руку.
Евдокия подошла к самому берегу и протянула руку. Русалка коснулась ее пальцев, прикосновение было холодным, как зимняя вода.
— Говори желание.
— Хочу, чтобы внучка моя Елена Игоревна работу хорошую нашла и замуж вышла за человека доброго.
— Принимаю твое желание и твою плату.
Русалка крепко сжала руку Евдокии, и та почувствовала, как что-то уходит из нее — тепло, силы, годы. Стало тяжело дышать, закружилась голова.
— Всё, — отпустила русалка ее руку. — Желание исполнится в течение месяца.
Евдокия покачнулась, но устояла на ногах.
— А теперь что?
— А теперь иди домой. И приходи еще, если захочешь поговорить. Обещаю больше ничего не забирать.
— Приду, — кивнула Евдокия. — Мне тоже поговорить не с кем.
Дорогу домой она шла медленно, часто останавливаясь. Пять лет — это не шутка. Но ради Аленки можно было и больше отдать.
Через неделю позвонила внучка. Радостным голосом рассказывала, что ее неожиданно пригласили на собеседование в хорошую фирму, взяли на отличную должность. А еще познакомилась с интересным молодым человеком — инженером, добрым и серьезным.
— Бабуля, представляешь, как все удачно сложилось! — щебетала Аленка в трубку.
— Представляю, внученька, — улыбалась Евдокия. — Очень за тебя рада.
После этого она стала регулярно ходить к озеру. Русалка всегда появлялась, они подолгу беседовали. Оказалось, что у духа озера богатая память, она помнила всех людей, которые жили в этих местах за последние триста лет. Рассказывала удивительные истории, пела старинные песни, которые давно забыли.
— Знаешь, — сказала как-то Евдокия, — а ведь ты не злая. Просто одинокая.
— Да, — согласилась русалка. — Все духи природы одинокие. Мы живем слишком долго, а люди — слишком мало.
— А можно тебе друга найти?
— Какого друга?
— Ну, такого же духа. Чтобы не одной быть.
Русалка грустно покачала головой.
— Не получится. Каждый дух привязан к своему месту. Я не могу покинуть озеро, а другие не могут прийти сюда.
— Тогда я буду приходить, пока силы есть.
— Спасибо. Это много значит для меня.
Шли месяцы. Евдокия действительно старела быстрее,, но не жалела об этом. Аленка устроила свою жизнь, вышла замуж, родила ребенка. А у Евдокии появилась необычная подруга, с которой можно было поговорить о вещах, недоступных простым смертным.
Однажды русалка спросила:
— А ты никогда не жалела, что годы отдала?
— Нет, — честно ответила Евдокия. — Аленка счастлива, правнук растет. Стоило того.
— Ты хороший человек. Таких мало.
— Да ладно. Обычная я.
— Нет, не обычная. Хочешь, верну тебе эти годы?
Евдокия удивилась.
— Разве можно?
— Можно. Но взамен ты должна будешь стать хранительницей озера после моей смерти.
— А разве духи умирают?
— Умираем, когда нас забывают совсем. Я чувствую, мое время подходит к концу. Люди больше не верят в духов озер, не приходят, не просят помощи. Скоро я растворюсь.
Евдокия задумалась.
— А что значит быть хранительницей?
— Жить у озера, помогать людям, которые обратятся за помощью. Исполнять справедливые желания. Хранить память об этом месте.
— А семью увижу еще?
— Увидишь. Хранители могут покидать свое место на короткое время.
— Тогда согласна.
Русалка улыбнулась и снова взяла Евдокию за руку. На этот раз прикосновение было теплым, живительным. Силы вернулись к старухе, спина выпрямилась, морщины разгладились.
— Теперь ты будешь жить столько, сколько нужно, — сказала русалка. — А я наконец смогу упокоиться.
Она медленно растворилась в утреннем тумане, а Евдокия осталась стоять на берегу озера. Теперь это было ее озеро, ее ответственность.
В деревне заметили, что Евдокия Макаровна заметно помолодела и переехала в избушку у леса. Говорила, что воздух там чище. А еще стали замечать, что люди, которые ходят к озеру с просьбами, часто получают то, о чем просили. Не сразу, не всегда, но справедливые желания сбывались.
И круги на озере продолжали появляться. Теперь их рисовала Евдокия, вызывая тех, кому нужна была помощь. Древняя традиция продолжалась, передаваясь от одного хранителя к другому.
Потому что настоящая магия — не в заклинаниях и обрядах. Она в готовности помочь другому, даже если это дорого стоит.
🪐🎄У бабы Шуры в деревне помер кот. Заслуженный был кот. Много на его счету было побед над слабым кошачьим полом, побитых соперников и пойманных грызунов. Но старенький уже стал котофей, ничего не попишешь. Двадцать лет без малого отмотал на этом свете без капитального ремонта.
Завернула баба Шура любимца в чистое полотнище, взяла лопату и понесла за огород хоронить. Муж её, Василий Ерофеич, возился в углу двора в погребе: что-то там внизу крепил, ремонтировал и глухо матюкался.
Отдав последние почести коту-питомцу, баба Шура забросала ямку и вышла из прогала. На весу она несла лопату, перепачканную глиной. Мимо проходила соседка – городская баба Фаина.
— Доброго здоровья, Александра батьковна! – поприветствовала Фая и для проформы спросила: – Чего деешь-то?
— Да вот, — сказала баба Шура. – Васька мой отмучился, болезный. Бог прибрал старичка. Поплакала да за огородом его прикопала.
От этого известия Фаина забыла куда и шла. Не далее чем вчера она видела Василия Ерофеича в магазине, где дед брал сахар, «Приму» и чекушку водки.
— Не может быть! – сказала она. – Василий твой помер? Как же так скоропостижно? Я ж намедни его видела.
— Ага, вчера ещё шустряком бегал, — кивнула баба Шура. – И весёлый был весь день, и селёдку цельную сожрал. Даже на койке с им вечор поиграли…
Глаза у Фаины медленно округлялись.
— А сегодня с утра заскучал мой Васька, занемог… — закончила баба Шура. — Прилёг на лавку, что-то проворчал – и дух испустил.
Фаина машинально перекрестилась.
— Вот ведь как случается, — молвила она. – Был-был Вася – и не стало. А лопата-то тебе зачем, говоришь?
— Так за огородом его прикопала, сказано же! – повторила баба Шура. – В холстинку чистую завернула и схороняла. И метку из веточки поставила, чтоб не забыть.
Фаина была женщиной городской и многих деревенских традиций до конца не знала. Но ей показалось удивительным, что Шура вот так запросто схоронила усопшего мужа Василия Ерофеича за огородом, да ещё и веточку воткнула, чтоб не забыть где лежит.
— Заботливая ты, Александра, не отнять! – пробормотала Фаина в смятении. – Пошла и зарыла себе! А разве ж не полагается… ну, хотя бы там участкового позвать, чтоб факт смерти оприходовал?
Теперь уже баба Шура посмотрела на Фаю как-то странно.
— Ну ты болтанула! – засмеялась она. – Васька, конечно, орлом был… но кто ж участкового по таким пустякам теребит? Милиционер за каждым Васькой не набегацца. Давай уж сразу генерального прокурора вызовем?
Фаина молчала. Баба Шура перекинула лопату на другое плечо.
— Может, в городе у вас так и принято, — сказала она примиряюще. – Вы же умные все, чуть что – у вас прокуроры, советники, юстиция… А у нас в деревне по-простецки. Помер Максим – и хрен с ним. Бери лопату и копай. За огородом места много.
— Да-а-а… — пробормотала Фаина. – Чувствую, я ещё не всё знаю о вашей деревне. Но почему за огородом, в бурьяне его закопала? А в человеческом месте похоронить – никак?
Непонятливость Фаины начала злить Александру.
— А куда я с ним, коли околел? – спросила она сердито. – Не на кладбище же его с православными людьми ложить? Жирно будет. Испокон веков всех за огородом закапываю.
Баба Фая осторожно присела на чурбан. На лопату в руках Александры она старалась не смотреть. Сильно ей было не по себе и ноги подкашивались.
— Ну ты даёшь, соседка, — сказала она наконец. – Всех за огородом складируешь! И много у тебя их кроме Василия было?
— Пожалуй, немало, — задумалась баба Шура. – До Васьки, допустим, Мишка имелся. Нравом мягкий, но внутри подлец подлецом. Бывает, ночью подкрадётся, ляжет под бок – а к утру подо мной вся простыня мокрёшенька. Ух, лупила я его! А ишо раньше – Сёмка… тот был покладистый, ласковый. Да тоже срок пришёл – и помер. Изрядно я их поменяла.
И с размаху воткнула лопату в дёрн – словно точку поставила.
— Теперь все одним рядком за огородом лежат! Васька, Мишка, Сёмка… красавчики мои. Но не беда, мне Тонька на днях молоденького обещает подкинуть. Али на мой век их не хватит?
Неизвестно, что подумала Фаина, потому что в этот момент за спиной бабы Шуры появился дед Василий Ерофеич – перемазанный землёй и злой как чёрт.
— Смерти моей хочешь, кочерыжка старая? – заорал на супругу. – Меня там сверху по уши засыпало, я ору-ору, барахтаюсь… Насилу выбрался, а она тут лясы точит!
Вырвал у жены лопату и добавил:
— Дай сюда струмент! Сапоги откапывать пойду… и чекушка тоже там осталась.
Здесь тётя Фая тихо сползла с чурбана и лишилась чувств. Поэтому чекушка из погреба очень пригодилась.
Дмитрий Спиридонов
➳❥ʑąŋơʑą ۷ ɬ۷ơɛɱ ʂɛrɖƈɛ➳❥
❥๑━━━━💖━━━━๑❥
❥𝄗⃝💖➻❥ Одна женщина устала бежать.
Свой марш-бросок она начала после ЗАГСа. Вместо ресторана у них с мужем была новая съёмная квартира, в качестве гостей на свадьбе — грузчики. Женщина побежала трусцой, едва переступив за порог дворца бракосочетаний.
Нужно было разобрать клетчатые сумки, собрать кровать, помыть квартиру. В перерывах был токсикоз, но она всё равно бежала.
Так она добежала до родильного дома, где старалась параллельно работать. Она работала через интернет, поэтому могла и рожать, и работать. Сейчас много таких рожениц. Сокровенное таинство рождения вынуждено смешали с потребностью жить не на смешные декретные выплаты.
После родов были осложнения и у женщины начали атрофироваться мышцы ног. Но женщина, уже хромая, продолжала бежать. Вствала в 4 утра, начинала бежать трусцой к компьютеру — она же работала, эта женщина. В 6 утра просыпался грудничок, и пора было бежать к его кроватке.
И с ребенком вместе она всё куда-то бежала. И на прогулку, и с прогулки, и в магазин, и на гимнастику. Потом в детский сад, оттуда через несколько дней в поликлинику, потом в аптеку, затем уже в школу.
Женщина пробегала мимо зеркала, мимо парикмахерских, мимо магазинов с красивыми платьями. Приоритеты были другие: детская одежда, подгузники, игрушки, продуктовый, мытьё окон, родительские собрания, химчистка, пирожки с яблоками.
А однажды и без того слабые ноги женщины устали бежать. Она не смогла подняться по лестнице к своей квартире на третьем этаже. Как ни старалась, как ни просила, как ни ругала женщина ноги, но они не слушались.
А ведь женщина хотела бежать дальше: ведь ещё не всё белье было выглаженно, мясной рулет не испечён, а ванну она не мыла целую неделю. И это не была подготовка к празднику, это был обычный вторник.
Тогда женщина села на ступеньки и заплакала. А ноги отдыхали.
В тот день, сидя на ступеньках, наконец-то женщина смогла увидеть, как мимо пробежала её юность и молодость, как пронеслась мимо дочь-подросток, как неторопливо шагал по-незнакомому счастливый муж с чужой юной девушкой. Даже здоровье шаг за шагом, на цыпочках, уходило через щель в подъездной двери.
Беспомощно сидя в подъезде, женщина сквозь слезы вспомнила, что когда-то она любила пить жасминовый чай на закате у реки. У неё даже специальный термос был — с жёлтой бабочкой, порхающей над цветущей сакурой. И жила она напротив красивой набережной.
И женщина встала (пусть и с трудом) и пошла домой, прихрамывая и крепко опираясь на перила. И пока она поднималась сквозь три бесконечных пролёта, то поняла, что никогда не любила бегать. И бежать было не зачем.
Много лет женщина запрещала себе пить чай из термоса на закате, потому что бежала бесполезный марафон ценою в жизнь.
Важно иногда остановиться и вспомнить о том, что Вы действительно любите. Вспомнить, пока есть время. Даже если это термос с горячим чаем и закат на речке.
/Марианна Церетели/
❥𝄗⃝💖➻❥
➳❥ʑąŋơʑą ۷ ɬ۷ơɛɱ ʂɛrɖƈɛ➳❥
❥๑━━━━💝━━━━๑❥
❥𝄗⃝💝➻❥ В ординаторской было непривычно тихо. Старшая акушерка отделения сидела с красными глазами. Разнокалиберные чашки с нетронутым кофе стояли вразброс.
Единственный стол в ординаторской, на котором был всегда идеальный порядок — папки аккуратной стопочкой, мелкие бумажки в файлах, ручки и другие канцелярские принадлежности в подставке — это стол Степаныча. Но сейчас, он представлял собой нагромождение разных бумаг, смешанных с историями родов, кучу использованных медицинских масок и скомканных одноразовых шапочек, мелкого мусора и упаковок из под лекарств.
Степаныч сидел за своим столом сгорбившись, смотря в одну точку. Его руки тряслись. Я не знаю, что на меня подействовало больше — непривычная тишина или вот эти, трясущиеся руки Степаныча, которые я никогда в жизни не видела такими. Его неакушерские руки, достаточно некрасивые, с короткими и толстыми пальцами, с ногтями, обрезанными неровно и очень коротко, с морщинистой кожей и пигментными пятнами, обычно творили чудеса в родзале и операционной. Эти руки воспринимались мною, как руки фокусника — изящные и волшебные. Но никогда... они никогда не тряслись.
«Пришла жалоба... какая то шишка из верхов накатала. Начальство топало ногами, что мол, пенсионер, сколько можно... Короче — сказали на пенсию!», — всхлипывая, прошептала мне на ухо старшая акушерка.
...Более двадцати лет назад.
Я, очень молодая и «великая» акушер гинеколог со своим однокурсником, таким же молодым и «великим» — дежурим. Ответственный — Степаныч. В родзале женщина, пятые роды, поперечное положение плода. Под пальцами во влагалище — пустота, вот только головка плода справа и сбоку — достаётся кончиками пальцев. Друг держит живот, пытаясь плод удержать продольно, а я пальцами сдвигаю головку вниз на схватку.
Мы пыхтим, пытаемся перехитрить природу, пот льётся градом. Заходит Степаныч. Одевает перчатки. Аккуратно, одним движением пальцев, очень грациозно, захватывает через плодный пузырь ножки плода из глубины слева и за одну потугу выводит из влагалища ножки плода, а за вторую — ребёнка. Два всхлипа — и вот уже кричит малышка в руках акушерки.
«Мог быть разрыв матки, за который бы ... отвечал я», — спокойно говорит Степаныч, глядя на нас очень внимательно, — «Акушерство — это наука. Не всегда очевидное — правильно. Читайте книги, молодёжь...».
И мы читали. Интернета ещё не было. Но был стол Степаныча, где и в столе, и под столом, и ещё на специальных полочках, были те книги, которых не было ни в продаже, ни в библиотеках.
...Около пятнадцати лет назад.
Вся ночь в операционной — кровотечение, преждевременные роды. Нестабильная женщина. Ребёнок умер...
Степаныч ласково забирает у меня сигарету, выливает мутный кофе в раковину и даёт свою личную чашку с чем-то одуряюще и вкусно пахнущим.
«Это чай на травах и мёд высокогорный. Мне мои пациенты уже много лет привозят. Пей маленькими глотками и попробуй заснуть. Решила работать в акушерстве — будь морально готова к разному... Таких случаев будет много. Если рвать из-за каждого себе миокард на части — долго не протянешь.
Работа подождёт. Если форс-мажор — я подстрахую».
И через пять минут уставший мозг улавливает заботливые руки, укрывающие тебя пледом и тихо закрывающуюся дверь в ординаторской.
...Около десяти лет назад.
Я, уже взрослая врач, ответственная дежурная. Степаныч готовит отчёт, задержавшись на работе. Переодевшись в цивильную одежду, заглядывает в родзал попрощаться. У меня затянувшиеся потуги. Головка плода очень высоко. И резко обрывается сердце ребёнка.
В операционную не успею. Выход — высокие щипцы. Наркоз... Ложки щипцов не смыкаются. В голове — пустота. И только судорожная пульсация в висках — то ли тахикардия, то ли отсчёт секунд до катастрофы.
За моей спиной — спокойный голос: «Бывает... это очень сложная операция — полостные акушерские щипцы. А ну-ка, подвинься на одну минутку», — пустота заполняется мыслью — а когда он успел переодеться в стерильное? Степаныч очень осторожно заводит свои руки во влагалище, что-то придерживает и филигранно поправляет.
«Всё, теперь можешь работать, ложки щипцов сомкнулись... Ах да, и не переживай, я просто пока побуду рядом, если ты не против...», — вот только хирургическая рубашка у него вся мокрая, но я то знаю — он скажет, что ему просто жарко...
Истинный узел пуповины. Колдуют неонатологи... Вздох... Крик...
«Ну я поехал! Что-то задержался сегодня. Ничего тебе не желаю. До завтра!».
...Три года спустя.
«Ты даже не представляешь себе, как преображается дача, когда ею постоянно занимаешься. Посмотри на эти розы. Ты помнишь их? Доходяги, которые если и цвели один раз на лето, то это было счастье. Оказывается, что у меня здесь очень много сортов. А вот это моя любимица. Взгляни — какой стебель — почти метр! А цвет! Ты вообще видела, чтобы сам бутон был нежно-жёлтым, а кончики лепестков — оранжевые?
И вишня уже третий год плодоносит. И не говори мне, что ты на диете. Вареники с вишнями, сделанные мною собственноручно, тебя ждут через час. Там тоненькое тесто — еле слепил.
Жалко, что тебя не будет через неделю. Приезжают мои внуки. Я их заберу на два месяца...
Я знаю, что ты хочешь спросить... Отвечаю. Конечно скучаю, но...
Есть жизнь и без акушерства. И поверь мне — она более спокойная и здоровая. Я бросил курить. Я теперь сплю... Первое время просыпался от того, что мне казалось, что разрядился мобильный и я пропустил телефонный звонок. Потом просто не спал, потому что не привык спать, как все нормальные люди. И вообще, я теперь считаю, что всё, что не делается — то к лучшему... Всех денег не заработаешь. А ведь можно и не успеть полюбоваться вот такими розами и не успеть понянчить внуков.
Ой! Заговорила ты меня. У меня же вода на кухне кипит для вареников!»
Проходя мимо цветущих роз, Степаныч узрел пожелтевший лист где-то в середине куста и аккуратно, еле уловимым движением, достал его двумя пальцами так быстро и виртуозно, что бутоны даже не пошевелились...
©️ Наталия Яремчук
❥𝄗⃝💝➻❥
ОРУДИЕ МЕСТИ...
Саша чувствовал себя ужасно глупо. И даже жене не сказал, куда едет. Он и сам не верил в такое, но просто уже отчаялся: все врачи говорили, что никаких препятствий в рождении ребёнка у них с женой нет. Но за три года беременность так и не наступила, хотя они перепробовали уже всё, что могли.
-Не отчаивайтесь, я знаю много пар, у которых годами ничего не получалось, а потом одна беременность за другой, сами поверить не могли, – говорил врач.
Яна сначала держалась, но в последний год совсем сдала: перестала за собой следить, уволилась с работы, даже с подругами не встречалась. Втайне от неё Саша ходил к психологу, и тот посоветовал вовлечь Яну в какую-нибудь деятельность: найти ей хобби, собаку, наконец, завести. И Саша всё это честно пробовал, но Яна ничего не хотела: ни пойти на танго, хотя раньше звала его, ни собаку, вообще ничего. И вот тогда Саша вспомнил тётю Иру.
Тётя Ира была двоюродной сестрой его мачехи. Раз летом его некуда было пристроить, и Саша провёл с тётей в деревне два месяца, а потом возил туда Настю, свою первую девушку, которой сболтнул, бахвалясь, что его тётя – знахарка. И Настя загорелась. Пришлось её вести, некрасивая ситуация получилась, потому что тётя Ира про такое не распространялась и только своим помогала. С Настей он уже в деревне тогда разругался и назло ей соблазнил девчонку на дискотеке с длинной льняной косой, как из сказки.
-Ты мне снился, – говорила девушка, и глаза у неё блестели как-то нездорово. – Я знаю, что мы всегда будем вместе.
Саша тогда поспешно уехал и от ненормальной девицы, и от Насти, кое-как попрощавшись с тётей Ирой. А сейчас и спросить про неё было не у кого: мачеха развелась с отцом и укатила в другую страну, года три от неё ничего не было слышно. Вот он и решил поехать так, наудачу.
Дорога была разбитой, Саша не привык ездить по таким. Ещё с работы, как назло, отвлекали: вот один раз уедешь, и обязательно что-нибудь случится! То котёл полетел, то у работника, который на объект должен был выехать, что-то с животом случилось, отравился он, что ли. В общем, все звонили и звонили. А сам Саша звонил Яне, переживал: слишком уж она апатичная была в последнюю неделю, и каждый раз, уходя из дома, он боялся, сам не зная чего.
-Да что же это такое!
Отвлекаясь на телефон и печальные мысли, он не заметил, как на дорогу выбежал парнишка в полосатой майке. Саша затормозил, приоткрыл окно.
-С ума сошёл? Куда бросаешься под колёса?
-Так, я вам машу, а вы не смотрите! Дяденька, подвезите до Михайловки, вы же туда?
-А ты как здесь оказался, позволь узнать?
-Да пацаны меня бросили, уехали одни.
-За дело поди бросили.
-Ну, не без этого.
-Ладно, садись. Только не перепачкай мне тут всё.
Саша решил, что это удачно: заодно расспросит про тётю Иру, мальчишка наверняка знает. Так и вышло.
-Живёт, конечно, куда же она денется, – как-то по-взрослому рассудил он. – Мы для её Натки землянику носим.
-Что за Натка?
-Ну, внучка её.
-Ясно. А тётя Ира… Ирина Петровна, то есть. Ну, это. Лечит ещё?
-Когда сильно надо, лечит, – сообщил с серьёзной миной малец. – А вы к ней, значит, едете? Она чужих не берёт, даже за деньги.
-А я не чужой, – ответил Саша.
К встрече он подготовился. Купил красивый пуховый платок, помнил, что тётя Ира такие любила. Огромный набор чаёв ещё, конфеты дорогие, кружку красивую.
Высадив мальчика у дома, на который тот указал, Саша нашёл дом тёти Иры, который с трудом узнал из-за новой краски: раньше он зелёный был, а теперь розовый. От волнения аж ладони вспотели. А если и правда прогонит? Но раз уж приехал, надо идти.
За шесть лет, что они не виделись, тётя Ира постарела: в тёмных волосах ленточками искрилась седина, между бровями залегла глубокая морщинка, а само лицо будто бы заострилось, стало суше.
-Здравствуйте, тёть Ир, – сказал он, не зная, как правильно – держаться официально, или, как раньше, обнять её.
Она сама за него решила – шагнула навстречу, обняла коротко, чмокнула в щеку.
-Ну, наконец-то, – произнесла тётя Ира.
Саша удивился. Ждала она его, что ли? Может, знала, что приедет, чувствовала ещё тогда вот это, из-за чего у него дети не получаются?
-Я вот вам привёз…
-Проходи, – перебила его она. – Давай, я потом посмотрю. Пошли, чай остывает уже.
По спине аж холодок пробежал – вроде и сам сюда приехал, но не верил же в такое. Может, пацанёнок этот уже успел позвонить, предупредить её?
На кухне пахло так привычно, Саша аж заулыбался – всего два раза здесь был, но такого запаха больше нигде не встречал. Пахло не травами, чем-то другим: сладко-горьким, щекочущем нос.
За столом сидела девочка. Беленькая, курносая, с круглыми голубыми глазами. В стакане у неё было молоко, в которое она бросала кусочки печенья, отламывая их крошечными пальчиками от неровного сахарного квадратика.
В горле у Саши пересохло. Где-то он уже видел эти голубые глаза и нежные льняные волосы.
-Наташа, поздоровайся с дядей, – сказала тётя Ира.
Девочка отпила из стакана молока, оставив под носом белёсые усы, и сказала:
-Здрасте.
Саша оглянулся на тётю Иру. Та молчала. И по её взгляду он ничего не мог понять. Спросить? Но что спросить? И как?
-Садись, – велела тётя Ира. – Сейчас чай налью, конфеты твои достанем.
Он был уверен, что она даже одним глазом не заглянула в пакет.
Саша не мог отвести глаз от девочки. Она же так и крошила печенье, вылавливая его потом ложкой, совсем не замечая гостя. Доев до конца, она сказала:
-Спасибо, баба Ира. Я пойду погуляю?
-Иди. Только за ограду не ходи, поняла?
-Поняла.
Когда девочка вышла, Саша прокашлялся и сказал:
-Тёть Ир, я вот что приехал…
-Знаю я, чего ты приехал. Только зря мотался: я тебе не помогу. Дети у вас будут, но не сейчас.
-А когда?
Она пожала плечами.
-И что мне делать?
Снова молчание.
-Тёть Ир…
-Что?
-Эта девочка. Наташа. Она…
-Сирота, – ответила тётя Ира. – Мать её роды не пережила. Других родственников не было, так что…
Других родственников… Что она имеет в виду? Саша же ей не родственник вроде. Или родственник? Приехал же он сюда. Ходить вокруг да около не было смысла.
-Она моя дочь?
Тётя Ира кивнула. А Саше показалось, что он разучился дышать, даже голова закружилась.
-Почему вы мне не сообщили? – спросил он, и голос показался чужим, незнакомым.
-Зачем? – пожала плечами тётя Ира. – Тогда ты не готов был.
Чувствовалось, что тётя Ира если не презирает его, то точно осуждает. И понадобилось много времени, чтобы разговорить её, вытянуть правду. Попросился на могилку к Наташе, тогда она немного оттаяла. Сводила, девочку с собой взяла. Когда та устала. Саша взял её на руки, и сердце его наполнилось незнакомой прежде нежностью.
-Что мне делать, тёть Ир? – спросил он ещё раз перед отъездом.
-Я за тебя не могу решить, – сказала она.
Домой возвращался будто с камнем на шее, не знал, рассказывать Яне или нет. И вообще, не знал, что с этим делать. Он не смог спросить у тёти Иры, отдаст она ему девочку или нет, но мысль эта не покидала его. Права была тётя Ира – тогда он был эгоистичным глупцом, ещё бы и уговорил бедную девушку избавиться от ребёнка. А теперь всё стало другим. Благодаря Яне стало другим, но как ей объяснить?
По дороге пришлось заехать на объект, так что домой вернулся совсем поздно. Яна лежала на диване с включённым телевизором, который не смотрела. Когда они познакомились, она была в такой же депрессии, но тогда из-за неразделенной любви. Саша влюбился в неё с первого взгляда, как эта бедная девочка: в первый же вечер понял, что они с Яной всегда будут вместе. Правда, на завоевание её сердца ушёл год, а сразу после свадьбы она загорелась идеей родить ребёнка. Сказала, что с детства мечтала об этом, что быть мамой – её предназначение. Но вот стать мамой не получалось.
-Что так долго? – спросила она, обиженно смаргивая слезинки с тёмных ресниц. – Нашёл кого-то поинтереснее, чем я?
-Яна, ну ты чего? Я на работе был.
-Правда?
Саша понимал, что если сейчас ответит утвердительно, это будет ложь. А врать ей он не хотел.
-Не совсем. Вечером был на работе, а днём… Мне нужно кое-что тебе рассказать.
-Я так и знала! – в её голосе появились истерические нотки. – Правильно, найди себе ту, которая сможет родить детей, зачем я…
-Ну что ты такое говоришь! – возмутился Саша. – Прекрати. Мне никто, кроме тебя, не нужен. Это ты сейчас, возможно, передумаешь быть моей женой.
И он рассказал ей всё. Про тётю Иру, про Настю, которая выбесила его, про бедную девушку, которая просто была орудием мести, про девочку, которую теперь воспитывает его тётя, которая и не тётя вовсе.
Яна слушала молча, с бледным восковым лицом. А когда Саша закончил, спросила:
-И что ты будешь делать?
Саша вжал голову в плечи и сказал:
-Я хочу забрать девочку. Понимаю, что тебе всё это не надо и вообще, наверное, только усугубит, но я… Это моя ошибка, и мне за неё расплачиваться.
-Ты называешь ребёнка ошибкой? – спросила Яна.
Было в её голосе что-то угрожающее. Саша медленно, подбирая слова, ответил:
-Нет. Я имею в виду, что был тогда неосмотрителен, а теперь нужно поступить правильно. Но так я могу тебя потерять, я понимаю, что ты…
Яна прижала палец к его губам и сказала:
-Молчи. Всякие глупости городишь. Почему ты её сразу не забрал?
Саша растерялся.
-Ну как… Она не знает меня. И вообще. Я не знаю, разрешит ли тётя Ира.
Яна кивнула.
-Завтра поедем знакомиться, значит.
-Что? – не понял Саша.
-Поедем знакомиться с твоей тётей Ирой. И с дочкой твоей. Обсудим, как я поняла, тётя Ира помудрее тебя будет.
-Это точно, – усмехнулся Саша. – Да и ты у меня помудрее.
Той ночью они почти не спали: говорили про девочку, думали, как будет правильнее сделать – сразу её забрать, или сначала ездить, чтобы привыкла. Для неё же, наверное, тётя Ира как мама, а забирать ребёнка от матери жестоко.
-Можно их обеих к нам перевезти, – предложила Яна.
-Тётя Ира не согласится, – вздохнул Саша.
Он даже не удивился, когда тётя Ира встретила их у ворот, будто знала, что они приедут. Наташа стояла рядом, в косыночке и розовом платьице. Яна при виде девочки расплакалась, и, не дожидаясь ничьего разрешения, взяла на руки. Тётя Ира легонько коснулась её плеча и сказала:
-Ты бы не поднимала тяжести, деточка. Тебе сейчас нельзя…
Здравствуй, грусть!
На днях решила навестить своих бабушку с дедушкой. Летом они обитают на даче, природа, лес рядом и банька у них там. Вот и я, собственно, отправилась туда помыться, подышать свежим воздухом. Решила не дожидаться выходных, и отправилась прямо после работы, вечерком. Дедушка с бабушкой обрадовались, давай меня накармливать, да чаем с мятой поить, пока баня топилась. И рассказали мне эту историю, перебивая друг друга и подхихикивая.
Вернусь немного назад. Живу я с мамой вдвоем, отец от нас ушел, когда мне было 15 лет, и живет с тех пор с другой женщиной. Никто ее из наших родственников принимать не хочет, семью она сломала. Но она упорно пыталась «наладить отношения».
В общем, звонит как-то отец бабушке и просит ее затопить баню, мол, хочет приехать помыться. Баня у нас хорошая, мы ее сами строили всей семьей, топится быстро, минут 40-60 и готово. Бабушка затопила, как обычно, и сидит, сына поджидает. А он возьми, да и не один приедь, а с этой «мадам». Она даже в домик проходить не стала, сразу в баню направилась. Дед с бабушкой ждут их, ждут, а те из бани не возвращаются.
Пошла бабушка проверить, приходит, а они сидят в предбаннике в одежде. Оказывается, баня холоднющая, и дым внутри все заполнил. Никогда такого не было! Отец полез трубу прочищать, думал, засорилась. Но баня так и не затопилась. Уехали они, так и не помылись.
Бабушка с дедом на следующий же день в баню пошли, и все топилось как обычно…
Спустя какое-то время, пару месяцев, отец опять с «мадам» своей приезжает. И что вы думаете, опять та же история – в бане дым стоит и холод, не топится! Тут уж и дед полез на крышу, смотреть, что с трубой, все проверили, не топится! Опять уехали ни с чем. С тех пор она в баню больше не ездит, наверное, думает, что бабушка с дедом специально это подстроили.
А дед с бабушкой сами недоумевают, но и хохочут – не ко двору видать пришлась, чужая, вот ее банник и не пускает!
Мистические истории 📖
Гаишник приходит к доктору и жалуется на боль в жопе. Доктор берет анализы, проверяет, зовет гаишника и говорит:
— У вас внутренний геморрой. Надо втирать мазь, ректально, 10 сеансов.
— Мне в отпуск надо, давайте 9 процедур вы сделаете, а 10-й - я жену попрошу.
На том и порешили. Доктор сделал девять процедур,гаишник уехал с женой в отпуск, приехали в отель, жена спрашивает - ну как делать-то? Гаишник:
— Я буду говорить, а ты - делать. Возьми мою левую ягодицу в левую руку. Так... Теперь правую ягодицу - в правую руку. Раздвигаешь.
Так... Теперь пальцем втирай в очко мазь!
— Чем втирать-то? Руки-то - заняты!
Гаишник:
ДОКТОР...... СУУКАА!!!!