ДЕВОЧКА МОЯ

Или «Одна любовь на двоих»
АВТОРСКАЯ ПОВЕСТЬ
18+ (присутствует сцена насилия)
Михаил Сборщик
Глава 3

3
Осень! Листопадная осень! Или как пели « Поющие гитары» листвяная осыпь. Лучшее время года. Как будто ручка сама прыгает тебе в руки. Лист бумаги не ищется, он находится сам. И строчки стихов сами накладываются на чистом листе. Чудная пора. Идешь по парку, по ковру из листвы, сгребаешь их ногами, обутыми в красные резиновые сапожки, и думаешь,… думаешь. Вот здесь лужицы, сплошь покрытые листьями, там сухо, ветер сдувает опавшие листья, а там вдруг горки пепла. Кто-то сжег чью-то мечту. Кому-то не надо, чтобы ты мечтал. Этот кто-то слишком реалистично смотрит на мир, на жизнь. А ты идешь и думаешь. Зачем? Зачем люди жгут свою мечту? Нет, не реальность, не быт - мечту. Мечту, которая могла стать явью, если бы не огонь. Так и хочется заголосить на весь мир, заорать. Люди! Люди не жгите листву. Вы только посмотрите. Вглядитесь в суть. Ведь листва это тоже чья-то душа. Это живая человеческая душа. Вон, два листика в темно-красном одеянии, летят вам навстречу. Вцепившись друг другу за руку, отдавая себя на волю ветра и ища успокоения в ритме вальса. Может быть, ветер оторвет их друг от друга. Может, понесет каждого отдельно, но пока они сдружились в этом жестоком мире, проросли друг в друга, сроднились. И летят. Летят вдвоем, не отрываясь и не отпуская руку друга. А этот лист, словно в бальном платье. В желтом платье. Впервые пришел на бал. И что? Сорвался с ветки и потерялся в бурном танце природы. Он, словно девушка, гонимая ветром, потерявшая своего кавалера. Пристает к прохожим, бросается под ноги, ищет свое счастье. А вы его в огнь! А вот совсем еще зеленый, а, может, просто, в пышном зеленом платье, еще не тронутом ни молвой, ни скандалом. Он вообще не поймет, куда его несет? Зачем его сорвало? Ведь так хорошо было на ветке. Разговаривать с соседями. Перешептываться. Шуметь, ворчать если ветер сильный подует. Куда он летит? Зачем его-то сорвали с ветки. И коснувшись асфальта, прибившись к костру из таких же зеленых листочков, он поймет. Жизнь кончилась. Последний приют. Он гибнет. Умирает. Тогда он завопит. «Спасите! Помогите! Я не хочу умирать!» Но уже ничто не спасет, не поможет. Дворники уже вышли на охоту. Уже зашуршали их метлы по асфальту. Уже закуплены в магазинах спички. Уже идет полным ходом подготовка к сжиганию твоих подруг, твоих друзей. Уже инквизиция получила указание – сжечь!

Листопадная осень. Романтичное время года. Во дворе старых пятиэтажек, на отшибе, стояло громоздкое строение из переплетенных прутьев, брошенных строителями досок, старыми, замененными на пластиковые, деревянными рамами и просто проволоки. Когда-то, давным-давно, здесь была голубятня, но владетель голубей умер, голуби разлетелись, а сооружение осталось. Сейчас его приспособила под репетиции группа музыкантов. Мучились, искали место для репетиций, ходили по всяким инстанциям, пока кто-то слишком сердобольный, не подсказал использовать голубятню. И далеко от квартир, никому музыка мешать не будет. И свет проведен, не надо брать разрешения, платить электрикам, протягивать силовой кабель. С тех пор по вечерам, весь городок слушал звуки музыки. Анжел Петрович, лидер группы объяснял, что он хочет услышать от подопечных.
-- Пониже, Олюшка! Пониже здесь надо. Чуть ли не с хрипотой. И начни с ля диез. Вот так. Молодец! А тут, не так. Ну-ка, дай гитару, – он заиграл и пропел фразу из песни Янги Тумановой.
Не надо спорить мне с судьбою,
Не оторвусь я от земли.
А над моею головою
Летят печально журавли….
Поняла? Как-то так.
-- Поняла. Давай попробую, - Оля забрала гитару и повторила фразу. Но на грани слуха она все равно услышала, как присутствующая на репетиции Галка Ботлева, подруга бас-гитариста, а по совместительству Олина одноклассница, сказала. Даже прошептала.
-- Это как у Оли. Мать в тюрьме сидит.
-- Что? – Оля взвилась. Даже вызверилась.- Что ты сказала? Повтори.
-- А я – что? Я – ничего. Все так говорят.
-- Что говорят? Где моя мать?
-- Сидит. Об этом все в классе знают. Только ты святая не знаешь.
-- Убью! – у Ольги побели губы, краска бросилась в лицо, потом девочка побелела и двинулась на Галю.
Галя действительно испугалась. Она никогда еще не видела девочку в гневе. Целлофановый пакет, который она держала на коленях, упал на землю. Лицо тоже побелело.
-- Да не сердись ты. Жиртрест. Тебя расстраивать не хотели. Берегли тебя. Как будто ты не знала, где твоя мать?
Оля подошла к девочке, размахнулась для удара, но в последний момент передумала. Она, просто, толкнула Ботлеву в грязь, а сама быстро, пока никто не успел опомниться, ретировалась с репетиции.

Слезы текли неудержимо. Рыдания сдавливали горло, вырывались наружу со всхлипами. Ольга шла по аллее парка, давясь рыданиями, плакала не стесняясь. Слезы бежали из глаз, мир заволокло дымкой, сосны и березы равнодушно смотрели на горе девушки, перешептывались между собой. Ветер играл в вышине с листвой. С той листвой, которую еще не успел сорвать. «Как же так? Почему я ничего не знаю? Почему я всегда узнаю все последней? Мама! Мама, как так получилось? Почему? Я думаю, куда ты делась? Почему тебя нет так долго? А оно , вот что? Но, почему? Почему я ничего не знала? Мама! Мне так трудно без тебя! Зачем? Ну, зачем ты ушла?»

Ольга не заметила, как ее ноги пронеслись через полгорода, и привели к бабульке домой. Вообще-то это был и ее дом. Дом, где она родилась, дом, где жила когда-то ее мама. Дом – откуда ее забрали милиционеры, или, как сейчас модно говорить – полицаи. Сергей всегда поправлял – полиция. Но Оле было все равно. Она не видела разницы. Что во время войны лютовали в украинских селах русские полицаи ублюдочные холуи фашистской полиции, что сейчас лютуют в российских городах современная, но такая же ублюдочная полиция. Как бы оно не было , Оля пришла домой, но не могла себя заставить перешагнуть порог дома. Как пела Янга Туманова
-- Не смогла. Понимаешь. Нет я не могу.
Мне домой не подняться. Коридоры не мерить.
Нет, невмочь, видеть дочь среди этих фигур.
Ты признайся. Ведь ты, … ты мне можешь поверить…
Ольга огляделась вокруг. Никого. Ни Сережки, ни Светки Сахаровой, тоже Олина близкая подруга, никого. Никого нет, чтобы отсрочить вход домой. Девочка тщательно вытерла слезы. Не нужно, чтобы бабулька видела, что она плакала. Постояла немного у дверей подъезда собираясь с мыслями и вошла в дом.

-- Баба! Вы почему меня обманывали? Где моя мама?
-- Подожди, девочка! Ты что так кричишь? Мы сами ничего не знаем.
-- Вы не знаете? Это…, это… вы можете рассказать Барсику. Не знаете? Почем же другие люди знают? Почему я узнаю от других? Родные бабушка и дед не говорят. Почему?
--Оленька, прости! Мы считали - так будет лучше. Для всех. – Это влез со своим мнением дядя Миша. Кого его мнение интересует?
--Для кого - для всех? Что ты врешь? – Ольга все-таки сорвалась. А что, действительно, он лезет не в свое дело. Кто он мне? Никто! Вот и у бабульки тоже такое же мнение.
-- Не лезь, Мишка. Ну что ты всегда лезешь?
--Ах! Да! Я забыл. Я не имею слова у вас.
--Прекрати. Закрой пасть.
-- Ну – ну! Не психуй. Давление себе не нагоняй, – дядя Миша исчез в своей комнате, как-то сразу успокоившись, и ставший совершенно равнодушным. Бабулька повернулась к Ольге.
-- Ну спрашивай! Что ты хочешь узнать. Да, Маргаритка, сидит. Уже тринадцать лет. Не виновата? Да? Невиновного человека не стали бы держать. Ты, пойми, Оленька, невиновного человека не держат в тюрьме столько лет. Ты была маленькой, мы тебе не говорили. Теперь ты выросла, но тебе это не к чему. Вырастешь еще, повзрослеешь, поймешь.
-- Но она же моя мама! – близко к истерике закричала девушка. Ну как же бабулька не поймет, что она моя мама.
-- Твоя мама – я. И папа тоже, кстати. Я столько денег вложила в тебя !
-- Вот эти слова ты сказала зря, бабулька. Лучше бы, как всегда говорила…вот мы тебя вырастили, выучили, образование дали…. Я еще могу понять, что вы тянулись, вернее ты, бабулька, тянулась, из кожи лезла. Но деньги! Сколько я себя помню, ты болеешь, и тратишь на это всю свою пенсию и зарплату дяди Миши. Можно подумать я маленькая и ничего не вижу.
--Ах, так! Значит я пользовалась вашими деньгами, - и пусть внутренний голос твердил « не надо, не смей», Олю уже понесло. Истерика, которая готова была прорваться, о которой и пела в своей песне Туманова, накрыла девочку с головой.
Постой. Остуди мысль свою.
Жизнь моя – арифметика.
Успокойся! Я, ведь, стою,
Остальное – истерика….
Ты не брось мне в истерике,
Вновь в лицо: « Прочь. Уходи!»
Восхвали в панегирике
Мне свободу. Необходим
Мне твой голос родной, милый,
Сколько раз в изоляции,
Снова грезила им….
Да, порой жизнь учитель намного больший, чем тот кому положено. Анжел Петрович, хотел добиться этого эффекта, которого совсем не хотела получить бабулька. Эх! Вас бы поставить перед такой ситуацией. Конечно, Оля думала об этом потом, когда вылетела из дома, и в психе, просто не знала куда направить свои стопы. А до этого она просто билась в истерике, что-то говорила, что-то выкрикивала. Бабушка, с надменным выражением лица слушала ее какое-то время, потом отвесила девочке пощечину и веско, как ее показалось довольно-таки веско, заявила.

--Рот закрой. Никогда, слышишь никогда не разговаривай со мной в таком тоне. Мы защищали тебя от тлетворного отношения зоны. Ты пойми!
-- Не пойму. Она моя мама. А вы,… вы…хотите лишить меня моей мамы. Пожалуйста. Делайте что хотите только без меня. Я все сказала , --и Ольга , развернувшись на месте, выскочила из квартиры, хлопнув на прощанье дверью.

Вечер. Осенний прохладный вечер. В парке малолюдно. Малолюдно -- не правильно сказано. Ольга села на мокрую скамейку, и проводила взглядом влюбленную парочку, смеющуюся и обнимающуюся. На пределе зрения прошли еще прохожие, мимо прошел милиционер, он не обратил внимания на плачущую девочку. Еще прошел какой-то парень крадущийся походкой. Вот и все. За те полтора часа, которые Оля сидела одна на скамейке в парке, к ней никто не подошел. Ни даже, не прошел так близко, чтобы обратить внимание на одинокую, всеми брошенную, потерянную девчушку. Оля сидела и вспоминала последние дни. Конечно, она не права, психанула и ушла. Сейчас бы пойти домой, повиниться, согласиться с доводами бабульки, поужинать и ложиться спать. Завтра будет день с новыми заботами, проблемами. Но что-то говорило девочке: « Не возвращайся, имей гордость».

Оля вспомнила первый снег в этом году. Снег, шальной и вездесущий, он падал крупными хлопьями, летел крупой, вьюжил, метелил. Ложился на плечи изящными снежинками и таял , делая ткань пальто мокрой. Больно хлестал по лицу колючими льдинками, пытался и вас завьюжить, закрутить в вальсе первого снега. Расквашивал дорогу и серебрил не опавшие деревья. Потом снег выдохся. Зима, словно направила разведку, первый снег. Напомнила осени, что пора оголять деревья, дала передышку для листопада, придержала нудные монотонные дожди. «Успокойтесь и делайте свои дела, я придержу непогоду. Но если не успеете, то я не виновата. Я предупреждаю, приду в этом году рано. Торопитесь».

Оля вспомнила Сережку. Как весело было с ним и хорошо. Как они шлепали по лужам, потом, прибежав домой, вместе сушились, носки, колготки, штаны, все это висело на одной веревке, сами ребята переодетые, Оля в толстой ночной рубахе, а Сережка в спортивном костюме, на одном диване у Весениных дома. Господи, как давно это было. Две недели назад. В другой жизни. В жизни, когда Оля любила Сережку. Любила как друга, как брата. А сейчас он далеко. Оля много бы отдала, что бы он появился тут, чтобы забрал ее из парка, отвел домой. Но этого не будет. Во-первых он не знает, где я, что со мной. Во-вторых, я придумала любовь, Сережке все равно , где я. Что со мной.
Была когда-то я отважной,
Гроза и бури нипочем
Вдруг стала я журавликом бумажным
И перепуганным причем.
А ты, как и меня когда-то
Целуешь друга моего.
Стрела в груди и сердце сжато,
И перебитое крыло….

Оля сглатывая слезы , давно уже завладевшие ее естеством , повторяла слова Янги Тумановой и сжигала свою прошедшую жизнь вместе с кострами опавшей листвы то там, то сям пылающих вокруг девочки. Парк бездушно принимал горе девочки и пытался излечить ее дымом костров, излечить падающими редкими снежинками. Оля плакала над своей судьбой, над сломанной жизнью. Плакала над тем , что надо начинать новую жизнь. В чем она будет заключаться, эта жизнь Ольга не знала. Она была в трансе, в прострации. Не знала чем займется, что будет делать.
-- Девушка! Вы свободны!
-- В смысле? – Ольга подняла голову, сквозь туман заплаканных глаз она увидела силуэт молодого человека. Парень, молодой, лет, наверное, двадцать - двадцать пять. Был хорошо одет, с приличными манерами, ну, может быть немного развязанный, но красив, а таким всегда прощается его разнузданность и испорченность. А они этим всегда пользуются. Но видно парень что-то заметил в заплаканном облике девочки, - тон его изменился.
-- Ой! Вы меня не правильно поняли! Я не снимаю тут девушек. Просто шел, а девушка сидит. Сидит и плачет. Извините, но я не мог пройти мимо, – он довольно спокойно сел рядом и ненавязчиво прикоснулся к волосам девушки. Опустил руку ниже до шеи, нежно перебирая ее локоны. Надо сказать, что своими волосами Оленька гордилась, так же как и глазами. Мягкие, шелковистые, особенно когда помоешь шампунем « Syoss», и объем большой, и волосики, каждый в отдельности чистые и гладкие. Они едва закручиваются и спадают на плечи красивыми локонами. Оля была в восторге от своих волос, как и шампуни, которыми мыла голову ей нравились, но она не любила, когда кто-нибудь трогал их. Все внутри взбунтовалось, и только лишь состояние девочки не дало ей взорваться. Перегорело. Но, все равно, девочка напряглась и вздрогнула, скидывая его руку.
--Не надо! – чуть слышно сказала она.
-- А я, что? Я ничего! – он демонстративно поднял вверх руки, и покрутил ими перед лицом девочки. Потом уже извиняющим тоном, якобы прося прощения за свое неадекватное поведение.
-- Ну, извини. Я, правда, не хотел тебя обидеть. А, что ты плачешь? Парень обидел?
--Нет, - буркнула Оля.
-- Ну, понятно, значит парень, - самоуверенно подвел итог мужчина.
Ольга хмыкнула. Как бы горько ей не было, она развеселилась. Ей показалось, что парень был послан судьбой. Ей импонировали те потуги, с которыми он старался понравиться, но ей действительно нравились и жесты, и слова, и то,… что он не стеснялся, а шел напролом, завоевывая ее сердце. Оля улыбнулась и повернула к нему свое сердце. Юноша сразу понял это.
--Вот и молодец. Мы уже улыбаемся, – парень пододвинулся по скамейке ближе к девушке. Ольга сразу почувствовала его горячее дыхание в районе уха, его жуткие, шаловливые руки прошлись по плечу и до талии, но девочка не отстранилась, а, затаив дыхание, ждала продолжения.
-- Меня Вольдемар зовут, - тихо прожурчал парень, как-то незаметно прижимаясь к ней. Ольга почувствовала его руку на коленке, сквозь тоненькие колготки ее тело словно обожгло. Оля вздрогнула. Это уже было слишком. Дрожь Олиного тела передалась парню. Он обнял ее за плечи и прижал ее сильнее. Но это девочке уже не нравилось. Она уже сбросила магическую паутину, выпрямила свое тело, клонившееся к нему, сбросила его руки и отодвинулась на безопасное расстояние. И, гордясь собой, весело откликнулась.
-- Настенька! Меня зовут, Настенька! – и спрятав улыбку, спросила. – А, что сейчас все девчата такие? Да?
-- Какие? – Вольдемар еще не ожидал подвоха со стороны Ольги.
-- Ну,…такие? Податливые. Безвольные. Как я?
-- Ну, зачем ты так? Извини. Не сдержался. Ты просто мне понравилась.
-- Ага! И коленки у меня красивые. И грудь - нет слов. И сижу – такая девушка испуганная, такая доступная…
--Ну, перестань! Ну, я же не хотел. Ну, я же попросил прощения.

-- Хм! Попросил прощения он. А ты, знаешь, как просят прощения. Я еще подумаю. Прощать мне тебя или нет.
И что вы бродите вокруг.
Недоступная я сейчас.
В круговороте центрифуг,
Раздвоена. Без прикрас.
Вам ответить? Ну что ж я могу….
Вас отправить? Я холодна
Да и честь не для вас берегу….
А вы думаете, что голодна….
-- Прости! Это твое стихотворенье
-- Не-а! Не мое. Куда мне? Я маленькая еще. Но она мне нравится! Слышал, наверное. Янга Туманова. Мне нравится, как она поет.
-- Прости еще раз! Ты не такая, как все. Ты прочитаешь мне еще?
-- Пожалуйста! Мне ее стихи нравятся. Только ее песни принимают не все, хотя может этим мне она и нравится. Она не однозначна…. Слушай.
«Стой! Посиди! Побудь со мной.
Моя девочка. Твои руки,
Мысли твои - пробудят зной
Моей затемненной разлуки….
Остановите эту боль.
Я не сломаюсь, я стану сильней.
Да отпусти же меня скорей…».
Вот как-то так. Я не сломаюсь, я стану сильнее. Будь, что будет. Вот ты спрашивал про парня. Нет…. Нет у меня парня. Были мальчики, но так - не серьезно. А одна, потому что из дома ушла. Почему я тебе это рассказываю. – Оля пожала плечами. – Не знаю! Наверное, высказаться нужно. Понравился ты мне.
Парень подвинулся к ней, но девочка выставила перед собой руки.
– Но-но! Только не это. Да я еще девчонка, не пугайся, я никому не скажу, что ты приставал ко мне. Да я не люблю этого. Сю-Сю не для меня. – Ольга вдруг напряглась и отвернулась. – Я вообще не знаю, что теперь делать. Ты единственный, кто увидел меня. Я одна. Мне негде жить. Мне негде спать. Но я не такая, как ты думаешь. Я, правда, не знаю, что делать?

-- Успокойся, Настенька! Что-нибудь придумаем. Только ты доверься мне. Я, знаю, мне трудно поверить, особенно сейчас, после того, ну ты меня понимаешь. Прости, ты, правда, не такая, как все. Я оценил. И если ты простишь меня, я пойму. Все поползновения по боку. Я не прошу у тебя ничего. Так. У меня есть подруга…. Я отведу тебя к ней. Не бойся. Это не любовница, чтобы разборки устраивать. Это просто подруга. Если ты не боишься, пойдем прямо сейчас. Ты, я смотрю, спать хочешь. Пошли?
Ольга сама почувствовала, что еще немного, и она заснет прямо здесь. И наплевать она хотела, что рядом парень, который, хотел ее, и что на улице осень, а ночи холодны. Она уже плохо понимала, куда тот ведет ее, зачем он, взяв ее за руку и нежно обняв за плечи, замурлыкав что-то себе под нос, пофланировал из парка в сторону многоэтажек нового микрорайона.

Оля плохо помнила, куда она попала. Как она здесь оказалась. Как она легла спать. Скорее всего Вольдемар привел ее к своей подруге – Наталье Березовой, не раздевая, проводил ее до кровати, кстати , свежей и чистой постели, и оставил ее в том состоянии. А Оля заснула, боясь и волнуясь, заснула тревожным сном. Ей снился ее дом. Бабулька, которая схоронила тайну о матери. Бабулька, которая строго смотрела на девочку, что-то выговаривала, ругалась, демонстрационно плевалась и обзывала шлюхой и содержанкой. Оля пыталась оправдаться, но все оправдания казались такими надуманными, такими не естественными. В конце Оленька путалась, соглашалась со всем, и считала себя теми же плохими словами, что твердила в сердцах бабулька. А бабулька плакала, просила прощения, и клялась, что никогда в жизни не повысит голос. Оленька падала на колени перед бабулькой, хватала ее руки, рассыпала поцелуями, прощала, была прощена, и снова проклинала свою никчемную жизнь. Бабулька, надменным взглядом одаривала внучку, журила ее, говорила, что та ничего не понимает, и все начиналась по-новому. В общем проснулась Оля в холодном поту. Проснулась. Села на кровати , ничего не понимая. Она сидела на обычной кровати с панцирной сеткой, которые давно были не в моде. Она спала одна. Выспалась нормально, не смотря на снившиеся кошмары. Была одета, так же как и вчера, когда сбежала из дома. Только пальто, видно, снявшееся ночью и сбившееся в комок , лежало на полу. Оля отблагодарила судьбу за то, что ничего с ней не сделалось. Встала, отряхнула одежду и покинула комнату с твердым желанием, так же покинуть и дом.

Проходя мимо кухни, Ольга заметила хозяйку дома, которая остановила ее. В выцветшем халате, в серой кофте, накинутой на халат.
-- Настенька! Проснулась? Иди сюда, - увидев девочку, оживилась хозяйка.
--Тетя Наташа! – Оля вспомнила, как называл Вольдемар девушку. Почему тетя, Ольга так и не поняла, хозяйка была старше девочки на пять лет. Но, кто знает, может она заслужила это звание работой. – Я, наверное, домой пойду? Спасибо за приют. Я пойду.
--Но Вольдемар вчера сказал, чтобы ты его дождалась.
-- Нет. Я пойду.
-- Ну, нет, так нет! Пойдем, чай выпьешь, да пойдешь.
-- Ну, ладно. Чашечку.
Оля вспомнила бабульку. Как же она будет без нее? Надо и перевязку делать. И уколы. Сегодня вчерашние доводы казались такими мелкими, такими несущественными. И уборку дома кто будет проводить. Денег у бабульки и дяди Миши немного, если не сказать мало. Нанять уборщицу не по карману. Бабулька болеет, а дядя Миша тоже со спиной мучается – радикулит. А, может, застудил на войне, он воевал в Афганистане, но вспоминать об этом не любит. Ольга узнала об этом случайно. Вообще от посторонних людей. Просто на день ВДВ десантники собирались и приходили к ним. Искали капитана. Никогда бы не поверила, что дядя Миша, этот подкаблучник, служил в армии и был капитаном. Об этом всем, да и о многом еще, она рассказала тете Наташе, когда та гостеприимно подливала ей чай. Чай был вкусный, густой. Он, против воли, раскрепостил у Оли язык. Ольга все рассказывала и рассказывала. Она вспомнила, что у нее нет друзей в школе, во дворе, Что одноклассницы обидно обзываются жиртрестом, слонопотамом. А какая она толстая? Просто, упитанная, крупная девочка…. Нет, если подумать, конечно, толстая…. Но я, ведь, никому из них плохо не сделала. Просто, нет матери. Мама! Мама давно, сколько Оля себя помнит, сидит. За что? Что она натворила, Оля не знает. А бабулька и дядя Миша скрывали от нее это.
--А бабулька, что говорит?
--Бабулька? Ничего не говорит, она только кричит – ругается. Вообще бабулька все время только ругается. На меня, на дядю Мишу. Чтобы я не сделала, все не так. Я, понимаю, боль все время терпеть, но я-то в чем виновата, - и Оля не сдержалась опять разревелась. Тетя Наташа придвинулась к девочке и начала успокаивающе гладить ее по голове.
--Ты правильно сделала, что ушла из дома.
--Правда?
--Конечно. Проучить их надо. Видите ли, нашли безропотную овечку. А ты не возвращайся домой. Живи у меня. Места много. Сама видишь!
-- Правда? Я подумаю.
--Что тут думать?
-- А школа?
--А, что школа? Ты сама говоришь, что в школе – чужая. Зачем тебе такая школа? Тут тебя всему научат. Правда, немного не тому, чему в школе учат, но ничего криминального. Будешь мне на хозяйстве помогать. Правда заработать иногда надо будет, но я думаю от тебя не убудет?
-- Я, подумаю, - сквозь сон сказала Ольга, чай оказался таким сонным, что девушка не дошла до кровати, а уснула прямо за столом….

Вот уже две недели Оля живет у тети Наташи. Не слишком тяжелой была повинность, которую на Олю – Настю возложила хозяйка. Надо было всего похлопотать у плиты, три раза в день приготовить кормежку всем домочадцам и многочисленным гостям, убираться в трехкомнатной квартире, вот и все. Ольга легко и непринужденно выполняла возложенную на нее обязанность. Все тоже она делала у бабульки, и в том же объеме. С той разницей, что здесь на нее никто не кричал и не пытался указывать, что Оленьке делать в тот или иной миг. И жизнь у тети Наташи Оленьке нравилась. Она отринула от себя заботы недавнего прошлого. Никто не дразнился, никто не говорил плохих слов, никто, даже намеком, не напоминал о том, что мама сидела. Оля привыкла к гостям, приходившим к тете Наташе, к мужикам с чисто уголовной печатью. Ей было совершенно безразлично, кто приходил, да и зачем. Вот только за две недели ни разу не приходил Вольдемар. Не сказать, что девочка скучала по нему, не появился бы он ни разу, Ольга бы не сильно расстроилась. Одно только мешало полному счастью. Ольга была хорошей ученицей, окончить десятый класс без одной тройки, это что-то значило. В общем Оля скучала по школе.
А тем временем выпал снег. Он выпал еще до Покрова, и хотя по приметам говорят, что зима наступит еще не скоро , она не заставила себя ждать. Еще осень не оголила березы и клены, а снег выпал. Он летал крупными снежинками. Нагло ложился на неопавшую листву. Лежал на балконах и крышах домов. Заметал тропинки и дорожки в парке. Ольга бегала в магазин за продуктами, пробегала через двор по снегу, радуясь зиме. Грязи будет меньше, не так часто нужно пол мыть. Выйдя из гастронома, Ольга заметила трех парней криминальной наружности, упорно шагавших за ней. Девушка ускорила шаг, парни пошли еще быстрее. Ольга побежала, уже не сомневаясь, что они шли именно за ней. Как метеор она проскочила три этажа и позвонила в двери, еще до того как парни зашли в подъезд. Тетя Наташа встревожено открыла дверь и, успокаивая погладила девочку по волосам. Но Оленька никак не могла овладеть собой. Нервы были взвинчены до предела. Девочка глубоко дышала и никак не могла сбить напряжение. Ничего страшного не произошло. Они отстали. Не срабатывало самовнушение, и не сработало, потому что через несколько минут послышался мелодичный звук дверного звонка." Это они", -- только и могла подумать Оля.
-- Настенька, милая! Помоги мне! – проговорила от входной двери тетя Наташа. Ольга прошла на кухню и окаменела. Двое парней, те что шли за ней , обнимались с хозяйкой. Может ничего страшного не произошло. Может быть надо всего, как обычно, покормить их, развлечь рассказами. Может ничего страшного не произойдет. Ну и что, смотрит один из них на Олю, словно раздевает ее. Ну и что. Я могу постоять за себя. Я сильная.

Ольга, как обычно поставила на плиту жареную картошку, погреть. Достала чугунок с мясом, тот еще теплый, завернутый в полотенце. Пронесла через всю кухню под взглядом парня. Ольга, хоть и была одета в теплые колготы и толстый свитер грубой вязки, чувствовала себя совсем обнаженной под его назойливым и бесстыдным взглядом. А поэтому она поторопилась уйти из кухни, после того, как поставила на стол приборы. Как по мановенью волшебной палочки на столе появилась водка и под подбадривающие возгласы тетя Наташа разлила содержимое в рюмки.

Ольга спряталась в дальнюю комнату. Зачем ей нужны сомнительные знакомства, причем с этими, уж явно с криминальными личностями. Сидя на диване, Оленька задремала. Проснулась от громкого разговора. Ребята, уже хорошо разгоряченные водкой, переместились к ней в комнату. Оля проснулась, но сделала вид словно спит. Из разговора парней с тетей Наташей, она поняла, что ребята хотели взять кого-то, а хозяйка была против их идей. Она говорила, что это собственность Володи, и она не советует никому ее трогать. Но ребята были пьяны, в том состоянии, когда душа не принимает отказа. Вдруг Оля поняла, что разговор идет про нее, слишком близки были ребята, а один даже сел у нее в изголовье, и прикоснулся к ее волосам. Оля встрепенулась и выпрямилась, но было поздно. Она оказалась зажата между двумя плечистыми и сильными ребятами.

-- Но-но! Не надо сопротивляться! Успокойся! Мы сейчас возьмем тебя вдвоем и уйдем, - говорил один, который сидел в голове. Он взял ее лицо в свои ладони и поднес к своему лицу.
-- Не надо! Я не хочу! Вы не можете!
--Надо, сладкая. Мы все можем. Нам все дают, - он подарил ее губам жаркий поцелуй. Оля сопротивлялась. Она крутила головой, не давалась его губам. Ругалась, просила его отпустить ее, умоляла. В какой-то момент она поняла, что второй парень не просто так сидит в ногах. Он, пока она боролась с хулиганом за чистоту своих губ, занимался ее ногами. Ольга так и не поняла в какой миг с нее ног сползли колготки, оголив ее ноги. Собрав все силы девочка рванулась, ей удалось сесть, и она потянулась за колготками. Тут же получила сильный удар в лицо и снова откинулась в плен первого насильника. Тот, пользуясь потерей ориентации девочки, впился в ее губы, его язык проник в рот и начал обследование крепости ее зубов. Ольга задыхалась, она уже плохо понимала, что с ней и зачем это нужно. Толстый, грубый свитер, последний бастион чести, пал под блуждающими руками первого парня. Ее объект гордости, крупные налитые грудки освободились от одежды. Они, словно сами направились к его рту, прижались к его губам. Оля уже не сопротивлялась, она от страсти мотала головой из стороны в сторону, стонала и приговаривала.
-- Не надо! Пожалуйста, не надо! Ну пожалуйста. Ой! Не на – до…
Оля охала и ахала, особенно в тот момент, когда насильник больно прикусывал ее соски. А второй…. Второй изучал ее бедра от коленок доверху, до трусиков. Изучал изгибы внутренней части бедра. Вот его рука дотронулась до трусиков. Олю невольно напряглась, с губ вырвался дикий стон, тело прошила нервная дрожь. На какой-то миг Оленька потеряла сознание.
Когда Оля очнулась, картина поменялась. Парень, который терзал ее грудь, на коленях спешил из комнаты, прикрывая разбитую голову и теряя капли крови. Второй в трансе сидел у нее в ногах, безуспешно прикрывая ее ноги.
--Я…. Я не причем! Это Васька. Говорит, давай возьмем ее. За нее никто не защитится. Я ей ничего не сделал. Васька говорит: « Ты только подержи ее. Я сам все сделаю». Да он ничего и не успел. Ты, Володя, как ветер ворвался.
Оля повернула голову в сторону своего спасителя. Это был Вольдемар. Ее Вольдемар. Он подошел к девочке, неодобрительно посмотрел на нее обнаженное тело, скривившись каким-то своим мыслям, и бросил на нее колготки и свитер.
-- Прикройся, глупая!- потом, пройдя по дому и вернувшись к одетой уже девушке. – И вообще одевайся. Пойдем со мной. Тебе тут оставаться опасно.
Ольга пошла за Вольдемаром

Три дня она живет у Вольдемара. Три дня не тревожной и спокойной жизни. Вольдемар уходил рано утром, говорил , что на работу, и появлялся поздно к вечеру. Приходил он уставший и довольный. Перекусывал тем, что приготовила Оля, не вредничал. На вопросы девочки отвечал односложно, да или нет, про свои планы не говорил ничего. Только один раз ответил обширно и внимательно осмотрел Олю. Когда девочка заявила, что она скучает по школе, она хочет в свой класс, к своим учителям, то Вольдемар надолго замолчал, но потом сказал, что постарается, что поговорит с учителями, с директором. Что он попытается сделать все, чтобы ее не ругали. Вот именно в тот момент у Оли зародилось первое подозрение - Вольдемар не тот человек, за которого он выдает себя. Что ему, конечно, не девятнадцать лет, и даже не двадцать пять, а много больше. Но пусть он был старше и намного, но он был такой очаровашка, так много знал и жалел Ольгу, и оберегал ее. И если бы, не желание увидеть бабульку и школьных товарищей, ни это непреодолимое желание, то она бы согласилась жить у Вольдемара вечно. Но желания у Ольги всегда были на первом месте, и поэтому, и только поэтому, когда скрипнула дверь и на пороге хибары Вольдемара возник дядя Миша, Оля уже не сомневалась, что пересилит весы ее дум.

Только так не думал Вольдемар. Он в свойственной ему манере закрыл девочку своим телом, и безапелляционным голосом заявил, что она его девушка, и она никуда не пойдет.
--Володя, ну ты и фрукт! – сказал дядя Миша. – Если ты меня не помнишь, не помнишь свое прошлое, то не порти хоть жизнь маленькой девочке. Если ты не помнишь, я тебе могу напомнить!
И они вышли на улицу. Ольга задумалась. Откуда дядя Миша знает Вольдемара. Он назвал его Володей, так же как и ребята – насильники. Ну ладно, дядя Миша его знает, но почему он портит мне жизнь. Он же мне ничего плохого не сделал, наоборот, спас ее от насильников. И вообще он такой – душка. Ладно я соскучилась по школе, по нашим ребятам по городку. Соскучилась по бабульке, хотя не знаю как я прощу ее. Потом Вольдемар, хоть он и старше ее, но зато не пожирает ее глазами, как все молодые парни. Исключением является, пожалуй, один Сережка Весенин, но вообще он исключительный. Но что-то долго беседуют на крыльце дядя Миша с Вольдемаром. Надо сходить, как бы чего не случилось. Ольга собралась выбежать, даже сделала шаг к двери, как дверь отворилась запустив обоих мужчин.
--Оленька, собирайся. Нагулялась. Тебя бабулька дома ждет. Собирайся.
-- Я к бабульке не пойду. Не могу.
-- А в школу? Там тоже тебя ждут.
--В школу пойду.
-- Ладно, девочка. Я сейчас решу все , как ты хочешь. А ты пока подумаешь. А сейчас собирайся. Пойдем. Я тебя на улице подожду.
И он вышел. Бесцеремонно, не ожидая ее ответа. Ольге хотелось пойти против своих желаний, против своих мыслей. А желание у нее было одно – пойти за дядей Мишей хоть на край света, куда бы он ни повел ее. И хотя нутро выступало против желания, побить свое эго не было сил, победил здравый смысл и Вольдемар, который на ее немой вопрос, пряча свое лицо, сказал.
-- Иди. Чего ты ждешь. Я тебя найду. Но пока иди….

Дядя Миша привез девочку не домой к бабульке. Приехали они к школе, в старые пятиэтажные дома. Поднялись на четвертый этаж и дядя Миша открыл дверь.
--Прошу.
Ольга с опаской переступила порог квартиры. Что это за квартира? Почему она раньше не знала про нее. Ходила в школу через двор этой пятиэтажки, знала двух девчонок из их класса, живущих здесь. Она знала, хорошо знала этот дом, но не знала, что у дяди Миши были ключи не просто от одной из квартир этого дома, а самой элитной и самой лучшей трехкомнатной квартиры. Но зачем дядя Миша привел ее сюда. Не узнав ли про ее злоключения и решив воспользоваться ее слабостью, привел ее в свою подпольную квартиру. Может он такой, как и все мужики, а им я знаю что надо от меня. Я ведь, уже не та дурочка, которую можно попользовать. Но дядя Миша прошел, не обращая внимания на опаску Ольги, в спальную, провел туда девочку и остановился на пороге.
--Оленька, девочка. Поживешь пока здесь. Вот твоя спальня. Вся квартира в твоем распоряжении. Не бойся, эта квартира законная. Моя квартира по закону. В свое время, всем участникам Афганской компании квартиры давали. Но сама понимаешь, четвертый этаж, бабульке была проблема подняться. Почему квартира пустует до сих пор? Просто, я ждал Маргаритку все это время. Предназначал квартиру ей, но видно не судьба.
--Но почему вы мне не говорили ничего про маму?
-- Не знаю, Оленька. Я понимаю бабульку. Она оберегала тебя от ошибок молодости. От ошибок, которые, как она считала, совершила твоя мама. Я не верю про все плохое, что говорят про нее. Я не знаю, Оля! Я пока не знаю! Но я узнаю, я близок к разгадке.
--Но, дядя Миша! Она сидит уже тринадцать лет.
-- Ну, девочка моя! Так бывает. В нашей жизни все бывает. Невиновный сидит, а самый настоящий убийца ходит на воле. И рассуждает, что он ни в чем не виноват.
-- Но дядя Миша, ты, ведь, знаешь больше, чем мне говоришь.
-- Знаю, маленькая? Наверное, знаю. Но, Оля! Я пока ни в чем не уверен. Когда буду знать наверняка, то тебя в неведении не оставлю.
Дядя Миша прошел к двери и собрался покинуть Олю. Ольга от неожиданности даже лишилась дара речи. Все так просто. Привел ее в квартиру, что-то хотел, а он собрался уходить, оставив ее одну в квартире.
« Я не поняла. Он серьезно. Решил подарить ей эту квартиру. Я дура. Самая последняя дура. Я думаю про него всякие гадости, а он…. Но почему? Почему он такой? Хороший. Я ведь никогда всерьез его не принимала. Считала – он подкаблучник. Не может принять самостоятельного решения. А он, вот стоит передо мной, подарил квартиру. Доверяет мне после всех моих злоключений, после всей моей дурости. Спасибо дядя Миша!»
-- Я не знаю, что у них произошло. Но я верю, что Маргарита ни в чем не виновата. И ты девочка верь, пожалуйста, - сказал и ушел, оставив девочку в раздумье.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

Сомнение МУДРОСТИ начало...

Михаил Сборщик

ДЕВОЧКА МОЯ

Комментарии