Не прошло и недели с тех пор, как коза Марфа вернулась в родное стойло, а в станице снова случилось чрезвычайное происшествие. На сей раз эпицентром событий стал дом урядника Афанасия.
Афанасий, как вы помните, был мужчиной серьёзным, но после истории с козой его авторитет слегка пошатнулся. Дабы вернуть себе былое величие, он выписал из города диковинку — самовар. Да не простой, а блестящий, пузатый, с витыми ручками и краником в виде резного петушиного гребешка. Поставил он его на самое видное место в горнице и каждый вечер собирал соседей на чай, дабы те дивились чуду техники и проникались уважением к его хозяину.
И вот, в один из таких вечеров, когда в доме собрались все главные лица станицы — дед Архип, бабка Фёкла и даже лесник Кузьма, зашедший за солью, — случилось страшное! Афанасий, разливая кипяток, по своему обыкновению завёл поучительную речь:
— Вот, глядите, соседи, как наука вперёд шагнула! Не то что ваши эти лучины да печки. Налил воды, кинул шишек — и вот тебе благодать, пар идёт, петушок поёт, ароматный дух плывёт...
И в этот самый момент самовар, доселе мирно пыхтевший, вдруг издал совершенно отчётливый, скрипучий, как несмазанная телега, голос:
— Не поёт, а кхе-кхе... страдает!
В горнице повисла мёртвая тишина. Все уставились на самовар. Афанасий застыл с чайником в руке. Первой опомнилась Фёкла.
— Кто это сказал? — прошептала она, крестясь.
— Шишками... подавился, — снова донеслось из медного нутра самовара.
Тут уж сомнений не осталось. Говорил самовар. То, что началось дальше, трудно описать словами. Бабка Фёкла взвизгнула и полезла под лавку, бормоча молитвы. Дед Архип выронил баранку и стал пятиться к двери, нащупывая на поясе несуществующую шашку. Лесник Кузьма, человек суровый, лишь крякнул и покрепче сжал в кулаке мешочек с солью — известное средство от нечисти.
Один лишь урядник Афанасий, бледный, как полотно, пытался сохранить лицо.
— Это... это акустический эффект! — дрожащим голосом заявил он. — Пар выходит, в трубе резонирует... физика!
— Какая ещё физика?! — донеслось из самовара. — Ты мне в нутро сапог грязный кинул вместо щепок! Думаешь, мне приятно?!
Все посмотрели на Афанасия. Тот покраснел до кончиков ушей. Действительно, вечером, впопыхах, он по ошибке сунул в топку старый, растрескавшийся детский сапожок, валявшийся у печки.
— Так вот, в чём дело! — просиял дед Архип, вылезая из-за двери. — В нём душа сидит! Душа того, кто сапожок носил! Бесприютная!
— Да не душа я! — обиженно проскрипел самовар. — Я домовой ваш, Фролушка! Меня в этом сапоге старые хозяева из избы вынесли, а этот, с усами, — самовар кивнул краником на урядника, — в огонь упечь хотел! Вот я в него и вселился! Временно! Тут хоть тепло и вид на вас на всех хороший. Сидите тут, чай пьёте, а у меня в подполе мыши пешком ходят! Новость о том, что в доме урядника завёлся говорящий домовой, да ещё и поселился в самоваре, облетела станицу быстрее, чем дым из банной трубы. К вечеру следующего дня у дома Афанасия собралась толпа, жаждущая узреть чудо. Афанасий, скрепя сердце, превратил свою горницу в некое подобие приёмной. Домовой Фролушка, освоившись в своей новой медной резиденции, оказался существом на редкость общительным и вредным. Он комментировал всё, что происходило в доме. Когда жена Афанасия, Марья, мела пол, самовар скрипел: «Не туда метёшь, под лавкой паутина с кулак!». Когда сам урядник пытался читать газету, Фролушка бубнил: «Опять врёте, в газетах ваших! У нас в подполе новости и то правдивее будут!».
Но настоящий переполох начался, когда к домовому потянулись ходоки. Первой пришла бабка Фёкла.
— Фролушка, миленький! — заворковала она, ставя рядом с самоваром блюдечко с молоком. — Подскажи, куда я очки свои запропастила? Третий день, как слепая курица, хожу!
Самовар попыхтел, подумал и выдал:
— А ты, старая, в квашне с тестом посмотри. Ты ж вчера пироги пекла, да туда их и уронила. Теперь у тебя будут пироги с диоптриями.
Фёкла ахнула и побежала домой. Через пять минут она вернулась с очками, перепачканными в тесте, и низко поклонилась самовару. Авторитет Фрола взлетел до самых облаков. К нему потянулись и другие: кто спрашивал про потерянную овцу, кто про неверного мужа, а кто и просто — какая завтра будет погода. Фролушка стал местным оракулом. Афанасий же из грозного урядника превратился в секретаря при самоваре. Он записывал часы приёма, следил, чтобы в самовар вовремя подливали водички для «поддержания пара», и отгонял особо назойливых просителей. Но однажды утром случилось непоправимое. В станицу приехал из города племянник деда Архипа, студент-технарь по имени Петя. Услышав про говорящий самовар, он лишь хмыкнул.
— Ерунда это всё и суеверия! — заявил он. — Нет никаких домовых. Это, скорее всего, акустический резонанс, вызванный уникальной формой топки и скоплением сажи. Сейчас мы его научным методом почистим!
И, не слушая воплей Афанасия и Архипа, этот деятель науки схватил ершик для чистки труб, засунул его в самовар и несколько раз хорошенько там всё проскрёб. Из самовара вылетело облако сажи с кашлем и тот самый злополучный детский сапожок.
— Вот и вся ваша мистика! — гордо заявил Петя, отряхивая руки.
Вместе с голосом домового Фрола из станицы ушла вся магия. Бабка Фёкла снова потеряла очки, у кого-то опять пропала курица, а погода испортилась вопреки всем прогнозам. Афанасий сидел у своего молчаливого, идеально чистого, но совершенно бесполезного самовара и горько вздыхал. Наука победила, но от этой победы всем почему-то стало очень тоскливо.
ПЕРОМ И СЕРДЦЕМ
Небылицы станицы. Самовар-оракул.
Афанасий, как вы помните, был мужчиной серьёзным, но после истории с козой его авторитет слегка пошатнулся. Дабы вернуть себе былое величие, он выписал из города диковинку — самовар. Да не простой, а блестящий, пузатый, с витыми ручками и краником в виде резного петушиного гребешка. Поставил он его на самое видное место в горнице и каждый вечер собирал соседей на чай, дабы те дивились чуду техники и проникались уважением к его хозяину.
И вот, в один из таких вечеров, когда в доме собрались все главные лица станицы — дед Архип, бабка Фёкла и даже лесник Кузьма, зашедший за солью, — случилось страшное! Афанасий, разливая кипяток, по своему обыкновению завёл поучительную речь:
— Вот, глядите, соседи, как наука вперёд шагнула! Не то что ваши эти лучины да печки. Налил воды, кинул шишек — и вот тебе благодать, пар идёт, петушок поёт, ароматный дух плывёт...
И в этот самый момент самовар, доселе мирно пыхтевший, вдруг издал совершенно отчётливый, скрипучий, как несмазанная телега, голос:
— Не поёт, а кхе-кхе... страдает!
В горнице повисла мёртвая тишина. Все уставились на самовар. Афанасий застыл с чайником в руке. Первой опомнилась Фёкла.
— Кто это сказал? — прошептала она, крестясь.
— Шишками... подавился, — снова донеслось из медного нутра самовара.
Тут уж сомнений не осталось. Говорил самовар. То, что началось дальше, трудно описать словами. Бабка Фёкла взвизгнула и полезла под лавку, бормоча молитвы. Дед Архип выронил баранку и стал пятиться к двери, нащупывая на поясе несуществующую шашку. Лесник Кузьма, человек суровый, лишь крякнул и покрепче сжал в кулаке мешочек с солью — известное средство от нечисти.
Один лишь урядник Афанасий, бледный, как полотно, пытался сохранить лицо.
— Это... это акустический эффект! — дрожащим голосом заявил он. — Пар выходит, в трубе резонирует... физика!
— Какая ещё физика?! — донеслось из самовара. — Ты мне в нутро сапог грязный кинул вместо щепок! Думаешь, мне приятно?!
Все посмотрели на Афанасия. Тот покраснел до кончиков ушей. Действительно, вечером, впопыхах, он по ошибке сунул в топку старый, растрескавшийся детский сапожок, валявшийся у печки.
— Так вот, в чём дело! — просиял дед Архип, вылезая из-за двери. — В нём душа сидит! Душа того, кто сапожок носил! Бесприютная!
— Да не душа я! — обиженно проскрипел самовар. — Я домовой ваш, Фролушка! Меня в этом сапоге старые хозяева из избы вынесли, а этот, с усами, — самовар кивнул краником на урядника, — в огонь упечь хотел! Вот я в него и вселился! Временно! Тут хоть тепло и вид на вас на всех хороший. Сидите тут, чай пьёте, а у меня в подполе мыши пешком ходят!
Новость о том, что в доме урядника завёлся говорящий домовой, да ещё и поселился в самоваре, облетела станицу быстрее, чем дым из банной трубы. К вечеру следующего дня у дома Афанасия собралась толпа, жаждущая узреть чудо. Афанасий, скрепя сердце, превратил свою горницу в некое подобие приёмной.
Домовой Фролушка, освоившись в своей новой медной резиденции, оказался существом на редкость общительным и вредным. Он комментировал всё, что происходило в доме. Когда жена Афанасия, Марья, мела пол, самовар скрипел: «Не туда метёшь, под лавкой паутина с кулак!». Когда сам урядник пытался читать газету, Фролушка бубнил: «Опять врёте, в газетах ваших! У нас в подполе новости и то правдивее будут!».
Но настоящий переполох начался, когда к домовому потянулись ходоки. Первой пришла бабка Фёкла.
— Фролушка, миленький! — заворковала она, ставя рядом с самоваром блюдечко с молоком. — Подскажи, куда я очки свои запропастила? Третий день, как слепая курица, хожу!
Самовар попыхтел, подумал и выдал:
— А ты, старая, в квашне с тестом посмотри. Ты ж вчера пироги пекла, да туда их и уронила. Теперь у тебя будут пироги с диоптриями.
Фёкла ахнула и побежала домой. Через пять минут она вернулась с очками, перепачканными в тесте, и низко поклонилась самовару. Авторитет Фрола взлетел до самых облаков. К нему потянулись и другие: кто спрашивал про потерянную овцу, кто про неверного мужа, а кто и просто — какая завтра будет погода.
Фролушка стал местным оракулом. Афанасий же из грозного урядника превратился в секретаря при самоваре. Он записывал часы приёма, следил, чтобы в самовар вовремя подливали водички для «поддержания пара», и отгонял особо назойливых просителей.
Но однажды утром случилось непоправимое. В станицу приехал из города племянник деда Архипа, студент-технарь по имени Петя. Услышав про говорящий самовар, он лишь хмыкнул.
— Ерунда это всё и суеверия! — заявил он. — Нет никаких домовых. Это, скорее всего, акустический резонанс, вызванный уникальной формой топки и скоплением сажи. Сейчас мы его научным методом почистим!
И, не слушая воплей Афанасия и Архипа, этот деятель науки схватил ершик для чистки труб, засунул его в самовар и несколько раз хорошенько там всё проскрёб. Из самовара вылетело облако сажи с кашлем и тот самый злополучный детский сапожок.
— Вот и вся ваша мистика! — гордо заявил Петя, отряхивая руки.
Афанасий забросал в самовар свежих шишек, раздул огонь, налил воды... Самовар запыхтел, зашипел, но... молчал. Он молчал мёртвым, медным молчанием. Голос пропал.
Вместе с голосом домового Фрола из станицы ушла вся магия. Бабка Фёкла снова потеряла очки, у кого-то опять пропала курица, а погода испортилась вопреки всем прогнозам. Афанасий сидел у своего молчаливого, идеально чистого, но совершенно бесполезного самовара и горько вздыхал. Наука победила, но от этой победы всем почему-то стало очень тоскливо.
© Юлия Буртовая
№369177 от 18.10.2025
#ЮлияБуртовая
#небылицы_станицы