Я ведь взрослая, мама, а понять никак не могу,

Как они говорят «люблю», а потом касаются чужих губ.
Как кладут телефоны при встрече вниз экранами,
те, что клялись жизнью в верности пса,
Как они прячут обручальные в карманы,
Как у них на безымянном остаётся белая полоса.
Как все доступное и пустое для них оказывается заманчивей
родных до боли глаз, нежных рук, тёплых объятий?
Как распознать этих монстров в любимых мальчиках,
до того,
Как они превратятся в предателей?
Как за обличием человека в них скрывается сущность зверя?
Как эти монстры целуют в лоб, шепчут: «люблю»,
Как они умудряются вторить: «верь мне»,
А оказывается, что слова их равны нулю.
Как им спится, мама, как их совесть ночами не воет?
Как им лезет в рот кусок пищи, мама, скажи, а главное,
Как они ломают в их любящих чистое и живое,
Почему они думают, что имеют на это право?
Почему их тянет, мама, в разврат и гулянство?
Как они пишут «доброй ночи» и уходят к тем, с кем не до сна,
Неужели, мама,
они ни капельки не боятся
перепутать ночью имена?
Как они кормят своих женщин тысячей обещаний,
А ведь женщины, мама, вообще ничего не прощают,
Если вдруг учуяли свою собственную ненужность,
И в кармане брюк внезапно нашли кольцо.
Та, что слабей,
будет годы плевать в приготовленный ему ужин,
Та, что сильней,
однажды уходит,
плюнув ему в лицо.
Аня Захарова